Текст книги "Всему свое время"
Автор книги: Лариса Уварова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Да, я очень хочу, чтобы ты приехал. – Лику действительно охватило непреодолимое желание видеть этого человека, словно теперь ее жизнь зависела от этого.
– Я буду через три часа, – выдохнул Максим, и его голос потеплел, а напряжение спало. Трубка в Ликиной руке не расплавилась. – Хорошо, Энджел?
– Хорошо, – отозвалась она и нажала на рычаг.
Лика еще немного постояла у телефона, прислушиваясь к противоречивым ощущениям внутри себя. Максим… Каким она его увидит?.. Она тряхнула головой. Всего три часа, а сколько надо успеть! Лика пошла в душ.
Максим обратил на нее внимание, когда Лика перешла в девятый класс. За то лето, проведенное, как и полагается, в пионерском лагере – тогда уже, конечно, не в пионерском, но назовем по старинке – она заметно вытянулась, загорела. У нее была короткая стрижка, она носила джинсы, что придавало ее еще не вполне оформившейся фигурке очаровательное «мальчишество».
Два месяца Максим, сталкиваясь с ней в школьных коридорах, смущал Лику своими прямыми, внимательными взглядами, под которыми пробуждающаяся в ней женщина буквально трепетала. Два месяца его лицо не давало ей спокойно спать по ночам. Еще бы! Максим был мечтой всей школы. Высокий, со спортивною фигурой, светлыми волосами, зелеными глазами и практически классическими чертами лица. К тому же еще и гордость района, баскетболист и пловец. Девчонки, начиная, наверное, лет с тринадцати, зачарованно провожали его взглядами, а потом, сбившись в стайки, шептались. А мальчишки обсуждали все его броски, заплывы и почитали за везение, если Макс обращал на кого-то из них внимание и просил оказать какую-нибудь услугу, не важно, мяч ли подать или подержать его сумку. Что и говорить, Максим был знаменитостью, и Лика была далеко не единственной девушкой, в чьих грезах присутствовал его образ.
Впрочем, Лика от всех таила свои страдания, даже от Риты. И пыталась себя обмануть. Ей очень не хотелось сливаться с толпой его многочисленных поклонниц. А потому делала вид, что ей на Максима просто наплевать и вообще он не в ее вкусе. Но, оставаясь наедине с собой, нет-нет да грустила и думала, что если уж Макс не обращает внимания на Настю, тоже знаменитую, хотя и в узких кругах, то ей-то и вовсе никогда ничего не обломится. И надеяться не на что. Тем более что в своей школе Макс романов не заводил. Поддерживал имидж недосягаемой звезды. Поговаривали, будто ему нравятся спортивные девушки, в частности некая особа по имени Ирина, якобы занимающаяся с ним вместе плаванием. Конечно, никто эту Ирину не видел, но слухи о ней ходили довольно упорные.
– Эх, – периодически постанывала Настя, – ну почему я еще такая соплюха! Макс только поэтому на меня серьезных видов не имеет. Хотя как он смотрит! Но пока ведь дорастешь до того самого возраста, он уже школу закончит, и ищи его тогда, как ветра в поле, – сетовала она.
– Но ты ведь живешь с ним в одном районе… – пыталась подбодрить подругу Лика. Хотя и она прекрасно понимала, что Макс слишком хорош для того, чтобы быть явью. Он оставался нереальной мечтой, мальчиком с обложки. Вот закончит школу, и не будет у них возможности видеть его ежедневно. Таким Максим был для Лики и ее подруг. До той самой дискотеки, устроенной где-то в середине ноября.
– Девушка, позвольте пригласить вас на танец, – прозвучал знакомый сочный голос за спиной Лики.
Она удивленно повернулась, неужели это он ей? Растерянно поискала глазами подруг. Настя танцевала с Сережкой и при этом умудрялась делать ей недвусмысленные знаки, иди, мол, чего встала как вкопанная. Рита сидела неподалеку, о чем-то болтая с высоким черноволосым парнем. Она тоже перехватила Ликин испуганный взгляд и ободряюще кивнула. Максим терпеливо ждал, однако сделал какое-то непонятное движение рукой, и Лика, наконец, опомнилась. Что же она, и правда, стоит, как неживая? Ведь он же может просто уйти!
Уйти и больше никогда не подойти!
– Позволю, – поспешно пролепетала она, все еще не веря собственному счастью.
Максим взял ее под локоть и провел в круг танцующих пар. Положил руки ей на талию, и Лике ничего не оставалось, как положить свои ладони ему на грудь. Он медленно и уверенно вел ее в танце, двигаясь с мягкой и расслабленной грацией, а Лика была словно деревянная. Уткнувшись взглядом в орнамент его свитера, не могла сосредоточиться ни на чем, кроме его рук, обвивающих ее талию.
– Ты что, боишься меня? – Максим наклонился к ее уху, и в его голосе прозвучала легкая насмешка. – Я что, такой страшный?
– Нет… – только и смогла выдавить Лика, у которой пошла голова кругом только от того, что она, наконец, почувствовала его близость. Точнее, осознала.
– Неужели? – удивился он. – Тогда отчего же у тебя такой вид, как у ягненка, который попал в лапы серого волка?
Лика подумала, что Максим ведет себя как заправский Дон Жуан, прямо как в книге про ее тезку, маркизу ангелов. Наверное, он ее тоже читал. Эта мысль помогла вернуться к действительности, и она подняла к нему лицо. Максим улыбался. Лика неуверенно улыбнулась в ответ.
– Так-то лучше, Энджел, – сказал Максим. – Я ведь не ошибся, это тебя зовут Ангелом?
– Энджел, – повторила Лика, словно пробуя новое имя на вкус. Так ее еще никто не называл. Она глянула на Максима, он улыбался так уверенно, что Лика из непонятно откуда появившегося вдруг упрямства вздернула подбородок и строго сказала: – Меня зовут Анжеликой.
– Анатольевной Яценко, – продолжил Макс и кивнул. – Я знаю. Но я буду тебя звать Энджел. Если, конечно, ты не возражаешь… Ты ведь не возражаешь? – спросил он, заглядывая в ее глаза. И констатировал: – Ты не возражаешь.
Лика не возражала ни против странного имени, ни против того, что парень, давший ей это имя, пошел ее провожать, ни против того, что он назначил ей свидание на следующий же день, ни против легкого поцелуя на прощание. Не возражала просто потому, что у нее на это не было сил.
Вся школа завидовала ей. У девчонок зависть была черная, у мальчишек – белая. Последние примешивали к этому уважение, от чего зависть первых становилась еще чернее. Три месяца школа судачила только о Лике с Максимом. Девчонки ждали, когда он ее бросит и гадали, кто же станет его следующей пассией, втайне надеясь, что теперь-то Максим изменит своему правилу – не заводить романов в школе. Даже Настя иногда не выдерживала.
– И когда вы с ним разбежитесь? – порой вырывалось у нее.
– Никогда, – безмятежно отвечала ей Лика с торжествующей улыбкой. – Никогда, Настенька.
Тогда Лика действительно в это верила. Максим был очень хорошим, нежным, милым и так здорово умел ее веселить. Он оказался даже лучше, чем она его себе представляла, и относился к ней трепетно, как к хрупкому цветку. Наверное, он ее любил. Она это чувствовала, даже знала. В его взглядах, словах и жестах всегда, всегда, сколько помнила Лика, была тихая нежность. Ничем не прикрытая, а оттого еще более удивительная, поскольку в компаниях Максим слыл заводилой и шалопаем. Но когда он оставался с ней, то становился тих и нежен. И Лика платила ему тем же. Она любила его со всем пылом первого чувства. Практически беззаветно.
У Макса было три страсти: Энджел, спорт и дети. После школы он поступил в педагогический институт и мечтал о том, что будет работать физруком, вести группу по плаванию, женится на ней, и у них будет два мальчика и две девочки. Он был настолько реалистом, что никакие посулы его тренера по плаванию не могли раззудить в нем тщеславия. Карьеру в спорте он не собирался делать дальше, полагая, что талантливых пловцов хватает и без него, так что выигрывать заплывы есть кому. А вот создать за него семью не сможет никто, и потому он спокойно жертвовал возможной спортивной карьерой ради будущего семейного уюта. Звезд с неба Макс не хватал, хотя успех в спорте давался ему без особого труда. Кстати, возможно, поэтому он сознательно и отказывался от спорта, хотя, на самом деле, несмотря даже на его показной альтруизм, нельзя было бы назвать его человеком без амбиций, без честолюбия. Просто Максим вполне мог удовлетворить свое честолюбие иначе. Менее кровавыми способами. Поэтому из всех своих страстей и ставил на первое место Энджел. В этом было меньше всего опасности потерпеть фиаско. И меньше всего риска. Энджел не могла ему изменить, считал Максим. И справедливо считал. Энджел ему изменить не могла. А Лика?..
Она вздохнула и еще раз осмотрела себя в зеркале. Цвет сшитого Мариной платья, длиной до щиколотки и без рукавов, замечательно сочетался с ее глазами. Волосы Лика убрала в высокую прическу, выпустив на волю несколько кокетливых прядок над висками и по шее. Вроде все на месте, даже Маринин подарок на совершеннолетие – золотой браслетик. Лика осмотрела себя еще раз от завитых локонов до кончиков туфель. Отвернулась от зеркала и принялась ходить по комнате туда-сюда, нервно покусывая губы и потирая руки.
Все было готово. И стол, и хозяйка. Но где же гость? Лика подошла к окну и выглянула. Во двор въехал черный джип и остановился у Ликиного подъезда. Она с интересом пронаблюдала, как из машины выгрузился – а иначе и не скажешь о таком детине – высокий светловолосый парень и окинул взглядом окна.
Максим, узнала его Лика, отшатнулась от окна и почувствовала, как похолодело что-то внутри. Неужели она и в нем разочаруется? Да, теперь поздно думать об этом, но ей почему-то стало не по себе. Появилась даже крамольная мысль ему вовсе не открывать. Она опять подошла к окну и снова осторожно выглянула. Двор был пуст. Значит, сейчас Максим придет. Сколько ему нужно времени, чтобы подняться? А может, он ее не видел и тогда еще не поздно дать задний ход?..
«Поздно, – сказала она себе. – Не паникуй. Может, не все так страшно. В конце концов, мы любили друг друга. И кто знает, может быть, любовь в его душе и моя память о ней способны совершить маленькое чудо?»
В дверь позвонили. Лика осторожно подошла к ней, глянула в зеркало, отметив собственную бледность, что не удивительно при данных обстоятельствах. Потом глубоко вздохнула, посчитала: «Пять, четыре, три, два, один, ноль»… И открыла.
Максим стоял на пороге. В одной руке чудовищного размера пакет, а в другой – букет нежно-розовых роз. Никак не меньше дюжины, прикинула Лика и, вздохнув еще раз, подняла на него глаза.
– Господи! – простонал Максим и, словно обессилив, прислонился к стене. – Господи, Энджел, так нельзя.
– Как? – оторопела она и добавила: – Входи…
Максим закрыл глаза, шагнул в прихожую, которая, как в прежние времена, сразу же стала маленькой, тесной, поставил пакет на пол и снова прислонился к стене.
– Так, Энджел, – он открыл глаза во всю ширь и медленно, очень медленно осмотрел ее сверху до низу. Лика ощутила его взгляд каждой клеточкой и затрепетала под ним, удивляясь и смущаясь одновременно. – Потому что нельзя быть на свете красивой такой. Знаешь песню? – Максим был все еще бледен и растерян. – Прости, сказал пошлость, – он легко пожал плечами, видимо, начиная приходить в себя. – Я, конечно, думал, что ты стала настоящей красавицей, но… Скажи мне, Энджел, ну почему ты так непростительно, неправдоподобно красива?! – с каким-то отчаянием спросил Максим, бросил цветы на столик и притянул Лику к себе. Он сжал ее в объятиях и начал горячо шептать. – Господи, я так долго мечтал об этом! Я уже даже и не мечтал! Ты всегда была для меня единственной! Я думал, что потерял тебя навсегда! И теперь… – голос у него сорвался, и Лика поняла, что надо срочно вырываться из его жарких объятий.
– Не надо, Максим, – относительно твердо проговорила она. – Не надо сейчас.
Он глубоко, судорожно вздохнул и… разжал руки. Лика тут же сделала несколько шагов в сторону и опустила глаза. Конечно же повисла напряженно-выжидательная пауза.
– Да, извини, – тоже относительно спокойно произнес Максим. – Это тебе, – он протянул ей цветы.
– Спасибо, – ответила Лика и поднесла букет в лицу, затем улыбнулась. – Ну что мы как не родные? Идем.
Пока она занималась цветами, Максим выкладывал на стол продукты.
– Зачем это? – удивилась Лика, увидев выросшую на столе гору баночек и пакетов. – Неужели ты думал, что мне тебя угостить нечем?
– Нет, – смущенно улыбнулся Максим, – нет, конечно, просто…
– Понятно, – протянула Лика. – Привычка, значит, такая.
– Энджел… Энджел, ну не обижайся… Здесь ведь все, что ты любишь… Любила, по крайней мере… – Он как-то умоляюще посмотрел на нее.
– А ты помнишь, что я любила? – снова удивилась Лика.
– Ну конечно же! – воскликнул Максим и стал перечислять, загибая пальцы. – Горький шоколад, бананы, креветок, кальмаров, копченую курицу, миндаль, «Птичье молоко»…
– Достаточно, – остановила его Лика. – Спасибо, Максим, извини, я не хотела тебя обидеть…
– Тебе это и не удастся, – серьезно сказал он, затем приблизился, видимо, снова желая обнять, но не решился, просто посмотрел ей в глаза и проговорил: – Тебе никогда не удастся меня обидеть, потому что мое чувство к тебе сильнее всех возможных обид…
– Веское заявление, – Лика попыталась разрядить обстановку и, указав на продукты, предложила: – Ну что ж, давай вспомним, что я любила шесть лет назад.
– Конечно, – он сдержал вздох и повернулся к столу.
Полчаса спустя Лика сидела напротив Максима за столом. Признаться честно, она им любовалась. Максим за прошедшие годы не только заметно возмужал, но даже, можно сказать, расцвел. На смену очаровательной юности пришла, спокойная в своей обаятельности, зрелость. Точнее, еще и не пришла, но уже чувствовалась в его жестах, пластичных и несуетливых; в грации – расслабленной и несколько вызывающей; в его взглядах, тоже, надо сказать, несколько вызывающих именно тем, что были они прямыми и внимательными, слегка настойчивыми, ласкающими; в его манере говорить тихо, но твердо. Похоже, подумала Лика, Макс прекрасно знает цену себе и своему обаянию. И цена эта, судя по его расслабленной самоуверенности, довольно высока. Что и понятно, более того – что и простительно только вот таким великолепным самцам.
Максим широко улыбнулся как бы в подтверждение ее мыслям и пристально посмотрел Лике в глаза. Приласкал взглядом. Да, решила она, он прекрасно знает, насколько хорош и опасен для женского пола. От Максима исходила не только мужская сила, но и этакий сладостный дурман, который окутывал и усыплял сознание. Хотелось прижаться к его груди и забыть обо всем на свете. Поэтому Лика и предпочитала держаться от него на расстоянии, сделала так, чтобы между ними был накрытый стол.
– Постой, – вдруг спохватился Максим, – у меня же есть для тебя сюрприз. – Затем поднялся, вытащил из кармана брюк кассету, вставил в магнитофон.
Полилась медленная, какая-то смутно знакомая музыка. Лика удивленно вскинула брови.
– Что это?
– Ну ты что? – укоризненно произнес он. – Ты что, совсем не помнишь? Это ведь та песня, под которую мы первый раз танцевали…
– Да-а? – еще больше удивилась Лика. – Я ее действительно не помню. Правда, – добавила она, глядя, как Максим обиженно поджал губы, – мне тогда не до песни было…
– Помню, помню, – усмехнулся он. – Ты дрожала как осиновый листочек. – Он лукаво посмотрел на нее. – Надеюсь, теперь не будешь?
– Не уверена, – процедила она, чувствуя, к чему он клонит.
– Проверим? – приподняв бровь, предложил он и, приблизившись, протянул ей руку в приглашающем жесте.
– Проверим, – ответила она, вздохнув. – Я, конечно, не уверена, но постараюсь.
– Вот и славно, – улыбнулся Максим и, галантно склонившись, произнес: – Девушка, позвольте вас пригласить?
– Позволю, – Лика кивнула, постаралась расслабиться, улыбнулась и оказалась в его уверенных руках.
Музыка закружила их в танце, и удивительно, но Лика действительно не дрожала. Она расслабилась, думая о том, что, вот, все оборачивается не так уж плохо. Максим, похоже, до сих пор испытывает к ней самые нежные чувства. Он такой большой и сильный, и он никогда ее не обижал. Так почему же она должна думать, что он обидит ее сейчас? Нет. Кто угодно, только не он! Возможно, именно Максим поможет ей залечить, окончательно залечить ее сердечные раны. У него, если только он захочет и если Лика позволит, это получится. Он знает, что нужно делать. А потом, с ним так спокойно и уютно. Да, он несколько раздражает ее своей мужской чувственностью, но это, в конце концов, не так уж существенно. По крайней мере это не повод отказывать им обоим в этом шансе. Лика закрыла глаза и полностью доверилась ему, его рукам, его нежным объятиям. Вот было бы здорово, если бы эта музыка никогда не кончалась, мелькнула у нее абсурдная мысль. Но музыка конечно же кончилась.
– Энджел, – откуда-то, словно издалека, позвал Максим. Она открыла глаза и посмотрела на него. – Энджел, – тихо, почти шепотом сказал Макс, – я тебя люблю… – и наклонился к ее губам.
Поцелуй получился, совершенно неожиданно для Лики, долгим, страстным и даже каким-то отчаянным. Макс прижал ее к себе, и она почувствовала себя в западне, так сильны были его объятия. Признаться, она совершенно не ожидала такого напора, а потому была попросту ошеломлена его натиском, ей-то показалось… Лика сделала слабую попытку освободиться, но тщетно. Максим, похоже, уже очень плохо мог себя контролировать. Лика попыталась отстраниться, но это только подхлестнуло его желание, потому что он сжал ее еще крепче, а потом повалил на диван.
– Нет! – вскрикнула Лика, когда он оставил ее губы, занявшись ее одеждой. – Нет, Максим, не надо, – она старалась говорить как можно спокойнее. – Не надо, не порти того, что было между нами… Того, что может быть…
– Не могу! – задыхаясь, даже не проговорил, а прорычал он, и, видимо, сообразив, что бесполезно искать на платье застежку, просто стал его рвать, Лика вздрогнула и снова постаралась его образумить, остановить его руки, вырваться.
– Макс, пожалуйста, опомнись. У нас есть шанс. Неужели ты думаешь, что я тебе откажу, если ты сейчас остановишься? – Он что-то промычал. – Не откажу, – продолжила Лика. – Только не делай этого сейчас! – воскликнула она, когда платье затрещало по швам.
Тщетно. Он продолжал, совершенно ее не слушая:
– Я слишком долго этого ждал! Слишком долго этого хотел!
– Максим, – простонала Лика, думая только о том, как бы не разрыдаться, ибо это взбесит его еще больше, – посмотри мне в глаза… Ты должен меня понять… У нас все может быть замечательно, только отпусти меня сейчас…
– Молчи! – рявкнул он и как-то умудрился скинуть с себя свитер, придавил Лику всем своим телом. – Лучше молчи, не беси меня! – Его зрачки сузились.
– Ну зачем ты все портишь? – прошептала она, глядя на него расширенными глазами. – Зачем, Макс?..
– Я порчу?! – зло хохотнул он и принялся разрывать на ней нижнее белье. – Это ты мне всю жизнь испортила, – прохрипел он, – да! И не смотри на меня так! Я так мечтал быть у тебя первым! Осел! Ну, много у тебя было за это время?! Не корчи из себя девственницу! – скривился он и окончательно освободил ее от остатков одежды, Лика все еще пыталась сопротивляться. – Лежи тихо! Лучше лежи тихо, умоляю, а не то я за себя не ручаюсь!
– Нет… – слабо возразила Лика и окаменела, уставилась невидящим взглядом в потолок.
Это было что-то ужасное. Отвратительно и больно. Лика старалась не смотреть на него, не слышать, не ощущать, не чувствовать. Она только подумала о том, что никогда не могла себе представить, что он способен на такое. Что он может быть таким грубым… И даже грубостью это нельзя было назвать. Это было просто зверство. И еще подумала о том, что, прости Господи, но хорошо, что она действительно не девственница. Хотя и теперь не представляет, как сможет с этим справиться… Господи, ну скорей бы это кончилось!
Потом, когда это все-таки кончилось и Максим, похоже, израсходовал изрядную долю своих сил, она медленно выбралась из-под распростертого на ней тела, встала и, пошатываясь, побрела в душ. Сейчас же смыть с себя всю эту грязь, эту мерзость, следы его рук!
– Энджел…
Лика медленно повернулась и, глядя на него пустыми глазами, «Господи, как же все это мерзко!» – сказала:
– Уходи.
– Энджел, прости меня, – он поднялся, двинулся к ней. – Прости, я не соображал, что делаю… – Он подошел почти вплотную, но Лика даже не подумала отступать.
Она его не боялась. Он был ей просто отвратителен. Лика и сама себе была отвратительна. И ничего, кроме этого отвращения, сейчас не чувствовала и почувствовать не могла. Он легко коснулся пальцем ее плеча, она вздрогнула, но не от страха, а от отвращения, подняла на него глаза и устало повторила:
– Прошу тебя, уходи.
Максим почему-то отшатнулся, как от пощечины, и молча стал одеваться. Лика стояла, смотрела и ждала, когда он наконец уберется. Когда он уйдет, она смоет с тела его следы. С тела-то смоет, а вот с души?
Максим оделся и уже в дверях остановился и спросил умоляюще:
– Энджел, ты простишь меня? Ты сможешь меня когда-нибудь простить? – Глаза у него были молящие.
– Бог простит, – равнодушно проговорила Лика. – Убирайся.
Он еще минуту постоял, причиняя ей настоящие муки только одним своим видом, и наконец вышел. Лика медленно опустилась по стене, села на пол и, уткнувшись лицом в колени, заплакала. Горько, навзрыд. Она плакала о себе. О том, что никогда не сможет быть счастлива с мужчиной. Видимо, Господь ее этим счастьем обделил. Она никогда не сможет больше поверить ни одному из них. Как? Если даже Максим такое сотворил… Он не только надругался над ней, над ее телом, он предал ее душу… Нет, она не сможет им доверять. Слишком много ран, слишком много предательства.
Она плакала и о нем. О том, что он не понял того, что сделал. И о том, что вряд ли это поймет. Но, может быть, он все-таки сможет понять и… Что «и», Лика предпочла не думать. Пусть сам. У каждого свой путь.
Она плакала и о том чувстве, которое было между ними. О том, что теперь уже невозможно его воскресить. И ей было безумно жаль ту девчонку и того паренька. Они предали и их тоже.
Лика плакала долго. Но слезы высохли, и она пошла в душ, где долго, тщательно смывала с себя ощущение отвращения и следы его рук, его дыхания, его тела, его похоти. Она так тщательно терла себя губкой, что кожа покраснела и начала саднить. Только тогда остановилась и с удивлением поняла, что делает.
А когда Лика вышла из душа, сил ей хватило только на то, чтобы добраться до постели и провалиться в темный, пустой сон.
Разбудил ее телефонный звонок. Лика лежала и слушала, она не собиралась поднимать трубку, почему-то уверенная, что это Макс. Однако настойчивость, с которой кто-то пытался до нее дозвониться, подсказала, что вряд ли это может быть он. Лика с трудом встала и добрела да телефона. Это оказалась Рита.
– Девочка моя, – без предисловий начала она, – я к тебе сейчас приеду.
Лика поняла, что Рита все знает. Откуда? От Максима? Он что, еще и рассказывает об этом?
– Рита, не надо, – устало попросила она, – не надо, мне стыдно.
– Что?! – возмущенно воскликнула Рита. – Тебе стыдно?! Да это ему должно быть стыдно! Приперся пьяный в стельку и ну сопли на кулак мотать, канючить: «Я без нее не могу… Мне без нее все не мило… И как я только мог… И какая я скотина»… В общем, устроил тут целую истерику, едва не…
– Хватит, Рита, – все так же устало прервала ее Лика. – Не хочу.
– Да, – Рита вздохнула. – Я, пожалуй, понимаю. Но все-таки приеду, – не спросила, а констатировала она.
– Как хочешь, – проговорила Лика и, помедлив, нерешительно поинтересовалась: – Что ты ему сказала?
– Сказала, что, если он попробует подойти к тебе ближе чем на пятьдесят метров, я сама его уложу из Вадькиного кольта, – с какой-то злой уверенностью сообщила Рита.
Лика слабо улыбнулась:
– Круто. Спасибо. А если серьезно?
– А если серьезно, то посоветовала, чтобы шел в церковь. Господь милосерден, авось простит. Он, конечно, ныл, что прощения ему нет и не может быть. А я пояснила, это, мол, как просить будешь… – Рита вздохнула. Не знаю, что и сказать…
– А ничего и не надо говорить… – тихо промолвила Лика. – Ничего тут не скажешь…
– Знаешь, – философски заметила Рита, – нельзя войти в одну реку дважды… Так я еду?
– Нет, не надо, Рита, – попросила Лика. – Мне нужно побыть одной. Давай завтра? Можно прямо с утра…
– С тобой все в порядке? – обеспокоенно поинтересовалась подруга. – Может, я все-таки приеду?
– Со мной все в порядке, насколько это вообще возможно, – спокойно отозвалась Лика, – в данной ситуации. Мне нужно побыть одной, как-то смириться и справиться со своим стыдом. Приезжай завтра.
– Хорошо, – сдалась Рита. – Если передумаешь, позвони…
– Договорились, – и Лика не без облегчения положила трубку. Потом вернулась в постель и подумала, что действительно нельзя войти в одну реку дважды. Это еще никому не удавалось.
Утром, часов в девять, приехала Рита. Она разбудила Лику звонком в дверь. А когда Лика открыла ей, все еще сонная, Рита обняла ее и спросила:
– Ну, ты как?
– Да ничего… Проходи.
– Слушай, – начала Рита, с каким-то странным выражением глядя ей в глаза, – а ты не думала, может, заявление?..
– Перестань, Рита. Зачем? – Лика пожала плечами. – В том, что случилось, мы оба виноваты.
– Ну, это ты брось! – фыркнула Рита, разуваясь. Она прошла в комнату вслед за Ликой. – Как это?
– Да просто. На мне вина едва ли не такая же, как на нем. И хватит уже об этом. Справлюсь как-нибудь. Только вот надо в церковь, на исповедь… Правда, сил пока нет… Может, завтра…
– Это конечно, – согласилась Рита и села в кресло. – Как я понимаю, здесь все и произошло? – кивнула она на стол с остатками вчерашней трапезы.
Лика убрала только разорванные вещи, а за посуду так и не принялась. Сил не было и на это.
– Да, – поморщилась она. – Надо убрать…
– Я тебе помогу. Слушай, – Рита стала собирать тарелки, – а как твое здоровье после…
– Здоровье? – вздохнула Лика. – Да вроде ничего. Так, все тело ломит, но, по-моему, ничего серьезного.
– Ты уверена? Может, все-таки к врачу нужно сходить?
– Обязательно схожу, – успокоила подругу Лика. – Только, пожалуйста, не сейчас.
– Ладно, но позже – обязательно. Вот посуду помоем и сходим вместе. И, – добавила Рита строго, – никаких возражений.
Лика и не возражала. Обследование заняло всего несколько минут. Оказалось, что ничего серьезного. Потом пришлось выдержать разговор с психологом, который, слава Богу, тоже не затянулся. Конечно, стресс был, но это и понятно. О психологической травме разговор даже не зашел. Лика действительно чувствовала себя лучше, чем ожидала. Пришлось выпить несколько пилюль, претерпеть пару экзекуций и отбиться от тетки-психологини. В целом, времени потрачено было всего-то ничего – часа полтора. Лика облегченно вздохнула, выходя из поликлиники. Удивительно, что все еще так легко обошлось.
Рита вернулась вместе с ней, сказала, что сегодня ее ни за что не оставит одну. Лика и тут не стала возражать. Боль, загнанная в самую глубину, пусть сидит там до исповеди, решила она. Завтра утром она ее вынет. И боль, и стыд, и горечь, и разочарование, и обиду… Все это она отнесет в церковь. Во всем этом она покается там, где и положено каяться. А сейчас… Что ж, жизнь и после этого продолжается.
Подруги перекусили остатками вчерашней трапезы и перебрались в комнату, от вида которой Лику, конечно, подташнивало, но она твердо сказала себе, что это ее квартира и ей здесь жить дальше, так что надо себя преодолеть. Будет уж совсем нелепо, если она перестанет заходить сюда.
– Анжел, ты ведь сильная, правда? – в который уж раз спросила Рита, заглядывая ей в глаза. – Ты ведь правда сможешь и с этим справиться?
– Правда, – невесело усмехнулась Лика и, сама не зная зачем, включила телевизор.
Экран засветился, потом появилась картинка – сцена из какого-то спектакля, и мужской голос за кадром:
– …Вчера, при полном аншлаге, прошла премьера нового спектакля Артура Сарителли. Это вторая столичная постановка молодого, но уже достаточно известного режиссера. Возможно, спектакль «Комната игр» будет выдвинут на соискание премии «Золотая маска», вручение которой пройдет через полгода. Мы встретились с постановщиком после премьеры…
Лика сидела и как завороженная смотрела на экран. До этой минуты она думала, что больнее быть не может. Просто не бывает больнее, а теперь вот поняла – бывает.
– Рита… – прошептала она, нащупав руку подруги, сжала ее. – Рита, это он…
Молодой человек на экране улыбался, что-то говорил, но Лика не слышала. Она всматривалась в это когда-то такое любимое и родное лицо и тупо думала, что он все так же красив. Даже, пожалуй, красивее, если это, конечно, возможно…
Артура Сарителли, молодого, удачливого и красивого, сменил ведущий передачи – немолодой и хмурый. Лика выключила телевизор и перевела взгляд на Риту:
– Ну? – спросила она.
– Что и говорить, красавец. Да… – протянула Рита.
– Рита, ты не можешь себе представить, каким болезненным чувством была моя любовь к нему… – горько вздохнула Лика.
– Почему же? – не слишком, впрочем, уверенно протянула Рита. – Может быть, могу…
– Когда я увидела его в первый раз, то была уверена, что такой никогда и ни за что не обратит на меня внимание.
– Но ты ведь ошиблась? – Рита внимательно посмотрела на подругу.
– Да…
И Лика неожиданно для себя самой начала рассказывать о том, как это было. Она говорила медленно, возвращаясь в то время, вспоминая все, подробности о себе, об Артуре, размышляя о том, зачем же вы, девочки?..
Прошло три года после смерти родителей. Лика оттаяла, вновь научилась смеяться и радоваться, все реже болезненно сжималось ее сердечко – ведь душевные раны, как известно, постепенно затягиваются. Лика закончила второй курс института, вполне была довольна и собой, и окружающим ее миром. Жизнь продолжалась.
То лето Лика провела вожатой в детском лагере отдыха, поймав таким образом не двух, а трех зайцев одновременно, – приобрела опыт общения с детьми, приглядывала за десятилетним Олежиком и семилетней Катюшей, ее двоюродными племянниками, и, наконец, прекрасно отдохнула.
Вернулись все трое загоревшие, пропитанные солнцем, переполненные впечатлениями и жутко довольные. По случаю приезда Марина с Эльдаром закатили пир горой, на котором Лику и поставили в известность, что через неделю к ним приедет гость.
– А кто он? – спросила она Эльдара.
– Сын моего дяди, – пояснил немногословный Эльдар.
– Троюродного или четвеюродного? – не удержалась от ехидства Лика.
– Не важно, – ответил Эльдар, совершенно не отреагировав на Ликин выпад. – Он мой брат.
Лику всегда поражала эта, присущая всем народностям Кавказа, едва ли не фанатичная приверженность к родственным узам. Вот, например, Эльдар, Маринин муж. Его предки в четвертом поколении оставили благословенные холмы, воспетые некогда Александром Сергеевичем, и перебрались в Россию. Казалось бы, четыре поколения семьи выросли среди русских, обрусели, о каких национальных традициях может идти речь? Их давно должны были бы вытеснить иные нравы и обычаи, но нет. Этого не случилось. Во всяком случае, крепкие родственные связи по-прежнему бережно культивировались.
