Текст книги "Теннисные мячи для профессионалов"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

VIII. КИЛОВАЯ ГОРА

Территория ближайшей автостоянки была отгорожена от дороги металлической сеткой. У шлагбаума, на скамейке, вязала носки женщина-вахтер, за будкой дремала овчарка. Чуть сзади высилось высокое двухэтажное административное здание, напоминавшее железнодорожный блокпост.

«Нет, – понял Денисов. – Машина, к которой Ланц ночью сопроводил незнакомца, на стоянке не стояла. Ланца сюда бы просто не впустили!»

– Поставить машину можно? – Он поздоровался.

Женщина оставила спицы:

– Если вы с турбазы.

– Да нет.

– Сожалею…

– А если припарковать вот здесь, у дороги?

– Оставлять машины в Планерском можно только во дворах. И на стоянке. – Она снова взялась за спицы. – На дороге – ни в коем случае. С этим строго. Погранзона.

– А ночью?

Вопросы, которые Денисов задал дежурной, были просты и наивны, и ответы на них были очевидны для всякого, кроме приезжего.

– Ночью тем более. Патруль!

– И на пару-тройку часов?

– Все равно.

– Какой же выход?

– Автокемпинг! – Она кивнула на дорогу. – Здесь недалеко. Двести метров.

Въезд в кемпинг выглядел солидно: тоже вахтер, контора, прейскурант. Написанные крупно объявления об услугах:

«Машино-место 3x5 метров… установление палатки… коммунальное обслуживание…»

Дальше, по ту сторону забора, начинался городок, который Денисов наблюдал накануне вечером с моря – разнообразие машин, цветные скаты палаток, длиннющие умывальники; известные приметы бивачной жизни.

В вахтере Денисов сразу узнал отставника-милиционера – на нем были форменные, ведомственного пошива туфли, удобные в носке, каких не увидишь ни в одном магазине.

– Здравия желаю… – Денисов представился по форме, показал удостоверение.

– Транспортная! – ахнул отставник. – Так я ж из линейного отдела на станции Симферополь. Двадцать восемь лет на «железке», не считая армии… – С этой минуты на правах офицера транспортной милиции Денисов мог полностью на него рассчитывать.

– Давно открыли кемпинг?

– С весны. С восемнадцатого мая. Уж пять тысяч машин прошло!

– Издалека?

– Считай, что со всего света. – Он принялся перечислять: -Днепропетровск, Борисов, Дрогобыч…

– И все оформлены?

– А как же?! «Книга № 1 по регистрации автотуристов» Полный порядок. Каждому водителю под расписку «Правила по технике безопасности». У нас строго. – Он показал на плакаты.

Денисов прочитал:

– «Регистрация аквалангов и резиновых лодок – срок 2 суток», «Запрещается играть на музинструментах, включать радио с 23 до 6 часов»…

– На одни сутки тоже можно оставить?

– Хоть на час! Лишь бы оформлен был!

Денисов рассудил:

«Путевка у Ширяевой с 28 апреля по 24 мая. Кемпинг открылся 18 мая. Шесть дней работая при Ланце…»

– Я бы взглянул, как ведется оформление.

– Сделай одолжение.

Из окошка деревянного административного здания появилась «Книга № 1», Денисов просмотрел записи, сделанные за первую неделю после открытия:

«Всего пять машин…»

Все графы были четко заполнены – данные владельца регистрационные номера, количество автотуристов…

Люди, первыми пользовавшиеся платной стоянкой, были издалека, устраивались прочно, с палатками, с детьми.

«Похоже, человек, через которого Ланц намеревался войти, в компанию Веды, – подумал Денисов, – предпочел избежать регистрации…»

Клочок чистой бумаги все висел на дереве с объявлениями, заменив уведомление «Приезжают завтра». Ниже, на вырванном из тетради в клеточку листке, появилась новая корреспонденция, начинавшаяся эффектно: «Наде из Перми!»

Денисов прошел дальше. Из-за угла навстречу ему вывернулся бородатый человек, подошел к почте, подергал дверь -она не открылась. Желавших позвонить из автоматов не было – не работала междугородная связь.

«Лина не поверит», – подумал Денисов. Он представил ее интонацию, жест. «Не понимаю, как можно?! Помнить и не найти места позвонить?!»

Вместо московского Денисов набрал номер отделения милиции в поселке, трубку по обыкновению снял старший опер:

– Пашенин, слушаю.

– Денисов. Начальник у себя?

Пашенин стал нудно уточнять:

– По какому вопросу?

– Я по поводу телеграмм из Харькова в Дом творчества на имя Настасьевой. Ответ на мой запрос…

Было уже около девяти. Припекало. День обещал снова быть жарким. К пляжам шли люди.

Денисов знал, что смущает коллегу:

«Лымаря нет, корреспонденция не рассмотрена…» Хотя инициатором запроса в Харьков считался Денисов, бумаги, приходившие в отделение, адресовались начальнику.

– Жду, – напомнил он.

Пашенин комплексовал, стеснялся, от этого держал себя самоуверенно, даже заносчиво. Наконец он решился:

– «На ваш исходящий…» Так… – глухо зачитал старший опер. – «Сообщаю, что обратный адрес на бланках телеграмм, направленных в Дом творчества «Коктебель» на имя Настасьевой…» Тут перечисляются даты, номера. Так… «Указан несуществующий…» – Пашенин счел долгом пояснить. – Такого адреса в Харькове нет… Бланк телеграммы 1235 подписан «Ланц»…

– Ланц?

– Да. «Проверкой адресному столу лицо с указанной фамилией прописанным в Харькове не значится. Зам. нач. отдела». Подпись.

– Все?

– Да. Желаю успеха. – В конце он расщедрился.

Веда и Георгий ждали Денисова у входа в столовую. Втроем они отошли к парапету. На Веде было яркое цветное кимоно, которое ей шло, на нее обращали внимание.

По-видимому, накануне Денисов не очень осторожно интересовался Ширяевой, потому что режиссер сразу же сказала:

– За Наташу я ручаюсь. В высшей степени порядочный человек. Блестящая переводчица. Практически переводит с трех главных европейских языков. Несколько месяцев стажировалась во Франции, потом ее мужа перевели советником в Грецию…

«Все имеет свои причины, – подумал Денисов. – Потому и площадь Вогезов, останки храмов Аполлона в Коринфе и в Дельфах…»

– С мужем она рассталась. Это уже другая история.

– Она приезжала в Коктебель одна?

– Да. Почти все вечера без исключения проводила с нами.

– Да, – подтвердил ее муж. – Милейший человек… – В этот раз у него не было оснований для беспокойства. -Просто редкостный…

Кто-то из проходивших по набережной окликнул Веду. Она извинилась перед Денисовым и мужем.

– Одну минутку…

Внизу, в бухте, обозначилось оживление, высыпали в море водные велосипеды. Прямо впереди разворачивался катер, на носу у него что-то сверкало, он шел в сторону Карадага.

– И все-таки… – Денисов дождался ее возвращения, заговорил первым. – У нее в Коктебеле, по-видимому, был родственник. Возможно, племянник.

Веда уверенно отвела предположение.

– Это ошибка. Я знаю их семью. Родственник есть у Сусанны. У ее тети.

– Он тоже был в мае?

– Николай? Он всегда здесь. Он живет на даче у Сусанны. Здесь рядом. На улице Десантников.

– Где именно?

– Недалеко от спасательной станции. Знаете?

– На горе?! – Речь, без сомнения, шла о том самом доме -«даче, в которую входил человек, заинтересовавший Ланца той ночью…»

– Да. Это дача художницы Сусанны Роша. Вдовы Роша, как ее еще называют. Грант Роша, ее муж, был скульптором.

– Огромный дом с садом? – Денисов хотел убедиться.

– Да, да. Все обращают внимание. Она купила в ту пору еще, когда это стоило не так дорого…

– Прекрасный дом, – вставил муж Веды – Георгий.

– Сусанна – чудесная хозяйка, хотя ей хорошо за восемьдесят. Обычно в доме всегда люди. Подруги, друзья. А иногда и совсем малознакомые люди. Можно сказать, чужие. К ней все идут. Кстати, Наташа и Сусанна Ильинична вот-вот должны приехать в Коктебель.

Денисов задумался.

– Надолго?

– На пару дней, не больше. Дело в том, что дача теперь юридически Сусанне не принадлежит. Она ее продала.

– Давно?

– В мае. Как раз в прошлый наш приезд.

Взаимоотношения людей, которыми он интересовался, все больше переплетались и запутывались, а приезд Ланца в Коктебель оказывался во временном ряду с таким событием, как продажа огромного и, видимо, очень дорогого дома.

– Выходит, Роша едет как квартирантка?

– Нет. Покупатель еще полностью не рассчитался.

«Все это необходимо расставить по полочкам…» – подумал Денисов. Однако главная новость ждала его впереди:

– А теперь насчет того человека на фотографии, – сказала Веда. – Я вам все могу о нем сказать. Зовут его Александр. Саша. Фамилию вы можете узнать у Михаила Мацея, поэта. Он из Харькова. Улетая, Александр по просьбе Мацея прихватил с собой его сынишку. В Харькове их должна была встретить жена Мацея…

– Кто он? Ширяева что-нибудь рассказала о нем?

– В двух словах. Пробует себя в литературе. Хороший человек. В нашей компании он не был…

Дальнейшее было делом чистой техники.

Наиболее профессиональным представлялся путь через агентство воздушного флота, авиакассу, снабжавшую билетами отдыхающих Коктебеля в мае, через списки пассажиров рейсов Симферополь – Харьков. Но Денисов сразу же от него отказался.

Мимо авиакассы и людей, молча ожидавших регистратора у клумбы с каллами, мимо теннисного корта и писательского корпуса с глубокими открытыми террасами он снова вышел на набережную.

Поэта Денисов встретил у дома-музея Волошина, Мацей выходил из калитки.

– Доброе утро!

– День добрый. – Он курил трубку и был явно доволен собой. – Встать рано, поработать на рассвете, потом походить… Что лучше этого? Коктебель еще пуст, на набережной ни души… Вы птиц слышите по утрам? Спать не мешают?

Денисов покачал головой.

– Такой щебет! Вы послушайте!

– Нет, нет! У меня заботы чисто… прозаические… – Он чуть не споткнулся на этом слове – известном, но никогда не употреблявшимся им раньше – совсем не из языка оперативных уполномоченных. – Скажите, вам приходилось когда-нибудь отправлять ребенка самолетом? Сложная это вещь?

– Приходилось. – Мацей, уступая дорогу, посторонился, коснулся Денисова животом – жестким, как каучук. – У меня так было с сыном от первого брака. В этом году. Я брал его с собой – немного погреть на солнышке…

– Отправляли со знакомыми?

– Как сказать… Я искал попутчика, потом случайно разговорились с одним у кассы. Он согласился.

– И до этого не знали?

– Вообще-то видел. Он сидел в столовой за моей спиной.

– И послали с совершенно чужим человеком!…

– Детей, по-моему, у нас еще не воруют, – со знанием дела отверг Мацей. – Кроме того, я знал фамилию. Он наш, харьковчанин. Геолог или археолог.

– Не Ланцберг случайно?! – подкинул Денисов. – Ему всегда везет на такого рода поручения…

Мацей взглянул удивленно:

– Волынцев…

«Ну, конечно! – Денисов не почувствовал радости открытия, лишь досаду. – «Л», «н» и «ц» – формирующие буквы псевдонима и имени! Надо было лишь внимательно вчитаться в список отдыхающих». Недогадливость стоила ему лишних сорока восьми часов!

– Волынцев Александр Андреевич. Знакомы?

– Он отдыхал у нас… – Лицо молодой женщины-регистратора снова не выражало ничего, кроме вежливого внимания и долготерпения. – Путевка была на другое имя. На месте переоформили. Он подал заявление.

– Первоначально путевка выдана члену Литфонда?

– Нет. В обкоме союза. Здесь все есть.

Денисов достал блокнот, аккуратно перенес:

«Волынцев Александр Андреевич. Город Харьков… улица… дом…»

– Теперь, пожалуйста, посмотрите, кто был его соседом. – Денисов усвоил, что по одному в Коктебеле жили только писатели. – Дайте мне его адрес.

– Сутыгин Арсений Иванович… – Несмотря на неоднократные встречи, регистратор так и не изменила вежливому, почти безразличному тону. – Не первый раз в Коктебеле… Москвич. Вот адрес. Телефон записывать будете?

«Человек, о котором ничего не могу предположить, – Денисов вдруг подумал о ней. – Замужем? Удачлива? Есть ли дети?» Он на секунду отвлекся.

– Телефон тоже, пожалуйста…

Он попросил еще установочные данные на всех пятерых соседей Ланца по столовой – все это было тут же безропотно ему предоставлено.

– Строева Маргарита Алексеевна… Успеваете? Зарипов Шукурбек…

Он поинтересовался горничной, убиравшей номер Волынцева, хотел было переписать и других соседей по корпусу, но в последнюю минуту передумал, воспользовался телефоном регистратуры, сообщил дежурному по милиции адреса установленных им свидетелей и текст телеграфных запросов, которые следовало срочно отправить.

– Больше не смогу ничем вам помочь? – кротко осведомилась регистратор, – долгое общение с творческими работниками выработало в ней почти ангельское терпение.

– Все. Извините за беспокойство. Спасибо. – Он поднялся, посмотрел на часы. Пора было идти с участковым к даче Роша.

Встреча назначена была у ворот Дома творчества, рядом с мастерской по огранке камней.

Но участкового Денисов так и не дождался, вместо него Лымарь прислал все того же старшего опера.

Пашенин приехал на ярко-желтом милицейском «газике», привлекшем к себе общее внимание. Выйдя из него, он тут же смешался с отдыхающими и только потом – за что Денисов был ему благодарен – направился к Дому творчества.

Была самая жара. Пашенин появился в джинсовом костюме, в кроссовках, в белых носках, входивших в моду.

– Мои запросы ушли? – осведомился Денисов.

– Да. Дежурный передал в Судак, оттуда телетайпом по назначению… Сегодня будут на месте. – Пашенин поздоровался со сторожихой у входа, спросил Денисова: – Я надолго нужен?

– Нет, тут рядом.

Аллеями Дома творчества они вышли на набережную. Старшего опера здесь знали. Шумные компании местных парней – босых, загорелых, с клешнями крабов на шеях -расступались, давая дорогу.

Из-за невысокого решетчатого забора Дома творчества пахло сеном, в дальнем, не засаженном деревьями углу косили траву.

– Итак, дело сделано? – спросил Пашенин.

– Это по поводу Ланца?

– Да. Ланц, Волынцев… Опорные буквы в обеих фамилиях одни и те же.

Денисов обернулся. Он шел немного сбоку и впереди:

– Заметил?

– Да.

– Молодец.

– Еще далеко?

– Да нет. Рядом.

На солнцепеке, впереди, показалась уже знакомая, выкрашенная белым спасательная станция. Она походила на жарко натопленную русскую печь. С агитрисунка смотрели сумасшедшие, навыкате, глаза плывущего спасателя. В последнюю минуту он словно мучительно вспоминал перечисленные тут же, на стене, «приемы освобождения от захвата тонущего».

– Дальше музей планеризма. – Пашенин заскучал. По-видимому, времени у него действительно было не так много. -Аварийный пляж. Карадаг, запретная зона.

Среди деревьев, на горе, мелькнула помидорного цвета выгоревшая черепица, черный, в форме пиратского брига, флюгер.

– Вот этот дом. – Денисов замедлил шаг.

Они сразу свернули за угол, дача осталась над ними -большая, почти полностью закрытая садом. Метрах в пятидесяти, у кафе, остановились.

– Знаешь хозяев? – спросил Денисов.

– Этой? На киловой горе?

Пашенин объяснил:

– Кил – разновидность отбеливающих глин, горная порода. – Он словно только сейчас понял, о каком строении идет речь.

Они смотрели вдоль тротуара, чтобы интерес к даче не бросался в глаза. Улица Десантников не была ни самой просторной, ни самой чистой, у кафе валялось бессчетное количество битых тарелок; на заборе, сбоку, вывешен был пожарный щит – крючья, лопата, металлический багор – все чистенькое, ни разу не побывавшее в деле.

«В траве лежал багор, наподобие пожарного… – Денисов вспомнил рукопись. – Я забыл, что у людей свои корысти, дела». И дальше: «Когда-нибудь мы посмеемся над перипетиями этой ночи…» Кто «мы»? – подумал Денисов.

– Дача вдовы Роша, – объяснил Пашенин. – Или, как ее называют, мадам Роша.

– Недолюбливают?

– Наоборот. Дети вообще без ума от нее. Из своих поездок привозила им пистолеты, пистоны.

– Внутри приходилось бывать?

– Смотрел. – Он уклонился от ответа. – В середине большая комната, гостиная. Справа две небольшие, изолированные, коридор. Все комнаты выходят на застекленную террасу… – Старший опер все больше нравился Денисову, он даже готов был простить ему холодность при их первом знакомстве. – Дальше – вроде палубы. Как раз над спасательной станцией. Как капитанский мостик. Во дворе сарай, мастерская. Столярная или слесарная. Сама Роша прописана в Ленинграде. Живет то там, то у нас. То в Киеве, у подруг.

– В Планерском подолгу?

– Наездами. Обычно три-четыре раза в году. Тогда тут шумно. Старики, молодежь. Знакомые… – Пашенин повел кроссовкой, залюбовался белизной носка. – Из Курортного, со Старого Крыма. И здешние – из Дома творчества. У нее тут все друзья. Телефон не умолкает.

– В доме телефон?

– Да. В газете о ней недавно писали. Я сам читал.

– А что за газета.

– Районная, «Путь Ильича», за май. «Помогает молодым литераторам, художникам…»

– Когда она бывает в Планерском?

– Обычно? Весной. На лето, в жару, уезжает под Ленинград. В Репино. Или к сестре. А случается, бросит все и сюда.

– Но сейчас этому конец?

– Вы о чем? – Пашенин не понял.

– Продает дачу. Если не продала.

– Это известно.

– Не беспокоит?

– Тревожащих сигналов пока не было. Это я в отношении уголовников. Оперативная обстановка у нас не очень сложная.

– Роша получила деньги в мае?

– Половину. Вторую должны еще выплатить. А может, уже получила.

Мимо прошла компания курортников – в шортах, в купальниках. Женщина, шедшая последней, несла включенный транзистор. Курортницы давно уже не было, а звук бит еще стоял в воздухе, не исчезал.

– Поднимешься со мной? – Денисов показал на гору, возвышавшуюся по другую сторону дачи.

– Действительно спешу. – Пашенин явно сожалел. – Кроме того, меня многие знают. Привлечет внимание… Хотя вообще-то хозяевам нравится, когда приходят смотреть.

– Даже в их отсутствие?

– Калитку обычно не запирали.

– У Роша есть родственники?

– По крайней мере двое. Женщина, переводчица, эта приезжает один-два раза в год… – Про Ширяеву старшему оперу было известно мало, он сразу перешел к мужчине. -Еще родственник по линии умершей младшей сестры, инженер… Он постоянно здесь. Занимается хозяйством, за повара и шофера. Он и садовник. Эти деревья вокруг дачи сам посадил. Даже березы.

– Какая машина у них?

– «Волга». Двадцатьчетверка.

– А куда ездят?

– Куда захотят. В Старый Крым. В магазин. В бухты. Еще в Судак.

– Где она обычно стоит?

– У дачи. В гараже.

– А в автокемпинге, на стоянке?

– Ставят и там. Его все знают. Он, бывает, сопровождает старуху. Как в этот раз… Пока их не было, с весны машина была на стоянке.

– Родственник – блондин? Высокого роста, в очках?

– В очках, блондин. Но полноватый, приземистый. Лет тридцати.

Денисов подумал:

«С портретами персонажей автор эссе мог поступить как ему заблагорассудится…»

Они отошли к пожарному щиту, чтобы не мешать возвращавшимся с пляжа выстраиваться в очередь у кафе. Несколько беспризорных, разучившихся лаять собак посторонились, давая место.

– Он работает?

– У него производственная травма, инвалид.

– Как же водит машину?

– Не мешает. Живет один. Чудак, коллекционер. Часто вечерами на набережной. А то у рыбаков. Он у нас прописан, в Коктебеле. И пенсия ему идет на Судак. Там знакомая у него… – Как старший опер Пашенин был неплохо обо всем информирован. Денисов оценил это. – У тебя нет больше вопросов? – Пашенин впервые обратился на «ты», как заведено между розыскниками.

– Еще о родственнике. Я хочу, чтобы произвели проверку, запросили материалы. Оснований особых нет. И все-таки… Прошлый образ жизни, материальное положение. Он не племянник?

– Нет. Седьмая вода на киселе.

– Имеет право собственности на часть дачи?

– Нет. Дача целиком – Роша.

– Ты сказал о нем – коллекционер. Филателист, нумизмат?

– По-моему, все собирает. Подряд.

– И оружие?

Испанское название пистолета, из которого произведен был смертельный выстрел на платформе, постоянно забывалось. Но з следственном поручении оно было приведено полностью:

«Установить источник приобретения пистолета «фабрик… д'армес…» – часть слов Денисов не запомнил. – «Пума…» И так далее».

– Оружия как такового не видел, – Пашенин задумался. -Но фотографии пистолетов, справочники… Это есть.

– Я понял. Они надолго сюда?

– Роша? Мне говорили, на день. Максимум на два. Чтобы покончить с формальностями.

За деревьями дома не было видно.

Денисов вернулся к спасательной станции, против нее начиналась отвесная тропинка, шедшая вверх по периметру дачи.

Участок оказался обнесенным колючей проволокой, кое-где слетевшей с завалившихся кольев. Метрах в двадцати, вверху, на тропинку выходила калитка с надписью, оставшейся от оных времен: «Злая собака».

Денисов поднялся на вершину невысокой горы, она была лысой, почти напрочь лишенной растительности. Несколько коз, пасшихся в отдалении, подняли головы. Что они находили среди выгоревших сухих колючек?

Нещадно палило. Внизу у ног Денисова была дача – дом, дворовые постройки. Там чувствовалась прохлада. Часть прилегавшего к дому двора была пуста, остальную занимал сад – густой, буйно разросшийся. Дверь в дом была ярко разрисована. Еще Денисов увидел внизу старинный фонарь, наподобие тех, что установлены у Большого театра; этот висел над входом.

«Интересный обзор…» – Денисов огляделся.

Черный, в форме пиратского брига, флюгер на крыше бездействовал, постоянно показывал на море. Там, на границе неба и воды, шло судно, оно едва виднелось.

Над аварийным пустым пляжем планировали чайки.

Дойдя до калитки с надписью «злая собака», Денисов толкнул ее, спустился к даче.

Вблизи она оказалась еще более необычной. Старинный фонарь, канаты, несколько ржавых морских якорей, остатки разбитого шлюпа.

«Должно быть, найдено на берегу…» – подумал Денисов.

– Бом-бом… – пробили часы в запертом доме.

«Завели те, кто убирал дачу, – догадался Денисов, – к приезду хозяев».

Он осмотрел сад. Несмотря на жару, все деревья чувствовали себя хорошо, только несколько берез – им явно не хватало влаги – стояли без листьев. Трава под ними тоже пожухла. За кустами шиповника виднелся гараж.

«Ланц точно описал дорогу к даче, – подумал Денисов, -надо полагать, все другое указано так же верно».

Денисов вернулся к дому, теперь он смотрел на него с профессиональной внимательностью. Окно со стороны кило-вой горы было подведено под массивную металлическую решетку, система обращенных к калитке зеркал позволяла наблюдать за тропинкой. Входная дверь оказалась массивной, рисунок маслом во всю ее высоту изображал русалку, с одной стороны на груди был искусно замаскирован дверной глазок, с другой – кнопка звонка.

Простоявший в одиночестве дом оживал; едва закончили бить часы, внутри залился телефон – хозяев ждали.

Оперуполномоченного заинтересовала кнопка звонка – она была новой, видимо, недавно поставленной. Денисов нажал – к звуку телефона присоединился другой – резкий, пронзительный…

Но и он оказался не последним.

Денисов услышал вдруг в кустах неслышный шорох, шаги и легкий, почти неслышный металлический лязг калитки. Потом все стихло. Денисов быстро, напрямик, спустился к ограде, но никого не увидел. Похоже, кто-то неизвестный все время следил за ним из-за деревьев, пока он осматривал дачу…

Остаток дня Денисов провел вблизи спасательной станции, на набережной.

У аварийного пляжа гуляла молодежь. Странный длинноволосый человек, которого в этот вечер Денисов увидел в Коктебеле впервые, играл на непривычном инструменте, вроде волынки, а его молоденькая жена и их маленькая дочь, одинаково одетые, с распущенными косами, ритмично двигались в такт музыке, окруженные слушателями.

Машина, в которой приехала художница вместе со своими домашними, появилась рядом с киловой горой довольно поздно.

Против ожидания, на дачу Роша прошли всего несколько человек, компания Веды и ее мужа; еще был Мацей – в темноте Денисов узнал поэта по животу, детской шапочке. Примерно часа через полтора – уже после полуночи – гости удалились, фонарь над входом в дачу погас. Роша и ее родственники, устав, видимо, с дороги, из дома так и не вышли. Денисов оставил свой пост.

«Кто же был там тогда в саду? – Несколько раз в течение вечера он мысленно возвращался к тем минутам на даче, когда являлся сам объектом чьего-то внимательного изучения. – За кого он меня принял? За гостя вдовы? Почему не окликнул, предпочел уйти незамеченным?»