355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ласло Сенэш » Небо остается синим » Текст книги (страница 11)
Небо остается синим
  • Текст добавлен: 16 марта 2017, 08:30

Текст книги "Небо остается синим"


Автор книги: Ласло Сенэш


Жанр:

   

Рассказ


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Зекань сейчас не может припомнить всех подробностей разговора. Но когда речь зашла об успехе, Пишта стал поддразнивать Зеканя. Это он четко помнит. Мол, на его новом столе, в уютном кабинете, будут теперь отличные нейлоновые письменные принадлежности. Не то что в шахте. И кожаная папка с надписью: «К докладу».

Зеканю все труднее становилось сдерживаться. Быстрее и быстрее вертелся в его руках термометр.

– А ты? Далеко ли ты пошел?

– Я не веду учета.

– Ты говоришь так потому, что… – Зекань запнулся, но Пишта тут же охотно помог ему:

– Ну скажи прямо, тебя, мол, сняли с работы! Это ведь у тебя на уме?

Зекань замолчал. Видимо, Пишту все-таки не снимали. Он не успел это выяснить в тресте. Зекань и раньше знал, что Пишта с первого дня назначения невзлюбил свою работу. «Министр без портфеля», – вспоминал он его невеселую шутку.

– Просто тебе неприятно, что я иду на твое место…

Термометр выскользнул из рук Зеканя и разбился вдребезги. Сотни крохотных серебряных шариков раскатились по полу. Зекань ошеломленно следил за шариками, исчезающими в щелях. Ему показалось, что Пишта взял верх. Но в чем? Как досадно, что термометр разбился именно в эту минуту.

– Что же, давай по ободряющему стакану! – прервал тягостное молчание Пишта, делая вид, что ничего не случилось.

Потом разговор зашел об обмене квартир. Миклош решил показать свое великодушие. Перечислил, сколько фруктовых деревьев посадил во дворе. Это все он безвозмездно оставляет другу. В квартире был ремонт, так что всё в полном порядке!

– А здесь придется белить, – сказал он, окинув взглядом закопченные стены. – Так что надо бы освободить пораньше. Скажем, во вторник.

– Во вторник? – дрогнувшим голосом переспросил Пишта и замялся. – Но пойми, Миклош, это невозможно. Ты же знаешь… жена второй месяц лежит… Плеврит после родов… Позавчера снова привез из больницы…

– Да, но я ведь должен приступить к работе со следующего понедельника. Мне, конечно, очень жаль, но до понедельника осталось каких-нибудь пять дней…

Пишта молчал, опустив глаза. Из соседней комнаты слышалось нервное покашливание. Должно быть, жена слышала их разговор.

– Может быть, мне поехать сначала и подыскать какой-нибудь угол для своих? – раздумывал вслух Пишта. Но, заметив кислое выражение на лице Зеканя, вдруг резко оборвал самого себя: – Хорошо. Будет по-твоему.

– Вот это другое дело! – обрадовался Зекань. – Не ссориться же нам из-за каких-то мелочей!

…Зекань поежился от холода. Восточный край неба светлел. В предрассветном морозном воздухе четко вырисовывались проносившиеся мимо деревья и окоченевшие от холода дома.

И снова вспоминается прощальный вечер. Сейчас он ясно понимает: многие вели себя так, будто не прощались с ним, а ожидали возвращения Пишты.

– Может быть, это и есть настоящий успех?!

Машина въезжала в город. Зекань чувствовал себя усталым и разбитым, как после ночного кутежа. И тяжелее всего было то, что он не научился у Пишты самому главному…

Его встретила безмолвная, пустая квартира Пишты. Сейчас, в этой гнетущей тишине, она казалась еще угрюмее и заброшеннее.

Зекань долго перебирал пустые пузырьки от лекарств, задумчиво вертел их в руках. Он даже не слышал, как пришли маляры и молча начали скоблить стены.

– Какой колер желаете? – в третий раз спрашивал его пожилой маляр.

Зекань молчал.

Разочарование

Она соскочила с поезда и едва не упала, поскользнувшись на мокрой земле. На какой-то миг все поплыло вокруг: небо, поле, деревья. Но только на один миг.

Ирен Гал смущенно улыбнулась и, оправив темно-русые волосы, огляделась: на станции никого. Единственным попутчиком был мелкий, назойливый дождь. От станции до села час ходьбы. И все-таки Ирен радовалась, что железную дорогу проложили не под самым носом у села. Ей не нравилось, когда железная дорога проходила через деревню или городок: было жаль жителей; казалось, каждый, кому не лень, может заглядывать в их тарелки.

А уж это село!.. Притаившись за лесом, за причудливыми холмами, оно словно поддразнивало Ирен, изредка показывая свою красную черепичную шапку.

Приятно слушать тонкий, моросящий гул дождя. Дождь легко похлопывает тебя по плащу: кип-коп, кип-коп. Нет, не так – просто кип-кип. Что за чушь! Подслушай сейчас кто-нибудь ее мысли, вот бы посмеялся! Глупости у тебя на уме, Ирен Гал. А ведь работа предстоит нелегкая. Или ты не убедилась в этом за те три месяца, что провела здесь на практике? Убедилась. И все же целый год только и мечтала о том, чтобы попасть сюда. На ромашках гадала? Гадала. Ну вот и сбылась твоя мечта.

Ты идешь по тихой, раскисшей от дождей тропинке и через полчаса прибудешь на место назначения. А едва минуешь околицу, встретишь его. Он не скажет тебе ни слова, только взглянет так же, как в тот вечер, когда варили повидло. Взгляд у него чуть колючий, но в общем добродушный…

Ирен испуганно оглянулась: а вдруг правда кто-нибудь подслушивает ее мысли? Кровь прихлынула к щекам, голову обдало жаром. Она сорвала с себя плащ. Увидел бы это кто, обязательно сказал: вот чудная, дождь на дворе, а она несет плащ в руке. У Ирен кружилась голова. Будто на карусели: чуточку подташнивает, и в то же время приятно.

Она остановилась, захотелось послушать тишину. Лес настороженно следил за каждым ее движением. А что за прелесть этот зяблик там, на дубовой ветке!

В путь, в путь!

Когда она впервые приехала сюда, ей все здесь казалось совсем другим. Да и сама она была другая. И вот теперь та, другая, идет рядом, а эта наблюдает за ней. Какие испуганные у нее глаза! Все пугало ее, даже молчаливая прохлада леса. Вот чудачка! А село казалось ей таким противным: пыль, жара, запах навоза. Скучища! Она никогда не хотела быть агрономом, случайность толкнула ее на этот путь. Виноградарство? Вот тоска! С самого начала ее встретила неудача: на дверях колхозного правления огромный замок. Та, другая Ирен, едва не разревелась. А тут еще стая гусей с гоготом и шипеньем налетела на нее. Она испуганно попятилась и услышала за спиной звонкий мальчишеский смех.

Ирен весело засмеялась при этом воспоминании. «Ну, чего же ты не ревешь?» – мысленно дразнила она свое тогдашнее «я».

Ирен подбежала к зеленой опушке. Мокрая высокая трава приятно щекотала ноги. Листья покачивали на зеленых спинках тяжелые капли.

Вернувшись на дорогу, Ирен снова увидела рядом с собой ту, другую Ирен. С каким кислым лицом отправилась она на футбольное поле разыскивать председателя. В тот день не было обратного поезда. А завтра она исчезнет, и ноги ее здесь никогда не будет!

Опираясь на суковатую березовую палку, она ожидала конца матча, равнодушно глядя на игроков.

– Не видишь, ворота не защищены! У-у-у, тебя за смертью только посылать! – возмущался один из болельщиков. Усы у него были длинные, как дым, вьющийся из его трубки. – Цацкаются с ним, как с красной девицей! Тьфу! – болельщик плевался сквозь зубы, слюна летела во все стороны. Отодвинуться Ирен от него не могла – некуда, тесно. Изредка, когда игра становилась спокойнее, сосед поворачивался к ней: «Виноват, барышня».

Опять кричат: «Миклош, Миклош!» Дался им этот Миклош! Уж не тот ли это плечистый, чернявый?! Ух какой азартный! Игра шла не на жизнь, а на смерть.

Матч окончился, и Ирен увидела Миклоша. Потный, возбужденный, он громко отдувался. Ирен сразу заметила его глаза. Озорные, блестящие – две продолговатые, омытые ключевой водой сливы, – они жили отдельно от лица. Вдруг эти глаза, утратив свое озорство, задержались на Ирен, словно спрашивали: «Ну как?» Поравнявшись с Ирен, он замедлил шаг. Ирен вздрогнула: «Неужто заговорит?» Но Миклош молча прошел мимо.

Ирен не уехала. Из-за него? «Нет, нет!» – возмутилась нынешняя Ирен, та, которая решительно шагала по мокрой тропинке.

Тропинка оборвалась, и вместе с ней оборвались воспоминания, мечты. Всюду знакомые лица. С ней здоровались, подтрунивали:

– Решила воткнуть свою соху в нашу землю? Смотри, наша земля твердая!

Но за этими грубоватыми словами Ирен чувствовала ту теплоту, которую крестьянин бережно прячет в сердце, как земля прячет семена.

Ирен вспомнила письмо подруги Ирмы: «Тебя ожидает большой сюрприз. Приезжай как можно скорее».

Какова же была ее досада, когда она узнала, что Ирма уехала на курсы и вернется не раньше, чем через две недели.

«Ну, к тому времени я сама обо всем узнаю», – подумала Ирен и не то сердито, не то весело открыла калитку.

Вот и дом ее квартирной хозяйки, тети Силадьи.

Неповоротливый парень с густыми лохматыми бровями стоял на стремянке, возле голубятни.

– Что, испугались? – спросил парень, заметив удивление на лице Ирен. – А меня даже зайцы не боятся, ей-богу!

Ирен догадалась: сын тети Силадьи. Вернулся из армии. Неужели это и есть тот сюрприз? Ей ни капельки не нравится этот увалень. А уж мамаша-то расхваливала своего сыночка!

Она хотела повернуться и уйти, но калитка снова отворилась и вошла тетя Силадьи. Ирен бросилась навстречу хозяйке.

– Карчи, хоть бы присесть девушке предложил, растяпа ты эдакой! – сердито сказала тетя Силадьи и, обняв гостью за плечи, повела в дом.

На другое утро, проснувшись, Ирен почувствовала такой прилив бодрости, какого не ощущала, пожалуй, с далеких школьных времен. Как много ожидала она от разгоравшегося дня! Это ожидание освещало все. Даже пение петуха показалось ей загадочным. Таинственным выглядел соседский мальчуган, занимавшийся в садике незамысловатой гимнастикой. И мягкий ветерок, принося с горных вершин ароматы спелого винограда, казалось, хотел что-то рассказать ей. И небо было высоким – куда выше, чем в городе. Бездонное синее небо.

– Гм… Деревенская романтика! Очень скоро вы будете сыты ею по горло, голубушка! – прервал мысли Ирен насмешливый голос Карчи.

Ирен насупила брови, но от этого лицо ее стало совсем ребяческим.

– Посмотрим, кто из нас раньше уедет отсюда! – вызывающе сказала она.

– Вино нового урожая можно только пробовать, а не пить!

Ирен не поняла его, но решила не переспрашивать. Она рада была поскорее избавиться от общества Карчи.

На виноградник лучше было явиться до начала работы. В этот ранний час там можно застать Миклоша…

Подходя к винограднику, Ирен не могла унять дрожи. Осенний ветер гнал сухую листву. Гнул к земле гибкие, пестрые, как девичьи юбки, лозы. Айвовое дерево устало склонилось под непомерной тяжестью урожая.

…Здесь, у этого дерева, увидела она его на другой день после матча. Он распределял работу между колхозниками и делал это с такой же легкостью, с какой вчера гонял мяч на футбольном поле. На Ирен он не обратил никакого внимания. Она стояла, как первоклассница, впервые переступившая порог школы.

– Опять практиканты на нашу голову! – сердито сказал он. – А где остальные? Спят небось? Вы одна явились? Тем хуже для вас! Принимайте боевое крещение!

В тот день она его больше не видела. А как искала встречи! Этот человек сразу овладел ее помыслами. Все пришло внезапно, как летняя гроза.

Задумавшись, Ирен медленно шла по узкой тропинке. И не заметила, как очутилась в гуще людей. Ее встретили просто, почти равнодушно. Пора была горячая. Людям не до нее: хочет работать с ними, – что ж, пусть работает. Только тетка Юлиш, как теркой, прошлась языком:

– Держись, мужичье, подкрепление из города прибыло! – И лихо поставила на весы свою кадку. – Эй, вы, писаки, только и знаете, что людей обдирать! – мимоходом бросила она учетчику. Но долговязый учетчик остался невозмутимым.

– Хочешь наверстать то, что весной упустила? – заступилась за учетчика тетка Силадьи.

Юлиш умолкла. Возразить было нечего, да и пререкаться со старейшим бригадиром колхоза не хотелось. Что ни говори – авторитет. И все же не удержалась:

– Смирна вроде, а жалится!

Все засмеялись, а вместе со всеми – и тетка Силадьи.

Ирен не понимала этих людей. Их шутки казались ей обидными, и она удивлялась, как можно смеяться, когда тебя обижают?

Только затих спор возле весов – Ирен еще не успела разобраться, в чем суть, как загудел грозный голос шофера:

– Ежели я буду тут дожидаться, пока вы сведете старые и новые счеты, бабы с Тощего проселка живьем меня сожрут!

Ирен взглянула на шофера. От злости он готов был всех испепелить своим взглядом. А в полдень он уже сидел с этими людьми у костра и, снимая с углей хрустящие картофелины, угощал их, сыпал прибаутками.

Ирен мучила совесть. Люди работают в поте лица, даже старики и те трудятся не покладая рук. И школьники. А она? За что ни возьмется – все валится из рук. А во всем виноваты ее мысли. Как ни гнала Ирен их прочь, а отделаться не могла.

При выходе из винодельни Ирен столкнулась с Карчи.

– Вы не видели Миклоша? – невольно вырвалось у нее.

– Мик-ло-ша? – переспросил тот ехидно. – Он разыскивает вчерашний день. Какие-то несуществующие бочки! А больше ничего вас не интересует?

– Уж не думаете ли вы, что меня интересует Миклош? – воскликнула Ирен и, покраснев до ушей, побежала прочь.

День уходил медленно.

В прошлом году, когда она работала в этом селе, имя Миклоша склонялось на все лады. Теперь о нем никто не говорил ни слова, словно его здесь не было. Что это могло значить?

Вечером у тетушки Силадьи собрались соседи обсудить дела минувшего дня. Ирен еще с прошлого года привыкла к этим посиделкам. Порой даже стульев не хватало, столько набивалось народу. В таких случаях дядя Винце спокойно шел во двор и приносил себе вместо стула чурбан. Бывало, что Ирен усаживалась с гостями, слушала их разговоры да пересуды. Но сегодня она ушла в свою комнату. Хотелось побыть одной.

Ровный гул разговора нарушали сердитые выкрики.

– Я все-таки не возьму в толк, что случилось? – послышался чей-то спокойный голос. – При старом председателе у него дела шли неплохо. Бывало, нам его в пример ставили…

– Оба они, чуть тучи на небе или талая вода не в ту сторону потечет, сразу – к начальству! Бывший председатель без подсказки не мог. Разве такой приучит людей своим умом жить? – вставил старый Винце.

– А куда он смотрел, когда речь шла о межколхозной винодельне? – крикнул кто-то, да так громко, что на столе зазвенели чашки, – Это он уговорил председателя отказаться. Мол, наши боятся разных там объединений. И всякое такое. Вот когда из него единоличничек полез.

– Тоже мне единоличника нашел! – возмутилась тетка Силадьи. – Или ты, когда молокососом был, так же как он, не клал ягодки в рот?

Ирен поняла одно, что люди недовольны: их оставили в стороне от укрупненной винодельни… Нынешний богатый урожай невозможно обработать устаревшим оборудованием. Нет подходящих условий для выдержки молодого вина. Ирен так разволновалась, что чуть было не вышла к собравшимся. Хотелось узнать, о ком они говорят. Только бы не о Миклоше! До всего остального ей было так мало дела!

Дом постепенно засыпал. А Ирен не спала.

На спинке кровати висело отглаженное вечернее платье. На столе – виноград, угощение хозяйки. Ирен к нему даже не притронулась. Тут же книги – томик Ади, винодельческие справочники.

Эх, привести бы в такой же порядок свои мысли, отутюжить бы, как платья, все вмятины на душе!

«Первый день на новом месте. Вот и он прошел. А с Миклошем я так и не встретилась. Работа в колхозе будет нелегкой. Даже трудно представить: с чего начинать?» – мысли прыгали лихорадочно, тревожно и гнали сон.

Ирен высунулась в окно. Какой покой! Ночь полна ароматов и тишины. Ветка яблони нежно гладит оконный наличник. Ирен вдыхала свежий, настоянный на траве воздух, и мысли ее успокаивались, их течение приобретало стройность. Ирен снова вспомнила дни, проведенные здесь в прошлом году.

– Когда я пью вино, мне порою кажется, что оно вобрало в себя всю нашу силу, потому такое крепкое, – сказал ей тогда Миклош.

И снова она не успела поймать его взгляд. Еще секунда – и сам Миклош исчез. А через несколько дней, когда они вместе работали в колхозном саду, он вдруг подошел к ней и быстро проговорил:

– Мне кажется, что нет таких трудностей, с которыми я не мог бы справиться!

Ирен ждала, что он назначит ей свидание вечером, после работы. Но напрасно. Если у Миклоша выдавался свободный вечер, он вскакивал на мотоцикл и с оглушительным грохотом мчался куда-то. Он был страстным мотоциклистом.

И вот настал день, когда нужно было расставаться с колхозом.

Она всех повидала, со всеми простилась, а его нигде не встретила. Неужели так и уехать?

До позднего вечера просидела она во дворе. Хозяйка варила повидло.

– Гляди-ка, гляди, светлячок! – раздавался с соседнего двора восторженный мальчишеский голос.

Почему она вспомнила сегодня этого мальчика с его светлячком? Хозяйка просила ее спеть что-нибудь на прощание. Но петь не хотелось. Слезы сжимали горло. Вдруг за спиной кто-то остановился. Ирен не смела оглянуться. Пламя костра окрепло. Его языки весело и крепко обняли котел с повидлом. Миклош сел рядом, коснувшись на миг плечом ее плеча.

Молчали.

– Ирен, мы должны забыть друг друга! – неожиданно сказал он.

Пролетел тревожный ветерок – вестник наступающей ночи.

Забыть? Но он за все лето даже не взглянул на нее!..

В соседнем селе есть девушка, Миклош обручен с ней. Правда, невеста его тяжело больна…

– Что я могу еще сказать? – закончил он свой рассказ и первый раз взглянул ей в глаза долгим внимательным взглядом.

Ирен не заметила, как ушел Миклош. Она не отрываясь смотрела на костер. Сердце сжималось и стучало то громко, то совсем замирало. Но где-то в душе проснулась радость: она ему не безразлична. А раз так, никакая боль не страшна!

С того вечера прошел год.

Зачем она приехала сюда? Зачем ждет не дождется встречи?

Ирен Гал, признайся самой себе: ты надеешься, ты хочешь, чтобы все началось сначала…

Прошло еще несколько дней, исполненных сомнений. Как ни странно, но она ни разу не встретила его.

Наступило воскресенье. Вечером в клубе – бал.

Праздник урожая. С потолка свисают нанизанные на тонкий шпагат ароматные гирлянды – трамини, мускат, оппорто. Светятся круглые и продолговатые крупные ягоды. Зеленые и красные. Они наполняют клуб пряным горным запахом.

Ирен села возле окна. Отсюда хорошо виден весь просторный зал.

И тотчас ее взгляд, как сталь к магниту, потянулся к двери. Миклош! Каким строгим кажется он в парадном темном костюме!

Он окинул взглядом зал, и Ирен показалось, что зал качнулся. Она быстро опустила глаза. Видел ли он ее? Миклоша окружили, Ирен потеряла его из виду.

В зале шумно. Из общего гула вырвется чей-нибудь голос, и тут же его покрывает смех. Смех долго колышется в воздухе, расходится кругами. Так расходятся волны от брошенного в воду камня.

Возле Ирен вспыхнул спор, полетели шутки. Она услышала голос Карчи:

– Конечно, я собирался осесть в городе, – он говорил медленно, словно пережевывая каждое слово.

– Остался ради канатной дороги? – съязвил сосед.

– Так точно. И еще я очень люблю новорожденных утят. Но не это главное. Пока я служил в армии, здесь у вас выросла целая машинная станция. Вот я и сказал себе: куда, дурак?

Ирен слушала обрывки речей. Справа говорили о какой-то Мальвинке.

– Как он юлил вокруг нее! Воображаю, какую мину скорчил, когда в один прекрасный день она его бросила! На ферму перешла.

– Но ведь там же гораздо труднее! – раздался удивленный голос.

Ирен насторожилась: кто это юлил вокруг Мальвинки?

Но спор оборвался, все умолкли.

Наступил самый торжественный момент праздника. Парни обрывали гроздья винограда, а колхозные сторожа, исполняющие здесь, на вечере, обязанности распорядителей, отмечали, кому какая досталась гроздь. За «кражу» полагалось «наказание».

– Йошка Шимак пусть отправляется с Гизи Тар считать звезды. Тиби Вейч – кукарекать из-под стола. Дюси Варна – спеть песню. Миклош Бакош должен танцевать весь вечер с нашей практиканткой Ирен Гал! – торжественно провозгласил распорядитель.

Крики, рукоплескания. Ирен ничего не поняла. Лишь почувствовала, что ее словно огнем охватило, и уши стали красные, как раскаленные угольки. А Миклош уже рядом. Еще мгновенье, и рука парня коснулась ее талии. Земля ушла из-под ног. Это было похоже на полет… Начался чардаш… Миклош старался казаться спокойным – долго притопывал на месте, потом вдруг стремительно закружил Ирен.

Ноги едва касались пола. Все мелькало перед глазами. Красное, желтое, синее слилось в одно тревожное пятно. Все было зыбко в этом кружении. Одна опора – глаза Миклоша. Ирен цеплялась за них, чтобы не упасть. И вдруг поняла: не таятся перед ней эти глаза. Она не успела осознать эту мысль, как вдруг губы обжег поцелуй.

Бежать?! Но рука ее сплелась с его рукой…

Музыка играла не переставая.

Новый танец. И снова перед ней его глаза.

Больше она ничего не замечала. Кружилась и кружилась. Ирен слышала, как стучит сердце Миклоша.

В перерыве между танцами они вышли в беседку. Осенний ветер шуршал в пожелтевшей листве. Под ногами пестрым узорным ковром стелились опавшие листья.

Миклош подошел к ней вплотную и, касаясь рассыпавшихся на лбу мягких волос, прошептал:

– Ирен, я свободен!

Ирен ничего не понимала. Взгляд ее скользнул по маленьким усикам Миклоша – в прошлом году их не было.

– Я свободен! – повторил Миклош, – Я порвал с ней.

Ирен смотрела на Миклоша и удивлялась: почему она не радуется?

«Так вот он, твой сюрприз, Ирма!» – холодком пронеслось по сердцу.

Миклош сжал ее руку:

– Зачем мне больная жена?

Ирен показалось, что ее ударили. Она отшатнулась от Миклоша.

Сквозь листву, сквозь музыку долетели до нее слова:

– Кто знает, поправится ли она? Впрочем, говорят, ей уже лучше…

Ветер налетел на беседку, тряхнул листву, и она полетела на землю – желтая, зеленая, красная.

Они вернулись в зал. Тоненький шпагат опутал потолок. Винограда на нем не было. Жаль! Чего жаль? Миклош снова приглашает ее на танец. И Ирен послушно идет за ним, ноги тяжелые, словно налиты свинцом.

– Не надо, Миклош!

К горлу подступает тошнота, едкая горечь наполняет рот. Так бывало в детстве, когда отец утром, протрезвев, просил прощения у матери, которую жестоко избивал ночью.

Но при чем тут родители?

Как хочется скорее домой.

Надо сказать об этом Миклошу.

Она вернулась на свое место. Миклоша куда-то позвали. В зале накрыли столы. Искрится, блестит в стаканах вино. Ирен пытается смотреть сквозь него и ничего не видит, напрасно вертит бокал в руке. Ирен вздрогнула.

Снова голос Карчи:

– Будет у нас канатная дорога! Это так же верно, как то, что меня зовут Кароем Силадьи. Выпьем по этому поводу?

Кто-то заговорил о межколхозной винодельне. «Так вот о ком шла речь в тот вечер у хозяйки. Вот кто не оправдал доверия», – вяло подумала Ирен.

Почему так тускло горит свет?

– Хватит вам наговаривать на него! – раздался чей-то решительный голос. – Миклош неплохой парень. Только очень уж легко ему все давалось.

Ирен слушала словно во сне.

Она поднялась и пошатываясь пошла к двери. На мгновение ее остановил не то удивленный, не то укоряющий взгляд Карчи.

На улице тихо. Музыка звучит все глуше, дальше. Вот и совсем умолкла. Мирно дремлют под мягким покровом дома, сады, горы.

«Зачем был весь этот год?» – с горечью спросила она себя, и тут же в ответ поднялось в ее душе множество возражений. Зачем? Разве он не был прекрасен? Может быть, самый лучший год в ее жизни! Год ожиданий, душевной борьбы…

Она остановилась и глубоко вздохнула. Дышать было трудно, как после быстрого бега. Она почувствовала, что сразу повзрослела. Да, повзрослела. А если все сначала? Согласна? «Согласна!» – прошептали высокие тополя.

Ирен глядела на бескрайние, жаждущие отдыха виноградники и радовалась встречи с ними. Ей казалось, что они зовут ее. Она знала, что откликнется на их зов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю