Текст книги "Бархат и опилки, или Товарищ ребёнок и буквы"

Автор книги: Леэло Тунгал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Вечный партизан

Да, тата был совершенно прав, когда говорил, что с тётей Анне не соскучишься! Кросс по Старому городу был такой, что у меня не осталось и следа недовольства от напрасного ожидания в «Пярле», и даже тоска по дому стала не такой щемящей, как до этого. Конечно, жаль, что мы остались без мороженого, да и живот так подвело, что я бы, пожалуй, добровольно согласилась на жареную курятину с тушёной морковью – знаменитое блюдо тёти Анне, но ведь удирать от преследователя тоже чего-то стоило!

В Руйла, в школьном парке, старшие мальчики частенько играли в разведчиков, выслеживали друг друга. И в тех, кто был понарошке враг, они стреляли из самодельных деревянных ружей, крича «пиф-паф», и обменивались шапками и тужурками, чтобы их было не узнать, и, лазая по деревьям, издавали иной раз знаменитый клич Тарзана. Эти игры были только мальчишескими, и даже девочек постарше не принимали участвовать в них, не говоря о малявках вроде меня.

Самодельного деревянного ружья у тёти Анне не было, и воинственный клич Тарзана она не издавала, но основательным изменением своего вида она занялась: взяла взаймы у тёти Лийлии серый пыльник, который не сошелся у неё на груди, нашла в шкафу задней комнаты чью-то клетчатую шаль и закутала голову так, что только глаза выглядывали да нос торчал.

– Ах, не занимайся глупостями! – укоряла её тётя Лийлиа.

– Тётя Анне похожа на черепаху из книги о дядюшке Римусе! – одобрила я.

– Лучше бояться, чем потом каяться! – признала моя похожая на черепаху практичная тётя и добавила: – На всякий случай, Лийлиа, если со мной что-нибудь случится, – мои кольца и деньги в шкафу, где постельное бельё, в коробке с нитками и иголками, там корабль викингов на крышке.

– Неужто Анне в самом деле сцепилась с энкавэдэшником? – допытывалась у меня тётя Лийлиа, приводя в порядок свой ящик, в котором держала бигуди и щётки-расчёски, и засмеялась своим забавным смехом жестяной баночки. Потом махнула рукой и сказала:

– Ах, Анхен у нас паникёрша известная! Ни в жизнь не поверю, что энкавэдэшник начнет выслеживать женщину по всему городу из-за каких-то булочек… Ну разве скажешь, что Анхен лишена фантазии? Когда твой тата только ухаживал за твоей мамой, он однажды в субботу вечером не вернулся в Йыгисоо. Ясное дело, они же женихались, а мы с Анне были в тот вечер у папы с мамой. И тогда Анне принялась нам всем пилить мозги, что наверняка случилось неладное: или волки загрызли Феликса, или он, чтобы сократить дорогу, переходил по льду речку Йыгисоо, провалился под лёд и утонул…

– Неужели утонул? – испугалась я.

– Как же – утонул. Ты ведь потом родилась! – засмеялась тётя Лийлиа. – Ну, сначала мы посмеивались, но Анне постепенно всем так разбередила душу, что мама приняла валерьянку и не смогла ночью глаз сомкнуть, а наш папа утром всё глядел в окно и курил папиросы одну за другой. Меня тоже страх охватил – Феликс ведь такой отчаянный, а вдруг он и впрямь решил перейти речку по тонкому льду. Наконец папа решил идти в деревню и собирать мужиков с баграми… Ведь началась оттепель, и кое-где лёд действительно подтаял… Деревенские мужики шарили баграми и шестами в ледовой каше, и вдруг услыхали весёлый голос Феликса: «Бог в помощь! Вам помочь?» Ой, до чего же папа рассердился на всех! Самая большая головомойка досталась, конечно, брату. Но и мы с Анне долго не решались показываться в Йыгисоо – всякий раз папа нас попрекал, мол, а багры тоже с собой прихватили? Хотя я-то тут при чём.

– А где я была?

– Тебя тогда на свете не было, – услыхала я знакомый ответ. Конечно, это была наглая ложь, ведь я отлично помнила, что была всё время, но всякий раз, когда я не помнила какого-нибудь случая или места, мне говорили, что меня тогда вообще не было…

– Интересно, куда Анхен теперь запропастилась? – спросила тётя Лийлиа, взглянув на большие круглые настенные часы, и нахмурилась. – Мне домой пора. Отть приходит с работы и хочет есть… Не случилось ли чего?

– Может, тётя Анне теперь сама выслеживает того… в зелёном пиджаке? Он, похоже, хороший бегун… – предположила я.

Когда мальчишки играли в войну, всегда сначала одни с повязками из синей креповой бумаги на рукавах выслеживали тех, у кого были красные повязки, а затем сами удирали и прятались от красных.

– Похоже, ты тоже порядочная паникерша, – усмехнулась тётя Лийлиа. – Но фактически дело, видать, начинает принимать серьёзный оборот – и куда Анне так надолго пропала? Ведь всякое бывает: некоторых хватают прямо на улице и увозят в чёрных воронках… Коммунисты шуток не понимают – будь то женщины, или дети, или беспомощные старики – всех увозят в Сибирь, и ни одна собака не тявкнет.

– Мою бабушку Мари тоже увезли…

Тётя Лийлиа присела и заглянула мне в глаза.

– Ты помнишь это, Леэлочка?

– Мхмм! – хмыкнула я и кивнула, хотя бабушка Мари не возникла в этот момент у меня перед глазами. О ней говорили ведь так часто и признавали, что Мари сильная женщина, коль скоро и в восемьдесят четыре года в состоянии работать в сибирском колхозе, а другая бы даже не вынесла столь долгую дорогу в вагоне для скота… У мамы, когда говорили о бабушке Мари, всегда глаза влажнели. И особенно, когда вспоминали последние слова, которые бабушка сказала мне.

– Бабушка Мари сказала мне, когда её увозили: «Ты смеёшься, а я плачу – кто знает, увидят ли тебя ещё когда-нибудь мои глаза?» – гордо сообщила я тёте Лийлии. Я бы с удовольствием добавила: «А тебя тогда ещё не было», но это можно было приберечь на потом.

– А может, я, действительно, отнеслась к словам Анне слишком несерьёзно? – забеспокоилась тётя Лийлиа. – Я бы и впрямь могла сама сходить взглянуть, не подкарауливает ли тот тип где-то поблизости… Сама подумай, если её теперь вот так увезут, повязанную, как уборщица, клетчатым платком! И был ли у неё при себе паспорт?

Но едва тётя Лийлиа успела закурить очередную сигарету, как Анне ворвалась в дверь.

– Дымишь тут при ребёнке, как паровоз! – сердито крикнула она и стянула с головы чужой платок. – Я обошла площадь и возле «Пярла» тоже проверила – энкавэдэшник исчез. Похоже, опасность миновала!

– Ну я сразу тебе сказала, что всё не так и серьёзно! – усмехнулась тётя Лийлиа.

Однако Анне напомнила, что осторожность никогда не повредит, и сочла, что будет разумнее, если я на сей раз пойду ночевать к тёте Лийлии на улицу Юлазе.

– Никогда не знаешь, что эти энкавэдэшники задумали, – рассуждала она вслух. – А то явятся ночью и уведут меня вместе с ребёнком, что тогда Феликс скажет?

– Хочешь пойти ко мне? – спросила тётя Лийлиа. – У нас, правда, нет ни игрушек, ни детских книжек, но мы что-нибудь придумаем.

– Да почему ей не хотеть, – ответила за меня тётя Анне. – И мне будет легче всё сделать. Надо в посылку Эйно положить копчёное мясо, но его не разрешают посылать просто так, надо сходить в одно место, где на мясо поставят штамп, а там вечная очередь. И в почтовой конторе иной раз приходится стоять несколько часов, ребёнку это скоро надоедает, начинает капризничать.

Известное дело, стояние в очередях было одним из любимых занятий тёти Анне, а по-моему, это было до смерти нудно. Но и с тётей Лийлией не обошлось без стояния в очереди. На углу улиц Юлазе и Тулика, когда мы были совсем близко от её дома, она вдруг вспомнила, что надо хлеба купить. Идти в магазин, где наверняка придется стоять в очереди, мне, конечно, не хотелось. Заметив моё недовольство, тётя Лийлиа таинственно изрекла:

– Ты даже представить себе не можешь, какие замечательные булки в маленьком подвальном магазинчике на Тулика! Мягкие. Как животик у кошки!

«Животик кошки» – это было совсем необычно! За булками «как животик у кошки», конечно, стоило повернуть обратно.

В подвальном магазинчике на улице Тулика было тесно и мрачновато, зато пахло там невероятно вкусно, и очередь была гораздо короче, чем в бакалее Каарманна и других любимых магазинах тёти Анне в центре города. В тех магазинах людей в очереди стояло столько, что каждый упирался животом в спину стоящего перед ним. Так что между ними не поместилась бы и лишняя пуговица. А тут очередь была не такая плотная. И у тёти Маали в магазине на Хаава, стоя за сахаром, тоже никто не упирался в спину стоящего впереди него, но очередь там тянулась далеко на улицу. Когда я рассказала об этом тёте Лийлии, она заметила:

– Ну, наверное, и здесь, и в Нымме больше людей эстонского времени, ведь неприлично напирать, когда знаешь всех в лицо. А в магазин Каарманна ходит много приезжих людей, потому что там товаров больше, привозят несколько раз в день. Ишь, чего ты только ни подмечаешь! Действительно, когда при такой массе напирающих оставишь перед собой хоть сантиметр свободного места, сразу какая-нибудь толстая баба попытается туда втиснуться, да еще и закричит: «Я тут давно стояла!»

В этом магазинчике на Тулика продавали удивительные вещи: пряники, покрытые глазурью, печенье в круглых упаковках, на которых была красивая надпись «Украина» и картинка с танцующей парой – женщиной с венком на голове и мужчиной в широких красных шароварах, а ещё там были похожие на букву «о» баранки и марципановые фигурки – кошечки в цветных платьицах, щенки с сонными тупыми мордочками, целующиеся голуби в корзиночках. Но тётя Анне уже давно объяснила мне, что марципановые фигурки «стоят на вес золота», и поэтому я не смела упрашивать тётю Лийлию купить мне марципан. Просто смотрела, вдыхала запах и думала, какие фигурки я стану покупать своим детям, когда вырасту большая.

И тут случилось чудо: когда, отстояв в очереди, мы подошли к прилавку и тётя Лийлиа уже купила булку и ситник, она вдруг обернулась ко мне и сказала:

– Выбери теперь себе в витрине марципановую фигурку!

Я почувствовала, как зарделась, а рот от большой неожиданности расплылся в улыбке. Но я не засмеялась и не произнесла ни единого словечка. Неужели эта чёрно-бело-полосатая киска в платье и с розовым носиком может стать моей? Или эта забавная собачка! Или вовсе парочка голубей, или разлегшаяся на пятнистой подушке жёлтая кошка!

– Вы там покупаете или просто болтаете! – крикнули из очереди. От этого я жутко занервничала: что взять, что оставить?

– Пожалуйста! – произнесла продавщица в белой шапочке тоном, каким обычно пользуются, начиная спорить. – Прошу, люди ждут!

– Ребёнок не может решить, – объяснила тётя Лийлиа и обратилась ко мне: – Или тебе марципан не по вкусу?

Не ожидая ответа, она поджала губы и щёлкнула серебристыми шариками своего кошелька.

– Вот эту собачку на задних лапках хочу, – прошептала я быстро. – Эту… с большой головой…

Подумать только! Ещё бы миг – и эта собака осталась в витрине смотреть нам вслед.

– Из всех фигурок эта действительно была самая красивая, – признала и тётя Лийлиа, когда мы шагали по улице. – Хочешь съесть её сразу или отнесём домой и покажем дяде Оттю тоже?

– Отнесём домой, – сказала я уверенно, потому что намеревалась показать свою собаку не только дяде Оттю, но и тате, и может… маме тоже, потому что по случаю такого торжественного события, как покупка марципановой собачки, мама могла бы и вернуться!

Пока мы шагали с тётей Лийлией, ничего захватывающего не происходило, не то что с тётей Анне. Но зато компания тёти Лийлии оказалась гораздо приятнее. С тётей Анне не могло быть и речи, чтобы от только что купленной мягкой как кискин животик булки отщипнуть пальцами кусочек. «Настоящая дама никогда не ест на ходу – на улице едят только простолюдины! – презрительно утверждала тётя Анне. – По улицам бродят всякие бациллоносители, там можно схлопотать дизентерию или глистов!».

А тётя Лийлиа и сама с удовольствием жевала булку и не боялась никаких бациллоносителей и глистов. Она только спросила:

– Ну как, вкусно?

Да, это была удивительно вкусная булка, пахнущая марципанами и асфальтом, и мягкая, как животик киски!

Половину «животика киски» мы оставили для дяди Оття.

– Ишь, какая дорогая гостья! – сказал дядя Отть и пожал своей ручищей мои пальцы. Он считал, что лак на моих мизинцах самого что ни на есть модного тона и что марципановая собака выше всяких похвал.

– Может, принесу нож и почищу её тебе? Черт знает, какой состав у этих теперешних пищевых красок…

К счастью, он понял, что собаку ни в коем случае нельзя ни чистить, ни есть, пока тата и мама её не увидят.

– Чем я могу порадовать барышню? – Дядя Отть почесал затылок. – У Лийлии уйдёт какое-то время, пока она приготовит еду, а игрушек у нас нет…

– Можем устроить гонки, – любезно предложила я, но поняла сразу, что соревнование в беге невозможно в такой маленькой комнате, половину которой занимал круглый обеденный стол, а большую часть другой половины – широкая кровать, в изголовье которой большой книжный шкаф, а в другом конце большой шифоньер.

– Я и читать умею! И даже письменные буквы! – объявила я, кивнув в сторону книжного шкафа.

– Ишь ты, как славно! Только у нас нет ни одной детской книжки. Посмотри сама, если не веришь!

Действительно, книжная полка была тесно набита книгами, но картинками они похвалиться не могли. Толстая книга «Война в Махтра» в красивом твердом матерчатом переплёте была с картинками, но такими тёмными и мрачными, что они нагоняли страх. Да и не нравилось мне читать военные истории даже тогда, когда они были с цветными картинками и предназначались для детей. Книги на полках стояли в два ряда. И в заднем ряду я нашла пять совершенно одинакового вида толстых книг в коричневых обложках. Я взяла одну из них, открыла наобум и сразу узнала знакомое лицо.

– Смотрите, Ленин!

Дядя Отть взял у меня книгу и поставил обратно в задний ряд. Похоже, ему не понравилось, что я копалась в его книгах, – он расставил и книги первого ряда по местам, и задвинул закрывавшее полку стекло.

– Я сказал, что это не детские книжки, – произнес он недовольно. – А те, в заднем ряду, особенно. Не обижайся, но будет лучше, если ты не станешь рассказывать другим, что у меня на полке есть эти тома «Общей истории», ладно?

Заметив моё недовольство, он сказал примирительно:

– Знаешь, сейчас эти книги тебе и не интересны, а когда ты вырастешь большая, подарю их тебе все! Тогда, может, и времена наступят получше…

Подумаешь! У меня самой есть «Букварь» с портретом Ленина, да и не нужны мне эти толстые книжищи дяди Оття! Настроение испортилось оттого, что меня сочли какой-то малявкой, которой нельзя давать в руки книги взрослых.

– А знаешь, – прошептал дядя таинственно, – я давеча видел в сумочке тёти одно удивительное существо!

– Булку, что ли?

– Нет – в булке нет ничего удивительного.

Дядя Отть достал из оставленной тётей на стуле сумки что-то похожее на тряпочку, приставил ко рту и стал дуть.

– Перчатка! Резиновая перчатка!

Дядя Отть потряс головой, не выпуская из губ конец перчатки, затем закрутил его, достал из ящика шкафа красную ленточку и завязал ею отверстие перчатки. Теперь надутая перчатка была похожа на большую распухшую руку. Но когда дядя связал вместе все пальцы, кроме большого, перчатка сделалась похожей на лицо с большим торчащим носом – словно это была голова какой-то жуткой женщины с пучком волос на затылке.

– Смешно, а?

Я только хмыкнула.

– Погоди, я нарисую ей рот и глаза, будет ещё смешнее! – пообещал дядя Отть. Он достал из шкафа химический карандаш, обмакнул конец в вазу с полевыми цветами и нарисовал на перчаточном лице круглые глаза и большой растянутый в улыбке рот.

– А ты теперь придумай этой деятельнице имя!

– Кинда-Линда [9]9
  Кинда – перчаточная(ый), из перчатки. Линда и Калев – герои эст. эпоса. Калев – богатырь, Линда – жена богатыря.


[Закрыть], – назвала я первое пришедшее мне в голову имя.

– Мило! А из другой перчатки смастерим Кинда-Калева, – улыбнулся дядя. – Он должен быть большим и сильным, достойным имени Калев.

Калева он надувал, сильно напрягаясь, даже покраснел.

– Может, вы пожалуете ку… – послышалось из кухни приглашение тёти Лийлии, но, не произнеся его до конца, она громко вскрикнула, потому что в комнате раздался сильный хлопок, и вместо Кинда-Калева в руке у дяди Оття болтались клочки резиновой перчатки.

– Господи, что это было? – закричала, вбежав в комнату, тётя Лийлиа в красном переднике в белый горошек. – Кто стрелял? Откуда?

– Успокойся, просто перчатка лопнула. Всего-навсего! – сказал дядя виновато. – Я случайно надул ее слишком сильно…

– Где ты её взял? Из моей сумки? – рассердилась тётя. – Да ты соображаешь? Перчатку для «лесного брата» надул так, что она лопнула!

– Что? Перчатка для «лесного брата»? – дядя испуганно сощурился. – С какими еще «лесными братьями» ты якшаешься?

– Я тебе говорила, что одна дама из соседнего дома просила резиновые перчатки для мужа её сестры, одни я ей уже отнесла, но их надо больше.

– Слушай, у тебя что-то с головой! – разъярился дядя. – С каких это пор «лесные братья» работают в резиновых перчатках?

– Господи! Неужели ты не помнишь? – изумилась тётя Лийлиа. – Ты, кажется, не слушал, когда я тебе рассказывала. Этому мужчине удалось уцелеть, и после леса он жил несколько лет в погребе, а у него теперь болезнь мочевого пузыря, и ему требуется резиновая перчатка в штанах, иначе он не может никуда ни пойти, ни поехать. Раньше он для этого пользовался детской бутылочкой, из таких кормят малышей с соской, но бутылочка разбилась, и где в наши дни такую достанешь… И перчатка гораздо удобнее, ясное дело… Но и резиновых перчаток в магазине не сыщешь, потому она ко мне и пришла – знала, что я парикмахер и человек надёжный.

– Абсурд! – Дядя Отть махнул рукой. – Взяться за такое дело! Да как ты могла? Разве ты не слыхала, что делают с теми, кто связан с «лесными братьями»! Да только за то, что дашь кусок хлеба, можно загреметь в Сибирь! А если обнаружат, что «лесной брат» расхаживает с твоей перчаткой, надетой на… Надо соображать хоть немножко!

– Ничего не обнаружат! – яростно возражала тётя Лийлиа. – У этого человека уже и паспорт есть. Где-то в Печорском районе должен получить работу… И не мое дело, чем он занимается и кто он такой, я его и в глаза не видела. Но что он, бедняга, будет делать, если придётся долго ехать на автобусе или на поезде. Я должна была эти перчатки соседке отнести, а теперь что мне делать? Она ждёт, а ты, как мальчишка, надул перчатку так, что она лопнула!

На лице тёти выступили красные пятна, такие же красные, как её передник. И она смотрела сквозь большие очки грустно и растерянно.

– Смотри, Кинда-Линда ведь цела! – И я протянула ей перчатку с причёской, завязанной красной ленточкой.

Тётя и дядя переглянулись – сначала оба испуганно, словно только теперь меня заметили, затем губы дяди Оття дрогнули и оба захохотали – дядя Отть громко, а тётя Лийлиа своим знаменитым смехом «горошины в консервной банке».

– Кинда-Линда, ха-ха-ха! – И дядя смахнул слёзы. – Кинда-Линда у героя в штанах!

Когда мы втроем ели в кухне минутное мясо с жареной картошкой и свежими огурцами, тётя Лийлиа взяла с меня слово, что не расскажу об этом ни одной живой душе.

– Смотри, детка, никому не проговорись! – предупредила она.

Минутным мясом тётя называла соус, который мама называла соусом из фарша. Но каким бы ни было название, для еды это вполне годилось, тем более что у тёти Лийлии не было манеры тёти Анне считать каждый съеденный кусок.

– Ешьте, ешьте смело всё подчистую, у нас ведь свиньи нет, – сказала она перед тем, как мы начали есть. И эти её слова прямо-таки разожгли аппетит.

– Кто съест всё, что в тарелке, после пойдёт в кино! – пообещал дядя Отть.

– Как это кино называется? – спросила я, выскабливая вилкой тарелку.

– «Партизан», – сказал дядя.

«Партизан»? Это я однажды видела с тётей Лийлией. И это была точно такая история, как в сказке про Белоснежку, но песни там были очень красивые, и гномы очень смешные, и кино называлось «Партизан», как сказала мне тётя Лийлиа. Что значит «партизан», я не знала, и тётя сказала, что это русский, который во время войны нападает из леса. На Белоснежку нападала только злая мачеха, наверное, она и была этим «партизаном»? Так что доесть всё, что было на тарелке, конечно, стоило…

К моему удивлению, на сей раз «Партизан» был не про Белоснежку и гномов, они куда-то делись, а вместо них был пастух, который, играя на свистульке, – тётя Лийлиа сказала, что она называется свирель, – шёл вместе со своими коровами, овцами и свиньями к большому богатому дому, где жила певица с жутким голосом и выщипанными бровями, и у неё была немного напоминающая лицом тётю Лийлию служанка с красивым голосом и светлыми косами. Пастух и красивая служанка пели вместе по-русски песни, которые я уже слышала по радио. Я сидела между тётей и дядей и чувствовала себя вполне храбро, хотя в фильме говорили по-русски, и поначалу это немного пугало. Но я подумала, что эти русские не соскочат с экрана и никого никуда не сошлют, да и все они были очень заняты и пением, и стадом.

– Ну как, понравилось? – спросила тётя Лийлиа, когда мы втроём, взявшись за руки, шли домой. – Забавная история, верно?

– Да, забавная, – согласилась я. – Только мне непонятно, почему в городе все фильмы называются «Партизан». Ведь в этом фильме никто из леса не нападал.

– Ой, не могу, – сказал дядя Отть, когда они с тётей вдоволь насмеялись. – Кажется, я за весь год столько не смеялся, сколько сегодня.

Не пойму, чего было так смеяться. Когда в Руйлаской школе показывали кино, деревенские жители всегда спрашивали у круглолицего загорелого киномеханика: «Какое кино будет сегодня?», и он отвечал с важным видом: «Сегодня кино „Небесный тихоход“!» А городские люди не могут сказать про кино ничего другого, кроме как «Партизан». И когда им верят, только смеются.