Текст книги "Операция «Ракета»"

Автор книги: Леонид Обухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

В РАЗВЕДКЕ

Васильев вернулся из штаба сердитым и заявил, что он с Пацаном уходит на задание, а Костюкевич остается в лагере.

– Я пойду с вами, – твердо заявила девушка.

– Вы остаетесь.

– Давайте, Васильев, договоримся раз и навсегда… Я боец группы и буду всегда там, где группа. И еще: перестаньте хитрить!… Мне надоели ваши хитрости…

– Вы взбалмошная девчонка, Махно вас забери! Задание серьезное, и я не имею желания видеть вас трупом!…

– Зато вы… – девушка запнулась, подыскивая слово и выпалила: – самый настоящий трус, который за бабью юбку трясется!

Ферко засмеялся, весело поглядывая на Васильева: как-то он проглотит эту дерзость.

Но тот вдруг заразительно рассмеялся:

– Вот придумала, Махно тебя забери, а!… Да вы посмотрите на свои ноги… Нам шагать да шагать лесом, через горы… У вас же ходовая часть на втором часе откажет… А если немцы погоню устроят?… Мы-то с Пацаном всегда выкрутимся, а с вами что делать?… На руках нести?…

– Дождешься от вас этого, пожалуй, – отпарировала девушка и стала обуваться.

– Ты готов, Пацан? – спросил Васильев, вскидывая на плечо ручной пулемет. – Не тронь автомат!… Сам понесу…

Но Ферко молча взял автомат командира и повесил его на плечо. Свой автомат он оставлял в лагере, чтобы не обременять себя лишним оружием. Если понадобится, он свободно может вести огонь из пулемета, автомата или маузера. Ферко очень гордился тем, что владеет любым видом оружия не хуже самого Васильева, которому он во всем старался подражать.

– Упрямый же ты, Пацан… Прямо как Мария…

– Я не девушка… Я все могу, как ты…

За три месяца пребывания в отряде Ферко на глазах партизан вырос в настоящего бойца. Он заметно вытянулся и окреп, ходил с группой на любое задание, и все в отряде знали его как выносливого и смелого разведчика. А поначалу было нелегко. Командир группы Николай Васильев не давал ему ни минуты покоя: заставлял ползать по-пластунски, незаметно подкрадываться к часовому, маскироваться на открытой местности, метать гранаты, изучать вражеское оружие, стрелять из автомата, пистолета, строчить из пулемета, метать нож, чтобы поражать им на близком расстоянии противника…

Это была тяжелая и вместе с тем очень нужная для разведчика учеба. В конце дня парнишка возвращался в лагерь до того уставший, что, не успев прилечь, уже спал крепким сном. Но он не хныкал и терпеливо выполнял все, что требовал от него командир группы…

Мария надела пальто, закинула за плечо автомат и первой вышла из землянки.

– Ну что мне с ней делать? – удрученно спросил Васильев. – Говорю останься, а она идет!

– Пусть… – махнул рукой Пацан. – Женщина!…

Это было сказано тоном такого знатока женщин, что Васильев расхохотался.

– Ну, раз женщина, Махно ее забери, то пусть идет…

Они вышли из лагеря, моментально растаявшего во мраке ночи, и пошли гуськом по узкой тропинке. Где-то жутко ухал филин, и Мария тревожно оглядывалась вокруг:

– С детства боюсь филина… Ужасная птица!…

– Разговоры прекратить! Мы за линией дозоров, – тихо скомандовал Васильев.

Через пять часов ходьбы группа вышла к маленькому хуторку. Здесь на окраине жил партизанский связной.

– Попроси у него лошадь с повозкой и возвращайся, – сказал Васильев пареньку.

Ферко ушел. Николай и Мария спрятались недалеко от домика, готовые в любую минуту прийти на помощь товарищу. Стояла тихая осенняя ночь. Холодная, покрытая морозным инеем земля уже дышала зимой. В конце хутора лениво лаяли собаки, перекликались петухи, предчувствуя скорую зарю.

Во дворе связного послышались приглушенные голоса, скрипнули ворота, выехала повозка. Когда она приблизилась, Васильев узнал в вознице Пацана.

– Садитесь… Хозяин сказал: если сможете – вернете, а нет так нет…

– Если не вернем, то и за лошадь и за повозку кроны получит…

Рассвет застал разведчиков возле шоссе. Оставив в лесу повозку, они вышли к дороге и замаскировались. Буквально через пять минут показалась небольшая колонна крытых грузовиков и остановилась как раз напротив разведчиков. Не успели партизаны и моргнуть, как из грузовиков на дорогу высыпали немцы и запрудили все шоссе. Это были неприятные минуты: лежавшие почти рядом разведчики могли быть в любую минуту обнаружены. Уйти невозможно – кустарник редкий и далеко просматривается. Затаив дыхание и сжимая оружие до боли в руках, смотрели на солдат разведчики. Немцы весело болтали, курили. Шоферы побежали к ручью, размахивая брезентовыми ведрами. Но вот они залили в радиаторы воду, с передней машины что-то прокричал, высунувшись из кабины, офицер, и солдаты полезли в грузовики. Колонка двинулась по направлению к фронту.

– Это фрицы едут в район Прешова из Братиславы, – сказала Мария. – Будут там укрепления строить…

– Откуда это вам известно? – хмуро спросил Васильев.

– Из разговоров солдат… Я немецкий знаю…

– Любопытно… – Командир группы искоса посмотрел на девушку и, как ей показалось, посмотрел с интересом, а не презрительно.

– Что они еще говорили?

– Еще?… Что лучше укрепления строить, чем сидеть в них против русских…

– Почему вы не сказали мне, что хорошо знаете немецкий?

– Я думала, что вам об этом начальник разведки сказал… Он знает…

Выбрав удобное место, с которого далеко просматривалось шоссе, Васильев подогнал поближе повозку.

Вдали показался автобус. Командир приказал Пацану лечь за пулемет, а сам выехал на повозке прямо на шоссе, загородив проезд. Он был одет в штатское пальто, старую кепку и сапоги, автомат и гранаты, прикрытые сеном, лежали в повозке.

Небольшой автобус серого цвета еще издали стал сигналить, требуя убраться с дороги. А Васильев, соскочив с повозки, стал возиться возле колеса, делая вид, будто надевает его на ось.

Автобус заскрипел тормозами и остановился. Шофер, открыв дверцу, высунулся из кабины и закричал на Васильева. Тот успел разглядеть, что в автобусе сидело семь офицеров.

Выпрямившись во весь рост, Николай крикнул:

– Маруся, переведи господам, что дорога занята партизанами и я предлагаю им сдаться.

Когда Костюкевич прокричала из-за кустов этот ультиматум, один из офицеров распахнул дверцу и выстрелил в Васильева из пистолета. Пуля просвистела мимо. Тут же прогрохотал автомат Марии, и офицер кулем вывалился из машины на обочину. Немцы схватились за оружие. Шофер включил сцепление и дал газ, пытаясь прорваться сквозь огонь. Длинная очередь из пулемета полоснула по машине, мотор поперхнулся и смолк. Схватив автомат, ударил по автобусу и Васильев. Оттуда раздалось несколько пулеметных выстрелов, и следом показался из окна белый платок.

– Прекратить огонь! – закричал Васильев.

Стрельба стихла. Из автобуса, подняв руки, вышли три офицера, ожидая решения своей участи.

– Мария, обыщи автобус! Пацан, ко мне! – приказал Васильев.

Минуты через две все было кончено. Забрав документы и оружие, свалив на повозку все трофеи, партизаны быстро скрылись в лесу. На повозке сидели и пленные. А на шоссе остались убитые фрицы и изрешеченный автобус…

* * *

Группа Владимира Лихачева, вышедшая из лагеря раньше группы Васильева, должна была за ночь добраться к дальнему шоссе. Впереди легко шел командир, за ним, след в след, шагали бойцы, время от времени вытирая с лица обильный пот.

– Нельзя ли потише, Володя? – попросил Йозеф Ханзел. – Такой кросс мои ноги не привыкли бегать…

– Привыкай и молчи… в тылу…

Уметь молчать – необходимое правило разведчика, и Лихачев, хорошо знавший это, старался научить своих подчиненных молчать в разведке, а если нужно доложить, то коротко и ясно, только самую суть.

В лесу Лихачев чувствовал себя как дома. Здесь не было такого обитателя, голос которого бы не различил Владимир и тут же не ответил ему, мастерски подражая. Он мог кричать как перепел, петь как скворец, или заливаться соловьем, подражать рябчику и кукушке, грачу и вороне, иволге и сороке, стучать как дятел и выть подобно волку… Это был человек леса. Он любил это зеленое море, каждую травинку под ногами, ему понятны были заботы муравья, ползущего по тропинке, и той белки в старом урочище, которой он по пути подкидывал под дерево грибы и орешки.

Раньше, чем научился читать букварь, Лихачев познал основы лесных наук, которые преподал ему отец, старый уральский охотник. Тот еле умел расписываться, но лучше иного ученого знал таежных жителей, начиная от гнуса и кончая медведем, и с полсотни метров бил белку пулей в глаз. Владимир с малых лет ходил с отцом в тайгу по орехи, собирал грибы с матерью, дикие ягоды. Он не боялся заблудиться в лесу. По цвету коры на дереве, по длине веток или наклону ствола, по солнцу он всегда находил дорогу домой.

Мальчишкой он целыми днями пропадал в тайге, выслеживая птицу, узнавал, где гнездится глухарь, строит гнездо белка или лисица, где живут полосатые бурундуки и есть самая вкусная малина. На земле, ветках деревьев и кустарниках, на валежнике читал он неведомые для других следы зверей и птиц, целые истории о жизни и охоте лесных обитателей.

В войну Владимир Лихачев стал разведчиком. Ему пришлось читать следы людей и выслеживать их, как некогда выслеживал зверей в своей уральской тайге. И теперь, ведя группу на задание, Владимир непроизвольно соблюдал все охотничьи предосторожности, словно подбирался к логову зверя и боялся спугнуть его…

Глянув на светящийся мазок месяца, изредка нырявший среди туч, Владимир прикинул, что вот-вот должна появиться пересекающая маршрут дорога. И в самом деле через полчаса они вышли к дороге. Разведчики залегли в кустарнике и смотрели, как тянется по дороге порожний обоз, видно, что-то возивший в прифронтовой район… Измученные лошади, спящие в повозках старики словаки… Переждав, пока обоз скрылся за поворотом, разведчики по одному перебежали через дорогу и снова скрылись в лесу. Они спешили к другому шоссе, которое было в нескольких километрах от этого места. Вышли к нему, когда солнце, заливая землю ярким светом, медленно оседлало вершину горы.

Несколько минут разведчики лежали в придорожном кустарнике, внимательно наблюдая за шоссе. Оно петляло среди гор, проскакивало по краю глубокого оврага и терялось за высоким холмом. «Тут не годится, – оглядывая местность, думал Лихачев, – подобьешь машину – полетит в пропасть… Нужно поискать другое место». Остановились возле небольшого мостика через овраг. Слева дорога огибала гористый мыс, а справа тянулась километра два у подножия холмов, и ее хорошо было видно отсюда.

– То что надо, – вслух сказал Лихачев и послал одного разведчика в дозор на гористый мыс. – Будет легковушка идти, махнешь платком.

Вместе с Йозефом Ханзелом Лихачев обсудил подробности операции, осмотрел все вокруг. Под мостиком Владимир заметил щит с надписью на немецком языке: «Осторожно, мины!» Довольная улыбка скользнула по его полным обветренным губам. Вытащив щит и обтерев его травой, Лихачев вырубил ножом на дороге ямку перед въездом на мост и установил щит. Отошел в сторону, полюбовался… Потом снял щит и спрятал в кювете, прикрыв ветками.

Долго лежали разведчики, ожидая сигнала с мыса. В той стороне был фронт, и Лихачев решил захватить одну из штабных фронтовых машин. К фронту шли колонны грузовиков, проносились мотоциклисты, а оттуда проехали лишь три автобуса с ранеными. Солнце уже высоко поднялось над горами, когда на мысу замелькал долгожданный платок: идет легковая одиночная машина!…

Мигом выскочил Лихачев на шоссе, установил щит и залег за кустами.

Вскоре из-за поворота выскочила низкая длинная машина, вся размалеванная бурыми, зелеными и черными изломанными линиями камуфляжа. Не доезжая до щита метров десять, машина остановилась. Открылась дверца, и на шоссе вылезли шофер с солдатом, в машине на заднем сиденье остался тучный офицер, который, по всей видимости, крепко спал. Солдат, вытянув шею, подозрительно рассматривал мост, не обращая внимания на то, что говорил шофер, выразительно жестикулируя при этом. И у одного и у другого на кителях висели медали.

Владимир поднял автомат, переставил его на одиночный выстрел и, поймав на мушку голову солдата, нажал на спуск. Какое-то мгновение разведчик наблюдал за падающим солдатом, за остолбеневшим шофером и тут же выстрелил второй раз. Как падал шофер, Лихачев не видел: он был уже возле машины. Рванул заднюю дверцу. В глаза Лихачеву бросилось сонное лицо гауптмана, одетого в черный китель с розовыми петлицами. «Танкист-эсэсовец!» – мелькнула мысль.

– Майн гот! – еле пролепетал немец и поднял руки.

Отобрав у офицера пистолет, документы и бумаги, лежавшие в карманах, Лихачев связал ему руки назад, передал стоявшему на обочине Йозефу Ханзелу, а сам начал лихорадочно переворачивать все в машине. Ничего важного: бутылки с вином, консервы… В чемоданчике, что лежал на заднем сиденье, – шелковое дамское белье, халат…

– Бабник! – презрительно произнес Владимир, открыл канистру и вылил бензин на сиденья. Чиркнул зажигалкой: пламя с ревом ударило в потолок машины, забушевало, выплескиваясь через открытые дверцы огненно-дымными языками.

* * *

Группы – Махно и Лихачева – встретились на подступах к лагерю, когда день уже догорал и бледные сумерки крались по лесу оврагами и впадинами среди гор.

«СПАСИБО, БАТЯ!…»

Допрос пленных офицеров дал партизанскому штабу ценные сведения о расположении частей противника и его оборонительных линий на прилегающем к Прешову участке советско-германского фронта. Бобров дописывал радиограмму в Центр, когда часовой доложил, что дозорные задержали на заставе какого-то старика из местных и тот хочет поговорить с командиром.

– Пусть войдет!

В землянку вошел старик словак, по-хозяйски огляделся. Прислонив палку к стене, он без приглашения присел на краешек нар и заговорил:

– Из села Калиште я… Вчера утром пришел к нам четвертый гренадерский батальон СС. В моем доме командир остановился… Вечером к нему пришли офицеры, и они говорили, что сегодня в полдень или к вечеру атакуют ваш лагерь. Я в кладовке спал и слышал, немецкий я хорошо знаю… Говорили они, будто им о лагере кто-то из ваших сообщил, Сватом называли… Гестаповец там с ними, он, значит, и встречался с тем Сватом…

– Много ли немцев, отец? – спросил Бобров.

– Много, сынки, много. Человек, думаю, восемьсот… а может, и больше… Пулеметов штук десять… Четыре миномета видел… Перед рассветом тревога у них была и выступили они… Я быстренько собрался и пошел… Швабы с привалами идут, а я тропками без передыху… Ноги вот только медленно ходят…

– Объявляй тревогу, майор! – приказал Морской Боброву. – Спасибо, батя! Большое спасибо тебе от русских, словацких, чешских партизан нашего отряда!… Не бойся, мы швабам всыплем горячих! Ребята, накормите батю!

– Пойду я, сынок, домой надо… – взял свою палку старик. – Поесть я с собой взял… До свидания!

– Спасибо, батя!

– Двигайтесь к столу, – пригласил Морской офицеров. – Обсудим, как лучше расставить силы…

– Вот здесь, – показал на карте Бобров, – оставим два взвода в засаде… Держать их там будем до тех пор, пока весь батальон не втянется в бой… А потом, по сигналу ракеты, они ударят с тыла… Одна рота останется в лагере, в качестве резерва… Комендантский взвод охраняет штаб, радистов, лагерь…

Через несколько минут партизаны были готовы к бою.

О его результатах командование отряда радировало в Центр:

«Сегодня, 14 ноября 1944 года, четвертый гренадерский батальон четырежды атаковал наш лагерь в лесу возле Калиште. Противник понес большие потери. Отличились пулеметчики Сапронов и Скобельцын, бойцы Юзеф Ямришко, Павел Ковачик, Феро Паловский, Владимир Шатилов… По нашим данным, противника на лагерь навел Сват… Место лагеря переменили…» В этот же день произошло еще одно событие, о котором стоит упомянуть.

Когда партизаны, с ног валившиеся от усталости, вечером вернулись в лагерь, командир комендантского взвода Федотов разыскал Боброва и доложил:

– Пленные офицеры убиты при попытке к бегству…

– Как это случилось?

А дело было так…

Федотов, оставшийся со взводом охранять лагерь, делал обход, прислушиваясь к близкому грохоту боя. Вдруг где-то совсем рядом раздались автоматные выстрелы и голоса:

– Стой! Хальт!

– Не уйдешь, сволочь!

– Стой, говорю морока-сорока!

Федотов опрометью бросился на выстрелы.

«Неужели немцы прорвались в лагерь?» – мелькнула первая мысль. Но стрельба скоро прекратилась. Возле землянки комендантского взвода Федотов увидел группу партизан.

– Кто стрелял?! – крикнул он на ходу.

– Товарищ командир, пленные фрицы пытались убежать, – виновато сказал один из партизан. – Выпусти, говорят, нас до ветру… Ну, я и выпустил, а они как сыпанут… Я по них с автомату… А тут Иван откуда-то выскочил, да как застрочил, аж шапку с меня сбил… Хорошо, за деревом я стоял, а то бы так и меня замест фрицев ухлопал…

– Баба ты, а не часовой! – перебил партизана Иван. – Скажи спасибо, что я случайно проходил мимо… Сбежали бы, как пить дать… Растяпа ты! А еще, видишь ли, шапку ему испортили, барону…

– Я подумал, что нарочно ты по мне пальнул…

Знал бы часовой, что Иван – тот самый Сват – и действительно хотел убить его. Он вовсе не случайно оказался возле землянки в тот момент, когда пленные вышли «до ветру». Но Ивану не повезло: партизан укрылся за стволом дерева. Иван уже готовился снять часового финкой, но тут поторопились сами немцы: они побежали в глубь леса и часовой стал стрелять им вдогонку…

Доложив начальнику штаба о случившемся, Федотов добавил:

– Недосмотрел, товарищ майор… Здесь и моя вина…

– Брось отчаиваться. – Бобров похлопал взводного по плечу. – Невелика потеря… Все, что эти господа знали, они сказали на допросе…

* * *

Совершенно иначе отнесся к известию о гибели своих офицеров государственный министр Чехословакии Карл Герман Франк…

В это утро обергруппенфюрер приехал в свою резиденцию в отличном расположении духа. Столь непривычное за последнее время настроение министра было сейчас же замечено его подчиненными. И по тому, как легко выскочил обергруппенфюрер из машины, и по тому, как улыбался рыжеволосый гауптман, сопровождавший своего шефа, офицеры и чиновники резиденции поняли: случилось что-то необычное. Улучив минуту, адъютант шепнул сослуживцам, что шеф разговаривал сегодня с Гитлером и фюрер лично поздравил обергруппенфюрера с награждением Железным крестом с дубовыми листьями.

Но не только награда обрадовала Франка. Фюрер доверительно сообщил ему, что положение на фронте в ближайшее время должно резко измениться в пользу германских вооруженных сил, которые готовят русским «страшный сюрприз»…

– Новое оружие – наш бог, с которым мы победим, этих фанатиков, русских! – горячился Гитлер по телефону. – Мир еще не знал ничего подобного!

В конце разговора Гитлер сказал Франку, что высоко ценит преданную и верную службу обергруппенфюрера и через несколько месяцев отзовет его в Берлин для постоянной работы на должности имперского министра…

У Франка перехватило дыхание. Он только втайне позволял себе мечтать об этом: «Берлин! Спокойная жизнь в столице империи, постоянное пребывание среди высших руководителей Германии… Быть ближайшим доверенным самого фюрера, кому дано вершить судьбы не только империи, но и всей Европы!… Только бы скорее наши войска применили новое оружие, которое должно изменить ход войны.

Франк много раз слышал, что уже несколько лет конструкторы работают над каким-то секретным оружием, точнее – над сверхмощной бомбой, взрыв которой способен уничтожить население целого государства… Работа эта якобы уже закончена. Остановка только за доставкой бомбы к цели. Но конструкторы уже завершают создание огромного реактивного самолета…

Тогда, осенью 2944 года, не у одного Франка появились надежды на «страшный сюрприз», который готовит для русских их фюрер. Развал армии был настолько очевидным, что многие офицеры, беззаветно преданные Гитлеру, не скрывали своего отчаяния. Как утопающий хватается за соломинку, так и они поверили этим спасительным слухам о новом сверхмощном оружии, которое всячески распространяла геббельсовская пропаганда. Главари фашизма надеялись тем самым, с одной стороны, поддержать моральный дух своих войск, а с другой – добиться с помощью угрозы сепаратного соглашения с англичанами и американцами и даже, если удастся, вступить в переговоры с Советским Союзом.

Впечатления от новостей из Берлина были настолько сильными, что даже тревожная сводка по Чехии и Словакии не омрачила сегодня настроения министра. Он спокойно пробежал ее глазами, отложил в сторону и взял телеграмму Гиммлера. Рейхсфюрер писал, что, по его сведениям, опасность в Словакии значительно уменьшилась: партизаны занимаются лишь саботажем да незначительными диверсиями.

Франк усмехнулся. Он понял, что такие сведения Гиммлеру дал Скорцени: «У штурмбаннфюрера имеются довольно веские причины, чтобы смягчить положение дел в Словакии, – подумал Франк. – Еще бы… Вот уже второй раз прилетает сюда Скорцени со специальным заданием, а проку пока нет». – Франк еще раз внимательно прочитал сводку по Словакии и поднял телефонную трубку:

– Оперативный отдел? Где сейчас штурмбаннфюрер Скорцени? Вылетел в Банскую Бистрицу?… Хорошо… Что?! Когда получили сведения?…

Франк швырнул трубку на аппарат:

– Вот вам, господин Скорцени, и уменьшилась опасность в Словакии… Кого мы обманываем?… Сами себя!…

Франку только что сообщили, что ехавшие в Словацкое министерство обороны эсэсовские офицеры из фронтовых частей наскочили на партизанскую засаду… На дороге найден автобус, иссеченный пулями… Пять мертвых офицеров и шофер… Два офицера исчезли… В тот же день на другом шоссе уничтожена легковая машина, в которой ехал гауптман из эсэсовской танковой дивизии… Гауптман исчез, шофер и ординарец убиты… Сват из отряда Морского передал, что в лагерь приведены три немецких офицера… Пытался освободить, но при попытке к бегству они убиты…

«Сомнений нет, – отметил про себя Франк. – Это те самые офицеры… Их захватили партизанские разведчики… Интересно, что теперь сообщит в имперское управление безопасности штурмбаннфюрер Скорцени?…