355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Леонид Влодавец » Вист втемную » Текст книги (страница 29)
Вист втемную
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 01:06

Текст книги "Вист втемную"


Автор книги: Леонид Влодавец


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

КОКТЕЙЛЬ ДЛЯ ИВАНА АНДРЕЕВИЧА

Грохот этот, конечно, не мог оставить равнодушными Седого и Пимена. Но они никак не могли подумать, что этот грохот имеет искусственное происхождение. Решили, будто все само собой рушится. И первой мыслью было, что и в тюрьме сейчас тоже все завалится. Однако, поскольку грохот был относительно недолгий, решили глянуть через дверь, что творится в коридоре. И посветить фонарем, конечно.

Они почти сразу и высветили Юрку и Милку, лежавших на бетонной плите и еще не очень пришедших в себя после падения. Наверняка, будь у Седого или Пимена наготове автомат – «мамонтам» мало не показалось бы. Но у них автоматы висели за спиной. А вот у Тарана автомат был рядом, только подтяни его за ремень. Он и успел его подтянуть, прежде чем Седой сумел изготовиться к стрельбе, и на спуск нажать успел тоже еще до того, как неприятели попытались упасть на пол. Да что там! Они даже фонарь погасить не успели. Фонарь хоть и слепил Юрку, но все же одновременно и указывал, куда палить. Вот Таран и шуранул очередью вдоль этой, еще не обрушившейся, части коридора.

Хорошо попало! И Пимен, и Седой – Юрка с такого расстояния не разобрал поначалу, кто из них кто – повалились на пол не по собственной инициативе. А вот фонарь, хотя Таран именно в него целился, как ни странно, остался целехоньким и валялся сейчас в двух шагах от поверженных братков, освещая их своей сильной галогеновой лампочкой. Оба лежали навзничь, но Пимен – совершенно неподвижно и молча, а Седой – корчась и испуская глухие стоны вперемежку с матом.

О том, что корчился именно Седой, Таран с Милкой узнали уже через несколько секунд, бегом проскочив остаток коридора и очутившись в уже хорошо знакомой подземной тюрьме – бывшем овощехранилище. Оба братка были без масок, и если Пимена Юрка раньше не знал, то уж нынешнюю рожу Седого он бы и сто лет спустя не смог бы ни с чьей перепутать.

За Пимена можно было не волноваться: ему пуля попала в глаз. Эта пуля, вообще-то, была не единственной, которая досталась послушному подручному, но именно она наиболее четко объясняла, почему этот молодой человек так никогда и не увидит пятьсот тысяч баксов на блюдечке с голубой каемочкой. Разве что с того света по телевизору.

Что касается Седого, то ему стрекануло по ходулям, ниже колен, и перебило обе голени. В принципе при нормальном уходе это не особо смертельно, но без ног можно запросто остаться. Конечно, Юрка мало чего понимал в медицине, но все же малость побольше, чем в прошлом году, когда пытался Шурке Терещенко помощь оказывать. К тому же Милка при сем присутствовала, которая согласно штатному расписанию числилась санинструктором. Прошлым летом она вполне квалифицированно Дядю Вову перевязывала, а сутки назад помогала Топорику перевязывать на озере раненого Бубу.

– Ну что, – спросила Мила по-деловому, – достреливать будем или лечить? Как на его рожу глянешь, так начинаешь думать, что пристрелить лучше, чтоб не мучился.

– По-моему, лучше, чтоб он еще пожил чуток, – заметил Таран, подбирая фонарь и обводя лучом помещение тюрьмы.

И те, кого перестреляла Милка, и тот, кто горел на крышке люка, и сама крышка лежали на тех же местах. А вот в «клетках» появились постояльцы. В одной «клетке» сидели Трехпалый с Магомадом, в другой – Патимат и Асият, в третьей – Полина, Галька и Танька. Сидели спокойно, неподвижно, молча, у Тарана даже мелькнула мысль, будто Седой их напоследок перестрелял или отравил чем-то. Но нет, приглядевшись, Юрка разглядел, что все они дышат и даже моргают глазами. Однако никто из семерых и не подумал порадоваться тому, что злодей-похититель Седой получил по заслугам. Впрочем, и возмущаться по поводу жестокости Тарана опять же не собирался. И даже просто волноваться по поводу своего далеко не однозначного будущего ни один узник не соизволил. Всем им все было явно по фигу.

Наверно, Таран был бы больше удивлен этим фактом, если б уже не имел дела с Полиной, Галькой и Танькой, которые в санатории нахлебались водки с каким-то препаратом. Возможно, что тот «кайф» с них уже сошел, но Седой их напоил по новой, а заодно и всех остальных тоже. После этого они стали послушным стадом, которое шло, куда приказывали, слепо повинуясь Седому. Вот почему ему не понадобились остальные братки.

Вообще-то, после того как Юрка убедился в том, что все пленники находятся в «кайфе», ему стало немного не по себе. Ведь если сейчас Седой, отойдя от боли, сообразит гаркнуть: «Рвите этих двоих (то есть Юрку с Милкой) на части!», то эти семеро, не раздумывая ни секунды, набросятся и начнут рвать. Единственное, что останется сделать, – перестрелять их всех. Да и то, это надо еще успеть, потому что никакого страха у этой семерки не будет, а вот сил у них – это Таран по опыту поведения Полины, Таньки и Гальки хорошо помнил! – явно больше, чем у нормальных. То есть от них вручную никак не отмахаться – ногтями растерзают и зубами загрызут. А если их расстрелять, то это будет означать победу Седого, пусть даже если его и пристрелят по ходу дела. Потому что все эти пленники и пленницы нужны Генриху исключительно в живом виде.

С другой стороны, Юрка хорошо помнил, что Полина, Галька и Танька до приезда в расположение «мамонтов» подчинялись только приказам Лизки. Никого другого они не слушались. Просто не реагировали на команды и просьбы. Но значит ли это, что они померли бы на месте, но никогда не пошли за Седым? Наверно, можно предположить, что Лизка, допустим, по просьбе Птицына «передала управление» тем, кто занимался Полиной, Галькой и Танькой в той самой лаборатории, на которую напал Седой. Например, сказала: «Слушайтесь не меня, а во-он того дядю!» Раз они все ее приказы исполняют, то и этот должны были выполнить. Ну, а дальше? Лизку забрали лечить, и стал этот «дядя» командовать или, допустим, «тетя». Но ведь «его» или «ее», насколько помнилось самому Юрке, среди тех, кого привезли в гараж из госпитального подвала, не было. Только эти семеро и он, Юрка. Причем Таран хорошо помнил, что все пленники, кроме него самого, были с заклеенными ртами и в наручниках. То есть получается, что Седой еще не успел всех напоить этой дрянью. Более того, поскольку и Полина, и Галька с Танькой тоже были с пластырем на губах и в «браслетках», то он и об их состоянии имел смутное представление. Впрочем, банки из темно-коричневого стекла с тем самым порошком Седой все-таки взял и про желтые гранулы не забыл. И про то, что у девок наблюдается какой-то «интересный кайф», тоже был в курсе, когда вел с Тараном беседу в «офисе». Ясно, что его на все эти вещи навел Авдеев, но ведь, наверно, он мог и предупредить, что три девицы обычным приказам не подчиняются…

И тут Юрку осенило: а что, если самого Седого загнать в этот «кайф»? Ведь порошок он наверняка взял с собой! Возможно, и водочный раствор уже сделал на случай, если кто-то из подопечных начнет, что называется, «оттаивать»…

Таран пошарил лучом фонаря по сторонам и по углам. Не сразу, но разглядел у торцевой стены, неподалеку от входа в заваленный коридор, маленький, тощий рюкзачок. Подошел, открыл застегнутый на липучки клапан, развязал шнурок, стягивающий горловину. Вот оно, все тут, никуда не делось. Двойной полиэтиленовый пакет с фломастерной надписью «331» и желтыми гранулами внутри, банки с порошком, обернутые газетами, и бутылка водки с этикеткой «Суворов», закрытая винтовой пробкой. Бутылки Таран прежде не видел, но догадался, что именно в ней Седой растворил белое зелье и напоил им пленников.

Тем временем Милка очень профессионально перевязала Седому голени бинтами из индивидуальных пакетов, вколов ему шприц-тюбик промедола, чтоб не орал от боли. Тот успокоился, и «Зена» приступила к наложению шин, решив употребить на это дело дощатый настил, сохранившийся в одной из пустых камер.

А Таран в это время подошел к Седому с бутылкой.

– Это ты чего? – пробормотал тот. – Нельзя! Не дамся!

Самый критический момент был, можно сказать! Если б Иван Андреич сообразил дать команду пленникам – хрен его знает, как все получилось. Но Юрка действовал решительно, не вступая в дискуссии и не задавая лишних вопросов. Силой разжал Седому рот и влил ему в пасть граммов пятьдесят зелья. Правда, в последний момент Тарану подумалось: а что, если там, в бутылке, просто водка, без порошка? И что будет, допустим, ежели он влил Седому слишком много этого снадобья? Ежели он просто окосеет – это еще ничего. Но если сдохнет, как тогда быть? Кто тогда сможет командовать этими «закайфованными»?!

Даже Милка, возившаяся в клетке, отдирая доски, толком не успела ничего заметить. Когда она вернулась со своими импровизированными шинами, Седой уже впал в сон.

– Спит вроде, – удивилась она. – Неужели его промедол так быстро успокоил?

– Нет, – сказал Таран, показав бутылку. – Я ему для «кайфа» вот этого добавил.

– Дай и мне отхлебнуть, что ли? – Милка потянула лапу к пузырю.

– Нельзя! – испуганно произнес Юрка. – Это ж та самая отрава, от которой все как роботы становятся! Погляди на этих, что в клетках! Они ж как неживые, только дышат и глазами моргают.

– То-то я смотрю, что они нам не больно рады… – пробормотала Милка, наведя на узников фонарик. – Точно! Садят, как китайские болваны. Эй вы, подъем!

– Зря глотку дерешь, – пояснил Таран. – Они только Седого будут слушать.

– Ни хрена себе! – подняла брови Милка. – А ежели он не захочет им приказывать?

– Захочет! – убежденно заявил Юрка. – Как только он очухается, то будет такой же, как они. То есть никакой своей воли у него не будет. И если я ему прикажу, то выполнит все от и до без рассуждений. А после этого будет только меня слушаться.

– Вот оно что… – зачарованно произнесла Милка. – Это что, небось опять Дядя Вова нахимичил?

– Не знаю точно. Но очень может быть, что и так… Хотя сам он, конечно, не химик, а просто бандюга, но наверняка эту дрянь по его заказу делали. Какие-нибудь по-настоящему ученые специалисты.

– И долго этот Седой храпака задавать будет? – поинтересовалась Милка.

Таран наморщил лоб, силясь припомнить, сколько продолжался «сонный период» хотя бы у Полины. Получалось, что не менее двух часов. Потом она проснулась, но стала управляемой и послушной, как машина.

– Часа два, наверно, – ответил он. – А может, и больше…

– Е-мое! – вскричала Милка. – Это почти десять утра будет, светлым-светло! Нас собровцы в два счета отловят! Или, может, прикажешь тут до следующей ночи загорать? Хрен поможет! Если Седого тут поблизости машина ждет, то они ее нашарить успеют, а потом и до нас доберутся.

Во всем этом эмоциональном выступлении присутствовала железная логика.

– Ну а ты чего предложишь? – проворчал Таран.

– Оставить их здесь. И Седого, и остальных. А самим идти отсюда по трубе и до своих добираться. Пока темно, глядишь, проскочим через оцепление.

– А потом как, пешкодралом? – съехидничал Юрка. – Клево придумала, биомать! До дивизии отсюда – пилить и пилить. По дорогам не больно пройдешься – сразу кто-нибудь приметит в такой навьючке. Через лес, что ли, отправишься, по пояс в снегу?

– Думаешь, что Седой нас прямо к своей «уазке» выведет? – прищурилась Милка. – Не надейся, милый! Либо ее менты оприходуют, как я уже говорила, либо его друганы, которые там дожидаются, сами додумаются слинять. Кстати, если мы сейчас пойдем, то можем ее и застать еще…

Таран был уже готов согласиться, но все же сказал:

– Ладно, ты доделай ему шины, а потом видно будет…

– Хрен с тобой – доделаю! – Милка-взялась возиться с дощечками и бинтами.

То ли она в процессе этой возни чего-то дернула, то ли прижала слишком сильно, но уже под самый конец процедуры Седой, вроде бы беспробудно спящий, должно быть, почуял боль и очнулся. Без стона, без крика. Просто открыл глаза и моргнул.

– Никак очухался? – удивилась Милка. – А ты, Юрик, говорил: «Два часа!» Ну, что развалился, Седой? Вставай на ножки!

Последние две фразы «Зена» произнесла чисто издевательски, но Седой принял их за чистую монету, после чего, к вящему изумлению «мамонтов», оперся на локти, согнул ноги в коленях – благо шины были наложены только от колен до лодыжек! – и встал на свои перебитые ходули. Таран и Милка дружно вылупились на это чудо.

– Как же он стоит? – пробормотала Милка. – С такими ранами месяца по два лежат. А сейчас он вообще должен был от шока свалиться – это ж дикая боль!

– Просто он уже как робот стал, – приглядываясь к глазам Седого, произнес Юрка. – Короче, Седой никакой боли не чувствует. Теперь он только тебе подчиняться должен. Соображаешь?

– Страшно мне чего-то… – пробормотала Милка. – Вдруг чего-то не то скажу, а он набросится?

– Тогда скажи ему: «Ты подчиняешься Юре!» И я буду им командовать.

– Ты…подчиняешься…Юре… – слегка заикаясь от волнения, выдавила Милка, хотя ни робостью, ни застенчивостью до сих пор не страдала.

– Понял, – механическим голосом ответил Седой, и от этого необычно звучащего тембра Милка аж вздрогнула.

Теперь настал черед волноваться самому Тарану, тоже, как известно, мальчику не очень пугливому. То, что Седой произнес слово «понял», еще не означало, что он действительно будет подчиняться. И вообще было неясно, как он себя поведет. Юрка очень некстати припомнил, что помимо тех пятидесяти грамм водки с порошком неизвестного названия, которыми он напоил Ивана Андреевича, Милка вколола Седому промедол. А это тоже наркотик. Иными словами, у него в организме сейчас целый букет по жилам бегал. И неизвестно, как оно там, внутри, между собой будет взаимодействовать. Но Таран все же собрался с духом и выговорил:

– Прикажи всем им подчиняться только мне!

Седой в отличие от первого раза отозвался не сразу. Юрка даже почуял, как сердце в пятки уходит. Во-первых, показалось, будто у Седого в глазах что-то осмысленное промелькнуло. То есть создалось впечатление, будто у него вовсе не отключилась воля и он просто-напросто соображает, как нормальный человек. А во-вторых, Тарану померещилось, что Седой сейчас как рявкнет всем этим узникам: «Мочи Юрку и Милку!», да еще и сам на своих перебитых ходулях, которые на данный момент боли не чувствуют, набросится на «мамонтов». А порошок прибавляет сил, Таран это четко помнил.

В общем, за минуту или чуть меньший промежуток времени, истекший после того, как Юрка подал команду, нервишки поиграли отменно. Однако все кончилось благополучно.

– Все подчиняются ему, – произнес Седой все тем же механическим голосом и застыл как столб. Таран бы голову на отсечение дал, что ни один человек не смог бы даже на совершенно здоровых ногах стоять столь ровно и не покачиваться.

Впрочем, этот вопрос Юрку уже не волновал. Он гораздо больше переживал теперь по поводу того, насколько послушными его командам окажутся пленники.

ТАКИЕ ТАЙНЫ НЕ РАСКРЫВАЮТСЯ…

Подать какую-либо команду всем этим биороботам Юрка долго не решался. С одной стороны, он не был до конца уверен, что они подчинятся, а с другой – толком не знал, что именно командовать.

Действительно, требовалось малость помозговать, прежде чем выпускать эту публику из «клеток». Кстати, Таран еще толком не рассмотрел, заперты они на замки или нет. А то прикажешь что-нибудь, типа: «Все ко мне!» – и эти бестолочи начнут головами в решетки долбиться. Фиг их знает, на что у них, «закайфованных», при нынешних обстоятельствах силищи хватит? Хрен его знает, может, они так даванут, что все это бывшее овощехранилище просто-напросто завалится?! Обратно под завал Юрка категорически не хотел. Так, как им повезло с Милкой, дважды не везет. Кроме того, Таран все еще беспокоился насчет того, насколько полно уконтрапуплен Седой. Фиг его знает, может, когда все благополучно выйдут, этот хитрый тип гикнет-свистнет, и все семеро «зомби» – Юрка в каком-то штатовском ужастике таких видел – как наскочат!

Поэтому для начала Таран решил проверить, насколько управляема вся эта публика.

– Внимание! – волнуясь, прокричал он. – Всем встать!

Получилось! Все семеро встали практически одновременно.

– Седой, открыть двери камер! – уже с большей уверенностью распорядился Юрка.

– Понял, – доложил Иван Андреич и, поскрипывая дощечками «шин» (а может, и перебитыми костями!), двинулся в сторону ближайшей к нему камеры.

Тут Таран малость удивился, потому что в этой камере никого не было. Впрочем, Юрка тут же сообразил, что не уточнил в своем приказе, какие именно камеры открывать.

– Отставить! – поправился Таран. – Открыть только двери, тех камер, где находятся люди.

Седой не стал ни ворчать, ни ругаться и направился к ближайшей от себя «населенной» камере. То есть к той, где сидели Полина, Танька и Галька. Подошел, отворил решетчатую дверцу, которая, как оказалось, ни на какой замок не была заперта, а затем перешел к камере Асият и Патимат. Тут тоже замка не было. Ну и завершил он свою миссию, открыв дверцу, за которой находились Трехпалый с Магомадом. Открыл и застыл все в том же столбоподобном положении.

– Всем выйти из камер! – Юрка уже совсем уверенно себя чувствовал. Но как раз тут и получилась неувязка. Узники и узницы ринулись к дверям почти одновременно и стали с нарастающей силой отталкивать друг друга от выходов. Таран с досадой сообразил, что не указал, кому в каком порядке выходить, а эти долбогребы исполнительные стремились как можно скорее подчиниться приказу и проскочить в двери. При этом своих товарищей по несчастью каждый из них рассматривал как помеху и старался отпихнуть от двери. Милка не могла удержаться от хохота, глядя на эти «петушиные бои», потому что в первые несколько секунд пленники только очень забавно толкались плечами. Однако постепенно ожесточение нарастало…

– Отставить! – заорал Юрка, испугавшись, что эти «зомби» подерутся и друг друга перекалечат.

Все остановились и вновь застыли без движения. Таран перевел дух и приказал «с чувством, с толком, с расстановкой», как завещал господин Фамусов:

– Седому подойти к люку и встать в полуметре от края.

Топ-топ, скрип-скрип – и господин Седых занял подобающую позицию.

– Трехпалому выйти из камеры и встать в затылок Седому, Магомаду выйти из камеры и встать в затылок Трехпалому…

Отдавая эти распоряжения, Юрка маленько сомневался: а помнят ли граждане свои имена и клички? Тем более что у некоторых их могло быть несколько. И в том, что они помнят имена и клички своих «коллег», у Тарана тоже уверенности не было. Однако все получилось как нельзя лучше. Патимат встала в затылок дядюшке, Асият – в затылок сестре (или кузине, может быть), а далее в эту колонну по одному пристроились соответственно Полина, Галька и Танька.

– Клево получилось! – ухмыльнулась Милка. – Тебя пора в сержанты производить.

Таран комплимент пропустил мимо ушей. Его голова уже наскоро вырабатывала дальнейший порядок действий. Прежде всего следовало осведомиться, можно ли влезть в коллектор.

Юрка подошел к люку. Жаром из него уже не тянуло, да и запах бензиновой гари был не очень сильный. До того особняка-недостройки, через который Таран с Милкой проникли в коллектор, можно было запросто добежать, не сильно потравившись. Но ведь идти надо было туда, откуда собирался смываться Седой, а это могло оказаться гораздо дальше, за километр или больше отсюда… Конечно, Юрка подозревал, что всем, кто глотанул водки с белым порошком, возможно, недостаток кислорода в трубах будет вовсе нипочем. Ведь Седой на перебитых ногах не только стоит как влитой, но и ходит вовсю. Небось эта самая отрава какие-то скрытые резервы организма приводит в действие. Таран об этих скрытых резервах не раз читал. Да и мать ему как-то рассказала насчет случая, произошедшего в ее родной деревне. Там от грозы у какой-то бабки дом загорелся, и старуха, недолго думая, вытащила на двор тяжелый, кованный полосным железом сундук, плотно и доверху набитый всяким добром. Когда дом потушили – ливень не дал ему сильно разгореться! – и стали втаскивать сундук в дом, то оказалось, что он по силам только четырем здоровым, молодым мужикам. Иными словами, у бабки какая-то энергия с перепугу выделилась, которая помогла ей обрести невероятную силу. Правда, на короткое время и не без последствий, поскольку вскоре после этого случая старуха захворала и померла. Вполне могло быть и так, что после того, как действие порошка закончится, все перенапрягшиеся узники и Седой заодно просто-напросто отбросят коньки.

Но ждать, пока труба проветрится, было бессмысленно. Во-первых, определить по запаху, какая тут концентрация вредных газов, Таран все равно бы не сумел, а во-вторых, с минуты на минуту в коллектор могли спуститься собровцы. Вероятность встречи с ними все больше возрастала.

Поэтому Юрка надел за спину рюкзачок с банками, бутылкой и пакетом, где лежали гранулы, взял трофейный фонарь и приказал:

– Седой, спускайся в люк!

Никто из посторонних ни за что не поверил бы, что человек с перебитыми ногами может так ловко и проворно спуститься по скобам на глубину в четыре метра, а затем еще и без стона спрыгнуть на дно коллектора. После этого Седой вновь застыл в позе библейского персонажа, которого угораздило поглядеть на катастрофу в Содоме и Гоморре. Таран что-то такое слышал краем уха и помнил, что кто-то там в соляной столб превратился.

– Милка, сзади пойдешь, после всех, – сказал Юрка, – а я следом за Седым. Все остальные, в том же порядке, в каком стоите, – за мной!

И Таран полез вниз. Едва оказавшись внизу, он подал Седому фонарь и сказал:

– Иди туда, где тебя ждет машина!

– Понял, – ответил тот и тут же зашагал вперед. Таран последовал за ним, а сверху уже спускался Трехпалый. Если б Юрке сказали еще вчера, что он будет, пусть даже и вооруженным до зубов, топать, согнувшись, по пропахшей гарью трубе, причем перед ним будет идти Седой, а сзади Трехпалый и Магомад, – его бы в дрожь бросило. А вдруг у них тут, под землей, закончится действие этого препарата? Что им стоит, навалившись, придавить Юрку? А единственный надежный человек – Милка – находится хрен знает где, отделенная от места событий аж пятью бабскими задницами… В общем, даже сейчас, когда вроде бы все шло неплохо, Таран не чувствовал никакой успокоенности. Наоборот, было над чем призадуматься.

Ведь там, куда бодро шагает на перебитых ногах превращенный в «зомби» Седой, его ждет машина с дружками. Если это только те двое, которых «не хватило» по Милкиной калькуляции, – куда ни шло. А если больше? Наконец, они могли просто не дождаться шефа. В конце концов, своя шкура дороже…

Юрке даже показалось, будто Седой идет слишком медленно. Хотя, вообще-то, ни один человек в мире, имея перебитые кости на ногах, не смог бы передвигаться быстрее его. Даже на инвалидной коляске с электромотором. Наверно, Таран мог хотя бы подумать, а не отвалятся ли у Седого ступни в самом прямом смысле слова? Но опасения встретиться в коллекторе с собровцами или «опоздать» на приготовленную Седым для своего бегства машину были сильнее. И Юрка приказал:

– Седой! Бегом марш! Остальные – за мной, не отрываясь!

И тот побежал! Да так, что Таран – притом, что у него ноги были совершенно здоровые! – лишь с превеликим усердием и напрягом сил мог за ним угнаться. Не надо к тому же забывать, что бежали не на вольном воздухе, а в не до конца проветренной трубе, где час или чуть больше назад выгорело двести с лишним литров бензина. И что труба была всего-навсего полтора метра в диаметре, то есть бежать надо было пригнувшись и почти что на полусогнутых. Юрка и сам был не рад, что устроил эту гонку, потому что чуял – с этими ненормальными ему не тягаться.

Они уже давно пробежали мимо того люка, в который провалилась Милка. И еще сто метров проскочили, а может, и больше.

До этого они бежали по выгоревшей, прожаренной огнем трубе, на дне которой наледь от огня расплавилась, испарилась, а потом частично улетучилась со сквозняками. Но часть этой влаги, когда труба стала остывать, опять сконденсировалась и стекла вниз, туда, где пожара не было. Там она опять замерзла и дополнила уже существовавший слой льда. А уклон трубы увеличился. Юрка понял, что еще чуть-чуть, и он поскользнется, шлепнувшись под ноги своим безмозглым подопечным.

Но первым шлепнулся не он, а Седой. Должно быть, все же та «автоматика», которая управляла действиями его тела, не могла поддерживать равновесие на скользкой поверхности. Седой плюхнулся задницей на лед и… заскользил вперед, словно боб в бобслейном желобе. Причем, поскольку уклон нарастал, скольжение пошло со все нарастающей скоростью.

– Делай как я! – завопил Юрка и, тоже усевшись на ледяное дно трубы, заскользил следом за Седым. Сзади беспрекословно последовали его примеру. Луч фонаря мелькал по обледенелым стенкам, а Таран, вытянув ноги вперед и держа автомат на коленях, несся с ветерком в темную неизвестность. Уклон трубы уже достиг 30 градусов, и теперь пришлось бы приложить немалые усилия, чтоб затормозиться – если это вообще возможно было сделать.

Конечно, за время этого сумасшедшего спуска Юрку то и дело посещали всякие тревожные и даже панические мыслишки. Например, о том, что заледенелая труба может просто-напросто кончиться каким-либо бетонным тупиком, в который они дружно влетят на скорости и порасшибают головы. Или о том, что они вывалятся из трубы прямо в замерзшую реку, под лед, и ни в жисть оттуда не вынырнут. Наконец, самым, пожалуй, невинным сомнением было то, что они на этакой скорости проскочат мимо того места, где надо, так сказать, «выходить». Впрочем, где-то подсознательно Таран уже догадывался, что Седой, получив приказ, скорее умрет, чем его не выполнит. И если бы под каким-то люком – а их проехали штук пять-шесть, не меньше! – надо было затормозить, то Ваня в лепешку разбился бы, но остановил всю эту скользящую кавалькаду.

Неожиданно Таран увидел впереди сероватый, чуть брезжущий, но, несомненно, дневной свет. Кружочек такой махонький. И свежим воздухом повеяло. Еще минута скоростного скольжения – и Седой, а за ним и Таран аж со свистом в ушах вылетели из жерла коллектора в рыхлые снежные сугробы, скопившиеся на дне какого-то странного сооружения, похожего на бетонную бочку. Оно было, судя по всему, сооружено не то из монолитного железобетона, не то из плотно пригнанных друг к другу сегментов. Рассмотреть, есть там швы или нет, Юрка не мог – хоть и начало светать, однако до конца еще не рассвело. К тому же в первые мгновения после «приземления» он попытался как можно быстрее откатиться в сторону от трубы, чтоб на него кучей не посыпались все остальные.

Тем временем Седой, проваливаясь по колено в снег, но достаточно уверенно двинулся на противоположную от горловины трубы сторону «бочки», где, оказывается, находилась ржавая сварная лесенка, похожая на те, что бывают в плавательных бассейнах. Таран тоже направился в ту сторону и, пока дошел до лесенки, сообразил, что бетонная «бочка», не иначе, какой-то недостроенный отстойник, должно быть сооружавшийся при Дяде Вове, но затем заброшенный. А лесенка небось предназначалась для спуска в это дерьмо каких-нибудь золотарей-водолазов.

Лесенка была метров пять высотой, и, пока Седой взбирался, к ней успели подойти вплотную не только Таран, но и Трехпалый, за которым выстроилась безмолвная живая очередь. Даже Милка и та никак не комментировала свой бобслейный спуск.

Седой, выбравшись из «бочки», пошел по присыпанной свежим снегом тропиночке в сторону каких-то явно недостроенных и заброшенных строений из неоштукатуренного красного кирпича, находившихся метрах в двадцати правее отстойника. Таран последовал за ним, посматривая по сторонам. Очистные сооружения занимали почти гектар и были возведены на обнесенной бетонным забором поляне, окруженной лесом, на прилегающем к реке склоне холма. С той точки, где находился Юрка, река едва просматривалась. Наверно, сооружения располагались намного выше того места, где прошлым летом Таран переплывал реку, убегая с дачи Мазаева. Тут виднелось еще несколько таких же очистных емкостей разной степени готовности, несколько заметенных снегом фундаментов, какие-то бетономешалки из сугробов торчали. Стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом шагов да карканьем какой-то отдельно взятой вороны.

Седой обошел ближайшее кирпичное строение справа и свернул за угол, почти вплотную примыкавший к бетонному забору. Юрка, а также все остальные последовали за ним и оказались в небольшом дворике, посредине которого стояла хорошо знакомая «уазка» с красным крестиком в белом кружочке. Совсем неподалеку находились ворота, выводившие на лесную дорогу.

Дворик и кирпичное здание, которое обогнул Таран со своими подопечными, казались совершенно безлюдными, однако, едва вся колонна из десяти человек приблизилась к машине, как откуда-то из недр здания послышался энергичный голос Генриха Птицына:

– Внимание! Не двигаться! Вы окружены! Бросай оружие!

Оружие было только у Тарана и Милки, но они на всякий случай его побросали. Видимость в это пасмурное утро была не ахти какая, а «мамонты» не любят повторять приказы дважды…

…Минут через двадцать командирский «УАЗ-469» полковника Птицына уже катил по лесной дороге, а за ним держалась трофейная «уазка»-«санитарка». Седой и вся честная компания «кайфованных» находилась в кузове, под охраной Антона и Севы – тех самых «бойцов», с которыми Генрих собирался послать Тарана и Милку в подземелья. Третий «боец», Киря, сидел за рулем, а старшим по машине на «санитарке» ехал Ляпунов. Что же касается Тарана с Милкой, то их, несмотря на бензино-канализационный дух, Птицелов посадил к себе, дабы они поведали ему о своих подземных подвигах. Конечно, рассказ этот был довольно сбивчивый и неполный, к тому же Юрка и Милка то и дело возбужденно перебивали друг друга, но, судя по тому, что на мрачноватой физиономии Генриха изредка проглядывало одобрительное выражение, деятельность своих подчиненных он критиковать не собирался.

– Нормально, – сказал Птицын, когда Таран и Милка выговорились. – От души поработали, хотя и без везения не обошлось. Скажу честно, не ждал вас живыми. После того как там, в гараже, грохнуло – и вовсе. Правда, нас там поблизости уже не было. Мне передали, что СОБР на подходе, и пришлось основную массу людей срочно отправлять в расположение. И сам бы уехал с Серегой, но тут он приметил следочек от «санитарки». Как видно, Седой ее загодя отослал на очистные. Догадался, что СОБР весь поселок обложить не сможет, а то, что за забором, с внешней стороны, – и подавно. Ну, мы и двинули сюда. Смотрим: вот она, милая, «санитарка». Два субчика каких-то ее сторожили. Ну, мы их тихонечко взяли, расспросили и стали ждать, когда кто-нибудь из трубы вылезет… Правда, не думали, что так просто все получится.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю