Текст книги "Орлы возвратятся в гнездо(СИ)"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

***

Машина глотала ночные километры. Незнакомые пейзажи мелькали вокруг смутными тенями. Пошла городская застройка, иногда вырисовываясь светом улиц, фонарей, реклам. Ехали авто, шли прохожие. Заморосил небольшой дождь. А через несколько секунд он превратился в ливень. Марко включил дворники, и замедлил скорость. Улицы стремительно пустели. Мы ехали по какой-то аллее засаженной деревьями, с белыми домиками и красными крышами по бокам, – наверно очаровательной в солнечную погоду, а сейчас мрачной и пустынной. Я вздохнул.

– Притормози.

– Зачем? – Он полуобернулся и бросил на меня взгляд, настолько долгий, насколько может позволить себе водитель.

Дождь колотил по машине, будто тысяча маленьких барабанщиков. Но Марко все равно услышал, как я взвел курок трофейного пистолета. Услышал, и вздрогнул.

– Притормози, – повторил я, слегка ткнув его стволом в коротко стриженный затылок. – И припаркуйся слева.

Машина плавно снизила скорость. Марко подвел машину к обочине, выключил фары, и заглушил движок. Циферблаты на приборной доске засветились чуть ярче. Дворники перестали работать. Свет далекого уличного фонаря доходил до нас, через льющийся по лобовому стеклу водопад, отбрасывая на лицо моего попутчика изменчивые, плавно меняющиеся свето-тени.

– Руки держи на руле, – распорядился я.

Он молчал.

– Часто у вас тут так? С погодой? – Спросил я невпопад.

– Это Италия. – Ответил он. – Погода переменчива как сердце женщины. Был дождь, – будет и солнце. Ну, и что дальше?

– Ты сильно задолжал мне, Марко Азмида. – Мрачно сказал я. – Или как там тебя?.. Ты спёр артефакт, который отыскали мы с компаньонкой. Из-за тебя маленькой девочке пришлось одной бежать по ночной степи. Даже не знаю, – добралась ли она. Не дай бог её встретила какая-нибудь нечисть. Из-за тебя я вместо лучшего мирового курорта в Крыму, оказался в каком то ужопистом итальянском захолустье. – (Тут я конечно слегка перегнул, но знаете. всяк кулик...) – Без визы, без штампа, без всего. Из-за тебя, по мне стреляли какие-то уроды, – и ведь могли попасть. Все это надо уладить.

– Чего ты хочешь? – Спросил он.

– Для начала ответы. Кто ты такой? Что за ухари ворвались на корабле? Во что ты вообще меня втравил?

– Я... не могу сказать, – упрямо мотнул головой он.

– О, уверен, что можешь. Стоит только захотеть. – Я раздраженно ткнул его стволом в затылок.

– Я правда не могу. Послушай, здесь... – он полез в карман, но я снова ткнул его стволом, хоть и знал, что он посеял свой пистолет на дне канала. – ...Нет, это только кошелек. Вот, возьми деньги. Если нужно больше, – ближайший банкомат, и мы все решим.

– Ты сейчас дождешься, что я возьму деньги, – мрачно пообещал я. – И деньги, и орла, и машину, – а тебя высажу здесь.

– Нет! – Он аж подпрыгнул, и забывшись повернулся ко мне. – Только не орла!

– Будто я тебя спрашивать стану.

Он смотрел на меня поверх затвора пистолета, ствол которого смотрел ему в лицо. В глазах была непреклонная решимость.

– Только не орла, – повторил он. – Чтоб взять его, тебе сперва придется убить меня.

– Что тебе в нем? – Спросил я. – Сколько ты планируешь за него выручить?

– Дело не в деньгах, – буркнул он.

– Вот видишь, нас обоих мало интересуют деньги. – Подытожил я. – Надо искать другие точки. Не хочешь потерять орла – рассказывай.

Я убрал от его головы пистолет, и положил его на колено. В конце-концов, автомобильная спинка сиденья, для пули не преграда. Стоит мне пошевелить пальцем, и у него в животе будет дыра. Иногда легче говорить, не тыкая в лицо пистолетом. Он мялся как девица перед первым свиданием, и я надавил.

– Чтоб тебя, человек. – Устало сказал я. – Я таскал твоего друга с пулей в животе. Я сегодня вытащил тебя и этого орла из канала. Если бы не я, вы бы оба сейчас лежали на дне. Не говори мне, что ты не можешь. Ты у меня кругом в долгу. Рассказывай, во что ты меня втравил.

Он вздохнул. Плечи у него опустились.

– Это сложно. Я даже не знаю с чего начать.

– Начни с чего-нибудь. – Посоветовал я. – дальше пойдет легче.

– Ладно, – сдался он. – Ты... ты образованный человек?

– Гм... не так чтоб очень. – Признался я.

– Но ты знаешь латынь.

– Понахватался. Мне нравится античная история.

– Я видел, как двигался. Ты служил.

– Да.

– Тогда, может быть, ты поймешь...

Он протянул руки к рюкзаку. Я хотел снова ткнуть его пистолетом, но пока передумал. Он расстегнул молнию. Из под снятой тряпки на меня снова глянула потемневшая металлическая птица. Странно, но потемнев от времени, она стала казаться более живой, чем если бы сияла новым блеском.

– Ты знаешь, что это?

– Птица, которую я нашел, а ты у меня украл, – терпеливо заметил я.

Он не обратил внимания на мои подначки.

– Это орел римского легиона. Его символ. Что-то вроде современного полкового знамени...

– Хорошая теория. – Прервал я его. – но как я сказал, я интересуюсь историей. Это птичка из Крыма. Там пару столетий стояли римские войска, да. Но это были выделенные отряды, – то что римляне называли 'вексиляцио'. А основные легионы с их штабами и орлами квартировались далеко, в других местах.

Он покачал головой.

– Ты прав. В Крыму никогда не было штаб-квартир полных легионов. Но это другой орел. Другой легион. Орел Шестого Иллирийского легиона.

'Легио Секста Иллирика'... – Так это звучало на его латыни со странным мне акцентом.

– Никогда не слышал о таком, – пожал плечами я.

– Это один из восьми легионов, которые полководец Красс увел на восток в 54ом году. – Начал чеканить Марко. – Парфяне разбили войско Красса в битве при Баллисе. Во время ночного отступления остатки шестого легиона были рассеяны, солдаты перебиты, орел утрачен. Легион объявлен расформированным. Упоминания сколоты с памятников. Вот почему ты не слышал о нем.

– Парфянская кампания Красса, – Я наморщил лоб. – Да, я слышал о ней. Римские легионы оказались не такими уж непобедимыми. Но это все происходило в Междуречье и Сирии, очень далеко от Крыма.

– Да, – согласился Марко, – далеко. Все же, после того разгрома остались свидетели. Немало римлян вернулось домой. Они рассказали нам, что остатки шестого легиона до конца защищали орла. Он не был брошен, – взят с боя. Официально, легион объявили ничтожным. Но мы искали способ вернуть орла.

– Рассказали вам? – Заострился я. – Кому – вам? Все это было больше двух тысяч лет назад.

Марко на какое-то время замолк, поерзал на сидении.

– Я как раз пытаюсь к этому подступится... Но это, знаешь, непросто... Доводилось тебе слышать о Хи-Ро? О битве у Мульвийского моста?

Я напряг память. Понс Мульвиус...

– Конечно. В 312ом году у этого моста произошло сражение между двумя претендентами на римский престол: – Максенцием и Константином. Константин победил. По легенде, перед боем он увидел в небе сияющие греческие буквы Хи-Ро – то есть сокращение от 'Христос', и рядом с ними надпись 'ен тоута ника' – этим (знаком) победишь. Константин понял, что это знак, велел перед боем начертать буквы ХиРо у себя на знамени, а воинам нарисовать их на щитах. После этого он, с божьей помощью, с легкостью разгромил конкурента, и уверовал в христианского Бога.

Марко кивнул.

– Верно. Только все это брехня голимая. Личный штандарт с буквами Хи-Ро Константин носил уже задолго до той битвы, и буквы на нем вовсе не означали 'Христос'; потому что сам этот символ появился минимум за четверть тысячелетия до появления христианства. И Константин не приказывал солдатам перекрасить щиты. Все это христианские попы придумали для своей рекламы, задним числом... Константин в честь победы у Мульвийского Моста повелел воздвигнуть триумфальную арку. Она до сих пор в Риме стоит, прекрасно сохранилась. И на арке скульпторы увековечили и самого Константина, и его легионы, и их знамена. Нет там на щитах никаких 'Хи-Ро': – только традиционные узоры легионов. А на древках – старые римские орлы. – Он улыбнулся. – В некотором роде христианские церковники оказались в щекотливом положении. Триумфальная арка начисто опровергала их вранье. Но и снести арку Константина им было неудобно, так как они сами после смерти Константина, задним числом записали его в христиане, провозгласили его 'равноапостольным', одним из столпов своей веры. Поэтому... попы эту арку просто игнорировали. Стоит себе, и стоит. Брехня отдельно. Арка отдельно. В те старые времена, когда не было отпусков, интернета, и прочего – арку могли увидеть лишь единицы побывавших в Риме. А религиозную байку рассказывали от края до края мира. Люди верили. Так строилась христианство.

– Пф! – Фыркнул я. – Тоже мне новость. Попы всегда так поступали. Но к чему эта история?

– А к тому, – он обернулся и посмотрел мне в глаза. – ты сам служил. Ты знаешь, что значит для солдата знамя, с которым он ходил в бой, под которым проливал кровь. Конечно легионеры Константина не выбрасывали священных орлов, и не стирали свои старые символы. чтоб радостно намалевать вместо них новый символ. Такое мог придумать только поп. Слишком глупый, или слишком подлый, – понимай как хочешь. Но вот вопрос: Умер император Константин, сменилось несколько поколений римлян, – и орлы действительно исчезли. Римская империя простояла еще больше тысячи лет. Но не было уже ни легионов, ни орлов. Другие войска под другими знаменами. Вот тебе загадка, про которую не пишут в исторических книжках – куда исчезли легионы? Как ушли римские орлы?

Я задумался. И эти мысли вдруг повели меня в сторону, в которую я совсем не ожидал.

Странные это были мысли. В чужом городе, в чужой стране.

Знал ли я, как уходили легионы? Как они покидали провинции и стягивались к центру ослабевшей империи, будто спрут собиравший свои щупальца. Откуда бы? Что я мог знать, о событиях тысячелетней давности? Не осталось ни свидетелей, ни записей. Так откуда бы мне знать? Но, я знал. Я знал об этом куда больше сидящего передо мной парня. Ведь я родился в СССР. Советский Союз не был империей. Империя высасывает окраины в интересах центра. А СССР был анти-империей, который хотел принести на окраины лучшую жизнь. Но... какая разница для простого солдата? В чем было отличие между легионером, уходившим из отколовшейся провинции к Риму, и советским воином, возвращавшемся в Россию в 90е? Разницы не было. Рушились семьи, рвались связи. Край ставший родным внезапно оказывался чужим. И звала голосом долга далекая Родина.

Гениальный британский поэт Киплинг написал стихотворение 'Роман Центурион'с Сонг', – Песня Римского Центуриона – довольно слезливое, если быть честным. Легат, ай хэд зе ньюс ласт найт – май кохорт ордред хоум. Бай шипс то Портус Иттиус, энд тэнс бай род ту Ром... В этом стихотворении, чеканная речь солдата, повторяющего приказ, внезапно оборачивалась отчаянной мольбой, – избавить его от выполнения приказа. Центурион просил не отправлять его в Рим, и оставить в ставшей родной за годы службы Британии. Киплинг был британцем. Мог ли он написать что-то иное? Конечно нет. Но кто бы воспел тех легионеров, кто так же страдая, все же ушел в Рим, – потому что звали долг и присяга.

Их некому было воспеть.

Советские солдаты, уходившие из Восточной Германии с гордо развернутыми красными знаменами, – знали как уходили орлы и легионы. Это были еще счастливчики, потому что не всегда легионы уходили так. Были ситуации, когда наместники отколовшихся провинций, пытались заставить служить легионы себе. Местные князьки в какой-нибудь Галлии, или сраного Пальмирского царства конечно не прочь были присвоить себе войска. Разве при распаде Советского Союза было иначе? Царьки разорвавшие страну так же рвали и её армию. Солдат заставляли выбирать, – где теперь их новая родина? И заставляли переприсягать. Пытались заставлять. Мытьем и катаньем, посылами и угрозами. Империя все равно гибнет. Обескровленная метрополия обречена. Оставайся у нас, солдат. Мы повысим тебя в должности, дадим новое жилье, мы теперь вообще все заживем прекрасно. Оставайся у нас, солдатик. Ты только присягни нам. Переприсягни.

И кто-то из легионеров выбирал 'садок вишневый коло хаты'. Можно ли винить того, кто оставался там, где была его родная земля, дом, налаженный быт? Ведь это не он развалил страну!.. Нельзя было его винить. Но его самого потом всю жизнь, что-то царапало. Потому что солдат изменивший присяге – ломанный солдат. И честь не портки, – в химчистке её не отмоешь.

И были другие. Кто презрев угрозы и посулы, ломал налаженный быт, срывал с места семью, и уходил в Метрополию. На сжавшуюся как шагреневая кожа, – Родину. Пусть даже эта Родина не всегда ждала с распростертыми объятьями. Пусть даже Родина иногда встречала рылом чиновника, который цедил 'вас сюда ехать никто не заставлял'. Ехали, уходили, прорывались. Кто же лучше их знает, как уходили легионы?..

В 1992м году группа советских летчиков Староконстантиновской бомбардировочной авиационной дивизии 24й Воздушной Армии, положила с пробором на приказы новых незалежных царьков, которые пытались заставить их переприсягнуть. Офицеры подняли в воздух свои 'Сушки', и увели – в Россию, на Родину. И начштаба авиаполка тайно вывез Святое Знамя части на своей машине, – в Россию, на Родину. Семьи вывезли потом.

Вывезли и меня, тогда еще совсем несмышленыша...

Кто лучше этих советских офицеров знал, – как уходили легионы и их орлы?

Где тот русский Киплинг, что воспел их подвиг?..

Те легионеры, кто оставались служить в каком-нибудь новообразованном незалежном огрызке, смотрели как все быстро мельчало. Умирала промышленность, ужималась армия, все становилось мелким, местечковым, обветшалым. С отрывом от метрополии неизбежно происходила деградация.

А те легионеры, кто не изменил присяге и Родине, – им тоже было несладко. Но они верили – однажды Рим поднимется, и вновь принесет свой свет на объятые тьмой земли. Они в это верили. И как мы знаем из истории – были правы; Флавий Констанций вернул Британию. Юстиниан вернул почти все. И это минуло. Но что вообще длится вечно?

Так уходили легионы. Уходили, унося своих орлов.

Но как же потом исчезли орлы?

И на этот вопрос мне нетрудно было ответить. О, да, в Империи тогда наступили иные времена. Кто-то решил, что старые языческие боги слишком многочисленны. Римской империи нужны была новая религия. Одна Империя. Одна Религия. Один Бог. Религию слепили, как смогли, наспех, кое-где неряшливо. Но что было делать с легионами, под старыми языческими орлами? Приказать сменить знамена тем, кто проливал за орлов кровь? – Был бы бунт. Нужно было подождать, пока уйдет старое поколение легионеров и центурионов. Потом знамена сменили, а орлов торжественно поставили в почетные – самые дальние – углы преториев. И только когда в строю не осталось никого, кто мог вступиться за орлов – наплодившиеся христиане с наслаждением разломали их.

А после развала Союза... У новых антисоветских правителей России в подчинении оказалась армия под советскими знаменами. Что было с этим делать? Приказать сменить стяги тем, кто проливал за них свою кровь? Надо было тоньше. Красные знамена оставили. Нужно было время, чтобы ушли те, – офицеры советской закалки. Только потом можно стало сменить знамена на новые. Постепенно. И конечно – со всем почетом. Советские знамена не выбросили. Не так давно, в мое время, их поместили в почетные углы, в музеях частей. Должно было пройти еще несколько десятков лет, прежде чем... Медленный почетный путь на свалку.

Все это пронеслось в моей голове.

Глаза у Марко удивленно расширились, когда я твердо сказал ему – 'Да, я знаю как уходили легионы. И знаю, как исчезли орлы. Возможно, знаю лучше, чем ты'.

Я объяснил ему, что мог объяснить...

Он задумчиво кивнул:

– История ходит по кругу, верно? Чтож. Тогда и мне будет легче открыть тебе кое-что.

Когда-то, очень давно, один из легионов потерял орла. Это была первая потеря, – тем больше был позор. Несколько офицеры не смирилась с этим. Смельчаки отправились в дальние края, преодолели великие опасности, и вернули орла. Но уже не было легиона, который орел мог бы возглавить; – его остатки влили в другой легион. Орел остался не у дел... Но столько сил было приложено, чтобы вернуть святыню, что офицеры не моги оставить это просто так. Орлы были птицами бога Юпитера. И офицеры решили: – пусть орел будет хранится в небольшом горном храме этого бога. Когда-то, грозно блиставший на полях сражений, пусть он мирно парит в храмовом зале. Так и было сделано. В те времена все старшие офицеры были аристократами – у них был деньги осуществить желаемое. Со временем, вокруг храма образовалась маленькая община. Некоторые легионеры, те что вышли в почётную отставку, уходили служить орлу. А потом в храме появился другой орел. И еще. Ведь военная удача не всегда была благосклонна к легионам. Постепенно храм стал хранилищем. Так же, как старый солдат уходил в отставку, уходили и орлы. Если легион расформировывался, – орел успокаивался в храме. Если орла теряли на поле боя, община делала все, чтобы вернуть его. Орлы должны возвращаться в гнездо – вот в чем была цель. Так было сотни лет.

Но наступили новые времена. Христианство стало официальным имперским культом, а на язычников объявили гонения. Легионы больше не могли носить орлов. Но ничто не уходит сразу, и в легионах было еще достаточно верных людей, чтобы орлы, несомые их руками, летели в храм. Но и в храме уже стало небезопасно. Гонимые стали гонителями. Кроткие стали извергами. Христиане рушили старые святые места, разрушали алтари и жертвенники, захватывали здания, убивали жрецов. Везде были фанатики, готовые убивать инакомыслящих, за своего нового христианского бога. Общине пришлось приспосабливаться. Тем, кто привык шпионить в чужих землях возвращая орлов, пришлось притворятся и на своей земле. Из храма исчезла статуя Юпитера, на крыше появился крест. Храм Юпитера превратился в христианский монастырь. А храмовая община – в монашескую братию. Но тем, кому следовало, – там, в миру, – знали куда нести последних припозднившихся орлов.

– Ты хочешь сказать... – мне было трудно это произнести. – Эта община, какое-то секретное общество... до сих пор существует?

Он кивнул.

– И ты, – один из них?

Снова короткий кивок.

– Мы, потомки отставных легионеров. Хранители орлов. Видишь, – я не вор. Ты и твоя знакомая нашли этого орла раньше нас. Но разве, когда ты находишь на улице кошелек, у тебя становится больше прав, чем у настоящего хозяина?

– Здесь речь не о кошельке. А о тайнике, закрытом бог знает сколько сотен лет. – Я почесал затылок. – Как орел оказался в Крыму?

– Тот разрушенное святилище в Крыму, где мы встретились... – Задумчиво сказал Марко. – Этот храм, построили легионеры одиннадцатого Клавдиева легиона, что стоял там больше полутора тысяч лет назад. Бога, которому поставили храм, звали Юпитер Тонанс. Местные греки говорили на другом языке, но и они почитали владельца храма. Они звали его Зеус Остапиос.

– Бог грома, – констатировал я.

– Да, верховный бог империи, до принятия христианства. Времена шли, а храм стоял. В империи наступили сложные времена, и легионы ушли с этого берега. Но жрецы помнили, кто поставил дом для их бога. И вот, однажды в храм явился путник. В заплечном мешке он принес вою ношу, добытую на далеком востоке. Потерянную птицу, проигравшую свой главный бой. Один из орлов разгромленных легионов Красса. Никто не знает, чего ему стоило её добыть. Чего стоило донести. Он нес орла обратно в гнездо. И вот, на этом берегу, орлоносец узнал, что в империи великая смута. И он побоялся нести в Италию так трудно добытого орла. Он отдал орла на сохранения жрецам, и взял с них великие клятвы. Разве они осмелились бы предать птицу, посвященную их богу?.. Орлоносец ушел. Пересек Средиземное море, и донес весть до братьев. Но забрать орла уже не получилось. Долгие годы прошли прежде чем смута утихла, и община смогла послать новых людей. Увы, они не нашли ни стоянку, ни храм. Местные говорили, что в одну из ночей земля затряслась и поглотила языческое святилище. Многие в тех местах узрели в этом руку христианского бога. Так община потеряла птицу. Но мы всегда – всю эту бездну лет – помнили, что на вашем берегу спит один из орлов легиона.

– А археологическая экспедиция? – Спросил я.

– Когда до нас дошли вести, что археологи в том районе Крыма нашли старую стоянку легионеров, мы поняли, что и храм где-то поблизости. И тогда община послала Меня, Джузеппе и Бруно, под видом археологов. Подключили знакомых. Подделали запрос к вашим археологам, на включение в экспедицию двух молодых сотрудников Неаполитанского Археологического музея. Приняли финансовое участие, – перевели деньги на счет. Сами назначили 'куратора от музея' – дали его телефон вашим археологам; он действительно расположен в Неаполе. Так мы могли совершенно спокойно искать в районе то, что нам нужно. Только вы с девчонкой нашли храм раньше.

– А те, – я неопределенно махнул головой в сторону – Британцы, которые устроили ночные пострелушки на берегу. Они кто?

– Не знаю. – Он развел руки. – Они тоже приехали по запросу. Но дело в том, что в отличие от нас, они как раз археологи не фальшивые. По крайней мере, – один точно. Нил Фишер действительно является куратором одного из отделов британского музея. Как видишь, – их прикрытие было получше нашего. А вот на кого они работают...

– Какой-то богатый частный коллекционер?

– Может быть... А может, и не частный... – Марко хмуро взглянул на меня. – Знаешь, почему община за все эти годы не вышла из подполья? Казалось бы, чего там... сдай орлов в ближайший музей, и живи себе, занимайся своими делами. Хранить тайну больше двух тысяч лет, – тяжко. Времена меняются. Люди меняются. Клятвы истираются, и лишаются смысла. Что казалось важным основателям, теряет цену для потомков. Когда-то нас были сотни, а сейчас осталась горстка... Последнее хранители.

– Ну и почему?

– Когда христианство стало угнетать язычество, – община еще надеялась, что все еще может измениться. Что колесо судьбу сделает другой поворот, и легионы вспомнят о своих орлах. Один раз, так почти произошло. Но после гибели императора Юлиана, надежды угасли. И все же – мы не отдали орлов миру.

– Почему?

– Потому что орлы были нужны всем. Рим угас. Его свет оставил запад, и лишь бросал отсветы издалека, из Константинополя, на востоке. Наступило темное средневековье. И что осталось варварам, на бывших римских землях? Всем этим германцам, испанцам, британцам, франкам... Они жили в деревянных халупах, и видели рядом с собой остатки грандиозных каменных городов. Они пользовались римскими акведуками, банями, дорогами, – и долгие столетья не могли построить ничего подобного. Они сознавали, что когда-то здесь существовала цивилизация, превосходящая их жалкое бытие. За столетия это проникло в их кровь. В них одновременно возникло и преклонение перед Римом, и сознание собственной ущербности. Всем хотелось снова достичь Рима. Всем им хотелось быть потомками и наследниками Рима. Им хотелось стать римлянами, возродить Римскую Империю – так как они её понимали. Рим умер. Но его слава была жива, и каждый королёк пытался натянуть её на себя, перелатать на свой ряд. Все европейские короли веками писали себе фальшивые родословные, в которых выводили своих предков от римских цезарей...

При этих словах Марко, я вспомнил нашего русского царя Ивана Грозного, который не отстал от европейских коллег, и тоже настрочил себе родословную от Августа. Мда... Здесь Марко был прав.

– ...Ведь как только какой-то король 'подтверждал' свое происхождение – продолжал Марко – он как бы получал право на все 'Римское Наследство'; то есть на все земли, которые когда-то занимал древний Рим. Вспомни, сколько раз амбициозные правители пытались возродить свою 'Римскую' Империю. Германия, Франция, Испания, Италия... Карл Великий, Наполеон... Скажешь, дела давно минувших дней? А Гитлер? Муссолини? Эти уродливые шрамы на лице Европы. Они были меньше века назад – мгновение на часах истории. И оба они строили свою 'Римскую' Империю. Их солдаты вздымали руки в римском салюте, и их символами были скопированные с римских орлы. Представь, что тогда, века назад, в каком-то музее лежали бы настоящие орлы? Их тут же извлекли с витрин, сдули пыль, трясли бы ими на парадах, и снимали бы в пропагандистских роликах, чтобы подогреть народ для очередной победоносной войны. А что современность? За океаном вырос новый претендент – звёздно-полосатый. И американская элита играет в римлян. Опять орлы на гербах, опять девизы на латыни, и отношение ко всем другим как к варварам. Вот тебе и дела давно минувших дней.

Марко перевел дух.

– Вот почему мы храним тайну орлов – произнес он уже спокойнее. – Когда-нибудь люди на земле перерастут Рим. Не только учёные в кабинетах. А политики. Они взвесят его низости и его величие. Когда-нибудь политики перестанут дергать его призрак, чтоб оправдать желание наложить лапы на чужие земли. И вот тогда – мы, последние римляне, – отдадим римскую славу миру.

На этой фразе я не смог не улыбнуться. Только что Марко ругал тех, кто пытался примазаться к римской славе. Но сами-то они конечно – 'последние римляне'. Впрочем... Где еще им было найти силы для того, чтоб хранить тайну столько лет? Что вообще могло заставить людей поколениями хранить ветхий секрет? – Только одно: ощущение сопричастности к величию.

Я качнул головой. Поднял пистолет, и нажал рычаг сброса, – курок сухо щелкнул всухую, вернувшись в невзведенное положение.

– Ладно, 'Аэций'. Будем считать, что у вас прав на этого орла больше, чем у меня. Пусть лежит в вашем схроне, до срока. Так что дальше?

Он с облегчением выдохнул.

– Ты мне и так здорово помог. Могу высадить тебя у ближайшего полицейского участка. Вопрос, насколько они тебе поверят, и что будет после этого... Другой вариант – община может тебе устроить через знакомых контрабандистов такой же нелегальный переезд обратно. Никаких черных меток в паспорте.

– Лучше конечно второй, – пожал плечами я. – А то соберусь в Европу, а у меня волчий билет нелегального эммигранта.

– Добро. Здесь в Равенне, у общины есть дом. Заедем туда. Заодно, прикроешь мне по пути спину. Эти стрелки все еще где-то в городе.

– Как они вас нашли, вот вопрос?

Он подумал.

– Скорее всего те парни в Крыму сообщили своими, когда ушла наша лодка. Дальше по спутнику, отследили корабль. Кто бы они не были, с техническими возможностями у них все в порядке... Едем?

– Едем. – Согласился я.

Он снова завел мотор.

***

Машина поколесила некоторое время по ночным улицам, прежде чем Марко остановил её у белой стены с железными воротами где-то в пригороде. Он вышел из машины, набрал код на панели у ворот, и тяжелые створки распахнулись. Машина въехала на небольшую аллею, перед которой раскинулась белая двухэтажная вилла с красной черепичной крышей. Старое, красивое здание в среднеземноморском стиле – большие каменные арки, шли непрерывным рядом по первому этажу. Окна напротив, были небольшими, тесные крестовины реек удерживали небольшие квадраты стекол.

– Приехали. – Марко остановил машину, и заглушил мотор.

Я вылез, и оглядываясь, размял затекшие ноги. Услышал рядом журчание – в дворе стояла каменная чаша, в которой из потемневшей желтой трубы бил небольшой фонтанчик. В свете луны вода казалось черной. Набрал воды в ладонь, попробовал на язык – вроде чистая...

– Погоди, – Марко возился у двустворчатой двери со старомодным ключом, – сейчас войдем в дом, напьешься.

Он открыл тихо скрипнувшую дверь, вошел внутрь, зашарил рукой по стене. Щелкнул выключатель, – отчетливо, старомодно, с металлическим щелчком, – и холл озарил свет. Белые стены, темные деревянные балки над потолком. Лестница на второй этаж по центру, расходящаяся на две стороны на втором этаже. Две арки с дверьми по обе стороны от лестницы на первом. Еще одна большая дверь в левой стене. Вазы темного камня с красной прожилкой, на небольших каменных постаментах. Слева на стене большая картина – с испуганной толстомясой девицы рубенсовских форм; ветер сдувает с неё покрывало, и какие-то там еще фигуры с панически воздетыми руками на заднем плане...

– Дворец. Как есть дворец... – озираясь пробормотал я. – Богато у вас тут, в средиземноморье...

– Да... – рассеяно отозвался Марко. – Подожди, мне нужно позвонить...

Он открыл большую двустворчатую дверь слева, и мы вошли в другую комнату, – прямоугольный вытянутый зал. Здесь было пустовато, в центр так и просился большой обеденный стол для большой семьи. Но стола не было, кроме небольших полу-столиков в углах, – лишь пустой узорчатый вощеный паркет внизу. Зато были картины. Видимо зал использовался как небольшая картинная галерея.

– Сейчас, момент... Марко подошел к угловому столику, положил на него рюкзак, открыл ящик и вытащил оттуда телефон. Мне казалось, что в подобном заповеднике старины и телефон должен быть каким-то древним чудом с дисковым набором номера, и рогатой подставкой под трубку. Но в руках у Марко оказался какой-то утилитарный сотовый, в духе незабвенной 'Нокии 3310'.

Он потыкал кнопки, и стал ждать ответа. Я тем временем скользил рассеянным взглядом по висевшим на стенах картинам. На боковой стене, (противоположной окнам_, висело несколько портретов дородных легко одетых девиц, и какие-то натюрморты с окороками, рыбами, тыквами, виноградом. Изобилие еды и плоти.

На ближней, торцевой стене было суровое батальное полотно; судя по одежде солдат, 19го века. Орава гавриков в красных штанах и голубых мундирах напирала на ватагу мужиков одетых наоборот – в красные рубахи и голубые штаны. Из-за сходства цветов одежды противников, казалось, будто изначально они были одеты полностью в голубое, а другие полностью в красное, но перед боем решили обменяться штанами, чтоб разнообразить свой гардероб... Лица у персонажей, впрочем, были совсем не комедийные. На дальнем плане художник запечатлел, как ребята в красных рубашках жахнули по голубым мундирам картечью, проделав в их толпе ужасающую просеку. Нарисованная же на ближнем плане пушка, жерло которой было полу повернуто к зрителю, еще только готовилась долбануть – кучерявый хлопец в красном как раз тянул фитиль к запальному очку в казне. Рядом с канониром виднелись такие же одухотворенные черноокие рожи с кучеряшками на голове, которые воинственно махали саблями, и палили из ружей. Видно было, что хлопцы в красном своих вражин одолеют.

Я глянул на табличку с названием, прикрепленную на раме. Там было слишком много слов на итальянском. Комбаттименто... дель... Вольтурно... Санта-Мария... бла-бла... Что-то смутно шевельнулось в памяти. Битва при Вольтурно. Да, там гарибальдийцы-краснорубашечники одолели войска королевства обоих Сицилий, – последний шаг на пути объединения Италии в единое государство. Я поглядел на картину на дальней противоположной стороне – там торчал парадный портрет длинноносого деятеля с невнятными усиками на унылом лице, в красных штанишках и черном мундире с эполетами. Надпись под портретом гласила 'Францеско II'... А, так это был король Франциск, – король, который потерял корону в результате сражения, которое гремело на противоположной стене. Неудивительно, что у него было такое уныло лицо. Тот кто развешивал картины заставил короля вечно любоваться на свое поражение – определенно декоратор не был лишен черного юмора.