Текст книги "Пленница французского маркиза (Книга 1)"

Автор книги: Лариса Шкатула

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Едва она так подумала, как услышала за дверью шаги. Наверное, Соня и услышала, потому что прислушивалась, ведь ковер в коридоре их заглушал. И почему-то она сразу поняла, что это не Григорий. А когда услышала приглушенный дверью говор, и вовсе затрепетала.

А потом в замочной скважине заскрежетал ключ.

Глава восемнадцатая

Скрежет ключа вызвал у Сони озноб по всему телу. Как в этот момент она себя ни уговаривала, что её ключ торчит в скважине и не позволит открыть дверь снаружи, от страха её всю трясло.

Беспомощным взглядом она оглядела номер – чем бы она смогла в случае чего подпереть дверь, ежели бы ее... стали выбивать силой?

Голоса в коридоре сделались и вовсе неслышными, наверное, злоумышленники перешли на шепот. Соня подкралась к двери и приложила к ней ухо.

И тут же услышала мужской голос:

– Ключ не подходит!

Ему возразил женский:

– Как это, не подходит? Это же второй ключ от номера.

– Смотри сама, он не вставляется в замочную скважину.

– Погоди, дай я попробую! Понятное дело, не вставляется. Там уже есть один ключ, в замочной скважине.

– Ты же говорила, жилец ушел.

– Ушел, и в таком странном наряде... Я тебе уже говорила, что это мне показалось подозрительным. Но в вестибюле к нему подошла какая-то женщина я видела её со спины и решила, что это его жена. Теперь понятно, он оставил свою дуру-жену в номере... Ты уверен, что она – та, которую разыскивает маркиз? Та, вроде, была русоволосая.

– Но ты же сама сказала, что её волосы похожи на парик!

– Похожи, но я могла ошибиться.

– Никак, ты струсила?

– Вот ещё не хватало!

– Тогда давай, стучи!

– Но она меня не вызывала.

– Придумай что-нибудь. Скажи, что ты принесла ей кофе. Или цветы... Вот-вот, скажи, что кто-то прислал ей цветы. Если она и вправду дура, как ты говоришь, то она не усомнится. Таким кажется, что все в них влюблены... Она хоть красива?

– Смотря на чей вкус. Она по характеру такая пресная, что внешности и не замечаешь.

"Ах, ты, дрянь мелкая! – мысленно возмутилась Соня. – Ей, значит, и моя внешность не нравится!" Но тут же решила, что открывать дверь все равно не будет.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы она не услышала ещё один мужской голос. И в нем такие знакомые нотки!

– Что вы здесь делаете?

Какое счастье, что это Григорий! Но ему почему-то никто не ответил. Соня расслышала топот быстрых легких ног – скорее, женских, затем глухой удар, ещё один, стук падающего тела, и опять топот убегающих ног. На этот раз куда более тяжелый.

Теперь Соня бегом вернулась в номер и поискала глазами что-нибудь тяжелое. Отыскался подсвечник в виде не то пастушки, не то просто селянки с кувшином на плече, как раз и служившим подставкой для свечи.

Она осторожно отодвинула задвижку, со всеми предосторожностями повернула ключ в замке и выглянула наружу.

Так и есть, Тредиаковский без сознания лежал подле двери. Одетый во все тот же черный костюм, но ни усов, ни бороды, ни пресловутой фески на нем не было, а рука, которую он не разжал и падая, сжимала какой-то небольшой саквояж. Наверное, в нем и был весь его арсенал для преобразования внешности.

Соня как могла за плечи, волоком, втащила Григория в номер и опять закрыла дверь на ключ и задвижку. Она приложила ухо к груди своего "документального" супруга – дышит! Осторожно ощупала голову. На затылке молодого мужчины оказалась огромная шишка, которая продолжала расти.

Девушка сбегала в ванную, намочила край полотенца и приложила к его голове. Тредиаковский застонал и медленно открыл глаза.

– Софья Николаевна, в гостинице обрушился потолок?

– Отнюдь, – покачала она головой. – Вас всего лишь ударили по голове.

– Кувалдой?

– Думаю, это был кулак, – скромно заметила она.

– Вы считаете, от кулака может так болеть голова?

– Не знаю, – призналась она, – меня пока по голове никто не бил. Тьфу-тьфу...

Интересно, может женщина в двадцать пять лет так круто меняться, что становится совсем другим человеком? Такие философские мысли приходили в голову княжны Астаховой, когда она смотрела на спящего, до синевы бледного, Тредиаковского и вспоминала, как затащила его на свою кровать – до его кровати тащить было не в пример дальше!

Мало того, княжне пришлось раздеть Григория – до нижнего белья! Это ей-то, которая до сих пор никогда не видела мужчин в неглиже. Разве что, в домашнем халате.

Но вот, раздела, увидела, и... ничего не случилось. Она так и осталась девственницей... Ого, её сиятельство позволяет себе даже такие рискованные шуточки!

Григорий со стоном перевернулся на бок и Соня поднялась из кресла, чтобы опять принести из ванной намоченное в холодной воде полотенце. Потом положила на его лоб ладонь. Таким привычным жестом, словно прежде когда-нибудь ухаживала за больными. Не было такого! Неужели подобные привычки – женские по своей сути?

Однако, именно эта мысль княжну заинтересовала: никогда прежде она не ухаживала за больными, а значит, и не ей решать, насколько человек болен. Идя в своих рассуждениях дальше, приходишь к единственному мнению: нужно позвать врача.

Но пока... Соня осторожно вынесла саквояж Тредиаковского в другую комнату и открыла его. Что она хотела там найти? А вот это самое – оружие. Кажется, он называется револьвер. Соня видела его один раз в жизни. Лет десять назад. Тогда к отцу приехал в гости его товарищ, который из Англии как раз и привез похожую штуку.

– Посмотри, дочь, какая красота! Называется револьвер. Умеют англичане мир удивлять.

В словах отца было такое восхищение, что Соня подошла и, чтобы угодить родителю, пальцем потрогала этот самый револьвер.

– Железный, – сказала она тогда, лишь бы что-то сказать.

– Да уж, не из теста! – отчего-то с раздражением сказал Николай Еремеевич и с видимым сожалением отдал оружие другу.

И вот теперь, держа револьвер в руках, Соня жалела, что десять лет назад оказалась такой нелюбопытной. Нет, чтобы спросить, как действует эта вещь. Тогда она могла бы при случае... выстрелить в кого-нибудь? Нет, но хотя бы знать, на что нужно нажимать, если на нее, как на Григория, кто-то вздумает напасть.

Она рассматривала оружие, с трудом удерживая его двумя пальцами, так что в конце концов пришлось прибегнуть к помощи другой руки. Как же им пользуются-то? Помнится, отец брал его в руку – а не пальцами!

Ага, револьвер и сам будто прыгнул в её ладонь и сам в ней вполне удобно устроился. Вот это отверстие как раз для указательного пальца – так и хочется им нажать!

Она осторожно освободила руку от оружия. Или оружие от своей руки? Как, оказывается, заразительно общение с ним! Как приятно ощущать его тяжесть, которая обещает тебе защиту от всякого недруга.

Однако, какие опасные мысли рождает всего лишь оружие в руке! Защита. Но какой ценой? Разве нельзя из этого револьвера убить человека? Еще как можно!

Соня попробовала положить его в сумочку, которую вешала на пояс. Совсем недавно в ней поместился слиток весом шесть фунтов. Нашлось место и револьверу.

Наверное, Тредиаковский рассердится, что она копается в его вещах. Но Соня больше ничего толком и не разглядывала: ни какие-то бумаги, ни конверты, в которых тоже что-то было. И два флакона темного стекла. И пакетик с каким-то порошком. Пусть, это его секреты. Но оружие... не может же Соня выйти без него из номера, если ей нужно будет позвать врача для Григория!

Она могла бы позвать посыльного, но кто знает, вдруг вместо него придет Иветта. Кстати, почему она заподозрила Софью?.. Все ясно, попав в номер Григория, княжна решила, что ей больше ничего не угрожает. Нет, парик она точно не снимала. И дурочкой точно прикидывалась, но чем-то все же насторожила.

А, может, она рассказала своим хозяевам о странной русской женщине, вот они и решили проверить. Странная, иными словами, подозрительная. Но, открой номер, чтобы они сделали? Тоже дали бы Соне по голове и уволокли с собой? Она поежилась – серьезный человек устроил на неё охоту.

Значит, Флоримон её не обманывал – он действительно король Дежансона, и все, кто обслуживает приезжающих сюда на воды, не кто иной, как его тайные придворные. И то, что его слуги проделывали с Агриппиной, они проделывают со всеми женщинами, которые попадают к ним в руки.

Тогда, кто знает, не вызовут ли и к Григорию доктора из свиты маркиза де Барраса? А он, например, отравит молодого человека? Или даст ему снотворное, чтобы Соню без помех утащили из номера...

Как ей быть? Может, дождаться, пока Тредиаковский придет в себя? А до тех пор... не станут же слуги Флоримона штурмом брать эту дверь? Впрочем, достаточно толстую и прочную, чтобы с нею легко было справиться, а там... Там придется ей нажимать на тот металлический язычок, на который так удобно ложится указательный палец!

Тредиаковский застонал, и она опрометью кинулась к нему.

– Софья Николаевна, вы ещё здесь?

– Куда же мне ещё деваться? – улыбнулась она.

– В какой-то момент мне показалось, что это мама, как в детстве, положила мне на лоб прохладную ладонь. Тогда у меня была корь и жар изводил меня...

– Как вы себя чувствуете?

Он попытался приподнять голову и прислушался к себе.

– Как странно, голова почти не болит, вот только больно ложиться на подушку затылком.

– Еще бы, у вас такая шишка!

– Их было трое. Третий стоял за углом, и я не услышал, как он подкрался. Со спины...

– Я хотела позвать врача.

– Что вы, ни в коем случае! Я ещё немного полежу, и все пройдет. Звать врача! Вы уверены, что это не будет один из тех, что кружат сейчас возле нашего номера?

– Вот поэтому я и медлила. Но у вас было такое бледное лицо...

– Умница. Хорошо, что медлила. Мы и так разворошили это осиное гнездо. Пусть они успокоятся.

– Вы думаете, это случится?

– Думаю, нет, – сказал он со вздохом. – Однако, какова наглость! Напасть на постояльца прямо в отеле. Неужели в самом деле их так много? Или они почувствовали запах горелого? Наверное, придется нам отсюда выбираться.

– И вы знаете, как?

– Думаю, для начала нам надо сходить в ресторан. Я, знаете ли, ужасно проголодался.

– Я тоже... А если нам что-нибудь подмешают в еду?

– Ну, волка бояться – в лес не ходить... Кстати, в ресторане у них есть второй выход. Через кухню. Словом, есть где развернуться. Это вам не в номере, из которого только один выход.

– Но вы же больны! – запротестовала Соня.

– Болен? То есть, получил по голове? Так мне и надо, не поворачивайся к врагу спиной.

– Удар такой силы...

– Пустое, ваше сиятельство! То, что невозможно и представить женщине, для мужчины дело обычное. Природа-матушка так распорядилась – сделать наши черепа крепче женских.

Он, невольно скривившись, опустил ноги с кровати и только тут оглядел себя.

– Вы меня раздевали?

Соня залилась румянцем.

– Не могла же я укладывать вас в постель одетым.

– В свою постель? Это трогает. Я ещё никогда не спал в девической постели.

– Это не девическая постель, а всего лишь гостиничная, – возразила княжна, стараясь разозлиться, чтобы хоть таким образом избавиться от смущения.

– А жалко, – с нарочитым вздохом проговорил Тредиаковский; он потянулся было за своей одеждой, но попенял Соне. – Отвернитесь, княжна, если вы меня один раз раздели, – получается каламбур, не так ли? – вовсе не значит, что нам уже не стоит и стесняться в присутствии друг друга.

– Невежа! Говорить такие пошлости женщине, которая за вами ухаживала! – выпалила в сердцах Соня и выбежала прочь в комнату, которая – и это не смешно! – была спальней Григория. А куда бы она могла уйти еще, ежели не в коридор?!

– Теперь мы можем поменяться комнатами, – как ни в чем не бывало проговорил, входя, Тредиаковский. – Сделайте мне приятное, Софья Николаевна, оденьте то зеленое платье, что я купил для вас давеча в лавчонке на окраине.

– Но к нему не пойдет темный парик, – возразила Соня.

– И хорошо. Никаких больше париков! Накладных усов и бород! Мы выходим к противнику с открытым забралом.

– Но как же я оденусь, без горничной? – растерялась Софья, представив, сколько пуговиц на спине этого нового платья.

– Не волнуйтесь, я помогу вам одеться, – предложил Григорий без улыбки. – Что? Вы подбираете слова для отказа? Ничего странного нет в том, чтобы муж помог жене одеться.

– Но вы-то мне не муж!

– Сегодня не муж, а завтра... Шучу, шучу, экая вы темпераментная, Софья Николаевна! Я же помогу вам одеться, а не раздеться, как вы мне... Обещаю, я не буду смотреть на вашу спину и застегну эти восхитительные мелкие пуговички с закрытыми глазами.

– Вы опять смеетесь? – укоризненно сказала Соня, выходя из его комнаты.

– Так вы позовете меня?

– Позову, – проговорила она уже из коридора.

Может, Тредиаковский прав, и теперь не до церемоний? Кто знает, чем окончится их выход в свет? Но отчего-то рядом с ним ей совсем не было страшно. Она даже подумала, что ей было бы приятно... умереть в его объятиях. К примеру, если бы её ранили из такого револьвера, который она недавно держала в руках...

Григория все-таки пришлось позвать, хотя Соня и ухитрилась большую часть пуговичек застегнуть сама. Что за дурацкая мода!

Но Тредиаковский и вправду справился с пуговицами без проволочек и признался ей:

– Не сердитесь, – Софья Николаевна, – со мной это бывает. Волнуюсь перед решающим действием, вот и шучу невпопад. Давайте, я вас причешу.

– Причешите? – изумилась Соня.

– Ничего странного в этом нет. Лет пять назад, как говорится, на заре моей юности, мне пришлось изображать из себя цирюльника.

– Работая в посольстве?

– Тогда я ещё не работал в посольстве, – уклончиво проговорил он и вправду ловко управляясь с её волосами. Вам говорили, что у вас красивые волосы? Тяжелые, блестящие, – золотые! – они струятся, как живые, их хочется расчесывать без конца!

– Разве вы не говорили, что проголодались, – насмешливо напомнила Софья.

– Увы, человек несовершенен! – с сожалением проговорил Тредиаковский, заканчивая сооружение прически.

Теперь она оглядела себя в зеркале во весь рост, улыбаясь отражению обоих – Григорий нарочно подошел и стал рядом.

– По-моему, мы с вами похожи на супружескую пару, – довольно кивнул он.

– Всякие мужчина и женщина близкого возраста, идя рядом, могут походить на супружескую пару, – возразила Соня просто из чувства противоречия; она из всех сил противилась чувству, которое с некоторых пор стала овладевать ею.

Тредиаковский – её случайный попутчик, а теперь и помощник, и даже соучастник происходящих с княжною событий притягивал её к себе, заставлял о себе думать. Причем, даже чаще, чем она вспоминала, например, о своем женихе Разумовском. Почему-то она вообще почти забыла о нем!

А между тем, Тредиаковский был разодет так, что на его фоне Софья... Она чуть было не подумала о себе – терялась! – но ещё один мимолетный взгляд в зеркало сказал ей, что они и вправду выглядели, как бы это поточнее сказать, слаженно.

– К этому бы платью, да ещё и бриллианты!

Григорий одобрительно оглядел её и предложил руку.

– Револьвер у вас с собой? – спросила Соня, таким образом признаваясь, что открывала его саквояж.

– С собой, – кивнул он и, словно невзначай, приложил руку к левой стороне камзола. Но не удивился её вопросу, а посмотрел на её напряженное лицо и добавил. – Не думайте, что нападавшие прямо-таки ждут нас за дверью. И навряд ли вся полиция Дежансона в руках маркиза де Барраса. Даже наверняка не вся. Значит, они не могут совсем уж ничего не бояться. Но это не значит также, что они оставили нас в покое. Будем настороже.

При последних словах он состроил такую зверскую мину, что Соня расхохоталась. Григорий тоже улыбнулся.

– Такой вы мне нравитесь куда больше. Улыбаться. Прямо смотреть вперед и не давать врагам повода думать, будто мы их испугались.

– Да, а как мы станем обращаться друг к другу на людях? – спохватилась Соня. – На "вы" или на "ты".

– А как вам удобнее? – поинтересовался Тредиаковский.

Она замялась.

– Обычно, мне странно наблюдать, как супруги общаются друг с другом, будто на торжественном приеме, да ещё и с малознакомыми людьми. Давайте попробуем на "ты".

Он одобрительно кивнул.

– Хочу признаться, Софья Николаевна, чем больше я вас узнаю, тем больше вы мне нравитесь. Я бы хотел и впредь работать с вами в паре...

– В посольстве? – удивилась она.

Он засмеялся, и Соня опять заметила, какая славная у него улыбка.

– Зачем же в посольстве? Для начала – по спасению молоденьких девушек вроде вашей горничной, попавшей в руки негодяев.

– Вы что-то узнали об Агриппине? – с надеждой спросила Соня.

– Пока только то, что она все ещё в Дежансоне. Наверное, сынок де Баррас не хочет рисковать своей долей золота. А ну как не сегодня-завтра помрет старик-отец? Тогда вы останетесь единственной обладательницей тайны, и с вами не стоит вконец рассориться.

– Значит, Флоримон надеется, что никакой ответственности за свое злодеяние не понесет?

– За то, что он сделал с вашей служанкой? Конечно, нет. Французы вообще порой держат нас за варваров. У них ведь крепостного права нет. А доверчивость русских людей вообще вошла в притчу.

– Почему?

– Разве вы не слышали, как четверть века назад к нам в Петербург приехали полтора десятка французов. Все они представились баронами, маркизами, шевалье – то есть, аристократами, которым чинят всякое препятствие неблагодарное правительство. А как раз в это же время французская полиция разыскивала двадцать пять беглых каторжников, в связи с чем дала задание советнику французской миссии Мессельеру, поискать этих людей в России. Что вы думаете он установил?

– Неужели эти люди прятались у нас?

– Прятались – это слишком громко сказано. Они служили воспитателями в богатых дворянских домах Петербурга.

– Это было на самом деле? – не поверила Соня.

– Вы об этом не знаете, потому что вас ещё не было на свете.

– Точнее сказать, я этого не помню, потому что тогда только родилась.

– Ничего этого не было бы, если бы, благодаря нашему императору Петру Первому, Россия так слепо не преклонялась бы перед иностранцами. В цивилизованных странах никогда так не принимают чужаков, как у нас. Я читал, что в Древнем Риме на боях гладиаторов иностранцы сидели на последних скамьях. Там же, где и рабы... Простите, я сел на своего любимого конька. Всегда обидно за соотечественников, которые мало в чем уступают иностранцам...

Хотя Григорий и говорил, что пока бояться им некого, но прежде, чем выйти из номера, он выглянул в коридор, внимательно осмотрелся, прислушался, и только после этого выпустил Соню. Дверь на ключ он закрыл одной рукой, чтобы не поворачиваться к коридору спиной.

Потом повел княжну к выходу, слегка прижимая её руку к своему боку, словно успокаивая.

Но до самого ресторана они дошли без приключений, сели за столик и услужливый официант подал им листок, на котором красивым почерком, крупными буквами были написаны названия блюд.

– Чего бы и нашим рестораторам не завести такие обычаи, – посетовал Григорий.

Соня промолчала, потому что была не очень знакома с обычаями русских рестораторов.

Григорий взял в руку листок и посмотрел на Соню:

– Перечитать все, что у них есть, или будут какие-то особые пожелания?

– Предлагаю заказать то, во что труднее всего запихнуть отраву, предложила Софья.

– Ого, мадемуазель учится прямо на глазах! – одобрительно хмыкнул Тредиаковский. – Но тогда нам останутся только вареные яйца, а я хотел бы перед серьезным делом как следует поесть.

– По вам не скажешь, что вы – такой любитель поесть. Просто-таки, обжора!

– Что есть, то есть, – ничуть не обиделся Григорий. – А насчет отравителей... Ничего, находили выход и не из такого!

Он молодецки присвистнул, вызвав негодование сидящей за соседним столиком пожилой супружеской пары, и, слегка поклонившись Соне, довольно громко проговорил:

– Дорогая, я должен убедиться, что наше с тобой любимое блюдо готовят как следует!

И пошел в противоположную от входа сторону. Некоторое время спустя он появился в сопровождении ресторанного слуги, который нес поднос с большим блюдом. На нем дымились аккуратно нарезанные куски мяса. Украшали блюдо листики какой-то неизвестной Соне зелени.

Григорий от усердия суетился, казалось, даже больше подавальщика. Накладывал мясо Соне на тарелку и, увидев, что она отрезала кусочек и поднесла его ко рту, тут же стал уговаривать её, взять ещё кусочек. Она уже хотела разозлиться, высказать, что он ведет себя неподобающим образом, как Тредиаковский, склонившись над её тарелкой, вдруг сказал холодно и четко:

– Посмотрите налево, Софья Николаевна, это не Флоримон де Баррас пытается привлечь ваше внимание.

– Где? – испугалась она.

– Вон там, у колонны. Я закрывал вас собою, сколько мог, но он, кажется, не хочет угомониться. Что ж, мы его ждали.

– Вы хотите сказать, что ждали его появления?

– Конечно. Иначе, я заказал бы ужин в номер. У рыбаков есть такая уловка – ловить на живца. Не слыхали?

– По-вашему, живец – это я?

Вопрос Софьи не то, чтобы поставил Тредиаковского в тупик, но вызвал некоторое замешательство. Впрочем, с ним он быстро справился и прямо посмотрел Соне в глаза.

– Софья Николаевна, поймите, только так мы можем проникнуть в замок де Барраса и осмотреть его. Пока он здесь, пока охотится за вами... Поверьте, дорогая, я сделаю все для того, чтобы ни один волос не упал с вашей головы!

Софья так разозлилась, что даже ноздри у неё стали раздуваться в такт дыханию. Еще не понимая, что её так разозлило, она прошипела:

– С каким бы наслаждением я сейчас влепила вам пощечину!

Но Григорий не удивился, не обиделся, а с пониманием глядя ей в глаза, кивнул.

– Вы правы, это дельная мысль. Изобразите ваш гнев, Софья Николаевна, как и положено разозленной жене. Ударьте меня по физиономии и быстро идите к выходу.

– Но вы же сами сказали...

– Быстрее, прошу вас!.. Ну же, курица!

– Я – курица?

Какая-то злая сила подбросила княжну со стула. Она перегнулась через стол и влепила Тредиаковскому такую оглушительную пощечину, что он упал назад вместе со стулом. От неожиданности Соня хотела было кинуться к нему, но уловила через неплотно прикрытые ресницы его предостерегающий взгляд и быстро пошла к выходу, положившись на слова своего мнимого мужа и милость божью. Пошла прямо в лапы своего врага.

Теперь княжна поняла причину своей злости: она думала, что Тредиаковский в неё влюблен, что он приехал в Дежансон увидеть её, предмет своей страсти, а у него здесь всего лишь свои деловые интересы! В которых княжна всего лишь живец!

Она уже не думала об опасности, которой может подвергнуться, а испытывала лишь разочарование, которое ещё месяц назад показалось бы ей странным – Григорий для неё совершенно посторонний мужчина.

Она невольно убыстряла шаги, хотя ей хотелось бы вообще едва передвигать ноги, и уже проскочила входную дверь, когда чья-то цепкая рука крепко схватила её за локоть и потащила за собой.

– Оставьте меня в покое! – закричала она. – Что вам от меня нужно?

Наверное, все ещё в запале и оттого не владея собой, она с такой силой оттолкнула от себя незнакомца, – никогда прежде Соня его не видела, – что он изрядно ударился головой о стену.

– Да вы просто фурия! – он поморщился, встряхнулся, как побитая собака, и подошел к Соне совсем близко, но теперь держался настороже, чтобы проговорить сквозь зубы. – Ваш жених, Флоримон де Баррас, просил вам передать, что если сегодня вы не захотите отправиться в замок, свою служанку живой вы больше не увидите!

При слове "живой" незнакомец гнусно захихикал. И добавил, наслаждаясь растерянностью Сони.

– Странно ведет себя невеста маркиза. После его слов я представлял вас себе несколько иначе.

– А почему он сам ко мне не подошел? – спросила Соня, чтобы не молчать. – Я видела его в ресторане.

– Возможно, он считает ниже своего достоинства выдвигать вам свои требования при постороннем человеке, – пожал плечами посланец маркиза.

– И как я должна попасть в замок?

– У входа вас ждет карета.

Ехать одной в замок, из которого она вырвалась с таким трудом, Соне не хотелось. Но теперь, когда она осталась одна, что ей оставалось делать? Тредиаковский, кажется, понял, что ничем Соне помочь не может и более не стал притворяться. Просто этак ненавязчиво оставил её одну. Неужели он узнал о действительном могуществе Флоримона де Барраса и решил не вступать с ним в борьбу?

Соня тяжело вздохнула своим мыслям и позволила усадить себя в карету, где уже сидел упомянутый Флоримон.

– Ай-яй-яй, мадемуазель Софи! – нарочито укоризненно проговорил он. Неужели вы задумали бросить одну свою бедную служанку?

– Я не собиралась её бросать! – вырвалось у Сони.

– Иными словами, вы собирались её освободить? – уточнил он. – А не могу я узнать, каким образом?

– Не можете! – дерзко ответила Соня.

В это время карету качнуло. Вернее, скрипнул облучок, на котором сидел кучер.

– В чем там дело? – спросил Флоримон, на ходу приоткрыв дверцу кареты.

– Все в порядке! – ответил ему глухой голос.

– Осторожнее! – насмешливо крикнул Флоримон. – Его сиятельство везешь... Вы так уверены в себе, мадемуазель Софи, – надеетесь на помощь полиции? Или того вашего друга, которого так неразумно ударили по лицу? Должен вас огорчить. Он за вами не побежал, остался в ресторане. Наверное, обиделся.

– Я не заявляла в полицию, – хмуро бросила Соня, с опозданием думая, что напрасно доверилась Тредиаковскому, ведь именно он уговорил её не делать этого.

– Правда? – вроде приятно удивился маркиз. – А могу я узнать, почему?

– Можете, – кивнула Соня. – Я подумала, что если вы и вправду некоронованный король Дежансона, то и полиция города наверняка служит вам.

– Умненькая девочка, – одобрительно согласился Флоримон. – Как жаль, что мы не можем работать вместе с вами.

– Вы что же, передумали на мне жениться? – ехидно поинтересовалась Соня, отчего-то чувствуя под ложечкой неприятный холодок.

– Передумал, – вроде с сожалением вздохнул де Баррас. – Разве не могу я получить все золото отца, не обременяя себя супружескими узами?

– Получить? – удивилась Соня. – Вы уже знаете, как его найти?

– Я уже знаю, как об этом узнать, – засмеялся он. – Вы сами скажете мне об этом в обмен на...гм-м... обещание не подвергать вас той же экзекуции, что и вашу горничную.

– Вы не посмеете! – вырвалось у Сони.

– Еще как посмею! – откровенно расхохотался он. – Моего отца вы куда-то спрятали. Я мог бы его найти, но старик по-ослиному упрям, может промолчать и под пытками. Да и вообще, пытать своего отца... Придворные меня не поймут. Иное дело, молодое здоровое тело. Девичье... Думаю, они и сами с удовольствием в этом поучаствуют...

– Вы – ужасный человек! – воскликнула Соня. Ей в самом деле было страшно, и она говорила, что придет в голову, лишь бы не поддерживать зловещую тишину, от которой сжимается сердце. – Значит, вы и не собирались на мне жениться?

– Отчего же, собирался, но вы сами своим побегом не оставили мне выбора. Впервые из замка сбежала женщина, и если я её не верну обратно и примерно не накажу, я потеряю уважение своих людей...

Внезапно Флоримон замолчал, прислушиваясь, и с некоторой тревогой проговорил самому себе:

– Чего это вдруг Люсьен поехал другой дорогой?

Он открыл дверцу кареты.

– Люсьен! Разве я разрешал тебе менять маршрут?

– Что поделаешь, маркиз, пришлось обойтись без вашего разрешения! ответил ему веселый мужской голос.

– Ты не Люсьен!

– Вы удивительно догадливы, ваше величество! – откликнулся голос, в котором Соня с радостью узнала Тредиаковского.

Флоримон вытащил из-за пояса пистолет и стал целиться в возницу. Но поскольку карету трясло на неровной дороге, это, видимо, плохо ему удавалось.

– Гриша, берегитесь! – закричала Соня, и осеклась – так страшно взглянул на неё маркиз, вернувшийся на свое место в карете, а потом взглядом змеи приказал ей замолчать, придвигая оружие к груди княжны, там, где у неё было сердце.

Впервые она так близко почувствовала смерть. Подумать только, одно движение пальца, и Сони больше нет на свете!

Карета продолжала нестись по узким улочкам города, все больше набирая скорость. Вдруг она так резко остановилась, что Флоримона бросило на Софью, а его рука с пистолетом скользнула по её обнаженному плечу, оцарапала кожу и ударилась о противоположную стенку кареты. Раздался выстрел, и Соня от страха потеряла сознание.

Глава девятнадцатая

Очнулась она от того, что её без особой нежности били по щекам и шипели:

– Соня! Софья Николаевна! Да очнитесь же вы наконец!

Тредиаковский. Мог бы и не хлопать её по щекам так сильно!

– Слава богу, наконец-то! – обрадовался он. – Нам надо уходить, слышите. У нас в запасе всего пять минут. Впрочем, даже в этом я не уверен.

– А где Флоримон? – удивилась Соня, при помощи Григория вылезая из кареты.

– Сбежал, подлец! – досадливо буркнул Тредиаковский. – Разве мог я такое предвидеть? Карету остановили французские полицейские и заявили, что имеет место похищение. В полиции есть заявление тетки потерпевшего...

– Разве у Флоримона есть тетка? – изумилась она.

– Вряд ли Альфонсина де Шовиньи его тетка, но мне не хотелось спорить с полицией. Особенно, если они делают вид, будто соблюдают закон.

– Думаете, это были люди маркиза, одетые в полицейское платье?

– Думаю, это были полицейские в своем собственном платье. Те самые, которым маркиз де Баррас платит, чтобы они закрывали глаза на его преступления.

– Почему же они вас не арестовали?

– А вам бы этого хотелось?.. Нечего сказать, заботливая у меня супруга!.. Потому, что у меня есть некая охранная грамота, подписанная королем Франции. Арестовать человека, снабженного ею, не решились даже купленные полицейские...

Все эти вопросы Соня задавала на бегу. Тредиаковский куда-то тащил её за руку, так, что княжна поминутно спотыкалась, едва не разбиваясь о заборы и фонарные столбы. В последний момент ухитряясь их обогнуть.

– Куда мы торопимся?

– Прочь от этого места. Королевский документ защитил нас от полиции, но люди маркиза Флоримона, мягко говоря, плевали на него... Кажется, он бросил на ваше задержание все свои силы. Неужели, он так разозлился, что вы от него сбежали?

– Нет, он хочет, чтобы я показала вход в подземелье, где лежит отцовское золото.

– А не проще ли узнать об этом у отца? – продолжал допытываться Тредиаковский, впрочем не сбавляя шага и не выпуская руку Сони из своей.

– Он считает, что отец скорее умрет, чем скажет это.

– А где, вы сказали, прячется старый маркиз? – невинно поинтересовался Григорий.

– Я вам об этом не говорила. И не скажу, потому что это не моя тайна.

– Хорошо, хорошо, – неуклюже стал он успокаивать Соню. – Я ведь спросил просто так. В нашем деле никакие знания не помеха...

– Погодите, Григорий Васильевич, – задыхаясь, попросила Соня. Давайте хоть на минутку посидим на скамейке в этом парке.