Текст книги "Цвет надежды"

Автор книги: Ledi Fiona

Соавторы: Наталья Способина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 90 (всего у книги 92 страниц)

Гарри усмехнулся:

– У меня сегодня как раз в распорядке дня значилось: проведать Малфоя, а потом заглянуть к Волдеморту на праздничный ужин.

– И убить его одним своим вниманием?

– Угадал. Для начала пришел на тебе потренироваться.

– А я все гадал, откуда столь трогательная забота обо мне. Спасибо, Поттер, – Драко отвесил шутливый поклон. – А теперь серьезно: ты веришь в то, что сможешь его победить?

Гарри от неожиданности едва не поперхнулся воздухом. Ну и вопросик! Он с удивлением оглядел слизеринца:

– Не поверю, что бы тебя так волновал этот вопрос.

– Это еще не сам вопрос. Это предыстория.

– Час от часу не легче.

– Ну так что?

Гарри поерзал на стуле, посмотрел на высокий потолок. Вся его жизнь прошла под призрачным знаменем будущей победы над Волдемортом. Порой ему казалось, что он и на свет-то появился только ради этого. Будто ничего другого он в этой жизни сделать и не мог бы. Ну, ведь если разобраться, у него нет особенных талантов. Он не блещет знаниями на уроках. Он не художник, не поэт, не писатель, не ученый. Что он имеет? Только способность выживать в предложенных ситуациях, и то благодаря везению и… друзьям. Каждый зачем-то приходит в этот мир; Гарри, наверное, лишь в качестве противовеса.

– Не знаю, Малфой. Выбора-то особенного нет. Не я затеял эту войну.

– Но ты в ней участвуешь.

Гарри не удержался от вздоха.

– У меня нет выбора, – повторил он.

Внутренне подобрался, ожидая язвительного комментария, но Малфой произнес:

– Дамблдор верит в тебя почти безгранично. Мне было любопытно, веришь ли ты.

– Не верю, – неожиданно произнес Гарри. – Но это… все равно. Я либо выиграю, либо сдохну. Всего лишь два пути. Если выиграю, то вера оправдается. А если нет, мне уже будет все равно.

Драко Малфой оторвал взгляд от одеяла и посмотрел на гриффиндорца. В зеленых глазах была злость. И впервые Драко видел, что она направлена не на него. «А ведь Поттер – тоже оружие», – неожиданно понял он. Только сам Драко узнал о себе неприятную подробность несколько часов назад, гриффиндорец же жил с этим всю жизнь. Без права на ошибку, без возможности выбора. Его ненависть подпитывали и культивировали, и все для того, чтобы однажды выставить его на почти безнадежный поединок ради светлого будущего всего волшебного мира. И им всем совершенно наплевать, сколько лет будет в тот момент Поттеру. Четырнадцать, как уже было на Кубке огня, пятнадцать – как в министерстве, семнадцать – как у той стены с чертой. Может быть, ему будет двадцать… Или тридцать. Только разве это жизнь? Это же вечное ожидание Судного дня. Не сегодня так завтра. Не завтра так послезавтра. Интересно, с какими мыслями Поттер засыпает по вечерам? И давно ли он перестал спрашивать себя «неужели завтра?». И перестал ли? Драко вдруг захотелось засыпать гриффиндорца кучей вопросов, но он подумал, что подобное можно позволить себе с другом, приятелем, но никак не с врагом. Пусть даже с таким знакомым, как мальчишка напротив. Поэтому он все же спросил то, ради чего затеял разговор:

– Поттер, а если выиграешь? Что ты будешь делать дальше?

– Это и есть твой вопрос? – устало отозвался Гарри.

Драко кивнул.

– Да не выиграю я, Малфой. Вернее, не выживу после этого.

Гарри произнес это спокойно, без истерики. Словно давно решенный вопрос. Драко стало неуютно от сухого безэмоционального тона.

– Ну, представь на минутку светлую картину, – юноша попытался придать голосу веселость, – Волдеморт – труп. А ты – жив-здоров.

– Мерлин! Никогда не думал, что Драко Малфой такой оптимист. Да еще с безграничной верой в мои силы.

Малфой хмыкнул, Гарри сделал вид, что задумался. Будь он с Роном или Гермионой, для пущей убедительности закрыл бы глаза. Но в присутствии врага делать этого не стал.

– Представил, – откликнулся он.

– И? Что ты будешь делать дальше? Потом…

Гарри усмехнулся. Чертов Малфой. Вот в самое же больное место. Он лукавил, когда говорил, что не верит в победу. Где-то на краю сознания всегда была мысль о собственной уникальности, подкрепленная верой десятков людей. И Гарри представлял себе ту самую радужную картину, о которой толковал Малфой. Вот только картина, как правило, заканчивалась процедурой поздравления, слезами умиления и прочими атрибутами победы. А дальше… пелена. Непроницаемая, непробиваемая. Гарри не знал, что делать дальше. Так получилось, что его жизнь была посвящена этому дню. Он жил ради этого. Может, отчасти поэтому он был готов умереть в этой борьбе, потому что не представлял себе, чем жить дальше.

– Не знаю, Малфой, – откликнулся он. – Я не думал.

– Врешь ведь, – прищурился слизеринец.

– Да ни фига не вру! Просто… не знаю.

– Ну квиддич там или диплом аврора? Хотя это тоже из той же песни. Преподавать там или… Или же… Стой. Ты не шутил? Ты правда не знаешь, где применить себя в мирное время?

Гарри передернул плечами, а Драко едва не присвистнул. Вот оно что. Золотой мальчик живет лишь войной и ради войны. И теперь, когда детство заканчивается, и стены Хогвартса больше не будут защитой от врагов и от собственного предназначения, он просто идет на эту войну, чтобы… погибнуть. Поэтому-то и шарахается от Грейнджер. Драко осенило. Поттер просто боится привязанности, потому что вычеркнул себя из списка живущих давным-давно. Драко смотрел на знакомое лицо и впервые думал, что они до чертиков похожи. Только Поттер боится привязанности потому, что не хочет причинять боль другим, а сам Драко боится причинить боль себе. Боится беспомощности и связанных рук, и…

– Картинка получается так себе… – неохотно произнес слизеринец.

– Да уж, – не стал возражать Гарри.

Они замолчали. В лазарете стало тихо. Где-то там, в коридорах Хогвартса, бродили ученики. Готовились к праздничному ужину, на котором все, оставшиеся в замке, усядутся за один большой стол, будут поздравлять друг друга, взрывать хлопушки и веселиться или делать вид, что им весело. А еще дальше, в большом мире, люди как раз в эту минуту, может быть, обменивались подарками, признавались друг другу в любви, смеялись, грустили… Одним словом, там была жизнь. А здесь… здесь мир становился с ног на голову, потому что впервые за почти семь лет два врага, два семнадцатилетних мальчишки, искренне разговаривали, пожалуй, о самом важном. И кажется, впервые им удалось что-то понять друг в друге и в себе.

– Ладно, Малфой, пожалуй, я у тебя загостился.

Гарри встал, глядя на слизеринца, а потом проговорил:

– Один вопрос напоследок. Раз уж пошла игра в вопросы-ответы.

– Валяй.

– Почему у тебя нет Метки?

– С чего ты взял, что ее нет? – быстро спросил Драко. И настолько серьезным были его взгляд и тон, что Гарри вдруг засомневался.

– Мне… показалось.

Драко выдержал паузу, а потом рассмеялся:

– Ладно. Расслабься. Я пошутил.

– Так почему?

– Она мне не пойдет. Да и вообще не люблю татуировки.

Гарри возвел глаза к потолку:

– Я серьезно спрашиваю.

– Серьезно спрашиваю, – передразнил Драко. – Не хочу я, Поттер. Просто не-хо-чу.

– То есть, у тебя был выбор?

– Выбор есть всегда.

– Выбор – лишь иллюзия.

– Что ты сказал? – Драко даже приподнялся с подушек.

– Выбор – это иллюзия, Малфой. На тебя всегда можно будет надавить, заставить, или же… Почему ты так смотришь?

– Нет… ничего, – Драко закусил губу, посмотрел в сторону, словно размышляя.

– Малфой, в чем дело?

– Эту же фразу мне сказал Волдеморт несколько часов назад.

– Шутишь?

– Ну посмейся.

Гарри вновь сел.

– А ты что ему ответил?

– Ничего. Он прав, наверное.

– То есть, ты решил стать под знамена Дамблдора? – усмехнулся Гарри. – Это и есть твой выбор, отсутствием которого так пугал Волдеморт?

– Нет уж. Я не хочу быть живым заслоном революции. Увольте.

– Хочешь быть мертвым заслоном Пожирателей?

– Я вообще не хочу на баррикады.

– Да ты у нас трус.

– У меня просто есть мозги, Поттер, – беззлобно откликнулся Драко. – Эта война обречена. Вернее мы в ней обречены. Играть будем мы, а выигрывать они. Или ты думаешь, что Лорд или Дамблдор сами схватят палочки и ринутся в битву?

– Дамблдор ринется.

– Если Дамблдор ринется, значит, вы будете проигрывать.

Гарри отметил это «вы». Значит, Малфой по другую сторону.

– Он не боится умереть.

– Да при чем здесь страх, Поттер! Отбрось свои геройские замашки. Он – координатор. На фига ему рисковать? У него есть ты.

– А у Волдеморта ты? Раз уж на тебе там какое-то заклятие?

– Льщу себя мыслью, что я не у Волдеморта.

– А у кого? – приподнял брови Гарри.

– У себя. Я все еще надеюсь остаться в стороне.

– Так все уже завертелось! Ты уже не в стороне. Ты должен быть за кого-то.

– Мне не нравится ни одна из сторон, Поттер. Если у тебя все понятно: Лорд убил твоих родителей, и…

– Спасибо, что напомнил, – съязвил Гарри.

– Я излагаю факты. То я…

– Из-за Волдеморта погиб твой отец.

– Спасибо, что напомнил.

– Я излагаю факты. К тому же…

– Авроры убили мою тетю, которая уж точно была в стороне от всего этого. Только за фамилию.

– Я не знал.

– Проехали.

– И все же, Малфой, неужели ты всерьез думаешь остаться вот так – посередине. Один. Против всех?

– Я не против всех… Я… не знаю, Поттер. Время покажет.

– Время покажет, – протянул Гарри. – Только ни черта оно не покажет. Все равно решать придется самим.

– Ну, вот когда придется, тогда и придется.

– Ладно, если вопросов больше нет, пойду я, пожалуй. И так половину праздничного дня испортил созерцанием твоей физиономии.

– Ты хотел сказать: украсил?

– Я сказал то, что хотел, – отмахнулся Гарри.

– Ну тогда вали. Уизли привет. Пламенный.

– Ладно. Только ответный текст в виду цензуры передавать не буду.

Про Гермиону, словно сговорившись, не упомянули.

– А еще… Поттер?

– Ну чего? – обернулся Гарри.

– Скажи, тебе никогда не хотелось шагнуть с Астрономической башни?

Гарри посмотрел в серьезное лицо слизеринца. В памяти всплыли слова Гермионы и то, как он на них отреагировал… А вот сейчас смотрел и понимал, что никакой это не бред. И все как раз укладывается в общую картину. Малфой просто не хотел соглашаться с отсутствием выбора. А еще не так-то это просто – жить с бременем ответственности и осознанием себя оружием. Гарри жил так всегда, а слизеринец узнал совсем недавно. Слабость? Разумеется, слабость. Вот только посмеяться или съязвить на этот счет язык не поворачивался. Впервые за столько лет.

– Если бы я это сделал, ты бы умер от радости, и Слизерин лишился бы половины своего яда. Я не мог так поступить.

– Конечно, трогательно, что в тяжелые минуты своей жизни ты утешался мыслями обо мне, но все же…

Гарри перевел взгляд со слизеринца на тумбочку слева от кровати. На ней стоял букетик полевых цветов и яркая открытка. Все это резко контрастировало с черным проемом окна. Гарри снова посмотрел на Малфоя. Тот не мог видеть этой картины, и гриффиндорцу в голову пришла мысль. Он резко отдернул в сторону ширму, открывая взору слизеринца окна напротив.

– Э-э-э, Поттер, ты…

– Посмотри в окно!

Драко посмотрела в черный прямоугольник. Пару секунд вглядывался, а потом перевел взгляд на гриффиндорца.

– Поттер! Долгое общение со мной явно влияет на твой мозг. Там ни черта не видно.

– Там метель, Малфой. Там сумасшедшая метель. А несколько часов назад был закат. Красный-красный. А еще через несколько часов будет рассвет. И ты мог действительно ни черта больше не увидеть.

С этими словами гриффиндорец резко развернулся и пошел прочь.

Он почти сразу скрылся за ширмой, а Драко все смотрел и смотрел на раскрытый проем. То ли на черный прямоугольник окна, то ли туда, где минуту назад стоял Поттер, шаги которого отдавались эхом в пустом лазарете. Эхо становилось все тише и тише. И Драко Малфой вдруг понял, что именно едва не совершил. И впервые за этот долгий день порадовался тому, что может видеть эти больничные стены. И помог ему в этом Мальчик-Который-Так-И-Не-Начал-Жить.

* * *

Нарцисса Малфой сидела за письменным столом в кабинете зельеварения и писала ответ на письмо Фреда Забини. Она отклонила предложение Северуса поужинать в обеденном зале за праздничным столом, чему он, впрочем, не удивился и ушел, пообещав вернуться как можно скорее. Все преподаватели, находящиеся в замке, условились посетить праздничный ужин, чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие директора, который все еще находился у себя. Нарцисса очень хотела поблагодарить Дамблдора за спасение Драко, но нарушать его покой казалось неловким, и теперь она ожидала, когда Северус наконец вернется и поделится новостями. Драко спал в лазарете, а Нарцисса писала письмо, то и дело поправляя сползающую с плеча шаль. В кабинете Северуса было невозможно холодно, хоть камин и горел уже несколько часов.

Женщина, задумавшись над очередной фразой, подняла голову и посмотрела на стеллаж у стены.

За последний час она успела переговорить с таким количеством людей, что казалось, общения ей теперь хватит надолго. И это за небольшой отрезок пути, который она, впрочем, повторила сегодня не один раз. Подземелья Слизерина – больничное крыло. Наверное, так много за один день она не ходила этими коридорами даже во время своей учебы.

Она оказалась в Хогвартсе впервые с момента выпуска. Прошлый раз в кабинете Дамблдора она, разумеется, не считала. Знакомые коридоры, наверное, должны были навевать воспоминания, но Нарцисса так быстро по ним перемещалась, что даже не успевала оглядеться. Помимо Снейпа она успела пообщаться с Флитвиком, Макгонагалл, седым аврором и толпой журналистов, с последними, к счастью, косвенно. Все эти беседы были похожи одна на другую. Ей сдержанно сочувствовали, пытались сказать что-то доброе и светлое, но от неискренности говоривших получалось нечто протокольное и никчемное. Макгонагалл смотрела строго, словно говоря: «Что же ты, девочка…». Именно девочкой почувствовала себя Нарцисса, встретив свою бывшую учительницу.

Журналисты засыпали просьбами об интервью, соревнуясь в цене и авторитетности изданий. Просматривая ворох писем, Нарцисса не успела толком удивиться, откуда они все знают, как в коридоре ее окликнул седой аврор. Тот самый, с которым она уже имела «удовольствие» беседовать однажды. Как позже пояснил Северус, Дамблдор разрешил аврорам присутствовать в Хогвартсе, желая тем самым показать, что никто здесь не прячется, и твердо ответив, что в стенах его школы нет ни одного преступника. Аврор наскоро поздоровался и приступил к делу. Цепкий взгляд, вопросы. Впрочем, Нарцисса быстро пресекла это требованием повестки. На что получила жизнеутверждающее: «Вы ее непременно получите».

Из общей канвы выпадали лишь беседы со Снейпом – точно игра в теннис. Вопросы-ответы летали подобно мячу от одного к другому, неизменно выливаясь в извечный вопрос «что делать?». Северус смотрел в глаза – единственный из всех, и его чуть резковатый голос приносил спокойствие. Он позаботился о том, чтобы доступ в лазарет был закрыт для любого человека извне, и, наконец, выпроводил авроров.

Полученные письма Нарцисса отправила всей кучей в камин в кабинете зельеварения. Оставила лишь одно – с гербом семьи Забини. Фред сообщал о том, что Лорд известил их о случившемся и отбыл в неизвестном направлении. Так же Фред просил поберечь себя – что-то не понравилось ему в сообщении Лорда. Интуиции Забини Нарцисса доверяла. Кто, как не он, столько лет умудрялся балансировать между двумя мирами. А еще в каждой строчке была искренняя забота и желание помочь. Письмо заканчивалось словами: «Мы с Алин соболезнуем по поводу смерти Люциуса… Знаешь, он был… хорошим человеком. Просто запутавшимся».

Нарцисса некоторое время смотрела на последние строчки. «Запутавшийся…» Именно это слово пришло ей самой на ум во время их последней беседы с Люциусом в библиотеке имения. Мужчина, сидевший напротив, выглядел тогда усталым, подавленным и… запутавшимся, но все же готовым к борьбе. К последнему и, возможно, самому главному шагу. Столько лет Нарцисса ненавидела мужа за то, во что он втравил ее, Драко, Марису… А вот сегодня поняла, что ненависти больше нет. Люциус пытался помешать Лорду и погиб. Значит, он защищал сына… Иногда одним шагом можно перечеркнуть всю свою предыдущую жизнь. И только от тебя зависит, каким будет этот шаг. Несколько лет назад в опере Мариса заметила: «Мне всегда запоминается финал». Тогда Нарцисса стала анализировать и вспоминать удачные моменты завязки и развития сюжета, но Марису так и не переубедила. И вот теперь, спустя годы, признала ее правоту. Только… конец одного спектакля означает скорое начало следующего. А в жизни все по-другому.

В письме Фреду Нарцисса поблагодарила чету Забини за заботу, сообщила, что у них все в порядке, и пообещала позже прислать весточку. И уже в самом конце, на миг задумавшись, написала: «Спасибо за Люциуса». Фред – друг. Он поймет.

Она полагала, что на этом общение с внешним миром закончится, но в окно кабинета постучала замерзшая сова, похожая на большой ком снега. К ее лапе был привязан пергамент с гербовой печатью Министерства. Нарцисса подумала о мантии-невидимке. Была такая у Белинды в их школьную бытность. Взять бы сейчас и спрятаться от всех вместе с Драко.

В бумаге содержалось требование раскрыть местонахождение имения с целью обыска в связи с тем, что «погибший в результате несчастного случая в выше обозначенном поместье Люциус Эдгар Малфой находился в розыске за совершение…». Далее шел длинный список злодеяний против магического мира. В первую минуту Нарцисса удивилась осведомленности Министерства, однако хмурый Северус, заглянувший узнать, все ли в порядке, пробежал взглядом по строчкам и удивления не выказал:

– Лорд и сообщил.

– Каким образом?

– Нарцисса, ты как вчера родилась! В Министерстве тоже есть его люди. Это же давно известно.

– Но зачем?

– Чтобы понять, Нарцисса. Ты сейчас перед выбором. Пойдешь на поводу у Министерства, Лорд поймет, что Малфои ему больше не нужны. Откажешь Министерству – начнется охота.

Нарцисса устало прислонилась к кафедре:

– И что теперь?

– Переговорить с Драко.

– С Драко? Ему нельзя волноваться…

– Нарцисса, твой сын сейчас глава рода. Без него ты все равно не сможешь ни наложить защиту на имение, ни раскрыть местонахождение, если вдруг захочешь.

– Я не подумала…

Северус сжал ее плечо и негромко произнес:

– Твой сын примет верное решение. И… он не будет один, – мужчина улыбнулся.

Нарцисса устало улыбнулась в ответ.

– Побудешь здесь? – спросил зельевар.

– Да. Пока побуду. Драко спит – я не хочу его тревожить.

Дверь за Северусом закрылась, и женщина не спеша подошла к камину, протянула к огню озябшие руки. Сердце колотилось при мысли о будущем. Нужно сообщить Драко, нужно что-то решить вместе с сыном. Нарцисса вдруг осознала всю меру ответственности за Драко. От действий, которые они предпримут, будет зависеть будущее. Мысли вернулись к Северусу, к Фреду и Алин. Все же есть те, кто может помочь, кто не отступился от них даже в этой непростой ситуации.

Дверь скрипнула.

– Северус, извини за беспоко… Миссис Малфой?! – смутно знакомый голос заставил обернуться.

Окликнувший находился в тени, но еще до того, как он шагнул в пятно света от факела, женщина воскликнула:

– Ремус!

Мужчина улыбнулся. Нарцисса почувствовала, как горло перехватило. Эта улыбка… из прошлого. Сколько воды утекло, сколько они пережили, а в улыбке все тот же свет и мудрость.

– Ты… как здесь? – они виделись впервые за почти двадцать лет, но это детское обращение на «ты», когда формальностей не существовало в принципе, а отличались они друг от друга лишь цветом формы, далось легко.

– Я… с людьми Дамблдора, – неловко пожал плечами Ремус. – А… ты?

Ему «ты» далось с заметно большим трудом.

– С Орденом? – Нарцисса усмехнулась. – А я с Драко. Он сейчас в… Ты… официально или в частном порядке? Сейчас, я имею в виду?

Ремус закусил губу и чуть склонил голову набок.

– Сейчас я разговариваю с тобой в частном порядке, – он развел руки, словно подтверждая, что с добрыми намерениями.

Несколько секунд Нарцисса смотрела с недоверием, потом кивнула.

– Ты искал Северуса?

– Да, хотел переговорить с ним перед тем, как идти к Дамблдору.

– Ты идешь к Дамблдору?

– В общем, да, – он взглянул на часы. – Через двадцать минут.

– Скажи ему, пожалуйста, что я хотела бы его увидеть. Мне необходимо поблагодарить его за сына.

Ремус с улыбкой кивнул.

– С Рождеством, кстати.

– И тебя, – улыбнулась Нарцисса. – Совсем забыла про Рождество.

– Мы все забыли.

Он смущенно оглянулся по сторонам, словно чувствуя вину за то, что Рождество в этом году оказалось совсем не праздничным. Взгляд задержался на столе.

– Из Министерства? – быстро спросил Люпин, кивнув на конверт.

Нарцисса глянула в указанную сторону, потом на него. Они не виделись двадцать лет. Тогда он был скорее другом. Теперь же… Нарцисса внимательно посмотрела на бывшего гриффиндорца.

Пристальный взгляд серых глаз не раз заставлял сегодня собеседника отвернуться, вспомнить о неотложных делах… Но Ремус Люпин не отвел взгляда. Лишь он и Северус.

– Мне передали запрос. Хотят устроить обыск поместья, – внезапно решилась женщина.

– Потому что там долгое время скрывался Волдеморт… – вопросительной интонации в голосе Люпина не было.

Нарцисса резко рассмеялась:

– Он не скрывался там, Ремус. Иногда бывал. В числе прочих людей. И я… не могу дать положительный ответ Министерству, не посоветовавшись с сыном, – в голосе прозвучал вызов.

– А ты уверена, что сможешь дать его потом?

Ремус прищурился, разглядывая женщину напротив. За эти годы он видел ее колдографии не один десяток раз. Казалось, он знал о ней все. Собирал информацию не как аврор, нет. Скорее в память о Сириусе, а еще в память о той девочке с серебристыми косичками. И вот сейчас видел, что колдографии врали. Яркий образ с глянцевых обложек отражал богатство, изысканность, утонченность, но не передавал тоски во взгляде и легких морщинок у глаз – признаков забот и усталости.

– Не уверена, – наконец произнесла Нарцисса.

Ремус кивнул.

– Что бы ты посоветовал? Не как аврор, а…

– Подождать, – резко ответил Люпин. – Это ловушка с двух сторон. Сдадите имение и потеряете последнюю защиту. Нужно понять, на что готово пойти Министерство. Первым шагом они потребуют выдачи тела Люциуса. Думаю, уже готов запрет на его захоронение на фамильном кладбище.

– Его официально причислят к Пожирателям? – ее голос дрогнул.

Ремус кивнул.

– На ваш род падет тень, и потребуются веские доказательства непричастности… К тому же Драко… совершеннолетний.

– Безумие какое-то.

Они замолчали. Нарцисса некоторое время смотрела в пол, а потом перевела взгляд на Ремуса. Как же он поседел за эти годы! Он тоже поднял голову и внезапно подмигнул:

– Эй! Чудеса порой случаются.

– Думаешь?

– Знаю.

– Ты оптимист. Спасибо тебе.

– Ты не представляешь, как я рад тебя видеть. А еще рад, что ты… такая.

– Какая?

– Настоящая. Не как в газетах…

Нарцисса улыбнулась.

– Я соболезную насчет Люциуса.

Улыбка слетела с губ.

– Спасибо.

Повисла неловкая пауза.

– Я пойду, пожалуй. Рад был тебя видеть, – повторил он.

– Я тоже.

Уже в дверях он обернулся.

– Нарцисса, я понимаю, что сейчас не до этого и не к месту, но… боюсь, что случая может не представиться.

Нарцисса вопросительно посмотрела на подбирающего слова мужчину.

– Мне… очень хотелось бы навестить… могилу Фриды, – наконец выговорил он.

Нарцисса вздохнула. Очень быстро в памяти всплыло, что именно Фрида значила для Ремуса. И для Люциуса… Словно они четверо снова встретились здесь, в стенах Хогвартса. Спустя почти двадцать лет. В кабинете потрескивал камин, пахло травами и зельями, за окном властвовала рождественская метель. Казалось, стоит закрыть глаза, и по левую руку от Рема, как это бывало раньше, окажется улыбающаяся Фрида, а локоть Нарциссы вот-вот сожмет светловолосый слизеринец. А еще за спиной Ремуса непременно мелькнет синеглазый мальчишка или же растрепанная шевелюра Поттера, или самодовольная усмешка Эванс. Времени словно не существовало в этих стенах. Нарцисса на миг прикрыла глаза, почти веря, что когда их откроет, увидит перед собой семнадцатилетнего Ремуса Люпина. Чуда не случилось. Мужчина провел рукой по лицу, убирая с глаз седую прядь.

– Она… Она в имении Форсби, – негромко произнесла Нарцисса. – Если все закончится хорошо… Когда все закончится хорошо, – поправила она сама себя, – я попрошу Фреда это устроить.

Ремус отрывисто кивнул:

– Спасибо тебе. И… Марису мне тоже хотелось бы навестить.

– Это проще простого. Поместье Делоре перешло в собственность Драко, и пока оно по-прежнему наносимо.

– Спасибо, – повторил Ремус Люпин едва слышно, а потом вдруг вернулся, что-то лихорадочно ища в карманах. – Это способ со мной связаться. Безопасный.

На пергаменте аккуратным почерком были написаны заклинание и пароль для каминной сети. Шаг доверия.

– Обещай, что, если тебе понадобится помощь, сообщишь.

Нарцисса благодарно кивнула. Неужели все же такое бывает?

* * *

Гарри вошел в дверной проем, открывшийся за портретом Полной Дамы. Больно ударился плечом и понял, что до чертиков устал – даже пошатывает. В этот чудный рождественский день на него навалилось слишком многое.

В гостиной стояла тишина. Гарри почувствовал облегчение. После выматывающего душу разговора с Гермионой и режущей нервы беседы с Малфоем он не чувствовал в себе сил для общения с кем-то еще. Потому и не заглянул в главный зал, хотя и обещал Кэти. Мысли о Кэти казались чем-то далеким и незначительным. Гарри тряхнул головой и, сцепив руки на затылке, посмотрел в потолок. Была бы возможность куда-нибудь уехать…

Из-за спинки дивана вынырнула рыжая макушка.

– Привет, – улыбнулась Джинни.

– Привет, – откликнулся Гарри и направился к ней.

Присутствие Джинни не вызвало негатива, с ней всегда было легко. Юноша присел в кресло.

– А я думал, все на ужине, – произнес он.

Джинни привстала, передвинула книжку, которую читала, и устроилась удобнее, поджав ноги.

– В общем-то, ты не далек от истины. Все как раз там. Я здесь одна.

– А Кэти?

– Она тоже на ужине. Предположила, что найдет тебя там. Не нашла?

– Я не был в главном зале.

– Понятно, – протянула Джинни, посмотрев в камин, и, к облегчению Гарри, не спросила, где же он был.

– А ты почему здесь? – решил он сменить тему. – С Дином поссорились?

– Нет. Все в порядке. Мы просто на вечер разделились по интересам. Он с ребятами играет в плюй-камни, а мне захотелось тишины. В зале жутко шумно, хотя народу кот наплакал.

Выдав всю эту информацию, Джинни обхватила колени и пристально посмотрела на Гарри. Взъерошенный. Усталый. Потерянный.

– Ты Гермиону сегодня видела?

Девушка медленно покачал головой, а потом произнесла:

– Но Рон мне рассказал о вашем разговоре.

– Весело, да? – бросил Гарри, откинувшись затылком на спинку кресла и посмотрев в потолок.

Его руки бессильно свесились с подлокотников кресла. Джинни поймала себя на мысли, что ей нестерпимо хочется его обнять. Крепко-крепко.

– Ты расстроился?

Гарри издал смешок. Джинни не стала комментировать его реакцию.

– Ты знала?

Он по-прежнему смотрел вверх.

– Нет. Я… догадывалась, что у нее есть… человек, которого… Ну, в общем, кандидатуру я не предполагала.

– Никто не предполагал.

– Да уж. В страшном сне не привидится. Вы… хоть поговорили?

– С кем?

– С Гермионой. С кем же еще?

– Да. Поговорили.

Вновь повисла тишина.

– Гарри, послушай, – Джинни передвинулась на край дивана и коснулась его руки. Он опустил голову, почувствовав прикосновение.

Неотрывно глядя в ярко-зеленые глаза, Джинни сжала его ладонь обеими руками:

– Ты не должен винить Гермиону. Так… бывает. Это же… Она очень любит тебя. Поверь. Вы с Роном для нее самые дорогие люди. И… как бы она ни относилась к… нему, это не уменьшает ее любви к тебе. Не отталкивай ее. Ты ей нужен. И она тебе нужна. Я же знаю.

Гарри на миг опустил взгляд, а потом вновь посмотрел на Джинни:

– Почему ты все это говоришь?

– Потому что вы близкие мне люди, и я не хочу видеть, как вы мечетесь, не находя себе места от переживаний и боясь подойти друг к другу.

– Джин, все изменилось. Это…

– Да. Изменилось. Вы выросли. Ты же встречаешься с Кэти.

– А при чем здесь это?

– Разве это помешало вашей дружбе с Гермионой?

– Ты сравнила Кэти с Малфоем!

– Я просто пытаюсь сказать, что личная жизнь и дружба не мешают друг другу…

– Он причинит ей зло!

– С чего ты взял?

– Джинн, мы говорим о Малфое!

– Я помню, Гарри. Помню.

– В тебе сейчас говорит женская солидарность или здравый смысл?

Джинни звонко рассмеялась. Гарри невольно улыбнулся. Ему всегда нравился смех младшей сестренки Рона. Задорный и ясный.

– Все будет хорошо, – улыбнулась Джинни.

Гарри сдвинулся на край кресла и щелкнул ее по носу.

– Эй! – возмутилась девушка.

– Ты безнадежная оптимистка.

– Я выросла с Фредом и Джорджем. Жизнь – веселая штука. Нужно только уметь находить в ней радость.

Гарри склонил голову с полуулыбкой, словно задумался над ее словами. Повинуясь внезапному порыву, Джинни прислонилась лбом к его виску.

– Все будет хо-ро-шо.

– Смотри! Ты обещала, – с улыбкой откликнулся Гарри. – Спасибо тебе.

Джинни глубоко вздохнула. Обоняния коснулся его запах. Запах листвы, добра и… нежности. Девушка негромко произнесла:

– Знаешь, я завидую Гермионе.

– Что? – Гарри дернулся было отклониться. – И тебе Малфой приглянулся?

Джинни рассмеялась и подалась вперед, не позволяя ему отстраниться. Гарри вернулся в исходное положение.

– Я завидую ее силе. Представь, зная тебя и Рона, зная, как вы на это отреагируете, она не побоялась признаться в своей любви.

Гарри закусил губу.

– Да. Она… сильная.

– За одно это можно простить все.

– Знаю.

– Я бы так не смогла.

– То есть, ты бы не призналась нам, что влюбилась в Малфоя? – с усталой усмешкой произнес он.

– Я даже объекту своей любви признаться боюсь, а ты… вам.

– То есть, Дин в неведении? – полушутя произнес Гарри.

– Да при чем здесь Дин, Гарри! – устало откликнулась Джинни.

– Хочешь, я тебе помогу чем-нибудь?

Джинни еще раз вздохнула, покрепче обхватив его ладонь, и почувствовала, как он накрывает ее руки своей. Ей в голову пришла мысль, что Кэти непременно устроит грандиозный скандал, если вдруг сейчас войдет в гостиную, но было так хорошо, что мысль отступила. Рядом билось его сердце, лица касались его волосы, и жизнь продолжалась. Яркая! Солнечная! Такая, какая может быть только рядом с ним. Джинни невольно улыбнулась, закусив губу. Хотелось крикнуть: «Я счастлива»! Она почувствовала, что он тоже улыбается. И в этот момент Джинни поняла, что готова свернуть горы за его усталую улыбку. Какое же это счастье: быть здесь, рядом с ним, и знать, что где-то под этой же крышей находится занудствующий старший брат и запутавшаяся на грани любви и долга Гермиона. Как же любила их Джинни в эту минуту – яркую минуту счастья!