Текст книги "Ослепленная звездой"
Автор книги: Лайан Конуэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
С этими словами он скользнул в воду, оставив на берегу замешкавшуюся Лейн.
– Давай! Скорей! – махала ей Ханна.
Лейн набрала воздуха и нырнула следом, понимая, что вряд ли сможет догнать его при той скорости, с которой он плыл, мощно работая длинными ногами и широкими плечами. Когда Фергюс обернулся и увидел огромный разрыв между ними, то повернул обратно.
– Так нам никогда не доплыть до Атлантики.
Лейн усмехнулась.
– Может, я надеюсь на встречу с дружелюбным дельфином, который подвезет меня.
Он перевернулся на спину.
– У тебя много общего с моей дочерью.
– Главное, иметь воображение, как поется в песне, – заметила Лейн, бросая взгляд на берег, чтобы проверить, как там Ханна.
Фергюс подплыл ближе.
– Писателю без воображения нельзя.
Лейн повернула набок голову и закрыла глаза.
– Можно, но трудно, – согласилась она.
Последовало долгое мирное молчание, а потом Фергюс вдруг сказал:
– У тебя естественная красота.
От удивления Лейн распахнула глаза и, чтобы не утонуть, поспешно заработала руками. Фергюс медленно плавал вокруг нее кругами.
– Понимаешь, – сказал он, – ты даже не осознаешь ее.
Лейн тихо засмеялась от смущения.
– И это говорит человек, способный заставить меня почувствовать себя замарашкой.
– У меня никогда и в мыслях такого не было. – Он подплыл к ней и взял за руку, вынудив Лейн энергичней поработать ногами. За руку он подтянул ее к себе. – Дело в том, Лейн Денхэм, что я сильно увлекся вами.
Ноги у нее ослабли, она лишь успела вовремя закрыть рот, чтобы не наглотаться воды. Его руки мгновенно обхватили ее, и их ноги переплелись. Тут она обнаружила, что ей трудно говорить.
– Мы должны вернуться.
Фергюс оглянулся на дочь и затем с вызовом взглянул на Лейн. Руки его с талии скользнули под бретельки купальника и медленно стянули их, словно кожуру с переспелого плода. Попытка Лейн сдержать его была почти задавлена жгучим поцелуем Фергюса.
– Прошу... – задыхаясь, произнесла она, отталкивая Фергюса, как только его губы дали ей передышку. – Отпусти меня.
Он позволил ей отплыть и вернуть на место бретельки купальника. Синева его глаз потемнела, голос звучал глухо.
– Почему ты так боишься наслаждения?
– Будем откровенны! Ты хочешь секса, Фергюс, а я нет. Возвращаюсь к Ханне.
Он грустно улыбнулся и поплыл на боку.
– Убегаешь! Так и скажи. Вот уже второй раз ты используешь Ханну, чтобы убежать от себя! – крикнул он ей вслед.
Онемев от такого поклепа, Лейн быстро поплыла к берегу, но Фергюс догнал ее, чтобы сказать:
– Правда глаза колет!
Ради Ханны им пришлось делать вид, что ничего не произошло. Обе стороны готовы были признаться самим себе в частичной правоте другого, поэтому натянутость ощущалась минут пять, не дольше, после чего Ханна упросила Лейн намазать ей маслом плечи и спину. Сама она обстреливала грудь отца из тюбика с кремом для загара. Вскоре вся троица заметила, что крем не впитывается и имеет резкий ментоловый запах.
– Не может быть! – радостно закричала Ханна, разглядывая тюбик. – Папа взял с собой зубную пасту! – Она зашлась от смеха, и Лейн не удержалась от улыбки.
Фергюс смиренно посмотрел на белую замазку, быстро подсыхавшую на волосах груди, тяжело вздохнул и полез в сумку за влажными салфетками. Ханна вдруг сорвалась с места и заскакала по пляжу, хохоча как безумная.
– Думаю переименовать Ханну Ужастика в Ханну Истеричку, – объявил Фергюс, беря третью салфетку. – По крайней мере, от меня не будет дурно пахнуть.
Лейн наконец фыркнула и залилась неудержимым смехом, а он вздымал вверх руки, как проигравший теннисист.
– Почему никто не воспринимает меня всерьез?!
Часом позже вторжение на пляж внешнего мира в виде двух молодых пар вынудило Фергюса, Ханну и Лейн быстро собраться. Понимая, что за ними наблюдают, Лейн пошла на уступку, позволив Фергюсу, на шее которого сидела Ханна, обнять себя за талию. Из-за жары было решено отказаться от дальнейшего осмотра достопримечательностей и направиться к парому, по дороге заглянув в таверну. Уже за столом во время еды Ханна вдруг уронила головку и заснула.
Лейн и Фергюс улыбнулись друг другу над головой спящего ребенка, и за время, что длилась эта улыбка, у них возникло ощущение какой-то особой общности.
Фергюс переместил Ханну на колени, и теперь ее головка покоилась у него на груди.
– Я рада, что дельфины приплыли показаться ей, – сказала Лейн.
– У них не было выбора, – ответил Фергюс.
Зеленые глаза Лейн светились благодарностью.
– Спасибо за чудесный день!
– Он еще не кончился, – пообещал он, гладя волосы дочери и задумчиво вглядываясь в черты лица Лейн. – Знаешь, ты не права.
Лейн удивленно спросила:
– О чем ты?
– О сексе. – Она моргала, не понимая, к чему он клонит. – Я осознал: мне нужна ты, а не секс. – Фергюс небрежно пожал плечами, а в глазах у него запрыгали веселые чертики. – С этим у меня проблем нет.
– Не сомневаюсь, – сухо заметила Лейн, предпочитая не замечать его игривого настроения.
– Тогда скажи, я достаточно привлекателен для противоположного пола?
– Вполне возможно, – криво улыбнулась Лейн, – только мне бы не хотелось, чтобы ты становился слишком самодовольным из-за этого.
– Будет ли с моей стороны проявлением самодовольства надежда стать для тебя когда-нибудь привлекательным, хоть чуть-чуть?
Она откинулась и стала разглядывать его, делая вид, что пытается составить о нем объективное мнение. Он быстро наклонился к ней, плотно прижав к себе Ханну, и полушепотом сказал:
– Разумеется, забудь о том, что позволила мне ласкать твою грудь. Это было с твоей стороны временным отклонением от праведности...
– Фергюс! – прошипела Лейн, бросая взгляды на Ханну, на соседние столики и наконец гневно на него. – Ты соображаешь, что несешь?!
– А что особенного? – заговорил он громче. – Я был бы счастлив повторить, но ты не ответила на мой вопрос.
Решив, что надо как-то заткнуть его раз и навсегда, Лейн хлопнула ладонью по столу и сказала так же отчетливо:
– Ладно. У тебя великолепная фигура, глаза твои растопят и камень, но должна признаться, что ты мне нужен только для секса.
Еще продолжая улыбаться, он признался:
– Напугала!
Ханна застонала во сне, и выражение торжества на лице Лейн исчезло.
– Думаю, нам пора двигаться.
– Давай еще выпьем, – предложил Фергюс.
Лейн отрицательно покачала головой.
– Нет, спасибо, и так наговорила лишнего. Кто знает, что я еще сболтну. – Она не дала ему ответить. – Пошли, наверное, Ханну надо уложить в постель.
Фергюс вздохнул.
– Раз нянюшка так считает...
Она поднялась, хмуро посмотрела на него, потом заявила ледяным голосом:
– Я оплачу счет.
Он с восхищением разглядывал ее.
– Второй раз за один день! Вот какая у меня девушка!
Его подмигивание привело Лейн в ярость. Она резко отвернулась и пошла платить.
В машине Фергюс уложил Ханну на заднее сиденье. Когда он выпрямился, Лейн как раз собиралась открыть переднюю дверцу, но Фергюс остановил ее.
– Лейн, я рад, что ты поехала с нами! Ты устроила Ханне праздник. Я признателен тебе.
Искренность, с какой он сказал эти слова, слегка смутила Лейн. Она старалась не смотреть на него, чтобы не выдать собственных чувств. Усилившийся к вечеру ветер трепал концы воротника его рубашки.
– Я уже отказалась от мысли мстить тебе за то,, что вынудил меня поехать с вами, – призналась она и только после этого взглянула на него. – Хотя сомневаюсь, что праздник у Ханны получится благодаря мне. Это заслуга дельфинов.
– Значит, вы обе устроили праздник мне, – сказал Фергюс.
– Хватит петь дифирамбы! – Недовольство Лейн было смягчено легкой насмешливостью.
– Почему? – улыбнулся Фергюс.
– Просто я... – она растерянно пожала плечами, – вообще не заслуживаю твоего внимания.
Эти слова вошли в противоречие с ее реакцией на последовавший поцелуй, которому Лейн отдалась самозабвенно.
Казалось, чудесный заключительный аккорд прекрасно проведенного дня, так нет, ей удалось разрушить все очарование на последнем отрезке их путешествия.
То ли из любопытства, то ли для очистки совести она спросила:
– Сколько правды в том, что пишут о тебе, Фергюс?
– Наверное, столько же, сколько в том, что пишут о других. Очень мало.
– Значит, история о твоем безумном прошлом – чистая выдумка?
– Позволь уточнить, о какой стороне моего безумного прошлого ты говоришь?
– Я не уверена, что осмелюсь повторить, – неожиданно ответила она.
Тон его стал насмешливым.
– Впервые за все время, по-моему. Хочешь, чтобы я это сделал за тебя? Прожигание жизни, запойное пьянство и разбитые сердца – это у меня в прошлом?
– Ну... не думаю, чтобы я выразилась именно так...
Фергюс, казалось, перестал ее слышать, его как будто прорвало.
– Деньги и слава пришли, когда я был слишком молод, чтобы справиться с этим, и слишком глуп, чтобы не купиться на лесть. Самый подходящий возраст для того, чтобы тешить свое тщеславие и упиваться этим. Слишком поздно начинаешь понимать, что профукал значительную часть своей жизни. При всем при этом сомневаюсь, чтобы я постоянно вел себя так... но ты, как и я, понимаешь, что именно в этой грязи, словно свиньи, любят копаться представители прессы.
– Как будто упразднили этику, – поддержала его Лейн, как бы разговаривая сама с собой. – Каждый считает, что играет по правилам, не задумываясь о последствиях.
– Только не пойми меня превратно. Я не говорю здесь о тех немногих самодовольных знаменитостях, которые просто умоляют таких репортеров специально создавать им скандальную славу. Это совсем другое.
– Полагаю, те, кто поумней, со временем становятся осмотрительнее, – пробормотала Лейн, удивившись, что машина замедляет ход.
Фергюс свернул с дороги, и Лейн вопросительно посмотрела на него, когда он поставил машину на ручной тормоз и повернулся к ней, чтобы продолжить разговор.
– Или меняются. Людям вообще свойственно меняться. С возрастом приобретается жизненный опыт. Впрочем, все это было так давно.
– Я понимаю, – нежно поддакнула она. – Извини, мне не следовало заводить этот разговор.
– Отчего же, меня радует, что ты проявляешь ко мне интерес.
Какая-то недоговоренность висела в воздухе, но Фергюс снял машину с ручного тормоза и поехал.
– И мне бы не хотелось, чтобы ты считала меня похожим на того монстра, которого создала, на Леннокса.
Они недалеко успели отъехать, когда Фергюс нажал ногой на тормоз и машина остановилась. Он снова повернулся к Лейн. Судя по выражению лица, он готовился сказать что-то исключительно неприятное, но в этот момент с заднего сиденья послышался нежный голосок.
– Мы уже дома, папочка?
Фергюсу пришлось напрячься, чтобы его ответ прозвучал нежно.
– Скоро приедем, цыпленок.
– Кря-кря, – отозвалась Ханна сонным голосом и снова уснула, устроившись поудобнее.
Вместо того чтобы улыбнуться абсурдной реакции девочки, Лейн с Фергюсом пристально и серьезно смотрели друг на друга. Она поняла, что его заклинило на нежелательном открытии, которое он сделал для себя благодаря ее легкомыслию.
– Это так и не так! – пришел он к заключению, стараясь не повышать голоса.
– Что именно? – Вопрос прозвучал риторически.
– К чему все эти разговоры – «играй Леннокса, как ты считаешь нужным»! Черт возьми, ты все равно считаешь, что он и я – одно и то же!
Теперь он разозлился, проникнувшись смыслом сказанного, включил двигатель и помчался дальше на большой скорости.
Лейн растерялась и не находила слов. Только раз она посмотрела на его профиль с решительным подбородком и больше не осмелилась.
Только свернув с шоссе на подъездную дорогу к вилле, Фергюс сказал:
– Полагаю, твое молчание можно истолковать как признание вины.
– Фергюс, выслушай меня...
Он уже открывал свою дверцу, но, резко обернувшись к ней, бросил:
– И у тебя хватает наглости говорить об этике!
Лейн не стала дожидаться, пока он заберет Ханну из машины, медленно побрела к вилле, а потом побежала. Несясь вверх по лестнице, она желала только одного – расплакаться, но сдержалась и бросилась в его комнату. Теперь, очевидно, самое важное – это убрать оттуда все, что могло бы напомнить ему о ее существовании, и она поспешно стала собирать вещи. Фергюсу пришлось почти перешагивать через нее, чтобы уложить спящую Ханну в постель. Закрыв дверь, ведущую в комнату дочери, он подошел к Лейн, которая как безумная вышвыривала свои вещи из гардероба на постель.
– Это ребячество, – последовал упрек.
– Я избавляю вас от необходимости вышвыривать меня отсюда, – констатировала она ровным голосом, собирая разбросанные вещи.
– Тогда, может, ты все-таки объяснишься?
– Не вижу в этом смысла, ты уже все для себя решил. – И, сверкнув на него зелеными глазами, вернулась к своему занятию.
– У тебя определенно было нелестное представление обо мне, Лейн. Неужели оно не изменилось?
Фергюс взял ее за руку.
– По-моему, лестью ты сыт по горло, – ответила она, вырываясь.
Он прищурился.
– Ты просто жонглируешь словами.
– Это моя профессия, – отрезала она.
Фергюс уселся на постель, мешая ей собирать вещи.
– Неужели ты бы предпочла, чтобы я походил на этакий аленький цветочек вроде Макса?
Он изобразил его в таком отталкивающе карикатурном виде, что привел Лейн в ужас.
– Не понимаю, черт возьми, при чем тут...
– Ты же с ним каталась, не так ли? – Обвинение Фергюс произнес уже своим голосом.
– Так кто теперь занимается ребячеством? – перешла в атаку Лейн, выдергивая из-под него свои трусики.
Он нехотя встал, изрекая при этом:
– Может, втайне ты разочарована, что я не оправдал твоих ожиданий? Ты ведь предпочитаешь, чтобы я ждал от тебя только секса, дабы не испортить сложившегося представления. Здорово же я тебя разочаровал!
Ярость кипела в груди Лейн. Она обернулась к нему, размахивая трусиками для пущей выразительности.
– Ну, это уж слишком! Если бы ты был честным сам с собой, то понял бы, что разочарование пришлось целиком на твою долю. Кажется, дня не прошло со времени моего приезда, чтобы ты не пытался залезть ко мне в трусы!
Фергюс ухватился за ее руку с развевающимися трусиками и, дергая к себе, угрожающе прорычал:
– Да за такие слова тебя следовало бы прямо сейчас хорошенько трахнуть!
Из комнаты Ханны послышался громкий стон, Фергюс оттолкнул Лейн с дороги и пошел успокаивать дочь, на ходу бормоча себе под нос ругательства.
Лейн не стала терять времени. Она сгребла все, что могла, и пинками загнала свой чемодан через площадку в комнату, которую освободила Хейди.
Одержимая мстительным гневом, она так и шипела. Надежды заснуть в таком состоянии не было и, побросав вещи как попало на постель, Лейн устремилась вниз по лестнице. В одном из вагончиков, как ей было известно, находился бар. Она твердо решила напиться до потери памяти.
Влетев в бар, Лейн пожалела о своем мелодраматическом появлении, поскольку его посетителями оказались лишь Макс, Инга и две девушки-гримерши.
А, Лейн, иди к нам, – позвал Макс и помахал ей. – Хорошо провела день? Мы соскучились по тебе.
Она открыла рот, чтобы ответить, но, к своему стыду, зашлась в рыданиях. По щекам катились несвоевременные слезы. Инга с Максом переглянулись, потом он усадил Лейн рядом с собой, пытаясь ласково выяснить, что случилось. Она сумела только выговорить сквозь рыдания:
– Извините...
– Я принесу чего-нибудь покрепче, – пообещала Инга и направилась к стойке.
– Пожалуйста, дорогая, – успокаивал ее Макс, – не может быть, что все уж так плохо, правда ведь?
Лейн кивком согласилась, потом замотала отрицательно головой, и вместе с рыданием у нее вырвалось имя Фергюса. К тому времени, когда Инга вернулась к их столику, Макс перебрал все возможные варианты: Фергюс пренебрег вниманием Лейн или использовал, а потом пренебрег. Инга поставила перед Лейн прозрачный напиток, Макс наклонился к ней и шепотом произнес имя Фергюса. Они обменялись многозначительными взглядами.
– Выпей это. – Макс протянул Лейн бокал, и она, благодарная сейчас за любую помощь, взяла и выпила.
Огненная вода обожгла ей горло и разлилась по своему телу. Лейн закашлялась. Инга села напротив, не спуская с нее темных сочувствующих глаз.
– Можешь не рассказывать, Лейн, – сказала она дружелюбно. – У Фергюса репутация трудного субъекта.
В глубине души Лейн признавала, что была не права, но слабый голос совести заглушался ослепительным гневом и уязвленной гордостью, которые смягчала только печаль от того, что виновницей происшедшего была она сама.
– А где вы видели гения с хорошим характером? – вопрошал Макс. – Таких просто не бывает.
– Он не гений, а эгоист, – объяснила Инга. – Некоторых камера подпитывает. Я часто таких встречала. Одна мысль, что на них смотрят, доводит их до такого состояния, что они творят чудеса на съемочной площадке.
Ирония, заключенная в словах Инги, вызвала у Лейн желание улыбнуться, и она сделала еще глоток, чтобы закрепить улучшение в своем состоянии.
– Ты не могла бы по-быстрому принести еще этого зелья? – спросил Макс Ингу.
– Могу попытаться. Думаю, вторая порция приведет Лейн в полный порядок.
Вскоре она вернулась с тремя бокалами.
– Кажется, мне хватит, – прошептала Лейн.
Голос у нее сел, в горле саднило.
– Чепуха, – сказал Макс. – Тебе нужно максимально набраться пьяной храбрости. Ты все еще думаешь, что будешь спать с ним?
От потрясения Лейн заморгала.
– Я никогда не спала с ним!
Инга с возмущением грохнула бокалом об стол.
– Вот как! Что же это за мужик, который заманивает в свою комнату, а потом отвергает!
– Вы неправильно поняли, – продолжала убеждать их Лейн.
Инга сочувственно похлопала ее по руке.
– Здесь ты среди друзей. Я скажу тебе так: раз женщина, лежа в постели, не может склонить Фергюса дать выход своей страсти, то кто же может?
Макс сделал встречное предположение:
– Мужчина?
Хотя в Лейн заговорило чувство юмора, она не могла удержаться и отчаянно пыталась еще раз объяснить, как было дело.
– Я никогда не ложилась в постель Фергюса с целью склонить его к выходу своей страсти! Скорее такая цель была у него, – добавила она сердито.
– Наверняка, – подхватила Инга и посмотрела на свой роскошный бюст. – Если бы я подсунула ему одну из этих под нос, он наверняка заметил бы.
Лейн, быстро терявшая контроль над собой, с трудом удержалась от улыбки, представив себе эту картину. Она выпила еще и позволила себе заметить:
– Поделом ему!
Ей почудился в этом привкус мести, и она злорадно захихикала. Все трое, пригнув головы, смеялись словно дети, затевающие каверзу. И вдруг Лейн вспомнила.
– А где Джерри, между прочим?
Инга развалилась на стуле.
– Ты не поверишь, он бросил свою любимую Ингу ради стареющей матери Акселя! Роуэн, Аксель, Джерри... Трое мужиков развлекают одну бабу!
– Разумеется, это никак не связано с тем, что треть нашего фильма финансируется матерью Акселя, – сухо сказал Макс.
– Ммм, я знаю, с какого масла у меня хлеб. – Инга поднялась. – Беда моя, что я люблю брюнетов. И все же, пожалуй, пойду пожелать спокойной ночи Фергюсу.
Лейн отвела глаза и уставилась на бокал.
– Что ты имеешь в виду?
Инга покачалась немного, похлопала себя по носу и произнесла:
– Аг-га! Тебе бы хотелось знать.
– Не ходи сегодня к Фергюсу, Инга, – посоветовала Лейн, стараясь сохранять серьезный вид. – Он... лучше оставить его в покое.
– Сегодня! Сейчас! – решительно заявила Инга. – И не тебе, Лейн, судить об этом.
Макс с Лейн следили за ней, пока она шла, качаясь, к выходу. Макс закрыл лицо ладонями.
– Спаси и помилуй! – прохрипел он, но в глазах его прыгали такие чертики, что оба расхохотались.
– Кажется, я натворила что-то ужасное, – призналась Лейн.
– Что?
– Послала Ингу на гибель. Она ничего не поняла.
– Тогда пусть поможет ей Всевышний, – изрек Макс, и новый взрыв неудержимого хохота сотряс его.
Когда он успокоился, слегка протрезвевшая Лейн спросила:
– Фергюс... любит тебя?
– Это мое самое заветное желание!
Ей невольно пришлось улыбнуться.
– Нет, я хочу спросить, не было между вами каких-то разногласий?
– Почему ты спрашиваешь об этом?
– А... только потому, что он бросил мне в лицо, как обвинение, что мы вместе ездили в город, вот и все.
Макс сочувственно посмотрел на нее.
– Да-а, похоже, зеленоглазое чудовище отравляет его, ты так не думаешь? Даже если это так, он ведь знает, что я не по этой части. Но тогда, раз ты не спишь с ним, может, его беспокоит, что и ты тоже?..
Такое предположение взбодрило ее.
– Должна признаться, мне такое в голову не приходило. – Поддавшись импульсу, она чмокнула Макса в щеку. – Я люблю тебя, Макс.
Он погрозил ей пальцем.
– Только потому, что чувствуете себя в безопасности, мадам. – Он неожиданно поднялся. – Пошли, пора вернуться. К тому же я начинаю сомневаться, что найду Ингу Дженсен живой!
Дойдя до торца виллы, они услышали шум в бассейне.
– У тебя в сценарии гиппопотама не было? – спросил Макс.
Лейн покачала головой. Похоже, одна и та же мысль посетила их одновременно. Переглянувшись, они бросились к бассейну и остановились как вкопанные перед открывшимся зрелищем. Фергюс выступал в роли спасателя на водах, выволакивая лепечущую, пьяную Ингу на мелкое место. Он дотащил ее до ступенек, поставил нетвердыми ногами на нижнюю и предупредил:
– Ради Всех Святых, не проси страстного поцелуя.
Макс только громко ахнул, когда Инга влепила Фергюсу пощечину и, потеряв равновесие, снова упала в воду. На этот раз Фергюс предоставил ей самой выбираться. Вода лила с него ручьями. Когда он поравнялся с ними, он все еще не мог прийти в себя.
– Откуда, черт возьми, мог я знать, что она не умеет плавать?! Нужно было ей позволить утонуть за то, что она набросилась на меня ни с того ни с сего как обезумевшая распутница.
– Так ты не отдался ей?! – ахнул Макс.
Глаза его весело сияли, когда он смотрел на Ингу, выползающую из бассейна в прилипшем к телу платье, с мокрыми волосами, облепившими голову и закрывающими один глаз.
Фергюс свирепо посмотрел на Лейн.
– Она выбрала неудачное время, – сказал он в свою защиту.
Лейн ответила ему таким же взглядом.
– Она была просто пьяна.
Фергюс посмотрел через плечо на Ингу.
– Ничего, теперь протрезвела.
Максу стало жаль Ингу, и он оставил их вдвоем.
Лейн вздохнула. Получилось, что ей придется сопровождать Фергюса наверх. Он не стал ее дожидаться, торопясь за полотенцем, только на лестнице повернулся, словно хотел что-то сказать, но передумал. Она шла за ним, глядя, как с него капает, и с трудом сдерживала рвущееся наружу громкое веселье, прикрывая ладошкой рот. В спортивных туфлях у него хлюпала вода, рубашка прилипла к широкой спине. В какой-то момент Фергюс развернулся и погрозил ей пальцем.
– Только посмей слово сказать!
Хорошо, что и он увидел смешную сторону в сложившейся ситуации. Когда дверь за ним захлопнулась, Лейн дала выход сдерживаемому до этого веселью. К тому времени когда она добралась до своей комнаты, неудержимый смех валил ее с ног. Лейн сползла по закрытой двери на пол, тело ее корчилось, мышцы лица болели, омываемые слезами смеха.
ГЛАВА 7
Наутро ей стало совсем не до смеха: в голове творилось что-то несусветное, все тело пронизывала боль, попытка двинуться с места вызвала сильный приступ тошноты, и она отказалась от дальнейших попыток, к тому же тело казалось неподъемно тяжелым и существовало отдельно от головы, в которой бушевало форменное сражение. Никогда еще Лейн не испытывала ничего подобного. Исчезло ощущение времени и места. Наверное, она в аду, который, как подозревала, создала сама и именно этого и заслуживала.
В очередной раз что-то разорвалось в голове – это постучали в дверь. Ей было безразлично все, ответить она не могла, даже когда открылась дверь и кто-то шептал где-то там, за пределами ее ощущений. Лейн попыталась открыть глаза, когда издалека до ее сознания дошел детский крик:
– Папа! Папа! Лейн умерла!
Смутное видение мужского лица в ослепительном ореоле. Лейн застонала от боли и закрыла глаза. Где-то она видела его... во сне? По телеку? Голос приблизился, он утешал плачущего ребенка.
– Лейн, уже второй час.
О чем он говорит? Разве она Лейн? Что он здесь делает? Разве ему не нужно гримироваться? Боже, так это был Фергюс? Второй час... Чего? Сейчас день? Почему она не встала? Лейн попыталась встать, и все закружилось. Ей было жарко, тошнило, мутило.
– Я умираю, – шепнула Лейн, но никому не было до этого дела.
Впрочем, ее это даже радовало. Ей стало хорошо, когда опустился долгожданный покров темноты.
Вероятно, ее разбудили голоса мужчин, говоривших между собой. Судя по звукам, они что-то делали возле ее постели, но не было ни сил, ни желания выяснить. Материальный мир перестал для нее существовать. Лейн снова погрузилась в благодатный сон, в котором мать разводила огонь в камине спальни, измеряла ей температуру, укрывала, отчего ей становилось уютно и она чувствовала себя в безопасности.
А может, в постели лежала Лиззи? Та самая Лиззи, которую она переодевала, умывала, кормила, над которой подшучивала? Вместе с матерью Лейн укутывала ее, потом лезла на кровать, чтобы почитать ей. Губы Лиззи одной стороной дергались вниз, что означало улыбку. Милая Лиззи...
Слезы текли по лицу. Лейн уткнулась в подушку, слишком слабая, чтобы сдержать глухие рыдания, сотрясавшие ее тело. Она плакала горько и долго, отчего усилилась безумная боль в голове. Но ничто не могло остановить ее слез, ни нежное поглаживание, ни чуткие прикосновения рук, убирающих влажные пряди волос, пытающихся снять неведомую боль.
Кто-то взял ее крепко за плечо и прошептал на ухо:
– Довольно, успокойся, Лейн. Береги силы.
Она захотела повернуться. Помог Фергюс, который принял на себя тяжесть ее безвольного тела и прижал к себе. Поникшая голова легла ему на плечо, руки упали на грудь. От его нежности и теплоты неудержимый поток слез заливал ее лицо, намочив и его майку. Платок не мог впитать всю эту влагу. Она чувствовала, как он гладит, успокаивая, ее руки, а один раз поцеловал в макушку.
Наконец слезы иссякли, а ей все не хотелось расставаться с ощущением покоя в его руках, так что пришлось Фергюсу самому укладывать Лейн, поправив поудобнее подушки. Она опустила глаза, стыдясь встретиться с ним взглядом, но он взял ее ладонь и тихонько сжал.
– Ты заразилась этим ужасным вирусом. Патрик оставил тебе таблетки, и я хочу, чтобы ты их выпила.
Не поднимая глаз Лейн покачала пульсирующей от боли головой.
– Я не смогу уйти, пока ты не выпьешь таблетки.
Лейн с трудом подняла на него глаза и тут же пожалела об этом. При мысли, что он все равно когда-нибудь оставит ее, по щеке скатилась одинокая слезинка. Фергюс укоризненно покачал головой, присел у постели на корточки и стал пристально, словно загадочный предмет, изучать черты ее печального лица.
– Ну что мне с тобой делать?
Словно чертики, запрыгали в его глазах смешинки, и Лейн против воли слабо улыбнулась. Он ответил ей сочувственной улыбкой. Несмотря на головную боль, тошноту и слабость, она почувствовала к нему безумное желание, в котором меньше всего было физического влечения. Он нужен был ей весь, целиком, за всю свою жизнь Лейн никого так не желала. Ей хотелось сказать ему: «Я люблю тебя больше всех на свете», – но она промолчала, не из страха, что он не поверит, а потому что отнесет ее признание на счет болезни.
Он заметил, как смягчились черты ее лица, и решил воспользоваться моментом.
– Выпей таблетки.
Лейн тяжко вздохнула и кивнула в знак согласия.
– Уговорил.
После того как она безо всяких осложнений приняла оставленные Патриком капсулы, довольный Фергюс пошел к двери. Лейн многое хотела сказать ему, но ограничилась словами благодарности.
– Патрик зайдет часа через два. Постарайся заснуть, – сказал он, поворачивая ручку двери.
Лейн молча кивнула. Фергюс открыл дверь и прислонился к ней.
– Я повесил твою ночную рубашку в ванной комнате. Надеюсь, обойдешься без нее.
Лейн посмотрела на себя. Каким-то образом она оказалась в халате. Лейн вопросительно взглянула на Фергюса. Тот подмигнул и закрыл дверь. Неужели он раздевал ее? Даже мысль об этом была невыносима. Ни о какой любви «больше всех на свете» и речи быть не могло. Он воспользовался ее бессознательным состоянием, чтобы так оскорбить! Он видел ее голую и жалкую. Значит, в его представлении она навсегда останется такой. Лейн изо всех сил сопротивлялась сну, сторожа взглядом дверь, но действие таблеток увлекло ее в зыбкую дремоту.
С чувством облегчения она встретила Макса, который пробыл у нее недолго из боязни стать следующей жертвой вируса. Он был полон сочувствия, передал от всех пожелания скорейшего выздоровления и вручил ей подарок от Тима – рисунок, на котором Лейн летела в окружении брызг в воду бассейна. Она помахала рисунком и сказала Максу:
– Передай, что, несмотря на болезнь, с памятью у меня все в порядке. Я злопамятная! А как Инга сегодня?
Макс махнул рукой.
– Лучше не спрашивай! После ущерба, нанесенного ее гордости, и с похмелья она проспала. Когда наконец вышла наружу, Аксель навешал ей таких пентюлей, что она снова разбушевалась и ушла, оставив Джерри решать дилемму, кого из двоих ему следует умиротворять, чтобы не нанести уже ущерба собственному честолюбию. Боюсь, секс отступил на второе место перед соображениями карьеры.
– У Инги сейчас, наверное, такое чувство, что весь мир ополчился против нее.
– Не думаю, чтобы Инга страдала от излишней чувствительности, Лейн. Главное, что она не простудилась. – Губы его искривились в жестокой гримасе. – Господи, этот мужик мазохист, что ли?
Лейн невольно улыбнулась.
– Ему нравится владеть собой, но, по-моему, в душе он человек мягкий.
Макс направился к двери.
– Не надо разрушать моих иллюзий. Я предпочитаю шоколад с орехами. Теперь отдыхай и ни о чем не беспокойся.
У Лейн и сил не было, чтобы о чем-то беспокоиться. Около пяти вернулся Патрик, который принес суп и рогалики. Лейн постаралась изобразить благодарность.
– Еще две таблетки на ночь, – велел он, – затем по две три раза ежедневно, пока не выпьете весь пузырек. Давайте еще раз измерим температуру.
– Вы хотите сказать, что уже измеряли?
Он кивнул, вставляя ей термометр под язык.
– Вы не заметили, потому что бредили. Мы сняли с вас мокрую рубашку и поставили термометр под мышку.
Лейн страдальчески замычала.
Патрик понял ее.
– О да, Фергюс помог мне. Вы немного метались. Он заменил рубашку тем, что на вас надето.
Лейн снова замычала и возбужденно покачала головой. Патрик поправил термометр и улыбнулся, глядя на ее огорченное лицо.
– Ну-ну, не надо на меня сердиться! Он сказал, что видел все это и раньше, между прочим.
Лейн пришлось сдержать свое возмущение, пока Патрик не вынул термометр, после чего ей хватило сил хлопнуть по постели и произнести:
– Мерзавец!
– Понимаю, – посочувствовал Патрик, – в наши дни рыцарство большая редкость. Все же отдайте ему должное, он столько времени провел с вами сегодня днем, что опоздал на съемку. Аксель сказал, что больше никогда не будет связываться со звездами экрана.
