Текст книги "Глюк"

Автор книги: Лариса Кириллина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Неаполитанское «Милосердие»

В 1752 году Глюк получил весьма престижный заказ на оперу, которая должна была открывать карнавальный сезон в Неаполе, причём премьера приурочивалась к празднованию именин короля Карла VII – 4 ноября. По такому поводу был выбран ставший к тому времени почти традиционным сюжет: «Милосердие Тита», по либретто Метастазио, созданному ещё в 1734 году и впервые положенному на музыку Антонио Кальдарой.

Постановки опер на этот сакраментальный текст обычно бывали приурочены к празднованиям коронаций, именин или дней рождения монархов. Властителей тем самым призывали брать пример с римского императора Тита Флавия Веспасиана, который правил недолго, всего лишь с 79 по 81 год, но оставил по себе самую добрую память. Унаследовав престол после смерти своего отца и полного тёзки, Тита Флавия Веспасиана, новый император решил завоевать любовь римлян, у которых в молодости был вовсе не популярен. Он помиловал нескольких недоброжелателей, обвиняемых в «оскорблении величества», устраивал для народа пышные зрелища, завершил строительство Колизея, оказывал щедрую помощь пострадавшим от пожара в Риме и от извержения Везувия. После смерти Тит был обожествлён и вошёл в число немногих императоров, прославившихся гуманностью и заботой об общественном благе. Согласно анекдоту, поведанному римским историком Светонием, однажды Тит, осознав, что не совершил за истекший день ни одного благодеяния, воскликнул: «Друзья мои, я потерял день!»

В либретто Метастазио представлен Тит, только что ставший императором. Ради интересов державы он намерен взять в жёны благородную римлянку – какую именно, ему почти всё равно. Первой избранницей становится Сервилия, сестра его приближённого Секста. Узнав, что она уже помолвлена с другом Секста, Аннием, император отказывается от Серви-лии. Следующая кандидатка на роль будущей императрицы – Вителлия, дочь покойного императора Авла Вителлия, убитого в 69 году. Вителлия – историческое лицо, она воспитывалась под покровительством Веспасиана, отца Тита. В драме Метастазио она тайно ненавидит Тита, считая, что Веспасиан был причастен к убийству её отца. Секст страстно влюблён в мстительную красавицу, которая ставит условием их союза убийство Тита. Между тем Вителлия узнаёт, что она сможет стать императрицей, не толкая Секста на преступление. Но механизм заговора уже запущен, Секст поджигает Рим и совершает покушение на жизнь Тита. Префект Публий спасает императора и арестовывает Секста, вина которого очевидна. Тит терзается мучительными колебаниями и хочет сначала поговорить с Секстом и выяснить, что толкнуло его на мятеж. Не желая выдать Вителлию, Секст не пытается оправдаться. Между тем Вителлия, которой жаль влюблённого юношу, сама признаётся Титу в том, что вдохновительницей заговора была она. В финале оперы Тит великодушно прощает всех заговорщиков и провозглашает своё намерение жить и править на благо Рима, пожертвовав личным счастьем.

На этот сюжет в XVIII – начале XIX века было создано более сорока опер. В настоящее время самой известной из них является опера Моцарта, поставленная в 1791 году в Праге по случаю увенчания чешской короной императора Леопольда II. В 1790-х годах либретто Метастазио воспринималось как дань почтенной, но заметно обветшавшей традиции, нуждавшейся в структурных и косметических правках – для Моцарта их осуществил либреттист Катерино Мадзола, уложивший действие в два акта (вместо трёх), сокративший речитативы и увеличивший число ансамблей (за счёт изъятия некоторых арий). Но в представлениях музыкантов XIX – первой половины XX века жанр и стиль самого текста «Милосердия» выглядели таким махровым анахронизмом, что возникшая неприязнь к опере-сериа стала распространяться даже на музыку Моцарта – по мнению многих авторитетных знатоков, слишком итальянскую, слишком красивую, слишком придворную. Такого мнения придерживались даже истовые моцартианцы – выдающиеся музыковеды Герман Аберт и Альфред Эйнштейн. И лишь в конце XX века и в наши дни «Милосердие Тита» Моцарта было прочитано совершенно по-новому, без укоренившихся предубеждений, но с учётом тех политических и психологических условий, в которых создавалась эта опера, ради спешной премьеры которой Моцарт был вынужден прервать работу над «Реквиемом» и «Волшебной флейтой». Моцартовское «Милосердие» возникло уже после Великой французской революции (1789) и после смерти императора-реформатора Иосифа II (1790), что высветило совершенно новую проблематику в этом старинном и весьма условном сюжете об идеальном просвещённом монархе.

Стоит упомянуть и троекратное обращение Хассе к либретто «Милосердия Тита»: в 1735 году (Пезаро), в 1738-м (Дрезден) и в 1759-м (Неаполь). Его оперы в авторских версиях именовались «Тит Веспасиан», но в других случаях шли под общеизвестным названием. Версия 1738 года с многочисленными вставками и переделками исполнялась в 1742 году в Москве в русском переводе («Титово милосердие») в честь коронации императрицы Елизаветы Петровны. Выбор именно этого сюжета носил, разумеется, программный характер: Елизавета, пришедшая к власти путём дворцового переворота, дала обет править без кровопролития, и во время её царствования смертная казнь в России не применялась.

Монарх, к которому было обращено «Милосердие Тита» Глюка, также принадлежал к числу лучших представителей просвещённого абсолютизма. Он сменил три трона, каждый из которых оказывался политически весомее предыдущего: герцог Пармы (1731–1734), король Неаполя и Сицилии (1734–1759) и, наконец, король Испании. В Парме он был Карлом I, в Неаполе – Карлом VII, в Испании – Карлом III. Здесь не место перечислять осуществлённые им в Неаполе, а затем и в Испании политико-административные реформы, полезные нововведения и примечательные архитектурные постройки. Важно то, что Глюк мог с лёгким сердцем славословить в своей опере очередного современного «Тита», не опасаясь, что идеальный портрет правителя слишком разойдётся с реальностью. Сама же опера была посвящена супруге Карла – Марии Амалии Саксонской, красивой, обаятельной и высокообразованной принцессе, с которой король пребывал в счастливом и гармоничном союзе.

Постановка «Милосердия Тита» состоялась в придворном театре Сан-Карло и была, по-видимому, роскошной. Исполнительский состав включал в себя певцов высочайшего ранга. В роли Секста выступил кастрат-сопранист Каффарелли (Гаэтано Майорано), считавшийся в искусстве пения ровней великому Фаринелли, но обладавший, в отличие от последнего, весьма вздорным нравом. Тита пел тенор Гаэтано Оттани – теноры в Италии уже начали понемногу теснить кастратов, хотя в серьёзной опере им пока ещё поручались партии не молодых влюблённых, а правителей и благородных отцов. В роли Вителлин выступила Катерина Висконти, а в роли Сервилии – давняя знакомая Глюка, римлянка Мария Мази Джура, которая начинала карьеру в 1740-х годах, работая в том числе в странствующих труппах. В «Распре богов» Глюка в 1749 году она пела Фортуну.

«Милосердие Тита» имело большой успех, но вместе с тем вызвало споры. Музыкальный стиль Глюка показался некоторым ценителям оперы слишком смелым и не по-итальянски резким. Особенно много споров вызвала большая ария Секста («Se mai senti spirarti sul volto»). По сюжету, эта ария звучит в момент, когда префект Публий приходит арестовывать мятежника. Секст готов поплатиться жизнью ради своей любви к Вителлин. Пребывая в состоянии восторженной отрешённости на пороге неминуемой смерти, он говорит возлюбленной: «Если однажды ты почувствуешь на лице лёгкое дуновение, скажи себе: это страстные вздохи того, кто был верен мне и погиб за меня. И когда мой дух освободится от оков плоти, то благодаря этой милости память о стольких мучениях станет сладкой».

Ария, написанная в форме Da Capo, состоит из двух контрастных частей, между которыми в музыкальном отношении нет ничего общего. Первая – медленная, возвышенно-просветлённая жалоба в небесном соль-мажоре, пронизанном, однако, острыми стонущими диссонансами. Вместе с певцом сладостное страдание выражает солирующий гобой, и мелодия, полная взлётов и падений, плывёт, словно взмахивая крыльями, над мерно колышащимися волнами скрипок. Вторая же часть – до-минорный менуэт, в котором господствуют угловатые и страдальческие интонации. Резкие контрасты между частями Da Capo нередко практиковал и Гендель, но в его музыке никогда не возникало ощущения, будто средняя часть взята «из другой оперы». Это необычно резкое соотношение образов, вовсе не предполагавшееся текстом Метастазио, и пресловутые царапающие слух диссонансы в первой части вызвали удивление слушателей, но одновременно заставили их зачарованно вслушиваться в арию Секста. Проигнорировать или забыть такую музыку было нельзя. Вскоре эта ария завоевала всеобщую любовь и широкую популярность.

Глюк никогда не отрекался от своих опер 1740—1750-х годов – вернее, от самых удачных, по его мнению, номеров, музыка которых нисколько не устарела и потому могла быть использована в сочинениях реформаторского периода. Так случилось и с арией Секста из «Милосердия Тита» – две её столь несхожие между собой части были по отдельности использованы в «Ифигении в Тавриде», о чём мы вспомним в надлежащий момент.

Между лёгким и серьёзным

Сложившийся в учебниках по истории музыки образ Глюка – радикального реформатора – заставляет выискивать предвестия его более позднего стиля в произведениях, написанных в полном согласии с требованиями того или иного жанра. Разумеется, идеи реформы возникли не на пустом месте, и Глюк был к ним весьма предрасположен. Но предрасположен, вероятно, именно потому, что являлся не догматично настроенным идеологом, а практиком театра, который умел работать в любых жанрах, везде создавая нечто незаурядное.

Чего только он не писал в предреформенное десятилетие 1752–1762 годов! Впрочем, был всё-таки один весьма популярный тогда оперный жанр, который прошёл мимо Глюка – опера-буффа, или итальянская комическая опера. В отличие от коротких интермеццо, весьма популярных в 1730-е и 1740-е годы, опера-буффа (она же «музыкальная комедия» или «весёлая пьеса», dramma giocoso) была рассчитана на целый вечер и включала в себя развитый сюжет с разноплановыми партиями. В зрелой опере-буффа действующими лицами были как благородные персонажи (обычно пара влюблённых), так и ловкие весёлые слуги, а также несколько потешных типов – пожилой ворчливый опекун, франтоватый плут, хвастливый вояка, странствующий музыкант. После множества недоразумений и хитро сплетённых интриг побеждали молодость и любовь, и дело непременно кончалось свадьбой.

Жанр оперы-буффа сложился в Италии к середине XVIII века, и в нём увлечённо творили практически все итальянские и австрийские композиторы того времени, от Га-луппи и Пиччинни до Моцарта и Гайдна. Все – но не Глюк. Почему, сказать теперь трудно. Возможно, причина лежала на поверхности: Глюку таких произведений просто не заказывали. Однако другие театральные сочинения на развлекательные и забавные сюжеты он писал в изобилии, причём именно для Вены, где в это время опера-сериа была не в чести.

Удачная женитьба Глюка на состоятельной уроженке Вены помогла ему закрепиться в городе, но всё прочее зависело от благосклонности сильных мира сего. В придворной капелле и в придворном театре капельмейстерских вакансий не было и не предвиделось. Как уже говорилось, Мария Терезия не считала развитие оперы своей приоритетной задачей и вообще расценивала «лишних» артистов как обузу для казны. Глюк был к тому времени европейской знаменитостью, и тем не менее в Вене он не считался композитором, ради которого следовало бы отступать от сложившихся правил.

В 1754 году Глюк принял предложение стать вторым капельмейстером частной капеллы видного вельможи, генерал-фельдмаршала, принца Йозефа Фридриха Саксен-Хильдбургхаузена (1702–1787). Эта капелла отличалась очень высоким уровнем служивших в ней музыкантов и составляла первоклассный камерный оркестр. Именно к периоду работы Глюка у принца относится большинство его оркестровых произведений, которые сохранились в основном в рукописных копиях. Частично это были увертюры к ранее сочинённым операм, а частично самостоятельные опусы в набиравшем тогда популярность жанре симфонии, возникшем примерно в середине XVIII века на основе итальянской увертюры. Ранние симфонии состояли из трёх или четырёх контрастирующих между собой частей; они длились обычно всего по 10–15 минут и звучали в начале концерта, словно бы «разогревая» публику в предвкушении наиболее интересных номеров программы – выступлений виртуозов, как певцов, так и инструменталистов.

Первым капельмейстером принца был австриец итальянского происхождения Джузеппе (или Йозеф) Бонно (1711–1788), сверстник Глюка, учившийся в Неаполе и уже в 1736 году получивший должность придворного композитора в Вене, а впоследствии, с 1774 года, ставший капельмейстером императорской капеллы. Насколько это известно, Бонно и Глюк мирно делили между собой капельмейстерские обязанности; у них не было чёткой должностной иерархии, но каждый легко мог подменить другого как композитор или взять на себя руководство оркестром. Карл Диттерсдорф, служивший в капелле принца скрипачом, вспоминал, что Глюк обычно руководил исполнением, играя на скрипке, а Бонно в это время сидел за клавесином. Обычную в наше время фигуру дирижёра с палочкой в руке и партитурой на отдельном пульте в то время можно было увидеть разве что в театральном оркестре, где нужно было координировать звучание оркестра и всё, что происходит на сцене. Да и там дирижёр отбивал такт и показывал вступления голосов не палочкой, а нотным свитком или, как во Франции, увесистым жезлом. В камерных капеллах управление оркестром осуществлялось именно так, как описывал Диттерсдорф.

В Вене принц жил во дворце, который после него дважды менял названия и в 1778 году стал именоваться дворцом Ауэрсперг. Летом же он переезжал в роскошное загородное имение, замок Шлоссхоф, расположенный примерно в 40 километрах от Вены в сторону нынешней Братиславы.

Супругой Йозефа Фридриха была Анна Виктория Кариньян, племянница и единственная наследница знаменитого полководца, принца Евгения Савойского, верно служившего Габсбургам и накопившего огромные богатства. Жена была на 21 год старше мужа, и к началу 1750-х годов брак фактически распался. Содержать за свой счёт обширные земельные владения и расположенные на них замки и дворцы Йозеф Фридрих был не в состоянии. Шлоссхоф он решил выставить на продажу. Интерес к этой покупке проявила сама Мария Терезия. По случаю приезда в Шлоссхоф императорской семьи был устроен грандиозный праздник, важную роль в котором играла музыка. 24 сентября августейшей чете и их детям была представлена очаровательная одноактная опера Глюка на либретто Метастазио «Китаянки» – светский пустячок, к созданию которого композитор, однако, подошёл со всей ответственностью.

Изящный текст Метастазио был известен императрице практически наизусть с очень давних пор. Во время карнавального сезона 1735 года первая опера на это либретто, написанная Антонио Кальдарой, была исполнена в покоях Марии Терезии, тогда ещё восемнадцатилетней эрцгерцогини, причём силами самой высшей аристократии. В «китаянок» перевоплотились сама Мария Терезия, обладавшая красивым меццо-сопрано, её младшая сестра эрцгерцогиня Мария Анна и одна из придворных дам. Конечно же, Марии Терезии было интересно послушать, как обойдётся с этим текстом Глюк.

Метастазио всегда чурался откровенной буффонады, но ирония и юмор были ему не чужды. «Китаянки» – произведение очень тонкое, полное аллюзий, понятных лишь рафинированным ценителям искусства. В XVIII веке увлечение китайским стилем, «шинуазри», стало долговременной модой в аристократической среде. Трудно найти европейский дворец или богатую загородную усадьбу, где не было бы «китайской» комнаты, целиком оформленной подлинными предметами из Китая: шёлковыми либо бумажными ширмами, фарфоровыми расписными вазами, бронзовыми статуэтками, лакированными столиками для рукоделия, изделиями из бамбука, перламутра и слоновой кости. Миссионеры из ордена иезуитов, обосновавшиеся в Китае ещё в XVI веке, способствовали распространению в Европе знаний об этой далёкой стране и развитию торговых связей с ней. В книгах по истории музыки, изданных в XVIII веке, о Китае обычно говорилось довольно подробно – подробнее, чем, например, о гораздо более близкой России, остававшейся для большинства западных соседей terra incognita. Вряд ли Глюк, сочиняя своих «Китаянок», обращался к каким-либо учёным трудам, посвящённым китайской музыке. Пьеса Метастазио вообще не об этом. В ней сделана попытка взглянуть на жанры европейского искусства со стороны, глазами любознательных и заинтересованных чужеземцев.

В опере всего четыре действующих лица: три знатные девушки, носящие условные «китайские» имена – Лизинга (меццо-сопрано), Сивена (сопрано) и Танджа (контральто) – и юноша Силанго (тенор), брат Лизинги, влюблённый в Сивену. Благородные затворницы тихо скучают за вечерним чаепитием в загородном доме Лизинги. Силанго, только что вернувшийся из Европы, нарушает их уединение, вызывая переполох: он забыл, что по китайским обычаям мужчинам категорически нельзя появляться в женских покоях. Чтобы сохранить визит Силанго в тайне, девушки решают задержать его до темноты, когда он сможет уйти незамеченным. Коротая время, Силанго предлагает развлечься игрой в театр, модной среди европейских дам. Каждая из девушек должна представить сцену в выбранном ею жанре. Серьёзно настроенная Лизинга предпочитает греческую трагедию. Она исполняет речитатив и арию пленной Андромахи, делающей мучительный выбор: стать женой победителя, Пирра, или остаться верной памяти погибшего Гектора; цена решения – жизнь её маленького сына, которого Пирр пощадит, если она уступит его требованиям. Сивена выбирает жанр пасторали. Однако и пастухам знакомы любовные страдания: Силанго поёт о том, как юный Тир-сис терзается безответной страстью к неуступчивой нимфе Ликориде; Сивена от имени нимфы насмехается над ним: она бы не прочь полюбить, но ей не хочется терять голову от любви. Танджа, самая жизнерадостная из подруг, играет комедию и пародийно изображает парижскую кокетку перед зеркалом, намекая на капризный нрав Сивены. Галантный Силанго не в силах отдать предпочтение какому-либо из представленных жанров и предлагает компромисс: устроить танцы – это понравится всем и не вызовет никаких споров. За представлением оперы Глюка на премьере следовал балет «Суд Париса», музыку к которому написал венский придворный композитор Йозеф Штарцер.

Идею «Китаянок» можно было бы выразить афоризмом Вольтера из его комедии «Блудный сын» (1738): «Все жанры хороши, кроме скучного». Но это было бы слишком просто и плоско. Каждая из арий, исполняемых тремя героинями, является одновременно и ярким образчиком своего жанра, и несколько утрированным его воплощением – почти на грани пародии, но пародии не гротескной и сатирической, а прикрытой мягким флёром доброжелательной иронии.

Спектакль в Шлоссхофе, поставленный в Садовом театре, был великолепно оформлен. Сценографом и декоратором являлся Джованни Мария Квальо, сумевший удивить даже весьма искушённую публику. Присутствовавший на празднике Карл Диттерсдорф оставил восторженное описание этого зрелища: «Декорация работы Квальо была совершенно в китайском вкусе. Лакировщики, скульпторы и мастера позолоты приложили всю свою искусность, чтобы представить её во всем богатстве. Но более всего блеска придавали декорации призматические стеклянные столбики, изготовленные богемскими стеклодувами и точно установленные в специально оставленных проёмах – разноцветные и наполненные маслом. Невозможно описать, насколько ошеломляющее зрелище являли собой эти призмы, сияющие бесчисленными огоньками – они и сами по себе, при простом дневном освещении, производили сильное впечатление. Стоит лишь представить себе зеркальный блеск лакированных лазоревых панелей и ширм с изображением позолоченных листьев, и, наконец, радужные краски, тысячекратно отражённые в сотнях призм и сияющих как бриллианты чистейшей воды, – самое богатое воображение померкнет перед таким чудом. А при всём этом ещё – божественная музыка Глюка! Прелестное исполнение блистательной симфонии, где местами то порознь, то вместе со всеми звучали колокольчики, треугольники, маленькие ручные литавры, тарелки и тому подобное, привело слушателей в восторг ещё до того, как поднялся занавес. Но и вся музыка оказалась совершенно волшебной»[37]37
  Dittersdorf, 65–66.


[Закрыть]. В самой партитуре «Китаянок» эти разнообразные ударные инструменты не значатся, однако в XVIII веке композиторы выписывали в нотах отнюдь не всё, что реально звучало. Любые экзотические сюжеты подразумевали применение ударных инструментов, и «китайская» опера обойтись без них не могла.

Певцы были первоклассными: Лизингу пела примадонна Виттория Тези, Сивену и Танджу – молодые австрийские певицы Терезия Хайниш и Катарина Штарцер; в роли Силанго вышел тенор Йозеф Фриберт – не только певец, но и композитор (как и Диттерсдорф, он являлся учеником капельмейстера Бонно, который сочинил для празднества оперу «Необитаемый остров»), «Китайский бал», устроенный после оперы, ставил и оформлял Анджело Помпеати – известный венецианский танцовщик, муж Терезы Помпеати, с которой Глюк работал в Лондоне и в труппе Минготти. Все участники спектакля получили щедрое вознаграждение от императорской четы: Тези – некий подарок стоимостью в 300 дукатов, две другие певицы – подарки ценой в 50 дукатов и по красивому платью, Фриберт – золотые часы, а несколько «maestri» (в их числе, вероятно, и Глюк) – золотые табакерки[38]38
  Эти сведения, вместе с подробным описанием всего празднества, были приведены в газете Wienerisches Diarium за 12 октября 1754 года (S. 22).


[Закрыть].

«Китаянки» звучали ещё несколько раз не только в приватной обстановке, у принца Саксен-Хильдбургхаузена, но и публично. В 1755 году опера была исполнена в венском Бургтеатре, причём партию Сивены пела Катарина Габриелли – ученица Виттории Тези, одна из самых выдающихся певиц XVIII века, обладательница невероятно подвижного колоратурного сопрано и феноменальной техники.

В 1761 году «Китаянки» добрались до Петербурга: спектакль состоялся 7 или 8 февраля в ходе празднования очередной годовщины восхождения на трон императрицы Елизаветы Петровны. В Петербурге, как ранее в Вене и в Шлоссхофе, за «Китаянками» давался балет Штарцера «Суд Париса». Правда, поскольку имя автора оперы в издании либретто не указано, существует предположение, что им мог быть не Глюк, а Штарцер, работавший в 1759 году в России. Но, поскольку в Петербурге с 1757 года находилась также труппа Локателли, с которой Глюк был ранее тесно связан, «Китаянки» могли попасть в Россию независимо от Штарцера.

Благодаря своей «китайской» опере, подобной драгоценной шкатулке с редкостными безделушками, Глюк снискал симпатии венского двора. В 1755 году впервые в его жизни в Вене прозвучали три его оперы – правда, все они принадлежали к развлекательному «серенадному» жанру. Помимо «Китаянок», это была небольшая пастораль «Танец» на либретто Метастазио, поставленная в императорском загородном замке «Фаворита» под Веной, и театральное празднество «Оправданная невинность» на текст Метастазио и Джакомо Дураццо. Второе сочинение выглядело как компактная опера-сериа и даже претендовало на некоторый драматизм.

«Оправданная невинность» была сыграна 8 декабря 1755 года в Бургтеатре в честь дня рождения императора Франца. Главной героиней была Клавдия – жрица богини Весты в Древнем Риме, ложно обвинённая в нарушении обета целомудрия, что грозило ей смертным приговором. Однако в конце выяснялось, что Клавдия непорочна, и в финале хор славил её добродетель. Подобные сюжеты стали весьма популярными в опере второй половины XVIII – начала XIX века, вплоть до самой знаменитой в этом ряду «Весталки» Гаспаре Спонтини (1807). Возможно, весталки ассоциировались с монахинями, судьбы которых подчас складывались трагично и вызывали сочувствие публики; к тому же древнеримский сюжет позволял сделать постановку зрелищно эффектной. «Оправданная невинность» имела огромный успех; похоже, Глюк писал эту оперу с настоящим увлечением, хотя, как заведено, использовал в ней фрагменты своих ранее созданных произведений. Впервые за несколько лет ему представилась возможность создать нечто серьёзное, причём даже с хоровой сценой в финале – в придворном театре в его распоряжении были не только самые лучшие певцы (Клавдию пела Катарина Габриелли), но и хор, обычно отсутствовавший в частных капеллах и кочующих труппах.

Летом 1768 года Глюк переработал «Оправданную невинность» в более развёрнутую оперу «Весталка», поставленную либо в Бурггеатре, либо в Кернтнертортеатре (обе сцены являлись придворными). К сожалению, партитура расширенной версии не сохранилась; уцелело только печатное либретто. Тем не менее возвращение к этому сюжету спустя столько лет говорит о том, что «Оправданная невинность» надолго стала одним из любимых детищ композитора.