Текст книги "Аальхарнская трилогия. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 45 страниц)

Да, она действительно была дома, а Олег умер. Это факты, которых не изменишь, и твое личное отношение к этим фактам не имеет значения, поскольку не способно ничего исправить. Несса вздохнула и сделала очередной глоток из бокала. Солнце садилось за реку, окрашивая дома розовым и золотым, и на набережной прибавлялось гуляющего народа. Несса подумала, что возвращаться во дворец ей совсем не хочется, и надо будет придумать какую-то возможность переехать в самое ближайшее время. А чем вообще она станет заниматься, как зарабатывать на хлеб? Конечно, на Земле Несса получила специальность врача младшей категории, но здесь, с местным уровнем развития медицины, ее навыки ничего не будут стоить. Надо было идти в полевую хирургию…

Однако в полевую хирургию идти было уже поздно, а вот Андрей наверняка обеспокоен ее долгим отсутствием. Вот и смеркается уже, и если раньше электрические фонари были просто демонстрацией возможностей аальхарнской науки, то теперь они старательно освещают набережную, делая вечерние сумерки особенно уютными. Несса покинула открытое кафе и неторопливо побрела вдоль набережной. Утром она просматривала карту города и примерно представляла, что и где находится. Вот этот особняк, тонущий в свежей беззаботной зелени молодых деревьев – амьенское посольство, за ним начинается частный квартал и Фруктовая улица, а там она выйдет на проспект Победы, который приведет ее прямо к дворцу. Под одним из фонарей обнаружился щит с картой района и алым крестиком с надписью «Вы здесь»: Несса сверилась с картой и, миновав посольство, побрела по довольно-таки респектабельному кварталу. Света в окнах не было: аальхарнцы рано ложились спать. Впрочем, улица оказалась не так пустынна, как Несса подумала вначале. Под фонарем возле одного из домов стоял, покачиваясь, мужчина с трубкой в руке и что-то бормотал – видимо, был пьян. За время жизни в Гармонии Несса отвыкла от того, что люди могут быть пьяными и не совсем адекватными в этом состоянии, и поэтому шла вполне спокойно.

Пьяница оказался джентльменом благородного происхождения – это было видно и по небрежной роскоши его сюртука и плаща, и по украшениям, и по взгляду: так смотрят хозяева жизни, пусть даже и бывшие хозяева. Выражение мутных голубых глаз Нессе очень не понравилось, и она прибавила шагу. Мужчина некоторое время стоял молча, а потом окликнул ее:

– Эй! Ты… стой.

Несса обернулась.

– Иди сюда, – приказал мужчина. – И не ломайся, хуже будет.

Несса отвернулась и продолжила свой путь, решив, что пьяница не станет ее преследовать. Она ошиблась: тот быстро догнал ее, рывком схватил за плечи и вмял спиной в ажурную решетку сада. От мужчины пахло смесью дорогого одеколона, спиртного и самой настоящей ненависти – и тут Нессе стало по-настоящему страшно. «Скорее всего, меня изнасилуют и убьют, – как-то отстраненно подумала она. – Или просто ограбят. Или просто убьют».

– Будет тут еще всякая дешевка строить из себя, – злобно прошипел нападавший и рванул ворот ее платья. Нессу словно парализовало от ужаса, и сквозь шум в ушах она услышала мелодичный звон – это посыпались на асфальт пуговицы. А потом вечер вдруг озарился грохотом и вспышкой, и Несса рухнула во тьму.

Сознание возвращалось к ней постепенно. Сперва во мраке возник отдаленный шум – словно где-то волновалось невидимое море. Затем пришло ощущение прохлады – будто легкий ветерок налетел, коснулся и отпрянул. А затем шум и ветер сформировались во вполне определенную картину: Несса приоткрыла глаза и увидела, что лежит на изящном полосатом диванчике возле распахнутого балкона, а чуть поодаль, при свете лампы, громким шепотом беседуют двое. Одного из них она вроде бы узнала – это был амьенский посол Кембери, насколько Несса могла судить, видя его без маски.

– Да я клянусь тебе, Вивид, что никто не замышлял ни знакомства, ни вербовки! – шипел тем временем первый секретарь посольства. – Тем более через убийство благородного гражданина Аальхарна! Ну кто знал, что кинется на нее этот отморозень? Что, надо было так все оставить?

– Кит, ты идиот! – посол пребывал в совершенно расстроенных чувствах. – Королевишна попала в лапы маниака, но не успела лишиться невинности, как подоспел спаситель в белом! И спаситель в белом – ну так вот случайно получилось – оказался сотрудником амьенского посольства! Ты что, правда думаешь, Торн купится на такой рояль в кустах? Да тут липой пахнет за милю!

– Вивид, съешь тебя Змеедушец! – первый секретарь постучал себя по лбу. – Я тебе клянусь твоей могилой, что не было тут ничего придумано! Это случайность. Ну а не вмешайся наблюдатель, то что? Принесли бы Торну супругино поруганное тело – вот он был бы счастлив до усрачки! Тогда посольство Амье притянут к делу обязательно, и отставкой без мундира мы с тобой не отделаемся. Так что ты бы не орал, а подумал, как лучше все вывернуть нам на пользу.

– Не повторяй сплетни, Кит. Болтают невесть что, а ты и рад стараться…

Несса глубоко вздохнула и попробовала сесть. Слушать разговор на непонятном языке ей надоело, и она подала голос:

– Господа, кто вы?

Посол Кембери что-то пробормотал своему визави и, приблизившись, осторожно присел на край дивана.

– Я Вивид Кембери, моя госпожа, – произнес он, коротко поклонившись. – Посол Амье при дворе его величества Торна. На вас напал какой-то негодяй, но сейчас вы в полной безопасности и под защитой и охраной посольства. Как вы себя чувствуете?

– Я в порядке, господин Кембери, и искренне благодарю вас за помощь, – промолвила Несса. – А что произошло?

– На вас напал мерзавец из благородных. Залил глаза и решил, что ему все дозволено. А мой сотрудник как раз возвращался в посольство и не мог пройти мимо столь вопиющего факта. К сожалению, подлеца пришлось застрелить, – Несса ахнула, а Кембери опустил глаза и поджал губы, – но перед честью и самой жизнью дамы это ничто. Я лично готов понести любое наказание за совершенное преступление.

Несса вздохнула и благодарно сжала его руку.

– Спасибо вам. Я очень признательна.

– Вам что-нибудь нужно? – осведомился посол. – Я выполню все, что в моих силах.

– Я бы хотела отправиться домой, – призналась Несса. Кембери кивнул.

– Понимаю и провожу вас лично. Вы действительно хорошо себя чувствуете?

– Вполне, – сказала Несса, вставая с диванчика и прислушиваясь к себе: вроде бы все в порядке, но теперь надо постоянно быть готовой к худшему. Отвыкла, отвыкла от всего! А беда, оказывается, может появиться совершенно неожиданно и из ниоткуда – здесь это возможно. Интересно, как же тут живут люди, ожидая удара в любой момент? Или просто привыкли, не замечают, верят, что лично с ними плохого не случится?

Родной дом хранил чудовищ в темных углах.

– Не гневайтесь, моя госпожа, – сказал Кембери, когда они покинули посольство, и легкая коляска покатилась к проспекту Победы, – однако я снова спрошу вас об имени.

– Меня зовут Инна, – представилась Несса. На Земле ее периодически звали то Инессой, то Инной, то Нессой; называть же свое настоящее имя ей не хотелось.

– Необычное имя, моя госпожа, – промолвил Кембери. – Разве есть такая святая?

В Аальхарне и Амье имена традиционно давались по именам святых и мучеников. Очень-очень редко встречались языческие нарекания, да и те были подправлены на новый лад. Несса улыбнулась.

– Да, есть. Местночтимая святая, известная праведной жизнью.

– Это имя вам очень подходит, моя госпожа, – улыбнулся Кембери. – Теперь я знаю, как помянуть в молитвах ту, что коснулась моего сердца.

Комплимент был простенький и допустимый в любых ситуациях, поскольку не означал ничего компрометирующего и не содержал никаких намеков. Как говорят в Амье, и для девочек, и для бабушек. Однако спутница Кембери опустила глаза, и на ее щеках появился легкий румянец, словно она действительно стушевалась.

– Не надо громких слов, господин Кембери, – промолвила Инна. – Они сотрясают воздух, но не собеседника.

Нет, она и в самом деле смущена! Если слухи о ней являются правдивыми, то император, похоже, держал ее в сундуке вдали от белого света и людей. Ну, с него, допустим, станется, но как вести себя дальше?

– Простите, моя госпожа, – совершенно искренне произнес Кембери. – Я не слишком искусен в общении с благородными дамами, поэтому иногда забываю, что истинно достойную женщину мои слова могут смутить.

– Я помню, – улыбнулась Инна. – Вы корсар, и иногда прошлое дает о себе знать.

– В самом деле, – кивнул Кембери. Коляска остановилась, давая дорогу медицинской карете: врач мчался куда-то по срочному вызову. Вместо привычного Нессе земного маячка на крыше красовался бело-голубой флажок с алым кругом Заступника. – Хорошее было время, даже иногда скучаю.

– Вам нравится сражаться? – недоверчиво осведомилась Инна.

– Мир я люблю гораздо больше, – ответил Кембери. – Наверное, просто тоскую порой по ушедшей юности. Это знаете, как у Эделина – «Все в прошлом, боль моя, моя любовь, и я в минувшем тоже затерялся…» Приятно вспомнить, что когда-то ты был молод, лих, любил, тебя любили. Но я бы вовсе не хотел снова тонуть вместе со всей командой корабля или сойтись в сече с его величеством Торном. Совершенно не хотел бы.

Его спутница понимающе кивнула.

– А чего бы вы хотели?

Коляска остановилась возле монумента Духу Победы – крылатая женщина на постаменте попирала ногами вражеское оружие и знамена, вскидывая в небеса руку, держащую меч. Кембери подумал, что пора действовать более решительно.

– Сейчас я бы хотел попросить вас о встрече завтра вечером. Не отказывайте сразу! – воскликнул он, видя, что женщина готова отвергнуть его просьбу. – Я не сделаю ничего, что могло бы составить вам компрометацию в глазах общества или вашего супруга.

Инна опустила глаза.

– Я вдова, – ответила она еле слышно. – Мой муж погиб полгода назад.

Похоже, то, что Кембери принял за смущение, на самом деле было одним из проявлений скорби.

– Я не желал причинить вам лишнюю боль.

Инна кивнула и открыла дверцу коляски. Кембери подумал, что до дворца она доберется без приключений – вон, охранцы расхаживают и до беды не дойдет. Посол сошел на брусчатку первым и подал даме руку. Инна спустилась вниз и поправила разорванный воротник.

– Еще раз искренне благодарю вас за спасение, господин посол, – промолвила Инна. – Я действительно очень признательна.

– Это наименьшее, что положено сделать джентльмену в подобной ситуации, – ответил Кембери, не выпуская ее руки. Рука была изящная и очень мягкая, словно Инна никогда и никакой работой не занималась. – Конечно, я излишне настойчив, но, тем не менее, повторю свое предложение.

– Хорошо, – кивнула Инна. – Завтра я буду ждать вас.

– На этом же месте, – произнес Кембери, поднося руку Инны к губам. – После первой вечерней молитвы к Заступнику. Я буду ждать вас, моя госпожа.

Инна кивнула, и на ее щеках снова проступил румянец. Кембери мысленно одернул себя: ничего личного. Только работа, не больше.

Когда женщина обошла памятник, и побрела по аллее Героев ко дворцу, Кембери задиристо улыбнулся и забрался обратно в коляску. Что ж, пожалуй, все, что ни делается, делается к лучшему. Пусть к выяснению истины он не продвинулся ни на шаг (да еще ведь надо что-то делать с трупом того аальхарнского выродка) – зато удалось несколько войти в доверие к загадочной Инне. Значит, вдова; Кембери неплохо знал людей, чтобы понять, что женщина не обманывает и очень тяжело переживает уход мужа. Ну и Царь Небесный с ним – завтра они продолжат общение, и Кембери сумеет выведать информацию и о ней самой, и о таинственном враче императора. А пока не будем делать выводов и поедем домой.

– Благородный господин, – окликнули его.

Кембери увидел, что возле коляски топчется парнишка с пачкой самодельных плакатиков.

– Чего тебе?

– Взгляните, мой господин, – парнишка протянул послу один из листков. – Вы видели эту девушку?

На листке была изображена рыжеволосая девушка с грустными серо-зелеными глазами. «Марита Стерх. Ушла из дома и не вернулась», – прочел он. Стерх, Стерх – знакомая фамилия. Посол едва не хлопнул себя по лбу: так это же та девушка, которая, по словам Ясимин, покушалась на Торна. Плевалась отравленными стрелами.

– Нет, – ответил Кембери и вернул листок парнишке. – Совершенно точно, я ее не видел. Удачи тебе в поисках.

Он прекрасно знал, что рыжую Мариту не найдут живой.

Так, собственно, и вышло.

Утром один из гондольеров, выплывая на Шашунку в своем водном такси, заметил в воде нечто, что при более тщательном рассмотрении оказалось телом молодой рыжеволосой девушки. Гондольер немедля просигналил охранцам на берегу о происшествии, и вскоре тело уже достали на набережную, а прибывший лейтенант Крич, помятый и хмурый после вчерашнего, угрюмо принялся изучать неприятную находку. По возрасту и сроку службы Кричу давно уже полагалось носить капитанские лычки, но начальство с повышением не спешило, кидая вечного лейтенанта на те направления, расследование которых было заведомо дохлым номером. Например, исчезновения рыжеволосых девушек в столице. Раз в три месяца из реки извлекали очередной искромсанный труп, регулярно, как по часам, хоть к гадалке не ходи. Вот и еще одна. Крич присел на корточки рядом с трупом и провел беглый осмотр: убита одним ударом в сердце, по всей видимости, вчера около восьми часов вечера. Карманы пусты, кольца с пальцев сняты. Крич тяжко вздохнул и выпрямился, дав отмашку охранцам загружать тело в фургон и вести в морг.

– Наш?

Его коллега Пазум, тоже лейтенант, но подающий большие надежды, неслышно подошел сзади. Крич пожал плечами и вынул из кармана трубку.

– Не думаю. Скорее всего, это убийство с целью ограбления. А наш цацки оставляет.

– Ты думаешь, у нее были цацки?

– Конечно. На пальцах полоски от колец – носила, не снимая.

Пазум состроил гримасу, которую можно было толковать как желание сбросить ношу с плеч как можно скорее.

– Ну тогда так и оформим. Личность определим по заявлениям о пропаже. А цацки наверняка уже в ломбардах звенят.

– Будем искать, – подытожил Крич и, на прощание пожав коллеге руку, пошел в сторону Халенской слободы. Надо было составить рапорт, но ведь это можно сделать и за кружкой пенного.

Уже после, сидя в кабаке, Крич вдруг понял, что утренняя головоломка в его голове составляется в цельную картину. Это было не убийство с целью ограбления. Даже далеко нет. Крич вспомнил, что дыра на платье располагалась немного ниже раны под левой грудью, и крови на самом платье было совсем немного. Сначала девушку раздели, надругались над ней, а потом ударили ножом. Затем на нее натянули одежду, в которой торопливо сделали дыру, сняли кольца с пальцев – и отправили в реку. Искать драгоценности в ломбардах и у скупщиков бессмысленно – убийца не испытывает нужды в деньгах, а колечки наверняка хранит в качестве сувениров. Да и есть ли смысл искать этого мерзавца вообще? Крич основательно приложился к своей кружке и ответил себе: нет, смысла в этом ни на грош. А вот если определить личность убитой, а затем подставить под это дело кого-нибудь из тех, кому и так уже светит долгий отдых за решеткой – вот в этом смысл несомненно имелся. Тогда и капитанские лычки наконец-то появятся.

Сказано – сделано. Безутешные родные опознали Мариту Стерх, а уже к вечеру Крич собственноручно совершил задержание подозреваемого в убийстве, который после трехчасовой беседы с пристрастием дал признательные показания. Столичные газеты подробно осветили это дело, представив фигуру лейтенанта в самом выгодном виде, и начальство, скрипя зубами, написало-таки рапорт на высочайшее имя о повышении Крича до звания капитана.

И пока никто не знал, что в столице был человек, который не поверил официальному объявлению об окончании расследования.

Хела Струк происходила из древнего и благородного рода Струков, который впервые упоминался в летописях еще при языческих императорах: тогда первый Струк изрядно отличился в Битве Восьми Государей и получил княжеское звание на вечные времена. Выше князей по достоинству была только императорская фамилия, и если бы прадедушка Хелы, отчаянный гуляка и пьяница, не спустил в игорных домах Гиршема половину родовых капиталов, то Струки никому не уступали бы и в богатстве. И пускай жилось им как не в старые времена, когда Будан Струк мог в озорстве растопить деньгами камин для своей любовницы, семья Хелы по-прежнему считалась состоятельной. Хелу и ее брата воспитывали лучшие учителя и наставники, дети не знали отказа ни в игрушках, ни в сладостях, и жизнь казалась Хеле дорогой сказочного королевства, усеянной бриллиантами из дедовских сундуков. О том, что состояние ее семейства во многом зависит от сотен крепостных, которые трудятся на неурожайных загорских полях с утра до ночи и даже серого горького хлеба едят не досыта, Хела не задумывалась и вместе со всем семейством хохотала над милой остротой матери: «Что ж, коль у них нет хлеба, то пусть едят пирожные!».

Все изменилось после того, как пришел Заступник, взошел на костер за грехи людские и вознесся на небо. Страна замерла в ожидании, а затем, словно кто-то могучий и властный толкнул ее, сорвалась в пропасть. Государь Луш, помазанник Небес, был лишен престола и отправился в тюрьму, где умер при загадочных обстоятельствах, а власть немедленно подхватил безродный выскочка и развратник Торн, который еще в бытность шеф-инквизитором не считал зазорным путаться с ведьмами и еретиками. Хела ушам своим не поверила, когда отец, как-то резко сникший и постаревший, вернулся домой с главной столичной площади и сбивчиво пересказал, что новый государь объявил отмену всех владетельных прав и дал волю крепостным.

Волю! Безграмотным крестьянам, которые родились в грязи и в ней же должны умереть! Глупо, безрассудно, противоречит законам небесным и человеческим. Однако же одним мановением руки нового государя бывшие крепостные стали свободными и достойными гражданами новой империи. Хела прочла потом речь императора, опубликованную во всех газетах и висевшую на каждом углу, и некоторые выдержки из нее запомнила навсегда. «Все люди сотворены равными и одинаковыми перед лицом Заступника, и все имеют право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Когда мы предстанем перед Судией Всемилостивым и Безжалостным, то Он не увидит разницы между владетельным сеньором, крепостным крестьянином и мной. Поэтому, во имя нашей Родины, истинной веры и любви к своему народу я отменяю крепостное право в Аальхарне навечно и объявляю уравнивание в правах и обязанностях для всех его граждан…»

Естественно, чернь носила нового императора на руках. А вот приличные люди подобного восторга не испытывали. Как вообще можно подумать, что какая-то прачка или крестьянка теперь равна в правах с княгиней? Глупости! Приход амьенских войск казался лучшим людям Аальхарна идеальным выходом из безумной ситуации: сумасбродного выскочку свергнут, и все будет по-прежнему. Однако ничтожному быдлу, как оказалось, теперь было, что терять, и война, которая должна была решиться малой кровью, растянулась на много лет, вывернув наизнанку привычный быт и лишив всех надежды на даже частичное восстановление нормального хода вещей.

Брат Хелы скрепя сердце присягнул на верность новому владыке и изрядно отличался на военном поприще. Хела им гордилась – Алеко не так давно получил генеральский чин и смог, наконец, переехать из казарменных палат в положенный ему по званию собственный дом. Сама же Хела аккуратно тратила жалкие остатки великого состояния Струков и зарабатывала себе на жизнь библиотечной работой. Какой стыд, думала она, сидя за своим столом в центральной библиотеке и оформляя очередную книгу для картотеки, я, наследница древнего рода, вынуждена работать за ничтожные гроши рядом с этими выскочками, которые читать-то едва умеют. Однако она благоразумно скрывала собственное презрение, и директор библиотеки, сын деревенского священника, выбившийся в люди благодаря императору, очень хвалил строгую молодую женщину с идеальной осанкой и тонкими, всегда поджатыми губами.

Конечно, кое-какие привилегии у дворянства все еще остались. Например, посещение государственных праздников. Ежегодный императорский бал раз в год давал Хеле возможность нарядиться в дорогое платье и надеть еще не распроданные драгоценности. Ах, как она танцевала! Словно в старые времена, когда отец задавал роскошные балы в их милом доме, и Хела скользила по паркету, едва касаясь его носками изящных туфель. В кавалерах у нее недостатка не было – и дворяне, и важные господа из так называемых новых аальхарнцев считали за честь провести с ней тур танца. Легкая, изящная, какая-то неземная, Хела казалась небожительницей: поклонники засыпали ее подарками и письмами, но сама она не желала отдать ни руки, ни сердца – никому из них.

Однажды на балу ее представили Торну. Хела никак не выказала своей ненависти, доходившей порой чуть ли не до физической брезгливости, и сделала реверанс с таким изяществом, которое скорее подходило воздушной фее, а не живому человеку.

– Ваше величество, – промолвила она, опустив взгляд к паркету, – я искренне счастлива видеть вас.

– Моя госпожа, – донеслось до нее откуда-то сверху, – наше знакомство – честь для меня.

Потом колонки светской хроники всех газет сообщали, что давно не приходилось видеть столь изящную пару: танец его величества и госпожи Струк покорил всех легкостью, красотой и непринужденностью движений и истинным достоинством. А Хела, вернувшись домой, вдруг поняла, почему нынешний владыка Аальхарна пользуется такой любовью: его внутренняя сила и обаяние власти делали его неуязвимым, и эта смесь подавляла и растворяла в себе. Даже если бы она, Хела, решилась зарезать его на балу – а такие мысли не раз и не два приходили ей в голову, то у нее ничего не вышло бы – и нож упал бы из внезапно ослабевшей руки.

У Мариты Стерх, единственной подруги Хелы, это получилось. Утром бального дня, когда Хела готовилась к танцам, Марита пришла к ней и сказала:

– Хела, вчера я стреляла в императора.

И, разрыдавшись, она упала в кресло.

К чести Хелы следует сказать, что в сложных ситуациях она не теряла самообладания и теперь сперва напоила подругу успокаивающим отваром прянты, а затем, когда Марита пришла в себя и смогла говорить без слез, спросила с нескрываемой надеждой:

– Он мертв?

– Нет, – горько ответила Марита. – Я плюнула в него отравленной стрелой, но он смог добраться до своих лекарств. Он выжил, Хела, выжил!

– Тебе удалось сбежать? Тебя преследуют? – только сейчас Хела поняла, что ее могут забрать в пыточные как сообщницу государевой преступницы. Однако Марита отрицательно покачала головой:

– Он отпустил меня. Хела, я сама в это не верю, но он дал мне уйти. И еще сказал, что мой поступок достоин всяческого уважения… дескать, не каждый осмелится поднять руку на тирана своего отечества.

– Мерзавец! – только и смогла выдохнуть Хела. Марита кивнула и снова залилась слезами.

А теперь она была мертва.

Читая в газетах отчеты об охранном расследовании и панегирики трудам следователя Крича, Хела не верила ни единому слову. Ее подругу жестоко убили, выставили виновным какого-нибудь мелкого жулика, что числился на примете у охранцев – и думать забыли, что Марита Стерх вообще существовала на свете. Но откуда же подобное зверство, рассуждала Хела, регистрируя новые книги. Почему сперва Мариту отпустили с миром, а потом погубили? Что если Торн и его прислужники тут на самом деле не при чем, и отъявленный негодяй просто проявил душевное благородство? Хела криво усмехалась. Будь она этим властным подонком с тяжелым сиреневым взглядом, то каковы были бы шансы Мариты уйти живой? Нулевые, и даже меньше, чем нулевые. Что-то из отрицательной шкалы. Пусть даже Торн не убивал несчастную Мариту собственноручно, он все равно причастен к этому.

Оставались сущие мелочи – доказать его вину.

Глава 4. Как ловят птиц

Кембери сидел на балконе дворца амьенского посольства и размышлял о том, как ловят птиц.

Одна такая птица, бело-голубая, с неторопливым достоинством проплывала над ним: пассажиры императорского дирижабля «Круг Заступника» следовали из столицы к югу. Потрясающее все-таки зрелище! Огромная туша дирижабля казалась не венцом технического прогресса, а живым существом, выведенным в лаборатории – очень уж важно и размеренно плыла она по небу. Вечером его пассажиры уже будут на юге, у теплого моря.

В Амье дирижаблей не было. Когда Владко Пышный, обласканный императором, корпел над своими чертежами, на родине Кембери таких вот изобретателей тащили на костер по обвинению в ереси. Умница все-таки государь Торн, великий умница. Летательный аппарат, чтобы бороздить небо – ну и Заступник с ним, что ересь: главное в его практическом применении. Не надо привязывать вечную битву добра и зла к делам повседневным, Заступник и Змеедушец ежечасно сражаются в иной плоскости. И теперь дирижабль служит для сокращения и оптимизации перевозок, а Амье отстает от Аальхарна на двадцать лет, и это скромно признаваемый минимум. Своих инженеров, по уровню близких к Пышному и Амзузе, страна не имеет – пусть владыка Хилери недавно открыл несколько академиумов, это не сократит провал в знаниях, во всяком случае, не сразу. Людей ведь надо обучить с нуля и направить в нужную сторону, а в это время ученые Аальхарна не в носу будут ковырять.

Дирижабль двигался к югу, а Кембери размышлял о том, как ловят птиц – огромных таких птиц бело-голубого окраса. Пожалуй, Хилери прав: начнем с простого копирования технологий, а там и свои специалисты вырастут – иначе Амье, прежде великая держава, будет вынуждена вечно следовать в кильватере прогрессивного Аальхарна.

Итак, что ему нужно? Завербовать Пышного и заставить того работать на Амье не получится. Деньгами ученого не подкупить. Поймать его на неких возможных грехах тоже не выйдет – все его грехи, и прошлые, и будущие, заранее списаны императором. В каких-нибудь сулифатах жену и детей Пышного, не обинуясь, похитили бы – и тогда ученый стал бы оперативно ковать орудие возмездия; да только мы не в сулифатах, и Шани Торн собственноручно свернет голову тому, кто хоть взглядом обидит любимого ученого страны или его чад и домочадцев. Работать за идею? Пышный так и делает, по большому счету.

Кембери решил обойтись без особенных напряжений ума и пойти по пути наименьшего сопротивления. По закону вся научно-техническая документация Аальхарна копируется и отправляется в архивы Государственной Императорской Библиотеки, и чертежи дирижабля, надо полагать, находятся там же. Конечно, не в открытом доступе для всех и вся, но выудить их оттуда гораздо легче, чем завербовать Пышного и доставать искомое непосредственно у него. Кембери пригубил воды со льдом из высокого хрустального бокала – день выдался довольно жаркий – и придвинул к себе толстый справочник «Люди столицы»: там в алфавитном порядке располагались все хоть сколько-нибудь значимые персоны, а также указывались их должности и адреса. Открыв справочник в разделе «Библиотеки», Кембери вооружился карандашиком и принялся выделять имена библиотекарей с правом особого доступа.

Таких оказалось пятеро. Кембери переписал их имена на отдельный лист и звякнул в колокольчик, вызывая личного секретаря.

Через четверть часа, когда вода в бокале иссякла, а солнце воздвиглось в зените, секретарь принес пять тощих папок – досье на нужных персон. Кембери попросил еще воды и погрузился в чтение.

Спустя пару часов, когда жара достигла своего предела, а в сторону сулифатов двинулся еще один дирижабль, «Принц Аальх ибн Сафрани», Кембери смог поставить в своем списке галочку напротив фамилии того человека, которого следовало разрабатывать дальше. А поставив галочку, он радостно воскликнул на диалекте родного приморского поселка:

– Ай да Кембери! Ай да сукин ты сын!

Потому что персона для оперативной разработки подобралась – лучше некуда.

Вечером Кембери сменил официальное одеяние на непритязательный внешне, но пошитый из дорогих тканей костюм государственного служащего и отправился прогуляться по набережной Роз. В этот час набережную заполнял гуляющий народ, и господин посол легко смог смешаться с толпой – здесь попадались самые разные и примечательные типы, и даже его южно-смуглая темноглазая физиономия не привлекала к себе никакого внимания. Кембери миновал памятник затонувшим кораблям – именно здесь флот Амье потерпел сокрушительное поражение и перестал существовать; в знак добрососедских отношений император Торн приказал воздвигнуть здесь колоссальный монумент, под которым теперь назначали свидания парочки и играл небольшой народный оркестр, а мимы в красно-черном домино разыгрывали сценку из жизни заполян, что славились по всей стране милым наивным тупоумием. Кембери обошел памятник, разглядывая паруса кораблей в мраморной пене, и заметил, как оборванный мастер карманной тяги, явно имевший в этом районе недурной промысел, примеряется к сумочке строгой дамы благородного происхождения. Дама, блондинка с синим северным взором, гордо смотрела по сторонам и ничего не замечала, и ее капиталы наверняка перекочевали бы в грязную ладонь оборванца, вот только Кембери схватил его за плечо, заломил руку боевым пиратским способом, и кожаный кошелек дамы шлепнулся на мостовую, а сама дама испуганно вскрикнула и едва не лишилась чувств. Кембери с изяществом, достойным танцора императорской балетной школы, дал воришке пинка и подхватил даму, не дав ей упасть. Незадачливый вор мигом скрылся в толпе, а синеглазая блондинка приоткрыла глаза и прошептала:

– Заступник Всемогущий… Кто вы, сударь?

– Лорд Вивид Кембери, – представился посол, несколько выразив в речи амьенский акцент, и протянул даме кошелек. – Моя шпага всегда к вашим услугам, прекрасная госпожа.

Знакомство состоялось.

Позже, в посольстве, когда Кембери вошел в свой кабинет, Киттен, уже сменивший лохмотья оборванца на привычную домашнюю рубашку свободного покроя и шелковые шаровары, продемонстрировал послу забинтованное плечо и попенял:

– Не, ну это ни в какие ворота не лезет! Закрутил бы тихонько, и все.

– Не жалуйся, – сказал Кембери: сегодняшним вечером он остался весьма доволен.

– Гадом буду, ты мне плечо вывихнул, – проворчал Киттен. – Ну да ладно: лишь бы пользы для. Рассказывай, что там вышло.

– Вышло, конечно, – сказал Кембери, вольготно усаживаясь в кресло. – Эта Хела просто идеальный тип. Старая дева, заносчивая дура и невероятная гордячка, которая дальше своего длинного носа ничего не видит.

– Помнишь, как у ибн Сахеба – «На гордеца не надобно ножа, лишь лести его требует душа…», – ухмыльнулся Киттен и потер плечо. – Ну и ты, разумеется, быстро нашел к ней подход.