Текст книги "Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)"

Автор книги: Леонид Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

От Западного Чжоу к Чуньцю (Пин-ван, 770-720)

С Пин-вана начинается новый этап истории чжоуского Китая. Как сказано в «Чжушу цзинянь» и «Шицзи», он, вступив на престол, перенес столицу из разрушенного цюань-жунами Цзунчжоу на восток, в Лои. Сыма Цянь добавляет, что это было сделано «с целью укрыться от нападений жунов» [86, т. 1, с. 203]. В конечном счете так оно, видимо, и было. Переводчик «Шицзи» Р.В.Вяткин выразил, правда, в связи с этим и некоторое недоумение – почему Пин-ван, получивший трон вроде бы с помощью жунов, сразу же решил отдалиться от них [86, т. 1, с. 331—332, примеч. 177]. Но едва ли здесь есть место сомнениям и недоумениям.

По моему мнению, все шло именно к такому исходу. Вторжение цюань-жунов, разгромивших Цзунчжоу (до какой степени – неясно, но вполне возможно, что и серьезно), поставило лишь последнюю точку. Дольше слабый правитель оставаться под давлением жунов не мог. Возможно, что решение о переезде было принято даже не самим Пин-ваном, в тот момент явно юным, если не малолетним, а его советниками и родственниками, хотя бы тем же Шэнь-бо. Видимо, его одобрили и другие князья, что косвенно вытекает из заключительных строк рассказа «Чжушу цзинянь» о годах правления Ю-вана (были разногласия по поводу того, кого из сыновей Ю-вана возвести на трон, голоса князей разделились, но в конце концов сторонники Шэнь-бо взяли верх, заручившись, насколько можно судить, согласием большинства чжухоу).

Как бы то ни было, но в «Чжушу цзинянь» прямо сказано, что цзиньский и вэйский хоу , чжэнский и циньский бо эскортировали юного вана во время его переезда в Чэнчжоу. Особого внимания заслуживает упоминание о циньском бо, который отныне становился преемником чжоуских ванов на территории Цзунчжоу и всей тяготевшей к ней периферии, прежде занятой самими чжоусцами. В следующей строчке хроники сказано, что на 2-м году правления Пин-вана в официально созданном новом уделе Цинь был возведен алтарь [255, т. 3, Prolegomena, с. 158]. Этот ритуал был символом утверждения циньского дома в его владениях на территории бывшей чжоуской прародины – Цзунчжоу.

Событие, о котором идет речь, заслуживает особого внимания хотя бы потому, что впоследствии именно Цинь суждено было прийти на смену Чжоу. Поэтому остановимся на истории Цинь. В гл. 5 «Шицзи» приводится подробная и достаточно легендарная генеалогия циньских правителей. Упоминается, в частности, что их предки служили Му-вану в качестве колесничих, а Сяо-вану как чиновники, ведавшие разведением лошадей на северо-западных рубежах Цзунчжоу, радом с землями жунов. Сюань-ван назначил одного из представителей дома Цинь сановником-дафу, а вскоре после этого циньские вожди начали именовать себя гунами (см. [86, т. 2, с. 16—18]), имея в качестве небольшого удела земли в Цюаньцю.

Когда правление Ю-вана подошло к трагическому концу и цюань-жуны уже чувствовали себя хозяевами в Цзунчжоу, циньский Сян-гун, по свидетельству Сыма Цяня, «пришел на помощь дому Чжоу». Его отряд «сражался с упорством и добился успеха». Здесь не все ясно. Едва ли, судя по контексту последующих сообщений, циньский Сян-гун защищал Ю-вана, хотя это и не исключено. Но совершенно естественно, что после гибели последнего западночжоуского правителя циньские воины во главе со своим вождем стали на сторону законного его преемника Пин-вана. Они сопровождали его в новую столицу на востоке, и именно за все эти заслуги Сян-гун был возведен, как сказано э «Шицзи», «в ранг чжухоу». Одновременно ван «даровал ему земли к западу от гор Цишань», заметив, что «Цинь сумело прогнать жунов и поэтому получает эти земли» [86, т. 2, с. 19].

Неясно также, почему ван только после перемещения в Лои возвел Сян-гуна в ранг чжухоу, коль скоро тот уже был гуном. Остается предположить, что до официального возведения в ранг (к слову, не гуна, а бо, на две ступени более низкого, если строго следовать принятой в Чжоу иерархии титулов) циньские правители именовали себя гунами самозванно, подобно тому, как это делали их соседи, жунские вожди. Соответственно создается впечатление, что циньские вожди были в момент их сближения с Пин-ваном и официального признания в качестве чжухоу в немалой мере варваризованными, хотя они публично и не гордились этим, как то было в случае с правителями южного Чу.

Циньский Сян-гун, обретя вместо прежнего небольшого удела в Цюаньцю огромные территории и получив признание в качестве чжухоу с рангом бо, принес клятву верности вану. Правда, он не стал от этого более причастным к цивилизации Чжунго, оставаясь со своими подданными – во всяком случае в культурном отношении – более близким к жунам, нежели к Чжоу. Но зато с точки зрения политики, что было гораздо важнее для сохранения власти правителей Чжоу, выбор Пин-вана оказался верным. Перебравшись на восток, чжоуские ваны оставили за своей спиной надежно защищавший их от варварских вторжений жунов барьер. Для них это было успешным решением сильно беспокоившей их проблемы.

Что же касается Цинь, то правители нового удела быстро укрепились на пожалованных им землях и начали энергично расширять свои владения. Они шаг за шагом теснили жунов, пока не нанесли им на 18-м году правления Пин-вана (753 г. до н.э.), как сообщается в «Чжушу цзинянь», решающее поражение. В результате были очищены земли к западу от горы Ци-шань – те самые, что были пожалованы правителям Цинь в качестве территории их нового удела. Эти земли и остававшееся на них население, включая часть не успевших переселиться чжоусцев, были присоединены к владению Цинь, что способствовало превращению его в одно из крупнейших царств за пределами Чжунго.

Земли к востоку от Цишань находились под формальной юрисдикцией вана. Однако сам Пин-ван едва ли реально мог осуществлять свою власть вне пределов небольшого домена с центром в Лои, куда его перевезли в 771 г. до н.э. Дело в том, что с этого года (а точнее, если учитывать особенности китайского счета периодов правлений, о чем уже упоминалось, с 770-го) начался новый этап истории Чжоу, восточночжоуский.

Строго говоря, разговор о восточночжоуской истории следовало бы вести отдельно, в следующем томе, посвященном истории восточночжоуского Китая. Но есть одно обстоятельство, которое побуждает включить первые полвека восточночжоуской истории – царствование Пин-вана – в корпус первого тома. Дело в том, что второй том в основном касается проблем истории периода Чуныцо, который являет собой часть восточночжоуской истории и хронологически начинается с 722 г. до н.э., с которого ведется систематическое изложение событий в хронике «Чуныцо». А так как события могут быть изложены практически почти исключительно по материалам этой хроники и комментарию к ней – «Цзо чжуань», то вполне понятно и оправданно стремление выделить период Чуныцо (с 722 по 479 г., год смерти Конфуция) в особый том.

Это оправдано и единством основного источника, и характером материала, и особенностями исторического процесса. Поэтому начало восточночжоуской истории, т.е. годы жизни и правления Пин-вана, достаточно скудные событиями и практически не представленные источниками, целесообразно включить в изложение материалов, посвященных Западному Чжоу. Итак, что представлял собой дом Чжоу в первые полвека его существования на новом месте, с центром в Чэнчжоу-Лои?

Прежде всего, – и это самое главное – он перестал быть признанным политическим центром Поднебесной, даже главной ее части, Чжунго. Переместившись на восток, чжоуские ваны утратили свои позиции пусть и ограниченных во власти, но все же всекитайских правителей, воевавших с помощью своих вассалов и на севере и на далеком юге. Ваны стали правителями домена типа большого удела, не более того. Делами же Поднебесной начали распоряжаться, причем достаточно свободно, практически не апеллируя к вану, чжухоу, особенно наиболее сильные из них. Они на свой страх и риск вели теперь и войны с варварами, о чем мельком уже было сказано в связи с историей дома Цинь. Общая картина была четко обрисована Сыма Цянем: «Во время правления Пин-вана чжоуский дом ослаб, сильные князья присоединяли к себе земли слабых, началось усиление княжеств Ци, Чу, Цинь и Цзинь, и управление все больше зависело от местных правителей» [86, т. 1, с. 203].

Однако, несмотря на потерю реальной власти и превращение домена вана в один из чжоуских уделов, затем царств, роль вана в чжоуском Китае продолжала признаваться. Он оставался законным главой Поднебесной, сакральным вождем чжоусцев. Эта его функция была весьма четко отражена в идее ван-дао («правление вана», «путь вана», «легитимное правление» – подробнее см. [300]), противопоставленной идее ба-дао («правление силы», «путь гегемона», «нелегитимная власть»). Чжоуские правители, начиная с Пин-вана, продолжали быть символом ван-дао на протяжении полутысячелетия, хотя реальной властью в Поднебесной практически более не обладали. Феномен исключительный в мировой истории и объяснимый лишь с позиций той всемогущей и игравшей роль политической религии древнего Китая концепции небесного мандата с лежавшим в ее основе принципом этического детерминанта, о которой уже обстоятельно шла речь выше.

Пин-ван процарствовал свыше полувека – более всех своих предшественников, да и едва ли не всех остальных чжоуских правителей. Нельзя сказать, что годы его правления были просто бесцветными. Но тот факт, что о них сказано очень мало и что в параграфе «Чжушу цзинянь», повествующем о событиях того времени, речь идет практически не о нем и не о его делах, но о его вассалах и их войнах или связанных с ними событиях (см. [255, т. 3, Prolegomena, с. 158—160]), говорит сам за себя: чжоуский ван перестал быть политическим центром страны.

Как известно, после Пин-вана вся хронология важнейших событий в чжоуском Китае на протяжении двух с половиной веков стала вестись не по годам правления чжоуского вана (по ним счет велся лишь в «Чжушу цзинянь», данные которой второстепенны по сравнению с «Чуньцю» и особенно комментарием к ней, «Цзо-чжуань»), но по годам правления луского гуна. Лy не было ни самым крупным, ни самым влиятельным царством в Чжунго, зато оно выделялось среди прочих тем, что было некогда уделом, пожалованным Чжоу-гуну, и потому имело некоторые официальные привилегии.

Тот факт, что о времени Чуньцю нам известно в основном по материалам одноименной хроники и комментария к ней, может считаться случайностью – были ведь и иные хроники в иных царствах. Однако ни одна из них не только не сохранилась, но не была известна уже Сыма Цяню, что никак нельзя считать случайностью. Стало быть, культ слова, культ документа в Лу был на высоте. Но им не пренебрегали и в Чжоу, где при дворе вана, скорей всего, писали главы второго слоя «Шуцзина». Почему же чэнчжоуские историографы не позаботились о том, чтобы тщательно вести хронику событий и официально сохранять счет лет по годам царствования ванов?

На этот вопрос трудно дать ответ. Можно лишь предположить, что либо хроника все же велась, но по каким-то непонятным причинам исчезла бесследно (это маловероятно хотя бы потому, что главы второго слоя «Шуцзина», составлявшиеся, видимо, при дворе вана, не исчезли – почему хроникальные документы должны были пропасть?), либо ведению погодовой хроники не придавалось большого значения. Ведь и луская хроника «Чуныцо» обрела свое историческое и даже каноническое место в истории китайской культуры только потому, что ее свел воедино и отредактировал, по преданию, сам Конфуций. Это, видимо, сыграло решающую роль и в том, что к «Чуныцо» позже был сделан столь великолепный и насыщенный материалами комментарий. Как бы то ни было, но факт остается фактом: счет в период Чуныцо не велся по годам правления чжоуских ванов. И это было своего рода символом их политического бессилия.

Уделы (царства) чжоуского Китая до Чуньцю

Несколько слов об уделах чжоуского Китая, точнее, о той истории, которую они прошли за первые века своего существования, и о том, как соответствующие события отражены в источниках. В общих чертах об этом уже шла речь. Теперь обратимся к конкретике.

С самого начала важно напомнить, что генеральной тенденцией было постоянное сокращение числа первоначально созданных чжоуских уделов за счет междоусобиц, поглощения слабых сильными. В надписях на бронзе можно часто встретить названия уделов, которые позже уже не упоминались. В других источниках немало прямо сказано об аннексии ряда уделов. Из специальных таблиц (см., например, [55, с. 166—167]) явствует, что о некоторых раннечжоуских уделах вообще не сохранилось никаких сведений – стало быть, они достаточно быстро исчезли. Правда, вместо них, видимо, появлялись время от времени другие. Но общей тенденцией было тем не менее укрупнение уделов, причем эта тенденция, весьма ощутимая уже в раннечжоуском Китае, стала еще более заметной в период Чуньцю (см. таблицу взаимопоглощений [55, с. 173]).

Удельная система была, такимобразом, весьма динамичной. Постоянно менялось соотношение сил между уделами, даже теми, что длительное время сохраняли свою целостность и автономное существование. Из надписей на бронзе явствует, например, что удел Кэ был достаточно силен и влиятелен в конце Западного Чжоу (сохранилось несколько надписей), но затем его роль уменьшилась и вскоре он перестал существовать. Удел Чжэн в годы правления Сюань-вана был создан на территориальной основе двух других – Го и Куай (см. [232, с. 279]), после чего его правители из поколения в поколение служили министрами при доме Чжоу (один из них был убит цюань-жунами вместе с Ю-ваном).

Едва ли стоит в деталях рассказывать о каждом из раннечжоуских уделов, даже сравнительно больших и долго существовавших. Внимания в первую очередь заслуживают те из них, что сыграли существенную роль в истории чжоуского Китая. Именно о них и как раз по этой причине есть сведения в источниках, прежде всего у Сыма Цяня. Речь пойдет в основном об уделах бассейна Хуанхэ, т.е. о тех будущих царствах периода Чуньцю, которые принято именовать термином Чжунго. Большинство более южных уделов были поглощены царствами Чу, У и Юэ, которые к числу государств Чжунго не относят, хотя они сыграли заметную роль в истории Китая, особенно в периоды Чуньцю и Чжаньго. Рассказ о каждом из уделов, ставших затем царствами, будет в силу необходимости краток. Это своего рода предварительное знакомство с теми, кому еще только предстоит выйти на авансцену политической жизни чжоуского Китая.

Удел Цзинь, как повествует Сыма Цянь, был создан чуть ли не шутя: как-то малолетний Чэн-ван, играя с младшим братом Шу Юем, вырезал из тунгового дерева жезл правителя и дал его брату со словами: «Возьми это как знак земельного пожалования». Официальный историограф, обязанный записывать все указания вана, воспринял пожалование всерьез и, невзирая на возражения малолетнего правителя («Я же только играл с ним!»), настоял на его реализации, ибо слова вана – не пустой звук. «Сын Неба не играет словами». В итоге получившему жезл братцу был выделен удел в Тан – к востоку и северу от Хуанхэ в районе ее излучины, чуть к северо-западу от второй чжоуской столицы Лои-Чэнчжоу. Вначале небольшой (квадрат со сторонами в сто ли, т.е. примерно 50—60 км), этот удел вскоре стал разрастаться и энергично осваиваться владельцем удела и его наследниками.

Во времена Кан-вана столицей стал город Цзинь, ще был отстроен богатый дворец, который посетил и одобрил сам ван (см. [255, т. 3, Prolegomena, с. 148]). О первых полутора веках существования дома Цзинь сохранилось мало данных, как о том свидетельствует посвященная его истории гл. 39 труда Сыма Цяня (см. [86, т. 5, с. 139—140]). Однако со второй половины IX в. ситуация стала постепенно меняться. В «Чжушу цзинянь» со времен Сюань-вана встречаются упоминания о Цзинь, ще в начале VIII в. до н.э. после смерти правителя Му-хоу разгорелась борьба за власть между его наследниками. Убив узурпировавшего престол младшего брата, на трон взошел старший, Чоу, принявший имя Вэнь-хоу. После смерти Вэнь-хоу его сын Чжао-хоу пожаловал в 745 г. своему дяде (который не принимал участия в междоусобной борьбе за власть) земли в Цюйво [86, т. 5, с. 140].

Судя по имеющимся в распоряжении исследователей древнекитайским источникам, это был первый в истории Китая случай, когда большой удел был дан во владение не от имени вана. Разумеется, и до того встречались, особенно в надписях на бронзе, упоминания о пожалованиях со стороны чжухоу их слугам и приближенным. Но то были обычно мелкие пожалования, в лучшем случае кормления, имевшие иной статус и ничем не напоминавшие наследственные уделы. Первый удел в уделе, субудел, причем достаточно большой, был создан именно в Цзинь в 745 г. до н.э., чем был практически ознаменован факт потери Пин-ваном едва ли не основной из политических властных прерогатив вана – исключительного права создания в Поднебесной новых уделов.

Конечно, уже задолго до этого без воли и подчас без ведома вана одни владельцы уделов нападали на других, укрупняя тем самым свои владения за счет слабых соседей. Такие действия считались нормой и вели к укрупнению уже существовавших владений. Создавать же по своей воле новые владения типа уделов (субуделы) внутри укрупненных и укрепившихся за счет аннексий княжеств до 745 г. не было принято. Сделать такое имел право только ван. И вот его прерогатива была нарушена, причем достаточно резко, заметно для всех. Ведь по словам Сыма Цяня, город Цюйво, столица нового субудела, был больше столицы правителя Цзинь [86, т. 5, с. 140].

Сыма Цянь далее подробно описывает начавшееся вследствие этого опрометчивого шага цзиньского Чжао-хоу открытое противостояние двух центров, завершившееся в конечном счете уже в начале VII в. тем, что цюйвоский У-гун стал цзиньским У-гуном. Иными словами, правитель удела в уделе одолел своего сюзерена и захватил власть в царстве Цзинь [86, т. 5, с. 141—142]. Политическая борьба в царстве Цзинь на этом, впрочем, отнюдь не завершилась. Но пока стоит обратить внимание на главное: вновь ставшее единым царство Цзинь, сложившееся на базе древнего удела Тан, было одним из наиболее сильных, независимых и в некотором смысле передовых, т.е. опережавших другие политические образования в чжоуском Китае.

был пожалован, как упоминалось, Тай-гуну, одному из близких родственников У-вана, полководцу и советнику чжоуского правителя, сыгравшему едва ли не решающую роль в сокрушении Шан. Владение Тай-гуна было на далеком востоке, в приморских районах современной пров. Шаньдун. Видимо, дружина Тай-гуна была достаточно многочисленная, чтобы овладеть ситуацией на новых землях. Источники сообщают, что в борьбе с соседями, лайскими и, Тай-гун вышел победителем и сумел после этого установить в своем новом владении порядок, наладить – с учетом местных обычаев – деятельность административного аппарата. Он и его преемники способствовали развитию добычи рыбы и соли, наладили торговлю этими товарами (см. [86, т. 5, с. 41]). В результате владение Ци стало быстрыми темпами укрепляться и процветать. А когда разразился поднятый шанцами мятеж, Тай-гун получил от вана широкие полномочия по наведению порядка в стране, чем старый полководец, видимо, не преминул воспользоваться.

Быстрый расцвет расположенного далеко от столицы вана удела Ци не мог не вызывать озабоченность в Чжунго и, в частности, зависти со стороны других владетельных князей. Об этом косвенно, но весьма красноречиво свидетельствует эпизод, связанный с казнью циского Ай-гуна, сваренного, как уже упоминалось, живьем в присутствии многих чжухоу и как бы по их совместному приговору во времена откровенно слабого и подчинявшегося воле своих вассалов И2-вана. Донес на Ай-гуна, согласно данным гл. 32 «Шицзи», его сосед Цзи-хоу, правитель небольшого владения в Шаньдуне. Но суть происшедшего значительно глубже: доносу не только сразу же поверили, но и использовали его (неясно, в чем заключалась суть обвинения) с охотой, да к тому же применили по отношению к виновному (или псевдовиновному) – явно заманив его в ловушку – зверскую, не принятую в цивилизованном уже чжоуском обществе и не перечислявшуюся ни в одном из известных кодексов китайских наказаний форму казни.

Из всего этого можно заключить, что Ци уже в середине IX в. было сильным, независимым и внушавшим поэтому соседям и дому Чжоу определенные опасения владением, практически уже царством. Поставленный вместо казненного Ай-гуна правитель был вскоре, однако, свергнут единоутробным братом казненного (ставленник был, судя по контексту, сыном другой жены общего отца всех претендентов на власть в уделе), после чего в Ци началась междоусобица, несколько его ослабившая. При Чжуан-гуне (794—731) ситуация стабилизировалась, а затем это царство вновь превратилось в одно из наиболее сильных и быстро развивающихся в Чжунго. Далеко не случайно именно циский правитель стал в VII в. первым гегемоном-ба в Чжунго (а цзиньский, к слову, – вторым).

Удел Лy – вотчина Чжоу-гуна, о чем уже шла речь. Осваивал это владение сын Чжоу-гуна Бо Цинь, а значительную часть населения удела составили переселенные туда шанцы. В гл. 33 своего труда Сыма Цянь много и красочно рассказывает о Чжоу-гуне, явно смешивая реальные события с легендарными преданиями. Из этих сведений следует выделить важное обстоятельство: после смерти Чжоу-гуна Чэн-ван официальным указом разрешил его наследникам, правителям Лу, приносить жертвы Вэнь-вану, исполняя ритуалы и музыку в форме и объеме, равных тем, что были прерогативой только вана (см. [86, т. 5, с. 68—69]).

Бо Цинь достаточно быстро наладил деятельность административного аппарата в своем уделе и навел в нем порядок – хотя, если верить Сыма Цяню, несколько запаздывал в своей деятельности по сравнению с Тай-гуном в соседнем Ци. Чжоу-гун будто бы заметил поэтому, что, как он опасается, подобное запаздывание станет нормой и Лу всегда будет, «стоя лицом к северу, служить правителям Ци».

Ранняя история удела Лу известна мало. В хрониках и у Сыма Цяня сохранился лишь упоминавшийся уже мельком эпизод: Сюань-ван вмешался как-то в практику престолонаследия в Лу, сделав младшего сына правителя наследником – несмотря на соответствующее поучение, текст которого приведен в «Го юе» [28, с. 30]. Результатом стали междоусобицы при дворе правителей Лу.

Но несмотря на них, удел успешно развивался и тщательно хранил и накапливал тот интеллектуальный потенциал, который заметно отличал его как дом великого Чжоу-гуна от всех остальных. Совершенствовалась практика историописания, о чем уже упоминалось. Именно в Лу, начиная с Инь-гуна (721 г.), стали вестись погодовые записи событий во всей стране, включая все заметные княжества и дом Чжоу. Эти записи и легли впоследствии в основу хроники «Чуньцю» и комментария к ней «Цзо-чжуань». В результате Лу со временем, в годы жизни Конфуция, превратилось в интеллектуальный центр Чжунго.

Удел Вэй был создан после разгрома мятежа шанцев близ развалин древней шанской столицы в современной пров. Хэнань, к северу от Хуанхэ. Основателем удела был один из младших сыновей У-вана Кан Шу, тот самый, что получил должность сы-коу, которая не имела всекитайского значения и была связана с необходимостью справедливо разобраться, кто из вчера еще мятежных шанцев насколько виноват перед чжоуским ваном и как каждого из виноватых следует наказать или призвать к порядку. Иными словами, в данном случае должность сы-коу, вероятно, была лишь обозначением конкретной, разовой функции. Как Кан Шу справился с возложенными на него обязанностями, неизвестно. Но, видимо, без особого успеха.

Удел Вэй никогда не был особенно заметным среди других, хотя его население традициями и культурой, пусть даже подорванными несчастьями, связанными с завоеванием и подавлением мятежа, вроде бы выгодно отличалось по уровню развития от жителей других уделов. Наиболее заметным из правителей Вэй был У-гун, правивший во времена Сюань– и Ю-ванов. Процарствовав около 55 лет, У-гун укрепил свое владение и был одним из тех чжухоу, кто сопровождал молодого Пин-вана при его переселении на восток. Начиная с сына У-гуна, Чжуан-гуна (середина VIII в. до н.э.), удел Вэй, как и многие другие в ту пору, превратился в арену междоусобной борьбы за власть. Сын Чжуан-гуна, Хуань-гун, был убит в 719 г. своим единокровным братом, сыном Чжуан-гуна от наложницы, Чжоу Юем, который, однако, сам вскоре плохо кончил (см. [86, т. 5, с. 112—113]). Позже влияние и значение удела резко пошло на убыль.

Удел Сун был оставлен шанцам. Часть их была переселена к югу от Хуанхэ и там, на полпути от Чэнчжоу в Лy (к юго-западу от Лy и к юго-востоку от Чэнчжоу), был создан новый удел, править которым было поручено сводному брату последнего шанского правителя Чжоу Синя – Вэй Цзы. Он был одним из тех, кто в свое время укорял Чжоу Синя – если верить традиции – за недобродетельное поведение. После подавления мятежа Чжоу-гун оценил это и поручил Вэй Цзы возглавить переселенных в Сун шанцев и создать там новый, преимущественно шанский по этническому составу населения удел, дабы дом Сун продолжал приносить жертвы умершим предкам дома Шан. Подробно о переселении в Сун при Вэй Цзы рассказывается в главе «Вэй Цзы» в «Шуцзине», ще сурово порицаются потерявшие стыд шанцы (законы утрачены, крадут жертвенных животных и поедают их и т.п.).

Как и Вэй, удел Сун не стал процветающим царством, хотя и подчас выдвигался на авансцену политической борьбы в Чжунго. На протяжении веков он сохранял свое значение как ритуальный центр бывших шанцев. В уделе Сун еще и в VIII в. сохранялись некоторые традиции времен древности, в частности в практике престолонаследия. Известно, например, что сунский Сюань-гун, имея сыновей, вдруг решил, ссылаясь на древние традиции, уступить престол брату, который, правда, вскоре – опять-таки в духе шанской традиции – вернул престол племяннику.

В конце VII в., после смерти второго гегемона-ба, цзиньского Вэнь-гуна, царство Сун попыталось было претендовать на освободившееся место. Но его претензии оказались неосновательными: Сун было слишком слабым, чтобы его правитель мог стать гегемоном-ба. Зато политические интриги в нем шли, как и в других царствах, полным ходом. В результате одной из них царство были вынуждены покинуть некоторые высокопоставленные должностные лица из клана Кун. Они были вынуждены бежать в Лy, где впоследствии родился принадлежавший к этому клану Кун-цзы, Конфуций (подробней см. [86, т. 5, с. 111– 138]).

Об уделе Цинь выше уже шла речь, как и об уделе Чжэн, о котором, правда, упоминалось лишь вкратце. Что касается Цинь, то этот удел впоследствии быстрыми темпами усиливался и стал в конечном счете той базой, на основе которой возникла в III в. до н.э. общекитайская империя.

Удел Чжэн, территориально расположенный к югу от домена Чжоу в Чэнчжоу, был создан лишь во времена Сюань-вана и играл в истории чжоуского Китая довольно специфическую роль: не будучи слишком сильным и самостоятельным, он из поколения в поколение направлял своих правителей в дом Чжоу, где они обычно играли роль руководителей администрации.

Особо стоит сказать об уделах Янь на севере и У на далеком юге. Они хотя и были созданы наряду с другими в раннечжоуское время (см. [86, т. 5]), длительное время имели статус, отличный от того, каким обладали уделы Чжунго. Для них, особенно для южного У, было характерным преобладание местных традиций, вначале заметно потеснивших шанско-чжоуские. Это были, по сути, полуварварские царства, как и Цинь и особенно сильнейшее из них – Чу.

Чу формально тоже было одним из раннечжоуских уделов. Но очень рано его правители стали ощущать себя независимыми, о чем уже упоминалось. О войнах с Чу немало сообщается в чжоуских хрониках. Культурные традиции Чу, хотя они и несли в себе немалый заряд шанско-чжоуской традиции, были уникальными в своем роде и ощущали на себе непосредственное влияние западных соседей чжоуского Китая. Есть основания считать, что многие из культурных, институциональных и идейных нововведений проникали в Китай именно через Чу, будь то практика изготовления железа или метафизические конструкции в системе мышления древних китайцев.

Среди уделов, игравших заметную роль, следует упомянуть удел Чэнь, пожалованный У-ваном потомкам Шуня, а также более мелкие (Тэн, Цзи, Цай, Го и некоторые другие). За пределами Чжунго тоже было несколько заметных уделов, хотя число их быстро сокращалось вследствие экспансии Чу. Важно отметить, что в VIII в. до н.э. и особенно в его конце, когда начался период Чуньцю, все перечисленные и многие другие, особенно нечжоуские уделы и владения, возникшие под воздействием неумолимого процесса трибализации, были уже независимыми и вели самостоятельную политику, как внутреннюю, так и внешнюю. И если первым знаком такой самостоятельности был удел в Цюйво, выделенный правителем Цзинь своему дядюшке без ведома и участия чжоуского вана, то позже такого рода субуделы, затем уделы в царствах и княжествах, стали создаваться практически повсюду. Правда, это было уже в основном в период Чуныцо, когда чжоуский феодализм вступил в полосу своего расцвета, а центральная власть в пределах Чжунго фактически перестала существовать.

Феодализация и децентрализация политической структуры чжоуского Китая, к которым вели многие причины, о чем уже немало было сказано, вместе с тем имели и свою специфику, существенно отличавшую чжоуский феодализм, к примеру, от средневекового европейского, до сих пор многими воспринимаемого как эталон. Дело в том, что – в отличие, скажем, от доабсолютистской Франции – верховный правитель-ван в чжоуском Китае сохранял свой сакральный авторитет, которого у французских королей не было. В какой-то мере в фигуре чжоуского вана слились функции – если мерить европейскими мерками – и короля, и папы Римского. И это, безусловно, значительно меняло ситуацию в Чжунго. Ван, даже лишившись реальной власти, осуществлял правление ван-дао («путь легитимного правителя»), с чем все обязаны были считаться и действительно всегда считались.

Забегая вперед, можно было бы заметить, что сам по себе подобного рода феномен несколько загадочен и необъясним, во всяком случае на первый взгляд. Ведь по нормам господствовавшей политической культуры Чжоу с ее генеральным принципом небесного мандата легко было постулировать, что чжоуские ваны, особенно после явно недобродетельного Ю-вана, попросту утратили свое дэ и потому должны лишиться и права на руководство Поднебесной. И при этом все было бы легитимно и потому не вызвало бы, не должно было вызывать серьезных возражений.