Текст книги "Долгая темная ночь... (СИ)"

Автор книги: Лариса Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

  В этот момент майонез падает у меня из-под подбородка и растекается на полу огромной белой лужей.

  – Господи! Ты меня до смерти напугал! – я пыталась сделать вид, что не испытываю неудобства от этой идиотской ситуации, поэтому просто перешагиваю белую лужу и раскладываю свою добычу на столе. – Подумаешь, аппетит немного разыгрался!

  – Немного? – он взял одним пальце за гирлянду из сарделек. – Да у тебя просто волчий аппетит! Знал бы, что ты так много ешь, не пригласил бы тебя к себе пожить!

  Я продолжая делать гордый вид, оторвала одну сардельку и начала задумчиво ее жевать. Чаки смотрела на меня пытаясь не рассмеяться. Я же решила его добить и поэтому взяла огромный кусок сыра и откусила от него.

  Чаки начал смеяться как сумасшедший, а потом взял мою руку с куском сыра и тоже откусил. Я примирительно улыбнулась и протянула ему сардельку.

  После этого, мы уже стали вести себя более свободно. В итоге, мы ходили к холодильнику еще два раза.

  Наконец, я почувствовала, что едва могу дышать. А также, то, что глаза Чаки все чаще смотрят в разрез моего халата, который слегка распахнулся. Я начала неловко завязывать пояс, одновременно, пытаясь запахнуть длинные полы.

  Чаки откинул надкусанное яблоко и взявшись за пояс моего халата, начал тянуть за него, одновременно пятясь к двери. В какой-то момент, я заметила, что он пятиться в сторону лужи майонеза, но решила промолчать. Однако, мое злорадство обернулась против меня. Чаки поскользнувшись в жирной белой гуще, невольно схватился за полы моего халата и мы вместе грохнулись в эту лужу. Я лежала прямо на нем и поэтому видела его удивленное лицо достаточно близко. Его глаза расширились, я же тем временем хохотала и не могла остановиться. Чаки попытался подняться, однако сделать это на жирном полу не смог, тем более, прямо на нем лежала я. Мне он напоминал гигантскую божью коровку, которую перевернули на спину. О чем я, чуть отдышавшись от смеха и заикаясь еле смогла произнести, как снова начала смеяться как угорелая. Глаза Чаки вспыхнули весельем и он ловко перевернул меня, отчего мои волосы испачкались в майонезе и я почувствовала на спине липкую и жирную субстанцию. Я начала отчаянно бороться, но он держал меня крепко, не переставая смеяться. Да, уж! Как говорится, не рой яму ближнему.

  Поняв тщетность своих попыток, я успокоилась и затихла. Чаки смотрел на меня сверху вниз. Не знаю, почему я так сделала, но я почему-то подняла свою голову и легко его поцеловала. Он выглядел пораженным, затем буквально впился своими губами в мои. Я ответила на его поцелуй. Его язык был горячим и острым. Внутри своего живота я почувствовала какое-то томление. Мне казалось, что мне не хватает воздуха и что моя кожа стала обжигающе горячей.

  Чаки поднялся на ноги и взяв меня на руки понес на верх мимо охранников, которые старались делать вид, что не видят мои обнаженные ноги, так как халат мой задрался выше некуда.

  Он поднялся на наш этаж совсем не запыхавшись и решительным шагом направился в свою комнату. Подойдя к кровати, он бросил меня на нее и распахнув полы моего и так уже съехавшего халата остановился наблюдая за мной. Я же краснела как девчонка.

  Где-то далеко в мозгу пронеслось, что где-то эта ситуация уже была, но я отогнала эту мысль. Впервые в жизни, я поняла что такое страсть. И это чувство меня поглотило. Я совсем не хотела ему сопротивляться. Мне хотелось быть бесстыдной и свободной, получить то, что я хочу. Поэтому я скинула халат и начала помогать ему снять с себя одежду. Наконец, мы остались совсем голыми. Я рассматривала его тело. Оно было очень красивым, без грамма лишнего жира. Его смуглая кожа в темном помещении казалась еще темнее. На груди росли черные волосы, которые тонкой дорожкой доходили до пупка и спускались вниз – прямо к его мужскому достоинству. Его член был напряженным. Я легонько взяла его в руки и слегка погладила. Чаки закрыл глаза и издал протяжный вздох. Сама не зная почему, я опустилась на колени и взяла его твердый член в рот и аккуратно погладила его языком. Стыда не было. Мне казалось, что я наблюдаю эту сцену со стороны и что это не я, а кто-то другой.

  Чаки поднял меня и повернув к себе спиной, наклонил меня. Он гладил мою обнаженную спину, слегка покусывал ягодицы. Я закусила губу, чтобы не застонать. Но когда, его рука дотянулась и слегка будто бы играючи пощекотала мне клитор, я услышала собственный стон. Я выгнула спину, как это делают кошки. Да это уже наверное кошка и была. Мне казалось, что мою личность вытеснило какое-то дикое существо. Оно обрадовалось обретенной свободе и не хотело отступать, заполняя каждую мою клетку!

  Мы сплетись как две лианы, его горячая кожа обжигала мою. Чаки погладил мои волосы, его рука была в майонезе. Видимо это с моих волос. Я облизала его пальцы и он легко засмеялся. Дальше мы упали на кровать и мне казалось, что я падаю и падаю вниз. Я совсем не чувствовала своего тела, оно было чужим и как мне казалось незнакомым:

  Позже когда я пошла в душ, то поймала себя на том, что я пою. Чему была несказанно удивлена. Мне вспомнилось мое отчаянье и чувство унижения у Андре. А тут я как ящерица, скинула свою кожу, чтобы стать еще ярче! Вытирая волосы я вышла из ванной. Чаки лежал на кровати, ее уже перестелили и смотрел на меня. От смущения я слегка смутилась.

  – Ложись ко мне, детка! – он похлопал рядом с собой.

  Я забралась на кровать и прижалась к нему.

  – Гляди что сейчас будет! – он нажал кнопку и на стене открылась одна из панелей, за ней был черно-белый старый телевизор. Чаки нажал на кнопку, по телевизору шел какой-то старый американский фильм про ковбоев.

  – У тебя же есть плазма, – я погладила пальцем по его носу. – Зачем тебе такое старье?

  Он ухмыльнулся:

  – Когда я был мальчиком, то мечтал о телевизоре. Мы жили бедно и у нас не было даже радио. А вот у одного моего друга был вот такой же телевизор. И иногда он приглашал нас его смотреть! Как же я ему завидовал! Мне казалось, что будь у меня такой же телевизор, я был бы самым счастливым человеком на земле. Поэтому как только у меня появились деньги, я купил себе телевизор, тогда это был уже цветной. Но временами, когда у меня бывает ностальгия, я включаю этот черно-белый телевизор и смотрю старые фильмы. Тогда я чувствую, как многого я достиг и что я счастливый человек!

  Я смотрела на него и чувствовала что влюбляюсь все сильнее. Почему люди называют его живодером? Никто не знает, что у него тонкая душа и что он в глубине души все тот же испуганный бедный мальчик!

  Мы прижались друг к другу и смотрели фильм про ковбоев и индейцев и каждый думал о своем. Я думала о том, что моя жизнь враз изменилась и что наверное я счастливая женщина. Также я вспоминала как Чаки стонал и извивался в моих руках и чувствовала свою женскую власть над ним, и то что как-то внезапно он мне стал близким и родным! О чем думал он мне было не известно! Я не хотела портить этот момент ненужными расспросами. Через какое-то время я крепко уснула.

  Утром я проснулась ощущая легкость в теле и просто животный голод. Чаки в комнате не было. Я пошла к себе и переоделась. Сегодня мне нужно съездить к маме. Я позвонила Оливии. Она долго не брала трубку. Наконец я услышала заветное:

  – Алло!

  – Привет, Оливия! Слава Богу! Я до тебя не могла дозвониться!

  – Я была занята. Ну как ты? У тебя я слышала все ок?

  В ее голосе были злые нотки. Я решила не обращать на нее внимания:

  – Оливия, я хотела с тобой поговорить. Может быть встретимся у мамы в больнице, или мне домой заехать?

  – Я сегодня отпросилась на работе и через час собираюсь в больницу. Отец уже там. Давай увидимся там!

  – Хорошо!

  Охранники сказали мне, что Чаки выехал. Я позавтракала и начала собираться в больницу. Тут зазвонил мой мобильный телефон. Номер был не известен:

  – Алло!

  – Привет, детка!

  Это был Чаки. Он впервые позвонил мне:

  – Я слышал ты уже встала?

  – Да. Я собираюсь ехать в больницу.

  – Обязательно позавтракай!

  – Хорошо, папочка! – я улыбалась, чувствуя что и он тоже улыбается.

  – Покушай, шофер отвезет тебя.

  – Ок!

  – Целую! Вечером тебя ждет сюрприз! – я чувствовала как его голос сел и решила немного над ним подшутить.

  – Что же это может быть? Надеюсь плотный ужин?

  – Нет, – его голос еще сильнее сел. – Что-то личное.

  Я продолжала ломать комедию:

  – Что-то личное?: Что же это может быть? Только не говори, что ты мне подаришь ручного крокодила.

  Я услышала на том конце его смех и у меня радостно затрепетало сердце.

  – Почти, дорогая! Вечером увидишь!

  – Ок! Как бы мне только сразу не обрадоваться:

  – Я уже на месте, до вечера! Чао!

  – Чао!

  Улыбаясь я положила телефон и начала одеваться в больницу.

  Завтракала я на террасе. Утро было не жаркое и я нежилась под лучами солнышка. Откусывая бутерброд, я заметила газету на столе. На самой верхней был громкий заголовок огромными буквами 'Криминальная разборка в ночном клубе. Расстреляно 10 человек!'.

  Я пожала плечами и продолжала жевать бутерброд. Рядом ходил один из охранников.

  – Эй! – я махнула ему рукой.

  Он был не высокого роста и со смешными усиками.

  – Да, мисс!

  – Вы не могли бы позвать ко мне садовника, ну или сказать где мне его найти.

  – Конечно, я сейчас его приведу к вам.

  – Нет, лучше распорядись пока насчет машины, а мне объясни где он. Охранник объяснил мне и я пошла по дорожке в сторону небольшого домика.

  Под 'домиком' они имели ввиду небольшой двухэтажный дом побеленный и выглядевший очень опрятным. Я тихонько постучала в дверь, но мне никто не ответил, поэтому я вошла и пошла смотреть домик. Внутри вся мебель была из дерева и у меня было впечатление, что я в Провансе. На окнах высели короткие цветные занавески, украшенные бантами. Мне навстречу вышла пожилая дородная женщина. Я как-то встречала ее, кажется ее звали Эльвира. Она мне улыбнулась, вытирая руки об белый фартук.

  – Здравствуйте, мисс Мария! Очень рада что вы зашли!

  Я пожала ее теплую сухую руку:

  – Я ищу садовника. Его Шомер кажется зовут.

  – Да. Это мой муж. Но сейчас он уехал за саженцами, – тут она громко закричала куда-то в сторону. – Хасан!

  Мне было как-то неловко, поэтому я спросила:

  – Вы здесь живете?

  Она кивнула:

  – Да! Я мой муж, наш сын Хасан. У муже есть еще два помощника, но они приходящие. Мы сами приехали из Ирана. Мой муж был главным садовником министра, но министра задушили повстанцы и поэтому нам пришлось бежать. Чаки дал нам работу и дом. Мы уже десять лет служим у него: А вы зачем искали Шомера?

  – Я хотела попросить цветов для своей матери. Я сейчас иду к ней в больницу.

  – Хасан! Подлый мальчишка! – опять закричала она.

  За ее спиной появился худой чернявый подросток, лет шестнадцати.

  – Ах вот ты где! Иди проводи мисс и срежь ей красивый букет.

  Подросток оглядел меня озорными цыганскими глазами. Его зрачки были очень темными, поэтому глаза казались огромными. Нос был широким и немного приплюснутым, а волосы вились и лежали на плечах.

  – Конечно, ма! Идемте, мисс!

  – Спасибо вам! – я пожала ей руку и мы с Хасаном пошли по дорожке.

  Я смотрела на его спину с острыми лопатками и мне почему-то было его немного жаль. Но шел он достаточно быстро и разговаривать было не удобно.

  Мы дошли до большой оранжереи. Он открыл ее и мы попали во влажное цветущее царство.

  – Ваша мама какие цветы любит?

  Я пожала плечами:

  – Не знаю. Она раньше танцовщицей была:

  Он кивнул и стал ловко срезать какие-то цветы и растения.

  Я же бродила по дорожкам не переставая ахать и охать.

  – Хасан, а тебе нравиться быть садовником?

  В это время он возился отрезая ярко-красные розы и поэтому сопел:

  – Не знаю. Я еще только помощник.

  – А: А кем бы ты хотел быть?

  – Альпинистом!

  Услышав это, я обернулась:

  – Кем-кем?

  Он засмеялся:

  – Вот и мама также как вы сказала! А еще сказала не выпендриваться. Мой отец садовник, его отец был садовником и его дед был садовником. Так что, садовником буду и я!

  Я улыбнулась:

  – Понятно! А почему альпинистом? Разве это профессия?

  Он пожал плечами:

  – Мне нравиться горы! Там люди часто попадают в беду и их нужно спасать. И по миру ездить!

  – Так значит ты хочешь быть спасателем?

  – Значит. Только спасать я хочу в горах!

  Мы рассмеялись. И он вручил мне букет. От красоты букета я ахнула: в нем были ярко-красные розы, нежные белые лилии и еще какая-то мелкая травка в шишечками. А сам букет был перевязан каким-то красивым зеленым листом.

  – Какая красота! Ты просто волшебник!

  Я наклонилась и чмокнула Хасана в щечку. Он весь зарделся, но было видно, что ему очень приятно!

  – Чего уж там: Если что, я еще лучше могу!

  – Спасибо! Лучше не бывает!

  Я протянула ему руку и он с гордостью ее пожал. Я же побежала в сторону дома. Пора было ехать в больницу, я итак много времени потратила.

  Подъезжая к зданию больницы, я заметно нервничала – как там мама? И что с отцом? Поэтому когда машина замедлила ход возле ворот больницы, я открыла дверь и хотела выйти. На что Денни крикнул мне:

  – Если вы разобьетесь в лепешку, хозяин сделает из меня рагу.

  Я улыбнулась и схватив букет поспешила по дорожке к зданию больницы. День еще только начинался, но было ужасно жарко. От земли поднималась белая дымка и деревья тяжело качали ветвями, пытаясь хоть как-то охладиться.

  Когда я вошла в главное здание, то вздохнула с облегчением. Там стояла приятная прохлада и полутьма. Девушка за стойкой узнала меня и приветливо кивнула, я улыбнулась ей и спросила:

  – Вы не подскажите как мне найти пациентку Карузо?

  – Конечно, сейчас подскажу, – она открыла журнал. – Комната 405. Это на четвертом этаже с правой стороны коридора. Вас проводить?

  Я покачала головой и пошла в сторону лифта.

  Здание было удивительно просторным. Было видно, что над ним работал хороший архитектор, потому что не смотря на кажущуюся простоту, оно было очень элегантным. Внутри были только натуральные материалы – мрамор, камень и дерево разных пород.

  Мои каблучки гулко стучали по коридору, но мне казалось, что мое сердце звучит еще громче. Я соскучилась по родным, тем более, что раньше я никогда не ночевала вне дома.

  Перед дверью под номером 405 я нерешительно замерла пытаясь унять сердцебиение. Затем тихонько постучала и не услышав ответ, вошла внутрь. Мама спала, а на соседнем кресле дремал отец. Я обратила внимание, что он выглядит уставшим и немного бледным. Тихо войдя я села рядом с кроватью.

  Палата была просторной, с телевизором и даже небольшой кухонкой. Рядом была дверь в душевую и туалет. Дверь туда была открыта и я видела идеально белую плитку и стальную голову душа. На столике рядом я увидела вазу в которой стояли гвоздики. Я поставила свой букет рядом.

  Когда я села, мама открыла глаза и улыбнулась мне.

  – Привет, дочка, – она протянула мне сухую и теплую от сна руку. Я ее взяла в свою и улыбнулась ей в ответ.

  – Привет!

  Тут она заметила цветы и глаза ее загорелись:

  – Это мне?.. Какие красивые! Знаешь, в молодости мне часто цветы дарили. А один поклонник каждый вечер присылал мне коробку темного соленого шоколада и букет роз, – ее глаза затуманились и я поняла, что сейчас она далеко – в днях своей веселой юности. – Всем я говорила, что не люблю цветы и мне все равно. Глупая! Я этим наверное как-то похвалиться хотела, что не обращаю внимания на подарки. А сама была просто счастлива. Я ставила цветы возле кровати и когда засыпала, мне казалось, что я сплю в райском саду. Вот какой в маленькой комнатке аромат стоял!

  Я смотрела на мамино любимое лицо и старалась запомнить его таким – счастливым и почти молодым. Ее глаза светились радостью. И даже морщинки стали не такими заметными.

  В это время дверь тихо отворилась и вошла Оливия. Они с мамой принялись охать и обниматься. Заерзав на стуле проснулся отец.

  – Ой! Видать я заснул, – отец посмотрел на часы. – Смотри как! Почти час спал!

  Я подвинула Оливии стул и мы все уселись в ряд. Среди своей семьи я чувствовала себя как никогда счастливой. Мы были вместе и нам было хорошо. Как будто каждый чувствовал важность этого момента, а также то, что все запомнят этот день, поэтому мы пыталась друг друга смешить. В итоге в палате было весело и шумно.

  Наше веселье прервал заведующий больницей, Александр Штольц. Он вошел и видя наше веселье тоже улыбнулся:

  – Добрый день! Я очень рад, что вы пришли поддержать вашу маму! У меня для нее хорошие новости.

  Мы смотрели на него с надеждой. Так путник в пустыни смотрит на далекие очертания города, боясь обрадоваться и разочароваться если город окажется всего лишь миражом.

  Тем не менее он продолжил:

  – Анализы не плохие, так что мы начнем проводить подготовку к операции. Пару дней вам рекомендована диета и небольшой курс мероприятий. И уже на следующей неделе, если анализы будут такими же, то во вторник мы будем делать операцию.

  У мамы выступили слезы, мы же кинулись обниматься. Этот день мы так долго ждали! Больше всего я боялась, что мама умрет, а я ничем не смогу помочь ей. Но, Бог дал мне шанс! И я была счастлива, что я им воспользовалась!

  Александр стоял и улыбаясь смотрел, как мы поздравляем друг друга. Лишь перед тем как выйти он сказал:

  – Мария, зайдите потом, пожалуйста, ко мне. Нам нужно обсудить кое-какие детали.

  Я радостно кивнула. В палату зашла медсестра с инвалидной коляской и попросила нас выйти, так как ей нужно было отвезти маму на процедуры. Мы с Оливией пошли к выходу. Отец сказал, что дождется маму, а потом пойдет домой.

  Мы с Оливией подошли к большому открытому окну и сели на подоконник. Она закурила. Я молча смотрела на нее:

  – Оливия, не кури, тебе не идет.

  – Ох, Мария, ты прямо как мама! – она меня передразнила закатив глаза: 'Оливия, не кури, тебе не идет!'. Лучше говори, чего звонила.

  Я не знала как ответить.

  – Я переживала за тебя. Вот и звонила.

  – А ты не переживай! У меня все ок! Вот деньги бы не помешали. Ты мне не одолжишь?

  Я покачала головой:

  – У меня ничего нет. А зарплату еще не дали.

  Оливия затянувшись сигаретой, смотрела на меня как на полную кретинку:

  – Смотрю на тебя и думаю, правда дура или только притворяешься.

  – Не понимаю, о чем ты?

  Она опять изобразила меня противным голосом:

  – 'Не понимаю, о чем ты!'. А я все о том, что ты живешь у одного из самых крутых мужиков в городе и пытаешься мне втереть что у тебя денег нет.

  Я начала оправдываться и от этого злилась:

  – У меня и вправду ничего нет. То что он дал, я все отдала маме. Ты думаешь, я к нему как в банк хожу!

  Она покачала головой и выбросила в окно сигарету:

  – Мария! Ты для него очередная игрушка, которая рано или поздно наскучит ему. Поэтому пользуйся положением пока можешь. Дои его как корову, которая бьется в конвульсиях и не факт, что доживет до завтра.

  – Я не могу так, – покачала головой я. – Он столько для нас сделал.

  Оливия обняла меня:

  – Мария, что он сделал? Изнасиловал меня? Ты про это? Ну дал он тебе деньги. Понимаешь, это для нас огромная сумма. А для него копейки. Он больше на скачках проигрывает. Разве ты не понимаешь, что этот пресышенный сукин-сын просто играет тобой как с новой игрушкой? А когда он распотрашит тебя и изучит все твои внутренности, ты ему надоешь, он выкинет тебя на улицу и не вспомнит, что ты есть на свете.

  Я сказала тихо:

  – Он так не сделает!

  Оливия пристально вгляделась в мое лицо:

  – Только не говори, что ты в него влюбилась? Да?

  Я молчала, но чувствовала, что краснею.

  – Боже! Мария, ты в своем уме! Ты разве не понимаешь, с кем ты связалась? Это как огонь. Сегодня он тебя греет и кормит, а завтра сожжет твое жилье и отнимет у тебя все! Огонь нельзя любить!

  Она поцеловала меня в висок и быстрой походкой пошла по коридору. Я испытывая сложные чувства смотрела ей в след. Ее каблучки звонко стучали, а сама Оливия что-то напевала. Как же я завидовала ее способности от всего отключаться!

  Я хотела идти к заведующему, но вспомнила про отца, поэтому вернулась в палату. Он читал газету, направив ее на солнечные лучи, которые пробивались в окно.

  Я подошла и села напротив:

  – Папа, как ты себя чувствуешь?

  Он отложил газету и устало посмотрел на меня:

  – Ничего дочка! Только вот с непривычки спать не могу. Матери дома нет, тебя тоже. Оливия приходит поздно. Вот я как старый дурак и таращу глаза в телевизор до утра.

   Я заметила, что его лицо как-то осунулось, возле одного глаза стала заметна синяя вена, которая сделал щеку как-будто испачканной чем-то.

  – Папа, – терпеливо начала я. – Ты зря упрямишься! Тебе нужно пройти обследование и лечение, если это необходимо! Каждый день дорог!

  Он покачал головой:

  – Не могу я дочка! И не терзай себя. Я хорошо пожил, но меня не сможет вылечить ни один врач.

  – Ты хотя бы попытайся! – заплакала я.

  Он улыбнулся и погладил мня по голове:

  – Сейчас тебе трудно понять мое решение, но когда-нибудь, ты поймешь его и согласишься, что это было правильно!

  – Никогда! – почти закричала я. – Никогда я не пойму того, что ты добровольно обрекаешь себя на смерть, в то время как ты так нужен маме и нам! Как мы без тебя!

  Он сел рядом и обнял меня, я прижалась лицом к его груди и рыдала, рыдала, рыдала. Отец гладил мои волосы и что-то тихо нашептывал мне. А я все никак не могла успокоиться. Мне было непонятно почему он упрямится, а также страшно, что своим упрямством он посылает себя на верную смерть. А я ничего не могу с этим поделать.

  Наконец, когда я выплакала казалось бы всю жидкость, которая была во мне, я подняла лицо и посмотрела на него. Он мне улыбнулся:

  – Душ сегодня можно не принимать!

  Я засмеялась и легонько ткнула его кулачком:

  – Ты невозможен!

  Затем пошла в ванную комнату и умылась. Когда я зашла, отец снова читал газету, подойдя к нему я чмокнула его в щеку:

  – Мне нужно зайти к заведующему.

  – Иди, конечно! Он хороший парень.

  – Ты о чем?

  – Я видел, как он смотрел на тебя! Ты ему нравишься!

  – Господи, папа! Что ты такое говоришь, он меня второй раз видит. Я сомневаюсь, что он вообще смотрел бы на меня, если бы не деньги, которые мы платим за лечение.

  Отец улыбаясь покачал головой:

  – Ничего ты еще не понимаешь! Я знаю этот взгляд. Сам когда-то также смотрел на твою маму, когда она не видела: Знаешь, а он мне нравится!

  – Папа! – я махнула ему и вышла.

  'Бред какой-то!'. Сказала себе я и пошла искать кабинет якобы влюбленного в меня заведующего.

  Я сидела напротив Александра Штольца. Он начинал было разговор, но у него постоянно звонил телефон. Он извинялся и начинал разговаривать по телефону. Я же от нечего делать, разглядывала его и его кабинет. Александр уже не казался мне таким уж рыжим и худым. В нем была какая-то утонченная интеллигентность. Я обратила внимание на его длинные тонкие пальцы с гладкими аккуратными ногтями. Таким пальцам позавидовал бы любой пианист. Когда он разговаривал, то слушая собеседника наклонял голову, как бы пытаясь понять и почувствовать то, что пытались донести.

  Наконец, он перестал разговаривать и отодвинул телефон. Видя мое пристальное внимание, он немного смутился:

  – Простите, меня! Работы много!

  – Понимаю.

  – Так, о чем я хотел поговорить?..

  Я терпеливо ждала:

  – Ах, да! Я хотел узнать. Удалось ли вам уговорить своего отца пройти обследование?

  Я покачала головой.

  – Жаль! Я сегодня звонил одному своему коллеге. Он один из самых лучших в нашей стране онкологов. Через 2 недели он прилетает сюда на семинар. И я попросил его, дать вашему папе консультацию.

  В моей душе ожила надежда:

  – Правда? Это было бы здорово! Даже и не знаю как вас благодарить!

  Он смутился:

  – Что вы!? Какие благодарности!

  Я готова была прыгать от радости:

  – Спасибо, доктор! Я постараюсь его уговорить! А вот после маминой операции, мы наляжем на него вдвоем и обязательно уговорим его!

  Он улыбался, глядя как я ерзаю на месте:

  – Можно просто Александр! А то доктор, звучит как-то страшновато!

  Мы улыбнулись друг другу. Он смущаясь произнес:

  – Ваш отец очень гордый мужчина, который не любит чувствовать себя кому-то обязанным, поэтому скажите ему, что осмотр будет проводить врач из Красного Креста – это бесплатно. Думаю он согласится, а потом в случае если нужна будет операция, мы также что-нибудь придумаем.

  Затем я встала и протянула ему руку:

  – От всей души благодарю вас Александр!

  Он пожал мою руку.

  – Я очень рад был вам быть полезным!

  Мы мило попрощались и я счастливая от него ушла, про себя посмеявшись над словами отца. Я же сама видела глаза Штольца когда мы разговаривали. Он просто был хорошим и внимательным человеком, но любовью ко мне там и не пахло.

  Я решила заехать на работу, чтобы узнать как там обстоят дела и заодно пообщаться с Розой. Мне не хватало ее, потом мне нужен был дружеский совет.

  Роза увидев меня бросила работу, а ей оказалась жженая перекисью блондинка.

  – Девочка моя! – Роза тепло обняла меня. – Ну как ты?

  Я только хотела начать жаловаться на жизнь, как блондинка подала голос, который оказался таким же противным, как и ее белокурые пакли:

  – Нельзя ли сначала закончить работу, а уж потом чесать языки?

  Роза взглянула на нее как на червяка, который внезапно заговорил:

  – Нет, ты видишь, какая публика пошла? – она подошла к блондинке и повернув той лицо, начала яростно его красить. – Сидите, дамочка, скоро закончим.

  В этот момент зашел Рамирос:

  – Мария! Детка! Ну как ты?

  – Нормально! Я только что с больницы. Если все будет нормально, моей маме на следующей неделе сделают операцию.

  – Это очень хорошая новость! – Рамирос сел на один из стульев. – Я слышал у тебя подруга умерла. Может быть чем помочь?

  Я покачала головой.

  – Спасибо, не нужно. Уже все сделано.

  Повисла неловкая пауза. Роза докрасила блондинку:

  – Все! Вы готовы!

  Блондинка близоруко всматривалась в зеркало, затем протянула руку и взяла очки. Она водрузила их на нос и уставилась на свое отражение.

  – А почему так бледно?

  Роза всплеснула с руками. Мы с Рамиросом еле сдерживались, чтобы громко не рассмеяться.

  – Бледно!? – у Розы в этот момент поднятые от удивления брови были чуть ли не на затылке. – Как это бледно?

  Блондинка крутила головой как китайский болванчик:

  – Бледно, говорю! У меня же глаз не видно! А где мои губы, я их практически не вижу!

  Мне казалось, что Роза сейчас ее чем-то огреет, поэтому я попыталась вмешаться:

  – Зря вы! Вам очень идет!

  Блондинка повернулась на меня и пропищала:

  – Разве это кому-то может идти? Я такая бледная, что если меня посадят на фоне светлой декорации, то я с ней сольюсь!

  Она достала косметичку и начала подкрашивать губы оранжевой помадой. Роза не удержалась:

  – Милочка, если до этого вы как говорили выглядели бледно, то сейчас вы будете выглядеть как стена после нашествия сумасшедших граффити. Не вздумайте кому сказать, что я вас гримировала, а то моей репутации конец! – Роза начала складывать свои инструменты. – И еще, купите себе новые очки, потому как в старых вы похоже ни хрена не видите!

  В это время блондинка нанесла на себя такой боевой раскрас, которому позавидовал бы любой каманчи.

  Роза посмотрела на нее. На блондинке был толстый слой румян, от которого она казалась похожей на клоуна. Роза не выдержала:

 &nbsnbsp;– Конечно, ма! Идемте, мисс!

p;– Эх, красотка! Давай хоть ровно что ли сделаю, а то ты как тыква в кустах в моей бабушки – один бок зеленый, другой оранжевый.

  Роза взяла кисть для нанесения румян и начала 'выравнивать' лицо счастливой блондинки. Когда гример закончила, та посмотрела на себя в зеркало и счастливо воскликнула:

  – Супер! Дай телефончик, если что, позвоню!

  Роза протянула ей визитку:

  – Звони, моя ты : яркая!

  Блондинка напевая, вышла из кабинета. Роза устало опустилась на кресло и скинув босоножки протянула ноги.

  – Ты подумай! Я ей сорок минут интеллигентное лицо делала, а она его за пять минут превратила в ярмарочный балаган в воскресный день!

  Она покачала головой:

  – Нет! Уйду я из этой работы! – и она подняла палец. – Вот увидите уйду!

  Рамирос улыбнулся, показав все свои не очень ровные зубы.

  – Ну куда ты старушка моя пойдешь? Если только улицы подметать.

  Роза буквально подпрыгнула:

  – Сукин ты сын! Да я вперед тебя работу найду, если нас отсюда попрут.

  Рамирос тоже не остался в долгу и сказал ей пару колкостей. Между ними завязалась перебранка. А я сидела и думала: 'Как же мне хорошо, и как мне их не хватало!'.

  Наконец они выдохлись и замолчали. Я спросила Рамироса:

  – Ну как там дела на любовном фронте?

  Он покачал головой:

  – Пока не очень, но я надежды не теряю! – он хитро улыбнулся. – На днях познакомился с ее бабушкой.

  – С кем? – мы с Розой воскликнули в один голос.

  – Старухе уже наверное за восемьдесят, – у Розы глаза стали идеально круглой формы.

  Рамирос ухмыльнулся:

  – Скажешь тоже, восемьдесят: Ей через неделю будет восемьдесят пять! – он промолчал, а потом одарил нас хитрым кошачьим взглядом сказал. – И я приглашен на ее юбилей!

  – Как? – это уже не удержалась я. – Как тебе это удалось? Не успел ты с ней познакомиться, как ты уже приглашен на семейное торжество?

  Роза сказала:

  – Только не говори, что ты охмурил старушку-одуванчик?

  Он улыбался, подкручивая свои усы:

  – Дело было так. Следя за своей Лючией, я узнал где живет ее бабуля. Дальше было все просто. Нашел пару пацанов и дал немного денег. Те своровали у старушки сумку, а я ей ее вернул!

  – Ну ты и фрукт, Рамирос! – Роза так качала головой, что все ее кудряшки на голове буквально плясали. – А ты подумал, что было бы, если бы старуха дала бы дуба, из-за такого стресса? А?

  Рамирос потер руки:

  – Ты не видела это как ты сказала "одуванчика". Она отбивая сумку, так огрела одного парня, что мне пришлось ему платить двойную сумму. Тот клялся, что у него легкое сотрясение!

  После этих слов, я начала смеяться так, как не смеялась уже давно. Видимо, из меня выходил накопившийся стресс, потому как из глаз текли слезы, а все лицо болело от смеха. Роза тоже смеялась своим раскатистым смехов вместе со мной. Лишь Рамирос сидел и улыбался как довольный кот, которого хозяйка до отвала накормила деликатесами, почесала живот и отправила греться на солнышке.

  Наконец, я смогла успокоиться и расспросить его дальше:

  – А дальше? Ты вернул благодарной старушке сумку и она расцеловала тебя в обе колючие щечки?

  – Если бы все было так просто! У старушки должен сказать прескверный характер. Она меня отчитала, что я их недостаточно хорошо поколотил, потом, узнав что я не сдал их в полицию, чуть не отлупила меня. А потом 'разрешила' подвезти себя до дома. А там, я еще чинил ей кран, ручку двери и перила на втором этаже.