Текст книги "Теннисные мячи для профессионалов"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Болгарский, свиной кожи…

– Только старый, потрепанный.

Под курткой Денисова из рации послышался свистящий тон вызова. Началась передача, о которой предупредил помощник дежурного.

– Информация… – Сабодаш докладывал начальнику отдела, находившемуся на месте происшествия. – Пассажирка Захарова. Нижний Тагил… – Поначалу для удобства Антон крошил предложения. – Оказалась без документов и денег. -В конце он не смог соблюсти заданный ритм, зачастил: – На вокзале познакомилась с погибшим, он принял в ней участие. Дал телефон людей, которые смогут ее в Москве приютить…

– Она была у них? – перебил Бахметьев.

– Нет! Но телефон остался! Я думаю, он мог тоже там останавливаться…

III. ОБАЯНИЕ ТИПОВЫХ ВЕРСИЙ

– Сазоновы? – Лифтерша не стала даже сверяться со списком. – Есть. Восьмой этаж.

Денисов на минуту зашел в каптерку, она была просторной – с телевизором, с цветами на окнах. Сбоку стоял новый еще диван.

– Знаете их?

– А как же! Сам – в медакадемии заведовал, профессор. Жена – преподавательница. Оба на пенсии.

– Так и живут вдвоем?

– Живут. Дети большие. И внуки.

– А гости, знакомые? Никто не приезжал на этих днях?

Лифтерша кивнула. С самого начала она показалась Денисову приметливой.

– Двое. Несколько дней уже здесь. Сегодня вернулись поздновато. Считай, что в третьем часу.

– Молодые?

– Лет по двадцать пять – двадцать восемь. В то дежурство поселились. При мне. И еще один. Этого сегодня первый раз увидела. Лет под сорок, черноватый.

– Здесь сейчас?

– Ушел. Под вечер еще.

– Что-нибудь было у него с собой?

– Портфель. Желтый… Подниматься будете? – спросила лифтерша.

– Обязательно.

– Пешком придется. Лифт ночью выключаем: шум, жильцы жалуются. Дом не простой…

Поднимаясь, Денисов оценил здание. Дом был дореволюционной постройки, с лепниной на высоких потолках, с ажурной паутиной лестниц. На многих дверях виднелись дополнительные механические звонки.

«Жильцов, похоже, не так много, – подумал Денисов. -Чужие должны бросаться в глаза…» Впрочем, через несколько минут все должно было выясниться.

– Входите. Прошу.

Дверь открыл человек, похожий на отставника-армейца -гладковыбритый, морщинистый, с прямой спиной, он не спросил предварительно: «Кто? Кого вам?» Увидев милицейское удостоверение, словно обрадовался.

– Малышка! – крикнул кому-то в сторону широченного коридора. – Из милиции к нам… С Павелецкого вокзала! Да выключи ты радио! – Свет в коридоре не горел, только в громадной прихожей. – Проходите, мы с женой уже кофе пьем. С утра пораньше. Сюда, на кухню.

Кухня выглядела просторной. Рядом с дверями лежали несколько пачек подготовленной к сдаче макулатуры. Верхний лист на одной чернел машинописным текстом, неожиданно крупным, не принятым в служебной переписке.

– Моя жена, Елена Дмитриевна… – представил Сазонов.

У мойки возилась немолодая худенькая женщина в вельветовых брючках и кофточке; увидев Денисова, женщина завернула кран, выключила воду.

– Садитесь. – Она вытерла руки, заговорила: – В ногах правды все-таки нет, говаривал мой отец, когда разрешал мне выйти из угла… – Сазонова мило коверкала «р» и «л», получалось довольно забавно. – Были жестокие времена…

«Человека, у которого детство было счастливым, узнаешь сразу…» – тем не менее подумал о ней Денисов.

Сазонов заметил:

– Я смотрю, тебя довольно часто наказывали, Малышка. Такое впечатление, что ты каждый день стояла в углу.

– Это правда. Да вы садитесь, пожалуйста.

Денисов сел против жестяных круглых банок с чаем, экзотического вида бутылок. Здесь же стояли часы, которые не шли.

– Как же, Малышка, ты будильник буцкнула! Теперь, наверное, его никакая мастерская не выправит…

Супруги разыгрывали интермедию, обоим хорошо знакомую, Денисов понимал это; мысли его были впереди, как у шахматиста, проигрывающего в уме возможные варианты:

«Смогут ли они опознать труп? Кто им погибший – родственник, знакомый? Какое отношение к случившемуся имеют другие двое гостей – молодые?…»

Но сначала требовалось на месте все уточнить.

– Ваш телефон… – он назвал номер, – установлен давно?

– Уже восемнадцать лет. – Сазонов присел с другой стороны стола. – Лишь немного подправили, когда переходили на семизначные номера.

– Меня интересует человек, у которого вчера на вокзале видели номер вашего телефона. Я хочу спросить, у вас жил кто-нибудь на этих днях?

– Сейчас тоже живут. – Сазонов показал за стену, Денисов почувствовал, как велико помещение. – Наши знакомые. Из Орска.

– Давно?

– С неделю. Мы не против, правда, Малышка? Паркет не жалко… – Паркет был и в самом деле в плачевном состоянии, требовал срочной циклевки.

Пока они говорили, Сазонова особым образом заваривала кофе – Денисову не приходилось видеть раньше: кофе был помещен в бумажную воронку, залит кипятком. Просачивавшийся сквозь бумагу напиток становился густым и ароматным.

– Не приходилось пробовать? – угощая его кофе, Сазонова сообщила доверительно: – Хозяйка я, знаете ли, все-таки никудышная, но кофе сварить смогу.

– А что случилось? – спросил Сазонов.

– Кроме них, гостил еще кто-нибудь?

– Мужчина. Он вчера уехал.

– Кто он?

При этом вопросе Денисов почувствовал замешательство Женщина поднялась.

– Елена Дмитриевна, тут тебя… – заметил Сазонов. – Кто он? Как зовут? Ты же его поселила!

– Да, я. – Женщина явно смутилась, но тут же перешла наступление. – Но ты же разговаривал с ним. Обсудил хоккейные проблемы. Мальчишке должны больше понять друг о друге. Я и спрашиваю тебя: «Кто он?»

– Мы почти не виделись. Я пришел, он уехал.

– Мог бы и побыть дома. И вообще, что за манера оставлять жену с незнакомым молодым мужчиной?! – Она обернулась к Денисову. – Как вы считаете?

– Какой он из себя? – Денисов сделал несколько быстры коротких глотков. Кофе был отличный.

– Лет сорока… – Сазонов пожал плечами.

– Худощавый, высокий… – Сазонова пришла на помощь. В костюме.

По отдельным частям портрета, набросанного супругами можно было с осторожностью идентифицировать личность погибшего.

– Как он попал к вам.

Сазонова объяснила:

– Он должен был на пару дней остановиться у Окуневых Но Иван Яковлевич с семьей на даче…

– Он был у них?

– Разговаривал с домработницей по таксофону. Она ему дала наш адрес и телефон. Так бывало не раз! Наши гости едут к ним, его – к нам!

– Перед тем как приехать, он позвонил?

– Конечно же! Я разговаривала с ним. Пригласила: «Приезжайте, пожалуйста». А что я должна была сказать, если человеку негде остановиться?

– Скоро он приехал?

Она задумалась:

– Минут через сорок.

– Сколько езды от Окуневых до вас?

– Минут двадцать на машине. Но он ехал с вокзала.

– Он сказал?

– Да. С вашего вокзала. Я еще спросила: «Бог мой, куда же ездят с него!» Он ответил: «На Донбасс. В Тамбов».

Денисов больше не сомневался, что они говорят об одном и том же лице.

– Кто такие Окуневы?

– Наши друзья. – Сазонова в некоторых случаях могла ограничивать себя. Ответила немногословно. – Сам Иван Яковлевич преподавал, доцент. После войны вместе с нашим заведовал в 3-м медицинском.

– Потом он переехал в Рязань, я имею в виду институт, -вставил Сазонов.

– Окуневы действительно на даче?

– Скорее всего. Обычно до начала зимы там сидят. Только они да сторожа. Во всяком случае в Москве, их нет, я звонила.

– Телефона на даче нет?

– Был. Потом отказались: нет покоя!

Денисов вернулся к погибшему:

– Но имя-отчество этого человека? Откуда он?

– Вы меня простите. – Все время, пока Денисов находился в квартире, она не выходила из своей роли девочки-подростка, которая отводилась ей в обкатанном десятилетиями семейном спектакле. – Когда он называл отчество, я поймала себя на том, что забыла имя. В результате не услышала отчества. Переспрашивать было неудобно. Очень милый застенчивый человек. Я не могла заставить его со мной пообедать, с большими усилиями удалось влить в него чашку чая. И то – без сахара.

– У меня просьба. – Денисов поблагодарил за кофе. -Внизу нас ждет машина. Я попрошу ненадолго поехать со мной на вокзал.

– Обязательно? – Сазонов опечалился. – И непременно обоим? У Елены Дмитриевны с ногами…

– Ничего, ничего, – перебила та. – Немного проветриться не мешает. Тебе тоже. Засиделись. Собирайся. Надо же выручить человека! Скажите, он кому-то дал наш телефон, и за это его задержали?

– Пассажирке из Нижнего Тагила, ей негде ночевать.

– И это все, что он натворил?

– Да.

В коридоре Денисов снова зацепился взглядом за пачки подготовленной к сдаче макулатуры.

– Внукам собираем. – Сазонова заметила его интерес. -Полная квартира книг, антиквариат. «Нет, бабушка, ты ничего не понимаешь, нужны макулатурные». Домработница ни одной бумажки не выбрасывает, вяжет в узлы. Ох, эта внуки! Мне почему-то не дают их взять к себе; боятся, что я их испорчу.

– Домработница видела гостя?

– Она пришла, когда он уходил. А Олег и Дима как раз обедали.

– Кто они?

– Два милых молодых человека. Из Орска. Мама одного из них когда-то работала с Николаем Алексеевичем. Инженеры транспорта…

– Они тоже видели его?

– Да.

– Я прошу их разбудить. Им придется тоже проехать в отдел.

Осмотр заканчивался. Бахметьев и криминалист о чем-то разговаривали, сидя на корточках рядом с погибшим.

Мелкий моросящий дождь несколько раз принимался идти и все не шел, словно не решался.

Перрон так и остался серым, сумрачным. Пахло гарью. За забором элеватора, на стройке жгли мусор. Запах был чем-то близок предчувствию дождя, грязно-серому небу.

На соседней платформе было много людей – шла посадка на Астрахань и прибыл скорый Липецк – Москва.

Судебный медик – рыжебородый, в джинсах, с крепким молодым жирком на животе – курил у вагона, превращенного в камеру хранения. Над головой держал раскрытый зонт-автомат.

Узнав Денисова, медик помахал рукой. Бахметьев обернулся:

– Сазоновы здесь?

– Да.

– Как их самочувствие?

– Профессорша, по-моему, всплакнула. Сейчас они придут вместе с Королевским.

– Новое есть? – Бахметьев поднялся. Ему было тяжело разговаривать сидя, снизу вверх.

– Все, как я докладывал. Приехал по рекомендации друга Сазонова – Окунева.

– Надо с ним срочно связаться.

– Кравцов уже поехал.

– Окунев тоже медик?

– Невропатолог.

– А что их домработница?

– Тоже на даче.

– Дача, кажется, по белорусскому ходу?

– В Звенигороде.

– А как те двое, которые ночевали у Сазоновых?

– С ними Худяков. Дознаватель.

Денисов воспользовался минутой, подошел к судебному медику:

– Добрый день.

– Привет, командир, – судмедэксперт усвоил манеры и сленг оперативных уполномоченных и даже слегка ими бравировал. – Нашли людей, у которых он ночевал? Поздравляю.

Денисов вздохнул.

– Главное, установить личность, дальше – связи… Кто его видел последним? Где? С кем? Возможности, представляемые типовыми версиями раскрытия преступлений, выглядели безграничными. А дальне как по маслу. Корысть? Месть? Ревность?

– Пожалуй, – Денисов согласился, этикет был соблюден. -Что с ним все-таки?

Эксперт погладил бороду:

– Два отверстия…

Денисов подумал про кровь на пиджаке погибшего, представил бурую лужицу внизу, под трупом, на асфальте.

– Пока трудно сказать, какое входное, какое выходное. Труп переворачивали. Трупное окоченение только в мышцах лица. Температура подтверждает время наступления смерти… – Каждый час температура тела падает на один градус. – Не думаю, чтобы его откуда-то транспортировали к вам. Смерть наступила здесь, на платформе.

– Что еще?

– Остальное больше для следователя. Королевскому, в протокол… – Он разворошил свою рыжую, лопатой, бороду. – «Тело средней упитанности, без шрамов, чистое…» Тебе не интересно.

– Татуировки?

– Я бы сказал.

– А что не для протокола? Неофициально?

– Приватно? – Большую часть времени эксперт как бы находился в состоянии игры – старался не замечать суровых сторон своей профессии. – Выстрел в грудь или в спину. С близкого расстояния. Смерть наступила от разрыва внутренних органов. После вскрытия расскажу подробности. Звони. А лучше приезжай. – Медик тоже устал: прежде чем приехать, всю ночь мотался по происшествиям в разных частях города.

– Протокол осмотра подписан?

– «Окончен труд…»

Денисов вместе с ним спустился с платформы. Из невыключенной рации под курткой доносились голоса. Дежурный переговаривался с оперативными работниками – те все еще находились на платформе, в залах. Смена железнодорожников с ночной уходила на двое суток – со всеми надо было успеть переговорить; заканчивался опрос пассажиров, ночевавших на вокзале…

Садясь в машину, эксперт процитировал:

– «Когда оборвутся все нити… – Это было из студенческой песни. – И я лягу на мраморный стол, вы, пожалуйста, не уроните мое сердце на каменный пол…»

– Это он… – Сазонов неловко качнулся от носилок, на которые перенесли труп. – Был у нас. Прошлой ночью.

Перед тем так же безоговорочно погибшего опознала Сазонова.

– Как люди пускают? Не боятся! – Ревизор из понятых отвернулся: профессор и его жена – в брезентовых куртках с капюшонами – явно не внушали ему доверия.

– Когда он к вам пришел? – спросил Бахметьев.

– Днем. – Сазонова поправила капюшон. – Часа в четыре. Я как раз выходила к мусоропроводу, а он появился из лифта. «Елена Дмитриевна? Я вам звонил… Окуневы на даче». Не помню, как он все объяснил. Я пригласила войти. Он продолжал извиняться, чувствовал себя неловко. Я поняла, что у него дела в Москве, надо где-то устроиться на сутки. Гостиницу он не забронировал…

Слушали ее внимательно. И не только потому, что от памяти Сазоновой зависело направление поиска – речь ее отличалась от короткого усеченного разговора оперативников.

– …Я сказала: «Господи! Всегда рады. Столько свободного места». Ему понравилась маленькая, у входа, там раньше жила Катя, сестра. Миленькая комнатеночка с балконом…

– Вещи у него были? – Бахметьев достал чистый платок, на секунду приложил к покалеченному глазу.

– Только портфель. Очень потертый, по-моему, свиной кожи. У Николая Алексеевича одно время был такой.

– Тяжелый, как по-вашему?

– Портфель? Я не могу вам сказать. Я не трогала его.

– Вечер того дня гость ваш провел дома?

– Ушел и вернулся оч-чень поздно.

– Когда именно?

– Я считаю, часа в три ночи.

– Кто открывал?

– Мы дали ему ключ. Это удобно, согласитесь.

– Да. Но вы все равно проснулись?

– Мы почти не спим. Где-то немножечко под утро.

– Он вернулся один?

– Я полагаю.

– Свет зажигал?

– Да.

– Газ? Что-нибудь готовил?

– Нет. Мы с Николаем Алексеевичем оставили на столе в комнате термос с чаем. Но он не пил. По-моему, лег сразу спать.

– А утром?

– Силой влили в него чашку чая. Но все как-то быстро, суетно. По-моему, он стеснялся. Я не люблю таких. Надо посидеть, потолковать.

– Вчера он был у вас до самого вечера?

– Да. Но дважды выходил.

– Надолго?

– Первый раз часа на два, потом еще на час. Перед уходом принес несколько грейпфрутов. Очевидно, слышал, как я заказывала их Зое Федоровне, домработнице. Я еще заметила ему: «Вы внимательный. Было бы хорошо закрепить вас за нами навечно…»

– По-вашему, он с кем-то встречался в Москве?

– Думаю, да. По крайней мере звонил по телефону, разговаривал.

– С кем?

– Этого я не знаю.

– О чем он еще говорил с вами?

– Ни о чем… У нас большая библиотека. Я знаю, что он читал. Вот и все.

Заморосил дождь. Пришла очередная электричка – к метро двинулся очередной поток пассажиров, точно пригнанный по очертаниям платформы. Люди шли мимо вокзала; только ничтожная их часть обживала залы: приезжие, пассажиры поездов дальнего следования.

«Погибший был один из них, – подумал Денисов, наблюдая идущих. – Уезжал с нашего вокзала? Провожал? Встречал?!»

– Молодые люди, что живут у вас? Они не были знакомы с ним раньше? – следователь Королевский кивнул на носилки.

– Ни мне, ни Николаю Алексеевичу они об этом не говорили. Не думаю.

Денисов спросил:

– Комната, в которой он жил, убиралась?

– Вчера вечером… – У нее получилось «вче-а вече-м». -Как раз приходила Зоя Федоровна. Она приходящая, заглядывает то после работы, то перед работой. Но крайне редко!

– Где она сегодня?

– Поехала за ребенком. Ему в школу, в первый класс. Забыла, как называется городок. Скоро должна быть… Может, уже завтра к вечеру.

– Мы его только раз видели, этого человека – вчера днем… – Хотя парней, ночевавших у Сазоновых, было двое, отвечал один – Сухонин, чернявый, без шеи, с низкими бачками. Его друг больше молчал, поглядывал по сторонам. – Не могу сказать твердо: он это или нет…

– Не пришлось посидеть вместе? – спросил Бахметьев. – Может, за столом?

– Нет. Елена Дмитриевна звала его пить чай, он отказался.

– Знакомились?

– Только поздоровались. Вернее, кивнули друг другу. Потом он снова ушел к себе в комнату.

– И все время там находился?

– Я, во всяком случае, в кухне его не видел.

Приятель Сухонина – приземистый, широколицый – оторвал взгляд от перрона, поспешил присоединиться:

– Я тоже.

Оба были уже допрошены, но живые их образы и голоса, интонация, порядок слов давали для мысли розыскникам: больше, чем по-школьному полные, включавшие в себя наполовину вопросы следователя, ответы из протоколов.

– Из Орска давно? – поинтересовался Бахметьев.

– Неделю назад. – В конце каждой фразы, даже если по смыслу требовалось отточие, Сухонин ставил точку.

– В отпуске?

– Заканчиваем. Скоро на работу.

– Ваши родители знакомы с Сазоновыми?

– Мать.

– Она тоже в Орске? А работает?

– На пенсии. Была главным невропатологом.

– Вчера вечером вы где были?

– На ВДНХ, потом в парке Горького.

– Вдвоем?

– С девушками.

Бахметьев ничего не значащим взглядом нашел дознавателя, тот такими же безучастными ко всему глазами передал:

«Показания проверяются. Есть адреса, за девушками уехали…»

Снова пошел дождь. Рядом с пунктом технического осмотра вагонов, у края платформы, появилась крытая грузовая машина, известная в милицейском обиходе как «перевозчик трупов». В нем ждали привычный груз вместе с копией протокола осмотра.

«Увезут, по-видимому, в Лефортовский морг как неопознанного», – подумал Денисов.

– Но хотя бы словом перебросились? – поинтересовался еще Бахметьев. – Может, он сказал что-нибудь? Или вы? Что-нибудь бросилось в глаза?

Сухонин обернулся к приятелю, тот пожал плечами:

– Может, это? Я шел из кухни, дверь в комнату к нему была закрыта неплотно. Вижу: пишет. Прилежно, голову нагнул к плечу.

– Письмо? Не видели?

– Не знаю. Как-то уж очень серьезно. И бумаги целая стопка…

«Стопка бумаги… – подумал Денисов. – Трудно объяснить!»

К носилкам уже подходили двое из крытой машины:

– Можно брать?

– Минутку! – Королевский обернулся к свидетелям. – Посмотрите, пожалуйста, костюм на нем тот же самый?

– Я не знаю. – Сазонов отошел. Жена его подошла ближе:

– Он. Новый и весьма элегантный.

Носилки качнули, поднимая, Денисов проводил их глазами.

Свидетели уехали. Денисов по рации нашел младшего инспектора:

– Где находитесь?

– Временная камера хранения… – Это были все те же вагоны, стоявшие на приколе у вокзала.

Оперативная группа разыскивала портфель погибшего среди сданной на хранение ручной клади. Отрабатывалась «школа»: преступник мог оставить портфель на время, пока все успокоится, и осторожно взять его потом – через подставное лицо или лично – вместо того чтобы ночью нести с собой заметную наметанному глазу вещь. Не исключалось и то, что погибший сам по какой-то причине сдал портфель на хранение.

– Пока ничего?

– Нет, – отозвался Ниязов. – Готовимся к следующему этапу…

Следующим были автоматические камеры хранения, ячейки-автоматы. Все шесть тысяч. На каждой следовало удалить контрольный винт, ключом-«вездеходом» захватить изнутри невидимый снаружи рычаг запорного устройства.

– Вещественных доказательств почти нет, – по пути в отдел Бахметьев подытожил результаты осмотра. – Никаких документов, никаких личных вещей… Новый костюм… – Бахметьев на ходу провел по лицу платком. – Карманы, кроме заднего брючного, заклеены пленкой

Эксперт-криминалист, следуя занудливой дотошности, не мог не уточнить:

– Фирма «Аро, Вест-Берлин». Размер 50А.

– В каком-то магазине получили же эти костюмы… – Бахметьев как бывший работник ОБХСС привычно делал ставку на бухгалтерские документы, накладные; Денисов вздохнул. – Ничего, найдем! Человек не иголка! – Это было его любимое, по сути своей, программное заявление.

Подошел Сабодаш. Ему удалось вырваться из дежурной части, чтобы доложить Бахметьеву не по рации, лично:

– Звонил Кравцов. Он разговаривал со звенигородским дежурным, который ездил к Окуневым. Им ничего не известно, обещали минут через тридцать собраться, выехать в Москву. Кравцов перехватит их по дороге.

– Надо будет завезти в Лефортовский морг, предъявить труп на опознание.

– Понял, – кивнул Сабодаш.

– Окуневы предполагают, кто мог приезжать?

– Нет.

– Кого-нибудь ждали на этих днях?

– Кравцов спрашивал. Нет. Окунев – доцент, заслуженный врач. Много учеников, друзей. Можно думать на любого.

– Дождемся результатов опознания. А что домработница?

– Окуневых? Тоже едет сюда.

– Припоминает, кто ей звонил?

– Говорили с ней. «Никто не был, никто не звонил». «Телефон и адрес Сазоновых никому не давала, никто не просил».

– В общем, о пострадавшем по-прежнему ничего не известно. Так? – Бахметьев обернулся к следователю.

Денисов пошел один, привычно присматриваясь к перрону.

У багажного отделения под арку осаживала машина с мусоросборниками. На одном Денисов увидел дату мелом и отметку – «8 пл.».

«Восьмая платформа…»

Мусоросборники с пометками, где каждый из них находился в ночь происшествия, перевозили на задний двор.