Текст книги "Путешествие в тропики"
Автор книги: Леонид Родин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
От подножия до вершин
Мы пробыли в Национальном парке четыре дня и сделали за это время очень много интересных наблюдений. Дорога, пересекавшая парк, вела нас всё выше и выше, и перед нами раскрывались разнообразные картины тропического леса.
Вот дорогу неожиданно преградило упавшее дерево, которое еще не успели распилить и убрать. Этот ствол оказался для нас просто кладом. Мы на нем собрали для своего гербария более тридцати видов эпифитных цветковых растений, мхов и лишайников. Тридцать «квартирантов» только на одном дереве!
Часто попадалось нам интересное дерево, о котором я уже упоминал, – цекропия. Ее крупные лапчатые листья, образующие зонтиковидную крону, отличаются серебристым оттенком и заметны издалека на общем темнозеленом фоне леса. Но не это замечательно. В стволе цекропии имеются пустоты, в которых живут муравьи, питающиеся соком особых железок, находящихся у основания листьев. Здесь мы наблюдаем пример своеобразного «содружества» между насекомыми и растением.
Сумаума.
В тропическом лесу водится огромное количество муравьев самых различных размеров и окраски. Они в таком изобилии населяют лес, что постоянно сваливаются на путника, пробираются за шиворот, заползают в рукава и штанины, и, что самое неприятное, часто очень сильно кусаются и жалят, вызывая то боль, то зуд. Мы вполне оценили замечание русского ботаника Ю. Н. Воронова, путешествовавшего в тропических лесах Колумбии: «Под тропиками муравей в гораздо большей степени, чем хищник, грозит на каждом шагу человеку, а порою отравляет существование».
Долго стояли мы у сумаумы (Ceiba pentandra из семейства баобабовых). Ствол этого гигантского дерева, достигающий нескольких обхватов в толщину, снабжен внизу досковидными выступами. Эти выступы расходятся от дерева иногда на 3–4 метра, образуя угол с осью ствола в 40–45°. Индейцы используют эти «доски», которые им предоставляет сумаума, для устройства жилищ. Досковидные выступы – это готовые стены, остается лишь покрыть их крышей, и дом построен.
Это гигантское дерево родственно хлопчатнику. Оно уже давно завезено из Южной Америки в тропики Старого света (Ява, Цейлон, Филиппины). Разводят сумауму главным образом ради шелковистого волокна-капока. Волокно это представляет собой одноклеточные волоски длиной до 3 сантиметров, развивающиеся на внутренней части плода – коробочки. Тут уже мы видим отличие от хлопчатника, принадлежащего к другому семейству: у хлопчатника волокно развивается на семенах.
Плод сумаумы.
Внутри коробочки сумаумы помещаются семена. Они легко высыпаются, когда коробочка лопается. Капок использовался для набивки подушек, матрацев, теплой одежды. В последние десятилетия он нашел широкое применение для изготовления спасательных кругов, поясов и жилетов. В смеси с хлопком и другими волокнистыми материалами капок применяется и в прядильно-ткацкой промышленности.
Нас не переставало удивлять обилие видов растений в тропическом лесу. Мы с Леонидом Федоровичем занялись подсчетами и обмерами и получили поразительные цифры. Оказалось, что на очень небольшой площади, которую мы обмеряли – восемь сотых гектара, – произрастает более пятнадцати видов одних только взрослых деревьев. А когда мы стали изучать молодые подрастающие деревья, которые не превышали десяти метров в высоту, то убедились, что они в большинстве своем относятся уже к другим видам. Значит, на смену старым, отмирающим породам, идут совсем иные виды деревьев.
На нашем участке оказалось сравнительно мало кустарников – меньше десяти видов. Это вполне понятно, – густые кроны высоких деревьев образуют плотный сомкнутый полог, пропускающий вниз очень мало света. В тропическом лесу так мало света, что даже на самой высокочувствительной пленке снимки выходили у меня с большой недодержкой. При таком освещении внизу могут выжить только самые теневыносливые растения.
Мы решили пересчитать, сколько же всех растений приходится в среднем на один гектар тропического леса. Оказалось, что до тысячи крупных деревьев и более восьмидесяти тысяч мелких! Для сравнения укажу, что во влажных и очень густых лесах Закавказья на одном гектаре насчитывают до трехсот крупных деревьев и пятьдесят-шестьдесят тысяч мелких. Но в бразильском лесу, по нашим подсчетам, на гектаре растет еще до трех тысяч лиан с толстыми стеблями и крупной листвой. Мы не смогли подсчитать, сколько эпифитных растений было на нашем участке. Надо полагать, что несколько сот тысяч.
По мере того, как мы поднимались в гору, лес менялся. Деревья становились тоньше и ниже. Уменьшалось число видов. На высоте около 1 800 метров исчезли древовидные папоротники, которые очень любят тепло и влагу. Вскоре не стало и пальм. На смену толстым лианам, которые забираются на вершины деревьев, появились другие, – тонкие, ползущие по земле или забирающиеся очень невысоко. Бамбук-лиана (Merostachys fistulosa из семейства злаков) с высотой мельчал. На самом верху он уже не цветет, размножаясь корневыми отпрысками.
Всё меньше и меньше становилось цветущих эпифитов. Выше всех заходят виды бромелий. Но зато с высотой возрастало количество видов мхов и лишайников.
Лес светлел и под разреженным его пологом появлялось всё больше трав, которые внизу, в душном полумраке влажной гилей, почти отсутствуют.
Наконец стали попадаться листопадные деревья. На самом верхнем пределе леса, – на высоте 2 100—2 200 метров, вечнозеленых деревьев уже не было вовсе. Мы были в Национальном парке в июне и могли наблюдать наверху деревья, сбросившие на зиму листву. Стволы наверху уже совсем низкорослые, ветви искривлены, попадаются даже стелющиеся формы. Выше леса распространена травянистая растительность, местами похожая на нашу альпийскую, местами же – на высокогорные степи.
Полной неожиданностью для нас был болотистый кочкарник на высоте около 2400 метров. На торфянистой почве здесь довольно густо были расположены кочки кортадерии (Cortaderia modesta из семейства злаков), чрезвычайно похожие на кочки наших болотных осок. Но что оказалось самым интересным, – мы нашли между кочками сфагновые мхи, а также мхи, очень близкие к виду нашего обычного кукушкина льна. В довершение всего, мы отыскали насекомоядное растение – росянку. Всё это – типичные представители болот умеренных и северных широт. А как далеки эти широты от тропического пояса южного полушария, где мы находились!
Выше болотистого кочкарника растительность заметно изреживается, расположена пятнами среди обнаженных глыб гранита, покрытых лишь только пестроокрашенными лишайниками.
Близ вершины, в небольшой лощинке, стояли два домика из тонких жердей, обмазанных глиной. В таких домиках живут бразильские земледельцы и рабочий люд. Но здесь, на высоте 2 550 метров, тонкие стены плохо защищали от сильных ветров, гуляющих над горами. Домики – жилье для рабочих, обслуживающих верхнюю зону заповедника. Мы провели здесь одну ночь вместе с этими рабочими и теми двумя, которых дал нам в помощь Жил.
Ночь была очень холодной, и если бы рабочие не поделились с нами одеждой, то вряд ли мы могли бы спокойно отдохнуть. Мы никак не предполагали, что здесь будет так холодно, и поднялись сюда в легких костюмах, оставив теплую одежду в туристском доме.
Ветер свободно проникал в многочисленные отверстия тонких стен, и мы согревались горячим кофе, протягивая зябнущие руки к огню первобытного очага.
Рабочие, живущие здесь, рассказали нам, что на вершинах гор изредка, раз в несколько лет, выпадает снег, который очень быстро сходит. Но три года назад здесь выпал большой снег и лежал четыре дня; в это же время по ночам морозы достигали 7°. Очень многие растения здесь погибли в ту пору.
Утром я поднялся на вершину, чтобы обозреть окрестные горы; к тому же хотелось посмотреть отсюда на Рио, который, как говорили рабочие, бывает виден в ясные дни. Но мне погода не благоприятствовала: порывистый ветер всё время нагонял снизу и от океана сырые облака, скрывавшие и без того туманный горизонт.
Иногда появлялось «окно», и тогда как на ладони далеко внизу был виден городок Терезополис, залитый ярким солнечным светом, и по частям раскрывалась величественная панорама горной страны. Я стоял немного выше оригинального узкого и остроконечного пика, получившего у бразильцев название «Деде де-деус» – «палец божий». Видно было, как леса мощной курчавой пеленой одевают низкие части хребтов и склонов, как потом лес становится ниже, как, наконец, уже в форме кустарника всползает на крутой гребень у основания «пальца» и далее уже не идет.
По пути вниз мы собирали гербарий, брали образцы почвы и древесины. Материала набралось так много, что пришлось устроить склад. Потом рабочие взяли двух лошадей с привьюченными к седлу ящиками и доставили наши сборы вниз, в домик для гостей, куда мы возвратились лишь к ночи следующего дня.
Мы подружились с нашими рабочими и узнали от них очень много интересного о свойствах разных видов деревьев и жизни тропического леса.
Разговор у нас шел через переводчика, которого мы взяли с собой из Рио. Он родился в Бразилии, а русский язык знал от родителей, которые выехали в Америку, спасаясь от гнета польских помещиков в начале этого столетия. В поисках лучшей доли они покинули родное местечко на Западной Украине, ныне воссоединенной со всеми землями в советской Украине. Теперь родители переводчика приняли советское подданство и ждали разрешения вернуться на родную землю свободной социалистической страны.
Наши рабочие оказались замечательными знатоками леса. Они рассказывали нам, какие плоды съедобны, какие не пригодны в пищу или ядовиты. Они сообщали нам местные названия деревьев. Иногда кто-нибудь из них затруднялся сразу назвать дерево. Тогда они совещались вдвоем, делали на стволе засечку топором, нюхали свежую древесину, разглядывали листья, даже пробовали их на вкус. Достать листья и цветки со взрослого дерева здесь почти невозможно: кроны высоко, на 20–25, а то и на 40 метров от земли. Но наши помощники почти всегда находили молодое деревцо того же вида, с которого и можно было взять в гербарий хотя бы листья.
Обитатели гилеи
Очень часто мы видели в лесу крохотных птичек – колибри. Оперение их чрезвычайно яркое, со множеством оттенков. В полете они более похожи на ночных бабочек бражников, чем на птиц. Колибри так часто машут крылышками, что они, эти крылышки, почти незаметны в сумраке гилей: кажется, что в воздухе с огромной быстротой проносятся какие-то сигаровидные тельца с длинными изящными клювиками.
Колибри питаются душистым соком цветков.
Многие виды колибри питаются душистым соком цветков. Этих птичек почти всегда можно видеть вокруг цветущих ветвей деревьев или лиан. По большей части колибри не садятся на ветку, а «стоят» в воздухе и ловко запускают свой клюв внутрь крупных цветков. Совсем как бражники, которые любят лакомиться нектаром душистого табака, раскрывающего на ночь свои ароматные венчики.
На Амазонке водится сумеречная бабочка макроглосса (Macraglossa titan), размером несколько меньше колибри. Бабочка летает точно так же, как колибри, и точно так же останавливается перед цветками, чтобы своим хоботком высасывать из них сок. Только хорошо присмотревшись к ним, удается различать их на лету.
Сходство бабочки и колибри поражает, даже если сравнивать их, держа обеих вместе в руках. Местные жители вполне убеждены, что… одна превращается в другую! Наблюдая превращение гусеницы в бабочку, они полагают, что нетрудно и бабочке превратиться в птичку!
В нижней зоне леса мы изредка видели обезьян. Чаше всего они находились очень высоко над землей, среди переплетавшихся между собой ветвей, по которым легко и путешествуют по всему лесу из края в край. По особому шороху в ветвях наши бывалые рабочие-«лесовики» узнавали, что где-то высоко над головой пробирается мартышка. Они иной раз «окликали» обезьян особым, непередаваемым звуком, и те что-то тараторили «в ответ», предпочитая всё же поскорее удрать подальше. В некоторых районах Бразилии жители приручают обезьян и держат их дома, как кошек или собак. В других же местах страны на обезьян охотятся и употребляют их в пищу. Понятно, что обезьяны избегают встреч с людьми.
Тропические леса изобилуют змеями, часто очень ядовитыми. В большинстве случаев змеи кусают людей в сумерки и ночью, когда выползают за добычей. От укусов змей страдает беднейшее население, не имеющее обуви. Ведь укус змеи редко приходится выше колена, чаще же – немного выше щиколотки.
Среди государств Нового света Бразилия занимает первое место по числу жертв от укусов змей. Статистика ежегодно регистрирует до пяти-пятнадцати тысяч случаев укуса людей ядовитыми змеями. Из них до пяти тысяч случаев кончаются смертью.
В бразильском городе Сан-Пауло есть специальный институт, в задачи которого входит борьба с последствиями змеиных укусов. Но что может сделать этот институт, если он расположен на юге страны, за тысячи километров от областей, где змеи распространены особенно сильно? А главное, – в Бразилии очень мало врачей, – четвертая часть населения вообще лишена медицинской помощи. Ясно, что какие бы хорошие рецепты ни разрабатывал институт, их некому применить…
«Белые и цветные»
К исходу четвертого дня мы спустились вниз. Заботливый доктор Жил прислал нам восьмиместный пикап-лимузин, дожидавшийся нас в том месте, где начиналась автомобильная дорога. Мы, разумеется, пригласили в машину и наших помощников – тех двоих «цветных» рабочих, которые так хорошо знали тропический лес. Но они отказались. Один уж было решился последовать нашим настойчивым приглашениям и стал усаживаться в машину, но второй что-то сказал ему, и оба они пошли пешком. А идти оставалось добрых пять километров, наступала ночь, и оба они сильно устали.
Переводчик разъяснил нам: «цветным» не полагается ехать вместе с белыми, да и для нас, дескать, это, по здешним порядкам, «нехорошо»…
Итоги вашей работы в лесах заповедника: три цинковых ящика гербария, два мешка почвенных образцов и древесины, ящик и большой пакет с живыми растениями.
Утром к завтраку пришел Жил. Мы рассказали ему о густой сети государственных заповедников у нас в Советском Союзе, охватывающих все природные особенности нашей страны. Он был искренне поражен, когда мы стали перечислять заповедники, которые приходили на память.
Еще более удивился Жил, узнав, какая большая научно-исследовательская работа проводится в наших заповедниках. Он жаловался, что до сих пор в бразильской науке очень сильно немецкое влияние. Впрочем, за последнее время немцев усиленно вытесняют янки. Ученых же бразильцев очень мало.
Жилу очень хочется посетить СССР, так как от многих иностранцев он слышал, что наука в России развита очень высоко. Он давно добивается командировки, но по неизвестным для него причинам в Министерстве земледелия, которому он подчинен по службе, ему обещают научную командировку только лишь в США.
Почти до полудня затянулась наша беседа. Наконец, после традиционной чашечки кофе, мы распрощались с приветливым директором Национального парка.
Возвращаться в Рио удобнее было не поездом, а в машине. В наше распоряжение Жил предоставил тот самый пикап-лимузин, что встретил нас накануне в лесу. Убрав две задние скамейки, мы смогли разместить наши коллекции. Жил сконфуженно передал нам через переводчика, что бензина в баке может не хватить до Рио. Я тотчас ответил, что бензин «берем на себя».
Мы поехали в Рио не вдоль железной дороги, а через лежащий неподалеку городок Петрополис, соединенный со столицей совсем недавно законченной автострадой.
На выезде из Терезополиса шофер остановил машину и о чем-то заговорил с нашим переводчиком. Оказалось, что водитель спрашивает, у какой фирмы мы хотим взять бензин. Шоферу важно было купить горючее у той фирмы, где он был постоянным клиентом. Он хотел бы заправиться у Форда.
…Водитель затормозил у бензоколонки.
– Ну, Форд так Форд, – согласились мы. Нам-то это было безразлично.
Вскоре наш водитель затормозил у бензоколонки с большой вывеской: «Ford».
На противоположном углу – тоже бензоколонка, но уже «Esso». На остальных углах перекрестка еще по фирме, предлагающей горючее: «Texas» и вездесущий «Shall». Все четыре конкурента на одном перекрестке! Понятно беспокойство шофера: тут не скроешься от взора Форда, если вдруг вздумаешь купить горючее у Шелла. В порядке поощрения постоянного клиента рабочие бензоколонки бесплатно вымыли, – вернее, окатили водой нашу машину.
Петрополис немного больше своего соседа Терезополиса. Это тоже дачный городок, изобилующий богатыми виллами.
На одной из площадей Петрополиса мы увидели стоянку извозчиков. А на другой стороне площади ждали пассажиров такси. Пароконные экипажи на дутых шинах были вычурно разукрашены, извозчики одеты как-то театрально. В Петрополисе извозчики сохраняются для развлечения, как своего рода музейная редкость.
Дорога аристократов
За городом, лежащим в межгорной долине, широкая лента автострады легко взбегает на хребты, пересекает овраги и ущелья, прорезает голые скалы либо теряется в гуще тропического леса.
Содержать дорогу в хорошем состоянии довольно трудно. После каждого ливня автостраду то в одном, то в другом месте либо размоет горным потоком, либо завалит глыбами камней, либо занесет смытой со склонов почвой.
С дороги открываются великолепные виды на горную страну, на ее долины с фермами и дикие ущелья, затканные густой сеткой лиан.
Мне особенно понравились те участки, где шоссе как бы отсекает куски горных склонов. Здесь можно наблюдать в разрезе всю сложную структуру тропического леса. Хороши также скалистые участки, где к голому камню приросли роскошные бромелии, а сверху иной раз свисает расцвеченная огненными цветками кустарниковая ползучая лиана кортисейра (Erythrinia Crista-galli из семейства бобовых).
Автострада Рио – Петрополис разрекламирована во всех путеводителях и на уличных щитах. Но эта «виа маравильоза» (прекрасная дорога) доступна лишь владельцам дорогих лимузинов. Автобусы и грузовики ходят в Петрополис по другой дороге.
При въезде на автостраду со стороны Рио стоит специальный пикет. Полицейские останавливают все дешевые автомобили и жезлом указывают им путь на грузо-пассажирское шоссе. А всех, кто доедет до полисменов на плохом автомобиле со стороны Петрополиса, блюстители порядка штрафуют. Не будь на пикапе заповедника жестянки с надписью «Управление лесов», мы не избежали бы этой кары за проезд в полугрузовом автомобиле.
На полпути до Петрополиса воздвигнут не менее рекламируемый, чем автострада, Китандинья-отель.
Компания владельцев Китандиньи в рекламных книжечках извещает: «В отель Китандинью ведет дорога цветов». Действительно, близ этой гостиницы на нескольких километрах вдоль асфальтового полотна насажены гортензии…
Миновав Китандинью, дорога идет уже всё время вниз к океану. Горы снижаются и отступают всё дальше назад. Исчезают увитые лианами деревья, начинаются банановые плантации, болотистые низменности, воздух теряет свежую сырость горных лесов. «Аристократическая дорога» соединяется с пригородной магистралью, лимузины вливаются в общий транспортный поток, направляющийся к городу.
Мы снова мчимся вдоль лачуг городской окраины, раскинутых на приморской низине. После чистого, прозрачного горного воздуха трудно вдыхать тяжелые испарения океана, смешанные с копотью фабричного предместья.
БОГАТСТВО И НУЖДА
Страна золотых плодов
В начале июня в Рио стали съезжаться все участники советской экспедиции. Каждый привозил уйму материалов и впечатлений, каждому было о чем рассказать.
Пришло известие, что «Грибоедов» снялся с якоря в бухте Баие и следует в Ангра-дос-Рейс, чтобы забрать имущество астрономической группы, уже доставленное из Араша.
Оказалось, что участники экспедиции, оставшиеся на борту «Грибоедова», наблюдали затмение при безоблачном небе. А предполагалось, что именно в Баие ничего не удастся увидеть. По многолетним данным, в Баие в мае бывает 27–28 дождливых дней и только 3 ясных. Подобно тому, как в Араша затмение пришлось на один из очень немногих пасмурных майских дней, в Баие природа «приурочила» к затмению один из трех ясных дней. Действительно, с момента прибытия «Грибоедова» в бухту Баия и до самого дня затмения, 20 мая, шли непрерывные дожди.
Основной задачей корабельной группы ученых было проведение наблюдений над радиоизлучением Солнца. Ученые вели эти наблюдения с помощью особой антенны, улавливающей радиоволны, излучаемые Солнцем.
Возвратились на самолете из Сан-Пауло Борис Константинович Шишкин и руководитель нашей экспедиции – Александр Александрович Михайлов. По приглашению Комитета советско-бразильской дружбы, они выступали там с докладами о советской ботанической науке и о достижениях советской астрономии.
Бразильская интеллигенция впервые услышала от наших ученых об успехах науки в Советском Союзе. Впервые узнали бразильцы и о тех варварских разрушениях, которые причинили немецко-фашистские захватчики Пулковской обсерватории и Ленинградскому ботаническому саду – всемирно известным крупнейшим научным учреждениям.
Бразильские ученые узнали об огромном размахе научно-исследовательской деятельности в нашей стране. Многие передовые бразильские ученые в печати и устно восхищались тем вниманием, которое в нашей стране оказывается науке. Наша экспедиция на «Грибоедове» была тому неоспоримым свидетельством. В то время как советское правительство снарядило большую экспедицию за океан, выделив для этого специальный корабль, бразильские астрономы совсем не получили средств, чтобы наблюдать солнечное затмение.
Борис Константинович совершил интересную экскурсию. В окрестностях города Сантос он познакомился с флорой морского побережья. Он посетил также рестингу. Так называют здесь полосу океанского побережья, покрытую песчаными дюнами, где развивается очень своеобразная растительность. В рестинге произрастает карликовая пальма гурири (Diplothemium maritimum). Здесь можно увидеть оригинальный кактус, носящий название – «монашеская голова» (Melocactus violaceus), дерево кажоэйро, дающее уже знакомые нам замечательные плоды кажу, и многие другие растения, которые нигде больше не встречаются.
Сергей Васильевич Юзепчук доставил из Бани ящик семян и множество предметов, которые изготовляются местными жителями из растений. Он привез нам для пробы манго. В Баие разводят очень много сортов этого замечательного плода.
Сочная мякоть манго настолько нежна, что ее можно принять за сливочное мороженое или крем. Это, конечно, лишь внешнее сходство. Вкус манго – совсем особенный, я бы не рискнул его сравнивать с чем-либо. Это вкус манго.
Манго очень трудно перевозить и сохранять. Через два дня после того, как Сергей Васильевич купил свежие плоды на базаре, некоторые из них уже начали портиться. Еще через два дня они уже совсем не годились в пищу.
В Баие Сергей Васильевич несколько раз посещал находящийся там институт какао. В музее этого института собраны все материалы, связанные с культурой шоколадного дерева в Бразилии: представлено всё сортовое его разнообразие, образцы почв, вредители из мира насекомых. Тут же можно видеть и образцы различных продуктов, изготовляемых из плодов какао. До недавнего времени употреблялись в пищу только самые семена, а мясистая мякоть – пульпа плода – выбрасывалась. Теперь же выведены несколько разновидностей дерева какао, у которых пульпа также пригодна для еды.
Дерево какао, или шоколадное дерево (Theobroma cacao из семейства стеркулиевых) – уроженец тропических лесов Амазонки. Там оно растет в виде небольшого деревца с цельными овальными, очень нежными листьями. Цветет мелкими белыми цветками, которые развиваются не только на крупных ветвях, но и прямо на стволе. Крупный ребристый плод какао достигает 30 сантиметров в длину и 10 сантиметров в поперечнике. По форме он напоминает крупный ребристый огурец. Плод содержит от 25 до 60 красновато-коричневых семян. Они и доставляют ценнейший продукт, служащий для приготовления какао и шоколада.
Индейцы с давних пор употребляли семена какао для приготовления бодрящего напитка. Весьма вероятно, что коренные обитатели Южной Америки пользовались не только готовыми дарами природы, но и разводили дерево какао.
Какао.
После открытия Америки какао стало известно европейцам. «Золотые плоды» начали вывозить в европейские страны. Плантации какао появились не только на родине замечательного дерева, но и в Африке, и в Азии, куда семена завезли из Южной Америки.
Бразилия долгое время занимала первое место в мире по сбору какао-бобов. Но потом ее обогнали плантаторы Золотого Берега в Африке, где под какао заняты огромные площади.
Шоколадное дерево можно разводить только в тропиках. Нежное растение погибает не только от заморозков, но от снижения температуры до + 10–12°.
И в Африке, и в Южной Америке плантаторы нещадно эксплуатируют рабочих, занятых выращиванием и сбором какао. Выдающийся бразильский писатель Жоржи Амаду, лауреат международной Сталинской премии мира, в своей книге «Земля золотых плодов» хорошо показал труд и быт на плантациях какао:
«Какаовые плантации для этих людей всё: работа, дом, развлечения, а зачастую и кладбище. Ноги батраков похожи на корни. Клейкий сок какао, этот мед, впитывающийся в кожу, никогда не отмывается, образуя корку, похожую на кору ствола. Из-за лихорадки у всех рабочих желтый цвет лица, напоминающий цвет какао хорошего урожая. Так сказано в песне, которую поет негр Флориндо, собирая какао:
Коричневая кожа, коричневая кожа!
Ты на какао так похожа…
Увы, моя мулатка!
Мне жить совсем не сладко,
Хоть я тружусь, как вол.
Негру Флориндо недавно исполнилось двадцать лет. Он здесь родился и никогда не покидал плантаций. Он друг Варапау, и мулат думает прихватить его с собой, когда решится бежать. Негр Флориндо силен, как слон, и добр, как дитя…
За работой он поет. Его сильный и печальный голос, взмывающий над плантациями, уносит ветер. Он рассказывает о жизни людей на земле какао. Много людей живет за счет какаового дерева. Экспортеры – некоторые из них даже никогда не видели плантаций; могущественные и богатые помещики – хозяева земли; адвокаты, врачи, агрономы, прокуроры; надсмотрщики – самые подлые в мире люди; рабочие, которые собирают какао, сушат бобы, подрезают деревья. Самые бедные из всех – батраки, они фактически никогда не получают заработной платы. Голос негра Флориндо рассказывает о жизни негров, мулатов, белых, гнущих спину на плантациях. Песня эта не имеет автора, никто не знает, кто ее написал, как она родилась. С той поры, как завоевали всю землю и рабочие потеряли надежду приобрести и засадить клочок земли, возникла эта песня и стала популярной на плантациях:
Так от восхода до заката
Я на плантации тружусь.
Пусть будет урожай богатым,
Но я на нем не разживусь.
И как живется мне несладко,
Лишь знаешь ты, моя мулатка!»…
