355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Толстой » Полное собрание сочинений. Том 69. Письма 1896 г. » Текст книги (страница 16)
Полное собрание сочинений. Том 69. Письма 1896 г.
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 21:52

Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 69. Письма 1896 г."


Автор книги: Лев Толстой



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

149. Начальнику Иркутского дисциплинарного батальона
(Г. Ф. Козьмину).

1896 г. Октября 22. Я. П.

Милостивый Государь,

Не зная Вашего имени и отчества, не зная даже Вашей фамилии, не могу обратиться в Вам иначе, как этой холодной и несколько неприятной, отдаляющей людей друг от друга формулой: Милостивый Государь, а между тем я обращаюсь к Вам по делу самому задушевному и желал бы обойти все те внешние формы, которые разделяют людей, а напротив, вызвать в Вас к себе, если не братское отношение, которое свойственно людям иметь друг к другу, то по крайней мере уничтожить всё предвзятое, которое может быть вызвано в Вас моим именем. Я желал бы, чтобы Вы отнеслись ко мне и к моей просьбе, как к человеку, о котором Вы ничего не знаете ни хорошего, ни дурного, и обращение которого к Вам Вы готовы выслушать с доброжелательным вниманием.

Дело, о кот[ором] я хочу просить Вас – в следующем:

В Ваш дисциплинарный батальон поступили, или должны в скором времени поступить, два человека, присужденные бригадным Владивостокским судом к трем годам заключения. Один из них – крестьянин Петр Ольховик,1 отказавшийся исполнять военную службу, потому что он считает ее противною закону бога, другой – Кирилл Середа,2 рядовой, сблизившийся с Ольховиком на пароходе и, узнав от него причину его ссылки, пришедший к тем же убеждениям, как и Ольховик, и отказавшийся от продолжения службы. Я очень хорошо понимаю, что правительство, не выработав еще соответственного особенностям таких случаев закона, не может поступать иначе, как так, как оно поступило, хотя я и знаю, что в последнее время высшее правительство, внимание которого было обращено на жестокость и несправедливость наказания таких людей наравне с прочими военными чинами, озабочено тем, чтобы найти более справедливые и мягкие средства противодействия таким отказам. Я знаю также очень хорошо, что Вы, занимая Ваш пост и не разделяя убеждения Ольховика и Середы, не можете поступать иначе, как строго исполняя то, что Вам предписывает закон; но все-таки я прошу Вас, как христианина и доброго человека, пожалеть этих людей, виновных только в том, что они исполняют то, что они считают законом божиим, предпочтительно перед законом человеческим. Не скрою от Вас того, что я лично верю не только в то, что люди эти делают то, что должно, но что, и очень скоро, все люди поймут, что эти люди делали великое и святое дело. Но очень может быть, что такое мнение Вам кажется безумием, и Вы твердо уверены в противном. Я не позволю себе убеждать Вас, зная, что люди серьезные и Вашего возраста приходят к известным убеждениям не с чужих слов, а своей внутренней работой мысли. Одно, о чем я умоляю вас, как христианина, доброго человека и брата моего, и Ольховика, и Середы – как человека, ходящего под одним с нами богом и имеющего придти после смерти туда же, куда пойдем и все мы, умоляю Вас не скрывать от себя того, чем отличаются эти люди (Ольх[овик] и Сер[еда]), от других преступников, не требовать от них исполнения того, от чего они отказались раз навсегда, не искушать их, вводя их этим в новые и новые преступления и накладывая на них новые и новые наказания, как поступали с несчастным, возбудившим всеобщее сочувствие и в высших сферах, Дрожжиным,3 до смерти замученным в Воронежском дисциплинарном батальоне. Не отступая от закона и от добросовестного исполнения своих обязанностей, Вы можете сделать заключение этих людей адом и погубить их, можете и смягчить в значительной степени их страдания. Об этом я умоляю Вас, надеясь, что Вы найдете эту просьбу излишней и что ваше внутреннее чувство, прежде меня, уже склонит Вас к тому же.

Судя по тому месту, кот[орое] Вы занимаете, я полагаю, что Ваши взгляды на жизнь и на обязанности человека совершенно противоположны моим. Не могу скрыть от вас, что я считаю Вашу обязанность несовместимою с христианством и желаю Вам, как я желаю всякому человеку, освобождение от участия в таких делах. Но, зная все свои грехи и прежние и теперешние и все свои слабости и дела, сделанные мною, я не только не позволяю себе осуждать вас за Вашу должность, но питаю к Вам, как ко всякому брату по Христу, совершенное уважение и любовь.

Лев Толстой.

Адрес: Льву Николаевичу Толстому. Москва, Хамовники.

Очень буду благодарен Вам, если Вы ответите мне.

22 октября 1896.

Печатается по листам 108—110 копировальной книги. Впервые опубликовано в книге «Письма Петра Васильевича Ольховика, крестьянина Харьковской губернии, отказавшегося от воинской повинности в 1895 году, письмо Л. Н. Толстого и другие сведения, относящиеся к этому делу», изд. В. Черткова, Лондон, 1897, стр. 25—27.

Начальником Иркутской дисциплинарной роты (а не батальона) в 1896 г. был подполковник Георгий Федорович Козьмин.

1 О Петре Васильевиче Ольховике см. в письме № 27.

2 Кирилл Середа (р. 1875), крестьянин Сумского уезда Харьковской губ., принятый на военную службу в 1895 г. ; во время поездки на пароходе из Одессы во Владивосток познакомился с П. В. Ольховиком и, по прибытии во Владивосток, вместе с ним на учении отказался проходить военную подготовку. В июле 1896 г. был судим Владивостокским бригадным судом и вместе с Ольховиком осужден на три года службы в дисциплинарной роте.

3 Евдоким Никитич Дрожжин, сельский учитель, отказавшийся от военной службы в 1894 г. и умерший в Воронежской тюрьме. См. т. 87, стр. 213.

Ответа на письмо Толстой не получил. Это ходатайство Толстого за Ольховика и Середу «спасло их от телесного наказания и уменьшило их срок содержания». См. письмо Толстого к П. А. Буланже от 29 марта 1898 г., т. 71.

150. С. А. Толстой от 22 октября.

* 151. И. М. Трегубову.

1896 г. Октября 22. Я. П.

Дорогой друг Иван Михайлович.

Спасибо, что переслали мне письмо Дудченко1 и Ольховика.2 Надо, надо нам, несчастным, недостойным страданий за истину, делать всё, что мы можем, чтобы облегчить страдания достойных. Ольховик особенно трогает меня, и теперь особенно вместе с Середой. Если можно, пришлите мне все его письма.

Я написал прилагаемое письмо к начальнику дисциплинарного батальона,3 адресовав без имени и отчества и фамилии, не знаю, дойдет ли. Постараюсь найти кого-нибудь в Иркутске,4 и тогда буду просить.

Думаю о вас часто, всегда с любовью. Думал, читая вновь Шпира по-русски. Посылаю к Гроту,5 хорошо бы, если бы напечатать цензура не помешала бы.

Целуйте наших друзей.

У нас все по-старому, по-дурному, особенно во мне, хотя бы уж пора начать жить по-хорошему. В работе опять запутался.

Лев Толстой.

Письмо скопируется и пришлется завтра.

Печатается по машинописной копии. Датируется по содержанию.

1 Митрофан Семенович Дудченко (1867—1946), сочувствовавший взглядам Толстого, знакомый с ним с 1891 г.

2 Письмо Ольховика от 8 июля 1896 г. из Владивостока опубликовано в книге «Письма Петра Васильевича Ольховика», Лондон, 1897, стр. 19—20.

3 См. письмо № 149.

4 В Иркутске находилась дисциплинарная рота, куда для отбытия наказания были пересланы из Владивостока Ольховик и Середа.

5 Николай Яковлевич Грот (1852—1899), был в то время редактором журнала «Вопросы философии и психологии».

152. С. А. Толстой от 23 октября.

153. С. А. Толстой от 23 октября.

154. С. А. Толстой от 25 октября.

155. А. Л. Толстому.

1896 г. Октября 26. Я. П.

Хотел с тобой поговорить и хорошенько проститься, милый Андрюша, жалкий Андрюша, но вышел, когда ты уже уехал. Мне тебя ужасно стало жалко. Ты храбришься, а в душе у тебя очень нехорошо и тяжело, п[отому] ч[то], хотя ты и не высказываешь это никому, даже и самому себе, ты знаешь, что ты живешь дурно, делаешь дурно и губишь не только свое тело, но свою бессмертную душу. И ты знаешь это в глубине души, п[отому] ч[то] у тебя есть самое дорогое и важное качество, кот[орое] ты заглушаешь своей дурной жизнью, но кот[орое] дороже всего на свете и за кот[орое] я не только жалею, но часто люблю тебя; это качество – доброта. Если бы ты был злой, ты бы не замечал того, что ты делаешь дурно, а теперь ты видишь, что другим делаешь больно, и, хотя хочешь заглушить это, страдаешь от этого и за это страдание еще больше сердишься на себя и других, и тебе очень тяжело. Один выход из этого в том, чтобы серьезно, искренно обсудить свою жизнь, и осудить ее, и признать себя плохим и слабым, и не храбриться, а, напротив, смириться. И только первую минуту будет тяжело, а потом станет легко. Не беда делать дурное, все делают дурное – грешат, но беда в том, чтобы дурное считать хорошим. И вот это-то ты делаешь, настаивая на том, что в твоих отношениях на деревне нет ничего дурного и в твоей праздной и роскошной жизни нет дурного.

Мне всё кажется, что ты скоро дойдешь до того предела, когда почувствуешь, что ты идешь не туда, куда надо, что тебе опротивеет эта жизнь. (Думаю, что и теперь бывают минуты тоски, уныния и сознания того, что скверно всё.) И вот тут-то мне хотелось бы, чтобы ты знал, что есть другая совсем жизнь, жизнь внутренняя, божественная, исполнения воли бога, служения богу и людям, делания добра, и эта жизнь не слова, а действительно есть, – что она незаметна извне для других, а только для того, кто живет ею, что она не всегда владеет человеком, а только временами, но что эта жизнь радостна и дает такую твердость и никогда не ослабевает, а, напротив, всё больше и больше захватывает человека и что стоит только раз испытать ее, чтобы уж навсегда находить в ней прибежище от всех бед. Жизнь эта в том, чтобы стараться быть лучше, добрее не перед людьми, а перед собою и перед богом. Я иногда болею о тебе, милый Андрюша, а иногда надеюсь особенно на то, что ты дойдешь до конца пустой и вредной и дурной жизни мирских соблазнов и опомнишься, и станешь жить хорошо, и совсем переменишься. Дай бог, чтобы это скорее случилось и чтобы жизнь тебе была не мукой, как теперь, а радостью.

Л. Т.

Ответь мне. И не старайся. А что придет в голову. Я пойму. Чем небрежнее напишешь, тем лучше. Только пиши, если захочется.

На конверте: Тверь, Штаб Московского драгунского полка. Вольноопределяющемуся графу Андрею Толстому.

Впервые опубликовано в юбилейном сборнике «Лев Николаевич Толстой», М.—Л. 1929, стр. 67—69. Дата определяется записью в Дневнике Толстого от 26 октября 1896 г.: «Написал письма Соне и Андр[юше]» и почтовым штемпелем отправления на конверте: «Почтовый вагон. 27 окт. 1896».

Андрей Львович Толстой – см. т. 68, письмо № 195.

На письмо А. Л. Толстой ответил 15 ноября 1896 г., см. письмо № 178.

156. С. А. Толстой от 26 октября.

157. С. А. Толстой от 29 октября.

158. Шарлю Саломону (Charles Salomon).

1896 г. Октября 30. Я. П.

Mon cher Salomon.

Я получил все ваши посылки: и номера Débats, и книгу об Армении,1 и об стачках Кармо.2

Прежде всего сердечно благодарю вас за прекрасный, верный и простой перевод. Очень рад бы был воспользоваться такими прекрасными переводчиками для художественной работы, но, как говорят мужики, до сих пор до такой работы не доходят руки. Сейчас есть у меня письмо к либералам,3 которое я хочу обнародовать; скажите, хотите ли перевести его и напечатать. Мой друг Чертков предлагает мне издать в одной брошюре под заглавием: Об отношении к правительству или что-то в этом роде, следующие мои статьи: 1) статью о Вандервере, 2) письмо длинное к редактору Daily Chronicle, напечатанное прошлого года и 3) вот это письмо к либералам.4 Не хотите ли перевести и издать его?

Об армянских делах я получил уже несколько писем; но обращение ко мне в этом вопросе есть большое недоразумение. Армянские бедствия могут прекратиться только военным вмешательством или угрозой такового, что же я могу писать об этом? Итак, до следующего письма. Дружески жму вам руку и прошу передать мой привет M-r Boyer.

Ваш Л. Толстой.

30 окт. 96.

Печатается по фотокопии. Впервые опубликовано в «Летописях», 2, стр. 159—160.

Ответ на два письма Саломона: от 17/29 октября и 21 октября/2 ноября. В первом он извещал Толстого о скором выходе отдельной брошюрой французского перевода статьи «Приближение конца» и о письме к нему Альфреда Буасье (письмо это он прилагал), в котором тот просил его переслать Толстому книги Лепсиуса об армянских погромах в Турции, в надежде, что Толстой не откажется помочь своим веским словом созданию в своей стране сочувственного движения в пользу армян. Во втором письме Саломон сообщал о своих хлопотах по напечатанию «Приближения конца». Статья появилась в газете «Journal des Débats» в номере от 24 октября 1896 г., под заглавием «Les temps sont proches» («Времена приближаются»), в урезанном редакцией виде. Полностью она выйдет отдельной брошюрой у издателя Perrin и, кроме того, частично будет перепечатана, по просьбе анархиста Жана Грава, в его журнале «Les temps nouveaux («Новые времена»). В заключение Саломон повторял свое предложение предпринять, совместно с Бойе, перевод романа «Воскресение».

1 Книга протестантского богослова Иоганнеса Лепсиуса (Johannes Lepsius, 1858—1926) «Armenien und Europa. Eine Anklagesschrift wider die christlichen Grossmächte und ein Aufruf an das christliche Deutschland» («Армения и Европа. Обвинительный акт против христианских великих держав и воззвание к христианской Германии»), Берлин, 1896.

2 Кармо – индустриальный город на юге Франции. Речь идет о стачке стекольщиков в Кармо осенью 1895 г. и о приобретении забастовавшими и уволенными рабочими на пожертвованные им деньги собственного стекольного завода в Альби. Присланная Саломоном книга – Léon de Seilhac, «La grève de Carmaux et la verrerie d’Albi» (Леон де Сейлак, «Забастовка в Кармо и стекольный завод в Альби»), Париж, 1896.

3 Письмо к А. М. Калмыковой от 31 августа, № 103.

4 Издание это осуществилось в несколько другой форме: «Л. Н. Толстой. Об отношении к государству. Три письма: 1. К редактору немецкого журнала. 2. К либералам. 3. К редактору английской газеты», изд. В. Черткова, Лондон, 1897.

159. Начальнику Екатериноградского дисциплинарного батальона (Моргунову).

1896 г. Октября 31. Я. П.

Милостивый Государь,

Простите меня, пожалуйста, за то, что обращаюсь к Вам без имени и отчества. Я не успел узнать этого, а между тем то великой важности как для меня, так и для вас, дело, о котором мне нужно писать Вам, не терпит отлагательства.

Дело это есть пребывание в Вашем батальоне Кавказских духоборов, отказавшихся от военной службы.

Военное начальство, осудившее их, и Вы, исполняющий над ними приговор суда, очевидно признаете поступок этих людей вредным и считаете полезными те меры строгости, которые употреблены против этих людей; но есть люди, и их очень много, к которым принадлежу и я, считающие поступок духоборов великим подвигом, самым полезным для человечества. Так же смотрели на такие поступки люди древнего христианского мира, и так же смотрят и будут смотреть на поступок духоборов истинные христиане нового времени.

Так что взгляды на поступок духоборов могут быть совершенно различны. В одном только сходятся все – как те, которые считают поступок духоборов добрым и полезным, так и те, которые считают его вредным, а именно в том, что люди, отказывающиеся от военной службы ради религиозных убеждений и готовые нести за это всякие страдания и даже смерть, – не порочные люди, но люди высоко нравственные, которые только по недоразумению власти (недоразумение, которое, вероятно, очень скоро будет исправлено) поставлены в одно и то же положение, как самые порочные солдаты.

Я понимаю, что Вы не можете взять на себя исправления ошибки или недоразумения высшей власти, а служа исполняете обязанности службы. Конечно, это так, но кроме обязанностей службы, взятых Вами на себя произвольно и обязательных для Вас только во время малого промежутка Вашей жизни, – у Вас, как и у каждого человека, есть обязанности не временные, но вечные и наложенные на Вас без Вашей воли, и от которых Вы не можете освободить себя.

Вы знаете, кто эти люди и за что они страдают, и, зная это, Вы можете, не выходя из пределов своих прав и обязанностей, не вводить этих людей в новое непослушание, и не подвергать их за это наказаниям, вообще пожалеть их и, сколько возможно, облегчить их участь, и точно так же можете, умышленно закрывая глаза на отличие этих людей от других преступников, замучить их до смерти, как это случилось в Воронежском дисциплинарном батальоне с бывшим учителем, теперь всем известным Дрожжиным, погибшим там мучеником своих христианских верований.

В первом случае Вы приобретете благодарность и благословение самих заключенных, их матерей, отцов, братьев и друзей, главное же, в своей совести найдете ни с чем несравнимую радость доброго дела; во втором же случае (я не говорю о самих заключенных, потому что знаю, что они найдут утешение в сознании того, что они смертью своею запечатлевают свою веру), какие страшные осуждения Вы вызовете своей жестокостью в родителях, родных и друзьях тех, которые погибли бы под Вашим начальством, главное же Вы сами для себя в этом случае наживете такие укоры совести, которые не дадут Вам возможности ни радости, ни спокойствия.

Ведь можно бы было говорить: «Я не знаю и знать не хочу, за что присланы ко мне эти люди, но раз они присланы, они должны исполнять законные требования и т. п.». Если бы Вы точно не знали этого; но ведь Вы знаете, – знаете хоть по этому моему письму, что люди эти присланы за то, что они хотят исполнять закон бога, обязательный для Вас так же, как и для них, – закон бога, не только запрещающий убивать или истязать друг друга, но и предписывающий помогать друг другу и любить.

И потому, если Вы не сделаете всё, что можете, для того чтобы облегчить участь этих людей, Вы навлечете на себя не видное, но самое тяжелое несчастие – сознание явного нарушения известной Вам воли бога, сознание непоправимого, жестокого, дурного дела.

Так вот почему дело, о котором я пишу Вам, есть дело великой важности и спешное. Для меня же это дело великой важности потому, что, если бы я не сказал всего этого, я бы чувствовал себя виноватым перед Вами, перед собою и перед богом.

Всё на свете можно поправить, только не безбожный и бесчеловечный поступок, в особенности, когда знал, что он безбожен и бесчеловечен, и все-таки совершил его.

Простите меня, пожалуйста, если я что сказал лишнего. Истинно перед богом говорю, что то, что я написал, я написал только потому, что считал это своей обязанностью перед Вами.

Я буду очень вам благодарен, если Вы ответите мне.1

С совершенным уважением остаюсь готовый к услугам.

Лев Толстой.

Адрес: Город Тула,

Графу Льву Николаевичу Толстому.

Печатается по машинописной копии. Впервые опубликовано в книге «Christian martyrdom in Russia» («Христианские мученики в России»), изд. В. Черткова, Лондон, 1897, стр. 104—106 (в переводе на английский язык), и на русском языке в книге: «Духоборцы в дисциплинарном батальоне. Материалы к истории и изучению русского сектантства», вып. 4, изд. «Свободное слово». Крайстчёрч, 1901, стр. 41—43, с датой: «1 ноября 1896 г.». Та же дата и на машинописной копии, подтверждаемая упоминанием в письме к С. А. Толстой от 31 октября 1896 г.: «Я написал еще письмо к кавказскому начальнику батальона».

Командиром Екатериноградского дисциплинарного батальона с августа 1896 г. был подполковник Моргунов. Батальон находился в станице Екатериноградской Терской области Нальчикского округа.

1 Ответа на это письмо Толстой не получил. См. об этом: П. Бирюков, «Духоборцы», изд. «Посредник», М. 1908, стр. 86—90.

160. С. А. Толстой от 31 октября.

* 161. В. И. Объедкову и И. И. Пономареву.

1896г. Октябрь. Я. П.

Любезные братья В[асилий] И[ванович] и И[ван] И[ванович], письмо ваше я получил и благодарю вас за то, что извещаете нас о своей жизни. Очень сожалею о тех из ваших одноверцев, которые несут постигающие их гонения без веры в то, что гонения эти необходимы для дела божия, для установления царства божия на земле, без надежды на то, что царствие это скоро установится, и без любви и сожаления к гонителям. Таким очень тяжело. Таковые могут быть и мужчины, но большею частью бывают женщины, дети, старые люди, и таким надо помогать по мере сил. За тех же, которые переносят гонения с благодарностью, за тех радуюсь и таковым желаю только оставаться в том же духе. Тяжелее всех тем, которые в дисциплинарном батальоне. Их надо посещать, сколько возможно. Среди нас нового то, что в Воронежской тюрьме сидит учитель,1 отказавшийся присягать и служить, такой же человек сослан во Владивосток и по дороге на корабле нашел товарища солдата, который, прочтя евангелие, понял, что христианин не может служить солдатом, и тоже отказался. Еще получил я недавно известие из Австрии, что там нынешней осенью отказались от военной службы 60 человек христиан, называющих себя назаренами. Еще получил я недавно письмо из Голландии, в котором описывается отказ одного молодого человека, по имени Вандервера, который не повиновался призыву и отписал командиру, что он не только людей, но и животных не может убивать, и от этого не ест мяса, и потому поступать в полк и учиться убивать не хочет и не будет. Я думаю, что наступило время, когда должна быть обличена ложь людей, управляющих другими насилием и убийством и вместе с тем называющих себя христианами. Явно, что христианин не может быть убийцей, а что одно из двух: или им надо отказаться от христианства, или от войска. Если они откажутся от христианства, им не на чем основывать свою власть; если же они откажутся от войска, власть их сама собой уничтожится. Всё это стало теперь явно перед всеми людьми, и свидетельствующим истину стоит только не ослабеть и не отступиться от истины, и ложь уничтожится и вместе с ней власть князя мира сего, власть тьмы. Претерпевый до конца спасен будет и спасет других. Помогай вам бог.

Брат ваш Лев Толстой.

Печатается по машинописной копии.

Датируется на основании штемпеля получения на конверте письма адресатов: «Москва, 12/ІХ 1896» и упоминания в тексте письма об отказе от военной службы 60 назаренов, известие о которых Толстой получил 30 сентября.

Василий Иванович Объедков и Иван Иванович Пономарев – духоборы. В 1895 г. в числе других, как «бунтовщики», были выселены вместе с семьями с мест жительства и разосланы по разным закавказским аулам. В январе 1897 г. Объедков и Пономарев были высланы в Архангельскую губ. По отбытии срока ссылки уехали в Канаду и присоединились к переселившимся туда в 1899 г. духоборам.

Ответ на письмо духоборов от 6 сентября 1896 г., за подписью В. И. Объедкова, И. И. Пономарева и В. И. Медведева, из местечка Цхинвали Горийского уезда Тифлисской губ., в котором они описывали свою жизнь и рассказывали об участи духоборов, попавших в дисциплинарный батальон.

1 Александр Гордеевич Макеев. См. письмо № 132.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю