Текст книги "Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)"

Автор книги: Леонид Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

Следует отдать им должное. Они немало потрудились для того, чтобы по крохам собрать в древних источниках упоминания о различных должностных лицах и их функциях в тех или иных царствах чжоускош Китая в разное время. Все данные были затем тщательно обработаны и сведены в стройную систему администрации. Вот эта-то будто бы некогда существовавшая в Чжоу совершенная система централизованного управления всей страной и была преподнесена как бы в назидание нерадивым потомкам и в память о великих мудрых древних правителях. Схема сама по себе – яркий факт в истории китайского историописания. Но к реальной администрации в раннем Чжоу она отношения не имеет и в лучшем случае в чем-то с ней случайно совпадает в отдельных пунктах. Тем более она не имеет отношения к реальности более позднего времени, когда централизованного государства Чжоу вообще более не существовало. А что же было в реальности?

Центральная власть и система уделов

Итак, первые чжоуские правители, создавая уделы как форму организации власти и вознаграждения за службу, не видели в удельной форме ничего такого, что могло бы принести вред администрации центра. Да и уделы в то время отнюдь не внушали тревогу за будущее власти центра. Скорей напротив, способствовали укреплению ее авторитета на местах. Впрочем, разберемся в этом вопросе основательнее. Начнем с того, что выясним, сколько всего было уделов, кому они давались, кем управлялись.

Уделы были очень разными. Точнее, одним и тем же термином обозначались очень разные образования. Оттого-то и столь различны мнения по поводу того, сколько всего существовало таких подразделений. Не увлекаясь цифрами, порой достигающими впечатляющих размеров (около 1700—1800 по «Лицзи» [120а, т. XX, с. 514]), констатируем, что в пределах Чжунго, т.е. сферы политического влияния Чжоу (это большая часть бассейна Хуанхэ и частично прилегающие к нему территории), общее число протогосударственных структур колебалось, скорей всего, в пределах нескольких сотен. Во времена Шан, по подсчетам Дин Шаня, их было около 200 [108, с. 32]. Победа чжоусцев сильно изменила общую ситуацию: одни структуры были уничтожены, другие преобразованы и расчленены, третьи в форме уделов созданы заново.

Но в целом масштаб цифр, видимо, едва ли заметно изменился. Даже расширение сферы влияния чжоусцев и включение в орбиту их власти новых протогосударств к югу от Хуанхэ или на крайнем востоке бассейна не могло сильно изменить общее число автономных либо полуавтономного типа региональных подразделений. Если мы не будем учитывать те протогосударственные структуры, которые располагались на отдаленной периферии и были слабо зависимы от Чжоу либо вовсе независимы от него – просто известны чжоускому вану, – то число тех, которые можно считать уделами чжоуского Чжунго, еще более сократится.

Примем это неизвестное нам число ориентировочно за одну-две сотни. Учтем, что некоторые уделы достаточно давно принадлежали владетельным князьям или вождям, которые были союзниками Чжоу и после победы получили от чжоуского вана подтверждение права управлять своими подданными. Как известно из «Шицзи», отдельные из подобного рода владений принадлежали тем правителям, которые вели свой род от древних правителей типа Яо, Шуня и Юя. Предположим, что параллельно с союзными владениями на территории Чжунго сохранились и нейтральные или вообще отдаленные от столиц вана владения, с которыми администрация вана на первых порах не успела разобраться. Это касается и тех варварских племенных образований (жунов и ди, хуай и и), которые могли под влиянием шанцев и чжоусцев начать структурироваться и превращаться в протогосударства, в том числе и на территории Чжунго, где следы обитания жунов и ди фиксируются достаточно долго – в течение ряда веков после создания государства Чжоу.

Словом, когда мы подойдем к собственно чжоуским уделам, то окажется, что их было не столь уж и много, едва ли более сотни. Согласно «Сюнь-цзы», на данные которого современные авторы опираются наиболее часто и с наибольшим доверием, всего в раннечжоуском Китае был создан 71 удел, 53 из которых были пожалованы родственникам первых чжоуских правителей [135, с. 73; 200, с. 92]. Оставив в стороне те уделы, которые не принадлежали чжоусцам, ибо нет никаких оснований, чтобы определить, к какой из только что перечисленных категорий политических автономных структур их следует отнести, заключим, что речь должна идти прежде всего о полусотне с небольшим уделов, созданных самими чжоусцами практически заново, с целью обеспечить власть вана и нормальное функционирование администрации центра.

Уделы такого рода размещались повсюду, как поблизости от столичных зон, находившихся под непосредственной юрисдикцией вана и его помощников, так и вдали от них, иноща на значительном отдалении, на далекой периферии Чжунго. По составу населения и его численности они значительно отличались друг от друга. Давались же уделы, как говорилось, администраторам, родственникам и помощникам вана и были платой за службу, наградой за верность. Но не только.

В раннечжоуском Китае, особенно на начальном этапе его истории, когда начало свое существование подавляющее большинство заново созданных чжоусцами и для чжоусцев уделов, они еще не были протогосударственными структурами, региональными территориальными подразделениями центра. Это были скорее военно-административные образования, созданные для наведения порядка на местах, для осуществления там власти центра. Именно такими были самые первые из чжоуских уделов.

Специальное исследование тайваньского историка Чэнь Паня показало, что эти первые уделы вообще не были жестко увязаны с территориями и в случае нужды с легкостью перемещались на новые земли. Таких случаев Чэнь Пань выявил свыше 20, что представляет собой немалый процент от общего числа раннечжоуских уделов. Показательно, что удел Лy, пожалованный Чжоу-гуну, первоначально находился в Хэнани, но вскоре был перемещен далеко на восток, в район Шаньдуна. Янь, удел Шао-гуна, тоже вначале был в Хэнани, а затем переместился на северо-восток, в район совр. Пекина. Удел Ци, пожалованный Цзян Тай-гуну, был в Хэнани, а затем оказался в Шаньдуне, на берегу моря (см. [232, с. 158—163]). В процессе перемещения по меньшей мере некоторые из уделов изменяли этнический состав. Так было, например, с Лу, в состав которого оказалось включено несколько коллективов-цзу шанцев, в основном из числа ремесленников.

Практически это значит, что вначале раннечжоуские уделы представляли собой отряды чжоусцев, выполнявшие функции гарнизонов на окраинах страны, в жизненно важных ее местах. И видимо, в отличие от шанцев, для которых расчленение и перемещение было символом их национального поражения, гибели как этноса и государства, для чжоусцев и, вероятно, большинства их союзников, да и вообще для всех племенных групп, обитавших в бассейне Хуанхэ и рядом с ним, подобного рода перемещения отнюдь не были трагедией. Обратим внимание на то, как выглядели документы о создании раннечжоуских уделов.

Этих документов не так уж много. Некоторые из них до предела лаконичны. Например, в одной из надписей на бронзе, «Май цзунь», сказано, что ван приказал некоему Син-хоу быть хоу в Син, а в надписи «Чжоу-гун гуй» уточняется, что Син-хоу жалуются люди (подданные-чэнь) трех групп – из Чжоу, Дун и из еще одного места (топоним не установлен), причем все три этнические группы локализуются Го Мо-жо в районе р. Вэй, т.е. близ Цзунчжоу (см. [105, т. 6, с. 39а, 40а, 42—43]).

Но есть и достаточно развернутые тексты. Остановимся на одном из них, едва ли не наиболее известном и значительном по содержанию, «Да Юй дин», который посвящен пожалованию удела Юю, наследнику Нань-гуна. Приведем заключительную часть надписи на бронзе: «Жалую тебе ритуальные сосуды, парадную одежду, колесницу и лошадей. Жалую тебе управителей-бо – 4, жэнь-ли от конюших до крестьян – 659. Жалую тебе управителей-бо из числа подданных вана – 13 для управления варварами-и, жэнь-ли – 1050» [105, т. 6, с. 34]. Перед нами крупный удел, число подданных в нем близко к 2 тыс. Удел составлен, судя по тексту, из представителей двух этнических групп, чжоусцев и варваров-и. Известны и иные аналогичные пожалования, где перечисляются люди из трех и более этнических групп.

В «Цзо-чжуань» зафиксированы тексты, имеющие отношение к созданию трех известных раннечжоуских уделов, Лу, Вэй и Цзинь: «Ван пожаловал лускому гуну большую колесницу, большое знамя, нефритовый диск, принадлежавший роду Ся, и большой лук Фэн-фу. Пожаловал шесть цзу иньского народа... пожаловал много земли, жрецов, гадателей, писцов с документами и письменными принадлежностями, чиновников и ритуальную утварь. Пожаловал Кан-шу большую колесницу, знамя из разноцветного шелка, колокол Да-люй; пожаловал семь цзу иньского народа... земли [там-то]. Пожаловал Тан-шу большую колесницу, барабан Ми-сюй, панцирь, колокол Гу-сянь, пожаловал девять цзу народа хуай, пятерых чиновников, пожалованы земли...» [141а, с. 2202—2206].

Из приведенных и аналогичных текстов явствует, что главным объектом пожалования были ритуальные вещи, боевые принадлежности и люди. О землях если и упоминается, то чаще всего ориентировочно (живите там-то, на таких-то землях). Практически это означает, что уделы были не более как указом вана оформленная часть подданных, состоявшая из этнически гетерогенных коллективов и возглавлявшаяся кем-то из чжоусцев. Правитель удела, получив все перечисленное (или право управлять перечисленным населением), направлялся нести службу вану там, куда ему было указано, взяв с собой определенное число соплеменников-чжоусцев.

Словом, раннечжоуские уделы представляли собой территориально-административные подразделения на местах: за счет населения, включенного в состав удела, должны были существовать административное руководство удела во главе с его владельцем и вся направленная с ним группа «людей вана», выполнявшая функции гарнизона. Уделы-гарнизоны были, таким образом, форпостами чжоуского вана на территории, подлежавшей его юрисдикции, и особенно на ее периферии. Собственно, именно поэтому они с такой легкостью перемещались в случае, когда внешние очертания Чжунго изменялись и форпосты необходимо было передвинуть подальше от центра.

Не все уделы выступали в роли периферийных гарнизонов. Часть их располагалась в центре, в том числе в столичных зонах. Но между обеими категориями уделов была существенная разница, на которую обращали внимание исследователи. Речь о том, что уделы центральной части Чжунго и тем более обеих столичных зон были более мелкими и менее значимыми. Это естественно и логично: земли там издревле были лучше освоены и гуще заселены. Соответственно территории внутренних уделов были строже ограничены. Возможно, и характер их организации был несколько иным, чем у тех, что давались на периферии.

В материалах «Цзо-чжуань» можно встретить упоминания о мелких уделах центральной зоны, в том числе и расположенных близ обеих столиц. Д.Челмерс на этом основании в свое время составил даже карту уделов (см. [255, т. 5, с. 112—113, вкладка]). Но подробных данных о мелких уделах центральной зоны в источниках нет. Во-первых, потому, что большинство их так никогда и не стали хотя бы полуавтономными политическими образованиями, как в силу своего скромного размера, так и из-за близости к администрации центра. А во-вторых, возможно, из-за того, что эти уделы в реальности достаточно быстро исчезли, будучи заменены системой развивавшейся централизованной администрации в масштабе столичных зон, находившихся под непосредственной властью центра.

Дело в том, что в столичных зонах действовали свои привычные нормы: в Цзунчжоу – старые чжоуские, в Чэнчжоу – с использованием богатого шанского опыта (вспомним, что строили вторую столицу в основном шанцы). Более конкретно о чжоуских формах редистрибутивных отношений речь пойдет ниже. Относительно же Чэнчжоу (Лои), который после 771 г. до н.э. стал столицей и сердцевиной домена чжоуского вана, есть некоторые данные, позволяющие судить о том, что формы централизованной редистрибуции развивались здесь достаточно успешно. Так, из некоторых надписей на бронзе («Сяо чэнь Су гуй», «Сяо Кэ дин») явствует, что восемь иньских армий, дислоцированных рядом с Чэнчжоу, являли собой в организационно-административном плане некое единое целое, видимо, сеть военных поселений с централизованной администрацией.

Из надписи «Ху гу» вытекает, что там существовала практика наследования административных должностей, в частности должности сы-ту восьми армий, и, видимо, своя система снабжения, амбаров и складов (см. [13; 105, т. 6, с. 23а, т. 7, с. 100а, 1236]). Напрашивается вывод, что во второй столичной зоне Чэнчжоу шел энергичный процесс институционализации власти центра и развития механизма централизованной редистрибуции. А коль скоро так, то не исключено, что параллельно совершенствовался аналогичный механизм и в масштабах обеих столичных зон, включая и многочисленные, находившиеся между столицами уделы.

Уделы внутренние, таким образом, заметно отличались от внешних, периферийных, причем не столько даже размерами, что очень важно, сколько сущностью, перспективами. Вкратце их отличие было в том, что у них не было будущего. Рано или поздно, но они все поглощались централизованной администрацией столичной зоны, которая укреплялась за счет их поглощения.

Но только внутренние уделы и были в сфере досягаемости администрации центра, практически быстрыми темпами превращавшейся в администрацию столичных зон. Уделы внешние, периферийные, столь же быстрыми темпами решительно выходили из сферы влияния центральной администрации, трансформируясь в политические структуры, аналогичные столичным зонам. Процесс, о котором идет речь (включая различие между внутренними и внешними по отношению к столичным зонам уделами), легко продемонстрировать на конкретном примере.

Как о том уже говорилось, два виднейших представителя чжоуской администрации, Чжоу-гун и Шао-гун, получили собственные внешние уделы: первый в управлявшейся им зоне, на территории к югу от Хуанхэ (удел Лy в Шаньдуне), а второй – в своей зоне, к северу от Хуанхэ (удел Янь). Сами они в этих периферийных уделах не жили и не могли жить, ибо были заняты административными делами в своих столичных зонах, в Чэн-чжоу и Цзунчжоу. Зато их сыновья, посланные вместо них управлять уделами, стали родоначальниками владетельных феодально-удельных домов, царских династий будущих царств Лy и Янь, игравших существенную роль в политической жизни чжоуского Китая на протяжении многих веков.

В то же время в столичных зонах, а после 771 г. до н.э. – в домене вана в Чэнчжоу также были наследники Чжоу-гуна и Шао-гуна, на протяжении многих поколений сохранявшие свои титулы (чжоу-гун, шао-гун) и игравшие, как о том говорят тексты, заметную роль в числе ближайших сановников вана. Однако эти два гуна при царском дворе не были правителями больших уделов. Можно предположить, что они владели мелкими внутренними уделами, использовавшимися в качестве кормлений. Точных данных на этот счет нет. Но в любом случае очевидно, что уделы, даже если они были, перестали играть для своих владельцев сколько-нибудь существенную роль достаточно быстро. Чжоу-гуны и шао-гуны при чжоуском ване в столичных зонах и домене были сановниками, находившимися на службе и получавшими соответствующее вознаграждение, не более того.

Не столь даже важно, по-прежнему оно шло за счет доходов от их внутренних уделов-кормлений или выплачивалось из казны, а уделы более не существовали. Не важно, когда именно такая трансформация произошла, если она вообще имела место. Важно, что внутренние уделы не имели политического значения и так или иначе были инкорпорированы, поглощены, переварены администрацией центра и ее сформировавшимся механизмом централизованной редистрибуции. В то же время внешние уделы, напротив, окончательно вышли, как упоминалось, из сферы влияния упомянутой администрации. Правда, не сразу. Как же шел исторический процесс децентрализации и феодализации чжоуского Китая, как начинался и какие формы обретал?

Ван и вассалы: феодализация внешних уделов

Западночжоуское государство – вопреки тому, как Г.Крил озаглавил свою известную монографию [194], – империей никогда не было и не могло стать. Это было военно-политическое образование достаточно раннего и неразвитого типа. И хотя доктрина небесного мандата благодаря героическим усилиям Чжоу-гуна намертво связала все внешние периферийные уделы Чжунго, т.е. будущие царства и княжества, с администрацией центра (затем доменом вана) в рамках единого целого на основе строгой, сакрально обусловленной субординации, многое в этом единстве, по меньшей мере вначале, держалось на военной силе – как то было и в Шан. Военный характер имели главнейшие связи, соединявшие чжоуское государство в единое целое.

В первую очередь это относится к внешним уделам – во всяком случае, на раннем этапе их существования. Ведь они были, как упоминалось, конгломератом этнически гетерогенного населения, а руководители их – направленными на периферию чиновниками, начальниками чжоуского гарнизона в этнически чуждой, а то и враждебной чжоусцам среде. Получая из рук вана и от его имени право на управление людьми и землями, знаки власти и регалии, правители уделов были искренне рады и горячо благодарили за оказанную им честь, как то явствует из соответствующих надписей на бронзе.

В то отдаленное время они и не помышляли о какой-либо автономии, не стремились, да и не имели ни малейших оснований стремиться к какой-либо политической самостоятельности. Больше того, правители возникших уделов только и держались у власти благодаря постоянной поддержке центра, чьи 14 армий (шесть из Цзунчжоу и восемь иньских из Чэнчжоу) были их опорой, надежным защитником в случае любых осложнений. В свою очередь, и ван опирался на преданные ему уделы-гарнизоны на местах, направляя то один, то другой из них против внешних врагов. Тот же Юй, получивший во владение удел с почти 2 тыс. подданных, в одной из надписей с гордостью сообщил о победе над врагами: были уничтожены 4802 человека и взяты в плен 13 081 (надпись «Сяо Юй дин») [105, т. б, с. 35].

Таким образом, существовал достаточно четко определенный принцип взаимной связи вана и его вассалов, руководивших внешними уделами-гарнизонами: ван жалует удел и связанные с ним права, статус, регалии, привилегии и т.п., а владельцы уделов, выступавшие в функции подданных и вассалов, были обязаны за это нести военную службу, что является обычной нормой для всех феодализированных государств – вспомним ранне-средневековую Европу.

Впрочем, в конкретных условиях раннечжоуского Китая подобная привычная для феодальных структур норма понемногу уходила в прошлое, потому что феодализировавшиеся уделы периферийной зоны очень быстрыми темпами превращались в сильные самостоятельные государства. Происходило же это вследствие того, что процесс институционализации власти во внешних уделах в силу ряда причин оказался весьма успешным и эффективным.

Тесные связи и взаимные обязательства между ваном и правителями внешних уделов более или менее сохранялись не более 100—150 лет. За это время уделы сильно изменились. Они переставали быть гарнизонами, потомки первопоселенцев осваивали земли, на которых они жили, а по мере увеличения численности населения обычно начиналось расширение территорий, благо их пределы никем и никогда точно не были обозначены.

Те уделы, которые развивались быстрее и успешнее других, одерживали больше побед и быстрыми темпами наращивали число подданных, становились более крупными территориальными образованиями, что, в свою очередь, было гарантией успеха в последующих военных, дипломатических и иных столкновениях и осложнениях с соседями. Таким образом, на месте прежних небольших анклавов формировались, пуская корни, крупные политические структуры, очевидно обретавшие формы полунезависимого, а то и вовсе практически независимого государства. Но гораздо более существенными были изменения внутренние, формировавшие новую генерацию жителей удела и его управителей.

За век-полтора, о которых идет речь, в уделах сменилось несколько поколений. Прежде этнически чуждые, случайно скомпонованные в гетерогенный коллектив, жители только что образованного удела (а именно таких уделов было вначале подавляющее большинство, особенно если иметь в виду внешние уделы Чжунго) прошли за это время через неизбежный в таких условиях процесс этнической консолидации, своего рода плавильный котел.

Брачные связи и повседневные контакты в масштабах сравнительно небольшого коллектива, исчисляемого сотнями или считанными тысячами, способствовали формированию некоего территориально-этнического единства. Люди закреплялись на освоенных ими землях (в случае перемещения – на вновь освоенных), пускали корни, начинали считать себя не только уроженцами данной местности, что естественно уже для второго поколения, но и коренными жителями своего удела, быстрыми темпами превращавшегося в государство. Для тех уделов, которые исчезали с политической карты, будучи поглощенными другими, картина в общем была аналогичной, только их жители вливались в состав населения более удачливого удела.

Правитель удела в третьем-пятом поколении уже никак не ощущал себя уполномоченным вана или руководителем его гарнизона на периферии. Разумеется, он сознавал, что владеет уделом по милости вана, с готовностью принимал из его рук инвеституру, но при всем том чем дальше, тем больше чувствовал себя самостоятельным владетельным правителем, хозяином удела, становящегося государством. По мере становления этого государства, его увеличения, укрепления и развития в нем формировалась собственная администрация, в основном по модели центра, столичных зон.

Из надписей на бронзе явствует, что в X—IX вв. до н.э. во многих уделах существовали должностные лица сы-ту, сы-ма, сы-кун, цин-ши, тай-ши и др. Это же относится и к военным должностям, преимущественно к должности ши (командир, офицер). Названия должностей варьировались, но суть их от этого существенно не изменялась. Как правило, должности, особенно важные, были наследственными, что в равной мере касается и должностной номенклатуры центра, и вновь возникавших должностей уделов. По мере институционализации администрации некоторые вольности, вызванные обстоятельствами и сложностями, связанными с победой чжоусцев и ликвидацией шанского государства, преодолевались. В результате связь между должностью, родством, титулом и владением становилась еще более жесткой, что в общем-то вполне характерно для ранних политических структур в пору их институционализации.

Этот процесс затрагивал и аутсайдеров. Время для их выхода на поверхность – период неустойчивости, борьбы за власть, критических противостояний – постепенно уходило в прошлое. Наступало время устойчивого равновесия, что нашло свое отражение прежде всего в политическом развитии страны вне столичных зон, а точнее – в феодализации уделов, в институционализации их внутренней структуры. Конкретно все это выражалось прежде всего в том, что центр вынужден был признать реальное положение вещей. Чжоуские ваны в третьем-пятом поколении вполне осознали, что в лице внешних уделов они имеют не гарнизоны и уполномоченных, но твердо укрепившиеся полуавтономные вассальные политические структуры, чья сила имеет явственно выраженную тенденцию к быстрому увеличению. Они продолжали по традиции и как бы по инерции санкционировать сверху все изменения в личном составе руководства уделами, а вступавшие в должность правителя удела наследники с готовностью поддерживали эту традицию, принося свою клятву верности вану. Но при этом обе стороны уже отчетливо сознавали, что принимают участие в ритуальном церемониале, не более того. Реальной возможности не утвердить нового владельца в его должности ван не имел. Он не мог этого практически сделать, не имея формальных оснований и тем более достаточного авторитета реальной власти. Власть чжоуских ванов примерно с пятого их поколения ощутимо ослабла и держалась главным образом на не раз упомянутой, подкрепленной идеологией небесного мандата традиции.

В последующей китайской историографии (схемы «Чжоули», «Лицзи», «Мэн-цзы») сохранилось немало упоминаний о том, на какой основе были организованы взаимоотношения между чжоуским ваном и его вассалами, какими методами осуществлялся контроль центра над уделами и как вообще выглядел раннечжоуский феодализм. Записи такого рода, как говорилось, имеют чаще всего характер ностальгических реминисценций и дидактических поучений. Жестких схем в действительности еще не существовало, да и сами взаимоотношения еще только-только возникали и отрабатывались. Но обратим все же внимание на традиционную историографию и ее схемы – они сыграли немалую роль в становлении исторических стереотипов древнего Китая.

Схемы, в частности, исходят из того, что изначально существовала строгая система феодальной иерархии, во всяком случае иерархических титулов – гун, хоу, бо, цзы и нань, которые в синологии резонно уподобляют соответствующим средневековым европейским (герцог, маркиз, граф, виконт, барон). Этой иерархии титулов древнекитайские источники приписывают и иерархию владений, их размеров, что по-своему вполне логично.

Однако специалистами давно уже убедительно доказано, что в действительности в Чжоу, в том числе в Западном Чжоу, когда подобного рода схемы должны были существовать и работать, ничего похожего не было. Реальностью была только титулатура. Но титулы не выстраивались в иерархический ряд. Более того, достаточно легко взаимозаменялись: Лу-гун мог параллельно именоваться Лу-хоу, Шао-гун – Шао-бо. Нередко титулы вовсе опускались в официальных документах, где им было самое место: Юй из надписи «Да Юй дин», унаследовавший удел от Нань-гуна, явно имел право на титул, но не титуловался ни в этой, ни в другой («Сяо Юй дин», повествующей о его победах) надписи.

Из сказанного не следует, что титулы в раннечжоуском Китае ничего не значили. Напротив, все старались заполучить их, и практически все, заслуживавшие того и занимавшие соответствующие позиции, их имели. Просто в реальной жизни на первое место выходили не титул, а должность, удел, имя. Только позже титулатура была приведена в устойчивое равновесие с должностью, владением, родством, властью, о чем только что было упомянуто. Но и здесь схема не действовала. Любому, знакомому с текстами «Чуньцю» и «Цзо-чжуань», хорошо известно: что число гунов, хоу и бо (а это высшие титулы) было едва ли не больше, чем число обладателей титулов цзы и нань, хотя по строгой логике любой иерархической схемы обладателей низших титулов должно было бы быть больше, чем обладателей высших.

Из известных в историографии схем явствует также, что сын Неба чуть ли не дважды в год обязан был совершать инспекционный объезд уделов, а все вассалы с той же или примерно той же регулярностью отдавать ему встречные визиты, т.е. прибывать в столицу с соответствующими подношениями. Конечно, изредка ваны посещали некоторых из своих вассалов, наиболее могущественных, как то имело место, в частности, во времена Ли-вана, посетившего Э-хоу. Подчас наносили визиты владельцам уделов уполномоченные вана, его инспектора, особенно при возникновении споров и иных казусов, когда представитель вана выступал в качестве арбитра, о чем также есть упоминания в надписях. Случались и визиты правителей уделов в столицу, естественно, с подношениями. Но ни регулярности, ни обязательности в подобной практике по источникам не прослеживается. Больше того, мятеж могущественнейшего Э-хоу против Ли-вана, который был с трудом подавлен силой всех 14 армий центра, позволяет предположить, что и визит Ли-вана к Э-хоу был связан с чрезвычайными обстоятельствами, предшествовавшими мятежу, а не с некоей регулярностью расписания инспекционных поездок.

Словом, китайская историография, о чем специально шла речь, доверия во многих случаях не заслуживает, нуждается в проверке. Она же в данном случае показывает, что истине соответствует лишь немногое из традиционных схем. В реальности же в западночжоуском Китае шел энергичный процесс феодализации, проявлявшийся в структурировании внешних уделов по модели столичного центра и в их постепенной политической автономизации. Связи между ваном и вассалами сохранялись, но они с течением времени слабели, как слабели и формы взаимных обязательств – до такой степени, что спустя полтора века после возникновения Чжоу уже оказался возможным вооруженный мятеж одного из могущественных вассалов против вана.

Но в чем была сила уделов? Оставив в стороне политическую и военную конкретику, о которой будет сказано в следующей главе, обратим внимание еще на одну генеральную закономерность, сопутствовавшую институционализации власти – прежде всего в уделах. Речь идет об эволюции, о возрождении в новых условиях, даже о невиданном прежде расцвете клановых связей – тех самых, функционирующих по законам конического клана, которые сыграли в свое время решающую роль в процессе институционализации власти и права наследования шанских ванов.