Текст книги "Орлы возвратятся в гнездо(СИ)"

Автор книги: Лев Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Ксанка уважительно посмотрела на меня.

– Правда, там в законе мутного много, – продолжил я. – Так, четко не регламентировано.. ну, не написано то есть, кто именно из в государстве должен компенсировать тебе найденное. А еще есть разница между кладом и находкой.

– А как это?

– Эхм... Ну смотри, если ты вот ты залезешь в этот свой найденный дом в холме, а там в тайнике... золотая корона, вся в рубинах!

– Ух ты! – Ахнула Ксанка.

– Ага. И рядом, с короной, значит, записка. Что мол, 'я фараон Рамзес Шышнацатый, спрятал здесь свою корону, чтоб вы её никогда не нашли, ха-ха!'. Вот – это и есть клад. Потому что явно видно, что бывший владелец постарался свои ценности сокрыть.

Я зацепился ногой за какую-то выбоину в дороге, и едва не загремел носом в пыль. Сдержав рефлекторное русское слово, я продолжил.

– Значит... Что там дальше?.. А, да. А вот если ты идешь, в вдруг видишь, в кустах лежит скелет этого самого фараона, Рамзеса Шышнацатого, с короной на башке.

– Прямо как в компьютерной игре!

– Ага... Короче, лежит скелет. И видно, что никуда он корону не прятал, а просто так, шел и помер – то это уже не клад. Тогда может вступить в действие статья 227 'находка'. А это значит, что ничего уже тебе от государства не полагается. Ты эту корону обязана сдать в полицию, или орган местного самоуправления.

– А мне за это что?

– А тебе за это 'Больше Спасибо' скажут.

– Ну!!! – Ксанка фыркнула.

– Да. Но вообще у нас закон дырявый. Многое там написано коряво, и по большому счету от судьи зависит. У нас вообще всегда все зависит от судьи...

– А откуда вы так много про клады знаете? – Спросила Ксанка.

– Да... – я задумался. – Тоже как-то хотел найти клад. Даже ездил в прошлом году искать.

– И чего? – Живо спросила Ксанка.

– Нашел несколько старых монеток. – Ответил я, отводя взгляд. Врать я не любил, а уж обманывать ребенка мне почему-то особенно неловко.

– Мало.

– Ну... Сколько есть.

– А вдруг у меня там, под крышей, настоящий клад! – Загорелись глаза Ксанки. – Большой. – Девчонка вперилась в меня глазами. – Дядь Лёв! Помоги откопать! Мне одной туда не залезть. А я с тобой поделюсь.

– А археологи как же? – Спросил я.

– Ну их! – Возмущенно фыркнула Ксанка. – Сами меня прогнали! И государство – ну! Они половину заберут.

– Так а мне-то ты сколько дашь? – Улыбнулся я.

– Ммм... – Она даже засунула в рот палец от напряженности мысли. – Тоже поделим пополам. Все по-честному.

– Так погоди, – я засмеялся, – ты государству половину не хочешь отдать, а мне отдашь?

– Тебя-то я знаю. А на государство мама все время ругается. За какой-то, этот... прожиточный минимум.

– Хмм-м...

Я крепко задумался. Детская логика. Знает она меня... Ага, десять дней. Вот и все её 'знает'. Только что я не отмахивался от девчонки, как остальные взрослые. Но дело было даже не в этом. Конечно если бы мы что-то нашли, я бы не обманул девчонку. Дело было в другом. Если вдруг мы действительно что-то найдем, кроме кучи старых камней на берегу... С поиском старинных кладов была одна проблема: Если ты выкапываешь старинный клад, и не сообщаешь о нем государству: – то ты не просто вынул клад из земли. Ты выдернул клад из истории. Как только вещи уходят с места находки без регистрации учеными, – они уже были потеряны для науки.

Скажем, если бы ученые нашли под Московой шлем Александра Македонского – это стало бы сенсацией, и переворотом в мировой науке; (Потому что, насколько известно истории, в те места где позже построили Москову, Александр Македонский и близко не прибегал). Но если этот шлем найдет какой-то прощелыга, и продаст его на черном рынке. Никакой сенсации уже не будет. Поди докажи, что шлем был найден в Москве, а не в родной для Александра Македонии? Или в Индии, куда он в поход ходил. Вот так вещи выкопанные 'черными археологами', и терялись для истории.

Но с другой стороны, я ведь уже был не без греха. Год назад я нашел гигантский древний клад – и не сообщил о нем никому. Правда, на то были серьезные причины... Но тем не менее. Что еще хуже, несмотря на то, что в тот раз поиски клада обернулись бедой... Я все равно вспоминал тот момент. Когда я вошел в старую крепость, где никто не был больше ста лет. Когда читал дневник капитана и его погибшего конвоя. Когда сел на тюки полные золота. – Это было незабываемое ощущение. Азарт поиска. Находка. И больше того – прикосновение к истории. Это было как... машина времени. Ты перемещался назад, в прошлое, которое застыло в таком вот укромном уголке мира. Ты мог потрогать прошлое своими руками. Разве с этим могла сравниться стерильная витрина музея? Нет. Нет! Это было особое чувство. И я... хотел повторить его.

Я почувствовал, как меня начинает одолевать соблазн. Мне хотелось найти еще один клад. Повторить момент. И как всегда бывает в такие секунды, мозг начал услужливо подстраиваться под желание. Шепоток внутреннего голоса донес, что вряд ли мы вообще что-то найдем. Мало ли что нашла на холме девчонка? Старые камни. Даже если это какая-то древняя постройка – что от неё осталось? Что могли мы найти здесь, в Крыму, обжитом вдоль и поперек, и перекопанном археологами? Это не прошлогодняя необъятная Сибирь. А раз ничего нет, – то какой с меня спрос? Мы просто покопаемся в земле, отвалим пару каменюк. Разве не так? Разве нет?

Соблазн был велик. И я сдался. Я просто еще раз чуть приближусь к тому чувству, что испытал в прошлом году. Ощущу его. Хотя бы как тень.

– Хорошо, – сказал я ждущей Ксанке. – Лады. Помогу тебе. – Я подставил ей руку. – Дай пять, компаньон. Откопаем твои сокровища.

– Круто! – Взвизгнула Ксанка, и подпрыгнула на своих долговязых ногах. – Тогда сегодня ночью...

– Стоп-стоп, – я поднял руки. – Зачем это ночью?

– Ну... – Ксанка опять посмотрела на меня 'умудренным' взглядом. Чтоб никто не увидел. Это же тайна.

– Ночью не видно ни шиша. Мы с тобой ноги сломаем. Нужны будут фонари. А их свет, – (я вспомнил инструктаж времен службы в разведке) – километра за полтора видно. И вообще. Времена сейчас тяжелые... Если нас кто встретит ночью... Еще подумают что я педофил какой.

– Ой, тоже мне! – Фыркнула Ксанка. – Педофил! Все село знает, что ты вечерами к тете Гале на Приморскую улицу ходишь. А она уже старая. Ей же 35 лет.

– Гмм!.. – я почувствовал, что краснею. Проклятая деревня. – Ты знаешь чего?.. Ты не это... Лом нам нужен. И лопата. У мамки твоей в хозяйстве есть?

– Есть, – кивнула Ксанка. – Стоят в сарае. Только лом ржавый.

– Лом ржой не испортишь, – буркнул я.

– А как ты лом днем по селу потащишь? – уперев руки в боки осведомилась пигалица. – Дачник с ломом и лопатой. Сразу выдашь наше дело!

Я задумался. Если местная 'сеть осведомителей' из бабок и бездельных баб, с легкостью вычислили мой вечерний маршрут к очаровательной Гале... то уж поход с ломом и лопатой точно останется незамеченным.

– Наше дело!.. – буркнул я. – Слышь, ты, Коза Ностра... А как ты ночью из дома выйдешь? Тебе мамка-то сразу всыплет горячих.

– Ничего не всыпет, – мотнула головой Ксанка. – Я ж тебе говорю, мамка на работе.

– Она всю ночь что ли, на работе будет?

– На сутках она, – вздохнула Ксанка. – Одна я на хозяйстве.

– Ладно, кладоискательница, – вздохнул я, чувствуя, что втягиваюсь в ужасную авантюру. – Пойдем ночью. У тебя фонарь есть?

– Есть, – кивнула Ксанка.

– Хорошо. Дом у вас на окраине... Далеко идти до твоего секретного места?

– Ну... Ксанка задумалась. Полчаса. Наверно.

– Значит, ночью, по темноте, весь час будем добираться. Слушай сюда. В три часа буду ждать тебя у вашего забора, со стороны пустыря. Лом и лопату сможешь к забору притащить?

– Смогу! – С великим энтузиазмом кивнула кнопка.

– Хорошо. В три часа. Будильник заведи. Проспишь, опоздаешь – развернусь и уйду спать. Поняла?

– Поняла! – Истово кивнула пигалица. – А почему в три?

– С трех до четырех – самое воровское время. – Машинально пояснил я еще одну мудрость со времен разведки. – У нормальных людей тогда самый сон. Как выйдешь из дома, фонарем только себе под ноги свети. А то засветишь соседям в окна, разбудишь... И вообще, – выйдем за околицу, слушайся меня. По первому свистку должна все делать. Не ровен час, свалишься в какую-нибудь трещину, – Тогда твоя мамка меня живьем в землю закопает.

– Точно, – кивнула довольная Ксанка – закопает.

– Ты не скалься, – осадил я. – Я серьезно. Слушаешься меня, иначе всему делу отбой. Поняла?

– Поняла. – присмирев пред моим внушительным (как я надеялся) взором, серьезно кивнула девчонка.

– Ну тогда, в село входим по отдельности. – Приказал я. – Конспирация превыше всего.

Подходя к дому хозяйки, где я снимал жилье, и перекидывая крючок калитки, я глубоко вздохнул. – Итак, сегодня ночью я не только буду шляться по степи в компании маленькой девочки. При мне еще будет лом и лопата... Не загреметь бы мне в местные Чикатилы. Всех детей пропавших за двадцать лет на меня спишут. Полиция будет в восторге.

***

Чего я не учел, что ночью даже в этих местах далеко не курортная температура. К трем часам все что было нагрето солнцем днем, успело остыть. Поэтому я изрядно продрог, шляясь за деревенской околицей. Луну затянуло облаками, темень была такая, что глаз выколи, и чувствовал я себя по-дурацки. Девчонка опаздывала. Где-то минут в десять третьего, у меня появилось крепнущее подозрение, что мелкая сикараха вообще меня развела. Я начал вглядывается в Ксанкин дом с темными окнами, пытаясь уловить там какие-то признаки жизни. Дрыхнет небось себе в постели, а перед этим хихикала, как подшутила над городским лопухом, ага...

Эта картина представилась мне так ясно, что я едва не пропустил... Чу! Вроде звук скрипнувшей двери. Ага! Она все-таки соизволила выползти из дома. У дверей загорелся маленький тусклый фонарик, – висящий в темноте огонек. Огонек начал приближаться к околице, за которой я слонялся. Вместе с приближением огонька я услышал какое-то сопение и пыхтеж. Так должен был дышать столетний дед-астматик, а не маленькая девочка. Тут я подумал, что идти с фонариком могла вовсе и не Ксанка. Мало ли кого несло ночью. Сейчас столкнусь нос к носу с каким-нибудь местным дедом Щукарем. Объясняй ему потом,...

С такими мыслями я нашел с внешней стороны забора куст погуще. И слился с ним в полной незаметности. Фонарь я теперь видел еще хуже, через кусты. Зато пыхтение приближалось все ближе, и наконец затихло где-то с той стороны забора.

– Дядь Лёв... – Раздался в темноте Ксанкин голос, такой громкий, что его наверно услышали все в деревне.

Все-таки это была она.

– Тсссс! – Вылезая из куста, шикнул я, с трудом различая её смутный силуэт. – Чего кричишь? И не пыхти так. Ночью звук долгий. Тебя аж под Мурманском слышно...

– Это я лопату и лом тащила, – объяснила Ксанка. – Тяжелые. Помоги мне их через забор перекинуть.

Я заметил, что девчонка незаметно перескочила на 'ты'. Конечно, чего уж там соучастникам устраивать реверансы...

– Ну, давай.

Почти на ощупь я нащупал черен лопаты, (довольно занозистый, надо сказать). И холодное тело мощного лома, шершавое от ржавчины. Хекнул, и перетащил их на свою сторону забора.

– Теперь ты.

Я подхватил легонькую девчонку, и тоже поставил её рядом с собой.

– Ночь воровская, ни шиша не видно. – буркнул я. – Ну что, не придумала?

– Пф! – Выдохнула кнопка. – Я ж не меньжовщица какая.

– Где ты слов-то таких набаралсь?.. – Изобразил я облико морале, и подхватил наш шанцевый инструмент. – Ну, раз не передумала – веди.

– Пошли! – Она подсвечивая под ноги своим хилым фонариком, двинулась в ночную тьму.

Я шел за пигалицей. Огни деревни за плечом оставались все дальше. Поход в ночи создавал какое-то сюрреалистическое ощущение. Ксанкин фонарик, и мой светодиод в телефоне хоть и давали неплохой свет, но все мы время от времени спотыкались о неровности почвы. Надеюсь, здесь не было каких-нибудь сусликов, которые любили рыть норы. Одна рука у меня была занята телефоном, который в данный момент исполнял функцию фонаря. В другой я кое-как держал лом и лопату. В одной ладони они лежали неловко, пальцы не полностью смыкали круг, и кисть начала уже неметь.

– Ксанка, стой.

– Тяжело? – спросила Ксанка. – Давай я лопату возьму.

– Ага, лом еще возьми. И меня на закорки... Просто погоди секунду.

Я остановился, и подумал, как бы мне все устроить посподручнее. На шее у меня была универсальная тряпица – сшитая кольцом из тянущейся ткани универсальная вешь, которую можно было одеть и как шейный платок, и как бандану. Я перетянул тряпицу с шеи на голову, на манер налобной повязки, и подоткнул под неё в районе лба свой телефон, так чтобы ткань не закрывала светодиод. Получился импровизированный налобный фонарь, который светил туда, куда я поворачивал голову. Теперь у меня было две свободные руки, чтоб нести лом и лопату.

– Двинули. – Скомандовал я.

Мы все шли, шуршали наши шаги, пели в ночи какие-то степные насекомые, шелестел ветер.

Несмотря на то, что идти стало удобнее, тащить лом все равно было тем еще удовольствием.

– Далеко еще? – Спросил я.

– М-мм. Нет, не очень, наверно.

– Наверно? – Заострился я.

– Ну, знаешь... ночью все по-другому.

– А мы не заблудимся вообще? – Запоздало забеспокоился я.

– Нет конечно – засмеялась Ксанка. – Я же здесь выросла. Это вы, городские, как дети малые.

– Ну-ну. А место-то найдем?

– Найдем. Нам надо только на обрыв моря выйти. Это мимо не пройти. А там я соображу.

Мне захотелось спросить, не сверзимся ли мы случайно с обрыва, не заметив его во тьме. Но решив не разочаровывать компаньонку насчет моего неугасимого мужества, я молча продолжал тащить скарб землекопа.

Конечно ни с какого обрыва мы не свалились. Море предупредило по приближении. Сперва ветром и своим непередаваемым свежим запахом. А потом и шумом волн, разбивавшихся внизу под обрывом.

– Ага, – сказала проводница обозрев окрестности. – Теперь на холм, направо...

Мы пошли направо. Взобрались на подъем, пробрались через невысокие кусты.

– Тут осторожно. – Предупредила Ксанка. – Где-то здесь уже разлом. И вообще, в земле много трещин. Ты под ноги свети.

Это был дельный совет. В земле действительно были трещины. Сухая земля разошлась, рваными краями, но еще не обсыпалась; видно землю встряхнуло совсем недавно. В белом свете фонарей провалы выглядели неестественными, будто теряя перспективу. Но заработать вывих стопы тут можно было на раз. Хорошо, что разломы были небольшие. Ксанка перепрыгивал встречные трещины. Я, со своими грузом, через них просто шагал.

– Вот. – Внезапно сказала идущая впереди Ксанка, и остановилась, – направив указующий палец куда-то вниз.

Я подошел к ней, взглянул по направлению... и у меня отвалилась челюсть.

Крыша храма вздымалась из разошедшейся земли, как могучий хребет кита между морских волн. Конечно он не был целым. Та часть, что продолжала скрываться под землей, уходила с наклоном к морю. Тесаные камни были сдвинуты.

– Стой здесь! – Сказал я девчонке.

– Еще чего!

– Стой здесь, и держи инструмент. Я еще никуда не лезу.

Я пошел вдоль хребта двускатной крыши к морю, подсвечивая себе фонарем. Берег внезапно обрывался, а вместе с ним обрывался и храм. Похоже, он был обращен фасадом к берегу. Недавний обвал отправил фасад и фронтон с частью берега вниз с обрыва. Я глянул вниз. Набегающие волны алчно облизывали упавшие пласты земли, между ними виднелись рухнувшие колонны, распавшиеся на дольки. Да, немалая часть храма гакнулась с берега. С годами море заберет и остальное. Вообще же, после такого обрушения, храм стал хорошо виден со стороны моря, и его скоро кто-нибудь мог обнаружить. Ксанке просто повезло первой...

Я вернулся обратно – к дальней от берега части храма. Можно было конечно попробовать проникнуть в здание с 'морской' стороны, так как фасадная стена теперь большей частью мокла в воде, открыв доступ внутрь. Но без веревки это было опасно – можно и самому навернуться с обрыва... Я стал осматривать тыльную, выступающую из земли часть. Свет фонаря отыскал в задней стене вентиляционное или световое окно, но оно было так мало, что в него не пролезла бы даже Ксанка. Оно и понятно, – в древние времена люди были не дурнее нас, и проблема воров уже тогда стояла в полный рост. Я приблизился ближе к разлому, и заглянул вниз. Обвал перекосил здание, и отвалил его тыльную стену от пласта земли. Тот еще не успел осыпаться, так что образовалась приличная щель.

Я призадумался. Об античных храмах я знал немного. Да ладно, чего там кокетничать – ни шиша я о них не знал. Но логика подсказывала, что если отбросить разницу в обрядовой мишуре и достижениях архитектуры, то устроены они были примерно так же, как современные: с фасада находилась общедоступная часть, куда верующие приходили молить о ништяках. А в задней части, за загородкой были помещения, куда имели доступ только священники. Там складировалось то, что приносили в дар храму, да и сами иереи и архиереи могли там расслабиться и выдуть бутылочку пивца, после публичных молитв и камланий. Соответственно, в храме было недурно иметь два входа. Парадный, и небольшой задний вход, через который священники могли спокойно проникать на свою 'половину'.

Это стоило проверить.

Я вздохнул, и взяв у девчонки лопату полез в земляную щель.

– Стой тут и свети, – проинструктировал я её. – Если меня вдруг засыпет...

– То что? – Спросила кнопка.

– Да, в общем-то, ничего, – буркнул я, представив, сколько времени ей займет бежать до деревни и поднимать людей. – Плохо будет, вот что.

Я начал аккуратно шуровать лопатой, откидывая землю от того места, где по моим представлениям должен был находится задний вход. Телефонный фонарь заливал все вокруг ярким, почти дневным светом. Шуршал на штыке песок. Что-то постоянно неприятно осыпалось. Но я уже вошел в азарт. Это было не гильзы по лесам копать, как делал когда-то мой друг Ванька. Это настоящее приключение!

Штык лопаты, скользя вдоль стены, во что-то ударился. Я разбросал землю. Да, это был верхний камень дверной арки. Под ним был... я начал раскидывать землю как крот. Обнажилось то, что теперь называлось 'дверным полотном'. Сделанная из деревянных досок дверь плохо пережила прошедшие столетия. Не потребовалось даже лома, ветхое дерево уступило удару лопатой. Гнилые остатки досок провалились внутрь дверного проема, туда же обсыпалось некоторое количество земли, из-за чего я едва удержался на ногах. Значит, внутри все это время была пустота! В обнажившуюся дыру вполне мог пролезть взрослый человек.

– Что? Что там?! – Запыхтела сверху Ксанка. – Наверно её нос в этот момент должен был удлиняться как у Буратины, так ей хотелось понять, что я там делаю.

– Я сделал проход. – Объяснил я. – Тут можно пролезть внутрь...

– Ой, я тоже! – Заверещала она. – Я тоже лезу!

– Погоди ты... – я подумал о том, как буду объясняться с родительницей, если девчонку не дай бог присыплет каким-нибудь оползнем. – Я сам слажу и все посм...

Девчонка едва не приземлилась мне на шею. Похоже, ей тоже овладела клад искательская лихорадка.

– Это я нашла! Значит я пойду! – Пискнула Ксанка. – И тут же устремилась в дыру.

– Да ты... я едва успел её ухватить. – Не лезь поперек батьки в пекло. – Я поставил её на землю. – Пойдешь за мной.

Я поудобнее перехватил лопату, и сунулся в дыру в дверном проеме. Внутри луч выхватил довольно большое помещение. От обвала ему досталось, – камни в некоторых местах были выворочены, сдвинуты, образовались щели, в которые насыпалось довольно много земли, укрывшей почти весь пол насыпями. Осыпая землю, и разбрасывая куски деревянных гнилушек, я пролез внутрь. Обернулся, помог слезть и Ксанке.

– Не шуми, не кричи, не топай, – предупредил я девчонку. – Здесь все на соплях держится. Пойдет новый оползень – нас с тобой тут и прихоронит.

Мы начали оглядываться. Луч выхватил торчащую из одного из земляных холмов железяку. Я подошел ближе. Это была ножка, оканчивающаяся стилизованной кошачьей лапой, полностью позеленевшей от времени.

– Что это? Это что?! – Подскочила Ксанка.

– Какая-то ножка... – Разглядывая предмет выдал я вердикт.

– Что, стул что-ли? – Донельзя разочарованным голосом протянула Ксанка.

– Древний стул может побольше слитка золота стоить, – заметил я.

– Что, правда?! – Девчонка снова воодушевилась, и ухватившись за ножку, попробовала выдрать предмет из земли.

– Да, погоди, – уже в который раз сказал я. – Он же старый совсем, ты ему ножку можешь оторвать.

– Нет, не идет, – фыркнула девчонка. – Крепкий. Давай, ты его подкопни.

Я взял лопату и сделал несколько копков, пытаясь обойти ножку неведомой древности. Земля была плотная, слежавшаяся. Похоже, что сюда она обвалилась уже очень давно. На очередном копке, лопата вынесла на поверхность россыпь каких-то темных, коричнево-зеленоватого оттенка предметов, которые упав на землю рассыпались перестукнув друг о друга.

– А это чего? – Девчонка подхватила один из предемтов.

Взяв с земли еще одну 'трубочку' я присмотрелся.

– Фаланга пальца. – Я покрутил в руках хрупкую на вид ноздреватую трубку. – Косточка такая, из руки. Скорее всего, и весь скелет бедолаги там внизу.

– Скеле-е-ет! – Восхищено рявкнула Ксанка, вертя в руке кость. (Я-то думал, как узнает что это, так сразу бросит). – Рамзес Шестнадцатый!

– Но это вряд-ли, – заметил я. – Скорее всего, кто-то из жрецов, или прихожан этого храма. А может, и какой-то разбойник позже залез. Да так и не вылез.

– Копай дальше! – Приказала Ксанка.

– Погоди, – я показал рукой вперед – впереди проход. Давай все осмотрим, прежде чем в землю зарываться. А-то как-то нехорошо поскрипывает в стенах. Похоже, тут все держится на честном слове.

Я пошел к проходу, в дальней стене. Он был у её левой части, в то время как почти всю правую часть скрыл оползень. Я сдернул с прохода какую-то развалившуюся от первого прикосновения простыню, и посветил дальше. За дверным проемом был еще один зал. Мои надежды, что я смогу дойти до конца храма, и увидеть море через разрушенный фасад, не оправдались. Зал был почти полностью засыпан – свободными осталось всего немногим менее метра. На этих нескольких незасыпанных метрах у перегородки, поместился пьедестал. Сейчас он был скособочен, а некогда украшавшая его статуя, упала, и оказалась погребена под завалом. Из-под вала земли торчали только бронзовые позеленевшие ноги в сандалиях. Кажется, судя по мускулистым толстым икрам, ноги были мужские.

– Это... памятник? – Спросила вынырнувшая из-под моего локтя Ксанка.

– Можно и так сказать. Это кумир.

– Кумир? У моей мамы есть кумир.

– Какой?

– Сергей Лазарев, который был в группе Смэш.

– Гм... Хорошо, что не Коля Басков... Нет, это другой кумир. Это статуя бога, которой ходили молиться. Клянчить у него всякое.

– Это как Христу?

– Ну что-то вроде того. – Я поглядел на торчащие из земли сандалии. – Только у этого икроножные мышцы лучше развиты.

– А как этого Боженьку зовут?

– Дык, поди теперь спроси... Хотя... – Я подошел к криво стоящему постаменту, и подсветив фонарём сбоку, для рельефа, разобрал посвятительную надпись. Это... ну-ка... Я вел рукой по греческим резанным буквам. Здесь сказано 'Зеус Остапиос...'. Это Зевс. Слышала про такого?

– Нет.

– Самый крутой у древних греков был бог. Заведовал всем небом. Когда злился, кидался молниями.

– Прям как мутант из 'людей Икс'!

– Твои люди Икс по сравнению с ним мальчики из хора. Этот чуть всем людям конец света не устроил. Как жахнул потопом! Вообще был очень серьезный мужик.

– Копаем? – Снова предложила Ксанка.

– Тут непонятно где начинать. По идее нужно вскапывать все, квадратно-гнездовым... – Я огляделся. – Ну, пойдем пока, займемся твоим 'стулом'.

Мы вернулись обратно, в первое помещение. Я уже собрался плотно взяться за стул, когда заметил на правой от меня стене нечто интересное: Камни там разошлись, это я заметил еще только попав сюда, но теперь с другой точки, я увидел, кое-что странное. Один камень вышел из кладки, и завис держась в стене другим своим концом. Но сравнивая его с камнями в других разрушенных местах, было видно, что он намного тоньше их. Это было очень похоже на тайник в стене, которая закрывалась небольшим камнем-фальшивкой.

Я подобрался поближе, взялся за камень, и повернул его дальше, выворачивая из гнезда. Он поддался и вывалился на землю. Обнажилась довольно широкая ниша. Я посветил фонарем. Внутри обнаружился какой-то бесформенный сверток завернутый в ветхую ткань. Я тронул сверток, и влажная съеденная грибком ткань разошлась в лоскуты. Проступили какие-то очертания, но я не мог понять – что это за абракадабра? Я начал сбрасывать в стороны куски дряни, некогда бывшие полотном, пытаясь добраться до предмета. Что-то жесткое, и пупырчатое было под пальцами, – какая-то чешуя? И вдруг, последний слой рванины разошелся, и я наконец увидел, что лежало в нише.

Это была не чешуя. Это были стилизованные перья. Острый клюв, холодный прицельный взгляд, когти-серпы, большие крылья. Потемневший золотой орел глянул на солнечный свет, впервые за много сотен лет.

– Птица! – Констатировала Ксанка.

– Да уж, птица... Я вытащил тяжелого крылана из ниши, и начал вертеть так и сяк.

– Она ценная? – Подпрыгивала рядом Ксанка.

– Все чему столько лет как здесь, – ценное... – рассеяно ответил я, продолжая вертеть орла.

Он не был спокойно сидящим. Это был летящий, атакующий орел. Распластавшийся в горизонталь, расправивший когти, правящий хвостом. Непонятно было, как эта не имеющая подставки статуэтка должны была стоять. Я перевернул её, и увидел, отверстие для крепления. Что-то вроде штыря видимо, когда-то вставлялась туда. Это была не комнатная статуэтка. Какое-то наружное украшение?.. Одна мысль, догадка, шевельнулась у меня в голове, – но этого не могло быть правдой, и я её отбросил.

Я перестал вертеть статуэтку птицы, вернувшись к более насущным делам.

– Черт, надо было с собой какую-то сумку взять. Нам его и положить-то негде.

– Ой эти мужчины... – протянула скорбным гласом Ксанка. – Это тебе положить негде. – В её голосе появились хвастливые нотки. – А я вот все предусмотрела.

С этими словами она стащила со спины какой-то... аксессуар. Я даже не знал как это назвать. В походном положении он висел у неё на спине на двух лямках, как маленький рюкзачок, но будучи снятым превратился в добротную клетчатую хозяйственную сумку. Кнопка конечно утерла мне нос. Но, честно говоря, собираясь сюда, я подсознательно воспринимал затею как по умолчанию безрезультатную. У меня вроде как был азарт что-то найти, – но веры особой не было. А вот Ксанка шла сюда с железобетонной верой в 'сокровища', – потому и приготовилась основательно.

– Ладно-ладно, не зазнавайся... – Бормотнул я, заворачивая птицу в предложенную Ксанкой тряпицу, и умещая в сумку. – Главное, нашли.

– Надо дальше копать! – С алчным блеском в глазах вскричала пигалица. – Чую, мы тут еще много ништяков поднимем!

– Спокойно... – Я передал её сумку, и взялся за лопату. – Щас начнем.

Только сделать я ничего не успел. Как повернулся, так и застыл с лопатой: через полузасыпанной дверной проем, в который мы сюда попали, вдруг сверху наискось упал яркий луч. – Кто-то с поверхности светил сюда фонарем.

– У нас гости.

– Конкуренты! – Жарко выдохнула Ксанка. – Но мы тут все первые нашли!

– Само-собой.

– А вдруг отнимут?

– Я им отниму... – воинственно потряс лопатой я.

– А может, они уйдут? – Спросила девчонка.

– Куда-там. Я уже слышу кто-то лезет вниз.

Снаружи действительно доносились сбивчатые из-за крутизны обрыва шаги. Фонарь пришельцев периодически подсвечивал вход. Через некоторое время дыру залило светом, который плеснул нам прямо в глаза. Я сощурился, пытаясь разглядеть силуэт за бьющим светом. Это было нереально – у того на голове тоже был налобный фонарь. Видимо пришелец испытывал такие же проблемы от моего фонаря, потому что он вдруг попросил:

– Уберите пожалуйста фонарь. Вы слепите мне в глаза...

Этот мягкий акцент. Я уже запомнил за время своего здесь пребывания. Это был один из итальянских археологов совместной экспедиции. Как же его там звали?.. Ах да, Марко Азмида. Я поскучнел. Одно дело какие-то там бандюганы. Но гонять людей науки лопатой я не мог себе позволить. Кажется, недолго у нас пробудут наши находки.

– Вы мне тоже в глаза светите, – заметил я.

– Извините... – Мы оба опустили фонари ниже, и я заметил за его спиной еще одного. Тоже Итальянца. Кажется, его звали Джузеппе, а фамилию я не знал.

Тем временем, Марко Азмида и его коллега забрался внутрь.

– Великолепно! – пробормотал Итальянец оглядывая помещение. – Вы нашли храм!

На какое-то мгновение на его смуглом лице возникло выражение какой-то детской, почти благоверной радости. Но он тут же посерьезнел. – Но вы не должны были сами забираться сюда. Это очень опасно. Здесь все может обвалиться. Почему вы не сообщили нам... то есть археологам, о своей находке?

– Ксанка приходила в ваш лагерь, – заступился я за девчонку. – Хотела рассказать. Дак её оттуда выгнали, даже слушать не стали.

– Какая глупость! – Фыркнул Марко. – Я извиняюсь. Виновные за это должны быть наказаны. Но вы здесь, – он окинул помещение – что-то нашли? Что у вас в сумке? Вы не имеете право это брать.

– Вы нам должны денег, половину. – Сказала о самом важном девчонка. – По закону так!

– Да мы ничего толком не успели. – Пожал плечами я. – Тут надо копать. В той комнате полузасыпанная статуя. А в этой, – вон торчит, какой-то стул, или треножник.

– И Рамзес Шестнадцатый. – Встряла Ксанка.

– Что? – Округлил очи Марко.

– Да это... короче, тут еще какие-то человеческие осанки. И, вот, – я, придерживая упертую лопату сгибом руки, раскрыл сумку, и кое-как выпростал из тряпки последнюю находку. – Вот эта статуэтка.

Их выдали лица.

Я не знаю, как должен реагировать археолог на какую-нибудь интересную находку. Предполагаю, чаще всего это смесь радости, интереса, и озабоченности. Интерес и озабоченность, – потому что для того, чтоб вынести вердикт по находке, необходимо её сперва повертеть, изучить...

У них на лицах проскользнул буквально шквал. Увидев птицу в моих руках оба итальянца сперва расцвели, будто любимый увидевший свою ненаглядную после долгой разлуки. Но тут же их глаза метнулись от птицы вверх, – ко мне, и в глазах проскользнуло лютое. Я буквально почувствовал, что они готовы ринуться на меня, – чтоб отнять птицу, даже крайними мерам. Все это проскользнуло в одну короткую секунду. И если Марко справился со своим лицом быстрее, то его дружок так и не смог загнать внутрь свой вурдалачий взгляд.

Этот второй – Джузеппе – перевел взгляд на Марко, и вопросительно вскинул глаза. – Мол, – как?..