Текст книги "Аальхарнская трилогия. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 45 страниц)

– Прощайте, – сказала Мари, вышла за калитку и поплелась по дороге в сторону почты. Соседская собака брехнула было на нее, но тотчас же осеклась. Андрей смотрел ей вслед с неподдельной тревогой и сочувствием.

– Доктор, вы никак с ума свернули, – сокрушенно покачал головой Супесок. – Я не понимаю.

Мари остановилась на перекрестке – теперь ей нужно было свернуть направо, чтобы добраться до почты, но она замерла и некоторое время стояла, покачиваясь и глядя в землю. Супесок подумал, что дзендари умерла и вот-вот упадет – но она в конце концов повернулась и пошла обратно.

И Андрей вышел ей навстречу.

* * *

Рубины были впечатляющими. Оправленные в золотое кружево изящного колье, они казались застывшими каплями крови, что стекали по шее – золота в оправе было немного, и Несса, глядя в зеркало, думала, что эффект очень уж разительный.

– Мне словно отрубили голову, – сказала она, отворачиваясь от зеркала и снимая колье. – Страшно.

– Иногда красота может быть и страшной, – сказал поставщик драгоценностей двора и ведущий представитель всех ювелирных домов столицы, высокий сулифатец, укутанный с ног до головы в полосатое одеяние. – Но с алым платьем на Праздник Осени это будет не страшно, а восхитительно, ваше величество.

Несса взвесила колье на ладони и протянула поставщику.

– Странно, Вивид, – сказала она, – почему владыка Хилери решил мне сделать такой подарок.

Кембери, который сегодня действительно заменял преподобного Аль-Афхани, усмехнулся под тканью, закрывавшей лицо.

– Информация, которую вы подарили ему, моя госпожа, просто бесценна. А это колье хранилось в сокровищнице Амье еще со времен языческих государей, и в свое время его носила сама прекрасная Альджурна. Владыка надеется, что вы, как и она, всегда будете очаровательны и обретете счастье в любви.

Он держал ее за руку слишком долго – гораздо дольше, чем положено по дворцовому протоколу. Рубиновые капли колье стекали из их сжатых ладоней, и само время, казалось, прекратило свой бег. Наконец, Несса встрепенулась, освободила свою ладонь и промолвила:

– Это очень мило с его стороны, однако я полагаю, что настоящие, – она очень выразительно выделила последнее слово, – чертежи дирижабля стоят намного больше, чем драгоценности, которые меня скомпрометируют в глазах моего мужа и моей страны, – Несса посмотрела на Кембери со всем доступным ей кокетством. – И я ведь никогда их не надену, к сожалению. Так что в моем случае деньги гораздо предпочтительнее.

Кембери понимающе кивнул.

– Ваш особый счет, моя госпожа, уже пополнен на триста тысяч. Владыка прекрасно понимает, что имеет дело с в высшей мере благоразумной женщиной.

Несса кивнула и принялась убирать колье в темный мягкий мешочек. Кембери развернул перед ней бархатный кофр – теперь уже с настоящими драгоценностями Аль-Афхани – и поинтересовался:

– Вы что-нибудь знаете о небесном знамении, моя госпожа? В столице ходят самые невероятные слухи.

Несса пожала плечами. Не рассказывать же ему о том, как она обнаружила Шани, который сидел в кресле у камина в Красной комнате и с упоением читал «Сагу о Форсайтах» в электронной книжке, добытой с корабля.

«У тебя на рукаве кровь», – растерянно сказала тогда Несса просто ради того, чтобы что-то сказать. Император посмотрел на нее со странной смесью охотничьего азарта и определенного недоумения и ответил:

«Не моя».

– Природа иногда преподносит нам странные сюрпризы, мой друг, – сказала Несса, пристально рассматривая ожерелье из северного жемчуга идеальной формы. – Скорее всего, это была зарница.

– Говорят, – Кембери посмотрел на нее очень пристально, – Заступник вернулся на землю.

Несса опустила голову и пару минут молча рассматривала драгоценности, пытаясь собраться с духом, а затем промолвила максимально беспечно:

– Друг мой, не ищите божественного вмешательства там, где его нет. Это пахнет ересью.

Знал бы он всю правду…

Когда они расстались, и поддельный Аль-Афхани на прощание прижал правую руку дамы ко лбу и губам, Несса отправилась к себе – надо было написать письмо Андрею и распорядиться о переводе отцу новой суммы. Фрейлины возле дверей покоев Нессы дружно встали при ее появлении, однако она коротким жестом дала понять, что сейчас не нуждается в компании. Пожалуй, это еще один плюс ее нового положения – махнешь рукой, и все от тебя отстанут.

Закрыв за собой дверь, Несса небрежно бросила мешочек с колье на трюмо и направилась было к письменному столу, однако чуть насмешливый голос императора остановил ее:

– Смотрю, ты вошла во вкус. Нравится шпионская деятельность?

Несса обернулась – Шани стоял возле стены и изучал супругу с таким холодным любопытством, что Нессу в самом деле пробрало морозом.

– Я делаю только то, что ты мне велел, – сказала она как можно спокойнее. – Кстати, Хилери благодарит за чертежи. Ведь амьенский дирижабль опять не взлетит, не так ли?

– Конечно, – кивнул Шани, и насмешка в его голосе сменилась плохо скрываемой яростью. – А твой приятель, похоже, потерял сцепление с реальностью. Понятно, он уже ничего не боится, но ты…

Несса почувствовала, что у нее ноги подкашиваются от страха. В животе противно похолодело; стараясь не показывать паники, она отвернулась и села за стол, получив хоть какую-то опору.

– Какая разница, что я? – спросила она устало. – Я всего лишь экземпляр из твоей коллекции девок, относись к этому проще.

«Что я говорю, боже мой…», – осмотревшись, Несса подумала, что в случае чего защищаться ей придется костяным ножом для разрезания писем. Да, пожалуй, с этим много навоюешь.

На стол перед ней лег мешочек с рубиновым колье.

– «Экземпляр из коллекции», – брезгливо повторил Шани. – Надень, я хочу посмотреть.

Дрожащими пальцами Несса развязала шнурок, и колье вытекло на ее ладонь. Сходство рубинов с кровавыми каплями стало еще явственней; Несса послушно застегнула замочек на шее и опустила руки.

– Вот, пожалуйста.

В тот же миг Шани перехватил колье и принялся ее душить.

Несса попробовала вскрикнуть, но не смогла. Камни в оправе впились ей в горло; задыхаясь от боли, Несса забилась в руках мужа, пытаясь освободиться, но у нее ничего не вышло – Шани держал ее крепко, издевательски затягивая импровизированную петлю все туже и туже. В глазах темнело, и Несса подумала напоследок: неужели это все? Почему это все?

Потом захват ослаб и исчез совсем. Жадно глотая воздух и плача от счастья и боли, Несса соскользнула с кресла и попробовала отползти в сторону – но силы окончательно оставили ее, и она распласталась на ковре. Мир перед глазами дробился и дрожал, и Несса видела то витую ножку кресла, то собственные скрюченные пальцы, то разорванную змейку колье: одно из креплений не выдержало и разогнулось, дав своей новой хозяйке еще один шанс. Один из рубинов кроваво ей подмигнул: не сегодня.

– Не стоило тебе миловаться со своим эфенди настолько открыто, – голос Шани звучал откуда-то издалека, хотя Несса теперь прекрасно видела его самого: император присел рядом с ней и, приподняв Нессу, устроил ее голову у себя на коленях – совершенно семейно, по-домашнему, и именно от этого страх перетек в подлинный парализующий ужас.

– Я не…, – только и смогла прошептать Несса.

– Ладно, ладно. Молчи, – Шани провел пальцами по ее шее, и Несса сжалась в ожидании того, что он сейчас возьмет и доведет начатое дело до конца. – Держи милорда Кембери на расстоянии. И помни о дистанции сама. Но это все ерунда, по большому счету. А знаешь, что на самом деле важно?

– Что? – промолвила Несса, уже не зная, к какой муке готовиться.

– Мне сообщили о Третьем пришествии. Твой отец покинул дом и начал проповеди в Загорье.

Несса вскочила – откуда только силы взялись. Сказанное звучало настолько шокирующе, что не могло быть ничем, кроме правды.

– Он открыто и лично объявил себя Заступником, – сказал Шани, тоже поднимаясь на ноги. – Деревенщина сличает его с фресками в храме и слушает, раскрыв рты. Пока он плетет им сказки о мире, добре и согласии, но кое-кто под эти сладкие песни уже задается вопросом, почему это владыка Небесный решил спровадить на тот свет владыку земного, и как это надежа-государь едва не отправил Заступника на костер. И слухи ползут из Загорья дальше.

– Быть не может…, – проговорила Несса. – Андрей никогда бы не стал, нет… Шани, это неправда!

– Это правда, – устало проронил император и отошел к окну. На столицу наползал циклон, неся осенние дожди на несколько месяцев: глядя на темно-серые тучи, непроницаемые для света, Несса видела в них грозное знамение. – Он забыл про наш договор, и знала бы ты, как я хотел, – Шани сделал паузу и поправился: – как я хочу отправить к нему курьера с твоей головой в коробке. А я обычно делаю то, что хочу. Особенно в критических случаях.

Несса не удержала возгласа боли – так стонет раненое животное, в котором засел смертоносный арбалетный болт. Шани оценивающе посмотрел на нее, словно прикидывал, как именно будет отделять голову от тела; Несса зажмурилась, словно в ожидании удара.

Мягкие шаги. Запах дорогого одеколона и обреченной ярости.

– Береги наследника, – негромко произнес Шани. – Он единственный, кто сейчас может тебя спасти.

* * *

Влад Дичок по прозвищу Пират, корреспондент «Столичного Вестника», уже битый час отирался возле решетки дворцового сада, ожидая, когда раскроются узорные ворота, и их величества отправятся в собор Заступника Милостивого на мессу. Тонкий клетчатый сюртук – традиционная одежда представителей его профессии – нимало не защищал от осеннего ветра, а маленькая круглая шляпа с пером намокла после недавнего дождя и сконфуженно опустила поля. Влад, впрочем, игнорировал эти мелкие неприятности: возможность опубликовать в завтрашнем выпуске «Вестника» интервью с самим государем грела его получше солнышка в вешний день.

По столице ползли самые противоречивые слухи. Все началось с небесного знамения: сиреневое зарево вспыхнуло над городом и полыхало больше часа. Изумленные люди собирались на улицах и смотрели в небо, пытаясь понять, что происходит и чего ожидать. На следующий день министр Химии Аксл выступил с заявлением о том, что в лабораториях его министерства произошел взрыв, и таинственное зарево – именно его следствие, однако министру мало кто поверил, и народ по старой привычке подался в храмы. Вспомнились, разумеется, и события двадцатилетней давности, когда в таком же зареве неправедно обвиненный Заступник вознесся с костра на небеса. А потом по стране поползли слухи о том, что Заступник пришел снова.

Влад поежился, поднимая воротник повыше. Вряд ли, конечно, человек, что проповедует по всему Загорью, и есть Заступник, но говорят об этом очень уверенно. И ладно бы какая-то деревенщина! Годы Просвещения, конечно, облагородили селюков, но обезьяна в жилетке – все равно обезьяна. Послушать же проповедника собирались и образованные люди, и бывшие дворяне, и даже управитель загорский – тот нашел слова якобы Заступника проникающими до глубины души. Узнать бы мнение государя по этому поводу да незамедлительно тиснуть в газете: «Столичный вестник» читает вся страна, и публикация интервью такого уровня вполне может вывести афериста – если это аферист – на чистую воду.

Со стороны парка послышался цокот копыт, и Влад встрепенулся. Дворцовая охрана принялась открывать ворота перед государевым открытым экипажем; Влад ловко поднырнул между охранниками в приоткрытые створки и, подпрыгнув, повис на ступеньке экипажа и вцепился в дверцу.

– Влад Дичок, «Столичный Вестник», – воскликнул он. Запоздавшие руки охранников схватили его за сюртук и потащили в сторону, но Влад закричал во все горло: – Ваше Величество! Позвольте интервью!

Видимо, его приняли за террориста, и охрана, пытаясь реабилитироваться и наверстать упущенное, принялась его мутузить, не обращая внимания ни на форменную одежду, ни на значок корреспондента на лацкане. Впрочем, все кончилось довольно быстро, и Влада поставили на ноги.

– Слушаю вас, господин Дичок, – услышал он. – Что вам угодно?

Государь вышел из экипажа и приблизился к корреспонденту. Влад отряхнул сюртук, пытаясь придать себе относительно приличный вид, и попросил:

– Ваше Величество, пару слов для «Столичного Вестника».

– Извольте, – кивнул император. Со стороны площади донесся мелодичный перезвон часов – значит, месса уже начинается, и нужно спешить.

– Сир, как вы, как глава государства и бывший шеф-инквизитор, можете прокомментировать новость о появлении Заступника в Загорье? – выпалил Влад. Государь на некоторое время задумался, а потом ответил вопросом на вопрос:

– Не припомню, чтобы я об этом слышал, а откуда такая информация?

– Так докладывает Загорское подразделение «Вестника», – ответил Влад. – Некто Андерс объявил себя Заступником всемилостивым и проповедует народу о добре и мире.

Император усмехнулся.

– Пока он проповедует о добре и мире, я не имею ничего против. Пусть. А вообще, господин Дичок, появление этого человека – значительный показатель того, насколько сильно изменилось наше общество за сравнительно небольшое время. Несколько лет назад этого несчастного забрала бы инквизиция по обвинению в ереси и отправила на костер после минимального расследования – а теперь он спокойно ходит по стране и проповедует.

– Так-таки и на костер? – недоверчиво поинтересовался Дичок. По молодости лет он не застал основных инквизиционных процессов и считал все истории о казни еретиков изрядным преувеличением.

– Поверьте, друг мой, я знаю, о чем говорю.

– А как вы думаете, может ли быть, что это и правда Заступник?

Император даже рассмеялся, причем легко и совершенно искренне.

– Ну что вы, конечно, нет. Это либо религиозный фанатик, либо бедный умалишенный, причем скорее умалишенный, чем фанатик. Повторюсь: пока его проповеди не нарушают Конституцию, и он не призывает к насилию в любой форме – пусть говорит, я не вижу в этом ничего дурного. Мирная проповедь еще никому не причинила вреда. Если будет зарываться и оскорблять законную власть и веру или призывать к войне… что ж, отдохнет в новом госпитале для душевнобольных.

– Спасибо, сир! – Влад поклонился, дважды махнув в воздухе шляпой, и побежал за ворота. Охрана провожала его неприязненными взглядами, словно размышляла, не догнать ли и не поучить ли еще уму-разуму, а Шани усмехнулся чему-то своему и направился к экипажу.

– Значит, мой отец сумасшедший, – сказала Несса по-русски, когда экипаж поехал по проспекту Мира в сторону храма. Выглядела она усталой и больной. Синяки и ссадины на шее закрывал высокий и надежно зашнурованный ворот платья.

– Что тебя не устраивает? – устало спросил Шани, глядя, как на виске Нессы пульсирует тугая темно-синяя жилка. – Мне обвинить его в ереси и послать в Загорье отряд для ликвидации?

– Ты уже отправил туда Мари.

Шани отвернулся. Несколько часов назад он получил от Мари прощальную телеграмму – дзендари благодарила его за доброту и заботу и извещала, что уверовала в Заступника Истинного и останется с ним до последнего часа. Отличные новости!

Едва ли не в первый раз в жизни он чувствовал, как под ногами горит земля.

– У меня только ты и осталась, – с искренней горечью промолвил Шани. – Не топи, а?

Несса провела рукой по шее и ответила:

– Я бы тебя и правда утопила, да вот сил, боюсь, не хватит.

Шани вздохнул и отвернулся. Воистину, у королевской четы Аальхарна были высокие отношения. Не поспоришь.

Когда он думал о том, что несколько часов назад едва не задушил Нессу голыми руками, то его начинало знобить.

– Что ж, – сказал Шани, пытаясь говорить с максимально возможным спокойствием, – тогда после мессы пойдем гулять к фонтанам. Попробуешь. Обещаю не сопротивляться.

Несса пробормотала что-то негромкое, но явно нецензурное и больше не сказала ни слова.

Мессу служили во славу Первого исхода Заступника из языческих земель и обращения в истинную веру – малозначительное событие, которое раздулось потом до крайности. Стоя на коленях в императорском ряду и опустив голову на руки, Шани думал одновременно обо всем и ни о чем. Несса рядом пылко и проникновенно повторяла за священником слова молитвы; покосившись в ее сторону, Шани подумал, что не выдержит, плюнет на политику и разведку и прирежет этого амьенского хлыща. Собственноручно, чтоб не поднялся. Впрочем, все это истерика. Надо взять себя в руки.

– Встаньте для принятия святых даров, – произнес священник. – Заступник, сущий на небесах, освяти нас знамением твоим.

Люди поднялись с колен, и в это время в храме раздался громкий голос:

– Заступник уже не на небесах. Он на земле.

Шани обернулся и увидел, что по проходу храма шествует Коваш. Гордо вскинув седую патлатую голову и глядя перед собой, на огромный витраж, изображавший второе пришествие, шеф-мастер инквизиции шел к алтарю. Вглядевшись в его лицо, Шани заметил, что давняя слепота Коваша, который лишился зрения лет пять назад, бесследно исчезла – его взгляд теперь был чистым, ясным и разумным. Ясно было, что без земных технологий Андрея тут не обошлось. И когда он только умудрился встретиться со старым приятелем, вроде всегда был на виду…

– Не забывайся, старик, – священник сразу же попробовал взять ситуацию в свои руки. – Ты в храме, а не в кабаке. Лучше встань и молись Заступнику, чтобы он отпустил тебе грехи. Пора об этом задуматься, ты уже в дряхлых летах.

Несса смотрела на Коваша с холодным торжеством. Грозный, высокий, громогласный, он сейчас походил на древнего пророка.

– Я был слеп, – пророкотал Коваш, – но Заступник пришел ко мне, и я снова обрел зрение. Я клянусь перед лицом своего народа, что это был он. Двадцать лет назад он взошел на костер за наши грехи и теперь вернулся!

Люди в храме зашумели – казалось, зарокотало и забурлило огромное море. Коваш вскинул руку, и тишина воцарилась снова.

– Он вернулся, – горячо и проникновенно изрек Коваш и развернулся к императорскому ряду: – Государь, зачем ты предал его? Зачем изгнал прочь от истинно верующих?

По собравшимся протекла волна шепота и стихла. Шани физически ощутил на себе взгляд всех людей в соборе. Мраморные плиты пола вздрогнули под ногами и потекли куда-то в сторону.

– Сказано в Писании, что Змеедушец принимает любой облик, – тяжело и веско проронил Шани. В богословских диспутах вряд ли кто-то мог бы одержать над ним верх, особенно новоявленный фанатик с начинающимся старческим маразмом. – Сказано, что придут лжепророки именем Заступника, и будут учить, и увлекут за собой толпу глупцов к вечной погибели. Как я, слуга своего народа, могу это допустить?

– Я зряч, – парировал Коваш. – Я уверовал в Заступника, Бога истинного, и он вернул мне зрение.

– И Змеедушец способен творить чудеса, если ему это выгодно, – отрезал Шани. – Молись, мой друг, чтобы простился тебе грех заблуждения и малодушия. По твоей старости земное правосудие тебя пощадит, надейся на милость правосудия небесного.

– Еретик и маловер, – отрезал Коваш. – Вижу твой скорый конец, на том же костре, который ты готовил Заступнику.

Шани обожгло, словно он получил пощечину. Люди в храме молчали и смотрели на него – и он вдруг ощутил их молчаливую поддержку.

– Если мой народ решит, что я этого достоин, – промолвил Шани, – то пусть будет так.

Потом Коваша окружила и оттеснила в сторону охрана храма, которая наконец-то вспомнила о своих прямых обязанностях, священник долго призывал собравшихся успокоиться и принять, наконец, святые дары, а люди все не могли угомониться и прийти в себя, и Шани чувствовал, что победил, но это только временная победа. Он обернулся к Нессе: та стояла, сцепив пальцы в замок, и выражения ее лица Шани не понял.

– Ну что, промолвил он. – Пойдем к фонтанам?

* * *

Вечер выдался на удивление теплым и свежим, словно лето решило вернуться и задержаться в столице еще немного – хотя бы на одну ночь, на несколько часов до рассвета, когда снова соберутся тучи, и пойдет дождь – теперь уже до самой зимы. Стоя на открытой веранде оранжереи, Несса с удовольствием вдыхала чистый воздух, наполненный ароматом пушистых осенних цветов. Ей хотелось побыть одной, и оранжерея, из которой давно ушли садовники, была для этого самым лучшим местом.

Шея почти не болела, но дотрагиваться до нее было неприятно. Вечером Несса решила не прятать синяков – все равно никто ее не увидит, так от кого скрываться? В прорехи высоко плывущих туч выглядывала луна: крупная, оранжевая, совсем не похожая на земную. Несса подумала, что, возможно, Андрей сейчас тоже смотрит на луну – и от этой мысли ей стало спокойно и немного грустно.

Со стороны парка послышались шаги, и Несса невольно пожалела о том, что ее одиночество было настолько недолгим. Хорошо бы это был кто-то из дворцовой челяди или охраны: увидев императрицу, они бы и не приблизились к ней. Впрочем, всмотревшись в вечерние сумерки, Несса разглядела в идущем Кембери и не удержала улыбки. Он был единственным, кого сейчас ей бы действительно хотелось увидеть. А Кембери увидел ее – прямую, стройную, стоящую как белая свеча, как изваяние – и едва не сорвался на бег.

– Моя госпожа…

– Вивид, – выдохнула Несса. – Что вы тут делаете?

– Я хотел вас увидеть, – произнес Кембери и поднес к губам руку Нессы. – Я просто понял, что без вас не переживу этот вечер.

– Нас могут заметить, – испуганно промолвила Несса. Во дворце у всех стен были и бдительные глаза, и ушки на макушке, и не хватало еще, чтобы слишком ретивый слуга побежал докладывать о том, что у ее величества свидание в оранжерее.

– Мы одни, – Кембери выпустил ее руку и приблизился вплотную. Несса впервые ощутила его запах и как-то вдруг поняла, что видит Кембери в последний раз. Это открытие было настолько внезапным и бесконечно ясным, что она отступила в сторону и прошептала:

– Вам лучше уйти, мой друг. Я счастлива видеть вас и хочу увидеть еще, но не сегодня.

Кембери подхватил ее запястье и решительно привлек Нессу к себе. Несколько мгновений они стояли вплотную и смотрели друг другу в глаза, а затем Кембери выпалил:

– Хорошо, я уйду, если вы просите. Но перед этим знайте, что я люблю вас. Люблю страстно и бесконечно. С тех пор, как увидел в первый раз. Я ни о чем не смею просить вас, но знайте еще, что моя жизнь в ваших руках. Распоряжайтесь ею, как пожелаете.

– Уходите, – взмолилась Несса. – Умоляю вас, уходите. Вивид, мне страшно за вас.

– Страшно только одно, – сказал Кембери. – Утратить вас навсегда.

И приник к ее губам в поцелуе.

Время, казалось, остановилось, и Нессе чудилось, что так будет всегда: оранжерея, аромат цветов, лунный свет, скользящий по траве и двое, что не в силах оторваться друг от друга. Но потом поодаль очень деликатно кашлянули, и голос императора невероятно сладко осведомился:

– Простите, господа, я не помешаю?

И это было, словно удар плетью; Несса тотчас же подалась в сторону и увидела Шани. Тот держал в одной руке фонарь, а в другой – свою военную саблю, и выглядел одновременно яростным, гневным и очень несчастным. Судя по одежде, сообщение бдительного наблюдателя подняло его из кровати, где государь уже десятый сон видел.

– Шани, я… – начала было Несса, думая, что же тут можно сказать, кроме пошлых банальностей, но он коротко оборвал ее:

– Вон.

Несса не шевельнулась, и Шани повторил:

– Вон отсюда, шлюха. Потом поговорим, – и уже к Кембери. – Защищайтесь, сударь. Посмотрим, так ли вы хороши в бою, как в охоте на чужих жен.

– Я к вашим услугам, сударь, – с очаровательно куртуазным хамством промолвил Кембери и, расстегнув камзол, небрежно швырнул его в кадку с пышными тропическими цветами. – Посмотрим, умеете ли вы драться с мужчинами или предпочитаете женщин.

И клинки зазвенели.

Короткая восточная рапира Кембери явно не была рассчитана на поединок с аальхарнской боевой саблей – все-таки он шел не на дуэль, а на свидание и взял с собой чисто символическое оружие, хулиганов на улице отпугивать – однако бывший амьенский посол искупал недостатки рапиры агрессивностью и достойным уровнем фехтовальщика, и Несса видела, что Шани, в общем, очень неплохой боец, отхватил кусок не по зубам. Впрочем, тот явно не собирался сдаваться без боя, и вскоре батистовую рубашку Кембери раскроила первая кровавая полоса на груди. Больше всего Нессе хотелось закрыть глаза, ослепнуть, оказаться в десятке миль отсюда – лишь бы не видеть этого поединка и не знать, что он вообще возможен. Наконец Кембери обманным маневром заставил Шани раскрыться и нанес сильный удар в левую ключицу, а затем практически неуловимым движением подсек по ногам, и император рухнул на газон.

Несса вскрикнула так горько, словно ранили ее.

Кембери выдохнул с облегчением и подхватил саблю противника. Шани попробовал было встать, но Кембери ткнул его острым концом сабли в грудь:

– Лежи, мерзавец. Ну, как я и говорил: достойно сражаешься только с женщинами.

– Вивид, не надо! – взмолилась Несса, пытаясь оттащить бывшего посла от поверженного мужа, но Кембери было не сдвинуть с места. Темная кровь заливала рубашку Шани; тот дотронулся до раны, скривился и процедил:

– Сказал же тебе: уйди…, – и оттянул воротник рубашки, подставляя шею под удар милосердия: – Ну давай.

– Нет! – закричала Несса во всю мощь легких, но Кембери уже перехватывал саблю для нанесения удара, и Шани закрыл глаза, не желая уже ничего видеть. А потом негромко хлопнула пистоль.

Кембери растерянно посмотрел на Нессу, и сабля выскользнула из его ослабевших пальцев. Из пулевого отверстия в животе пульсирующими толчками выливалась кровь. Шани перевел пистоль выше и улыбнулся:

– Всего доброго, мой друг.

Вторая пуля вошла бывшему амьенскому послу в левый глаз, и он умер, как говорится, не успев понять, что умирает. Тело Кембери грузно рухнуло в траву и застыло там неопрятной кучей, и Нессе почудилось вдруг, что это она умерла, это ее застрелили из припрятанного оружия – именно тогда, когда она меньше всего это ожидала. Ей хотелось заплакать, закричать, любым образом избавиться от нахлынувшей пустоты с привкусом крови – но, застыв соляным столпом, она не могла и пошевелиться. Шани отбросил пистоль и осторожно поднялся на ноги. В свете луны его лицо теперь не выглядело зловещим – просто бесконечно усталым. Он провел ладонью по окровавленной рубашке и произнес:

– Собирайся. Ты уезжаешь.

* * *

Иногда мертвые говорят с нами, но мы их не слышим. Их негромкая сбивчивая речь растворяется в шепоте листвы, в шорохе ночного дождя, в человеческих шагах – и просыпаясь среди ночи, вряд ли можно сказать с гарантией, приснился ли этот невнятный лепет или давно отлетевшая душа покинула свою страну и в самом деле пришла, чтобы присесть на край ложа и сказать несказанное при жизни.

Шани осторожно опустился на скамью возле скромного надгробия и некоторое время молчал, а потом произнес:

– Привет.

В пышных кустах заливалась щелканьем ночная птичка. Шани подумал, что не за горами первые дожди, непроницаемый туман и долгая-долгая осень. Бабье лето почти покинуло столицу. Буквы на надгробии были неразличимы в темноте.

В последний раз Шани приходил сюда сразу после войны. Десять лет назад – когда восторженная столица встречала и чествовала победителей, он в точности так же сел на эту скамью и долго молчал, ни о чем не думая и вслушиваясь в голоса мертвых. Теперь же здесь царила тишина. Та, что давным-давно стала землей и травой, хранила молчание.

В конце концов, чего он ждет? Пусть мертвые и говорят, но это не имеет отношения к нему нынешнему. Судьба множество раз проходилась по нему асфальтовым катком, он в отместку перекроил и свою жизнь, и чужие – да чего мелочиться, всю историю планеты перекромсал под свой вкус, чтобы теперь никак не соотноситься с собственным прошлым.

Протянув руку, Шани дотронулся до выбитых на надгробии букв. Случись все иначе, их с Хельгой дети сейчас были бы совсем взрослыми. Да что дети – внуки были бы. И войны бы не случилось.

Сейчас он словно находился вне времени. В его личной стране Никогде не было ничего, кроме одиночества и тяжелых мыслей. Шани очень редко вспоминал свою юношескую любовь – но если память оживала, то вот так, до почти физической боли. Ленты тумана скользили среди надгробий, тьма казалась почти ощутимой, а пригоршня городских огней, видимая отсюда, рассыпалась редкими искрами и медленно гасла. Все жители Аальхарна от мала до велика были свято уверены в том, что ночью на кладбище страшно до одури – Шани отлично знал, что бояться надо живых. Самого себя – в первую очередь.

Мертвые молчали. Шани провел ладонями по лицу и негромко произнес:

– Хельга, прости меня.

Никто не ответил: мертвые редко говорят вслух.

Глава 10. Дзёндари

Отец Тауш, священник маленькой церкви на окраине столицы, уже собирался отправляться домой – погода была просто отвратительной, дождь лил стеной, и вряд ли кто-то собрался бы сегодня прийти сюда. Горожанам приятнее думать о здоровье и сухих сапогах, чем о Заступнике. Однако, когда отец Тауш уже поднялся со своей скамьи, в исповедальной кабинке хлопнула дверца, и тихий, чуть надтреснутый мужской голос произнес:

– Примите мою исповедь, отче. Я грешен.

– В чем же твои грехи, дитя мое? – ласково произнес священник, усаживаясь обратно. Из соседней кабинки пахло горьким столичным дождем, табаком и дорогим одеколоном; исповедуемый вздохнул и произнес:

– Я убивал.

– Ты был на войне?

– Был.

– Любой воин любой армии несет покаяние и трижды три года не допускается к очам Заступника. Но искреннее и чистосердечное раскаяние угодно Небу, и я верю, что ты искренен. Именем, милостью и славой Заступника отпускаю тебе этот грех.

– Хорошо, – вздохнул исповедуемый, но отец Тауш не услышал в его голосе ни радости, ни облегчения.

– Я чувствую, что тебе тяжело, дитя мое, – проговорил он, – и на сердце у тебя великий груз. Расскажи обо всем так же откровенно, как начал исповедь, и Заступник простит тебя.

В кабинке стало тихо. Если бы не запах, пришедший вместе с исповедуемым, то отец Тауш решил бы, что снова остался один.

– Я убивал, отче, – донеслось, наконец, из кабинки. – Наверно, в этом все дело.

Он заговорил, и отец Тауш замер: на исповедь к нему пришел печально знаменитый Убийца Рыжих Дев. Он неторопливо и подробно рассказал о каждом убийстве, о том, как уничтожал улики и расправлялся с телами; отец Тауш оцепенел от подобного неслыханного злодейства и искренне не знал, что же ему делать дальше. Наконец, исповедь закончилась, и убийца терпеливо ждал ответа.

– Заступник милостив, – в конце концов, произнес священник. Язык едва его слушался. – Он простит тебя. Ступай с миром и не греши больше.

Ему стало страшно. Очень страшно. Казалось, воздух в храме сгустился и вязнет в легких, не позволяя дышать, а в животе противно стынет ледяной комок. Однако наваждение исчезло, и отец Тауш понял, что он действительно один. Исповедальная кабинка опустела.