Текст книги "Аальхарнская трилогия. Трилогия (СИ)"

Идут на север,

Срока у всех огромные,

Кого ни спросишь,

У всех указ.

Взгляни, взгляни,

В глаза мои суровые,

Взгляни, быть может,

В последний раз.

Сборник «Аальхарнский низовой фольклор», арестантская песня.

В вагоне было душно, воняло дрянным табаком, потом и протухшей капустой. Заключенные валялись на грязных деревянных лежаках, вяло переругивались с охраной и играли в карты. Иногда возникала столь же вялая потасовка, которую лениво разгоняли охранцы – если в первые дни они охотно пускали в ход дубинки, то за седмицу пути на север все устали и вымотались, так что на серьезную драку ни у кого не было ни сил, ни желания. Андрей лежал на верхней полке и смотрел в зарешеченное окно – за грязным стеклом тянулись бесконечные леса, и казалось, что дорога так и будет тянуться среди этих высоких сосен до конца света. Супесок, расположившийся напротив, курил вонючие самокрутки, периодически жаловался на боль в спине – на допросах ему, похоже, крепко досталось – и рассказывал об аальхарнском севере. В юности он прожил там несколько лет, и истории о крае бесчисленных озер с прозрачной студеной водой, непуганых медоедах и рыбе, что клюет чуть ли не на голый крючок, звучали очень романтично, однако Андрей сомневался, что так оно и будет на самом деле. Когда-то он читал книги по истории нового времени и имел все основания полагать, что по прибытии их запрут в бараки и будут выгонять на работы – стройку бесконечной дороги из ниоткуда в никуда. Романтика…

Если Андрей, размышляя о провалившемся заговоре и том, что ждет их впереди, едва не впадал в панику, то Супесок вообще не был склонен к напрасной рефлексии. Андрею казалось, что сейчас его товарищ отключил все чувства и желания, кроме самых основных – поесть, покурить, справить нужду и выспаться. Может быть, это было правильно – когда поезд с заключенными миновал Залесье и въехал в северные земли, то Андрей совсем раскис, а Супесок сохранил бодрость духа.

– Не грустите, доктор, – сказал он, когда заключенных выгнали из вагонов и под захлебывающийся лай свирепых караульных псов пинками выстроили на перроне в какое-то подобие отряда. – Я думаю, мы еще вернемся.

За деревьями поднималось солнце, окрашивая кору сосен теплой золотистой охрой. Утро пахло хвоей и свежим дождем – после спертого воздуха арестантского вагона у Андрея закружилась голова, и он едва не упал. Супесок поддержал его под локоть, а сержант охранцев незамедлительно отоварил ударом приклада в плечо.

– Политические, молчать! – рявкнул он, хотя ни Супесок, ни Андрей не проронили ни слова. – Ну что, ублюдки, добро пожаловать на север! Это место ошибок не прощает, а рудники в особенности. Стране нужен металл, так что готовьтесь вкалывать и сдохнуть! Дальше пойдете пешком и упаси вас Заступник сделать хоть шаг из колонны – мигом получите пулю в башку! Ясно?

– Ясно… – нестройно прогудели заключенные, и охранцы принялись орудовать дубинками, разделяя их на небольшие группы, чтоб удобнее было наблюдать. Впрочем, Андрея и Супеска сержант придержал:

– Политические, стоять. У вас другое направление.

Андрей вопросительно поднял бровь, а Супесок философски заметил, что дальше этих мест ссылать уже некуда.

– Поговори мне еще! – рявкнул сержант. Серые колонны медленно стали стекать с перрона и уходить в лес по дороге, засыпанной рыжей хвоей – там их ждали рудники и бараки. Когда перрон опустел, и последний отряд заключенных скрылся за деревьями, то сержант толкнул их в сторону низенькой деревянной постройки с одним окошком.

– Давайте, двигайте на вокзал.

– Вокзал… – проворчал Супесок, шагая вслед за Андреем к кривой наспех сляпанной двери. – Больше на сортир похоже.

– Поговори мне! – прорычал сержант и ткнул его дубинкой в поясницу. Супесок зашипел от боли и выматерился.

Против всех ожиданий, в домике оказалось довольно уютно. Деревянные лавки были накрыты домоткаными ковриками, на столе весело поблескивал круглым сытым пузом самовар, окошко украшала кружевная занавеска, пусть и немыслимой степени загрязнения, а на стенах висело расписание поездов и маршрутов и портрет императора. Посмотрев на картину, Супесок презрительно сморщился и сплюнул.

За столом сидел сутулый человечек самой неприметной и невыразительной внешности. На скатерти перед ним лежала аккуратно разглаженная телеграмма.

– Спасибо за службу, сержант, – сказал он. Голос у человечка был мягкий и тихий. Сержант козырнул ему, на прощание окинул Андрея и Супеска таким взглядом, словно раздумывал, не стукнуть ли их дубинкой на добрую память, однако задерживаться не стал и покинул домик. Когда дверь за ним закрылась, то человечек произнес:

– Садитесь, ссыльные.

Супесок выдал сакраментальное:

– Сесть мы уже успели.

– Тогда присаживайтесь, – невозмутимо ответил человечек и провел ладонями по телеграмме. – Чего вам столбами-то стоять?

Андрей и Супесок послушно опустились на лавку. Снаружи доносилось тяжелое лязганье металла по металлу и стук – вагон готовили к возвращению назад.

– Итак, Парфен Супесок, – бывший глава охранного отделения утвердительно кивнул, – и доктор Андерс… Кстати, как ваша фамилия?

– Просто Андерс, – ответил Андрей, и человечек понимающе кивнул.

– Хорошо, «просто Андерс». А меня зовут просто Виль. Я буду вашим куратором в этих замечательных местах, то есть стану контролировать ваши действия и предотвращать возможность побега, если она возникнет. Связь с внешним миром для вас также пойдет через меня. Через четверть часа сюда прибудет почтовый экипаж, и мы поедем к месту вашего нового жительства – Белым островам.

Супесок не удержал кривой ухмылки.

– Разве там живут? Это ж просто камни в море!

Виль ласково ему улыбнулся.

– Разумеется, живут, ссыльный Супесок. Там небольшой рыбацкий поселок и промысел жемчуга. Вы, конечно, будете жить отдельно, и жизнь там довольно скучная, но это все-таки каторга, а не курорт. Благодарите его величество за доброту – прочие ваши товарищи сейчас шахты осваивают. Или могилы.

Андрей подумал, что всю жизнь его ссылают все дальше и дальше – сперва на эту планету, где он провел десять лет в домике отшельника на болотах, теперь вот на острова. Край света. Край вселенной. Дальше ехать некуда. За окнами раздался свист, и Андрей услышал, как медленно тронулся поезд. Виль усмехнулся грустно и едва уловимо – просто дрогнули уголки губ.

– У вас есть какие-либо вопросы ко мне?

Андрей пожал плечами. Чего спрашивать, когда и так все ясно? Супесок промолчал, с преувеличенным вниманием рассматривая собственные руки.

– Тогда берите мешки и идем, – Виль сложил телеграмму, спрятал ее в карман и поднялся. – Я слышу экипаж.

Для унылой костлявой лошаденки, запряженной в видавшую разные виды повозку, экипаж, пожалуй, был слишком громким названием. Закинув тощий сидорок за спину, Андрей пошагал за Вилем, который нес в руке дорогой саквояж из тонкой светлой кожи. Возница курил такой крепкий табак, что даже Супесок чихнул и поморщился.

– Почта есть, господин Виль? – осведомился он. Виль кивнул и полез в повозку.

– Несколько писем, Петя. И газеты, как обычно.

– Газеты, – повторил возница так, словно речь шла о чем-то невероятно вкусном и выкинул окурок в траву. – Ну что, едем?

Сперва дорога бежала через лес. Андрей сидел в углу, глядя сквозь прорехи в тканых стенах, как остаются позади корабельные сосны. Изредка из-за деревьев с любопытством выглядывали изящные тонконогие олени – людей, как видно, они совершенно не боялись. Андрей вспомнил, как на Земле водил Нессу в зоопарк, и та, затаив дыхание, кормила с руки пушистую рыжехвостую белку. Тогда ему казалось, что все будет хорошо, и их жизнь наконец-то налаживается в лучшую сторону.

Несса… Андрей хотел верить в то, что она жива и здорова – но что-то ему мешало. Наверно воспоминание двадцатилетней давности о дочери на дыбе.

Андрей прикрыл глаза. Дорога убаюкивала – впервые за много дней он ощутил, насколько устал и вымотался. Делай, что должно, ничего не бойся и будь что будет – а будет только бесконечная усталость, будто тело тебе уже не принадлежит. Повозку тряхнуло, и Андрей очнулся от полудремы. Лес остался позади – теперь они ехали по унылой каменистой равнине, покрытой колючими зарослями змееполоха – наверно, только он один, неприхотливый и упрямый, мог прижиться в этом тоскливом месте. В воздухе пахло морем – свежий запах соли бодрил и радовал. Против воли Андрей почувствовал определенный эмоциональный подъем.

Еще через час пути он услышал крики чаек и шум волн.

* * *

Вопреки ожиданиям Андрея, Белые острова оказались вовсе не глыбами голого камня, торчащими из воды – Супесок все изрядно преувеличил. Это была цепь небольших, но обжитых островков; глядя на маленькие, но аккуратные домики с красными черепичными крышами, которые словно прижимались к складкам земли на островах, Андрей подумал, что народ тут, должно быть, веселый, неунывающий и предприимчивый. У причалов стайками дремали разноцветные лодочки, а выставленные для просушки и починки сети трепетали на ветру с гордостью имперских штандартов.

Виль высадил Андрея и Супеска на самом крошечном островке – здесь каторга, а не курорт, напомнил себе Андрей, поднимаясь по узенькой тропке следом за куратором. Вскоре показался и домик, в котором им предстояло жить – невысокий, аккуратный, с такой же черепичной крышей, как и здания на соседних островах.

– Ну и ветра тут, наверно, – заметил Супесок, озираясь по сторонам. Андрей готов был поклясться, что бывший глава охранного отделения уже прикидывает, как бы отсюда удрать – его взгляд был живым, внимательным и хитрым, в нем не осталось ни следа дорожного отупения.

– Бывают и ветра, – кивнул Виль, отпирая дверь большим резным ключом. – Через месяц вообще начнется сезон дождей.

Супесок сощурился, что-то прикидывая.

– А сообщение с Большой землей будет? – поинтересовался он, проходя в дом следом за Вилем. Тот только хмыкнул.

– Ну, если кому-то захочется разбить голову о скалы в бурю…

В домике была всего одна комната – серая, угрюмая и почти пустая, если не считать пары лавок вдоль стены и крючьев для одежды и вещей. Спать на полу, что ли? – угрюмо подумал Андрей, но тут Виль прошел в центр комнаты и поднял за кольцо крышку от погреба.

– Прошу вас вниз, ссыльные, – сказал он. – Осторожно, лестница довольно крутая.

Как оказалось, местные дома состоят из двух этажей – первый, верхний, был чем-то вроде прихожей, на втором, подземном, располагались жилые комнаты – таким оригинальным образом местные защищались от постоянных ветров и дождей, что едва не смывали все живое с поверхности островов. С подземного этажа также был выход наружу, как правило, к причалу; опустив мешок на пол, Андрей подумал, что здесь действительно край света. Комнаты у них были самые непритязательные – кровать да небрежно сколоченный табурет; впрочем, в доме имелась и небольшая библиотека, о которой Виль упомянул со сдержанной гордостью. Затем он удалился и вернулся уже с ворохом теплой одежды – плотные кожаные куртки оказались велики и Андрею, и Супеску, однако каторжники забрали их с благодарностью – если уже сейчас ветер пробирал до костей, то вряд ли осенью будет лучше, не говоря уж о зиме.

– А чьи это вещи? – поинтересовался Андрей, подворачивая длинные рукава широкого свитера из колючей шерсти.

– Заключенных, что были здесь до вас, – невозмутимо ответил Виль.

– И где они теперь? – подал голос Супесок.

– Я застрелил их при попытке побега, – промолвил Виль с тем же спокойным выражением лица. Андрея передернуло, а Супесок вздохнул:

– Тьфу ты… Змеедушец тебя побери. Ладно, не голым же тут по морозу бегать.

Вечером, после скудного ужина Андрей отправился в библиотеку. Он не ожидал найти там ничего интересного, но, чтобы коротать время, сошли бы и письма Пророков – длинные и нудные трактаты самого нравоучительного содержания. В комнатке с книжными полками он обнаружил Виля – куратор сидел в кресле и с видимым удовольствием читал маленькую книжку в кожаном переплете.

– А, доктор Андерс! – улыбнулся тот. – Добрый вечер. Решили почитать?

– Было бы неплохо, – ответил Андрей, проходя к полкам. В основном тут действительно была душеспасительная литература – ссыльным следовало не развлекаться, читая о борьбе рыцаря Амаратиса с драконами и колдунами, а раскаиваться в содеянных грехах. – Тут есть что-нибудь по медицине?

– Травник на третьей полке слева, – сказал Виль, – но вас он вряд ли устроит. Издание прошлого века.

Андрей заботливо провел пальцем по корешку травника, но снимать его с полки не стал. Спиной и затылком он чувствовал пристальный взгляд – Виль рассматривал его с нескрываемым интересом.

– Никогда бы не подумал, что под моим надзором окажется тесть его величества, – произнес куратор. Андрей взял растрепанный том «Сказаний о южных землях» и ответил с максимальным спокойствием:

– Ну, в жизни бывает всякое, не правда ли? Под вашим надзором мог бы оказаться и сам император. И вообще кто угодно.

Виль рассмеялся – искренне и от души.

– Уверяю вас, его величество сюда бы не доехал. Случись что – не приведи Заступник, конечно – его сразу же уничтожат. Так что вряд ли я буду иметь удовольствие беседовать с ним в этой библиотеке.

– Крамольные речи, – заметил Андрей. Виль пожал плечами.

– Я такой же ссыльный, как и вы, доктор. И дальше ссылать меня уже некуда.

«Сказания о южных землях» вывалились из внезапно задрожавших пальцев Андрея и упали на дощатый пол, но доктор этого не заметил. Обернувшись, он смотрел на Виля с изумлением и ужасом.

Он вдруг понял, что с самого начала куратор говорил с ним по-английски. А теперь на ладони Виля лежали контактные линзы, скрывавшие сиреневый цвет глаз. Такой же, как и у самого Андрея.

* * *

В прежние времена Уильям Стивенсон стал бы международным авантюристом, разведчиком экстра-класса или гениальным политиком – однако в земной Гармонии он подвизался на скромной должности книгохранителя в библиотеке Британского музея, в свободное от томов и каталогов время занимаясь нелегальной торговлей антиквариатом – конечно, не в промышленных масштабах и только для элиты Британской федеральной земли. По долгу службы ему приходилось немало путешествовать – Стивенсон побывал и на Алтае, и в мексиканских монастырях, и под ледяным арктическим панцирем в закрытых научных городах. За ним гнались адепты древнего культа в Тибете; в Нигерии он подцепил древний вирус оспы и едва не умер; на Аляске эскимосы угощали его тюленьим мясом, а из Австралии он вывез несколько золотых монет девятнадцатого века в идеальном состоянии, спрятав их в каблуках своих сапог. Одним словом, повидал он немало, сделал еще больше и, когда за ним пришли люди в скромных темно-серых костюмах, нимало не удивился. Приговор – «Незаконный оборот предметов искусства и роскоши» – Стивенсон выслушал совершенно невозмутимо и, нимало не обинуясь, предложил за свою свободу судье, прокурору и адвокату нефритовые статуэтки Будды, украденные им в Пекине и стоившие в три раза больше, чем его жизнь. Прокурор и адвокат согласились сразу же, а вот с судьей договориться не удалось, и дела не решила даже античная камея, которую Стивенсон предложил впридачу.

На Дее он освоился довольно быстро, вот только в Аальхарне, который в то время воевал с соседями, не было никаких перспектив для любимого дела, и превратности судьбы занесли Стивенсона на север, где он пристроился сперва к рыбакам и ловцам жемчуга, а затем стал куратором ссыльных. На Белые острова отправляли, как правило, аристократов и военных в высоком звании – Стивенсон, которого теперь все звали просто Виль, познакомился и со знаменитым бароном Содаком, провернувшим несколько крупных финансовых махинаций, и с генералом Шутигой, что провалил одно из наступлений аальхарнской армии, и даже с господином Бико, который печально прославился тем, что ограбил столичную картинную галерею и выслал бесценные полотна за границу. Благородные господа, как правило, не задерживались здесь надолго – одной из обязанностей Виля было кормить их пищей с высоким содержанием эклента: этот легкий наркотик растительного происхождения при частом употреблении вызывал опухоль мозга. Несколько раз Виль выбирался в столицу, бывал в храмах и видел новые фрески и иконы, изображавшие второе пришествие Заступника. Благодаря профессиональной зрительной памяти, ему хватило одного взгляда на Андрея, чтобы понять, кто перед ним.

– Зачем же вы вернулись, Андрей Петрович? – поинтересовался Виль, наливая Андрею отличной винной настойки на травах – на этот раз без малейшего следа эклента. – Признаюсь честно, имей я возможность отсюда сбежать – бежал бы, не оглядываясь. А вы вот вернулись…

– Просто жизнь на Земле утратила для нас обоих всякий смысл, Уильям, – сказал Андрей, вслушиваясь в потрескивание свечей и отдаленный шелест волн. За стеной ворочался Супесок, периодически всхрапывая и матерясь. – Мужа Нессы казнили, и мы вдвоем решили, что там делать больше нечего.

– Ну, от себя-то не убежишь, – философски заметил Виль, обновляя свой бокал. – Не обессудьте, Андрей Петрович, но я обязан перлюстрировать вашу переписку с дочерью.

Андрей понимающе кивнул. Ничего другого он не ожидал.

– Кстати, – продолжал Виль, – а как вы сюда добрались?

– На корабле, – ответил Андрей, – а с него уже открыли Туннель. Корабль сейчас в автоматическом режиме на орбите.

Глаза Виля подернуло мечтательной дымкой. Он сладко улыбнулся, напоминая кота возле сметаны, и осведомился:

– А ключ запуска Туннеля у вас?

Андрей отрицательно качнул головой.

– У Нессы. Теперь, скорее всего – у его величества.

Виль поморщился; впрочем, если отсутствие ключа его и расстроило, то ненадолго. Андрей подумал, что вокруг него все постоянно строят какие-то планы. Супесок, к примеру, планирует сбежать с островов. Виль размышляет, как бы наложить лапу на корабль. И только он один сидит сиднем и не собирается ничего предпринимать.

– Андрей Петрович, – начал Виль. – А что, если мы с вами попробуем договориться?

* * *

Сидеть на камне на солнышке, любоваться морем и бездельничать – в целом неплохое занятие. Андрей и Супесок сидели на крупных, прогретых солнцем валунах уже третий день подряд, и это стало им постепенно надоедать. Утром Виль отправился сперва на станцию, а потом в Кабуны – ближайший городок: получить почту и пополнить кое-какие припасы, поэтому заключенные пребывали в одиночестве, проводя время на свежем воздухе.

– Ничего себе корма у дамы, – заметил Супесок, сворачивая очередную самокрутку и кивая в сторону соседнего островка – там, стоя на скользких камнях, полоскала белье светлокосая молодая женщина действительно весьма выдающихся форм. Услышав слова Супеска, она выпрямилась и погрозила ему кулаком. Супесок послал ей воздушный поцелуй и основательно приложился к самокрутке.

– Сидите уже, изверги! – крикнула она. – Вот вернется господин Виль, все ему расскажу!

– Ну ты уж и покажи тогда! – рассмеялся Супесок, в две затяжки уничтожил самокрутку и швырнул окурок в воду.

– Тьфу на вас! Охальники! – женщина подняла таз с бельем, подхватила свободной рукой клетчатую пышную юбку и пошла по тропинке. Супесок проводил ее долгим проникновенным взглядом и произнес совершенно неожиданно:

– А ведь нас с вами эклентом травят, доктор.

Андрей кивнул. Тонкий, едва заметный аромат наркотика он ощутил сегодня в каше и почти ничего не съел. В краюхе хлеба, по счастью, не было никаких примесей, но она ничуть не утолила его голод.

– То-то вы не ели ничего, – Супесок прищурился и некоторое время рассматривал развешенную для сушки рыбу – длинные золотистые ряды рыбных тушек невольно заставляли желудок голодно бурчать. – Я думаю, бежать отсюда надо.

Андрей поднял с земли камушек, взвесил на ладони и бросил в воду.

– Как? И куда? – спросил он.

– Вот вы как считаете, сколько времени мы продержимся на этой еде, пока не начнутся необратимые изменения?

– Не больше трех недель, – прикинув, ответил Андрей, – и то если будем есть мало.

– Хреново, – проронил Супесок. – Нам бы продержаться до начала дождей. И рвануть отсюда в самую первую ночь. Связи с внешним миром у них не будет, а с телеграфом я бы поработал – ничего бы никому не сообщили. А мы бы тем временем уехали бы подальше. Не слишком мне хочется тут овощем умирать.

– Сейчас бы рыбы, – вздохнул Андрей, глядя в сторону соседнего острова. Рыбы на веревках переливались медовым золотом. – Знаете, Виль сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться.

И он рассказал товарищу о своей беседе с Вилем, разумеется, не отягощая Туннелями и кораблями на орбитах. Все получалось просто – Несса передаст куратору ряд важных документов по внутренней политике Аальхарна, за это Виль инсценирует смерть своих подопечных, чтобы Супесок и Андрей смогли покинуть гостеприимные Белые острова. Супесок внимательно выслушал рассказ и расхохотался в голос:

– Доктор, ну как же вы наивны! Во-первых, какие именно документы? Если это какие-то данные, например, по химическому составу горючего огня, то вашу дочь обвинят в шпионаже – и я не думаю, что государь встанет на ее защиту. Во-вторых, после мятежа, вы уж простите, она под замком сидит, и хорошо, если просто под замком. А в-третьих… Даже если вы с ним и пришли к какому-то соглашению, то зачем он кормит нас эклентом? Ну и хитрая же сволочь этот Виль! Хочет и на елку влезть, и задницу не ободрать, н-да…

Андрей хотел было ответить, но в это время на берег соседнего острова вышел заросший бородой мужик в рыбацкой куртке. Со стороны он напоминал лохматое животное, которое для забавы нарядили в человеческую одежду.

– Эй, вы! – крикнул он. – Это вы, что ли, государевы преступники?

– Ну мы, – Супесок решил взять дело в свои руки. – А тебе чего?

Бородатый посмотрел сперва на Супеска, затем на Андрея и вдруг снял шапку и поклонился в ноги.

* * *

– Друзья, за свободу!

Разнокалиберные кружки с крепкой брагой взметнулись над широким деревянным столом, заставленным простой, но обильной снедью. Андрей пригубил браги и поморщился – терпкая до горечи, она ухнула вниз и обожгла желудок. Поежившись, Андрей потянулся к куску рыбы, заботливо подложенному в его тарелку хозяйкой дома.

Как оказалось, на Белых островах жили в большинстве своем беженцы из столицы и центральной части страны, покинувшие свои дома почти сразу после прихода императора Торна к власти. Государя тут откровенно не любили, не считали нужным эту нелюбовь скрывать, и когда выяснилось, за что, собственно, сослали Андрея и Супеска, то Шерко, ингвасил – мастер жемчужного промысла, приказал устроить пир в честь дорогих гостей. Андрей смутился – из-за того, что на него смотрели как на национального героя, ему было весьма не по себе, зато Супесок освоился моментально и после первого тоста за свободу Родины от диктатора уже рассказывал в красках и лицах о том, как замышлялось восстание, какие чудеса героизма проявили патриоты, и чем все закончилось. В доме ингвасила собрался почти весь поселок, исключая, разумеется, тех, кто был на промысле, и люди слушали бывшего главу охранного отделения с раскрытыми ртами. Андрей подумал, что так будет лучше и теперь отдавал должное отлично приготовленной рыбе и смотрел по сторонам, рассматривая соседей.

Ингвасил, разумеется, был самой колоритной фигурой. Здоровенного роста – и от этого сутулый – огненно-рыжий и лохматый, с ярко-голубыми глазами, он напоминал сказочного тролля, и Андрей очень удивился, узнав, что много лет назад это был знаменитый столичный финансист и аристократ. Откупиться от национализации он не успел, а служить узурпатору не пожелал и отправился в добровольное изгнание на север. Теперь это был знаток жемчужного промысла, уважаемый господин, который, благодаря старым связям и знанию трех языков сумел наладить контакты чуть ли не со всеми странами ойкумены, и теперь розовые и голубые жемчужины с Белых островом украшали короны государей и ожерелья знатных дам от Амье до Полуденных островов.