Текст книги "История православия"

Автор книги: Леонид Кукушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 70 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

Поворот Церкви к миру и ее стремление обустроиться на этой земле, живя в согласии с государством и его народом, потребовали существенной перестройки церковной организации. На рубеже I и II вв. духовный уровень верующих обеспечивали апостолы, пророки и учители, совершавшие свои проповеднические путешествия от одной общины к другой, а епископы, пресвитеры и диаконы, занимавшие более низкое положение в церковной иерархии, были связаны с определенной общиной и выполняли преимущественно административные и хозяйственные функции. Однако к середине II в. институт пророков и учителей практически угасает, а их обязанности переходят к пресвитерам под руководством епископа. Власть епископов со временем становится все более единоличной, а совет пресвитеров, призванный коллегиально решать общинные проблемы, как правило, превращается в послушное орудие епископа. Так возник монархический епископат, борьбу против которого стали вести «демократически» настроенные прихожане. Наиболее активные из них сплотились вокруг фригийца Монтана, пытаясь возродить пророческий аспект церковной жизни, а также вернуть общинам коллегиальный характер управления. Борьба монтанистов с епископальной Церковью велась под лозунгом очищения христианства от недостойных иерархов и зачастую носила максималистский характер. Монтанисты требовали от всех верующих строжайшей аскезы и расторжения браков; себя они называли пневматиками, т. е. людьми духовными, а остальных христиан – психиками (душевными), которым, как и язычникам, было отказано в спасении. Подробнее о ереси монтанизма будет рассказано в следующем пункте, а здесь Монтан и его последователи упомянуты лишь постольку, поскольку их секта грозила расколоть Церковь изнутри. Дня борьбы с гностицизмом, монтанизмом и другими ересями, а также для обсуждения проблемы единства Церкви с середины III в. созывались общие собрания епископов различных общин – синоды, прообраз будущих поместных и Вселенских Соборов. Примерно в то же время территориально близкие епископаты стали объединяться в митрополии, главами которых назначались епископы наиболее многочисленных и почитаемых общин – митрополиты. До Миланского эдикта существовали Римская, Антиохийская и Александрийская митрополии, к которым вскоре по праву старшинства присоединилась Иерусалимская, а в IV в. – Константинопольская. Иерархи, возглавившие наиболее крупные митрополии, со временем стали именоваться патриархами (π΄ατρι΄αρχης – греч.родоначальник, что соответствовало титулу первосвященника иудейского синедриона). Первым среди митрополитов считался Римский (с V в. – папа, т. е. отец, отсюда же поп).

Одновременно с укреплением и расширением вершины церковной иерархии появляется разветвленный штат низшего клира – помимо положенных для одной общины семи диаконов были учреждены должности иподиаконов, привратников и ряд других. Эта сложная организационная структура, которая начала функционировать уже в конце II в., несомненно, укрепила единство Церкви, но неизбежно глубоко укореняла Церковь в мире, обмирщала ее, что в некотором роде представляло собой измену христианству Иисуса и апостолов. Организационному оформлению Церкви помогали также принятые синодами канонические положения, стиль которых был в значительной мере заимствован у знаменитого римского права.

Однако некоторые черты монархического епископата существовали и в первохристианских общинах. Против такого утверждения возразят, по понятным причинам, протестантские богословы и историки – ведь вожди Реформации разрушили в своей Церкви устоявшуюся организационную структуру на том основании, что она отсутствовала в раннем христианстве. Тем не менее глава самой первой христианской общины св. Иаков Праведный, брат Господень, несомненно, проявлял монархическую власть: он единолично председательствовал на Иерусалимском Соборе (Деян 15:13), ему первому просил сообщить ап. Петр о своем чудесном освобождении из темницы (Деян 12:17), а ап. Павел по возвращении в Иерусалим сразу же посетил Иакова, чтобы отчитаться о своих проповеднических путешествиях. В конце I в. единоначалие было принято в Римской общине, которой тогда руководил св. Климент Римский. Примерно в то же время св. Игнатий Богоносец прямо пишет в своих посланиях церквям: «Вы должны повиноваться епископам без всякого лицемерия; тот, кто обманул бы этого видимого епископа, посмеялся бы над Невидимым… Как Господь без Отца, по Своему с Ним единению, ничего не творит ни через Себя, ни через апостолов, так и вы ничего не делайте без епископов и пресвитеров».

4. В рассматриваемое время ереси в христианстве, по словам историка, множились, «как грибы из земли»; борьба с ними способствовала становлению Церкви и укреплению ее единства. Не менее важным результатом этой борьбы стало очищение и дальнейшее развитие ортодоксального вероучения. Краткое изложение основных положений наиболее распространенных ересей составит предмет настоящего пункта, а следующий будет посвящен жизни Отцов и Учителей Церкви и некоторым из их творений, которые, в частности, послужили опровержением лжеучений.

Монастырь преподобного Павла Фивейского. Основан в IV в.

Прежде всего следует продолжить рассказ о самой ранней ереси – гностицизме. Как уже говорилось, гностики исказили основы христианства идеями греческой философии и некоторыми элементами восточных религий. По словам современного историка Церкви, «гностицизм есть христианизация греческой философии и восточного мистицизма на основе Евангелия», а Гарнак назвал гностицизм «острой эллинизацией христианства». Таковы наиболее глубокие гностические системы Василида и Валентина, во многом предварившие неоплатонизм и заметно повлиявшие на ряд богословских и религиозно-философских построений ортодоксального христианства. Основные проблемы, подробно изученные в гностической литературе, связаны, прежде всего, с понятиями Бога как сверхбытийного Первоначала и материи как независимой от Бога сущности, затем рассмотрен демиург – создатель материального мира и Иисус Христос как Спаситель. Теоретические исследования этих проблем не исчерпывают содержание гностицизма, который по мнению его творцов представляет собой истинное христианство, вершины гностического богословия и философии относятся к середине II в. и связаны с именами Василида, Валентина и их учеников. Василида считают представителем восточного гностицизма, а Вадентина – западного, хотя такое разделение в значительной мере условно. В восточном гностицизме преобладает влияние традиций греческой духовной культуры, персидского дуализма и малоазиатских верований; в западном шире представлена антропология, что отражает обостренный интерес римлян к человеческой личности, а также правовые аспекты общественного устройства и сотериология (проблема спасения). Однако наиболее характерные черты обеих разновидностей гностицизма практически совпадают.

Василид, родом сириец, переселился в Александрию около 130 г. Он бывал в Персии; его учение в том виде, в каком оно известно современным исследователям, было создано в середине II в. Восстановить теософские построения Василида сколько-нибудь полно не представляется возможным, поскольку сведения о них сохранились преимущественно в трудах христианских ересиологов, т. е. писателей, боровшихся с ересями. Вот некоторые отрывки из книги св. Иринея Лионского «Против ересей»: «Василид представлял, что прежде всего от нерожденного Отца родился Ум, от него родилось Слово-Логос; потом от Слова родился Разум, от Разума же – Премудрость-София и Сила, от Силы же и Софии – силы, начальства и ангелы, которые сотворили первое небо. Потом через эманацию (истечение) из них появились другие и создали другое небо, таким же образом в нисходящем порядке произошли новые начальства и ангелы, всего 365 небес. Поэтому и год по числу небес имеет число дней». Василид наделяет число 365 магической силой, а его последователи носили амулеты, на которых было начертано ΄αβράςάς: сумма букв этого слова в их числовом значении равна 365. Удивительно учение Василида о Сверхбытии, или Первоначале, изложенное Иринеем так: «Оно было, когда ничего не было, но это ничто не было чем-то сущим, а – просто – было всецелым ничто». Эта глубочайшая мысль лежит в основе апофатического богословия, в котором Бог принципиально не может быть определен с помощью каких бы то ни было понятий и вещей – Он неизмеримо выше их. Обычно считается, что апофатическое богословие впервые появилось у неоплатоников в учении Плотина о Едином, но у Василида оно уже было столетием раньше. Поскольку природа Первоединого абсолютно несоизмерима с природой нашего мира и всего того, о чем человек в состоянии помыслить, то проблема творения у Василида решается очень громоздко и темно: «Несущий Бог из несущего соделал несущий мир, извергнув и заложив некое семя, содержащее в себе всю всесемянность мира – мира многовидного и многосущного». Эту «всесемянность» (πανσπερμια) – совокупность всевозможных потенций – обычно сравнивают с содержанием яйца павлина, которое рождает весь спектр будущих красок оперения. Мировой процесс, по Василиду, заключается в извлечении из всесемянности «трехчастного сыновства», где под сыновством понимается характер отношения результата эманации к Первоначалу. Первое сыновство мгновенно возвращается к Отцу и поглощается Им. Второе создает Духа Святого, который возвращает второе сыновство к Отцу, а сам остается на границе между вторым и третьим сыновствами. Третье сыновство – это наш мир, в котором со временем является Христос, посланный для возвещения людям тайн бытия. В зависимости от степени приобщения к этой тайне, от способности правильно воспринять ее и следовать учению Христа все люди, согласно Василиду, делятся на пневматиков (духовных), психиков (душевных) и гиликов (телесных). Человек Иисус был достойнейшим из пневматиков, с которым, согласно представлениям некоторых последователей Василида, при крещении соединяется Христос и оставляет его во время крестных страданий. Миссия и жертва Иисуса заключалась в разделении людей на три класса для дальнейшего дела спасения, хотя никакой жертвы в действительности на было – распят был некий Симон Киренейский, принявший облик Иисуса и его муки. Сквозь всю эту мифологию Василида местами сияют изумительные по глубине проблески мысли, которые в дальнейшем вошли как в христианское богословие и философию, так и в языческую мудрость, поскольку христианская идеология и язычество в его учении неразрывно сплетены. Однако основанная Василидом секта уже к началу III в. практически сходит со сцены.

Наиболее известным гностическим мыслителем, создателем стройной богословской системы был Валентин. Он родился в Египте в начале II в., учился в Александрии, затем переехал в Рим, где прошла наиболее важная часть его жизни. Он был христианином и даже собирался стать епископом, но в конце жизни от Церкви отошел, основав большую школу-секту, в которой было много талантливых учеников и продолжателей его учения. Однако после смерти учителя члены секты валентиниан стали активно заниматься магией и практической теургией (теургия, дословно «бог + работа», – попытка с помощью заклинаний и других магических действий подчинить себе волю богов и заставить их работать на себя). Храмы валентиниан в некоторых местах просуществовали вплоть до VI в.

Мощи преподобного Павла Фивейского

Система Валентина изложена в виде поэмы замечательной красоты, главную роль в которой играет, несомненно, София-Премудрость как непосредственная причина возникновения мира и его творческая сила. Сюжет этой мифологической поэмы, изложенный предельно кратко, таков: Первоначало, именуемое Первоотцом, или Глубиной, и понимаемое, как у Василида, апофатически, вместе со своей мыслью, которая во внутреннем, невыраженном состоянии называется Молчанием, порождают пару эонов (эон означает «вечносущее») – Ум и Истину, которые, в свою очередь, производят следующую пару эонов: Смысл и Жизнь, а из последней пары появляются Человек и Церковь. Эти четыре пары эонов составляют совершенную восьмерицу, называемую Плеромой, т. е. полнотой, в качестве своей противоположности Плерома имеет Кеному, т. е. пустоту. Следует заметить, что Человек и Церковь, как и остальные эоны Плеромы, мыслятся предвечно, как некие потенциальные идеи для будущего. Далее в рамках Плеромы появляются еще пять пар эонов, а затем – еще шесть, т. е. Плерома состоит всего из тридцати эонов; последним эоном является София, или Мудрость. В этой заполненной и казалось бы устойчивой Плероме внезапно разыгралась душераздирающая драма: Софию, вопреки смыслу ее имени, начинают обуревать безумные страсти, или, как называет их Валентин, помышления: София решает проникнуть к Первоотцу, нарушив твердо установленную субординацию, т. е. минуя все предшествующие эоны. Чтобы восстановить в Плероме спокойствие, Ум и Истина производят новую пару эонов, Христа и Духа Святого, а Софию в ее стремлении к Первоначалу останавливает Крест или Предел. Это заставило Софию вступить в брак с двадцать девятым эоном, Вожделенным, ее суженым, а все мужские эоны после рождения Христа и Духа Святого становятся Умами и Словами-Логосами, женские – Истинами, Жизнями, церквами и духами. Исключив из себя преступные «помышления», София смогла восстановиться в Плероме, правда, став при этом эоном неполноценным. Христос из жалости восстановил целостность Софии, преобразовав «измышления» и сделав ее Софией-Ахамот (Ахамот – искаженная еврейская Хохма, что означает мудрость, т. е. тоже София). Далее София-Ахамот с Вожделенным рождает Демиурга – создателя материального мира, который призван заполнить Кеному – пустоту. Ахамот также рождает Космократа – начало всего злого в мире. Из-за своей дерзости София-Ахамот лишена возможности рождать совершенные эоны, поэтому созданный ею мир несовершенен и, не имея истинного знания о Плероме, движется сам не зная куда. Видя это, София-Ахамот впала в состояние смятения и печали, и эти ее чувства материализовались в нашем мире: из слез Ахамот на Земле возникла влага, из ужаса – горы, сияние ее улыбки – свет, изредка прерывающий земную скорбь. Из отчаяния появились злые демоны, печаль застыла, образовав твердь, из стремления Ахамот к утраченному совершенству произошел космический ум и душевные существа. В этих трудах ей помогал присланный Христом из Плеромы Спаситель, или Утешитель-Параклет. Его сопровождали ангелы, которые привнесли в мир духовное начало, которому человечество обязано появлением людей духовных, пневматиков, или гностиков. Главная цель мирового процесса заключается в одухотворении, как можно более широком, земного человечества, а приход Спасителя призван отделить пневматиков от остальных людей, собрав таким образом своеобразный «урожай», выросший из «семени жены», т. е. Софии-Ахамот. Пневматики-гностики вместе с ангелами будут взяты в Плерому, праведники из людей душевных во главе с Демиургом после покаяния попадут в Царство Небесное, а люди плотские вместе со всем материальным миром и демонами обратятся в ничто, образовав по меткому выражению кн. Е. Трубецкого «забытый мир», т. е. мир, лежащий за всяким бытием. мощами преподобного Павла Фивейского

В этой грандиозной картине мироздания, выраженной в изумительной поэтической форме, присутствуют греческая философия, восточный мистицизм и элементы христианства. Таким образом, гностицизм можно представить себе в виде Вавилонской башни, которую возвели строители, говорившие на разных языках, и потому довольно быстро разрушили труды Отцов и Учителей Церкви. Однако многие конструкции этой «башни» были эффективно использованы в дальнейшем как в религиозной философии неоплатонизма, так и в христианском богословии и продолжают использоваться поныне. Конечно, неоплатонизм с его глубокой и тонкой диалектикой и чеканной формой не может быть сведен целиком к идеям гностицизма, но некоторые важнейшие принципы философии Плотина, такие как апофатическое богословие, учение об эманации и связанной с ней иерархией божественной жизни, несомненно, взяты у гностиков. Поэтому категорические утверждения, что эти принципы автор Ареопагитик перенял у неоплатоников, заставляют задуматься, не был ли прав св. Максим Исповедник в своих комментариях к Ареопагитикам, когда называл неоплатоников ворами, укравшими многие свои идеи у св. Дионисия Ареопагита, в авторстве которого он не сомневался.

Факт несомненной пользы некоторых положений гностицизма, несмотря на неудачу его притязаний быть системой христианского богословия, делает уместным привести здесь поучительный эпизод, свидетелем которого автор был в свои студенческие годы. Тогда МГУ организовал представительную конференцию, посвященную математическим методам в теоретической физике. В одном из сообщений предлагался математический аппарат, который, по мнению автора сообщения, можно было использовать для решения важной физической задачи. Выступившие в прениях физики утверждали, что метод для этой задачи не подходит. Тогда поднялся замечательный математик акад. П.С. Александров и сказал следующее: «Я не берусь судить, насколько предложенная теория пригодна для конкретной задачи, но уверен, что такая красота не может пропасть даром». Содержащаяся в этих словах мысль помогла автору на всю жизнь усвоить, что красота есть понятие не только эстетическое, но и гносеологическое, т. е. для человека, обладающего неким «шестым чувством» – способностью воспринимать красоту, она является важным критерием истинности как умозрительных построений, так и практических действий, разумеется, наряду с другими критериями. О красоте духовной как необходимом критерии истинности православной жизни писал во Введении к своей книге «Столп и утверждение истины» о. П. Флоренский: «Что такое церковность? – Это новая жизнь, жизнь в Духе. – Каков же критерий правильности этой жизни? – Красота. Да, есть особая красота духовная, и она, неуловимая для логических формул, есть в то же время единственно верный путь к определению, что православно, а что нет. Знатоки этой красоты – старцы духовные, мастера «художества из художеств», как святые отцы называли аскетику».

И наконец, еще одно добавление к рассказу о гностицизме: духу русского Православия близка идея воплощения в материальной природе и природных явлениях переживаний и действий Софии-Ахамот, о чем говорилось выше в связи с системой Валентина. Подтверждение этому – отрывок из «Голубиной книги» – шедевра древнерусского духовного фольклора: «У нас белый вольный свет зачался от суда Божия,/ Солнце красное от лица Божьего,/ Самого Христа, Царя Небесного,/ Млад-светел месяц от грудей Его,/ Звезды чистые от риз Божиих,/ Ночи темные от дум Господних,/ Зори утренни от очей Господних,/ Ветры буйные от Свята Духа,/ Дробен дождик от слез Христа,/ Самого Христа, царя Небесного». Трогательная и глубокая поэзия «Голубиной книги» заставляет вспомнить принцип «подобия сущего» (analogia entis), в той или иной форме присутствующий в богословских построениях практически всех религий. Так в «Ригведе», древнейшей из священных книг индуизма, есть «Гимн Пуруше» – пантеистическая версия гностических мифов и приведенных стихов: «Тысячеглавый, тысячеглазый и тысяченогий Пуруша./ Четвертая часть его – все сущее, три другие – бессмертное в небе./… Боги, совершая жертвоприношение, принесли Пурушу в жертву…/ Когда разделили Пурушу, чем стали его уста, чем руки, чем бедра, ноги?/ Брахманом стали его уста, руки – кшатрием,/ Его бедра стали вайшьей, из ног возник шудра./ Луна родилась из мысли, из глаз возникло солнце./ Из дыхания возник ветер, из пупа возникло воздушное пространство, из головы возникло небо./ Из ног – земля, страны света – из слуха. Так распределились миры». Элементы апофатического богословия прослеживаются в уже упомянутом выше знаменитом «Космогоническом гимне» из той же «Ригведы». Таким образом, можно сказать, что гностицизм находится в длинном ряду учений теософского характера, если теософию понимать как мистическое богопознание, свободное от узких конфессиальных рамок и рутинных процедур церковной обрядности. В этот же ряд можно поместить труды таких европейских мистиков, как Я. Бёме, Парацельс, Э. Сведенборг и их последователей, испытавших заметное влияние гностицизма. В России идеи гностиков, например, неявно присутствуют в богословских работах Вл. Соловьева, а явно – в трактате Д. Андреева «Роза мира», написанном в середине XX в., т. е. уже в советское время.

Среди христианских ересей II в., близких к гностицизму, значительную роль в течение продолжительного времени играло учение Маркиона, жившего почти одновременно с Валентином. Родился он в семье епископа г. Синопа на южном берегу Понта (совр. Черное море) и был крещен еще в детстве. Став крупным судовладельцем, разбогател, но вскоре раздал имущество бедным и основал христианскую общину. Отец отлучил сына от церкви за его проповеди, но Маркион продолжал свою проповедническую деятельность в Малой Азии, а с 144 г. – в Риме, где основал собственную церковь, общины которой широко распространились по Малой Азии, Италии, Галии и Африке. Впитав основательно гностические идеи, Маркион, тем не менее, не стал гностиком в полном смысле, поскольку не интересовался метафизикой и прочими умозрительными построениями. Его делом была реорганизация Церкви в соответствии, как ему представлялось, с заветами ап. Павла. Тертуллиан писал, что «отличительным и первоначальным делом Маркиона было разделение Закона и Евангелия». Учение ап. Павла о Ветхом и Новом Заветах как об откровениях закона и благодати Маркион превратил в учение о двух богах – Боге Авраама, Исаака и Иакова и Боге Иисуса Христа. Согласно Маркиону, Бог Авраама, Исаака и Иакова – демиург, создавший этот злой мир из злой материи, «сам зол, как злы его творения», он – «дикий и воинственный судья». Обещанный им мессия придет, чтобы подчинить все народы избранному им еврейскому народу; этот мессия – Антихрист. А Христос послан на землю истинным Богом любви и благодати для спасения всего человечества. Так что Маркион был первым убежденным, сознательным антииудаистом, или по современной терминологии – антисемитом, ведь очевидно, что народ, избранный злым богом-демиургом для исполнения его целей, не может быть хорошим. Впрочем, Бог Авраама, Исаака и Иакова справедлив, хотя его справедливость носит законнический характер и неполноценна, а иногда даже противоречит истинной, христианской справедливости. Главным источником мирового зла Маркион считал Сатану.

Истинный же Бог, которого Маркион называет Богом Неведомым, чужд этому миру и его творцу – Его надлежит любить и не следует бояться. Неведомый Бог появился в синагоге Капернаума, приняв видимое тело Иисуса, и сразу стал проповедовать Свое учение. Он совершенно иной природы, нежели сотворенные демиургом люди. Христос, возлюбив мир, своей кровью выкупил этих людей, а ведь купить можно лишь то, что тебе не принадлежит, чужое тебе. Маркион считал земное существование Иисуса кажущимся, как считали докеты, учение которых было рассмотрено выше. Поэтому Маркион соответствующим образом «отредактировал» единственное из признаваемых им евангелий, Евангелие от Луки, убрав из него все, что не согласуется с его построениями, например описание рождений Иоанна Крестителя и Иисуса. Маркион проповедовал строгий аскетизм и вел яростную борьбу с «нечистыми», по его представлениям, священниками. Св. Поликарп Смирнский, заставший в конце своей долгой жизни проповедь Маркиона, назвал его «первенцем Сатаны». Впоследствие маркиониты слились с манихеями (см. ниже), породив многочисленные секты, среди которых можно назвать павликан (VII–IX вв.), болгарских богомилов (XI–XII вв.), западноевропейских катаров и альбигойцев (XI–XIV вв.). Маркион был не только еретиком, но и раскольником, что совсем не одно и то же. С раскольничеством маркионитов христианская Церковь боролась особенно упорно, стараясь сохранить недостаточно устойчивое единство.

Раскольником и еретиком был и живший в том же II в. Монтан. Он выступил впервые в Малой Азии, на границе Мизии и Фригии, «с новым пророчеством», как писал историк Евсевий, выдавая себя за Утешителя-Параклета, которого, согласно Евангелию от Иоанна, обещал прислать вместо Себя Христос. В сохранившихся пророчествах Монтана говорится, например: «Я есмь Отец, Сын и Параклет» – и далее: «Я – Господь Бог, пребывающий в человеке». Его сопровождали две пророчицы, Максимилла и Праскилла. Как писал раннехристианский историк, «они имели множество книг и утверждали, что из них можно научиться больше, чем из закона, пророков и евангелий». К Ветхому и Новому Заветам монтанисты собирались присоединить новейший как окончательное откровение Бога. Тонкими проблемами богословия и метафизикой в целом монтанисты интересовались мало, более того, они считали их расслабляющими и вредно влияющими на единство Церкви, которая должна сплотиться перед близким концом света и не отвлекаться ни на что иное. Новизна монтанизма по сравнению с принятой тогда церковной практикой заключалась преимущественно в ужесточении морально-аскетических требований и в призыве к последнему покаянию. «Он расторгал браки и издавал законы о постах», – писал Евсевий. Монтан даже указал новое место второго пришествия Христа – небольшие города Тимон и Петузу во Фритии, которые он называл Новым Иерусалимом и в которые намеревался собрать всех христиан, исповедующих его учение (традиционно принятое место Второго Пришествия – место Вознесения, т. е. Масличная гора в Иерусалиме). Наибольший успех проповедь Монтана имела в восточных провинциях – в V в. общины монтанистов можно было еще встретить в Каппадокии, Фригии, Галатии, Киликии и в Константинополе, а в VIII и IX вв. они частично объединились с павликанами. На Западе Монтана восприняли прохладно, и лишь благодаря поддержке одного из первых и крупнейших Учителей Церкви после-апостольского периода, пламенного Тертуллиана, монтанизм на некоторое время утвердился и там.

Церковь Св. Дмитрия Солунского. 415 г. Фессалоники

Крайним аскетизмом отличалось также одно из самых распространенных и опасных для христианской Церкви еретических течений – манихейство, возникшее в III веке (Персия). Его основатель по имени Мани, согласно большинству свидетельств, происходил из древнего рода магов и славился как ученый и художник; по другим источникам, западным, он был вольноотпущенным рабом и звали его Кубриком. По первым источникам, его мать принадлежала к парфянскому царскому роду Арзакидов, а сам Мани родился в 216 г. в Вавилонии. В середине III в. Мани объявил себя посланником истинного Бога и начал проповедовать манихейство при дворе персидского царя Шапура I. До этого времени он был примерным христианином и даже избирался пресвитером одной из церквей. Изгнанный за еретические проповеди из Персии, Мани долго скитался по Китаю, Индии и Туркестану, всюду основывая свои общины. По возвращению в Персию он сперва был принят благосклонно, но в 277 г. при царе Бахраме I после диспута с магами, на котором Мани был признан побежденным, его распяли по требованию зороастрийских священников.

Мани написал ряд трактатов и посланий – «Книгу гигантов», «Послание основоположное» и другие, но от них сохранились лишь отдельные отрывки в сочинениях христианских ересологов. Религия манихеев синкретична, т. е. представляет собой смешение представлений, взятых у разных религий. Главные компоненты этой смеси – древнеперсидский зороастризм и гностицизм. За основу взят родной для Мани зороастризм с его дуализмом и наглядным, без тонкой метафизики, богословием. Гностицизм фигурирует в манихействе в упрощенном виде – без апофатического богословия и без сложной, использующей диалектику, космогонической картины мира. У христианства Мани заимствовал хорошо известную ему структуру церковной иерархии, а также некоторые методы аскетики и элементы литургики. Учение манихеев, если попытаться изложить его схематично, основано на вере в существование двух самостоятельных начал: одно, доброе и светлое, персонифицировано в Ахуре-Мазде, или Ормузде, а другое, злое и темное, олицетворяет Ангра-Майнью, или Ариман. Зависть и злоба толкают Аримана на войну со светлым царством Ормузда. Для защиты царства Ормузда благим богом, с помощью «матери жизни», иначе говоря, мировой души, был сотворен Первочеловек. Во время жестокой борьбы темным силам удалось вырвать у Первочеловека частицу света и смешать ее со злой материей – так возникло вещество, из которого создан видимый мир. Поэтому природа и человек содержат «искру бога», и смысл истории заключается в освобождении света из уз темной материи. Не оскверненный материей Христос, облачив себя для видимости в человеческое тело, сходит из царства света на грешную землю, чтобы помочь людям освободить свет и самих себя из темницы материи. Однако люди не поняли его проповеди, и поэтому Христос, вернувшись в свое царство после кажущейся казни, послал на землю Утешителя, Параклета, в облике Мани для проповеди истинного христианства, извращенного людьми. По окончании процесса освобождения света верные последователи Мани, пневматики, или совершенные, вознесутся в царство света, а все остальное непросветленное творение сгорит в пламени очистительного огня. Хотя в учении Мани упоминается Троица, но Сын и Святой Дух в раннем манихействе представляют собой эманации Отца, а в позднем – лишь различные Его наименования.

После сложных, глубочайшим и тончайший образом продуманных построений таких гностиков, как Василид и Валентин, упрощенная мифология манихеев может показаться детской сказкой. Но, возможно, именно эта простота, как и простота их религиозных ритуалов, привлекала многих верующих; кроме того, манихеи вели очень строгий и праведный образ жизни, что также не могло не вызвать одобрения и подражания. Даже блаженный Августин, один из величайших умов христианской Церкви, в молодости был манихеем, и в «Исповеди» описал это свое почти девятилетнее увлечение. Быстрое и широкое распространение манихейства очень беспокоило православную Церковь. Включив в свое учение элементы многих религий, Мани надеялся покорить им весь мир; он поощрял переводы своих книг на разные языки и проводил активную миссионерскую деятельность. Манихейство проникло в Северную Африку, в начале IV в. пришло в Рим, затем – в южную Галлию и Испанию. Однако в IV в., преследуемое христианской Церковью, оно практически исчезает из Европы, а из Азии – после гонений со стороны ислама, вскоре распространившегося там. Однако отдельные общины манихеев существовали как на Востоке, так и на Западе вплоть до конца средневековья.