355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Квин » Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980) » Текст книги (страница 2)
Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980)
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 08:11

Текст книги "Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980)"


Автор книги: Лев Квин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Следовало бы побеспокоиться днем.

– Вы совершенно правы. Но днем я еще не знал, что мне придется этим заняться.

– Не знали, что ночью придется спать?.. Вы из какой квартиры?

Голос был строгим, в нем явственно звучали нотки подозрения.

– Из двадцать седьмой… Вы не беспокойтесь, пожалуйста.

– Как из двадцать седьмой?

Дверь открылась, и я увидел маленькую сгорбленную старушку в длинном черном платье с кружевами и почему-то в соломенной шляпе с букетиком искусственных цветов. В руке она держала трость набалдашником книзу. К ее высоким зашнурованным ботинкам жалась крохотная тонконогая собачонка.

– Добрый вечер, мадам! – Я поклонился, улыбаясь как можно дружелюбнее, чтобы продемонстрировать полное отсутствие враждебных намерений: трость она захватила с собой явно в целях самообороны. – Меня звать Арвид Ванаг. Я со своей дочерью Ингой вселен на время в двадцать седьмую моим другом профессором Вальтером Редлихом.

– Но ведь там ремонт! – У старушки было подвижное, все в морщинах лицо и очень живые черные глаза. – Еще вчера поздно вечером ремонт там шел полным ходом!

– Вы ошибаетесь, мадам. Господа Шимонеки, хозяева квартиры, несколько дней назад отбыли на летний отдых, передав ключи профессору Редлиху. А сегодня с утра в квартиру вселились мы.

– Я не ошибаюсь! Я не ошибаюсь никогда! – Она сердито пристукнула тяжелым металлическим набалдашником трости по плиткам пола, и собачонка, тоненько взвизгнув, метнулась внутрь квартиры. – Не бойся, Альма, нельзя же быть такой трусихой!.. Два вечера подряд там что-то скоблили, в вашей квартире. Я как раз решила кончать со снотворным и вертелась без сна в постели. И, надо вам сказать, злилась ужасно. Не самое подходящее время для такого рода дел! Хоть и негромко, а все равно мешает, особенно если не можешь уснуть. А вчера вечером, тоже достаточно поздно, настало уже время прогуливать Альму, рабочий вынес в ведре штукатурку – я совершенно случайно подглядела в глазок. Так что же это, если не ремонт? Как это еще называется, по-вашему?

Странно… Вальтер не говорил мне ни о каком ремонте. Скорее всего, он и сам ничего не знал. Ремонт… В отсутствие хозяев… Перед самым нашим вселением… А старушка стояла рядом и, подняв голову, с величавой суровостью ожидала моего ответа.

– Вы правы, мадам. Судя по всему, это и в самом деле был непредвиденный ремонт. Возможно, прорвало трубы, обвалился потолок, еще что-нибудь в этом роде.

– А ключи? Они ведь были, вы говорите, у вашего друга.

– О, это просто! Шимонеки могли оставить запасной комплект в дворницкой. Так что приношу вам извинения, мадам, за свою невольную вину.

– Вот видите, я все-таки была права. – Ее взгляд смягчился. – Элизабет Фаундлер. – Она протянула мне сморщенную коричневую руку для поцелуя. – Из Тироля. Из Южного Тироля! – добавила она со значением.

– Но ведь он, кажется, в Италии?

– «Кажется»! Хорошенькое дело – кажется! Южный Тироль в Италии с тех пор, как император Франц-Иосиф проиграл ту дурацкую войну. Я из местечка Лавис. Не знаете? Только не из того Лависа, что возле Тренто; тот Лавис жуткая дыра. Я из Лависа, что у Больцано, курортный Лавис. У нас там вилла. Прекрасная вилла в горах. А Ирен взяла да и вышла замуж за венца. Вот этого! – Она сердито постучала тростью. – Всю зиму я живу там. Одна. Караулю виллу. А летом они уезжают туда. А я приезжаю сюда. Тоже караулю, только не виллу, а квартиру. И тоже одна. Хотя нет, не одна, с Альмой… А вы нас дважды вспугнули, – она смотрела на меня с укоризной.

– То есть?

– Хозяева дома запрещают водить собак во двор. Вот и приходится… когда все сладко спят. Мы собрались – и тут вы. Мы переждали, собрались снова – и опять вы. Со всем этим скарбом. – Она скользнула взглядом по матрацу и раскладушке. – Альма, Альма! Пошли! Путь свободен. Вы не выдадите меня, надеюсь? Запретить – придумали же! Как будто собаки не живые существа и могут обходиться без прогулки… А вы производите впечатление вполне порядочного человека. Как, вы сказали, ваша фамилия?

– Ванаг. Арвид Ванаг.

– Австриец? Венец?

Я рассмеялся:

– А разве это не одно и то же?

– Глубоко заблуждаетесь, молодой человек. Австрийцы – это тирольцы, штирийцы. Каринтийцы, на худой конец. Но не венцы. Ни в коем случае не венцы! Венцы… это венцы.

– Нет, я не австриец и не венец.

– И слава богу! Строго между нами говоря, – она огляделась, словно нас могли подслушать, и заговорщически приблизила ко мне свое сморщенное лицо с молодыми ясными глазами, – между нами говоря, я их недолюбливаю… Может быть, потому что мой милый зять… Все! Все-все-все! – Она остановила сама себя, решив, что заходит слишком далеко. – Итак, Англия? Нет?.. Франция? Испания?.. Тоже нет? Скандинавия?

– Россия, мадам. Советский Союз.

– О! – Она посмотрела на меня с новым интересом. – О! Я видела живых русских только по телевизору. Представьте себе, такие же люди, как мы с вами. Такие же люди… О!.. А теперь извините, Альма больше не может ждать!.. Пошли, Альма!

Собачонка шустро вскочила в лифт. Мадам Фаундлер проследовала за ней и, строго посмотрев на меня, приложила палец к губам.

Дверь мне открыла смеющаяся Инга.

– Подумать только: такие же люди, как мы!

– Ты слышала?

– Убиралась в коридоре – что-то тут вроде как мел рассыпан, пачкает пол. И вдруг доносится с площадки: «Что вы тут делаете?» Это когда она тебя остановила… Забавная старушка! Настоящий допрос. А потом и сама разболталась.

Я все ждал, спросит ли Инга про ремонт? Нет, не спросила. Ингу ремонт не заинтересовал. А у меня он из головы не выходил. Что тут, в квартире, потребовалось ремонтировать так срочно? И почему Вальтер ничего не сказал мне про ремонт? Он что, тоже не знал? Судя по всему, нет.

Инга решительно отказалась от двухспальной кровати и постелила себе на раскладушке в гостиной. Дверь в спальню, где лег я, она оставила открытой. Время еще было, по нашим понятиям, не позднее. Спать не хотелось ни Инге, ни мне. Она болтала о всяких пустяках, потом стала расспрашивать о Вене первых послевоенных лет.

– Где вы тогда жили с мамой?

– На Зингерштрассе. Это довольно близко отсюда. За собором святого Стефана. Там напротив кабачок со смешным названием: «Три топора». Говорят, его завсегдатаем был Франц Шуберт. Интересно, уцелел ли?

– Сходим?

– Непременно! Вот только разделаюсь завтра с обязательной программой, и пойдем тогда бродить по всем нашим с мамой местам.

Инга замолкла. Я уже подумал – задремала. Мне это было на руку. Требовалось кое-что предпринять, и я не хотел, чтобы она видела.

Подождал немного для верности. И вдруг она спросила:

– Отец, а какая у тебя была цель в жизни?

Голос бодрый, свежий, и я понял, что она не дремала, а о чем-то думала.

– Почему «была»? Я еще жив.

Инга рассмеялась.

– Я имею в виду твою юность. Когда ты работал в подполье в Латвии.

– Мировая революция.

Снова раздался ее тихий смех. Точно так же смеялась Вера. Удивительно, каким неожиданным образом повторяются родители в детях.

– Я серьезно, отец.

– Я тоже.

– Смотри-ка! На меньшее ты не был согласен?

– Нет, я был жутким максималистом.

– А теперь?

– И теперь.

– Например?

– Например, мне жутко хочется спать.

Она помолчала.

– Ты полагаешь, со мной нельзя говорить серьезно?

– Почему же? Когда я тебя просил не беспокоить по пустякам Редлихов, я говорил совершенно серьезно.

Кажется, этого хватит. Инга обиделась и больше заговаривать не будет. Но к утру все пройдет: Инга отходчива. Это качество она тоже унаследовала от Веры.

Во втором часу ночи я встал, взял на столике рядом с кроватью подготовленные заранее спички, сигару. Хоть я и давно уже бросил курить, но всегда, когда уезжал из дому, брал с собой две-три сигары. Мне нравился их запах, он как-то примирял меня с чужими комнатами, где приходилось жить, действовал по-домашнему успокаивающе.

Инга сказала: в коридоре следы мела. Скорее всего, это не мел, а штукатурка. И если мое предположение верно…

Я вышел в коридор, сунул в рот сигару. Чиркнул спичку о коробок.

В верхнем углу против входа, между стеной и потолком, среди лепных украшений, сверкнул ответный огонек. Сверкнул и погас вслед за спичкой. Но мне уже этого было достаточно.

Не спеша я раскурил сигару, пустил несколько клубов дыма. Заглянул на кухню, в ванную, повсюду зажигая спички. Подносил их к кончику дымящейся сигары, одновременно внимательно наблюдая за потолком и стенами. Нет, как будто нигде больше не отсвечивало.

Вернулся в спальню, лег. Вентилятор старался вовсю, разгоняя духоту. Но разогнать тревожные мысли он не мог. Что ж, все ясно. Огонек моей спички отразился в миниатюрном объективе телевизионной камеры, установленной перед нашим вселением в коридоре квартиры.

Мы с Ингой находились под наблюдением. Кому-то потребовалось поместить нас под колпак.

Но почему? Зачем? Кого мог заинтересовать в Вене советский ученый, доктор исторических наук, специалист по истории коммунистических партий Прибалтики? И какую пользу для себя собирались эти люди извлечь из наблюдений за входной дверью квартиры?

Или я интересую их вовсе не как ученый, не как историк, а просто как Арвид Ванаг? Как комсомолец-подпольщик, якобы подписавший некогда тайное обязательство о сотрудничестве с латвийской охранкой?

Неужели это возможно?

Неужели только теперь, спустя больше чем тридцать лет, выполз, наконец, на свет божий из мрака запыленных архивов этот плотный белый лист с моей собственноручной росписью под коротким, но емким текстом?

А может быть, я зря ломаю себе голову? Может быть, совсем другое? Ну, например, Шимонеки, отсутствующие хозяева квартиры, привлекли к себе чье-то пристальное внимание, и мы с Ингой здесь совершенно ни при чем?..

ГРОМКИЙ ЗВОНОК

раздался рано утром. Я, сразу проснувшись, ринулся в коридор к телефону. Бросил беглый взгляд на часы: четверть седьмого. Кому взбрело в голову звонить в такую рань?

– Ванаг у телефона… Алло! Алло!

В ответ непрерывный гудок.

И снова звонок. Что за наваждение!

– Домашний телефон! – подсказала Инга из гостиной.

Верно! Я совсем забыл. Посторонний человек, чтобы попасть в наш дом, должен предварительно попросить через микрофон внизу, у подъезда, разрешение у хозяина соответствующей квартиры. И тот уже решает: пускать или не пускать.

Я снял трубку другого телефонного аппарата, висевшего на стене у самого входа. Интересно, телевизионная камера работает круглые сутки? Или она включается автоматически, каждый раз, когда кто-то попадает в ее поле зрения?

– Слушаю.

– Доброе утро, Арвид. – Говорила Эллен. – Впусти меня, пожалуйста.

– Ты внизу? Сейчас я спущусь.

– Зачем же? Нажми красную кнопку возле телефона.

– Ах, да-да!

Некоторые здешние удобства казались мне лишними, ненужными. Вполне можно было обходиться без них, и поэтому я просто-напросто забывал об их существовании. И заработал от пробегавшей в ванную комнату своей злоязыкой Инги:

– Деревня! Тебя в порядочное государство и пускать нельзя!

– А по-моему, проще держать открытым подъезд.

– Чтобы в него набегала всякая шушера?

Эллен вошла свежая, улыбающаяся. Удивилась:

– Еще спали?

– Поздно легли вчера.

– Слушай, Арвид, если здесь вам не очень удобно, Вальтер может подобрать другое место. У него десятки друзей, и каждый из них с удовольствием примет у себя советского профессора, да еще с такой милой дочуркой.

– Нет, нет, нет! – Инга среагировала моментально. – Тут просто замечательно, тетя Эллен! Мы с отцом великолепно устроились.

– Ну смотрите. – Эллен выложила на кухонный стол бумажный пакетик. – Свежие венские булочки к утреннему кофе… А это билет для Инги. – Рядом с пакетиком лег продолговатый желтый листок. – Экскурсия в Шенбрунн, автобус отходит в восемь. Не опоздай!

– Спасибо, тетя Эллен, большое спасибо! – Инга выскочила из ванной, обняла ее порывисто.

– Ну, ну!.. Я побежала. Мне в управление, это не слишком близко.

За завтраком Инга без умолку разглагольствовала об Эллен. Инге казалось, что Вальтер просто недостоин такой жены. Тиран, эгоист, бессердечный сухарь.

– И все-таки они живут вместе скоро тридцать лет, – заметил я.

Но у Инги своя логика:

– Тем хуже! Значит, скоро тридцать лет, как он ее тиранит… Скажи, а мама была с ним знакома?

– Конечно. Он не раз приходил к нам на Зингерштрассе. Однажды мама даже угостила его борщом… Не пожимай плечами, в Вене тех лет это было не так-то просто. Продукты шли наравне с сигаретами, а сигареты – наравне с золотом.

– Ну и как же все-таки?

– Ему очень понравилось. Съел все до донышка, сказал спасибо и попросил еще.

– Отец! Я не о борще!

Инга сделала вид, что злится, а я, в свою очередь, изобразил на лице удивление. Это была своего рода игра, ставшая для нас уже привычной.

– А о чем?

– Об отношении мамы к Вальтеру.

– А-а… Знаешь, он был такой веселый, такой остроумный и прекрасно танцевал… Я просто сгорал от ревности.

Инга фыркнула:

– Значит, он ей нравился?.. Удивительно! А ты все твердишь, что я очень похожа на маму!..

До оперного театра, откуда начинался экскурсионный маршрут, было недалеко. Я хотел проводить Ингу, но встретил решительный отпор. Время от времени у нее возникали рецидивы детства, и тогда вспыхивала война против моей мелочной опеки. А сказать ей о своем ночном открытии я не решался. Это могло ее напугать. Либо, наоборот, предприимчивая Инга приступила бы к самостоятельным действиям. Так или иначе, это внесло бы нежелательные осложнения в нашу жизнь.

Надо было сначала хорошенько разобраться во всем самому. Пока еще ровным счетом ничего не случилось. Телевизионная камера, направленная на входную дверь, говорила лишь об одном: интересуются не столько мною, сколько посетителями, приходящими сюда, в квартиру. Но я никого не ждал и никого не собирался приглашать к себе. Ну, засекли приход Эллен со свежими булочками. Ну, засекут еще Вальтера.

Что это может им дать?

Нет, не следует ничего предпринимать. Пусть пока все идет своим чередом.

Вальтер ждал меня у себя в библиотеке. На сей раз мой приезд в Австрию тоже носил частный характер, но по его просьбе я должен был выступить с публичной лекцией о Советской Прибалтике. Вальтер придавал моей лекции большое значение. И вероятно, не без оснований, так как по поводу установления Советской власти в республиках Прибалтики на Западе долгие годы извергались целые реки грязной клеветы и всевозможных измышлений.

Сегодня нам предстояло вместе с ним договориться о месте и времени проведения лекции с ее устроителями из недавно созданного общества с длинным наименованием. Полностью оно звучало так: «Независимая исследовательская ассоциация по изучению связей и улучшению взаимопонимания между людьми Востока и Запада». Для удобства вместо этого чересчур уж сложного названия применяли сокращенное: «Восток – Запад».

Общество не принадлежало к числу официальных институтов, а носило любительский характер, существуя за счет всевозможных частных пожертвований, и это его желание провести мое выступление под своей эгидой, как считал Вальтер, служило верным признаком усиления интереса к СССР в самых различных слоях населения Австрии.

Вальтер работал научным руководителем по отделу истории одной из крупнейших библиотек Австрии. Библиотека размещалась в бывшем дворце кого-то из Габсбургов, не то брата, не то дяди последнего из императоров Франца-Иосифа. Египетские фараоны всю жизнь строили пирамиды, чтобы почить там вечным сном. Австро-венгерские кайзеры, наоборот, строили свои дворцы для того, чтобы в них наслаждаться жизнью. Но это редко кому удавалось. Здания из тщеславия и жажды славы затевались таких грандиозных размеров, что строили и достраивали их в течение нескольких поколений. В итоге они доставались совсем не тем, кому поначалу предназначались. Тот самый брат или дядя лопнул бы от злости, если бы узнал, что дворец, который должен был утвердить его славу и величие, займет какая-то библиотека, пусть даже из сотен тысяч томов. А о нем самом будет напоминать лишь безвкусный памятник из позеленевшей бронзы, каких в Вене десятки на каждой мало-мальски приличной улице и площади, и которые примелькались глазу так же, как безликие чугунные столбы с гроздьями фонарей.

В кабинет к Вальтеру пройти не просто – путь пролегает через хранилище старинных рукописей. Но он предупредил смотрителя о моем предстоящем приходе, и тот, вежливо пропустив меня вперед, сразу же повел мимо полок с бесконечными рядами металлических коробок.

– Господин профессор, к вам гость!

– Приветствую, товарищ профессор! – Вальтер, широко улыбаясь, поднялся мне навстречу из-за просторного с резными тумбами письменного стола. – Ну как твоя эта… раскладюшка? Достаточно ли удобна?

– Об этом спроси Ингу. Мне по праву старшего досталась кровать.

– Я уже договорился с Францем – там, где ты жил в прошлый раз. Можешь перебираться хоть сейчас: он с семьей на даче. Правда, это почти окраина. Я предвижу, Инга будет недовольна: от Габсбургов далековато.

– Не стоит, пожалуй. Эллен мне уже говорила.

– Ну смотри. Здесь, конечно, удобнее… Да, я ведь вас еще не познакомил.

Только теперь я заметил, что в просторном, с высоким сводчатым потолком кабинете Вальтера мы не одни. В стороне, у книжного шкафа из того же резного гарнитура, что и письменный стол, стоял тщедушного вида мужчина с седым венчиком волос вокруг розовой лысой макушки. Вальтер представил нас друг другу:

– Профессор Арвид Ванаг… Профессор Отто Гербигер.

– И профессор Вальтер Редлих! – рассмеялся я. – Не слишком ли много ученых мужей для одного, хоть и такого просторного, кабинета?

– А! – махнул рукой Гербигер. – У нас в Вене на каждый квадратный метр площади по пять докторов и полтора профессора.

– А собак на всю Вену пятьдесят тысяч! – подхватил шутку Вальтер.

– Разводили бы лучше псов. И дешевле, и безопаснее – собаки, как правило, только лают.

– Это он потому, что его сегодня укусили. – У Гербигера были кроткие голубые глаза; он походил на святого, сошедшего с картин мастеров Возрождения.

– Какая-нибудь газета? – догадался я.

– Да, рецензия в «Курире». Так, бестолковщина, элементарная неграмотность! – Все-таки по тону Вальтера чувствовалось, что он уязвлен. – Не стоит об этом.

Он укоризненно посмотрел на Гербигера, тот слегка покраснел:

– Извини, я с полным к тебе сочувствием.

Негромко постучали в дверь. Снова вошел смотритель.

– Господин профессор Редлих, вас приглашает к себе директор.

Вальтер поморщился:

– Еще один сочувствующий!.. Ну, вы пока побеседуйте. У вас, я думаю, найдутся общие темы для интересного разговора. А потом, Арвид, поедем с тобой в научное общество «Восток – Запад». Я условился с ними на одиннадцать.

Мы остались с Гербигером вдвоем.

И тут он меня поразил.

– Будучи на вашем месте, я не стал бы в данный отрезок времени следовать приглашению навестить Вену, – сказал он на очень приличном, хотя и по-старомодному витиевато-церемонном русском языке. – Наша милая добрая старая Вена в настоящий период не представляет собой слишком спокойную обитель. Вы читали в прессе об этих отвратительных скандалах с клопами из ФРГ?.. Нет, нет, не с кровососущими насекомыми, – улыбнулся он, истолковав по-своему удивленное выражение на моем лице. – «Клопы», по новомодной терминологии, – это крохотные предметы для подслушивания разговоров по телефонной аппаратуре. Это ужасно! Ужасно!

– Как хорошо вы говорите по-русски! – Мне нужно было выиграть время, чтобы оценить обстановку. – Откуда?

– От верблюда, – прозвучало уж совсем неожиданно. – Извините меня, – снова застенчиво улыбнулся Гербигер, – но трудно было удержаться от соблазна… Дело в том, что я довольно долго жил в вашей стране. С тридцать девятого по сорок седьмой. Восемь лет. Весьма значительный срок, не правда ли? Не желаете ли знать, где именно?

– Если не секрет.

– В отличие от некоторых господ, с которыми вам предстоит сегодня встретиться, у меня нет решительно никаких секретов, – сказал Гербигер довольно загадочно. – В Москве. И в Свердловске. И в Сибири.

– Вот как, и в Сибири тоже?

– Да, в Новосибирске, во время войны. Я работал там в театре. Бутафором. Не смейтесь, пожалуйста, я и это умею. А после войны стал проситься обратно к себе в Вену. Я был вынужден покинуть Вену при владычестве Гитлера, у меня здесь никого не осталось, ни одного даже дальнего родственника. И потянуло! Зачем? Для чего? Кому я тут нужен?

Кончики его век покраснели. Голубые глаза наполнились влагой. Он отвернулся, узкие плечи вздрогнули и обмякли. Я поторопился налить воды из графина.

– Ничего, ничего, не извольте беспокоиться, товарищ Ванаг! – Он мягко отвел мою руку со стаканом. – Надеюсь, вы разрешите называть вас товарищем? Я ведь, собственно, не имею на это права. В компартии я не состою, советским гражданином не являюсь… Да, да, товарищ Ванаг, Вена, к превеликому нашему сожалению, перестала быть безопасным местом – я опять возвращаюсь к давешнему разговору. Даже «Восток – Запад». Вы ведь как раз туда собираетесь.

То ли он зачем-то нагонял на меня страху, то ли сам был напуган до смерти.

– Должен ли я вас понимать так, что меня там могут убить? Или похитить?

– Напрасно изволите шутить, товарищ Ванаг. Если бы вы знали хотя бы частицу того, что ведомо мне… Я знаю по крайней мере двоих господ… – Словно сомневаясь, пойму ли я, он показал для убедительности два пальца. – Вы, разумеется, осведомлены о некоей организации с аббревиатурным названием ЦРУ?.. Так вот, эти двое – ее сотрудники. Ужасно! Ужасно! – снова запричитал он. – Конечно, доказать я ничего не могу, но почти стопроцентная гарантия.

– Однако вы неплохо осведомлены.

– Как же! Я ведь сам состою у них на службе.

– В ЦРУ?

Кроткие глаза испуганно расширились, потом он рассмеялся, тихо, почти неслышно.

– В научном обществе «Восток – Запад». Ученым библиотекарем, всего-навсего… Не буду скрывать: в начальный период моей работы одним из тех двоих была произведена слегка замаскированная попытка подобраться ко мне. Но вскоре он понял, что совершает ошибку. Нужна исключительная способность к воображению, чтобы представить меня в качестве шпиона. – Гербигер снова беззвучно рассмеялся. – А вот для научного общества я вполне полезен. И не одними только своими скромными познаниями в библиотечном деле, хотя и как служащий я почти идеален: даже законными вакациями пренебрегаю – к чему мне, одинокому, отдых? Другое вполне важное обстоятельство. Общество носит название «Восток – Запад», а у них представлен почти один только Запад. Франция, Англия, США… Мало, чрезвычайно мало людей, знающих Восток. Вот тут профессор Гербигер очень и очень к месту, не правда ли? Жил в Советском Союзе, знает в какой-то мере язык, лоялен к русским, даже глубоко симпатизирует им… Коротко говоря, профессор Гербигер – это как бы лицо общества, обращенное на Восток. О-о, если бы только у вас нашлось желание и время, как много я мог бы поведать вам о нашем двуликом Янусе!

Он явно напрашивался на встречу со мной. Не заметить этого, промолчать было бы бестактно, и я сказал:

– Послушаю с большим удовольствием. Вижу, вы многое повидали в своей жизни.

– Благодарю! – он обрадованно схватил мою руку, пожал крепко. – Вы верите мне?

– Почему же я должен вам не верить?

– Только, пожалуйста, пожалуйста, не говорите никому о нашем разговоре! И Вальтеру тоже, да? Нет-нет, он очень хороший человек, но у него так много знакомых… И еще одна просьба. Когда будете в нашем обществе, меня, возможно, вам представят. Пожалуйста, не подавайте виду, что вы меня уже знаете; Вальтера я тоже предупредил. Ничего особенного, просто тот человек за мной присматривает и следствием могут явиться небольшие неприятности. Зачем они, не так ли? Я вас разыщу потом, если не возражаете. Вальтер говорил мне, что вы на квартире Шимонеков. Я позвоню, их телефон наверняка есть в справочнике, и мы условимся о встрече. Хорошо? И на лекцию вашу я явлюсь всенепременнейше. Но прошу: будьте осторожны, очень осторожны!

На какое-то мгновение у меня возникло желание предупредить его, чтобы не звонил: уж если там установлен телеобъектив, то и телефон наверняка прослушивается. Но все-таки я промолчал. Как объяснить, что у меня возникло такое подозрение? Сказать ему про глазок в стене?

Гербигер ушел, так и не дождавшись Вальтера. Что-то уж слишком долго выражал ему сочувствие по поводу критической статьи в газете директор библиотеки!

Он вернулся лишь в половине одиннадцатого.

– Не беспокойся, Арвид, у нас еще уйма времени. Тут всего каких-нибудь десять минут езды.

– Что твой шеф?

– А! Старый осел! Он хочет, видите ли, сам написать другую рецензию, хвалебную. А у него такая научная репутация – пусть уж лучше кто-нибудь поругает. Еле отговорил… Что так смотришь? Думаешь, я расстроен? Ничуть! Наоборот! Критика всегда вызывает интерес. Некоторые тут у нас специально заказывают ругательные статьи своим добрым знакомым. А то и платят.

Он снял ослепительно белый халат, который всегда носил на работе, аккуратно расправил и повесил в шкаф на плечики, сняв с них предварительно пиджак.

Даже в самую жару Вальтер не позволял себе появляться на людях без пиджака. Давным-давно уже минуло то время, когда он носился по Вене на стареньком тарахтящем мотоцикле в коротких замшевых штанах на помочах, аккуратно пристроив к заднему сиденью тощий портфель с очередным книжным обозрением для нашей газеты.

Машину Вальтер водил виртуозно. Ехал вроде бы и не быстро, но с тонким расчетом, всегда оказываясь возле светофора именно в тот миг, когда загорался зеленый и он мог на скорости обойти скопление автомобилей. На поворотах всегда притормаживал и вежливо пропускал пешеходов, даже если имел преимущество перед ними. И все равно каким-то непостижимым образом оказывался впереди всех лихачей, которые проскакивали, распугивая народ, раньше него.

За рулем Вальтер разговаривал редко, лишь односложно отвечая на вопросы. Но тут спросил меня сам:

– Как тебе Гербигер?

– Еще не разобрался. Во всяком случае, интересно.

– Странный человек. Всего боится, от всего бежит… Русским он действительно владеет? Или только хвастает?

– Очень прилично.

Я не сказал Вальтеру об архаизмах. Слишком долго объяснять. Да и не к чему.

– Судьба у него – не позавидуешь. – Вальтер коротко посигналил неосторожному босоногому юнцу в джинсах. – Он тебе не сказал, что сидел при всех режимах?

– Нет.

– Его посадил наш Дольфус, потом одержимый Адольф. Потом он бежал в Польшу, там тоже посадили. Освободили Советы. А затем он и при Советах сел: заподозрили его в преступной связи с немцами. Ненадолго, правда. Перед самой войной выпустили… Жалкий человек. Ни семьи, ни родных – никого! Была близкая женщина, такая же одинокая, как он. Погибла недавно в автомобильной катастрофе. Он чуть не помешался… Ну, вот мы и на месте.

Он замедлил ход, отыскивая свободное место для стоянки. В центре Вены это было не так-то просто. Иной раз приходилось дважды, а то и трижды объезжать квартал, чтобы хоть куда-нибудь втиснуться.

На этот раз нам повезло. От тротуара отчалила какая-то дипломатическая каравелла с цветным флажком на радиаторе, и Вальтер ловко всадил свою верткую «шкоду» на освободившееся место, перед самым носом целившего сюда же черного «мерседеса» с шикарными сиденьями из красной кожи.

– Зевать не надо! – заключил он весело, поворачивая замок в дверце машины.

Из «мерседеса» не отозвались.

Научное общество «Восток – Запад» размещалось, как и библиотека Вальтера, в великокняжеском дворце. Только не в парадных апартаментах, предназначенных для пышных приемов и балов, а в жилых помещениях бывших его владельцев, маленьких неудобных комнатах вдоль длинного коридора на самом верхнем, не видимом с улицы за шикарной колоннадой, этаже здания. До появления системы центрального отопления эти не очень-то уютные комнатенки имели одно решающее преимущество перед роскошными залами нижних этажей: их можно было натопить.

Нас встретил ответственный работник общества, черноволосый, смуглый, широкоплечий атлет с короткой фамилией Кен.

– О, как я рад! – рука у него была словно из стали. – Мне столько приходилось слышать о трудах господина профессора!

Вряд ли он прежде слышал даже мою фамилию. Но правила хорошего тона предписывали максимальную любезность по отношению к гостю.

– Президент нашего общества болен, но сегодня как раз зашел ненадолго на работу и выразил желание лично встретиться с вами… По секрету сказать, болезнь его намного серьезнее, чем он сам предполагает, – без видимой причины вдруг разоткровенничался Кен. – Да, по всей вероятности, у нас скоро откроется вакансия… Жаль, очень жаль! – торопливо, словно спохватившись, добавил он.

Предупредительно распахивая двери, Кен провел нас с Вальтером в светлый душный кабинет в углу здания.

– Господин президент, наш русский гость!

В отличие от Кена председатель правления общества или президент, величественный старик с коротким седым бобриком, географ с мировым именем, не стал делать вид, что ему знакомы мои работы.

– Мы с вами трудимся в далеко отстоящих друг от друга отраслях науки, – тактично пояснил он, мягко улыбаясь при этом. – Но я искренне рад знакомству, поверьте. И лекция ваша тоже придется как нельзя более кстати. К сожалению, мы пока очень мало преуспели в связях с гуманитарными науками социалистических стран… Господин Кен, надеюсь, все организовано должным образом? – Он нажал кнопку вентилятора, подставил розовое лицо под освежающую струю. – Извините, пожалуйста, последнее время я не очень здоров и плохо переношу жару.

– О, да-да! Все готово! – засуетился Кен, быстро потирая руки, словно в предвкушении какого-то счастливого события. – Лекцию, господин президент, мы намерены провести в малом зале старой резиденции…

– Но ведь там, насколько я помню, всего мест двести.

– Что поделать, господин президент. Слишком сильная жара, на большой приток слушателей, к сожалению, рассчитывать не приходится. Люди стремятся за город, к воде.

– Верно, – кивнул Вальтер. – Даже наша библиотека пустует. А зал резиденции я знаю. Он хоть и невелик, но очень уютен, и это дает свои преимущества. Профессору Ванагу будет там нетрудно наладить контакт с аудиторией.

– Ну вот! – Кен не переставал радостно потирать руки. – Теперь о времени. Может быть, послезавтра? Оповестить мы успеем. Пресса, радио, телевидение.

– Нет, послезавтра не годится, – к моему удивлению, возразил Вальтер. – Господин Ванаг отправляется в небольшое путешествие по Австрии. – Он, улыбаясь, повернулся ко мне: – Мой маленький сюрприз тебе и Инге. Мы еще поговорим об этом… Так что лекцию придется провести после возвращения в Вену. Я думаю, лучше всего во вторник. Если, разумеется, со стороны господ из общества не будет возражений.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю