Текст книги "Код операции - ''Тарантелла''. Из архива Внешней разведки России"

Автор книги: Лев Соцков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Человек из НКИДа

Богомолец все настойчивее требовал более регулярной информации от источника Беседовского в НКИДе. Он постоянно ставил этот вопрос перед Лаго, тот увертывался как мог, потому что ему неудобно было теребить своего начальника. К тому же если Беседовский не хочет раскрывать своего информатора, то это его право и с точки зрения безопасности человека в Москве такое поведение вполне объяснимо.

А Беседовский дает очередную информацию: «В Москве в части развития советско-американских отношений, оказывается, очень рассчитывали на Баруха – советника президента Рузвельта по финансовым вопросам. Его хорошо там знали, он недавно ездил в СССР, знаком с ходом выполнения пятилетнего плана и оказался заинтересованным в ряде сделок по линии Амторга. Собственно, на это, по мнению источника, и надеялись. Однако выяснилось, что в окружении президента есть человек, который будет препятствовать советской “игре” в Америке. Им оказался полковник Леман, старый знакомый большевиков. Выходец из юго-западного района России, он хотел после революции вывезти свою семью в Соединенные Штаты, но “Интуриста” еще не было, и получить разрешение на выезд было чрезвычайно сложно. Тогда он проехал в Бессарабию и с помощью контрабандистов вызволил своих родственников».

Эти сведения Богомолец попридержал, дожидаясь следующего поступления, ему хотелось иметь солидную информацию по такой серьезной проблеме, как советско-американские отношения, которая в ориентировке штаб-квартиры фигурировала как одна из приоритетных.

Лаго докладывал в Центр, что вопрос о человеке Беседовского в НКИДе становится все более неудобным для него, причем сообщения Беседовского по вопросам советско-американских отношений как раз привлекали наибольшее внимание штаб-квартиры СИС. Там особенно интересовались всем, что было связано с возобновлением переговоров о признании СССР Соединенными Штатами. Богомолец буквально «сел» на него, требуя регулярной информации от человека из НКИДа, которого сам Беседовский и с его подачи Богомолец закодировали как «Папаша», узнав, что так в кулуарах Наркомата иностранных дел звали Литвинова.

Выдержав паузу, Беседовский представил очередную информацию. Его доверенное лицо сообщало, что со времени поражения Гувера на президентских выборах 1932 года Москва стала активно интересоваться перспективой своих отношений с американцами. Избрание Рузвельта было расценено советскими внешнеполитическими экспертами как симптом грядущего обострения отношений Соединенных Штатов с Японией и даже вполне вероятного в обозримом будущем военного конфликта между ними. Именно в таком духе были разосланы ориентировки в советские полпредства за рубежом, откуда, собственно говоря, источник и знает о существе дела. По его оценке, Москва учитывает настроения влиятельных членов демократической партии, которые, как предполагается, будут иметь вес в президентской администрации.

Начались сложные переговоры о советских закупках в Америке больших партий пшеницы на условиях долгосрочного кредита. Зерно должно быть загружено на суда и доставлено в основном в советские тихоокеанские порты. Руководитель советской делегации на переговорах Межлаук дал понять, что это зерно предназначено для создания неприкосновенного запаса на случай возникновения вооруженного конфликта на Дальнем Востоке.

Американцы якобы добиваются концессии на оборудование коммерческой авиабазы на Камчатке. Русские на это не идут, указывая на то, что подобный шаг неизбежно был бы расценен японцами как вызов и означал бы военный конфликт СССР с Японией, к которому Москва не готова, ибо не имеет достаточных финансовых и продовольственных резервов. Если американцы предоставят таковые, то советская сторона сможет изменить свой тон в отношениях с Японией.

Копии этих сообщений А/243 передал при личной встрече работнику советской разведки, и они были направлены в Центр.

После этого дело с работником НКИДа заглохло, несмотря на все усилия Богомольца. Беседовский говорил, что не может понять, чем вызвано молчание его источника, хотел послать связника. Богомолец понимал, что ничего подобного он не сделает, никаких связников у него нет и надо рассчитывать на свои возможности. Он решился вопреки прежней договоренности с Лаго на личный разговор с Беседовским.

Когда Богомолец заговорил с Беседовским о «Папаше», тот подтвердил, что это его старый приятель, работающий в НКИДе. После своего разрыва с большевиками Беседовский продолжал поддерживать с ним связь, с оказией посылал ему письма, но сейчас переписка прервалась. Беседовский объясняет это тем, что его друг просто опасается за свою судьбу, да, очевидно, и не видит смысла во всем этом деле, за которое он ведь ничего не получает. Ему, надо это признать, были обещаны деньги, но их нет, и обещание, таким образом, исполнено не было. А может быть, у него есть и другие причины молчать.

На вопрос Богомольца, что надо сделать, чтобы восстановить связь с «Папашей», Беседовский ответил, что, по-видимому, надо послать к нему доверенное лицо с его, Беседовского, письмами и таким образом попытаться восстановить работу. Конечно, он не может гарантировать того, что «Папаша» не отошел от сотрудничества, по-человечески его можно понять. Ходить по краю пропасти не каждый согласится. А весьма возможно, что-то случилось. Из Москвы все время идет информация об усилении режима секретности в учреждениях, и люди откровенно испытывают страх перед организацией с названием из четырех букв, как именуют ОГПУ.

Стали перебирать, кого можно было бы послать с такой ответственной миссией в Москву, но это был фактически беспредметный разговор. У Беседовского, как и следовало ожидать, таких людей не оказалось, а раскрывать своих Богомолец все же опасался. Ему необходимо было посоветоваться с Гибсоном.

В Центре решили, что пока Беседовский ограничивается получением эпизодической информации от своего источника в НКИДе, это было приемлемо. Но теперь Богомолец, выполняя указания штаб-квартиры СИС, добивается от Беседовского регулярного, лучше еженедельного, информирования. Все это связано со слишком большими издержками, в том числе и с возможностью расшифровки СИС этого канала, к которому, так уж получилось, оказался причастным и Лаго. Придется эту линию свернуть, чтобы не ставить под удар тех, чье положение было более или менее прочным.

Беседовский, как он признался Лаго, окольными путями узнал, что его информатор ушел со службы в НКИДе и уехал по партнабору на большую должность в Сибирь. Он лично полагает, что его приятель просто не выдержал нервного напряжения и, опасаясь разоблачения своего пособничества эмигрантской организации, решил исчезнуть. Лаго рассказал об этом Богомольцу, который, естественно, встретил весть очень раздраженно, так как живо представил себе реакцию штаб-квартиры. Но ничего не поделаешь. Подозревать Беседовского в какой-то игре оснований не было.

Сам же автор неудачной комбинации стремился не потерять полезного для него во всех отношениях контакта с Богомольцем и по возможности компенсировать потерю человека из НКИДа. Он сообщил, что у него вскоре может появиться возможность получать копии секретных документов из советского полпредства в Париже. Как ни был Богомолец разочарован поворотом дела с «Папашей», но все же решил выслушать Беседовского.

Разговор состоялся в присутствии Лаго, и он подробно доложил о нем в Центр.

Беседовский рассказал, что во время службы в Наркоминделе ему часто приходилось бывать в спецотделе, который занимается обработкой секретной почты из посольств и миссий. Там он познакомился со старшей группы стенографисток, а через нее – с машинисткой этого отдела. Ее фамилию он сейчас называть не хотел бы. В полпредстве она уже около двух лет. Когда ее посылали в Париж, то обещали, что она будет старшей. Но посол не захотел расставаться с прежней работницей и добился продления ее командировки. Даме пришлось смириться с этим. По поручению пресс-атташе она иногда посещает книжный магазин Поволоцкого, где он, Беседовский, с ней случайно встретился. У нее свой взгляд на жизнь, она любит шелк, хорошие духи и тому подобное. Встречался с ней несколько раз в городе, гуляли, один раз посидели в кафе. Небольшие знаки внимания принимает охотно, считает его, видимо, состоятельным человеком. На просьбу о передаче копирок, которую объяснил желанием быть в курсе посольских дел, реагировала напряженно, но все же согласилась. Такое ощущение, что у мадам какая-то раздвоенность. Подсознательно все еще воспринимает его как сотрудника посольства. На первой переданной ею копирке был отпечаток письма о встрече в полпредстве с французскими промышленниками. Потом были письма об отпуске посла и изменении графика приезда дипкурьеров.

Богомолец спросил, как обстоит дело с поступающими в полпредство ориентировками по вопросам внешней политики и внутренней жизни страны. На это Беседовский ответил, что все партийные документы идут через парторганизацию, которая официально именуется землячеством. В эту сферу дама проникнуть не может.

Что касается информационных сводок, продолжал Беседовский, которые регулярно получает посол, то доступ к ним она может получить только в том случае, если удастся завязать связь с шифровальщиком, который заведует и диппочтой. Но для этого надо платить не менее трех тысяч франков, то есть столько, сколько она сама сейчас зарабатывает. У нее, хотя она далеко не красавица, есть ухажеры получше, чем шифровальщик, и нужна «компенсация».

Беседовский еще долго распространялся по поводу машинистки, говорил, что у шифровальщика жена, как он выразился, стерва и тот рад-радешенек задержаться на работе, что частенько и делает. Он наверняка отреагирует на доброжелательность незамужней сотрудницы, и тогда она легко получает доступ к помещению, где шифровальщик работает с диппочтой. Собеседник из всего сказанного должен был сделать вывод, что Беседовский прекрасно осведомлен о взаимоотношениях в полпредстве и вообще в курсе кадровых перемещений и назначений как в посольстве, так и в торгпредстве. Но Богомолец был достаточно опытен, чтобы, несмотря на определенную надежду, которую он возлагал на Беседовского, внутренне признать, что дело с машинисткой, по-видимому, бесперспективное. Оно интересовало его только в одном аспекте.

Поскольку, как понимал Богомолец, обсуждается вопрос о его переезде в Париж на постоянную работу, приобретение через Беседовского источника в советском полпредстве может сыграть свою роль. Он откровенно поделился этими соображениями и с Лаго. Тот ответил, что со своей стороны был бы очень рад переезду его, Богомольца, в Париж, однако, учитывая неопытность Беседовского в вербовочных делах, сильно сомневается в успехе.

Богомолец попросил Беседовского не порывать отношений с дамой, которую тут же для последующей переписки закодировал как «Дактило». Возможно, он подберет агента, который сумеет установить с ней близкие отношения, а там видно будет.

Богомолец переехал в Париж. Штаб-квартира наконец-то, к великой радости его супруги, приняла решение о его переводе. А вот с «Дактило» ничего не вышло. Кстати, обе эти истории, с «Папашей» и машинисткой, выгодно подчеркнули уровень работы Лаго. Он «предъявил» свои источники Богомольцу, при желании тот сам мог с ними связаться. Это оценили и в штаб-квартире СИС.

Барышня и военлет

Богомолец долго не верил, что Бигорова, работавшая переводчицей в Наркомате внешней торговли, «красавица», как он ее несколько иронично называл, может оказаться полезной. Но Лаго, не выказывая навязчивости, время от времени упоминал, что связь с ней не порывает. Он уверен, что при ее желании работать толк будет. Богомолец не возражал, но и не проявлял никакого интереса. Поэтому он, не пропустив мимо ушей очередное сообщение Лаго об усилиях агентессы, внешне не акцентировал на нем внимания. А Лаго сказал, что в компании Бигоровой появился военный летчик, служивший еще в авиации старой армии, – некто Княжин. Человек с прекрасным техническим образованием, эрудирован и, судя по тону письма дамы, под стать этому и его внешние данные. Все вместе плюс староофицерская галантность – цветы, комплименты, целование ручки, очевидно, тронули сердце переводчицы.

Как докладывал Лаго, у молодых людей много общего в судьбе. Посудите сами, говорил он Богомольцу:

«Она дочь известного армавирского богача, отец в эмиграции. Была замужем за офицером-контрразведчи-ком, сыном генерала, расстрелянного большевиками. Хороша собой, высокого роста, блондинка. Работает во Внешторге, проживает в Замоскворечье по Валовой улице, в доме номер 26. Познакомился с ней через свою сестру. Она охотно согласилась сотрудничать с русскими патриотами, вероятнее всего из материальных соображений. Ей обещано за труды ежемесячно 500 рублей и 50 долларов – это для покупок в Торгсине.

Княжин из дворянской семьи, в родственных отношениях с известным русским политическим деятелем, историком и публицистом Милюковым, крупной фигурой в эмиграции. Во время мировой войны после окончания школы военных летчиков Княжин начал службу в старой армии. Но обстоятельства сложились так, что в Гражданскую войну он оказался на стороне большевиков. За то, что скрыл, как тогда говорилось, свое буржуазное происхождение, уволили из Красной армии. В конце 20-х годов снова взяли на службу в ВВС РККА как высококвалифицированного летчика и специалиста по обслуживанию самолетов. Прикомандирован к Центральному аэрогид-родинамическому институту. Свои взгляды и убеждения скрывает, но от них не отказался».

Из отрывочных сообщений Бигоровой можно понять, что к ЦАГИ Княжин прикомандирован на время, у него немало знакомых среди специалистов авиапромышленности, в конструкторских бюро по авиастроению. Она плохо разбирается во всем этом, но ясно, что среди специалистов его ценят и с его мнением считаются. Это следует и из того, что у него были какие-то проблемы с советской властью. Он сам говорит об этом глухо, односложно и неохотно, и тем не менее его держат на работе, связанной, конечно, с секретами. Но она интуитивно почувствовала, что человек чем-то тяготится, одинок, ушел в себя, ему не с кем поделиться. Удалось расшевелить летчика, и стало понятно, что он скрывает свое истинное отношение к власти. Бигорова откликнулась на эти излияния, и они прекрасно поняли друг друга. Встретились не только мужчина и женщина, но и родственные души. Помогать борьбе соотечественников с большевиками – это их моральный долг и святая обязанность. Но как?

Это не проблема. Бигорова рассказала, что некоторым образом связана с определенными лицами в эмиграции, которые заинтересованы в поддержании контактов с думающими людьми в России. Не за горами большие события, и нужно быть к ним готовыми. Летчик сказал, что в общем-то он идею свержения режима разделяет, но что может для этого сделать – совершенно себе не представляет. Она ответила, что нужно будет посоветоваться со знающими и порядочными людьми там, в Париже. Так и сказала – в Париже, что вызвало на его лице еле заметную реакцию. Но женщины – народ наблюдательный. Может быть, у его высокоблагородия (так наедине она стала называть офицера) кто-то есть во Франции? Ведь Гражданская война разметала людей по всему свету, все может быть.

Да, есть. Дальний родственник Павел Николаевич Милюков, бывший министр иностранных дел во Временном правительстве.

Когда Лаго поделился с Богомольцем этими новостями, тот заинтересовался знакомым Бигоровой и попросил отреагировать на ее письмо.

Она радостно сообщила Княжину, что с такой родословной он желанный человек для русских патриотов за рубежом и они скоро дадут о себе знать. Вскоре ему было передано письмо, в котором патриоты-эмигранты спрашивают, готов ли он к посильному участию в подрыве советской власти и работе по консолидации оппозиционных режиму сил. Все было крайне расплывчато, а он хотел знать, какую организацию представляют его новые друзья. Те не преминули сообщить, что речь идет об организации «Борьба за Россию», хотя это мало что ему говорило: он в тонкостях эмигрантской жизни из своего далека не ориентировался. Убедило, когда ему намекнули, что его именитый родственник в курсе и одобряет поступок. Летчик стал настаивать на том, чтобы от Милюкова ему бьшо прислано письмо с подтверждением этого одобрения.

Богомолец не хотел преждевременно раскрывать свой явный интерес к летчику. Важно само его существование. Ему уже был дан псевдоним «Штурман». Терять такой ценный кадр тоже нельзя. Тогда Богомолец решает изготовить письмо Милюкова и переслать его «Штурману». Но тот может знать почерк родственника, в семейных архивах иногда хранится многое. А здесь ошибиться нельзя. Он просит Лаго достать образец почерка Милюкова, возможно, тот давал какую-либо рукописную статью для публикации, а если нет, то получить хотя бы записку от него. Но время шло, а подходящий случай так и не подвернулся.

По настоянию Богомольца летчику сообщили, что его родственника, вокруг которого слишком много глаз, втягивать в «дело» совершенно невозможно. Туда, в Совдепию, своим почерком такие люди, как Милюков, не пишут. Друзья заботятся о безопасности своего уважаемого соотечественника в Москве. Новый активист воспринял все это без особого восторга, но сотрудничать согласился. Просит прислать надежного человека и сообщить, что нужно подготовить к его приезду.

Выясняется при этом, что Княжин осведомлен не только в авиатехнике, но и разбирается в истории общественной мысли. Он разделяет взгляды Павла Николаевича о неискоренимой культурной отсталости России и обязательности для ее самоутверждения сильной и мудрой государственной власти. Ему близка мысль о грядущем перерождении пролетарской диктатуры, и он в меру своих сил готов способствовать этому.

Всю канитель, как выражался Лаго, знакомства Биго-ровой с летчиком он пересказал Богомольцу. Последний доложил наверх. Из штаб-квартиры получена санкция на дальнейшую работу с источником.

Следует поручить летчику то, что ему очень близко как специалисту по авиационной технике. Возможно, запросить более полные данные о состоянии советской авиации. Интерес представляют сведения о составе ВВС, уровне их оснащенности, типах самолетов, принятых на вооружение, конструкторских работах, летных кадрах. Чтобы как-то прикрыть вопросы чисто разведывательного характера, рекомендовано сообщить источнику, что в руководящих кругах эмиграции видят в красной авиации, учитывая необъятные просторы России, главное средство борьбы правящих кругов против восстания народа, на которое эмиграция очень рассчитывает.

К Княжину Богомолец направил того же связника, который вывез документы ВСНХ, то есть Поповских, он же агент ИНО «Вандерер». Богомолец очень сильно волновался и даже написал Лаго, что «молит Бога, чтобы девочка и штурман не оказались провокаторами, ибо послан очень верный и хороший человек». Выходило, что если бы курьер, на чей-то взгляд, был «не очень хорошим человеком», то на него можно махнуть рукой.

Таким образом, для получения разведывательной информации по советской авиации (конструкторские разработки, летные испытания, выпуск и эксплуатация самолетов, типы и характеристики боевых машин, стоящих на вооружении ВВС РККА) Богомолец по заданию СИС задействовал помимо Лаго военного летчика Княжина, «завербованного» Бигоровой, саму Бигорову, а также связника. Все четверо – секретные сотрудники ОГПУ. Поступавшие по этому каналу в Интеллидженс сервис сведения составлялись на Лубянке с участием компетентных ведомств и служб СССР.

В загранаппарат сообщается, что Княжин к приезду связника подготовлен: у него уже есть солидные дезинформационные материалы, а также копия «секретного» приказа по МВО, касающегося вопросов военно-технического характера. Продвижению этих материалов английской разведке в Центре придают большое значение. Теперь уже на Лубянке беспокоятся об успешном проведении всей комбинации. Резидентуре дается указание принять все возможные меры к наиболее точному выяснению места перехода связником советской границы и маршрута дальнейшего его следования, с тем чтобы избежать задержания его пограничниками. В противном случае все может сорваться, так как прохождение связника через контрольную точку строго оговорено по времени, и об этом Богомолец должен получить сигнал. Но все обошлось.

Весной 1933 года связник выполнил задание и благополучно возвратился, доставив серьезные «закрытые» материалы по советской авиации, за что тут же получил похвалу резидента СИС Гибсона.

В следующий раз на связь с летчиком пойдет другой связник, который также был в свое время перевербован ОГПУ и под псевдонимом «Маяк» фигурировал в докладной записке Сталину о деятельности английской разведки против СССР.

Богомолец, со своей стороны, призывает Лаго соблюдать в этом деле крайнюю осмотрительность для обеспечения безопасности источника. «Смотрите, – пишет он Лаго, – где у Вас хранятся записи с условиями встреч, помните, что ГПУ Вами очень интересуется». Он просит Лаго написать барышне (уже нет и следа иронии), поблагодарить за службу и сообщить, что с летчиком будут работать. Полезность и надежность ее самой сомнений не вызывают. «Надо будет послать ей некоторую сумму денег и какие-то знаки внимания, ну там парфюм, чулки, – подумайте сами», – говорит он Лаго.

Маленькие парижские сувениры через месяц она получила. Товарищ с Лубянки ее очень хвалил и позаботился о пригласительном билете для нее, любительницы театра, на генеральную репетицию балета «Пламя Парижа», который украсит репертуар Большого театра в новом сезоне.

Известие от летчика, пришедшее на условный адрес в Париже, весьма обрадовало Богомольца. Княжин сообщал, что у него есть новость, которая требует скорейшей передачи через связника. Ему предоставляется возможность сфотографировать документы военно-политического характера, а именно засекреченные стенограммы недавнего заседания Реввоенсовета. На нем с речью выступил Ворошилов, с докладами – Баранов, о плане развертывания авиапромышленности, и Алкснис, об использовании военно-воздушных сил во время войны. В общем это страниц 300 текста плюс разные схемы, так что потребуется фотоаппарат с достаточным запасом пленки.

Выполнение этой операции возможно, так как сотрудник, которому поручена работа с этими материалами, находится в отпуске, а Княжин временно замещает его. Агент подтверждал условия связи и просил дать знать о принятом решении.

Богомолец подумал, что в Лондоне будут довольны его новым приобретением. Упомянутые в тайнописном тексте лица занимали важные посты в СССР, и содержание их выступлений несомненно представляло разведывательный интерес. Баранов до последнего времени командовал военно-воздушными силами РККА, затем был назначен заместителем наркома тяжелой промышленности и одновременно руководителем авиационного главка, входил в состав ЦК ВКП(б). Алкснис сменил его на посту командующего ВВС, члена РВС страны.

Интеллидженс сервис поручила Богомольцу, учитывая ценность новых материалов от Княжина (они признаны достоверными, а источник – заслуживающим доверия), в очередной раз направить к нему связника. В поле зрения Богомольца как раз попал недавно перелетевший в Польшу на самолете Р-5 летчик одной из авиачастей ВВС РККА Кучинский. Собственно, об этом сообщили ему польские коллеги, сказав, что они пилота допросили и он им не нужен, может быть, сгодится Богомольцу. Тот поручил его одному из своих специалистов по ходокам. Доложили, что парень подходящий, но идти нелегально туда, откуда только что бежал, отказывается. Понятно, боится.

Информация об обработке людьми Богомольца Ку-чинского поступает в ОГПУ. Там были заинтересованы в возвращении беглеца как носителя сведений, составляющих военную тайну, и как человека, которого иностранные спецслужбы намеревались использовать в своих мероприятиях.

Новый приятель Кучинского, с которым он сошелся на мызе под Варшавой и которому признался, что его сватают на ходку домой, сказал, что дело стоящее. Он пойдет уже в третий раз и вот жив-здоров. «Сходишь разок, – убеждал он приятеля, – и будешь жить как у Христа за пазухой». Так Кучинский был направлен Богомольцем к его коллеге-авиатору в Москву. При переходе польско-советской границы Кучинский был убит, поскольку место его перехода установить не удалось, а пограничники действовали строго по инструкции.