Текст книги "Остров Разочарования (иллюстрации И. Малюкова)"

Автор книги: Лазарь Лагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

И тут раскисший было майор тоже подал голос. Это был радостно-удивленный голос. Он осведомился на чистом английском языке:

– Прошу прощения, джентльмены, вы англичане?

– А вам какое дело! – пробурчал Смит. Он нагнулся и поднял с земляного пола пещеры пистолет, выпавший из руки майора.

А тот, бережно поддерживая левой рукой правую, продолжал:

– Прошу прощения, джентльмены, но мне сначала почему-то показалось, что вы русские. Если бы я знал, что вы англичане…

– Тогда?

– Тогда я, конечно, не стал бы рисковать вашими и моей жизнями… Джентльмены, я ваш пленник! Майор барон фон Фремденгут.

Смит рассмеялся:

– Боже мой, как торжественно! Да вы и без вашего разрешения наш пленник.

Черный китель майора разительно подчеркивал бледность его длинного холеного лица с маленькими усиками а ля фюрер и выдающимся вперед крупным, чисто выскобленным подбородком с ямочкой посередине.

– Немцы могут договориться с западным миром, – повторил он сподобием радушия. – Это не только мое мнение. И это не только мнение моего фюрера.

– Ах ты, фашистская гадина! – возмутился Смит. – Кто тебе сказал такую мерзость?

– Спокойно, Смит! – остановил Егорычев кочегара. – Не будем опускаться до дискуссии с эсэсовцем.

– Уверяю вас, джентльмены, – добросовестно настаивал на своем майор Фремденгут. – Уверяю вас, мне сейчас не до выдумок. И он с удовольствием повторил:

– Подумать только, что я вас принял за русских!

– Чего вы там скрываетесь в углу, словно мышь! Подойдите-ка поближе! – приказал Егорычев барону.

Тот подчинился. Теперь, когда он был в каком-нибудь шаге от раскрытых дверей и его освещало косыми лучами утреннего солнца, Егорычев увидел на его кителе три длинные колодки орденских ленточек. Над колодками распластал свои злые крылья стервятника серебряный эсэсовский значок с мертвой головой, а на верхнем кармане был прикреплен большой бронзовый жетон, при виде которого у Егорычева от возбуждения мурашки побежали по спине. Он был ему знаком, очень знаком. Жетон имел форму щита. Стилизованный гитлеровский орел, словно дрессированный хищник, уселся на кружок со свастикой. А под кружком отштампована карта Крымского полуострова и цифры по бокам: «1941–1942».

Итак, перед Егорычевым был один из его противников по Севастопольской обороне, один из офицеров генерала фон Манштейна.

– Смит, – сказал он очень спокойным голосом, – мы стоим против света, и майор фон Фремденгут видит только наши силуэты. Будьте так добры, старина, возьмите фонарик, который лежит вон на том столике, и посветите господину майору войск СС.

Смит зажег фонарик, и майор увидел на кителе Егорычева позеленевшую за время их скитаний на плоту бронзовую медаль: «За оборону Севастополя». Фремденгут помертвел. Нижняя челюсть отвалилась у него, как у удавленника.

– Русский!.. Моряк!.. Севастополец!.. Майн готт!..

– Ну вот мы и познакомились, – сказал Егорычев. – А теперь, – обратился он к Смиту, – захватите-ка отсюда какую-нибудь подходящую бечевочку, чтобы связать фельдфебеля, и зовите сюда наших друзей. А я пока присмотрю за майором…

VI

– Садитесь!

Майор сел на краешек аккуратно застланной койки. – Рассказывайте! – приказал Егорычев.

– О чем?

– Как велик ваш гарнизон? Фремденгут промолчал.

– Отвечайте!

– Не буду. – Глупо!

Фремденгут глянул на Егорычева с кривой усмешкой.

– Советую вам поторопиться, – сказал Егорычев. Майор продолжал насмешливо улыбаться.

– И не думайте только врать, – предупредил его Егорычев. – Я проверю у Курта.

– Вы полагаете, он более правдив?

– Во всяком случае, не менее труслив.

– У меня здесь две неполные роты.

– Неправда.

– Если вы сами знаете, чего вы спрашиваете?

– Не ваше дело. Вы знали ефрейтора Шварца?

– Да, знаю.

– Нет, знали. Это его автомат.

– А где Шварц?

– На дне морском.

– Он свалился с обрыва?

– Я его сбросил с обрыва.

– Значит, это он кричал?

– Он. Так как же?

– Я же сказал: неполные две роты.

– Врете… И я хотел бы поставить вас в известность, господин майор, что у Меккензиевых гор… Вы знаете, это под Севастополем?..

– Знаю.

– Под Меккензиевыми горами эсэсовцы в сорок втором году, двадцать шестого июня, замучили насмерть моего тяжело раненного друга Виктора Сеновалова… Правда, я и до этого не испытывал пламенной симпатии к эсэсовцам… Словом, будете откровенны – вам же лучше будет… Ну, поторапливайтесь, а не то автомат может сам выстрелить.

– Нас было четверо. Если вы действительно утопили Шварца, нас осталось трое: я, фельдфебель Курт Кумахер и ефрейтор Альберих Сморке.

– Проверю. – Пожалуйста. Я сказал правду.

– Где сейчас ефрейтор Сморке?

– Ушел за водой и продуктами.

– Куда?

– На остров.

– Там у вас склад?'

– Склад у нас здесь. Он ушел к туземцам.

– Значит, тут имеется туземное население?

– И прелюбопытное.

– Вымениваете у них бананы за медные пуговицы?

– За железные.

– А если они не захотят?

– Они захотят. У ефрейтора с собой автомат.

– Когда вы высадились на остров?

– На какой остров? – На этот остров.

– Два с половиной года – тому назад.

– И все время живете здесь, в этой пещере?

– Все время.

– Неправда.

– Правда.

– Вот этот жетон, за крымскую кампанию, вам прислали сюда по радио?

– Простите, я оговорился. Мы высадились двенадцать дней тому назад.

– С подводной лодки?

– Курт вам уже рассказывал?

– Откуда прибыла лодка?

– Из Картахены.

– Цель высадки?

– Изучить и нанести на карту этот остров. Он не отмечен ни на одной карте Атлантики.

– Вы топограф?

– Да. То есть нет. Я не топограф. Топографом был Шварц.

– Один Шварц?

– Увы!

– Где инструменты?

– Какие инструменты?

– Геодезические.

– Бедняга их всегда носил при себе. Это был топограф-энтузиаст.

– Зачем вы врете? Скажите, с каким заданием вас высадили на остров?

– Не скажу.

– Заставлю.

– Я не имею права.

– Смешно: эсэсовец говорит о праве.

– Хорошо. Я не хочу сказать.

– Вот это честнее сказано. Но не более благоразумно. Мы обыщем вас, мы обыщем пещеру и, конечно, найдем вполне достаточное количество документов и материалов. Но тогда уже пеняйте на себя... И, ради вашего вечного блаженства, не делайте таких резких движений. Я могу нечаянно выстрелить.

– Вы ничего в них не поймете.

– В движениях?

– В документах.

– У нас хватит времени разобраться даже в шифровках. – Немецких?

– Курт поможет.

– Курт мерзавец!

– Конечно. Иначе он не служил бы в СС.

– Вы хотите меня оскорбить?

– Нет. Я уточняю свое отношение к СС.

– Вы меня убьете?

– Это зависит от вас.

– Я хочу поговорить с вашим старшим начальником.

– Я старший начальник. Молчание..

– Ну, может быть, хватит? – Убивайте! – истерически всхлипнул Фремденгут. – Я давал клятву своему фюреру.

– Я вас освобождаю от этой клятвы.

– Кто вы такой, чтобы освобождать людей от присяги?

– Я – капитан-лейтенант Рабоче – Крестьянского Красного Флота. Вам этого мало? Я представитель передового человечества, черт возьми!

– Я плюю на передовое человечество. Это все красивые слова.

– Хорошо. Перейдем к некрасивым. Вы женаты?

– Да. Какое это имеет отношение?..

– Самое непосредственное. Адрес я узнаю из документов. При первой возможности я сообщу вашей вдове, что муж ее умер, как идиот. Все! Теперь я считаю до десяти.

Егорычев понимал: нельзя было давать майору опомниться. Он начал считать:

– Раз, два, три, четыре, пять.

Когда он дошел до девяти и взвел курок, Фремденгут снова' всхлипнул, отчаянно махнул здоровой рукой:

– Хорошо. Только вы должны мне обещать, что в Германии никто об этом не узнает.

– Обещаю.

– Слово советского, офицера? – Слово советского офицера.

– Разрешите мне перевязать руку.

– Перевязывайте.

– Благодарю вас, господин капитан-лейтенант.

– Не стоит благодарности. Перевязывайте и отвечайте на вопросы. Вам это не будет трудно?

– Нисколько, господин капитан-лейтенант.

– Ваша фамилия и имя?

– Барон Вальтер фон Фремденгут.

– Постоянное место жительства?

– Город Кельн.

– Кадровый офицер?

– Что вы, господин капитан-лейтенант! Я из запаса!

– Давно в армии?

– С сентября тысяча девятьсот сорок первого года.

– Занятие до армии?

– Инженер, деятель промышленности.

– Точнее?

– Я помогаю отцу. Мой отец – деятель промышленности.

– Точнее!

– Мой отец – вице-президент одной акционерной компании.

– Еще точнее! Какой именно компании?

– Не компании ли «Динамит Акциенгезельшафт»? – раздался из-за спины Егорычева заинтересованный голос подоспевшего мистера Фламмери. – Господин фон Фремденгут, если я не

ослышался? Вы не имеете отношения к барону Иоганну-Вольфгангу фон Фремденгуту?

– Это мой отец, – ответил осторожно, подумав, майор Фремденгут.

– Вам знакома фамилия Фламмери?

– «Аноним дайнемит корпорейшн оф Филадельфия»? Фламмери из дома Сквирсов?

– Ну конечно!.. Боже мой, какая удивительная встреча! Воистину пути господни неисповедимы! – воскликнул мистер Фламмери. – Встретить в таком заброшенном уголке земли стариннейшего корреспондента нашей фирмы!.. Вашу руку, дорогой друг!

– Простите, мистер Фламмери, – остановил его Егорычев. – У нас сейчас с майором чрезвычайно важный разговор. Он должен сообщить мне…

– Я ничего не скажу! – надменно процедил сквозь зубы майор фон Фремденгут. – Я передумал… Если вам угодно, можете меня расстреливать…

VII

– Мистер Фламмери, – кротко промолвил Егорычев, – я прошу вас выйти со мной на несколько минут. Нам нужно кое о чем посоветоваться со всей нашей группой.

– Да что вы, мистер Егорычев, мы все отлично уместимся в Этой пещере, – возразил Фламмери, не понимая или делая вид, что не понимает, чего от него хочет Егорычев. – Нас пятеро да два представителя немецкой армии. Прекрасно уместимся. И вообще я дьявольски устал. Мне хочется присесть на хотя бы отдаленное подобие стула. И потом – вам не кажется, что уже пора завтракать?

Егорычева передернуло от досады. Немцы должны были думать, что пленившие их – только небольшая часть высадившихся на остров союзных сил. Неужели Фламмери не может постичь такой простейшей военной хитрости?

Майор угадал мысли Егорычева и ехидно ухмыльнулся.

– Мистер Фламмери, – повторил Егорычев еще более кротко, – я вас настоятельно прошу выйти со мною. Нашей группе необходимо немедленно обсудить один очень важный вопрос.

– Уж не думаете ли вы командовать мною, молодой человек? – сварливо поднял голову Фламмери. Он был невыносимо смешон в своем капковом спасательном жилете с болтавшимися тесемками. Его китель погиб вместе с плотом. На загорелых дочерна щеках выросла за время скитаний на плоту густая седая щетина, и лицо его теперь напоминало фотографический негатив: обычно светлые части лица были темны, а волосы, борода, усы и брови выделялись светлыми пятнами. – Вы, кажется, начинаете себе слишком много позволять, то-ва-рич Егорычев!

Слово «товарищ», он для вящей язвительности произнес по-русски.

– Я вас очень прошу, мистер Фламмери. В противном случае… в противном случае я должен буду немедленно расстрелять майора войск СС барона фон Фремденгута, как представляющего для нашей группы непосредственную опасность.

– О господи! Какой-то сумасшедший! – раздраженно фыркнул мистер Фламмери, но все же довольно поспешно покинул пещеру, приветливо помахав на прощание Фремденгуту.

– Смит! – крикнул Егорычев, не спуская глаз с майора. Послышались шаги.

– Я здесь, мистер Егорычев.

– Где тот пленный? – тихо спросил Егорычев.

– Я его связал и уложил для сохранности в холодок под кустик. Он себя там должен прекрасно чувствовать, – так же тихо ответил кочегар.

– Сопротивлялся?

– Что вы, мистер Егорычев! Он совсем ручной. Он только сказал, чтобы его не убивали, потому что он многосемейный и что он с наслаждением расскажет все, что от него потребуют.

– Скажите, какая приятная встреча! Ну, пускай его пока полежит. А вас я попрошу присесть на эту койку и постеречь майора, пока я потолкую с нашими друзьями. Выньте пистолет и следите, чтобы господин майор не делал лишних движений. Это для него страшно вредно. Это для него грозит смертью. Я ему так прямо и сказал.

– Понятно, господин капитан-лейтенант.

– А табуретками в него не швыряйтесь. Вы еще не достигли нужной меткости в швырянии табуретками.

– Слушаюсь, сэр, – ухмыльнулся в усы кочегар. – Так и быть, не буду швыряться.

– Вы меня очень обяжете, – улыбнулся Егорычев и вышел на воздух.

На подсохшей травке, под сенью очень раскидистого дерева, несколько походившего на магнолию, сидели Мообс и Фламмери. Цератод лежал на спине, закинув руки за голову. Лицо его было мрачно. В толстых очках, как в глазке фотоаппарата, красиво отражались чуть выпуклая панорама лужайки, и деревья, и кустарник, и высокое, быстро белевшее небо. Цератод, закрыв глаза, задумался, по-видимому, о чем-то значительном. Заслышав шаги Егорычева, он на мгновение приподнял веки, глянул на него со скорбным презрением и снова опустил их.

Возможно, что при других обстоятельствах Мообс выразил бы Егорычеву свое восхищение. Но Фламмери был в ярости, и Мообс поэтому только скользнул взором по этому отчаянному русскому И вплотную занялся тщательным разглядыванием свежесорванного цветка.

Роберт Фламмери пылал негодованием.

– Может быть, вы нам разъясните, сэр, – почти закричал он, – с чего это вы взяли, что имеете право нами командовать?

– Прежде всего, не надо кричать, – сказал Егорычев. – В пещере все слышно. А он знает английский язык.

– Не учите меня, как обращаться со своим голосом! – продолжал кричать Фламмери. – Если у меня возникнет сомнение, как мне поступить, я обращусь с молитвой к господу, и он, а не вы, вразумит меня.

– Успокойтесь, мистер Фламмери. Я не собираюсь обучать вас, как обращаться со своим голосом. Но мне кажется, что я вам мог бы кое-что преподать о том, как нужно воевать.

– Воевать, воевать!.. При чем здесь воевать?.. Тьфу! Не смейте закрывать мне рот!

– Не надо кричать, мистер Фламмери. Вы ведете себя сейчас, как истеричная дама или…

– Сэр! – воскликнул шокированный Фламмери. – Вы забываетесь, сэр!

– Ради бога без крика! Кое-кто из их компании еще на свободе. Зачем кричать? Зачем показывать или рассказывать пленным, что нас мало, что мы недостаточно дружны между собой? Зачем было вмешиваться во время допроса пленного? Этот майор чуть было уже не рассказал об их боевой задаче…

– Я плюю сейчас на любую боевую задачу! – перебил его Фламмери. – Я уже не так молод, чтобы играть в солдатики. Какая к черту боевая задача на этом острове, за тысячу миль от фронта!

– О боевой задаче, поставленной перед его группой, – спокойно продолжал Егорычев.

– Я не любопытен.

– Напрасно. Если немецкое командование считает необходимым специально высадить группу эсэсовцев, то есть особо проверенных и доверенных гитлеровцев, на остров, не обозначенный ни на одной карте мира.

При последних словах физиономии слушателей заметно вытянулись.

– И если во главе такой группы из нескольких человек поставлен старший офицер – майор, и не безродный служака, а сын крупного и влиятельного промышленника, то, мне кажется, задание, порученное такой группе, заслуживает самого пристального внимания.

– Бесспорно, – подал голос Цератод и перевернулся со спины на живот. – Бесспорно. Но при одном условии.

– При каком?

– Если бы мы имели возможность сообщить нашему командованию то, что нам удастся разузнать.

– Во-первых, нам, быть может, удастся здесь, на месте, сорвать выполнение этой задачи. Во-вторых, вы действительно уверены, мистер Цератод, что мы не сможем поставить в известность наше командование?

– Уверен. Смит сказал, что рация разбита.

– Ее можно будет легко исправить.

– Сомневаюсь. Кто ее будет исправлять? Я, вы, Мообс, мистер Фламмери или Смит?

– Нужно будет заставить их радиста. – А если он не захочет?

– Захочет.

– Боюсь, сэр, что в оценке создавшегося положения мы с вами несколько расходимся. Насколько я понимаю, вы считаете, что взяли этих немцев в плен, что они ваши пленные?

– Наши пленные, – поправил его Егорычев. – Мы взяли их вместе с мистером Смитом.

– Чрезвычайно сожалею, что его нет сейчас среди нас и что я лишен вследствие этого возможности выразить и ему свое глубокое возмущение по поводу вашей необдуманной и в высшей степени губительной акции, – сказал Цератод.

– Я вас не совсем понимаю, – сказал Егорычев.

– Еще большой вопрос, кто здесь пленные, – пояснил свою мысль Цератод. – Скорее всего, все-таки не немцы у нас, а мы у немцев. Рассудите сами: мы на острове, известном только германскому командованию. Надежд на то, что сюда придет наш корабль, все равно какой – надводный, подводный или воздушный, нет ровным счетом никаких. Зато более чем вероятно, что спустя какое-то время сюда снова придет немецкая подводная лодка.

– Вот это-то нам и надлежит выяснить в первую очередь, у Фремденгута, – сказал Егорычев. – И в зависимости от того, что он скажет, мы и будем разрабатывать наши дальнейшие планы. Давайте пока на этом и договоримся.

– Боюсь, что другого выхода покамест не видно, – со вздохом согласился Цератод. – Ваше мнение, джентльмены?

– Увы! – ответил мистер Фламмери и за себя и за Мообса. – Мы должны молить господа, чтобы немцы не припомнили нам зла, которое вы со Смитом учинили, ослепленные своим воинственным безумием.

– Значит, все в порядке, – сказал Егорычев. – Я вас только очень прошу не заговаривать с пленными, пока я не покончу с их допросом. Это необходимо в интересах нашего общего дела… и нашего благополучия….

– А как насчет завтрака? – осведомился Мообс, завершив, наконец, изучение цветка.

– В самом деле, не пора ли подумать о завтраке? – поддержал его Фламмери. – Кстати, узнаем, чем кормит своих солдат мистер Адольф Гитлер.

– Сейчас будет произведена надлежащая разведка, – обрадовался Егорычев перемене разговора. – Одну минутку!

В кустах, добросовестно связанный Смитом по рукам и ногам, покоился в прохладе фельдфебель Курт Кумахер. Он дышал ровно и глубоко, у него были закрыты глаза. Но он не спал. Судя по веревке, он не предпринимал никаких попыток к бегству. Курт Кумахер наслаждался состоянием «вне войны».

– Я вам не рекомендую кричать, – посоветовал ему Егорычев, вытаскивая кляп из его рта.

– Прошу прощения, господин капитан-лейтенант, – ответствовал фельдфебель на очень дурном английском языке. – Нельзя ли говорить мне хоть несколько медленней? Я чрезвычайно слаб в английском.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Егорычев.

– Благодарю вас, господин капитан-лейтенант, – с готовностью отвечал Кумахер, – сравнительно неплохо. Но, конечно, я рассчитываю, что вы не будете держать меня в таком положении весь день.

– Это будет зависеть от того, как вы себя будете вести.

– Благодарю вас, господин капитан-лейтенант. Я буду стараться.

– Где у вас хранится продовольствие?

– Кроме скоропортящегося, в пещере, – ответствовал фельдфебель.

– А скоропортящееся?

– За скоропортящимся мы ходим вниз, в деревню, к туземцам.

– Сейчас кто-нибудь ушел туда?

– Так точно, господин капитан-лейтенант. Ушел ефрейтор Сморке.

– Сколько немцев на острове? Только не дай вам бог соврать!

– Господин капитан-лейтенант! – воскликнул фельдфебель с дрожью в голосе. – Я бы никогда не простил себе, если бы позволил себе обмануть такого глубокоуважаемого человека, как вы. Нас на острове четыре человека: господин майор барон фон Фремденгут, я, ефрейтор Альберих Сморке и ефрейтор Бернгард Шварц.

– И всё?

– Так точно, господин капитан-лейтенант, все. Осмелюсь, доложить, – тут Курт Кумахер счел целесообразным перейти на доверительный шепот, – ефрейтор Шварц в настоящее время должен находиться где-то поблизости. Он вооружен. У него автомат. Сообщаю в интересах вашей безопасности. Чрезвычайно опасный тип. Фанатик! Он, наверное, где-то скрывается.

– Знаю.

– О, вы знаете про ефрейтора Шварца и знаете, что он скрывается?!

– Я знаю, где он скрывается.

– Осмелюсь осведомиться – тут поблизости? – Нет, значительно ниже.

– У туземцев, в долине?

– Еще ниже.

– Неужели на берегу?

– Еще ниже.

– Майн готт! – изменился в лице фельдфебель. – Он… он утонул?

– Возможно, что он еще раньше умер от разрыва сердца. Когда падаешь с такой высоты…

– В глубине души он мне всегда претил, – заявил Кумахер, дробно щелкая зубами, – как бывшему социал-демократу…

Этот угодливый и старательный фельдфебель войск СС был предельно омерзителен.

– Надеюсь, что вы будете вести себя благоразумно, – сказал Егорычев.

– Можете не сомневаться, господин капитан-лейтенант! Клянусь вам всем, что для меня свято!

«Немногим же ты клянешься!»-подумал Егорычев.

– В тактических целях я решился одиннадцать лет тому назад вступить в партию национал-социалистов, – лепетал между тем Кумахер, умильно заглядывая ему в глаза. – Но в глубине души, о, в глубине души я всегда оставался… О, если бы вы знали, глубокоуважаемый господин капитан-лейтенант, как мне бесконечно дороги лучезарные идеалы социализма!..

– Прекратите вашу болтовню! – резко оборвал его Егорычев. – Не смейте говорить о социализме!

– Слушаюсь, господин капитан-лейтенант! – струхнул Кумахер. – Не будет ли еще каких-нибудь ваших приказаний?

– Когда вас высадили на этот остров?

– Двадцать второго мая сего года, господин капитан-лейтенант.

– С какой задачей?

– Не смею отвечать, не испросив раньше вашего обещания.

– Какого обещания?

– Не выдавать меня. Никто не должен знать о том, что это сказал вам именно я. В противном случае меня убьют. Все равно, здесь или в Германии, сейчас или после войны. И всю мою семью убьют: и мою дорогую маму, и мою милую жену, и моих нежно любимых детей… О, если бы вы видели моих детей! Это сущие ангелы!.. – Курт Кумахер растроганно зашмыгал носом. – Я осмеливаюсь просить вашего обещания, господин капитан-лейтенант..

– Хорошо, обещаю. Вам достаточно?

– О господин капитан-лейтенант! Слово советского офицера, да еще моряка! Оно должно расцениваться на караты, как самые драгоценные алмазы.

– Ладно. Говорите.

– Но я, конечно, далеко не все знаю.

– Рассказывайте, что знаете.

– Только прошу учесть, господин капитан-лейтенант, нам, то есть мне, Шварцу и Сморке, просто сказали: «Для выполнения важнейшего боевого задания». Но у меня имеется один приятель в штабе. Он сказал мне, конечно под строжайшим секретом, что все это связано с каким-то новым усовершенствованным оружием. Так вот, нас в связи с этим оружием сюда и забросили.

– Что вы будете делать?

– Этого я не знаю. Мне сказано только, что в день и час, который известен господину майору, я должен буду принять приказ из штаба.

– Вы радист?

– Так точно, господин капитан-лейтенант.

– Ваша довоенная специальность?

– Ремонт патефонов, радиоприемников, велосипедов, мотоциклов, швейных, счетных и пишущих машин. Собственная мастерская в Кельне. Фирма «Эрих Кумахер и сын». Сын – это мой незабвенный отец. Я – внук. Фирма существует с 1892 года. Масса благодарственных отзывов.

– Значит, вы земляки с вашим майором?

– О, да вы уже и это знаете! У вас светлая голова, господин капитан-лейтенант!

– Не паясничайте!

– Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.

– Подумайте получше, фельдфебель Кумахер, все ли вы рассказали. Пока что вы не сообщили ничего нового.

– Все, – ответил Кумахер и преданно улыбнулся.

– Попробую вам на минутку поверить. Давайте в таком случае вспомним, какой багаж перебросили с вами на остров.

– Перечислять всё?

– Всё.

– Слушаюсь. Значит, так: четыре автомата, один станковый пулемет, – стал быстро вспоминать фельдфебель, старательно закатив глаза, – три ящика патронов, два ящика гранат, ящик пехотных мин, оборудование портативной радиостанции с генератором, настройки, постельные принадлежности на четверых, посуда кухонная и столовая, походная аптечка, две бочки керосина, запас продовольствия с расчетом на пополнение его за счет местного населения… кое-какая дрянь для меновой торговли.

– И всё?

– Как будто всё.

– Припомните.

– Были еще два ящика со всякой чепухой для местных дикарей, но они утонули при выгрузке.

– Как же это вы так? Ай-ай-ай!

– Мы не были виноваты, господин капитан-лейтенант. Мы еще были тогда на борту подводной лодки. Эти ящики уронили в воду матросы, сошедшие с первой шлюпки. Господин майор барон фон Фремденгут был с ними. Так что и ругать ему было некого.

– Так и не вытащили?

– Никак нет. Там порядочная глубина. К тому же их, вероятно, сразу уволокло накатом. Ефрейтор Шварц пробовал нырять в том районе. Он говорил, что ящиков уже там не видать.

– Словом, погоняли вас, и все впустую.

– Никак нет, господин капитан-лейтенант. Господин майор сразу понял, что поиски бесполезны, и не настаивал.

– Та-ак. Ну что ж. Скажите, фельдфебель, если я вас сейчас развяжу, вы будете вести себя благоразумно?

– О, господин капитан-лейтенант! – расхныкался Кумахер от полноты чувств.

– Собственно говоря, это более чем в ваших интересах. Это и в интересах вашего обильного семейства… И не сметь без моего разрешения вступать в разговоры с вашим майором.

– Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.

Егорычев развязал Кумахера. Тот встал, с облегчением потянулся, расправил мясистые плечи и вытянул руки по швам.

– Жду ваших приказаний, господин капитан-лейтенант.

– Пора завтракать.

Они нырнули в полумрак пещеры, где усталый Смит караулил прилегшего на койку майора Фремденгута, открыли дверь, ведшую в казарму для нижних чинов. Там в глубокой нише были аккуратными штабелями сложены цинковые и фанерные ящики с провиантом.

Немного погодя Кумахер, изнемогавший от трудолюбия и преданности, расстелил в тени под деревом свежую скатерть и расставил на ней тарелки, чашки и четыре прибора. Затем он вскрыл две банки сгущенного молока, четыре пакета печенья и стал на двух коробках сухого спирта готовить кофе и разогревать самую настоящую американскую свиную тушенку.

– Боже милосердный! – трагически воскликнул Мообс, и лицо его выразило глубочайшее отвращение. – Боже праведный, тебе угодно продолжить наши испытания и на суше!

В этот день ему суждено было сделать два сенсационных открытия. На рассвете он первый увидел зеленую проволоку, действительно оказавшуюся антенной эсэсовской рации. Сейчас он первый обратил внимание на то, что их собираются кормить американскими консервами. Этикетки на банках и пакетах подтвердили это со всей своей кричащей убедительностью.

– Фельдфебель Кумахер, – обратился Егорычев к угодливо суетившемуся пленному, – откуда у вас американские продукты?

– Подарок его высокопревосходительства фельдмаршала Роммеля, господин капитан-лейтенант.

Наступило неловкое молчание.