Текст книги "Солнечная сторона улицы (сборник)"

Автор книги: Леонид Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Пугало

Огородные пугала стояли по всему поселку. В сарафанах и ярких рубашках, с ведрами, горшками и мисками на голове; в руках у них болтались бумажные вертушки, бутылки, консервные банки и разные склянки. Эти штуковины трещали и звенели, но птицы не обращали на них никакого внимания: летали, где вздумается и клевали что хотели; некоторые даже садились на пугала и, как бы посмеиваясь над ними, чистили клюв.

Самое огромное пугало стояло в огороде Поляковых – оно напоминало разбойника: в драных широченных брюках, в лохмотьях от телогрейки и дырявой соломенной шляпе; на лице – наволочке, набитой опилками, чернели глазищи-пуговицы и усы из шнурков; в руках палка – не пугало, а вылитый разбойник.

Таким же разбойником, даже бандитом, выглядел поселковый мальчишка Славка – конопатый, с растрепанными, как мочалка, волосами, весь в царапинах и ссадинах.

Целыми днями Славка шастал по поселку в поисках приключений; за ним неотступно вышагивала его младшая сестра Аленка – она выполняла роль оруженосца и загонщика. Когда Славка охотился на ворон, Аленка собирала камни для рогатки и обходила птиц стороной, пугала их и гнала к засидке брата. Когда Вовка сбивал чужие яблоки, Аленка стояла на стреме и предупреждала об опасности. Эта дошкольница внешне была – копия брата, и в ней тоже угадывались кое-какие разбойнические наклонности – то и дело показывала мне язык.

Ну а Славка с нами, дачниками, говорил откровенно насмешливо. Однажды сказал:

– Поляково пугало ночью по огороду бродит и гудит.

– Не верю! – сказал я.

– Заливай больше! – хмыкнул Вовка, тоже дачник.

– Не верьте, пожалста, – Славка разлегся на траве и начал жевать травинку.

– Ты что, видел? – спросили мы с Вовкой.

– Если б не видел, не говорил. Вчера полез к ним за клубникой, а оно как бросится на меня! Еле удрал.

– Вот фрукт! – сказал Вовка. – Дурака валяет. Думает, мы маленькие.

– Не верьте, пожалста, – Славка пожал плечами. – Но лезть не советую.

– А мы нарочно слазим, – сказал я.

– Ну слазьте, слазьте, – усмехнулся Славка. – Я посмотрю, как вы драпака дадите.

– Не смеши! – сказали мы с Вовкой. – Сегодня же ночью полезем.

– На спор? – Славка прищурился.

– На спор!

– Встретимся в двенадцать ночи у их сарая, идет? – сказал Славка.

– Идет, – ответил Вовка, а я кивнул.

С вечера мы с Вовкой забрались на наш сеновал. Стали ждать полночи. Ждали, ждали и не заметили, как уснули. Проснулись от стука – кто-то бросал голыши в окно.

– Наверно, Славка зовет, – вскочил Вовка.

Мы выглянули наружу, но Славку не увидели. Слезли с сеновала, обошли двор – никого не обнаружили. А вокруг темнота, и ветер какой-то, и в старицах шлепают лягушки.

– Пойдем к поляковскому сараю. Может, он там, – предложил Вовка.

Еще на сеновале, как только послышался стук, мне расхотелось идти к пугалу, а в этот момент – и подавно, но отговаривать Вовку я все же не решился и, поеживаясь, проговорил:

– Пойдем.

Мы подошли к поляковскому сараю, но Славки и там не было.

– Дрыхнет, – сказал я.

– Может, он в огороде? – откликнулся Вовка.

Мы пролезли в дыру между изгородью и сараем, и очутились на грядках. Стало тихо. В глубине огорода чернело пугало.

– Пошли, – подтолкнул меня Вовка.

– Угу, – выдавил я.

Прижавшись друг к другу, мы стали подкрадываться. Внезапно я почувствовал, как Вовка дрожит.

– Ты что дрожишь? – прошептал он.

– Это ты дрожишь, – пробормотал я.

Дальше мы поползли, не отрывая глаз от пугала. С каждым ползком пугало увеличивалось; мы уже различали его глазищи и усы, слышали шелест лохмотьев, позвякивание бутылок… И вдруг – то ли мне показалось, то ли на самом деле, но неподвижный истукан качнулся. Я замер; по спине пробежали мурашки.

– Ты что? – шепнул Вовка.

– О-он шатнулся, – еле пролепетал я.

– Ты что, рехнулся? Я ничего… – Вовка не договорил. Пугало явственно закачалось и вдруг… загудело, взмахнуло палкой и пошло на нас.

Мы заорали и бросились назад, к сараю. А оно – за нами, и все гудит. Вовка первым оказался у дыры, полез да застрял. Я пихнул его, но поскользнулся и упал. А пугало уже почти подбежало, уже занесло палку, чтобы ею огреть меня по голове, и вдруг как крикнет:

– Попались, голубчики!

И мы сразу узнали Славкин голос…

– Думаешь, мы испугались? – сказал Вовка, когда Славка вылез из пугала. – Дудки! Нам совсем не было страшно.

– Нисколечко! – добавил я, стряхивая землю и незаметно вытирая слезы.

Водолейщик

По вечерам все поливали огороды. Колонка находилась в центре поселка; из нее била мощная водометная струя. Колонку называли «водокачкой» и считали самым важным поселковым сооружением. От колонки к домам вели водоотводные канавы для стока, и в каждом саду была водоемкая яма, чтобы не ходить с ведрами на колонку и чтобы вода за день нагревалась. Водоносные канавы называли «каналами».

Были и старые канавы с запрудами, от которых тянулись протоки в старицы – топкие водоемы, заросшие травой и затянутые тиной – царство тритонов, лягушек и водомерок.

Две-три старицы имели приличные размеры – в них мы купались и катались на плотах, а в одной даже ловили карасей – когда-то кто-то выпустил мальков и они расплодились. Эту последнюю старицу-озеро время от времени очищали от водяных растений – она служила водохранилищем на случай пожара.

Вовка был смотрителем каналов-водоводов; то и дело углублял их русло, водомерным шестом измерял ямы, справедливо распределял водосброс, открывая одни и закрывая другие «шлюзы» на водоотливных рукавах. Это была ответственная работа; не зря Вовку уважительно называли водолейщик, а то и – водовик, водовод.

Вовка знал все: какой канал водостойкий, водопадистый, какой водопойный, то есть слишком впитывающий водоток; в какой яме вода синяя, с водоворотами, в какой – темная, стоячая, в какой – ржавая, железистая, в какой «цветет», то есть позеленела от микроорганизмов.

– Самое трудное после дождей, – объяснял Вовка дачникам. – Тогда в ямах начинается разлив, наводнение. Приходится делать отводные каналы, водорытвины.

Многие взрослые считали, что из Вовки получится великий строитель каналов.

– Вы правы, но не вполне, – говорил дачник дядя Юра, который в молодости служил на флоте, а последние годы работал мастером на заводе. – Из него может получится отличный моряк или водолаз, или спортсмен-пловец. У него совершенно отсутствует водобоязнь.

В самом деле Вовка любил воду, он был настоящий водолюб: с утра обходил свои владения, босиком шлепал по каналам, вброд пересекал старицы; домой приходил мокрый, в тине и ряске. Вовкина мать жаловалась посельчанам:

– У всех дети как дети, а у меня не сын, а водяной.

– Вы совершенно неправы, – говорил дачник дядя Юра. – Ваш сын занимается крайне важным делом, без него цветущие огороды так пышно не цвели бы.

Два летних сезона Вовка «работал» водолейщиком, но затем в поселке провели водопровод и на участках установили краны; надобность в каналах отпала, вскоре они заросли травой, а ямы пересохли и осыпались.

Вовка оказался не у дел, но он быстро нашел себе новое занятие – его потянуло в небо. Он стал клеить воздушных змеев, строить планеры, причем, запускал свои летательные аппараты с деревьев: забирался на самую верхушку и запускал.

Посельчане почему-то не заметили нового увлечения Вовки и по-прежнему при встрече спрашивали:

– Как сегодня водичка? Теплая или холодная? – при этом уже почему-то называли Вовку водовозом.

Некоторые интересовались:

– Когда станешь моряком, покатаешь на своей посудине?

Кое-кто заходил слишком далеко:

– Когда построишь канал-то, великий водный путь? Из Подмосковья в Европу? Хочется сплавать, посмотреть другие страны!

Вовка отмалчивался, но чаще объяснял, что решил стать летчиком. Этих посельчан на место ставил дядя Юра.

– Давно пора закончить эти водянистые разговоры, – говорил он. – Вы назначаете капитана на уже затонувший корабль. Все в жизни течет, все меняется, как проточная вода. Я тоже был моряком, теперь – мастер на заводе. Почему водолейщик не может стать летчиком? Отличным летчиком или парашютистом, в крайнем случае – строителем-верхолазом?! У этого паренька совершенно отсутствует боязнь высоты.

Ягоды

Славкин отец работал путевым обходчиком. По утрам снимал с вешалки китель, драил на нем металлические пуговицы, пока они не начинали блестеть, как прожекторы, затем брал молоток с длинной ручкой, кожаную сумку и шагал по шпалам до следующей станции; заметит, болт ослабился, подтянет; увидит трещину на рельсе, ставит метку, чтоб заменили.

Славкина мать, тетя Клава, знала массу интересного про ягоды. Как-то мы со Славкой увязались за ней в лес – собирать малину; набрали по бидону сочных, покрытых пушком, ягод; заодно наелись костяники – прозрачных капель с темными косточками внутри; внезапно набрели на россыпь голубики, и тетя Клава звонко воскликнула:

– Сейчас станем пьяными!

– Почему? – спросил я.

– Да потому, что голубика всегда растет у багульника – вон его раскидистые кусты. А багульник дурманит. Пособираешь голубику, и голова закружится. Потому и называют голубику пьяникой.

Мы со Славкой съели по пригоршни притуманенных ягод и, в самом деле, почувствовали головокружение. Да такое сильное, что весь обратный путь шли зигзагами…

Я вспомнил выражение отца насчет пьющих мужчин и возомнил себя совершенно взрослым. Славка толкнул меня локтем, подмигнул – наверно, тоже сразу повзрослел; и мы оба испытали друг к другу глубокое чувство товарищества. До самого поселка я шатался и хихикал, и откуда-то издалека слышал голос тети Клавы:

– В следующий раз пойдем на болото. Самые полезные ягоды растут на болоте. Взять клюкву. Ее и сушат и мочат, и добавляют в пироги, в квашенную капусту. И делают из нее конфеты и наливки, сиропы и кисели… А морошка! Самая красивая ягода. Вся золотистая, вкуса печеного яблока. Какие из нее варенья! Пальчики оближешь!

На террасе у тети Клавы висели гроздья рябины и бузины. Из рябины тетя Клава делала варенье и лекарства, бузиной счищала нагар в самоваре и красила платья. Все женщины в поселке приносили к тете Клаве красить платья. Зачадит таганок в их саду – значит, тетя Клава начала свое варево. Набросает в котел кисти бузины и туда же опускает платье. Слабо протравит ткань – зеленая и синяя получится, а сильно – будет пурпурный цвет.

В саду деда Дениса сливовые деревья просто сгибались под тяжестью ягод. Ягоды висели крупные, лилово-сизые, точно заиндевевшие. Однажды я ходил вдоль забора и думал, как бы залезть в сад и стянуть несколько слив. Все ходил и думал, как бы незаметно это сделать, чтобы дед Денис не проснулся – он сидел посреди сада на скамье и дремал, его совсем разморило на солнцепеке.

Долго я топтался у забора, глотал слюни, но так и не решился проникнуть в сад. И уже собрался уходить, как вдруг дед окликнул меня.

– Ну-ка, поди сюда! На-ка, возьми, – и протянул мне целую миску слив.

Я поблагодарил, вышел за калитку, стал уминать ягоды. Внезапно объявился Славка, за ним, как тень, – его сестра Аленка.

– Что это у тебя? Сливы? – схватил несколько штук. Потом замер. – Где взял? У деда Дениса стащил?

Я объяснил, как было дело.

– Врешь! – прищурился Славка.

– Врешь! – пискнула Аленка и взяла из миски сливу.

Я снова объяснил, что мысли «стащить» у меня были, но все разрешилось само собой и поклялся, давая понять, что совесть моя чиста.

– Смотри! – пригрозил Славка, хапая новую партию слив. – Мы к деду Денису не лазим.

– Почему? – удивился я. – Сливы отличные.

– Почему, почему! Дед Денис кто? Фронтовик! Соображать надо! К Поляковым и Васильковым – пожалста. А к деду Денису ни-ни!

– Ни-ни! – повторила Аленка и выплюнула в мою сторону косточку.

Васильковы, дядя Юра, туман и прочее

Напротив нашего палисадника через дорогу находился палисадник Васильковых. Братья Васильковы отчаянно палили в меня из деревянных пистолетов. Но еще более отчаянно палила их сестра – Ольга. Раза два она даже кинула в наш палисадник гранату – пакет с дорожной пылью. Ольга была предводителем армии Васильковых; братья выполняли все ее приказы.

Я воевал с Васильковыми в одиночку, но мой пистоночный наган стрелял без промаха. Однажды я прицелился в Ольгу, но в это время, как назло, мимо шел дачник дядя Юра. Я бахнул, и он вдруг… упал. У меня по лицу прошел жар, а внутри все заледенело.

Я выбежал на дорогу, наклонился над дядей Юрой, а он не дышит. «Вот это да!» – мелькнуло в голове, меня охватило сильнейшее волнение.

– Дядь Юp! – зову. – Я же понарошку!

– Ничего не понарошку, – говорит он, не открывая глаз. – Убил ты меня наповал.

– А что же вы тогда разговариваете? – спрашиваю.

– Еще не умер, умираю только, – дядя Юра поднялся, нахмурился. – Теперь твоя пуля надолго в моей душе… И когда только кончатся эти войны?! – отряхивая брюки, он направился к платформе.

Ни к вечеру, ни на следующий день дядя Юра не появился. Мне стало тревожно не на шутку. Братья Васильковы пытались начать перестрелку, но я даже не посмотрел в их сторону. Обошел весь поселок и незаметно подкрался к дому дяди Юры, а в его палисаднике – Ольга; кормит печеньем Тумана, собаку дяди Юры, что-то ей говорит, почесывает за ушами. Заметила меня и сказала:

– Дядя Юра притворщик и насмешник. А Туман хороший. Когда он был щенком, мы с ним пошли на озеро. Он еще не видел столько воды, подумал, что это синий луг и побежал… А его лапы утонули. Он обернулся, посмотрел на меня, ничего не понимает… Я научила его плавать… Больше всего ему понравилось, что на озере воду можно пить сколько душе угодно, не то, что в миске… Хочешь, пойдем с Туманом гулять?..

Мы пошли с Туманом по поселку. Туман был невероятно доволен: вышагивал, высоко задрав голову, улыбался, высунув язык.

Вскоре к нам присоединились Ольгины братья; они то и дело гладили собаку, а мне объясняли, что мать Тумана живет в конуре у платформы, а его отец – в соседнем поселке; весь день ходит вокруг озера, гоняет ворон и лягушек, а ночует на клумбе посреди того поселка.

К вечеру неожиданно появился дядя Юра. Увидев нас с Туманом, усмехнулся:

– Я смотрю тишина в поселке, думаю – значит война кончилась. Наконец поживем спокойно.

РАССКАЗЫ О ЖИВОТНЫХ

Плутик

Мать купила мне хомяка, когда я перешел в третий класс; принес зверька домой, пустил под стол, а мне ничего не сказал. Вечером я сел делать уроки, вдруг слышу – в углу кто-то шуршит. «Неужели, – думаю, – у нас мыши завелись?» Потом смотрю – занавеска зашевелилась и по ней прямо на стол влез маленький пушистый зверек. Розовато-серый, щекастый, с глазами-бусинками. Увидев меня, зверек очень удивился, встал на задние лапы и замер. Так мы и смотрели друг на друга, пока за спиной я не услышал голос матери:

– Ну как, хороший Плутик?

– Хороший, – сказал я. – Но почему Плутик?

– Он мало того что прогрыз карман моего пальто, еще и в подкладку спрятал монеты. Плут, не иначе.

Я поместил Плутика в клетку для птиц. По совету дяди внутри клетки привязал пластмассовую трубку наподобие градусника, налил в нее воды; рядом положил морковь, печенье, насыпал семечки, орешки, а в углу устроил подстилку из ваты. Но Плутику этого показалось мало. Он натаскал в клетку газет, долго комкал их, укладывал на вату. Потом залез под них и проверил – удобная ли получилась спальня? Видимо, остался доволен своей работой, потому что стал запихивать орехи и семечки за щеки и относить под газеты.

Клетку я поставил на стол и оставил открытой, чтобы Плутик мог спокойно разгуливать по комнате. У него был излюбленный маршрут: из клетки подбегал к креслу, которое стояло у стола, спускался по нему на пол и бежал вдоль плинтуса до занавески. По ней карабкался на стол и снова входил в клетку. Все, что ему попадалось по пути, тащил в свой дом. Он был запасливый, хозяйственный.

По утрам, проснувшись, Плутик делал гимнастику – вытягивал задние лапки, обнажая крохотные розовые подушечки; потом прихорашивался – умывал мордочку, разглаживал шерстку на животе. Приведет себя в порядок, позавтракает и отправляется на прогулку «по петле», как я называл его маршрут.

Однажды Плутик с прогулки не вернулся. Я облазил всю квартиру, но его нигде не было. Вечером и мать включились в поиски нашего маленького жильца, но и втроем мы не смогли его найти – он просто-напросто исчез из дома.

– Скорее всего он пробрался в вентиляцию, – предположила мать. – Наверняка появится у кого-нибудь в квартире. Напиши объявление и повесь в подъезде.

Я тут же написал пять объявлений и наклеил их не только в подъезде, но и во дворе и на улице. А на следующее утро Плутика принес Иван Петрович, сосед из квартиры над нами.

– Сижу вечером, читаю газету, вдруг слышу писк, – начал рассказывать Иван Петрович. – Смотрю – кот играет с каким-то розовым шариком. Пригляделся, а это хомяк. Жена сказала, что он ваш, она читала объявление.

Я прижал к себе Плутика, внимательно осмотрел его. К счастью, кот не успел поцарапать моего дружка.

В тот же день я забил фанерой вентиляционную решетку.

Как-то мой приятель Вовка предложил поехать на рыбалку. Речка находилась на городской окраине, у последней остановки трамвая. Я решил и Плутика вывезти на природу.

– Пусть погуляет на травке, – сказал Вовке. – А когда будем ловить рыбу, посадим его в коробку.

Мы соорудили для Плутика переносной домик из картонной коробки и, кроме удочек, взяли на рыбалку перочинный ножик, чтобы накопать червяков, и спички, чтобы жарить рыбу на костре.

Был полдень, погода стояла замечательная и замечательным было наше настроение. Через час мы уже были на речке. Первым делом нашли ровную лужайку и, открыв крышку коробки, выпустили Плутика погулять. Увидев перед собой огромное зеленое пространство, Плутик немного растерялся; привстал на задние лапки, осмотрелся и вдруг заметил какого-то жука; потянулся к нему, но жук сразу уполз под лист подорожника. Потом Плутик заинтересовался кузнечиком; решил рассмотреть его поближе, а кузнечик как прыгнет! Плутик испугался и заспешил к коробке.

– Для первого раза ему хватит гулять, – сказал Вовка. – Давай накопаем червяков и будем ловить рыбу, а потом Плутика снова выпустим.

Мы закрыли Плутика в переносном домишке, накопали червяков и спустились к воде.

Часа два мы пытались поймать какую-нибудь приличную рыбу – окуня или плотву, но поймали только трех пескарей.

– Неважнецкий улов, – поморщился Вовка. – Будем жарить или отнесем коту Ивана Петровича?

– Жарить! – уверенно сказал я. – Кот чуть не съел моего Плутика.

Мы набрали сухих веток и запалили костер, и в этот момент я заметил, что домишко Плутика лежит на боку. Подошел, а крышка коробки приоткрыта. Заглянул в коробку, а Плутика нет. Я обошел лужайку, заглянул под каждый листок, но моего дружка и след простыл. Позвал Вовку и мы вдвоем расширили место поиска. Мы звали Плутика, посвистывали, причмокивали, больше часа искали его, обошли весь близлежащий берег – все без толку. А уже стало темнеть, на небе появились первые звезды.

– Без Плутика домой не поеду, – твердо заявил я. – Давай заночуем у костра, а утром начнем искать снова.

– Давай, – согласился Вовка.

В глубоком унынье мы присели у костра, как вдруг услышали шуршанье. Пригляделись – в темноте блеснули два огонька – это были глаза Плутика. Продираясь сквозь траву он шел к нам – шел на свет и наши голоса. Подошел, уткнулся в мою ладонь, стал зевать – он явно устал от долгой прогулки, и вообще выглядел испуганным, ведь трава для него была настоящим дремучим лесом.

– Ах ты беглец! – проговорил я, сажая Плутика в коробку. – Правильно говорит отец – ты настоящий плут.

Мы потушили костер и заспешили к трамвайной остановке.

В вагоне я держал коробку на коленях и руками крепко прижимал крышку, чтобы Плутик не смог ее открыть, но когда мы подъезжали к нашей остановке, я внезапно увидел сбоку коробки дыру. Открыв крышку, я обнаружил, что Плутик опять исчез. Мы с Вовкой забегали по вагону.

– Что вы ищете? Что потеряли? – спросила одна старушка.

– Понимаете, – говорю, – хомяк убежал из коробки.

– А какой он?

– Пушистый и маленький, с мышь.

Старушка заглянула под сиденье, и другие пассажиры стали смотреть себе под ноги. К нам подошла кондукторша; узнав, в чем дело, спокойно сказала:

– Ищите внимательней. Из вагона он никуда не мог убежать.

Мы облазили весь вагон, но Плутика так и не нашли. Я сильно расстроился – второй раз за день Плутик ухитрился нас провести.

Трамвай доехал до конечной остановки. Когда все пассажиры вышли, кондукторша сказала:

– Сейчас поедем в депо. Ночью в вагонах уборщицы будут прибираться и найдут вашего хомяка. Я сообщу о нем уборщицам. Так что, приходите завтра.

Я стоял в нерешительности – как можно вернуться домой без Плутика?!

– Иди, иди – подтолкнула меня кондуктор. – Уж скоро ночь, сейчас его все равно не найдете. А уборщицы найдут.

Дома я не находил себе места. Смотрел на пустую клетку и еле сдерживался, чтобы не заплакать. А утром чуть свет прибежал в депо, и сторож вручил мне Плутика… в большой стеклянной банке.

– Принимай путешественника, – сказал. – И в следующий раз грызуна в коробке не вози. Только в клетке. Или вот так, в банке.

С тех пор я вообще Плутика никуда не возил. Я понял – он домашнее животное и лучшее путешествие для него – «петля» по комнате.

Однажды, шагая по своему обычному комнатному маршруту, Плутик нашел на полу деревянную линейку. Это была для него слишком тяжелая вещь, но все-таки он полез с ней по занавеске. И для чего она ему понадобилась – непонятно. Ну не измерять же свое жилище?! Скорее, по привычке – я же говорю, он был запасливый, хозяйственный. Он уже долез до края стола, как вдруг сорвался и шлепнулся на пол. Подняв Плутика, я увидел, что у него на одной задней лапе содрана кожа, а другая сильно скрючена. Я встревожился и побежал в ветеринарную лечебницу.

Осмотрев Плутика, врач сказал:

– На одной лапе сильный перелом. Придется ампутировать. Но ты не огорчайся, ему ведь не надо прыгать. А ходить он и на трех сможет.

Так и стал Плутик инвалидом. Его рана быстро затянулась, и вскоре он уже гулял по своему маршруту, только теперь постукивая культей. И по этому стуку я всегда знал, где он находится.

Днем, когда я был в школе, Плутик чаще всего спал, а вечером, когда я садился за уроки, просыпался и обходил «петлю». Потом шебуршил, хозяйствовал в клетке. Он занимался своими делами, я своими. Случалось, мне не хотелось делать уроки, и я подолгу наблюдал за Плутиком. А он без устали, деловито все что-то перекладывал, прятал, прикрывал газетами, приводил свой внешний вид в порядок. Я смотрел на него, и мне становилось стыдно за свое лентяйство – Плутик как-то заражал меня трудолюбием.

Мы с Плутиком все сильнее привязывались друг к другу. После школы я уже не засиживался у приятелей, как раньше, а спешил домой. И Плутик скучал по мне. Мать говорила:

– Когда тебя нет дома, Плутик не выходит из клетки и ничего не ест.

Он прожил у меня два года. Лазил по клетке, ходил по «петле», смешно набивал полные щеки семечками и орехами, сосал воду из трубки-«градусника», делал запасы, обустраивал «спальню». Но с каждым месяцем все реже выходил из клетки, а потом и из «спальни» стал вылезать редко. Он спал все больше и больше и как-то незаметно однажды заснул навсегда.