Текст книги "Аальхарнская трилогия. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)

Куафер и девушки закрепили в прическе легчайшую серебряную паутинку фаты, и процедура облачения была завершена. Лицо куклы в зеркале было невыносимо прекрасным и чужим; Несса смотрела и думала, что настоящая она не имеет никакого отношения к отражению. Настоящая Несса была где-то далеко – на плывущей сквозь космический холод глыбе камня рядом с мужем или в старом доме на Земле, словом, в любом другом месте, только не здесь.

Кукла в отражении просто делала то, что нужно.

В дверь деликатно постучали, и в комнате появился Артуро – как всегда подтянутый и подчеркнуто аккуратно одетый в парадный камзол с орденскими планками – но при этом с такой тоскливой физиономией, будто у него скоропостижно умер кто-то из близких.

– Моя госпожа, – он согнулся в поклоне чуть ли не до пола, – вы прекрасны. Я пришел, чтобы сопроводить вас в храм.

Послушно следуя за ним, Несса вспоминала, как они в Олегом венчались в одном из земных монастырей. В крохотную обитель под Ленинградом их привез Андрей – в свое время туда ушла его мать, и он провел несколько часов перед скромным могильным холмом с архаичным деревянным крестом. А потом был священник, теплое сияние свечей и ощущение чего-то настоящего – словно чудо, давно обещанное, долгожданное и выстраданное, наконец-то сбылось.

Теперь же чуда не произошло. В ситуации Нессы ему просто не было места.

Дальнейшее течение дня вспоминалось ей как большое размазанное пестрое пятно. Порой из мешанины красок и звуков прорывались отдельные четкие картинки: вот остро и жестко сверкнул бриллиант в обручальном кольце – а руки дрожат; вот аккуратно снимают диадему, и Шани осторожно опускает на ее голову корону, вот небеса разрываются от пестрых фейерверков, люди, собравшиеся возле храма, кричат и ликуют, а она, Несса, не чувствует ничего, кроме усталости, и понимает, что почти лишилась сил и вот-вот упадет на мрамор ступеней.

Кембери, укутанный в полосатое одеяние сулифатских ортодоксов, стоял в праздничной ликующей толпе на площади и издали видел маленькую женскую фигурку в белом. Даже отсюда, почти неразличимая, Инна была прекрасна. Невероятно прекрасна; ее отстраненность от этого мира сейчас была максимально выраженной, и именно в этой отстраненности и таились красота и загадка. Кембери подумал, что становится философом.

Супесок, стоявший среди офицеров службы безопасности – скрытое оцепление было напрасным, никто сегодня не собирался преподносить императорской чете неприятных подарков, – вел отсчет времени. До вывода верных полков на эту же самую площадь оставалась ровно неделя. Кстати, вчера его служба получила первый анонимный допрос: неизвестный доброжелатель сообщал, что в Вин-веверском отряде ведутся недозволенные и крамольные речи. Супесок с удовольствием подумал, как хорошо работать на его месте: все доносы на тебя приходят к тебе же.

Эмма Хурвин, что расположилась среди стайки журналистов, вдруг поймала на себе пристальный и оценивающий взгляд. Подняв глаза от своего блокнота, исписанного закорючками скорописи, она заметила, что Артуро Привец внимательно рассматривает отделение для прессы, словно ищет кого-то знакомого и не может найти. Поймав взгляд Эммы, Артуро улыбнулся и кивнул ей: они пересекались несколько раз на открытых слушаниях государственного совета. Эмма тоже кивнула ему и вернулась к своим записям.

* * *

Несса проснулась ранним утром – едва-едва начинало светать, вся столица еще спала, и даже будочники не стучали в традиционные колотушки, поднимая верующих для ранней молитвы. Некоторое время Несса смотрела в потолок и не могла понять, где находится. Однако невесомая минута беспамятного блаженства миновала, и Несса села в постели.

Все вернулось.

За окном горел фонарь, освещая резную зеленую листву. Ночью прошел дождь – сквозь неровный, тревожный сон, который будто накатывал тяжелыми волнами, становясь то глубоким, то тонким, Несса слышала стук капель по стеклу. Из окна тянуло приятной влажной прохладой и запахами умытых дождем цветов – там, снаружи, бурлило всеми соками спелое лето, готовое миновать свой пик и сорваться в осень, и мир был огромным и ужасающе тесным. Сведенный к тишине спальни, он давил на голову; Несса поежилась и натянула на плечи сползшую шелковую сорочку.

Сейчас ей казалось, что вчера она умерла окончательно. Не стало наивной девчонки, которая верила людям – ровно до той поры, пока односельчане не забили ее мать камнями. Ушла в никуда суровая девушка, которая взошла вместе с отцом на костер инквизиции. Пропала молодая студентка, встретившая в коридоре Ленинградского университета аспиранта Бородина. Исчезла раздавленная своим горем вдова, что сняла с пальца обручальное кольцо, главный дар погибшего мужа. Она вся испарилась, растеклась дождем по стеклам, растаяла. Нессы больше не было – ее место заняла спокойная женщина с заледеневшим сердцем и стылым сиреневым взглядом, который будет виден, если она снимет цветные линзы.

Нессе не хотелось жить. Да и возможна ли жизнь для сломанной куклы, которая предала любовь, себя, близких – и нужна ли ей жизнь вообще? Или может быть, не стоит все преувеличивать, и необходимо просто извлечь выгоды из своего нынешнего положения – а перспективы открывались просто радужные.

Да, для любого, кроме нее.

За окнами снова зашелестел легкий дождь, и некоторое время Несса вслушивалась в негромкую речь капель. Человек на кровати за ее спиной вздохнул во сне; если не оборачиваться, то можно подумать, что это спит Олег. Нахлынувшая тоска оказалась настолько сильной и давящей, что у Нессы перехватило дыхание, и несколько долгих секунд она балансировала на грани обморока. Пусть Несса не раз и не два размышляла обо всем до свадьбы, успокаивая себя и уверяя в том, что она все делает правильно – но теперь все спокойные и разумные доводы утратили смысл, обернувшись пустотой.

Выскользнув из-под одеяла и подхватив с кресла широкий шелковый халат, Несса тихим, но быстрым шагом покинула комнату. Ей сейчас хотелось увидеть хоть кого-то – отца, Мари, кого угодно – лишь бы не оставаться в одиночестве. А лучше всего было бы найти в хитросплетениях дворцовых коридоров свою бывшую комнату, где в шкафу под ворохом вещей дремлет аптечка с земными лекарствами. Хорошее успокоительное уж точно не помешает.

Снаружи было тихо и темно. В конце коридора располагался пост охраны, где часовой клевал носом возле крохотной электрической лампы, но там, где шла Несса, царил физически ощутимый мрак. И когда в этом мраке мелькнула серая тень, и Нессу схватили за запястье, то она сперва подумала, что ей мерещится. Затем тень быстро и беззвучно зажала Нессе рот, для того, чтобы новоиспеченная государыня не вздумала кричать, и в несколько шагов вытащила ее из коридора на боковую лестницу. Там было светлее, и, увидев лицо нападавшего, Несса побледнела от ужаса. Она бы и рада была закричать – да лишилась дара речи.

– Тихо, тихо, – прошептал Кембери. – Это я.

* * *

Спустя несколько дней, когда Артуро шел на службу – в последнее время он предпочитал по хорошей погоде не трястись в экипаже спозаранку, а прогуляться пешком по набережной от дома до дворца – к нему подошел господин средних лет и, судя по костюму, среднего же состояния и произнес:

– Доброе утро, господин Привец. Позвольте задержать вас на минутку.

– Я к вашим услугам, – кивнул Артуро, прикидывая, насколько быстро он пошлет незнакомца в дальние дали по результатам разговора. Хорошо бы, это оказался какой-нибудь полоумный прожектер или доморощенный ученый, что изобрел двигатель нового поколения: его сразу можно было бы отправить в ведомство Пышного.

– Я уже писал господину Супеску, но не получил ответа, – с достоинством промолвил незнакомец. Осанка и наклон головы выдавали в нем бывшего военного. – И теперь решил обратиться напрямую к вам, пока еще есть время.

Он сунул руку во внутренний карман, и Артуро весь подобрался, готовясь уйти от пули – очень уж неприятным вышел жест. Однако незнакомец вынул всего лишь незапечатанное письмо.

– В Вин-Веверском отряде уже две недели идут вольнодумные и подстрекательские разговоры, – сказал он. – А вчера Альбрехтский полк к ним присоединился. Прочтите… я думаю, вы успеете все исправить.

Протянув руку, Артуро взял письмо и спросил:

– Что же за разговоры?

Незнакомец скорбно опустил голову.

– Они хотят свергнуть государя.

Артуро спокойно и неторопливо отошел от незнакомца и сел на ближайшую скамью, положив портфель с бумагами на колени, а письмо – на портфель. На этом его спокойствие закончилось. Некоторое время он вчитывался в аккуратные буквы с каллиграфическим наклоном, а затем вдруг смял лист и отшвырнул его в сторону.

Времени у него почти не осталось.

…В дворцовом парке расцвели лохматые золотистые шары осенников, и их горьковатый, но приятный запах проникал вместе с ветром в распахнутое окно. Спрятав руки в карманы, Шани стоял у окна и задумчиво смотрел, как садовник щелкает ножницами над и без того идеально подстриженными кустами. Артуро сидел на краю дивана и почему-то боялся взглянуть на императора.

Наверно, его пугало это непробиваемое спокойствие мраморной статуи.

– Знаете, Артуро, я тут подсчитал, – наконец задумчиво произнес Шани, – что за всю жизнь у меня было сорок три счастливых дня… Интересно, что я делаю не так?

– Все так, – откликнулся Артуро, – просто не всех уродов войной убило.

Садовник закончил подстригать кусты и, убрав ножницы в чехол на поясе, оправился опрыскивать клумбу средством для насекомых.

– Вин-Веверский отряд – это ведь личный полк Хурвина?

Артуро кивнул.

– Где сейчас Несса?

– В Морском банке, – сквозь зубы промолвил Артуро. Чего-чего, а предательства со стороны святой он не ожидал. Или корона владычицы земной прельстила ее больше венца небесного?

Дрянь. Неблагодарная дрянь.

Запах осенников, казалось, усилился. По старым приметам это означало приближение грозы.

– Вы, конечно, не можете подвергнуть супругу государя всеаальхарнского допросу третьей степени, – глухо промолвил Шани, и Артуро отметил про себя эту формулировку относительно Нессы, – однако я думаю, что мерзавцев следует взять с поличным. Если, конечно, заговор действительно существует.

– Я уже продумал план действий, – сообщил Артуро, – и не спугну их.

Шани отвернулся от окна, и личник заметил, что тот резко сдал: черты побледневшего лица заострились, уже не скрывая ни горечи, ни отчаяния. На какое-то мгновение Артуро стало страшно – принесенная им новость могла и в самом деле подкосить кого угодно.

– Ну это же Хурвин, Артуро, – произнес Шани. – Сам Хурвин, Белый полковник, герой… Не верится, что он мог забыть о присяге.

Артуро на это только вздохнул. Рыцарские времена преданности и чести, похоже, ушли в далекое прошлое, заодно захватив с собой и женскую верность.

– Вам бы лекарника, государь, – сказал он с искренней заботой. Шани безразлично пожал плечами и вдруг заметил:

– Про лекарника подумайте, кстати. Наш Добрый Лекарник может оказаться полезным. Я не говорю про допрос третьей степени, но…

Теперь уже Артуро побледнел, явственно ощутив укол в сердце. Незачем отрицать: за всю свою жизнь он скопил немало грехов, однако преступлений против Духа Святого за ним не числилось. Он встал с дивана и сделал было несколько шагов по комнате, но вскоре снова сел, нуждаясь хоть в какой-то опоре.

– Он же Заступник…, – выдохнул Артуро, а затем пришел его черед удивиться в очередной раз, потому что Шани безразлично пожал плечами, и на его губах появилась какая-то брезгливая ухмылка.

– Вы так в этом уверены? – спросил он, и Артуро как-то вдруг понял, что государь знает о Заступнике Андрее гораздо больше, чем считает нужным показывать. – С чего бы это владыке небесному поддерживать предателей и клятвопреступников? Или их дело правое?

– Мне страшно, – признался Артуро, и эти слова потребовали от него больше отваги, чем ушло на штурм амьенской столицы. Шани подошел к нему, постоял рядом и, протянув руку, погладил Артуро по голове – каким-то простым отеческим жестом.

– Мне тоже страшно, – признался император. – Мне тоже.

* * *

– Ваше величество!

Артуро, растрепанный и заполошенный, бросился к Нессе с порога. Она даже не успела спросить, что произошло, как он выдохнул:

– Доктор Андерс… Кажется, у него сердечный приступ.

На какое-то мгновение Несса лишилась дара речи, то секундное оцепенение тотчас же миновало.

– Где он? – сейчас главным было успеть к отцу – а там Несса знала двадцать девять способов восстановления умирающего сердца и не дала бы Андрею умереть. Сама бы рядом легла, а его подняла.

– Идемте, – сказал Артуро и махнул рукой в сторону боковых галерей, где располагалась библиотека и ряд подсобных помещений. – Он там…

Практически бегом следуя за своим спутником, Несса мысленно составляла картину случившегося. Скорее всего, Андрей шел из библиотеки и упал, а нашедшие не стали его трогать и, вызвав помощь, оставили на полу – аальхарнская врачебная традиция не велит перемещать пострадавших до прихода лекарника. Только бы успеть… Занятая своей тревогой, она даже не обратила внимания, что Артуро ведет ее вовсе не в сторону библиотеки, а куда-то в дальнее крыло дворца, где Несса никогда не бывала и вряд ли нашла бы дорогу обратно самостоятельно. Наконец, Артуро толкнул одну из дверей, и Несса вошла за ним в зал.

Несмотря на солнечный день, здесь царили полумрак и прохлада: тяжелые шторы на окнах почти не пропускали света. Комнату наполняло негромкое жужжание шести огромных батарей, что стояли вдоль стен, окутанные витыми кольцами проводов. Десятки искрящихся голубым светом струн тянулись к приборам, зловещего назначения которых Несса не знала. Зал походил бы на лабораторию безумного ученого, если бы в самом центре не стояла дыба.

Человек, закрепленный на ней металлическими кольцами, поднял голову и прошептал:

– Несса…

С коротким вздохом ужаса Несса подалась назад и почувствовала, как пол уходит из-под ног. Артуро предупредительно подхватил ее под локоть, не давая упасть, а затем подтащил поближе к дыбе.

– Ваше величество, расскажите мне все, что вам известно о заговоре полковника Хурвина, – почти ласково попросил Артуро. Эта куртуазная вежливость настолько не вязалась с современно оборудованной пыточной, что Нессе стало страшно – не страхом за себя или Андрея, а каким-то чуть ли не сверхъестественным ужасом.

– Каком заговоре? – вымолвила Несса. – О чем вы?

– Я сейчас поверну рукоять, – тем же тоном сообщил Артуро, – и доктора Андерса ударит током. Не до смерти – пока не до смерти, но ему будет очень больно. И я гарантирую вам, что повторного удара он не переживет.

Несса молчала. Рука Артуро опустилась на рукоять – пока не приводя дыбу в действие, но готовясь сделать это в любую минуту.

– Загорский и Креченский полки, – проронила Несса. – Вин-Веверский отряд. Их поднимут завтра в четыре утра и выведут на площадь Победы. У государя потребуют добровольного отречения…

Пол поплыл куда-то в сторону, и Несса все-таки не устояла на ногах, упав на колени. Артуро смерил ее презрительным взглядом и сказал:

– Этого я и ожидал.

И повернул рычаг. Несса взвизгнула и зажмурилась, не желая видеть мук Андрея, но ничего не произошло.

Дыбу с самого начала не подключили к батареям.

* * *

В казармах Хурвина царило веселое оживление. Солдатам и офицерам щедро наливали полные стопки пшеничной водки, подкрепляя спиртное разговорами о тех благах, которые раздаст народу новая государыня. Особенной популярностью пользовалось якобы данное ее величеством обещание сократить срок службы на пять лет. Хурвин, одетый в белый парадный мундир с орденскими планками, слушал здравицы в честь новой владычицы и размышлял о том, что люди в целом ведутся на очень незатейливые посулы. И как ведутся!

– Ее величеству Инне слава!

– Ура!

Грохот радостных воплей был слышен, должно быть, по всему городу, однако Хурвин не считал нужным как-то успокаивать ликующий отряд. В соседних казармах сейчас творилось то же самое: людей захлестывало праздничное веселое возбуждение, которое через час они выплеснут на улицы, чтобы утром город проснулся с новой государыней.

Подоспел и Супесок – такой же веселый и хмельной. Хурвин протянул ему стопку водки и спросил:

– Ну что, дружище? Готовы к смене власти?

Супесок лихо осушил стопку и грохнул ее об пол. Хрусталь брызнул во все стороны, и приключившиеся рядом свидетели бурно зааплодировали.

– Готов! – воскликнул Супесок. – Народу счастье, родине свободу!

– Ура!

– Государыне императрице ура!

Помощники выкатили было еще несколько бочек, но Хурвин отрицательно покачал головой. Нужная кондиция – сочетание храбрости, веселья и уверенности – была достигнута. На площади должен был появиться не пьяный сброд, а люди в своем праве. Полковник поднялся на лавку, так, чтобы его видели все, и вскинул руку, призывая собравшихся к тишине.

– Друзья мои и братья! – произнес он, когда собравшиеся умолкли. – Было время, когда гвардия в стране была не пушечным мясом, а силой, способной вершить историю. И сегодня мы возвращаемся в те славные времена, чтобы принести счастье и свободу нашей Родине. Императрице Инне слава! Вперед!

Куда только подевался хмель, думал Хурвин, уверенно шагая к выходу из казарм. Подхватывая наградное оружие и разворачивая парадные знамена, солдаты и офицеры шли за ним, строясь в боевом порядке, и это было правильно – как на Вемьенском поле, когда разгром его отряда казался неминуемым, и Хурвин, крикнув «Кто любит меня – за мной» – безрассудно кинулся вперед в атаку.

Его любили. За ним шли и к радости, и к горю.

И именно Хурвин увидел, что привел всех к смерти.

Площадь перед казармами была запружена войсками, и полковник с первого взгляда узнал нашивки личного императорского охранного полка. В алой парадной форме, с пристегнутыми золотыми эполетами, охранцы выглядели так, словно собрались на бал или торжественный смотр, а не на сражение. Государственные знамена тяжело вздымались за их спинами, а пушки, направленные на выходы из казарм, готовились разнести восставших в пух и прах.

Хурвин остановился. В груди что-то болезненно сжалось, и он ощутил: это конец. Их предали. А потом ему вдруг стало как-то легко и спокойно, и он с поразительным равнодушием и без гнева смотрел, как охранный отряд расступается, пропуская знаменитого вороного жеребца Артуро Привеца. Личник императора – тоже в парадном мундире с орденской планкой, подтянутый и нарочито торжественный – взглянул на Хурвина и произнес:

– Ваш заговор раскрыт, полковник. Его величество уполномочил меня принять вашу добровольную капитуляцию.

Хурвин молчал. Артуро выдержал паузу и добавил:

– Или вы предпочитаете голос пушек?

* * *

Мастер Кирико молчал. Плоское желтое личико, изрезанное морщинами, словно древняя деревянная маска – трещинами, не выражало никаких эмоций. Взгляд блеклых старческих глаз тоже был спокоен: ни сочувствия, ни любопытства. Просто готовность к внеочередной тренировке.

Шани невольно этому обрадовался. Последняя неделя выдалась очень урожайной на самые разнообразные взгляды – понимающие, сочувствующие, торжественно-строгие – словно каждому смотревшему было дело до семейных проблем государя.

Подумаешь, решила жена мужа свергнуть. Такое в истории через раз, хоть земные учебники почитать, хоть аальхарнские хроники.

Дело житейское.

Заодно и старинная традиция, и народная забава.

Участники несостоявшегося восстания теперь наперебой давали признательные показания, и тут началась забава совсем иного рода. Солдаты сваливали вину на офицеров, офицеры на Андрея и Супеска, а тот на полковника Хурвина, и все скопом обвиняли ее величество в том, что она захотела свергнуть мужа и править сама и подвела под монастырь доверчивых и искренне преданных людей. Листая протоколы допросов – Шани не хотел этого делать, испытывая почти физическое омерзение, и в то же время отчего-то считал важным и необходимым переступить через себя – он обнаружил столько уверений в виновности Нессы, что по всем законам государыню следовало сжечь, повесить и еще раз сжечь. И то было бы мало.

Мастер протянул ему боевой шест и поклонился в пояс. Шани принял шест и вернул поклон.

Андрей хранил молчание и никого не обвинял. На допросах он назвал свое имя – и ничего больше. Хурвин последовал его примеру: и, в отличие от тестя императора, полковника пытали.

Шест в руке мастера приглашающе качнулся и в ту же минуту нанес удар. Серьезный, не тот, какими обмениваются бойца на показательных выступлениях. Шани скользнул в сторону и обозначил удар по щиколоткам Кирико.

А ведь у всех заговорщиц был повод. Крупный и очень личный. Да еще и не один, как правило. У Нессы такого повода не было. И ей, и тестю-идеалисту попросту заморочили голову. Параллели с тоталитарной Гармонией Земли они уже провели самостоятельно. Дурацкое дело нехитрое, что уж там.

– Додзё!

В последнюю минуту Шани увернулся, и шест в руках мастера пробил пустоту. Губы Кирико дрогнули в улыбке. Он несколько раз повернул шест в руках, приглашая к продолжению.

Главных заговорщиков, помимо государыни, было трое: Супесок – то-то он всеми правдами и неправдами тормозил расследование терактов, полковник и Андрей. Замечательная компания на безнадежном марше идиотов, но Несса! Неужели она всерьез поверила в благоприятный исход заговора? Решила, что супруг послушно будет сидеть дома и переводить «Евгения Онегина» на аальхарнский? Да что он ей, черт побери, сделал плохого?

До сих пор он не нашел в себе сил встретиться с Нессой. После сцены в пыточной Андрея отправили в тюрьму, а государыню – в Белые покои, под домашний арест и строжайший караул Мари. Как сообщала дзендари, Несса почти все время плакала и едва ли не на коленях умоляла допустить ее до мужа. Шани полагал, что не для того, чтобы упасть в ноги и попросить прощения. Судьба отца интересовала Нессу гораздо больше.

– Додзё!

Удар шеста под колени и завершающий в плечо – многострадальное левое. Клевок Журавля. Шани упал на бамбуковый настил, и мастер обозначил победный удар, коснувшись шестом шеи императора.

– Ви будзете тренироватиса ири гореваць? – осведомился мастер. Скрипучий акцент в его голосе сегодня казался очень резким и неприятным.

Ушибленная спина отозвалась укоризненной волной боли. Кирико убрал шест и протянул Шани руку, помогая подняться.

– Сегодня у меня ничего не выйдет, – признался Шани и отдал мастеру уже ненужный шест. – Извините.

– Дзенсина никогда не простиць вам того, цто она виновата передз вами, – проскрипел мастер. – Такова ихь природза.

Шани задумчиво потер плечо, размышляя, стоит ли указать мастеру его место. По плоскому личику Кирико скользнула даже не улыбка – тень улыбки. Он хотел было сказать еще что-то, но тут дверь в тренировочный зал открылась без стука, и в помещение вошел Артуро.

– Сир, – промолвил он каким-то не своим голосом. – Полковник признал свою вину в летних терактах. И… повесился в камере.

Мастер Кирико выдохнул что-то насквозь нецензурное и выронил шест.

* * *

День казни выдался ярким и солнечным. От туч, что неделю висели над столицей лохматым грязно-серым одеялом, не осталось и следа – город смахнул прочь дождевое уныние, встряхнулся и потянулся к небу, радуясь теплу и лету. Нессе думалось, что в казни в такую погоду есть некая особенная изощренность.

Люди, собравшиеся на площади, искренне ликовали. Открытых казней не было уже несколько лет, так что зрелище должно было быть захватывающим. Горожане привели детей всех возрастов, некоторые женщины держали на руках младенцев. В школах и академиумах были отменены занятия. В церквях звонили в колокола и читали благодарственный канон. Если в толпе и были те, кто сочувствовал восставшим, то они не показывались.

Стоя на открытом помосте рядом с Артуро, Несса вглядывалась в толпу – до нее долетали проклятия преступникам, обрывки рассказов стариков о казнях прошлых грандиозных лет, радостные песни. Столица тонула в ликующем экстазе. Палач красовался возле позорных столбов, то подкладывая дополнительные вязанки хвороста, то проверяя запасы горючей жидкости. Девицы из первых рядов слали ему воздушные поцелуи. Наблюдая за всем происходящим на площади, Несса не чувствовала ничего, кроме пустоты – ее душа омертвела и замерла, отказавшись от всякого движения и порыва. Разум послушно фиксировал все, что она видела, но сама Несса ощущала себя фарфоровой куклой, не более. У куклы не заболит сердце, кукла не заплачет, кукла не сделает ничего плохого кукловоду. Артуро, видимо, ощутив что-то подозрительное, слегка сжал руку Нессы, но женщина не обернулась.

– Не смотрите так, – приказал он. Уголки губ Нессы дрогнули.

– Как именно? – спросила она.

– Словно замышляете убийство, – произнес Артуро. – Я ведь в любом случае успею вас перехватить.

Несса кивнула. Вот, значит, чего от нее ожидают… Что ж, вполне предсказуемо. На площадь тем временем вышли барабанщики в бело-голубых мундирах и высоких киверах – их появление встретили восторженными криками и аплодисментами. Выстроившись в линию возле столбов, барабанщики синхронно взмахнули палочками и коротко поклонились. Куклы, подумала Несса, такие же куклы, как и я. Но между мной и игрушками императора есть одно отличие – сегодня вечером я смогу все завершить. А они пойдут дальше, ровным строем в дивный новый мир – ну и черт с ними.

А затем площадь словно взорвалась – люди кричали, вопили, несколько раз даже грохнули хлопушки, осыпая плечи стоящих пестрым конфетти – на помост вышел император. Махнув рукой в коротком приветствии, Шани встал рядом с Нессой – она склонила голову еще ниже и судорожно сжала металлическое перильце ограды.

– Потерпи, – губы императора едва дрогнули – его слов не услышал даже Артуро, и это было первым, что он сказал жене с момента неудавшегося восстания. – Скоро все кончится.

Несса вздрогнула, словно от удара. Холодная рука с аметистовым перстнем накрыла ее нервно стиснутый кулак.

– Это ненадолго, – произнес Шани. – Ненадолго…

Барабанщики взмахнули палочками, и над площадью понеслись резкие щелкающие удары – выводили осужденных. Несса подалась вперед и увидела Андрея. Небритый, в лохмотьях, со связанными за спиной руками, он шел, гордо подняв голову, как человек, который сделал то, что считал нужным. Ветер трепал его волосы – Несса смотрела и не чувствовала, что плачет. Кто-то из толпы швырнул в него огрызок, но не попал – это послужило сигналом, и в Андрея полетел мусор и камни, один из которых чиркнул его по щеке. Андрей даже не остановился – со спокойным достоинством он приблизился к месту казни и посмотрел в сторону императорского помоста.

– Отец… – прошептала Несса. Андрей увидел ее и ободряюще улыбнулся – словно верил, что все будет хорошо, и жизнь не закончится через несколько минут. Несса обернулась к императору, который все еще не выпустил ее руки, и прошептала:

– Пожалуйста. Ты же можешь все это прекратить.

Шани не ответил. Не унижайся, сказал внутренний голос, ты все равно ничего не исправишь. Все случится так, как суждено – и если суждено терять любимых, то этого не изменить. Помощники палача быстро и ловко привязали осужденных к столбам – последней милости в виде яда или петли, сворачивающей шею, им не полагалось. Барабанная дробь стала еще тревожнее и резко оборвалась.

– Именем закона и совести!

Звонкие голоса глашатаев полетели над площадью и растаяли в солнечном небе. Нессе почудилось, что ее сердце остановилось – в окутавшей ее вязкой тишине она даже слов не разобрала. Глашатаи опустили свитки. Люди на площади замерли в тревожном ожидании, боясь хоть что-то упустить. Палач с достоинством поклонился на все стороны света и принял из руки помощника первый факел, от которого тянулась траурная лента дыма.

Несса зажмурилась.

И она не увидела, как император поднял руку, привлекая внимание. Тишина на площади стала гробовой – люди, кажется, перестали дышать.

– Послушайте, – сказал Шани. Несса открыла глаза и посмотрела на него – бледное лицо не выражало никаких эмоций, будто кукловод сам превратился в марионетку.

– Заступник учил нас: поступайте с врагами так, как если бы я сам стоял перед вами. Владыке должно не только карать, но и миловать, – он сделал паузу и, выждав несколько мгновений, продолжал: – Поэтому я решил заменить казнь пожизненной ссылкой в северные земли с лишением всех прав гражданского состояния. Я скромный слуга нашего небесного Владыки и не имею права ослушаться.

Некоторое время люди молчали, переваривая сказанное, а затем тишина взорвалась ликующими воплями и треском хлопушек – такой приговор понравился собравшимся гораздо больше. В небо полетели бело-голубые воздушные шарики, а Шани махнул собравшимся еще раз и повлек Нессу к ступеням. Обернувшись, она увидела, как палач с помощником отвязывают несостоявшихся казнимых – затем Артуро подтолкнул ее в спину, и она послушно подалась за императором.

– Ты довольна? – спросил он по-русски. Несса кивнула, чувствуя, как внутри распрямляется туго сжатая пружина, высвобождая слова и чувства. Но сказала она лишь одно слово:

– Спасибо.

– Из столицы их вышлют вечером, – продолжал Шани. Возле помоста охранцы взяли их в кольцо, и группа направилась к дворцу. От радостных криков горожан закладывало уши – милостивый владыка нравился им еще больше грозного и карающего. – Ты сможешь с ним проститься. Конечно, на Севере жизнь не сахар, но он будет жить. Это все, что я могу сделать для вас обоих.

Несса провела по щеке ладонью, смахивая слезы. Ей не верилось, что все это происходит на самом деле. Андрей будет жить, будет жить – стучало в висках; она шла и не чувствовала, что идет, не знала, жива ли или уже нет. Если бы Артуро предусмотрительно не подхватил Нессу под локоть, то она бы наверняка свалилась на мостовую – ноги не шли.

– Прости меня, – прошептала Несса и не услышала своих слов. Добавила громче: – Прости.

Шани печально усмехнулся.

– Уже неважно, – откликнулся он. – Идем.

* * *

Редактор «Столичного Вестника» всегда имел репутацию умного и прозорливого человека, который ничего не делает просто так. Поэтому никто не удивился тому, что на следующий день после смерти полковника Хурвина Эмма, придя на службу, обнаружила свои вещи собранными в коробку и выставленными к порогу, а себя – в безработном состоянии. Оценив вежливый поклон с глубоким прогибом в сторону власти, коллеги не стали прощаться с Эммой, сделав вид, что ужасно заняты своими делами.

Эмма тоже не удивилась: чего-то в этом роде она и ожидала. Подхватив коробку со своими исписанными блокнотами, кружкой и словарем аальхарнского языка, она поправила траурный платок и вышла в новую жизнь. Впрочем, новая жизнь в ее случае была слишком громкой фразой. Больше всего Эмме хотелось сейчас пойти и броситься в реку с моста.