Текст книги "Удар мечом (с иллюстрациями)"

Автор книги: Лев Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Клетка для королевны

Змеиное болото затерялось в лесной глухомани. От Зеленого Гая до него десяток километров; только не каждый решится их пройти по полусгнившим кладкам через топи, по старым перекидным мосткам из жердей через заплывшие илом ручьи. Зато нет лучшего места для охоты – гнездится там великое множество диких уток. Но забредает туда редкий охотник. Пугает не только дорога по трясинам, прикрытым обманчиво-надежным ковром из густого мха, болотной ягоды, редкого кустарника. В годы войны шли здесь тяжелые бои, рейдами проходили партизанские отряды, прикрывались от гитлеровских карателей заслонами из мин. Нашпигована ими земля: и горе тому, кто наткнется на паутинку-проволочку, легшую от куста к кусту. Вполне возможна и встреча с бандитами – выбирают они для своих дел места поглуше. Змеиным болотом давно уже пугают непослушных детей…

В субботу Иван спросил у хлопцев, нет ли у кого охотничьего ружья и снаряжения. Роман Гаевой притащил ему трофейную немецкую двустволку и туго набитый патронташ. Степан Костюк – высокие болотные сапоги и ягдташ. К охоте все было готово.

– Куда собрался? – поинтересовалась Надийка.

– На Змеиное, уток постреляю.

Надийка неторопливо обошла Нечая. Осмотрела его со всех сторон, даже приложила ладонь ко лбу. Покрутила пальцем у виска:

– А ты, случаем, не того?

Хлопцы рассмеялись, так у нее это выразительно получилось.

– Да вроде нет, Надийка.

– Так какая же нечистая сила прет тебя к лешакам в гости? Или не знаешь, что это за болото?

– Надо повидаться с одним человеком. Интересный человек…

У Нечая даже голос стал мягче, когда заговорил о предстоящей встрече.

– В брюках твой человек или в юбке?

– Косы у нее серебряные, а когда солнечный луч на них упадет – золотыми становятся.

– Так, понятно… – Надия старалась подстроиться под шутливый тон Ивана. – Влада Скиба – королевна лесная! Угадала? Как в таком случае ты говоришь: на повестке дня – любовь?

Девушка говорила спокойно и бесстрастно. Как маленького, терпеливо уговаривала:

– Скиба и его хутор под подозрением. Не удается только схватить его на горячем, а то бы давно уже упрятали туда, куда Макар телят не гонял. Думаешь, дочка у него другая? Такая же, дай ей власть да плетку в руки – погонит на панщину…

Нечай, сноровисто подгоняя снаряжение, внимательно слушал Надийку. Он еще и сам не мог точно сказать, зачем понадобилась ему эта встреча. Влада – чужачка, это факт. Может, и верно, что дети за отцов не ответчики, только есть и другая пословица: яблоко от яблони недалеко падает. Здесь, на хуторах, дети не могут не отвечать за своих родителей. Тесно сплелось все в единый клубок, и сын не может не знать, чем занимается его отец. Он может быть или с ним, или против него – третьего не дано.

– Ты сам голову в капкан суешь, – уговаривала Надийка. – А вдруг это ловушка? Места удобные. А твоя Влада – подсадная утка.

– Вряд ли. Скиба не станет рисковать дочерью, если это его затея. Не дурак, сообразит, что я предупрежу вас, куда ушел. В конце концов я ведь тоже человек: хочу отдохнуть, поохотиться, а Влада – дело десятое.

Неправду сказал Нечай. Не стал бы он тратить дорогое время на охотничьи забавы. Заинтересовала его эта девушка, чем – пока и сам не знал. Может быть, тем, что судьба у нее такая странная – жить одиноко в лесу.

Как бы там ни было, ранним воскресным утром, еще алела зорька, отправился Нечай к болоту. Сельский пастух пожелал ему добычливой охоты.

– Дякую, – ответил Нечай.

– Э-э, какой из тебя охотник, если ты ответить не умеешь?

– А как надо ответить, дядько Панас?

– К черту меня пошли да дулю покажи.

– Зачем же дулю?

– Самое что ни на есть надежное средство против зависти. Я вот смотрю на тебя и думаю: убьет Нечай утку, вернется с охоты, зажарит ее хозяйка, стопочку опрокинет Нечай, а я корку сухую буду грызть – завидую, еще сглажу. А ты мне дулю под нос – помогает.

Посмеялись, побалагурили. Нечай распрощался с разговорчивым Панасом, пошел дальше. А пастух, собирая по сельским подворьям стадо, заглянул к бабе Кылыне. Не было у бабы Кылыны коровы, зато сама она приходилась Панасу кумой.

– Пошел Нечай к Змеиному болоту. На охоту пошел. И один, ничего не боится комсомолец, – заметил, между прочим, в разговоре Панас.

Баба Кылына наскоро попотчевала пастуха стопкой самогонки с маринованными грибочками, выпроводила к стаду и заторопилась, захромала – тоже к околице.

Первые километры Нечай одолел быстро. Приятно было идти по утренней прохладе – солнце еще только выползло, отяжелевшая от росы трава мягко и влажно шлепала по сапогам. Дальше – путь труднее, шаг медленнее, пошли гати да кладки.

Змеиное только называлось болотом – это было огромное озеро, уже сдавшееся в борьбе со временем: с каждым годом оно все больше и больше заболачивалось, зарастало, мелело. Но пока болотная тина одолела лишь берега, а дальше простиралось большое водное зеркало, испещренное множеством островков, местами густо поросшее двухметровым камышом, гибким лозняком, изрезанное протоками. Немногим были известны редкие твердые подходы к воде, а так – ходи, броди вокруг – водицы не зачерпнешь.

Только у самого озера Нечай сообразил, как трудно ему отыскать в хитросплетениях болотных тропинок Владу. Эх, не условился поточнее! Он упорно продирался сквозь заросли папоротника, частокол полусгнившего валежника, по давним приметам угадывая стежку, которая должна будет вывести его к воде. Ориентиром служила сосна причудливой формы, росшая на одном из островков: память услужливо подсказала эту примету.

Нечай благополучно перебрался на твердый бугорок земли, отыскал место посуше, уселся передохнуть, оглядеться. Гулко зашлепала крыльями по воде потревоженная утка и, оставив длинную дорожку, оторвалась от воды, пошла кружить над камышами. Домовитая водяная курочка неслышно пробежала по ряске. Иван вспомнил о ружье, снял с плеча, положил рядом. Дичи было много, и он не торопился: что толку стрелять, если шлепнется сбитый крыжак в воду – не достанешь. Нечай выждал, пока летевший прямо на него крупный селезень поравнялся с береговой кромкой, и только тогда вскинул ружье. Он услышал, как шлепнула дробь по тугому перу – селезень кувыркнулся, забил косыми крыльями по траве.

Почти тотчас же. где-то неподалеку тоже раздался выстрел, и эхо его покатилось по воде. «Эге, не один я здесь», – подумал Нечай и на всякий случай переложил пистолет из кармана за отворот ватника. Он прилег, слился с землей, ждал. В дальней затоке показалась лодка. Кто-то сноровисто работал веслом – узкая душегубка стрелой резала воду. Она выскочила на широкий разлив, гребец встал, из-под руки всмотрелся в прибрежные камыши. Это была Влада. Нечай тоже поднялся, призывно махнул рукой:

– Гей, на лодке!

Посудина мягко прошуршала по дну, ткнулась в бережок.

– Садись, Иване, – гостеприимно пригласила Влада. Она была в брюках, в стеганой куртке, ружье и патронташ лежали на скамеечке.

– Сейчас, только утку подберу.

Лодка была неустойчива, при резких движениях едва не черпала бортом воду, но только на такой узконосой, вытянутой в длину долбленке и можно было пробраться сквозь густые камыши.

– Одну сбил?

– Раз и стрелял. Какая охота с берега?

– Тогда приготовься – сейчас пойдут самые утиные места.

В камышах много полянок – окон. Небольшие, затянутые ряской, укрытые со всех сторон густым тростниковым камышом, они служат надежным дневным пристанищем уткам. От полянки к полянке – узкие тропки по воде, проложенные неизвестно кем. Влада отлично знала здесь все, гнала легкую, быструю лодку, казалось, прямо на непроницаемую камышовую стену, а за нею вдруг оказывался «пятачок» чистой воды. С треском, паническим кряканьем взлетала утка, и Нечай бил влет, навскидку, едва успевая перезарядить ружье. Влада разрумянилась, работая веслом, сбросила куртку. Они не разговаривали, было не до этого: оба увлеклись, оба с трепетом ждали, когда вырвется из камышей следующий крыжак, потом еще и еще…

– Досыть! – первой опомнилась Влада. – Добрый же переполох мы подняли! – засмеялась она, показывая Нечаю на вспугнутых уток, которые на бреющем носились над озером.

Нечай отложил ружье, повернулся к девушке.

– Ну и молодчина ты, Влада! – с искренним восторгом сказал он. – Так на уток вывозить! Правду говорят, что ты лесная королевна.

– Кто говорит? – встрепенулась Влада, и темные брови ее сошлись на переносице.

– Наши хлопцы, зеленогайские.

– Ты разве сказал, куда идешь?!

– А чего скрывать?

Девушка ничего не ответила, только сильными взмахами весла погнала лодку от берега, возле которого они крутились.

– Куда плывем? – спросил Иван.

– Увидишь. Садись на весла.

– Попробую.

Иван развернул лодку и погнал ее в направлении, которое указывала ему Влада. Озабоченность не покидала девушку. И только когда они отмахали километра два через озера, с разбегу влетели в реденький камыш, Влада разрешила Ивану передохнуть. Он положил весло, достал сигареты. С наслаждением закурил.

– Смотри, – тронула его за плечо Влада и указала на лес.

На дальний берег, от которого они так стремительно уплыли, вышли трое. Автоматы в руках. Смушковые шапки даже в жару. Осторожная волчья поступь: перебежками от дерева к дереву, от куста к кусту, будто знали, что здесь кто-то должен быть, готовые немедленно открыть огонь по каждому шороху. Иван схватился за весло, начал разворачивать лодку.

– Скаженный! – умоляюще зашептала Влада. – Да тебя убьют, не успеешь к берегу причалить. Что ты один против трех автоматов?

– Выслежу берлогу, – настаивал Иван. – Не мешай, Владзя…

– Багато, хлопче, берешь на себя. И близко к ним не подступишься, на «охоту» вышли, кого-то ищут… Нет, не пущу! – Девушка схватила весло и погнала лодку дальше в камыши.

Нечай вынужден был согласиться с доводами Влады. Про себя удивился ее умению ориентироваться в обстановке, трезвому расчету – тому, как быстро она взвесила «за» и «против». Иван насупился, он с трудом мирился с мыслью, что враг был совсем рядом и вот ушел безнаказанно, и ничего он, Нечай, не мог поделать. На охоту, гады, вышли… На охоту… На кого?

– Интересно, кого искали? – будто угадывая его тяжелую думу, спросила Влада. И быстро, резко добавила: – Уж не тебя ли?

– Скоро доплывем?

– Скоро…

И действительно, через некоторое время долбленка причалила к небольшому островку. Покатый холмик земли. Заросли черной ольхи с осинником. Верболоз смотрится в воду. На макушке островка две косенки. Под ними легкий шалаш. Костровая яма. Тренога для котелка.

– Прибыли! – провозгласила Влада.

Нечай с интересом осматривался, приглядывался к островку.

– Твои владения?

– Да, если я королевна, то мои владения – Змеиное. Здесь же столица.

– Мне нравится.

– Тогда будь как дома. Чтобы ты не волновался напрасно, скажу: в столицу без моего ведома ни один человек не проберется. Путь сюда только водой. На Змеином всего две лодки – на одной мы приплыли, а вторую я заранее угнала в камыш.

– Предусмотрительная…

– С волками жить…

– А кто волки?

– У кого нрав звериный.

Уклонилась Влада от ответа. И Нечай не стал настаивать – не время еще. Достаточно и того, что, когда появились бандиты, Влада явно была на его стороне. И сейчас позаботилась о его безопасности, оградила островок от появления непрошеных гостей. Интересно, зачем ей понадобилась эта встреча? Влада тем временем хлопотала у костра. В шалашике у нее оказались запасы провизии, и она сноровисто готовила обед, иногда искоса поглядывала на Нечая. Девушке нравился симпатичный хлопчина, и, как убеждала она себя, не было ей никакого дела до того, что работал он комсомольским инструктором. Скрыла от отца, что приходил Нечай на хутор? Не сказала о предстоящей встрече с ним? Ну и что? Могут же быть у нее свои, девичьи, секреты! Так думала Влада, прогоняя беспокойство: впервые за много лет у нее появилась тайна, которую надо было беречь даже от самых близких. До сих пор тайны были у нее с отцом пополам: он куда-то уходил по ночам, у них останавливались бандеровцы, как-то несколько дней кряду жил Стась. Влада, считая все это делами сугубо мужскими, не вмешивалась в них и твердо помнила совет отца: хочешь жить – держи язык за зубами. Отцу виднее, он сам знает, как и что делать. Иногда в приливе тоски ей хотелось разорвать все запреты, вырваться к людям, как бы они ее ни приняли. Но страшил гнев старого Скибы, да и не могла она бросить его одного.

– Садись, Иване, к столу. – Влада расстелила кусок чистого брезента на траве, подала ему. – Сегодня ты у меня в гостях.

Наскоро перекусив, Иван и Влада уютно устроились возле шалаша. Иван молчал, чувствуя себя хорошо рядом с этой малознакомой привлекательной девушкой: в меру бойкая, но не настырная, j меет, когда надо, помолчать.

– Не надеялась, что придешь, – начала разговор Влада.

– Почему же?

– Не каждый отважится в такую глушь забираться. Только ты не из пугливых. И стреляешь добре…

– В партизанах научился.

– Знаю.

– Откуда?

– На одной земле живем.

Влада задумчиво посмотрела на бескрайнее море камыша, из которого пиками торчали кудлатые сосны, на дальний лес.

– Интересно, какая она, земля? Я ведь и знаю-то лес да хутор. Дальше райцентра нигде не бывала. Читала, что есть большие города и живут там тысячи людей, где-то за морями лежат дальние страны. Чудно устроен мир: огромный он, а человек живет, как в клетке: четыре стены хаты, тын подворья…

– От человека все зависит: для иного вся земля умещается на шматке собственного поля – мое. А другому выпадают на долю дороги бескрайние, бесконечные – человеку простор нужен.

Иван потянулся к лесной ромашке, сорвал ее, воткнул В л аде в косу, пошутил:

– Королевна должна быть в цветах.

Влада благодарно, застенчиво улыбнулась ему, с грустинкой сказала:

– Ну какая я королевна? Полуграмотная дивчина-хуторянка.

И вдруг, доверившись, начала сбивчиво говорить о том, как тоскливо бывает длинными осенними вечерами на хуторе. Стучат ветви в окна, гуляет унылый ветер по лесу, а ты одна и не с кем перекинуться словом – с отцом уже все сотни раз обговорено-переговорено. Одна сидишь в комнате, на полке пять книг перечитанных, а где-то ярко светят огни, смеются люди, ходят друг к другу в гости, веселятся, огорчаются, ссорятся, мирятся, радуются – живут. Сколько в комнате углов? Четыре?.. Нет, пять их, пятый тот самый, который ты никак не найдешь, когда меряешь ее шагами. Особенно тоскливо весной: все цветет, а ты одна и одна…

Нечай не перебивал Владу, боялся неосторожным словом или жестом сломать, нарушить внезапно возникшую уверенность, что ее поймут, не посмеются над откровенностью, не воспользуются беззащитностью. Влада искренне говорила о себе и ни слова об отце, о том, кто бывает на хуторе, о той второй, тайной жизни, свидетельницей которой она была. И все-таки один раз нечаянно обмолвилась.

– Учиться тебе надо, – сказал Нечай.

– Вот и Мария Григорьевна так же говорит, – согласно кивнула Влада.

– Откуда ты знаешь Шевчук? – торопливо спросил Нечай.

Влада поняла, что нечаянно проговорилась, назвала человека, о котором следовало бы ей молчать, и начала путано объяснять:

– Давно я ее видела. Еще когда она в школе работала. Заходила как-то на хутор…

Нечай сделал вид, что поверил.

Пора было собираться домой. Влада озабоченно посмотрела на солнце, прикинула: не меньше шести. Отец будет волноваться, да и дел по хозяйству много – даром что воскресенье. Уже другим путем она подвезла Нечая к берегу, спрятала лодку в осоке. Уток поделили: не поверит Скиба дочке, что за целый день не сшибла ни одного селезня. Остановились, чтобы попрощаться. Влада протянула руку, и Нечай задержал ее в своей руке.

– Придешь еще? – густо покраснев и опустив глаза, тихо спросила девушка. И доверчиво попросила: – Приходи, а?..

– Обязательно, – горячо сказал Нечай.

Условились о следующей встрече. И уже на прощанье, поколебавшись немного, Влада вдруг сказала настойчиво, твердо:

– Никому не говори в следующий раз, что идешь ко мне.

– Почему? – сразу насторожился Нечай.

– За себя боюсь. И за тебя…

И объяснила:

– Те трое, на берегу, тебя искали. Нечего им больше здесь делать. Верь мне, не я в том виновата. Кто-то из села предупредил. Веришь?

– Верю.

Эмиссар центрального провода

Курьер привел в банду Стафийчука пожилого, неторопливого селянина. Он был совсем мирного вида: поношенные, застиранные до белых пятен штаны из «чертовой кожи», сорочка, вышитая крестиком, коротковатый пиджачок, кнут в руках – так и хотелось посмотреть, где же кони, на которых он приехал. Сонные глазки равнодушно взирали на мир.

Со Стафийчуком он поздоровался, как со старым знакомым.

– Ого! – сказал Стась. – Такая честь для нас, друже Розум.

– Добре, добре, – прервал его тот, – про честь потом. Показывай, яку птаху прихватил… – И по-хозяйски, не спрашивая дорогу, пошел к бункеру проводника.

Стафийчук по пути кратко изложил обстоятельства поимки Марии. Из его рассказа выходило, что он чуть ли не нарочно завлек Марию Шевчук на базу, заподозрив в ней чекистку. А Волоцюга лишь подтвердил его неясные подозрения. Закончил Стась по привычке цитатой из библии, немного торжественно: «Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы».

– Кажется, именно об этом вы и забыли, – иронически протянул Розум.

За это время Мария осунулась и побледнела, начала отвыкать от яркого света, от свежего воздуха. Кофточка ее почернела от грязи, пришлось спать на голой влажной земле, даже сена не дали. Мария увидела Розума, догадалась, кто он такой, облегченно вздохнула.

– Ну? – спросил Розум.

– Я – Горлинка.

Розум смотрел на нее все так же равнодушно, ни один мускул на лице не дрогнул.

– Горлинки не покидают леса…

– Но иногда залетают в села…

Стафийчук, Дрот, бандеровцы, набившиеся в бункер, напряженно слушали этот иносказательный разговор. Шел обмен паролями, известными только немногим посвященным. Розум смотрел на девушку выжидающе. Она дернула «молнию» на юбке, достала из потайного карманчика фотографию: средних лет мужчина, жилистая шея, равнодушные глаза.

– Кто это? – Розум пристально всмотрелся в фото.

– Так, знакомый…

– Видно, хороший мастер снимал – отличная работа. Не знаете, в какой мастерской?

– Посмотрите, там, кажется, написано.

Розум прочитал золоченую надпись: «Фотоателье Ф. И. Возного».

– Буду во Львове, обязательно сфотографируюсь у этого Возного.

Ответная фраза несколько отличалась от той, которую услышал однажды Василь Малеванный.

– Вряд ли удастся, – четко проговорила Горлинка. – Насколько я знаю, пан Возный давно сменил профессию…

Розум вернул фотографию. Вытянулся – кнут в сторону, руки по швам и даже попытался щелкнуть каблуками стоптанных яловых сапог.

– Послушно выконую ваши наказы, друже Горлинка!

Стафийчук остолбенело смотрел на все происходящее.

– Як же так? Хто ж вона така? Вчителька Мария… Зоряна… Горлинка…

– Приказы человека с такой фотографией и паролем выполняются безоговорочно! – чуть приподнято и взволнованно доложил Розум. И после приличествующей необыкновенному событию паузы холодно спросил у Стафийчука: – Может, и мне вы уже не верите? – В голосе прозвучали жесткие нотки. – Впрочем, служба безопасности займется выяснением причин, по которым вы едва не погубили… эмиссара центрального провода.

Стафийчук ошарашенно молчал.

– Соберите своих людей, Ярмаш, – властно приказала Горлинка.

Стась опрометью выскочил из бункера. Она брезгливо осмотрела свою испачканную, с приставшими комочками земли кофточку, бросила:

– Блакытного сюда.

Привели Остапа. Он испуганно влез в бункер, подталкиваемый Дротом, всячески демонстрировавшим служебное рвение.

– Я не хотел… – переминаясь с ноги на ногу, начал Блакытный, – вы не так меня поняли…

– Я правильно тебя поняла! Вот что: найди-ка, do что мне переодеться. В крайнем случае принеси мужскую сорочку и брюки. Продрогла вся в этой чертовой яме.

Горлинку оставили одну. Натянула одежду, принесенную Остапом, набросила кептарь. Блакытный постарался: у кого-то добыл небольших размеров брюки защитного цвета, вышитую сорочку. В новой одежде она больше походила на гибкого, стройного хлопца. Сняла со стены автомат, выбралась из бункера.

«Боевики» Стафийчука замерли в строю. «Немного», – подумала Горлинка, глядя на жиденькую шеренгу разномастно одетых националистов. Розум отошел немного в сторону, как бы подчеркивая этим свое особое положение.

Прошлась перед строем четким, командирским шагом.

Низкорослый попович стоял на левом фланге. Пристально всматривалась в «боевиков», и те опускали головы, не выдерживая взгляда Горлинки. Это было как затишье перед бурей. А потом разразилась и сама буря.

– Продали Украину? – негромко, но так, чтоб слышали все, сказала Горлинка. – Променяли ее на вонючий самогон, на ворованное у селян сало? Знаете, как вас в селах называют? Бандитами! Весь народ поднялся против вас! Где та идея, за которую вы боретесь? Развеяли над лесами, утопили в крови. Ну ничего, я наведу у вас порядочек…

Она резко повернулась к Стафийчуку.

– Вы, проводник… вы что творите? Кто вас учил так вербовать агентов? Детей убить пригрозили… Ваше счастье, что на меня наткнулись… А если бы это была действительно учительница Шевчук? Вас бы по одному перехватали! Где это видано, чтобы так мешать работать? Из-за ваших дурацких выдумок я и в засаду на кладбище попала. Шла с явки, а ваша дуреха заголосила – удивляюсь, как мне тогда поверили комсомольцы. А еще удивляюсь, почему я вас тогда же в расход не пустила, меньше хлопот бы было.

Среди националистов возник и сразу же исчез тихий шумок: «Если она с проводником так разговаривает, то с нами…» Горлинка всплеснула руками возмущенно, совсем по-женски:

– Так меня провалить!.. Сколько сил было положено, чтобы укрепиться на легальном положении, отвести подозрения! И один дурень пустил все по ветру!

Она ткнула пальцем в бледного Волоцюгу.

– Ты… выйди!

Попович вышел из строя.

– Так, говоришь, опознал меня, да? Была я секретарем комсомола?

– Булы… – трясущимися, побелевшими губами выдавил Волоцюга.

– Именно потому, что я, – на местоимении «я» Горлинка сделала ударение, – была комсомольским секретарем, ты ушел тогда живым из облавы. Но теперь хватит! В нашем деле дурень опаснее врага…

Сняла «шмайсер». Треснула автоматная очередь. Попович упал, руки его судорожно вцепились в траву, затихли.