Текст книги "Теннисные мячи для профессионалов"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

XII. ПЕРО ЖАР-ПТИЦЫ

– Документы!

– Сейчас… – Мужчина был массивнее и выше его ростом, несколько секунд, тяжело дыша, приходил в себя. Его мучила одышка. – Минуту… Один момент!

Он неожиданно рывком подобрал колено к лицу и с поворотом стопы сильно выбросил ногу в сторону. Ботинок просквозил в нескольких миллиметрах от денисовского подбородка.

Здесь не шутили.

Второй прием провести не удалось. Денисов ударил его в живот, под солнечное сплетение. Рука пошла рычагом, закрепленная в плечевом и локтевом суставах, Денисову удалось вложить в нее весь вес.

Отскочив, он выхватил пистолет.

– Сюда, к дереву! Быстро! Иначе буду стрелять! Патрон в патроннике!

Это было пресловутое дерево с объявлениями, служившее источником всевозможной курортной информации.

– Руки на дерево!

Задержанный положил руки на особо толстую стволину.

– Ноги как можно дальше! Еще!

Каратист отступил на полшага.

– Еще дальше!

Денисов заставил задержанного вытянуться по диагонали, переложил пистолет в левую руку, нагнулся, правой провел по его одежде. В куртке лежали сигареты и спички. Денисов не стал их брать.

Поза каратиста не позволяла оказать сопротивления -отними он на секунду руку от опоры, оказался бы сразу на земле. Кроме того, Денисов в любую минуту мог еще дальше ногой сдвинуть его ступни. Результат был бы тот же.

Подумав, оперуполномоченный решил еще больше обезопасить себя:

– Спокойно! – Он расстегнул на задержанном ремень, напрочь выдернул его из шлевок.

Каратист сгруппировался, ждал, когда Денисов предложит ему выпрямиться.

Позволь это Денисов – неизвестно, как бы развивались дальше события.

Денисов сорвал еще на поясе брюк задержанного единственную пуговицу. Брюки ослабли.

– Встань нормально!

Задержанный вернулся в вертикальное положение. До дежурки он принужден был поддерживать руками штаны, чтобы не свалились.

«Подонок! Мог сделать меня инвалидом… – зло подумал Денисов. Он держал пистолет в левой руке, правая была свободна. – Врезать бы тебе, да положение не позволяет!»

– Фамилия! Имя-отчество! Быстро!

– Рогов Вячеслав Николаевич…

Денисову показалось, что он видел его раньше. Голос определенно был знаком.

– Прописан в Планерском?

– В Донецке.

«Ясно. Ездит из Москвы с нашего вокзала!…»

Центральная улица была пустой. В ночное время на трассе Феодосия – Судак движение замирало.

Мимо спящих на скамьях у автостанции туристов, мимо их огромных рюкзаков Денисов повел задержанного вверх по улице к поселковому отделению.

Было тихо. У перекрестка какой-то человек подошел к ящику с мусором, поставил бутылку из-под шампанского.

– Спички найдутся? – сбоку, с аллеи, ведущей к музею планеризма, вынырнула женщина.

Денисов достал спички, она прикурила.

Рогов все это время смотрел куда-то в сторону, Денисов был настороже, не спускал с него глаз.

– Спасибо.

– Пожалуйста. – Денисов спрятал коробок. – Дорогу найдете?

– Да. Здесь близко.

В дежурке никого, кроме дежурного и старшины – командира строевого отделения, – не было.

Увидев доставленного московским оперуполномоченным, дежурный отчего-то сразу насторожился.

– Документы есть? – Опрос он повел нервно.

– Да нет…

Рогов, наоборот, приободрился.

– Откуда прибыли?

Чтобы успокоить дежурного, Денисов предпочел не вмешиваться.

Рогов повторил то же, что и Денисову:

– Я из Донецка.

– Точный адрес…

Он назвал улицу, дом.

Теперь Денисов смог лучше его рассмотреть.

«…33 – 35 лет, 188 сантиметров, не менее 100 – 110 килограммов. Лицо обрюзгшее, утолщенное книзу… – Ему снова показалось, что он где-то видел его раньше. – Рыхлый, нездоровый цвет кожи. Широкий таз, сильные, накачанные ноги, – как выразилась горничная Дома творчества. В последнем он едва не убедился на себе. – Очки в металлической оправе. Куртка из плащевой ткани…»

– Работаю в районном совете добровольного спортивного общества «Наука»…

Он успел прийти в себя, держался с дежурным мягко, хотя и чуть снисходительно.

– Может, вы меня все-таки отпустите, дежурный? Утром я приду.

– Позже решим. С какой целью вы приехали в Планер-ское? Давно?

– Несколько дней назад. Я в отпуске. Это ведь не возбраняется, правда?

– Откуда идете?

– Гулял! Товарищ ваш… – Он, не глядя, показал на Денисова. – Подошел… Вокруг ночь! Я принял его за другого. Вы извините… – Он развернулся к Денисову, снова, не глядя на него, пожал плечами. – Здесь простое недоразумение…

– Не могу я вас отпустить, – продолжал нервничать дежурный. – Местность паспортизована… Вы без документов…

– В Донецке у вас есть телефон? – спросил Денисов. -Можно было бы позвонить домой…

Рогов сделал вид, что раздумывает.

– Да нет! Не хотелось бы их тревожить…

– До утра придется побыть у нас. – Дежурный развел руками.

Рогов сказал мягко:

– Что ж! Недолго осталось! И все-таки это безобразие, я считаю. А вам не кажется? Что у вас против меня?

«Безусловно, нам приходилось разговаривать. Но где? Неужели на вокзале?» – снова подумал Денисов.

Он подошел к телефону, попробовал заказать Донецк.

– Кто будет говорить? – спросила телефонистка.

– Денисов.

Услышав фамилию, Рогов бросил быстрый взгляд в его сторону.

«Конечно же! Он знает мою фамилию…»

– Связь через час, – предупредила телефонистка. – Техническое окно на линии…

– А как Москву?

– Я же сказала: «техническое окно»!…

Денисов перешел в кабинет начальника милиции. Набрал номер. Лымарь поднял трубку быстро – привык к ночным звонкам.

– …Трудно что-нибудь доказать… – Лымарь внимательно выслушал. – Если бы какой-нибудь вещдок… Как бы не пришлось извиняться да отписываться!

Денисов пропустил реплику.

– Я думаю, он и в этот раз, как и в мае, приехал в Планерское на машине. Ключи, видно, успел выбросить…

– Если б найти машину!

– С этим просто. Она рядом с автокемпингом, у дороги. «Жигуль» 18-17. Надо быстро проверить.

– Я сам займусь.

– Сейчас главное – уцепиться! Машина вся грязная. Где-то под Мелитополем был ливень. Не следил ли он за покупателем, когда тот вез деньги вдове?

Перед Домом творчества было по-ночному пустынно.

Грузовая, подрагивая бортами, прошла в сторону Судака, в кузове были люди – светлячки сигарет вспыхнули и тут же погасли. Навстречу с горы прошелестел ночной велосипедист.

У почты, на повороте, Денисов остановился.

Когда, топча клумбы, он выбежал из ворот Дома творчества к почте, встреча с Роговым произошла именно здесь. И, следовательно, ключи от машины Рогов мог выбросить тоже здесь.

Денисов рассчитывал потратить на поиски несколько минут, может, до получаса, но ему повезло сразу – недалеко от дерева, рядом со скамейкой, он увидел брелок: миниатюрный череп – с ключами.

«Они…» – Денисов положил ключи в карман. Понятых не было, составлять протокол было не с кем.

Здесь же, рядом со скамейкой, валялся бесформенный чугунный отливок – достаточно тяжелый, непонятного назначения. Принадлежал ли он Рогову? Денисов на всякий случай прихватил и его, завернул в платок; под деревьями осталась еще брючная пуговица – он предпочел ее не заметить.

«Вооружен и очень опасен…» – Думая о Рогове, Денисов использовал название известного фильма. Недаром все эти дни он проходил мимо киноафиш.

В кустах у Дома творчества свистели цикады. Денисов снова подошел к почте. Из глубины поселка доносились негромкие звуки: скрипнула калитка, в цементированный желоб на ближайшей водоразборной колонке ударила звонкая струя.

– Не помешал?

Денисов оглянулся. У междугородных автоматов стоял Мацей – в шортах, в сорочке, в шапочке. Похоже, все лето он не знал другой одежды.

– А может, вы предпочитаете гулять в одиночку?

– Да нет.

– Пожалуйста, скажите. Не стесняйтесь.

«Неужели не догадывается, что я не тот, за кого себя выдаю? – Денисов смерил его взглядом. – И даже не делаю из этого особой тайны!»

– Я думал, вы работаете за столом… – Он перевел разговор.

– Когда что-нибудь большое. – Мацей достал трубку. -Например, поэма.

– А стихотворение?

– Обычно приносишь готовое. С улицы, с пляжа. За столом только шлифуешь…

Мацей был одним из тех, кто разговаривал с художницей примерно за два часа до случившегося, поэтому Денисов спросил:

– Как прошел вечер? Были на набережной? Мне показалось, море не очень спокойно!

– Штормит! И сильно… Мы сидели у знакомой. Сусанна Роша, художница. Может, слышали?

– Я читал о ней в районной газете: интересный человек…

– Удивительный! Особенно когда общаешься вот так… -Мацей отмерил чубуком расстояние, как на ринге в ближнем бою. – Когда перед тобой раскрывается человек большой души, необыкновенной судьбы… – Он раскурил трубку. Сладковатый запах смешался с запахом кипарисов.

Денисов воспользовался паузой.

– Мне сказали, что она продает дачу… Наверное, это огромные деньги! Кто же в состоянии купить? Разве какой-нибудь фарцовщик…

– Уже купили, мой друг. – Денисову показалось, что поэт чуточку играет, но, может, это объяснялось простой манерностью. – Точнее, купили еще в мае, только широко не объявляли. Но для своих это был секрет Полишинеля – все обо всем знали.

– Кто же покупатель?

– По-моему, он делец. Фамилия вам ничего не скажет. Купил со всей обстановкой, с мебелью…

Денисов слушал внимательно.

– …Кажется, даже с гобеленами, картинами. С коллекцией якорей, всего, что собрано на берегу. Там даже часть шлюпки с разбитого судна…

Поэт сообщил еще:

– Поселку будет грустно без нее. Да и литераторам! В поселке о ней все трогательно заботились…

Он ни в чем не заподозрил Денисова.

Оперуполномоченный позволил себе быть менее осторожным:

– Дача понравилась мне. Я видел ее с киловой горы. На одном из окон решетка. Художница, должно быть, хранит там картины…

– Решетка на окне? – Мацей удивился. – Впервые слышу.

– А на дверях новый звонок… Странно, что, собираясь уезжать, хозяева заменяют звонок!

– Я и не заметил, что он другой. Зато заметил, что, когда Сусанна читала волошинское «…судьбой и ветрами изваян профиль мой…», голос ее задрожал. Она едва не заплакала.

Оперуполномоченный понял:

«Бесполезно расспрашивать поэта о миллионах вдовы…»

Он вспомнил Брэдбери – землянин и марсианин встретились на ночной пустынной дороге. «Куда вы едете?» – спросил землянин. «На праздник. Там, у канала. Прошлую ночь я провел там». – Марсианин показал рукой, землянин взглянул и увидел руины: «Но город мертв много тысяч лет!» -«Мертв? Я ночевал там вчера…» – Смотрите, колонны разбиты…» – «Разбиты? Я их отлично вижу в свете луны. Прямые, стройные…»

Так было и с нами.

– Начальник еще не звонил, – объявил дежурный, когда Денисов вернулся. – Междугородная тоже молчит.

После составления протокола Рогова поместили в кабинет участкового, под охрану. Задержанный спал, привалясь спиной к стене.

Молоденький сержант, знакомец Денисова, сидевший напротив, шепнул:

– В поселке ни разу его не видел!

Денисов оставил их вдвоем, вернулся к дежурному.

Объявилась междугородная:

– Москву заказывали? Даю… – Москву дали раньше Донецка.

– Переключите на начальника! На кабинет Лымаря! -Там, за двумя дверьми, Денисов мог говорить без помех.

– Слушаю… – Денисов узнал голос помощника дежурного, Сабодаша за пультом в Москве не было.

– Денисов говорит. Из Планерского… – Он продиктовал: -«Рогов Вячеслав Николаевич…» Проверь при мне. Сейчас. Нет ли его во всесоюзном розыске…

– Постараюсь.

Денисов слышал, как помощник неторопливо набирает номер центрального адресного, объясняется на коммутаторе:

– «Рогов…» – «Роман», «Ольга»… Из Донецка… Ничего нет! – крикнул он через пару минут. – Не разыскивается. Все?

– Пока да.

Денисов походил по кабинету. Донецк дали не сразу.

Разговор почти полностью повторился:

– Прошу проверить: «Рогов…»

Дежурный в Донецке записал данные, быстро – быстрее, чем на родном вокзале, – связался с картотекой: выдал ответ:

– Прописан, работает. Все в порядке. Материалами не располагаем.

– Из розыска там никого с тобой радом? – поинтересовался Денисов. Рассказывать о своих неясных подозрениях следовало только розыскникам – память их была организована особым образом.

– Из розыска? Нет.

– Не дежурят?

– На происшествии. Скоро будут.

– Когда вернутся, пусть свяжутся с Планерским. Вот телефон…

Около часа ночи вернулся Лымарь. Он привез с собой двух мужчин, одинаково жилистых, уже в годах, упрямых и неулыбчивых. Денисов понял: оба имели отношение к машине, поставленной у автокемпинга.

– Товарищ майор! – Дежурный вскочил. – За время дежурства…

Начальник милиции махнул рукой. Вместе с Денисовым и вновь прибывшими прошел в кабинет.

– Это братья Севаковские. – Лымарь представил обоих вместе. – Пенсионеры… Сергей Александрович и Петр Александрович… – Он не уточнил, кто есть кто. Жестом пригласил усаживаться. – Будьте как дома. Не забывайте, что в гостях…

Дурашливая присказка содержала некое предостережение, грубоватый намек – так, во всяком случае оценил Денисов.

Лымарь ничего не говорил зря.

– Капитан Денисов, Московское управление внутренних дел на железнодорожном транспорте… – Лицо его, как и в день знакомства, выражало ту же обманчивую приветливость.

При своей внешней похожести, оба брата сильно разнились в одежде и манере поведения.

– Очень приятно, – сказал один из них – в светлом костюме, в галстуке; он опирался на тонкую, с тяжелым набалдашником трость.

Второй – в затрапезном плаще, в кепке – молча кивнул. Он выглядел более угрюмым, малоразговорчивым.

Тем не менее Лымарь обратился именно к нему:

– Вы живете в Курортном. С дочерью и зятем… – Он одной фразой пересказал содержание начатого в дороге разговора. – У вас машина.

– «Жигули», 18 – 17.

– Где она? – Лымарь взглядом пригласил Денисова к разговору.

– Дал одному человеку, – Севаковский отвечал неохотно. – Съездить на пару дней в Симферополь. К приятелям.

– Вы их видели?

– Нет. Он и раньше брал машину. Все было в порядке.

– Как его фамилия?

– Рогов… Слава.

– Где познакомились? – спросил Денисов. – Давно его знаете?

Севаковский взглянул недружелюбно, ответил, однако, полно:

– Здесь познакомился, в Курортном. В позапрошлом году. Они каждый год приезжают. С женой, с ребенком, с родителями жены. Люди видные… Живут у моего брата. – Он, не поднимая головы, кивнул на Севаковского-С-Тростью.

– Часто давали ему машину? – Денисову требовалось свести вопросы в некую схему.

– Несколько раз. Вообще-то они приезжали на своей. У них тоже «жигуль».

– В этом году Рогов был здесь?

– В мае.

– С семьей?

– Семья потом уехала.

– Тоже брал машину?

– Да. – Пенсионер забеспокоился. – Машина действительно цела? Или чтоб успокоить?

– Цела. Он получил ее чистую?

– Да. Только помыл. Где ее нашли?

– На шоссе. Рядом с платной стоянкой.

– Больше он ее не получит! – Севаковский-С-Тростью крутанул набалдашником. В их родне он, видимо, был за старшего, и машиной брата тоже распоряжался сам.

Он повторил вслед за младшим:

– Люди видные… – Уточнил: – У тестя кафедра в институте в Донецке. Металловедения или что-то в этом роде. Теща преподает русский язык иностранцам. Жена тоже преподаватель.

– А сам?

– Слава? Деятель от спорткомитета. Связи большие. Олимпийские шерстяные костюмы, «адидасы», спортинвентарь. Этого навалом.

– Сам он – донецкий?

– Нет. Мать живет с младшей сестрой в Старом Осколе.

«Снова наше направление дороги… – подумал Денисов. -Донецк, теперь Старый Оскол. Знакомый поезд: Узловая -Старый Оскол – Валуйки…»

– Там они и познакомились с Валей, с женой, она там была на практике… – Севаковский-С-Тростью спросил, в свою очередь: – Вы следователь?

– Оперуполномоченный.

– Что-нибудь он натворил?

Денисов не ответил.

– Значит, натворил!…

– Что можно сказать о Рогове?

– Волк-одиночка! – Севаковский усмехнулся. – Вроде со всеми, а близко никого не подпускает… Не смотри, что вроде и на должности, и при звании. И не сидел! А пасть порвет сразу!

Он хотел добавить позабористее, но Лымарь как бы смехом перебил:

– Он знает! В прошлом за самим был грешок!

– Кто старое помянет… – Севаковский оперся на трость. Но Денисов уже и сам видел: братья были в прошлом уголовниками.

– …Не хотел я часто встречаться с ним! Но и отказать, честно говоря, не решился. Погоды сухие стоят, дачи горят, как спички!… – Он повертел тростью. – Два лица! Со стороны если глядеть, мужчина красивый… Не то что наш замухрышка! Любит пожить, пофрантить. Я видел, сколько у него косметики. «Для бритья», «до бритья», «после бритья»!… Кремы, туалетная вода. Все импортное, дорогое. Примет ванну, надушится! Король! Этот, как его… Дионис! А жена мягкая, добрая. Не такой муж ей требовался. Болеет. Тихая такая самочка… Должно быть, фригидна…

Денисов представил Севаковского-С-Тростью во время расцвета его уголовной деятельности – острым на язык, жестким, поверхностно начитанным! Подобием известных ростовских и одесских воров. Симпатии он не вызывал.

– У вас есть телефон Рогова в Донецке?

– Попробую найти. Он у меня дома.

– Сразу позвоните… А как у него с тестем?

Молчавший все это время Севаковский-младший сказал:

– Тестю он первому голову оторвет… Но это потом. А пока нормально: машина, поездка, дача – все за счет тестя… Тесть – для него главное! Он и женился-то на нем, на его деньгах. На наследстве!… – Он замолчал, братья стоили друг друга.

– Рогов не говорил… Он приехал в Планерское из Донецка? Из Москвы?

– Об этом не говорили, – Севаковский-старший оперся о трость.

Денисов прошел по кабинету, подошел к окну. Поселок спал. В отделении было тихо. Близко, за стеной дежурного, пищала рация.

С дачи Роша не позвонили, хотя шум и беготня в саду не могли не потревожить художницу.

Денисов снова вошел в разговор:

– Что еще можно сказать о нем?

– Быстро сходится с людьми. Только приедет – через день уже постоянный пропуск в Дом творчества. На корт, в библиотеку… Уже с писателями под ручку!…

– Много читает?

– Не видел, чтобы читал, а книги менял часто. – Севаковский-С-Тростью вернулся к тому, что успело в нем засесть прочно с начала разговора. – Значит, натворил! Ясно! Тесть – он за дачу заплатит, а на карман – шиш! А Славу без коньяка, без компании – без сотни в кармане, без девочек и представить трудно. При том, что всем должен! Тут-то «адидасы» да олимпийские костюмы, наверное, и пошли в ход…

– Этого человека вы никогда с ним не видели? – Денисов достал снимок. Севаковский-старший долго вглядывался в посмертную фотографию Ланца.

– Никогда.

– Фамилия Волынцев ни о чем не говорит?

– Нет. Впервые слышу.

– Ширяева Наташа, переводчица? Веда?

– Нет, нет.

– Рогов не приходится родственником художнице Роша?

– Сусанне Ильиничне? – Братья усмехнулись. – Ни в коем разе!

Денисов снова вызвал Москву, дежурку:

– Ответы на мои телеграммы пришли? Я давал поручение опросить людей, с которыми Волынцев общался в Коктебеле…

Отвечал помощник, Сабодаша все не было на месте.

– Несколько телеграмм. Их продублировали в Планерское. Еще с вечера. Не получал? Узнай на телеграфе!

Денисов положил трубку, тут же его вызвали вторично. Создалось впечатление, что для девушки с междугородной его разговор с Москвой не остался тайной.

– Тут телеграмма для вас. – Она даже не спросила его фамилию. – Примете по телефону?

Это были ответы на запросы, переданные по телетайпу в Судак утром и накануне.

– …«Хабаровск. Строева Маргарита Алексеевна находилась в Доме творчества «Коктебель» с 28 апреля по 24 мая…» Успеваете? «Знает Волынцева как соседа по столовой. Характеризует малоразговорчивым, замкнутым. Несколько раз видела в бухте Тихой с женщиной средних лет. Ее приметы…»

Денисову почти не пришлось записывать: приметы женщины он знал достаточно хорошо, а установочные данные свидетелей шли от регистратора Дома творчества через него самого.

– …«Зарипов Шукурбек сведениями о дружеских, интимных связях Волынцева не располагает…»

Телеграмм было несколько. «Не располагает», «не установлен», «не помнит»…

Одна из привычных фраз милицейского обихода обязательно присутствовала в каждом ответе; в одном – из Орши – все три встретились вместе.

После звонков и переговоров в отделении снова стало тихо. Трещал сверчок. Дежурный читал милицейский журнал, свежие номера «Советской милиции» принесли днем, при Денисове.

Сбор первых доказательств был закончен, и все дело было в том, чтобы их систематизировать. Однако ничто не подсказывало, как выстроить логический ряд, и не было трудной мысли, которая обычно предшествует озарению.

– Машина не вернулась? – Денисов подошел к столу дежурного.

– От Севаковских? Пока нет.

Лымарь позвонил из дома:

– «Волк-одиночка»! – Он охарактеризовал Рогова словечком, заимствованным у Севаковского-С-Тростью. – Что и говорить! Личность опасная. Но и Волынцев, Ланц этот, хорош!…

В телефонную трубку проникли звуки настраивающегося симфонического оркестра. Знакомый по сотням радиопередач хорошо поставленный голос объявил состав исполнителей.

– Это на линии, – предупредил Лымарь. – Волынцев ублажал Рогова, потому что через него надеялся попасть в компанию знаменитостей! Престижных творческих людей -Веды, Роша, их знакомых… Так?

На стене стукнула минутная стрелка часов, днем Денисов не обратил внимание на металлический плоский квадрат с указателями из жестяных обрезков.

– Пожалуй… – В рукописи на этот счет имелось прямое указание автора.

– А Рогов – авантюрист. Он не упускал случая пустить пыль в глаза. – Лымарь попробовал развить мысль. – Потому и назвался племянником вдовы Роша…

Чувствовалось, что Лымарь не знает рукописи Ланца. Он допускал одну неточность за другой. Сказал, в частности:

– Ланц мог посвятить Рогова в свои проблемы. Вами еще не установлен мотив убийства…

Алюминиевая стрелка на циферблате громыхнула снова, казалось, неиспользованные ночные минуты, уходя, не исчезают, а превращаются в металлолом.

«Проблемы Ланца все известны… – подумал Денисов. -Они все до одной в его рукописи…»

– Может, тебе поговорить с Роговым? – Лымарь все не до конца отдавал себе отчет в происшедшем.

– Есть ли смысл… – Денисов не хотел его обижать. «Рогов наверняка запомнил мою фамилию. Вряд ли он разговорится в моем присутствии…»

Существовало одно важное обстоятельство: в Москве, отвечая в то утро из дежурки по прямому проводу «пассажир – милиция», Денисов, как положено, назвал себя прежде, чем теперь уже знакомый, молодой, с одышкой голос произнес:

«Все знает носильщик, жетон 46. Пусть скажет, куда он дел оружие…»

Дожидаясь звонка от Севаковского-старшего, Денисов форменным образом маялся: вышел в дежурку – там было по-прежнему тихо, все проводившие ночь в поселковом отделении находились на своих местах.

На улице неярко горели светильники. Фотографии на стенде «Их разыскивает милиция» выглядели едва различимыми.

Денисов вспомнил. В туристической поездке по ФРГ, в Гамбурге вместе с Линой рассматривали они фото перед полицейским участком на Репербанштрассе – портреты разыскиваемых преступников были ярко освещены, под каждым была проставлена сумма вознаграждения за предоставление сведений – «50000 д. м.», «100000 д. м.».

«Принципиально разные методы розыска…»

Звонок, которого он с таким нетерпением ждал, раздался около трех утра.

– Не спите? – звонил Севаковский-старший. – Я тоже. Отвык. Днем кое-как перемогаюсь да еще на рассвете прихватываю пару часов. А теперь еще неприятность с машиной… Вы скажите мне правду: цела? Не очень он ее?

– Цела. – Денисова интересовало свое. – Телефон в Донецке нашли?

– Вес перерыл. Записывайте. Это – тестя… – Он продиктовал фамилию, номер телефона. – А это – молодых…

– Спасибо. Как зовут жену Рогова?

– Валентина. Валентина Хрисанфовна… Только она не Рогова, а под девичьей фамилией матери. Там все сложно…

В Донецке, несмотря на глухой ночной час, трубку подняли сразу:

– Алло… – Голос показался Денисову тревожным, женщина не спала.

– Валентина Хрисанфовна? Разбудил? Пожалуйста, извините.

– Пожалуйста. Я болею. – Голос был детский, капризный. Похоже, она была рада звонку. – Весь день сплю… -В том, что жена Рогова не спросила: «Кто звонит?», «Кого вам?», а выполнила предписания этикета, был обнадеживающий знак. – Вам, наверное, Славу? Его, к сожалению, нет.

– Он собирался в Москву…

– Сейчас он в Старом Осколе.

Давно? – Денисов прикинул даты.

– Уже больше недели…

– Я думал, в Москве.

– Нет. Я сама брала ему билет в Старый Оскол. Туда и обратно.

– Когда вы его ждете?

– Завтра. А если успеет, то уже сегодня к вечеру. – Она говорила как человек, которому нечего скрывать. – Он там у родни.

– Звонит?

– Каждый день по нескольку раз… – Она не удержалась от маленькой похвальбы, – но он не знает, что я болею.

– Не сказали?

– Зачем? Он бы все бросил, прилетел!

– Действительно, у вас простуженный голос.

– Тут и другие нехорошие явления… – Денисов почувствовал, что проник в чужой хрупкий мир незнакомого человека, мир, которому, как он понимал, уже в ближайшие часы суждено расколоться. У Денисова не хватило духу намекнуть ей на это.

– Нервы?

– Вот именно.

– Доктор вас наблюдает?

– У мамы двоюродный брат известный невропатолог…

Был соблазн поинтересоваться: «В Москве?», «Как его фамилия? Сазонов? Окунев? Не через вашего ли мужа Волынцев попал в Москву к Сазоновым на квартиру?»

– И что медицина?

– «Поменьше волноваться. Нервные клетки не восстанавливаются…»

– Поправляйтесь, – прощаясь, пожелал Денисов.

Приняла ли она его за другого? Выражало ли нежелание узнать, с кем она разговаривает, небрежение к кругу знакомых мужа и некий обидный снобизм?

«Все было жестко рассчитано Роговым! Вплоть до алиби…»

Денисов с минуту сидел молча.

«Железнодорожные билеты куплены до Старого Оскола и обратно… Спустя какое-то время можно будет доказать, что в дни убийства Волынцева и вдовы Роша Рогов находился за тысячи километров от обоих мест преступлений – от Москвы и от Коктебеля – у родственников, в Старом Осколе…»

В специальной литературе, распространявшейся по списку, и полухудожественной – вся начала века – «Дело об убийстве Марии Лесковой», «Дело об убийстве г. Фон-Зона в Спасском переулке», «Процесс семьи Шарбан», «Дело Тарновской», «Убийство в Гусевом переулке», которую Денисову пришлось прочитать за последние годы, психология убийц рассматривалась разно: надо быть криминологом, чтобы сделать четкие выводы.

«Жить – значит наслаждаться…» – признавалось большинство совершивших корыстные убийства – от банальных до самых изощренных.

Но «волки-одиночки» были опасны особенно.

Денисов запомнил одного из них. Тим Тоде, общительный сельский парень, младший в семье и общий любимец, в течение часа из-за наследства хладнокровно умертвил своих – отца, мать, сестру, четырех старших братьев и служанку, – одного за другим под разными предлогами выманивая из избы во двор. Соседям он объявил, что на дом налетела банда, и он один остался в живых, спрятавшись в погребе.

«Неутолимая жажда удовольствия… Нет жалости, одна озлобленность…»

На общей могиле погибших по выбору Тоде была сделана надпись: «Человек, будь всегда готов предстать перед Всевышним!…»

Еще Денисов подумал о Рогове:

«Первое ли это его преступление?»

Дежурный все еще сидел с журналом.

– Новая повесть. – Он смутился от того, что, войдя в дежурку, московский оперуполномоченный снова застал его за чтением. – Невозможно оторваться…

Денисов заглянул в кабинет участкового.

Рогов спал в той же неудобной позе, откинувшись широкой спиной к стене. Выражение его рыхлого лица было усталым, снисходительно-вялым и недобрым даже во сне.

«Расслабь он мышцы, и на лице появится высокомерная подловатая усмешка…» – подумал Денисов.

Сержант за столом играл карандашами, взад и вперед перегоняя по столешнице.

– Да! Еще телеграмма из Москвы! – вспомнил дежурный. -Вы как раз выходили… Я записал. Вот! – Он спрятал журнал в стол, достал телеграмму.

– …«Сутыгин Арсентий Иванович, – читал вслух Денисов, – находился в Доме творчества «Коктебель» вместе с Волынцевым Александром Андреевичем… Волынцев держал себя замкнуто, дружеских связей ни с кем не поддерживал…» Так!… – В телеграмме дальше стояло: «Незадолго до отъезда из Планерского Волынцев познакомился с молодым мужчиной по имени Слава. Установочными данными на Славу не располагает. Приметы…» Сутыгин давал удивительно точное описание Рогова: «Лицо красивое, но обрюзгшее, манеры мягкие, но сразу видно, что мягкость нарочитая, маска…»

Денисов спрятал телеграмму:

«Первый раз Рогов и Волынцев встретились в документе уголовного дела. Не в эссе и не в моих предположениях!»

Он поблагодарил дежурного:

– А теперь еще раз закажите Москву. Вокзал. Отдел внутренних дел.

– Слушаю… – Трубку в Москве снова взял помощник.

– Попробуй меня соединить… – Денисов продиктовал номер телефона. – Сутыгин Арсентий Иванович…

– Сейчас?

– Ну!

– Попробую…

Щелчком тумблера он словно поверг Денисова в пустоту.

Звуки исчезли. Медленно-однообразно поползли секунды.

Мысленно Денисов увидел освещенный этаж знакомого милицейского здания. Пустой перрон впереди.

«Ушла последняя электричка и три последних ночных поезда… Тамбовский скорее всего подавали на тот же путь, как и шесть дней назад, в ту ночь, когда погиб Волынцев…»

Черная громада элеватора с разбежавшимися по фасаду паутинами лестниц заслоняла вокзал…

– Даю! – ворвался голос помощника дежурного в Москве. -Сутыгин у телефона! Говорите.

– Я из Крыма! – крикнул Денисов. – Из Коктебеля, где вы весной отдыхали. Оперуполномоченный Денисов…

– Меня уже допрашивали… – Голос Сутыгина оказался хриплый, будто ему сдавили горло. – Я знаю: Александр погиб. Все записали…

– Товарищ, который к вам приезжал, был плохо знаком с деталями. Ему дали список вопросов… – Слышимость была отличной. – Очень серьезное дело!

– Спрашивайте!…

Денисов знал: если действительно нужно, люди сразу это чувствуют.

– …Вообще-то нам не пришлось общаться… – прохрипел Сутыгин. – Перекинулись еще в первый день двумя-тремя словами и все поняли друг про друга. Судьба-то одна: работаем! В свободное время, в отпусках – пишем!

– Кто вы по профессии?

– Рыбак! И еще литератор!

– Что вы можете сказать о своем соседе?

– Держался особняком. Замкнуто. Компаний не водил… -Сутыгин задохнулся.

– Давал вам что-нибудь читать?

– Из своего? Несколько эссе. Что-то вроде «Признания в любви Прекрасной даме». Мучился, стеснялся… Оказалось, судьбы наши схожи: неналаженный быт…

– Кто его дама? Назвал?

– Он мне показал ее на теннисном корте. Она была с компанией… И потом я ее встречал. Хорошо одевается. В очках…

– Он к вам проникся, – признал Денисов.

– Мы бы, безусловно, сошлись ближе, к тому все и шло! Но тут ко мне приехали… – Сутыгин как-то особенно шумно закашлялся. – А Саша неожиданно подружился с одним из отдыхавших. Я упомянул его в протоколе допросов. Со Славой!

– Что он собой представляет?

– Весьма скользкий. Живет где-то на юге. Я, между прочим, как-то предупредил, чтобы Саша с ним поаккуратнее…