Текст книги "История России XVIII-XIX веков"
Автор книги: Леонид Милов
Соавторы: Николай Цимбаев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 53 страниц)
Благодаря этой системе, тяготы которой всецело легли на податные сословия, Россия к екатерининскому времени достигла высокого, по европейским меркам, уровня промышленного развития, в рамках традиционного общества ее отсталость была преодолена. Государственное попечительство казалось залогом дальнейшего прогресса. В наполеоновском Париже русский путешественник наблюдал: «Какая разница между нашим Монетным двором и парижским: у нас видна опрятность, а там ужасная нечистота; на нашем Монетном дворе действующая сила есть паровая машина, а в парижском, по крайней мере, как я его видел, употреблена была человеческая сила, и работали на оном преступники». Однако успехи мануфактурной промышленности в крепостной стране могли иметь ограниченный характер. Россия почти на полвека запоздала с началом промышленного переворота, и это обрекло ее на новое отставание.
Начало промышленного переворота.Первой страной промышленного переворота была Англия, где в производство быстро внедрялись паровая машина Д. Уатта и построенная в 1765 г. Д. Харгривсом прядильная машина. Промышленный переворот означал скачок в развитии производительных сил и заключался в переходе от мануфактуры к машинному производству, к замене мускульной силы рабочего и энергии падающей воды силой пара. На смену водяному колесу пришла паровая машина. Наряду с технической промышленный переворот имел и социальную сторону. Он был невозможен без рынка свободной наемной рабочей силы, он предполагал наличие свободных рабочих рук, услуги которых предприниматели оплачивали исходя из рыночной конъюнктуры. Социальным последствием промышленного переворота стало формирование двух новых общественных классов – промышленной буржуазии и пролетариата.
Помимо экстенсивного характера земледелия, державшего на пашне почти все население страны, крепостная система, в свою очередь, суживала возможности создания рынка свободных рабочих рук и была главным препятствием на пути промышленного переворота. В России он начался в 1820-е гг., шел крайне медленно и завершился уже после отмены крепостного права, не ранее 1880-х гг., когда закончилась техническая и социальная перестройка уральской горнозаводской промышленности, которая целиком была основана на крепостном труде.
Начиная с 1760-х гг. в Англии, а вслед за ней и в других западноевропейских странах происходил процесс накопления технического опыта и внедрения технических изобретений, которые стали условием перехода к машинному производству. Российские мануфактуристы не выказывали интереса к нововведениям. Лишь в самом конце XVIII в. по инициативе правительства началось обсуждение масштабного проекта использования английских чесальных и прядильных машин. Первый механический ткацкий станок для производства лент внедрил в 1798 г. владелец московской шелкоткацкой мануфактуры И. Шелагин. Однако ручной труд продолжал практически полностью господствовать на российских мануфактурах вплоть до 1840-х гг., когда резко увеличился ввоз в страну машин и станков. В 1841–1845 гг. их ввезли на сумму 668 тыс. руб., в следующее пятилетие эта сумма возросла в 2,5 раза, а в первой половине 1850-х гг. составляла более двух миллионов рублей.
В это время наблюдается кризис мануфактурного производства, начинается процесс вытеснения мануфактуры фабрикой, который протекал крайне неравномерно в разных отраслях и в разных регионах. С начала XIX в. механическое бумагопрядение стало внедряться в хлопчатобумажную промышленность. На построенной в Петербурге Александровской бумагопрядильной мануфактуре в 1805 г. впервые в России был установлен паровой двигатель. Производство здесь было почти полностью механизировано. Мануфактура выпускала и прядильные машины, которыми оснащала большинство российских бумагопрядильных фабрик, что позволило к середине века обеспечить ткацкое производство отечественной пряжей машинного изготовления. Происходила замена ручного труда машинным в ситценабивном производстве, которое перешло на выработку дешевых ситцев, отпечатанных на цилиндрических машинах.
Однако в целом на текстильных мануфактурах дорогое машинное оборудование внедрялось медленно. Оно было ненадежным в эксплуатации, его обслуживание требовало квалифицированных механиков, и поэтому рядом с ним долго соседствовали ручные орудия труда. Дешевый крестьянский труд позволял предпринимателям не вкладывать средства в строительство производственных помещений, их оснащение машинами и механизмами.
С конца XVIII в. широкое распространение, особенно в текстильной отрасли, получила рассеянная мануфактура. Работы выполнялись крестьянами в деревнях по заказу мануфактуриста, который снабжал их необходимым оборудованием и сырьем и непосредственно контролировал лишь отделочные операции. Обычно собственно на фабрике действовало 20–30 станов, а по соседним деревням их число доходило до 300. Рассеянная мануфактура была широко распространена в Центральном промышленном районе, где прирост населения и малая плодородность почвы наряду с увеличением нормы денежных повинностей вынуждали крестьян отказываться от земледельческого труда. Современник признавал: «Начиная от подмосковного села Черкизова ткацкая промышленность разливается, как море, по всем деревням и селам, к Александрову, к Юрьеву-Польскому, Ростову, Ярославлю, до Кинешмы, Шуи и Вязников». Только во Владимирской губернии и в нескольких соседних уездах Костромской ткачеством было занято до 150 тыс. крестьян. Рассеянная мануфактура развивалась и в первые пореформенные десятилетия, что давало основание народническим экономистам говорить об особом пути промышленного развития страны.
На основе централизованной мануфактуры развивались такие отрасли, как бумажная и стекольная, продукция которых в основном обеспечивала потребности страны. В бумажном производстве с начала столетия к отмене крепостного права число предприятий почти утроилось и дошло до 165, с помощью машин здесь производилось около 80 % продукции. В стекольной промышленности большинство стекольных, хрустальных и зеркальных заводов принадлежало дворянам: в начале века свыше 75 %, к 1861 г. – 65 %. Общероссийскую известность получила продукция заводов Мальцевых, на которых паровые двигатели и руки крепостных использовались для изготовления знаменитого цветного стекла. Объем производства отрасли рос, но достигалось это благодаря простому увеличению численности рабочих.
Крепостной труд и наличие собственного сырья и леса не требовали больших вложений средств и препятствовали модернизации техники и технологии. Кроме того, сам процесс производства требовал большой доли ручного труда. Положение дел в крепостной мануфактуре хорошо характеризовал Кошелев: «Инструменты непременно в худом виде, ибо работники их не берегут, они за них не отвечают; можно этих людей наказать, но нельзя прогнать. По этой же самой причине работа производится и дурно, и неотчетливо; что же касается до сработанного количества, то, верно, едва в половину против вольного работника. Какая разница войти в мануфактуру, истинно на коммерческой ноге устроенную! Как там один перед другим боится переработать, так тут они друг друга одушевляют и подстрекают. Вычет заставляет каждого, строже всякого надсмотрщика, наблюдать за чистотою работы. Собственная выгода будит его до света и освещает ему вечером». Тем не менее основные отрасли промышленности России дореформенной поры были адекватны возможностям социума с ограниченным объемом совокупного прибавочного продукта, общества, где ведущую роль играло земледелие, волею судеб втиснутое в «прокрустово ложе» короткого рабочего цикла всех земледельческих работ.
Горнозаводчество.Кризисные явления наблюдались в добывающей промышленности Урала, где мануфактурное производство было основано на монополии и на принудительном труде. В дореформенный период практически не росло число металлургических заводов; незначительно, с 10 млн пудов в начале века до 18 млн пудов к 1861 г., увеличилась выплавка чугуна. В это время в Великобритании выплавка чугуна достигала 240 млн пудов. Если в конце XVIII в. Россия давала около трети мировой выплавки чугуна, то к 1860 г. ее доля не превышала 4 %. Слабая техническая база делала продукцию металлургических заводов неконкурентоспособной. Производительность труда прикрепленных к заводам рабочих была низкой, внедрять паровые машины владельцы горных заводов не спешили, полагаясь на дешевизну ручного труда.
Только в 1850-е гг. устаревший кричный способ выделки железа стал заменяться пудлингованием. Однако заводчики не пошли на использование при пудлинговании каменного угля, что привело к масштабным вырубкам леса, к увеличению затрат на производство и к еще более широкому использованию внеэкономических форм эксплуатации рабочих. Кризис горнозаводской промышленности сказался и на положении казенных военных заводов, где современное металлообрабатывающее и механическое производство все чаще сталкивалось с поставками некачественного сырья. Сами казенные заводы лишь в 1830-е гг. стали переходить на ограниченное использование вольнонаемного труда.
Крепостная система замедляла внедрение в промышленность технических открытий и изобретений. Дешевизна крепостного труда делала невыгодной его замену трудом машинным, основанным на использовании паровых двигателей. Предприниматели не были заинтересованы в повышении квалификации рабочей силы, производительность труда на казенных и частновладельческих мануфактурах росла крайне медленно. Незавершенный промышленный переворот обрекал страну на растущее отставание от промышленно развитых европейских стран. Завершение промышленного переворота и преодоление этого отставания было прямо связано с ликвидацией крепостных отношений, поскольку именно помещичье-крепостное право было главным препятствием появлению в России рынка свободной наемной рабочей силы.
Промышленность, основанная на подневольном труде, не давала возможности внедрению новых технологий, препятствовала переоснащению производства и развитию новых отраслей, росту производительности труда и в конечном счете стояла на пути научно-технического прогресса. Как военная держава, Россия в полной мере ощутила гибельность крепостничества в ходе Крымской войны. Экономическая и социальная несостоятельность крепостных отношений сказалась на положении деревни, где безуспешные попытки помещиков повысить или хотя бы сохранить доходность имений вызывали растущее недовольство крестьян.
В последнее предреформенное десятилетие кризис крепостной системы зашел столь далеко, что его вынуждены были признать как правительство, так и дворянские круги.
Глава 18. ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА АЛЕКСАНДРА I
§ 1. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ РЕФОРМИЗМ
Переворот 11 марта 1801 г.В ночь с 11 на 12 марта 1801 г. в Петербурге в Михайловском замке заговорщиками, среди которых были представители сановной знати, генералы и гвардейские офицеры, был убит император Павел I. Заговор, который привел к дворцовому перевороту и цареубийству, подготовили петербургский военный губернатор П. А. Пален, адмирал О. И. де Рибас и вице-канцлер Н. П. Панин, ближайшие доверенные лица подозрительного и жестокого императора. Непосредственными участниками событий И марта были влиятельный генерал Л. Л. Беннигсен, екатерининские вельможи П. А. и Н. А. Зубовы, командиры гвардейских полков П. А. Талызин, Н. И. Депрерадович, Ф. П. Уваров.
Известие о смерти Павла I с небывалой скоростью распространилось по России. В Петербурге, в Москве, в провинции люди выражали искреннюю радость, сравнивали умершего императора с тиранами прошлого. Никто не верил официальной версии, согласно которой Павел I скончался от апоплексического удара. По современному свидетельству, заговорщики «громко говорили по Петербургу о своих подвигах и хвастались ими, считая это актом справедливости, так как благодаря им настал конец страданиям 20 млн людей». За четыре года своего правления Павел I сумел восстановить против себя не только придворную аристократию и гвардию, но и широкие слои дворянства и чиновничества. Стержнем павловской политики было стремление любой ценой «раздавить гидру революции». Этой цели он подчинил внешнюю политику России, ею же руководился и в делах внутренних. При нем были закрыты границы, усилена цензура, запрещены частные типографии, введен жестокий палочный режим в армии. Его подданных раздражали и тяготили запреты на чтение иностранных книг и ношение модной одежды. Особое недовольство в дворянской среде вызывало постоянное нарушение Павлом I Жалованной грамоты дворянству. Им было ограничено участие дворян в деятельности местных и судебных органов, отменено право созывать губернские дворянские собрания и обращаться к царю с коллективными петициями, он запретил дворянам, служащим в армии, выходить в отставку и, не обращая внимания на екатерининское законодательство, стал вновь подвергать их телесным наказаниям. Будущий декабрист М. А. Фонвизин вспоминал: «Павел всячески унижал дворян, нарушал их привилегии, подвергал телесному наказанию, торговой казни и ссылке в Сибирь без суда».
Сумасбродные выходки императора, неожиданные опалы и немотивированные возвышения, резкие перемены во внешней политике, постоянные нарушения прав дворянства и духовенства давали основание современникам говорить о нестерпимости павловского деспотизма, необходимости утверждения законности и порядка в стране. Восторженно были восприняты слова Манифеста нового императора Александра I, в котором он обещал править «по законам и по сердцу августейшей бабки нашей Екатерины Великой». В дворянском обществе это понимали как обещание возвратить «золотой век» российского дворянства, каким принято было считать екатерининское правление.
В России на молодого императора возлагали огромные надежды. Он идеально соответствовал представлениям о просвещенном монархе, был красив, казался простым и добросердечным. Это было поистине «дней Александровых прекрасное начало». Автор обращенной к Александру I «Песни патриота» хорошо передал общественные ожидания: «Дай нам законы спасительные, утвержденные на самой природе, законы – оплот невинности и добродетели, ужас порока и злодеяний».
Александр как государственный деятель. Любимый внук Екатерины II получил отличное образование, он специально учился ремеслу монарха. Екатерина II не любила своего сына Павла и не доверяла ему, она даже рассматривала вопрос о его отстранении от престолонаследия. С юных лет Александр, росший в атмосфере почти открытой враждебности екатерининского «большого двора» и гатчинского «малого двора», привык утаивать свои истинные мысли и чувства, привык приспосабливаться к людям и обстоятельствам, что окружающие ошибочно принимали за слабохарактерность. Чтобы угодить отцу, он выучился фрунту и стал отличным его знатоком, хотя военного дела не любил. Чтобы угодить бабке, он много читал, что, правда, соответствовало его личным склонностям.
Его наставником императрица сделала женевского аристократа Ф. Лагарпа, который внушал юноше просветительские идеи, учил размышлять о всеобщем равенстве, добродетели и о долге правителя перед подданными. Александр охотно признавался, что «ненавидит деспотизм» и любит свободу, которая есть достояние всех людей. Он считал несправедливой передачу верховной власти по праву рождения и отдавал предпочтение «голосованию народа». Нередко он высказывался за республиканское правление, считая эту форму «единственной, отвечающей желаниям и правилам человечества». Будучи великим князем, он записал для памяти: «К стыду России, рабство еще в ней существует. Не нужно, я думаю, описывать, сколь желательно, чтобы оное прекратилось». В одном из писем к Лагарпу он рисовал программу своих будущих действий: «Если когда-либо придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой каких-либо безумцев. Мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация имела бы своих представителей».
Будущий император в совершенстве овладел умением изъясняться «в духе времени», что нередко вводило в заблуждение его собеседников и слушателей, полагавших, что он кроток и нерешителен, тяготится властью и едва ли не разделяет республиканские убеждения. В действительности Александр I был скрытен, умен, проницателен, тверд и при необходимости не боялся принимать на себя ответственность за трудные политические решения. Еще в молодости он проникся твердой верой в благодетельность для России самодержавной инициативы, образцы которой он находил в действиях Петра I и Екатерины II. При всех обстоятельствах он решительно отклонял любые попытки умаления самодержавной власти. Его размышления о свободе и равенстве не были показными, он искренне, особеннов молодости, верил в незыблемость прав человека и гражданина, гарантом которых, по его мнению, в России должна выступать верховная власть в лице императора. Александр I неоднократно провозглашал свои намерения руководствоваться законами, утверждать их власть на благо подданных. Не отвергал он и необходимость серьезных государственных преобразований, которые должны были стать ответом на идеи свободы, равенства и братства, что были написаны на знаменах Французской революции и находили отклик по всей Европе.
Он был прирожденным дипломатом и поистине царил в европейской политике. Став императором, он показал способность выбирать сотрудников, которым не склонен был доверять, но чьи знания и таланты умело использовал. Без преувеличения можно сказать, что император Александр I был крупнейшим государственным деятелем своего времени, достойным соперником и победителем Наполеона.
В павловское царствование положение великого князя Александра было непрочным. Как и остальные подданные, он должен был терпеть тиранию отца, боялся, что его посадят в крепость. Он был посвящен в планы заговорщиков и в общем виде одобрил идею отстранения Павла I от престола, хотя и не давал согласия на цареубийство. Узнав о смерти отца, он плакал, демонстративно не желал принимать власть и вынудил Палена сказать: «Прекратите ребячиться, идите царствовать». Однако заговорщики ошиблись, думая, что возвели на престол слабого молодого человека, которым они могут управлять. Менее чем за год Александр I безжалостно лишил их военных и государственных постов, отправил в отставку и запретил большинству из них пребывание в столицах. Не в последнюю очередь эта мера была вызвана тем, что среди участников дворцового переворота шли неясные толки о необходимости конституционного ограничения власти царя.
Дворянское общество ожидало от Александра I определенных гарантий того, что в России не будет повторения «повсеместного террора», истоки которого связаны с императорским безумием. От монарха хотели не столько милости и мудрости, сколько законности. По свидетельству Н. М. Карамзина, в начале александровского правления «два мнения были господствующими в умах: одни хотели, чтобы Александр взял меры для обуздания неограниченного самовластия, столь бедственного при его родителе; другие, сомневаясь в надежном успехе такого предприятия, хотели единственно, чтоб он восстановил разрушенную систему Екатеринина царствования, столь счастливую и мудрую в сравнении с системою Павла». Александр I, как и сам Карамзин, верил, что самодержавное правление неравнозначно самовластию и потому не является «врагом свободы в гражданском обществе». Александр I твердо отстаивал прерогативы самодержавной власти в России, полагая, что «инициатива сверху» есть лучшее средство преобразования страны. Он сочувственно относился к завету Екатерины II: «Лучше повиноваться законам под единым властелином, нежели угождать многим».
«Дней Александровых прекрасное начало».Некоторое время среди доверенных сотрудников молодого императора обсуждался проект «Всемилостивейшей грамоты, российскому народу жалуемой», где во введении Александр I заявлял: «Всегда первый и единый наш предмет будет благополучие, спокойствие и сохранение целости Российского государства и народа». Помимо подтверждения всех прежних дворянских прав и преимуществ «Грамота» содержала положения о праве подданных на свободу передвижения и местожительства, на неприкосновенность личности. Утверждалось «право собственности движимого и недвижимого имения, поколику оно свойственно в силу законов каждому чиносостоянию в государстве». Сословия сохранялись, но предусматривалось упразднение деления имущества на родовое и благоприобретенное, что, по сути, означало эволюцию в сторону буржуазной частной собственности. В «Жалованную грамоту» был включен пункт: «Каждый российский подданный да пользуется невозбранно свободой мысли, веры и исповедания, богослужения, слова или речи, письма или деяния». После долгих колебаний этот проект, над которым работали В. П. Кочубей, Н. Н. Новосильцев, А. Р. Воронцов и А. Н. Радищев, был отвергнут как слишком радикальный, как преждевременное предвестие российской конституции.
Первые практические шаги Александра I вызвали всеобщее одобрение. Он вернул из ссылки несколько тысяч офицеров и чиновников, которые были наказаны Павлом I чаще всего за мнимые прегрешения, восстановил действие екатерининских Жалованных грамот, данных дворянству и городам, разрешил дворянские выборы, упразднил Тайную экспедицию. Вновь были открыты частные типографии и дозволен свободный въезд и выезд из страны, отменены бессмысленные павловские запреты одеваться по французской моде и читать иностранные газеты и журналы.
Полное восстановление екатерининских принципов государственного управления, обещанное Александром I и ожидаемое дворянством, в действительности было невозможно. Однако в первые месяцы нового царствования предпринимались определенные шаги в этом направлении. Возвращением к екатерининской системе высшего коллегиального руководства стало создание в марте 1801 г. Непременного совета, который включал двенадцать сановников и продолжал традиции законосовещательных учреждений XVIII в., таких, как Императорский совет и Совет при высочайшем дворе. Непременный совет должен был собираться для обсуждения важнейших государственных вопросов, и его мнения должны были определять основы внутренней и внешней политики. На практике Непременный совет не имел серьезного влияния.
По инициативе екатерининского вельможи П. В. Завадов-ского были подтверждены и расширены полномочия Сената, который становился высшим судебным органом, мог контролировать деятельность гражданской администрации. Указом от 8 сентября 1802 г. Сенату дозволялось делать представления императору на противоречия в его законах, указах и распоряжениях. «Право представления» должно было несколько ограничить самодержавную инициативу. Однако первая же попытка Сената указать Александру I на несоответствие его нового указа российскому законодательству была резко пресечена императором, который усмотрел в этом «сенатский бунт» и разъяснил, что контролю сенаторов подлежат только ранее вышедшие, но никак не новые законы. Больше сенаторы «правом представления» не пользовались.
Демонстративное повышение роли Сената вызвало появление ряда политических проектов и записок, авторами которых были такие видные представители дворянства, как А. Р. и С. Р. Воронцовы, П. А. Зубов, П. В. Завадовский, Д. П. Тро-щинский, Г. Р. Державин, Н. С. Мордвинов. Расходясь в частностях, авторы проектов настаивали на расширении политических прав дворянства, на превращении Сената в представительный орган, на необходимости положить в основу государственного управления принцип разделения властей. Последнее пожелание противоречило основам российской политической системы и объективно вело к умалению императорской власти.
Императорская Россия, как она сложилась в XVIII в., была неограниченной самодержавной монархией. Ее важнейший принцип – абсолютная верховная власть императора, власть законодательная, исполнительная и судебная. В духе просветительской философии Екатерина II, которая была крупным политическим писателем, рисовала образ самодержавного монарха, чья важнейшая забота – благо подданных, и именно отсюда, из интересов подданных, она выводила необходимость сосредоточения в одних руках и законотворчества, и исполнения законов, и судебной власти.
В начале XIX в. идеи «просвещенного абсолютизма» устарели. Лучшей гарантией против деспотизма и наиболее разумной формой государственного устройства в дворянском обществе стали считать «истинную монархию», как ее определял французский мыслитель Монтескье: правление одного лица, ограниченное законом и основанное на принципе разделения властей. Хотя при самодержавном правлении полное осуществление разделения властей было невозможно, еще Екатерина II провела в 1775 г. губернскую реформу, когда на губернском уровне исполнительная власть была отделена от судебной. В дворянских проектах, получивших хождение в начале александровского правления, предусматривалось превращение Сената в законодательный (А. Р. Воронцов) или исполнительный (Д. П. Трощинский) орган, разделение Сената на несколько ведомств, каждое из которых было бы облечено законодательной, исполнительной или судебной властью (Г. Р. Державин). По сути, шла подготовительная работа по созданию аристократической дворянской конституции.
Александр I не без труда сумел отвергнуть политические притязания дворянской аристократии, но он не мог не учитывать общественных настроений. С первых месяцев своего правления он обдумывал проекты реформ высшего государственного управления, где неизменно присутствовала идея разделения властей. Первоначально император делился своими планами с немногими личными друзьями, которые составили знаменитый Негласный комитет.
Негласный комитет.Если Непременный совет и Сенат должны были олицетворять преемственность екатерининского и нового царствований, то Негласный комитет, возникший к лету 1801 г., стал ответом на вызовы времени и прежде всего на те изменения, что повсеместно происходили в Европе под влиянием идей и войн Французской революции. Формально он не входил в систему государственного управления, но в регулярных беседах его участников, «молодых друзей» императора, обсуждались планы преобразований, общий смысл которых понимался, правда, в духе необходимости укрепления политических позиций Александра I, чей приход к власти в результате дворцового переворота не был полностью легитимен. Правда, ни император, ни его сотрудники не имели четкого представления о глубине и последовательности необходимых реформ и особенно о том, насколько совместимы правовые принципы предполагаемых преобразований с традициями управления и политической культурой России.
В Негласный комитет входили, помимо императора, П. А. Строганов, Н. Н. Новосильцев, В. П. Кочубей и польский вельможа Адам Чарторыйский. Старые сановники называли их «якобинской шайкой», что было несправедливо. На своих встречах члены Негласного комитета обсуждали вопросы, связанные с противодействием планам превращения Сената в исполнительный или законодательный орган, говорили о несвоевременности отмены крепостного права. Волновавший Александра I вопрос о запрещении помещикам продавать крестьян без земли был отложен как несвоевременный, в ходе его обсуждения Новосильцев заявил, что опасно раздражать дворянство. Негласный комитет перестал регулярно собираться в мае 1802 г., когда правительство приступило к практическому осуществлению важнейшей из обсуждавшихся на его собраниях идей – министерской реформе. В 1803 г. Негласный комитет прекратил свою деятельность, а его члены заняли видные посты во вновь образованных министерствах.
Министерская реформа.Суть министерской реформы, которая начата была указом от 8 ноября 1802 г. и продолжалась в два этапа вплоть до царствования Николая I, заключалась в приведении высшего государственного устройства Российской империи в соответствие с принципами «истинной монархии», что подразумевало практическое следование теории разделения властей. Было учреждено восемь министерств: Военно-сухопутное, Морское, Внутренних дел, Иностранных дел, Финансов, Юстиции, Коммерции и Народного просвещения. Со временем министерства должны были заменить старые петровские коллегии, которые не упразднялись, но включались в состав соответствующих ведомств. В отличие от коллегий министерства не обладали судебными функциями, они задумывались как органы исполнительной власти. Важным новым принципом стала единоличная власть министра. Его ответственность перед императором дополнялась необходимостью отчитываться перед Сенатом, особо подчеркивалось, что министр не имеет права в своем ведомстве ни вводить новые законы, ни отменять прежние, его власть была «единственно исполнительная».
Предусматривались совместные заседания министров как некая гарантия от самодержавного произвола, для чего учреждался новый орган – Комитет министров, влияние которого на дела было, правда, ничтожным.
Министерская реформа создавала четкую иерархическую систему: министерства – департаменты – отделения – столы. Вопреки первоначальным правительственным декларациям резко возрастала роль бюрократического аппарата, министерства стали инструментом дальнейшей централизации власти, все нити которой сходились в руках императора. В практике повседневного управления министерская реформа изменила немногое. Неотъемлемыми чертами министерской системы были чиновничий произвол, взяточничество и прямое казнокрадство.
Однако проведение министерской реформы, основанной на принципе разделения властей, давало возможность говорить о глубоком преобразовании основных принципов государственного устройства Российской империи. Александр I продемонстрировал умелое сочетание реформаторских начинаний с твердым отстаиванием принципа неограниченной самодержавной власти. Вновь созданные государственные органы – министерства обеспечивали эффективность управления, нисколько не ограничивая прерогативы императора. В консервативной дворянской среде министерская реформа воспринималась как отход от обещаний править по законам Екатерины Великой, как стремление противопоставить первенствующему сословию всевластное чиновничество. С. Н. Глинка утверждал: «Царствование Екатерины рушилось с 1802 года учреждением министерства. Учреждение министерства безответственного поселило в России гидру олигархического правления, она заслонила престол от народа новыми властелинами, из коих каждый сделался в полном смысле властелином».