Текст книги "Доля-не-доля (СИ)"

Автор книги: Лариса Львова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

   Колдун расшвырял книги на столе. Отыскал тёмно-малиновый увесистый том. Подумал и, взмахнув рукой, закрыл зеркальную поверхность непроницаемым пологом. Теперь он станет подозревать всех. Даже Нелу. Кто знает, на что способно это порождение его фантазий и материи, в которой застывает прошлое. Верховный не сомневался, что зеркальная девушка возникла, когда его воспалённые мысли напитали жизнью бесплотный дух, каким-то чудом удержавшийся во временном междумирье.

   Застыл над книгой. Да ... По мысли безумца, каждый человек урвал силы от первородного камня. Допустим, он прав. Это означает, что среди нечистых скотоводов и невежд может появиться тот, кому без надобности знания и длительные тренировки. Опаснейшие бесконечные испытания. Кто-то, от рождения способный влиять на предметы и людей. Чуть ближе к камню – и он приобретёт невиданное могущество. Сможет потягаться с ним самим. Верховный встал и заметался по комнате. Какая-то мысль томила близкой разгадкой, а потом ускользала ... Подворья ... камень ... Колдун будто обезумел. Этот мальчишка, что упокоил мумию ... Умер, не вынеся испытания болью? А если не умер?..

   Глава девятая

   Весь вечер Гилана провертелась, как на иголках, всё ждала, что обман раскроется. Вот-вот распахнутся двери и ворвётся стража. Её потащат на муки и смерть в подвалы одной из башен. Ночью уснуть не могла – мерещились каменные застенки. Вспомнились пытки, о которых среди служек легенды ходили. Когда поняла, что выпад против Верховного колдуна удался, ещё тяжелее стало: толку-то в первом шаге, если второй сделать боязно. Но теперь до ужаса, до знобкого отвращения не хочется оставаться в жутком колдовском гнезде, быть рабой безумцев в серых плащах. Книга безымянного ученика словно засовы с городских ворот сняла. Теперь нужно собраться с силами и распахнуть металлические створки. И она знала, как это сделать. Сама дивилась силе, которую пробудили в ней записи сгинувшего подростка. Может, жив он? Навряд ли, если Верховный их прочёл. Гилана усмехнулась: пусть теперь попробует открыть книгу. Добраться бы до Главной башни ... Что делать с Байру и тёткой ... мысли свились в клубок, и под утро девушка провалилась в сон.

   Побурела осока, болотные кочки почернели. В корзинке – алая россыпь крупной ягоды. «Умница внучка, добытчица», – похвалит бабонька, когда Гилана вернётся из первого самостоятельного похода в лес. Девочка ловко отматывала петли незримой для других тропинки. Ой, чудно -то как! Будто лунный отблеск средь бела дня. Осторожно назад шагнула, вгляделась. Там, за сухим, выше головы, травяным лесом – зелёный островок. Шелковистый, ласковый. Как если бы и не было осенних холодов. А цветок ... Глаз не отвести! Один почему-то. Наверное, от случайно принесённого ветром семечка. Бабонька рассказывала, есть за Горой такие – с лепестками белее снега, ароматом слаще мёда. Она ещё что-то говорила ... Не вспомнить, уж очень хочется взять в руки диковинный венчик, поднести к лицу, почувствовать дыхание цветка ...

   – Не трогай, Гилана! – откуда-то издалека, словно из забытых снов, донёсся бабонькин голос.

   Девочка остановилась. Чёрная холодная вода уже по колено. Но с тропки ещё не сошла – ноги почву чувствуют.

   Чуть в стороне будто бубенчики прозвенели. Гилана не удержалась, глянула.

   Уже два бутона еле заметно ей кивнули. Красота-то какая!

   Закачалась на воде корзинка, потянуло её в сторону. Не до ягоды сейчас. Снизу нет спасительной тверди. Ну и что? Гилана поплывёт. Выберется на островок и прикоснётся к цветку.

   Мутная, пузырящаяся вода почему-то не держит.

   Плотный ледяной слой из глубины поднялся, обхватил ноги, повлёк в жадную бездну.

   Рванулась девочка что было сил, но где ей совладать с почуявшим добычу болотом!

   – Бабонька ... – только и смогла позвать Гилана.

   – Не бойся. Шагай вперёд. По сторонам не гляди, – раздался голос в голове.

   Гилана от удивления бояться болотной пасти перестала. Высвободила ладошку, глаза отёрла.

   Сквозь мутные вонючие потёки – коридор какой-то. Осока, кочки, жидкая грязь в туманную зыбь свились. А в конце – яркое многоцветье осеннего леса.

   И девочка шагнула.

   Злобно фыркнуло позади болото, обдало своим нутряным смрадом.

   А Гилану будто из трубы вытолкнуло. Оглянулась – ну всё как поутру, когда она только через болото идти собиралсь. Так же утка из осоки взлетела, крякнула предостерегающе. И корзинка пустая. Только вот сапог нет, и вязаные чулки залубенели от илистой жижи. Поплелась домой.

   Бабонька даже поговорить с внучкой не захотела, не то что пожалеть. Ещё из сеней вытолкала, деревянную шайку с колодезной водой под забором поставила – мойся. Костерок во дворе развела, грязную одежонку пожгла. А воду после мытья за забор выплеснула. Закутала девочку в полотно и только потом в баньку повела. Там и сидела Гилана, пока сухой жар мелкую дрожь из стылого тела не прогнал.

   – А там, на болоте-то ... Что было? – спросила внучка. И тотчас зубы лязгнули – вспомнился ужасный холод топи, чуть не ставший её могилой.

   – Охотились на тебя, дурочку. Кровушки сладкой, детской болотные хищники захотели. Этого я не прощу.

   – Бабонька, ты так говоришь, будто там была. Но ведь ...

   – Чтобы видеть тебя, мне следом ходить не нужно. Или позабыла, чему я тебя учила?

   – Я про коридор. Как ты его сделала?

   – Сотворила. Мала ты ещё для таких заклинаний. Глупа. А подрастёшь, так, станется, и негожа будешь. Много силы нужно, знаний. А у тебя из головы всё сыплется. Рассказывала я тебе про морок болотный. Оказалось, попусту.

   – Ба-а-бонька ... – разревелась девочка. Не от своей вины, пережитых страхов да бабкиной суровости. От того, что не узнает, как из одного места в другое по чудесному коридору ходить можно.

   Старуха внимательно на внучку посмотрела, словно мысли под копной смоляных волос прочитала. Смягчилась:

   – То, что было, и то, что сейчас есть, тропинку напоминают. Так? – бабка выложила на столе дорожку из сухих бобов.

   – Да ...

   – Знаю я слова, которые эту тропинку в круг свести могут, – старуха ладонью сгребла зёрна и продолжила: – Найди, где прошлое и настоящее. Вот этот боб – ты на болоте. Но рядом другой, с которого, положим, ты из леса вышла. Понимаешь? И таких тропинок много.

   – Значит, вернув то, что было, можно изменить то, что есть?

   – Можно. Но нельзя. Чего глазёнки-то вытаращила? Наши дорожки ведь с чужими пересекаются. Изменишь свою – и другие перекосятся.

   Гилана проснулась. В ушах ещё словно звучал бабонькин голос. Раньше она плакала по ночам, вспоминая суд. И казнь. И невесомые хлопья на своём лице, когда колдуны взмахом руки испепелили единственного родного человека. Всё время терялась в догадках: как могла позволить почти всемогущая бабка взять верх над собой? Но только сейчас поняла, что судьба великой знахарки и ведуньи решилась, когда она вытянула внучку из болотной топи. Ну что ж. Теперь её очередь «перекосить» городской мир. Чем бы это ни закончилось.

   Гилана и Байру одновременно вышли из своих комнат на робкий оловянный звук из кухни. Бледная до синюшности и непривычно вежливая тётка выставила на стол скудный завтрак. Девушка с показным отвращением отвернулась и присела у окна. Байру накинулся на хлебцы, и, когда исчезли последние крошки, с несмелой жадностью посмотрел на тарелку. Не пропадать же девкиной доле, раз в неё хлеб не лезет?

   – Ешь, чего уж там, – сказала Гилана, спиной ощущая тёткино бессилие. Не посмеет возразить. А посмеет, так ...

   – Сегодня все остаются дома, – через силу, дрожащим голосом, попыталась распорядиться женщина. Словно боялась остаться со служками. – Выходить на улицу запрещено. Что-то произошло за воротами.

   Девушка сначала злорадно вслушалась в испуганные речи, а потом призадумалась. На руку ей это. Хоть и странно – впервые за то время, что она провела в Городе. Встала и тихо, но веско произнесла:

   – Иди в свою комнату ... мальчик.

   Негоже служкино имя при тётке произносить. Мало ли чего ... А теперь первый бой в открытую.

   Едва хлопнула за обрадованным ребёнком дверь, как девушка резко повернулась к хозяйке. Тяжело посмотрела в глаза, прислушиваясь к частому и неровному дыханию. Женщина медленно попятилась и, коснувшись спиной стены, замерла. Попыталась встретиться взглядом с Гиланой, но не смогла. Осела на пол, расстёгивая глухой воротник нижней рубахи. На шее вздулись жилы, с подбородка закапал пот. Девушка чуть двинулась на неё, но тётка прохрипела:

   – Не надо ... Твоя взяла ...

   – Поздновато ты это поняла, – прошептала Гилана и вдруг щёлкнула пальцами.

   Женщина сомкнула глаза и заснула. Рот приоткрылся, тягучая слюна на рубашку закапала.

   – Пуста я ... всё отдала ... помилуй, позволь жить ... делать буду, что прикажешь, – послышалось невнятное. – Гад смердячий. Знаю твоё имя. Своего часа дождусь ... Агила не прощает ...

   – Занятно, очень занятно. Я ещё вернусь, Агила. И тогда ты расскажешь всё, – пробормотала девушка и стянула с тётки платок. Подхватила её плащ с крючка под полкой. Торопливо вышла.

   – Куда ты, Гилана? Я с тобой, – заныл Байру из приоткрытой двери. – Не хочу тут один ...

   Гилана повернулась к мальчику. Её лицо оплывало и подёргивалось, кожа грубела и спекалась морщинами прямо на глазах. Ребёнок вскрикнул и спрятался в своей комнате.

   – Сиди у себя и не высовывайся. Я вернусь за тобой, – прозвучал из-за разбухшего дерева голос девушки.

   Байру скорчился у двери. Он будет ждать. Он дождётся.

   Женщина торопливо шла по улице. Сначала – к маленькой лавчонке у самых ворот. Как сделать так, чтобы её увидело как можно больше народу в полупустом по обыкновению городе?

   Закрыто.

   На бешеный стук из зарешёченного крохотного оконца раздался испуганный голос хозяина:

   – Чего стучишь? Открывать не велено.

   – Новый служка разболелся. Молоко нужно и мёд. Открой, заплачу хорошо.

   – Это ты, Агила ... Не могу. Не велено. Да и хватит баловать своих жильцов.

   – Помрёт служка. Пыли, наверное, наглотался. Той, что у башни-библиотеки бывает. Сам знаешь, откуда она – из праха человеческого.

   – Не открою. И донесу, что уж очень ты о мальчишке печёшься.

   – Не надо. Ты прав, пойду я, – с притворным ужасом сказала женщина в окованную металлом дверь.

   – Всё равно донесу, что запрет нарушила. Может, простят. Ступай.

   Когда свернула за угол лавки, открылись ставни высоко расположенного окна. Под ноги шлёпнулся бараний пузырь, перевязанный кожаной бечёвкой. В нём бултыхнулось что-то чёрное.

   – Агила, это заговорённая кровь. Не спрашивай, откуда. Намажь мальчишку, он заснёт. Навсегда. Только так сама спасёшься. Знаю точно. О тебе спрашивали.

   Окно захлопнулось.

   Женщина подняла пузырь. Холодный, как из проруби. Руки сразу заломило. Знать бы ещё, кто эта доброхотка. Может, приятельница Агилы? Но весьма вероятно, что враг. В этом Городе никому нельзя верить. Приберечь отраву на всякий случай ...

   Каждый шаг к Главной башне давался с трудом. Тянули назад прежние страхи и неуверенность. Колдуны – это не слабая запуганная Агила. Маловато сил и знаний. Но ждать другого подходящего случая нельзя. Была бы одна ... Так Байру навязался ... Погибнет ведь несмышлёныш, все опасности не предусмотреть. Если уж Город убил её безымянную подругу, то слабому мальчонке вовсе не выкарабкаться. Гилана посмотрела в вечно сумрачное небо, содрогнулась. Всё бы отдала за ласковую бездонную синеву, за пухлые розовощёкие облака на закате. За мир, оставшийся за воротами, – суровый, но свободный. Но как тяжелы первые шаги к этой свободе ... А ещё тяжелее думать о её цене.

   Дверь в башню чуть заметно светилась. Ясно, подстраховались серые. Гилана посмотрела на свои ладони. Выпуклые мозоли, шрамы без числа. Сможет ли израненная кожа пропустить её силу? Ну что ж, узнает, когда попробует.

   Девушка вытянула перед собой руки. Сосредоточилась.

   В кончиках пальцев появилось покалывание. Ещё усилие.

   Руки запылали. Больно. Что-то она делает не так.

   А если бросить этот жар вперёд? Как в детстве бросала мяч, сшитый из кожаных обрезков и набитый травой?

   Громкий хлопок, запах гари. На двери задымилось обугленное пятно.

   Нет, так нельзя. Гилана воровато оглянулась: вроде никого.

   Представить, что в руках меч. Звук мощного замаха, тонкий и смертельно опасный.

   Вот лезвие входит, как в масло, в дверную толщу. Со скрежетом рвёт металлическую окову.

   Как страшно кружится голова. Нет, она не удержит меч. Не вынесет напряжения.

   Девушка опустила руки. Они дрожали, как тогда, в подземелье, когда она пыталась выбраться из-под завала.

   Перед нею всё та же охраняемая заклятием дверь. Значит, всё напрасно. Зря терзала себя. Пуста, как говорила несчастная Агила.

   Вечный уличный сквозняк усилился и сдул со щёк обильные слёзы.

   Впереди что-то бухнуло. Это упала вырезанная вместе с косяками дверь.

   Все страхи разом вместе с пылью на каменные плиты осели. Гилана весело башню вошла. Огляделась. На полу в нескольких местах – вмятины от бесчисленного скобления. Ох, знакома ей эта работа. Впитывается кровушка в невидные глазу каменные поры. Гораздо выше головы, на стенных монолитах – радужные разводы в ореолах окалины. Сама не видела, немногословные служки изредка роняли, что это от летучего огня бывает. Ступила на винтовую лестницу. Как найти покои Верховного среди муравьиных коридорных ходов? Их и за тысячу лун не обойти. Вспомнить бы, что бабонька когда-то рассказывала – «чтобы видеть, следом ходить не нужно». Закружились воспоминания о колдуне – едкая вонь от чёрного плаща. Животный страх от взгляда из-под век без ресниц. Ощущение смертного холода, как от болотной топи. И тотчас с верхнего пролёта жуткой мерзлотой потянуло. На цыпочках, неслышно девушка взлетела по ступенькам выше. Вздохнула-выдохнула и точно в камень себя обратила. А у истукана ни страха, ни слёз не бывает. Смело в темноту двинулась.

   И сразу во что-то носом ткнулась.

   – Кто ты? – проскрежетало над ухом.

   Ах, нет – и истуканам иногда так боязно, что зубы стучат. Человек перед ней или колдовством сотворённый страж?

   От смрадного дыхания из когда-то развороченного и нелеченого нутра затошнило. Человек.

   – Служка? Тебе здесь не место. Кто вызвал?

   Девушка вскрикнула от внезапной головной боли. Будто раскалённой спицей в мозгу ковырнули. Потом навалилась слабость. Упасть и не двигаться ...

   – Я ... вот ... – еле промолвила Гилана и вынула из рукава бараний пузырь с чёрной кровью.

   Серый плащ отшатнулся:

   – Убери. Скорее!

   Вот как?.. Боишься, значит. Протянуть бы мгновение да выяснить, чего боишься. А уж тогда ... Сделала вид, будто прячет пузырь, а сама его в кулаке зажала и рукавом прикрыла.

   – Кто тебе приказал мёртвую кровь сюда принести? Для кого? Не слышал, что кого-то к обратному переходу приговорили. Отвечай!

   Так всё рассказать захотелось, аж язык и губы зачесались. Но слово «переход» насторожило. Он-то Гилане известен. И тела убирала после, и плиты скоблила. А обратный переход ... Сейчас проверим.

   – Хозяйке Агиле кто-то велел, а она занедужила, вот меня и послала ... – зачастила девушка, незаметно приближаясь к колдуну.

   Эх, крепка завязочка, ногтём не сколупнуть.

   – Агила? Занедужила? Тебя послала? Вздор! Правду говори!

   – Да ... – прошептала взмокшая от напрасных усилий Гилана, – я скажу правду ... сейчас. Уже говорю!

   Швырнула пузырь в лицо колдуну и мысленно его в полёте проткнула.

   Растеклась чёрная жижа по серому капюшону, разъела ткань. Тонко, как раненый заяц, заверещал колдун. Навзничь упал.

   Девушка не стала дожидаться, пока он перестанет дёргаться. Но оглянулась: в спину воздушная волна ударила, да и дух отвратный пошёл.

   На плитах серым кругом прах размётало, в центре – плащ без тела.

   Вот тебе и обратный переход. Жалко, что вся отрава разлилась.

   Гилана пузырь осторожной щепоткой прихватила за чистую поверхность, подняла и в край хозяйкиного плаща увязала. Не много крови внутри осталось, но в её деле любая малость сгодится.

   Ледяной сквозняк привёл девушку к огромной двери. Она не светилась – пламенем разила от наведённых охранных заклятий. Такую мечом рубить – всю стену обрушишь, увернуться не успеешь. Валяться ей с разбитой головой и переломанными костями на каменных плитах нижней площадки. Тут нужно что-то другое. А не поможет ли снова мёртвая кровь? Вдруг обратный ход колдовству даст? Девушка узел распустила и выдавила из пузыря тягучие капли. С силой в дверь бросила.

   Сначала будто издалека вопль послышался.

   Темень вокруг сморщилась, завибрировала. Ещё ярче вспыхнула дверь и погасла. Лишь кое-где синие язычки промелькнули.

   Толкнула Гилана створки. И остолбенела.

   Ну и мерзкие же у Верховного покои. Точно каждый день с кем-то сражался. Следы летучего огня сплошь потолок расписали. Окна без стёкол, но сырой туман, гуляющий за ними, в жилище колдуна не заглядывает. Только один из слоёв приблизится, как тотчас отплывает, словно в испуге. Про стены и пол говорить нечего. Изрублены-изрезаны. А кое-где вроде следы гигантских зубов. Порядок только на книжных полках. Да зеркальная стена чистотой сияет.

   Девушка дотронулась до раскрытой книги на столе.

   И сразу в ушах властно и значительно чей-то голос зазвучал. Доказывал, что мир на части не делится. Нельзя жить на одной стороне. Взволнованная Гилана не дослушала, книгу захлопнула. Подняла какую-то тряпку, на столе разложила. В неё она увяжет несколько томов, с собой унесёт. Кроме той, что в зелёной обложке. Её рукописные строки Гиланой до того запутаны, что она сама уже ни в чём не разберётся. Да и нужды нет – каждое слово в её сердце. Другой том взяла. «Предки всемогущие ...» – всплыли в памяти бабонькины слова, до того противно стало. Кто-то рассказывал, как мёртвых можно воскресить. Целое тело и его части. Нет, эта книга ей точно без надобности. Сколько же их здесь! Трёх человеческих жизней мало, чтобы всё перечитать! Гилана к полкам подошла. Сжала виски, застонала. Многоголосый хор чуть голову не взорвал. Поняла: люди, тома написавшие, давно мертвы. Заплатили жизнью за знание. Почти всегда по своей воле. И никогда – под давлением чужой. Что же вело их от одного опасного опыта к другому? Обидно за безымянных творцов колдовских чудес. Их труд присвоен Верховным. А может, не только труд? Скорее всего, они умерщвлены колдуном. Как же разобраться, какие книги ей нужны в первую очередь?

   – Книги тебе не помогут. Только я ... – раздался мелодичный, словно из птичьих трелей и ласковых колыбельных сотканный голос.

   Глава десятая

   Гилане будто за ворот холодной воды плеснули. На миг даже сердце стучать перестало. Повернулась, как только дышать смогла.

   С зеркальной стены ей улыбалась девушка. Русые волосы, льдисто-зелёные глаза. Как будто с одного из подворий сошла. Чужачка. Ещё до гибели ведуньи их, бабку и внучку, так называли – чужачки. Да, пришлыми они были. Откуда и почему – запретные вопросы. Гилана не знала, а бабонька молчала. Доставала иногда из маленькой укладки, обтянутой кожей, странную одежду – рубаху длинную, затейливо расшитую, да кафтан без рукавов. Цвели на нём невиданные растения, а среди них сновали диковинные птицы.

   Гилана другой раз вздрогнула: рубаха белокурой чужачки была точь-в точь такой, как та, в которой бабонька свои слёзы ночные от внучки прятала.

   – Кто ты? – спросила девушка и слов своих от волнения не услышала.

   – Не видишь разве? Человек, – рассмеялась чужачка. – Пленница, как и ты. Только не Города, а шлифованного камня. Уж не знаю, что хуже.

   – Рубаха ... – Гилана потянулась рукой к зеркалу.

   Чужачка напряглась, словно лиса перед прыжком.

   Девушка дотронуться до камня не решилась, попятилась.

   – Нелой меня зовут, – разочарованно вздохнула зеленоглазая. – Чего испугалась-то? Я тебе не враг. Помочь могу.

   – Рубаха ... – не услышала её взволнованная Гилана. – Такая же у бабоньки была ... Откуда ты?

   – Не о том спрашиваешь. Откуда ... Того мира, поди, уж нет. Хотя что там про бабкину рубаху говорила?

   – Ведуньей бабонька была. Но ...

   – Казнили её, – закончила Нела. – Ясно. Таких никогда не жаловали. Да что там не жаловали, смерти предавали.

   – Колдуны городские?

   – Да не было ещё Города, когда я во внешнем мире жила. И серых колдунов тоже. Единый был народ.

   – Так ты здесь долго? А почему ты такая ... светленькая? Как и все на батрацких подворьях? Мы-то с бабонькой – видишь? – и Гилана сряхнула капюшон, освободила от жалкой перевязки чёрную косу. – Все нас сторонились из-за этого. Тёмных глаз боялись. Но за помощью шли.

   – Долго? Да я здесь вечно, – Нела снова рассмеялась, но так невесело, что Гиланино любопытство пропало, как лужица дождевая под солнечными лучами. – Трёх Верховных видела, а до них – разных безумцев. Хотя каждый из Верховных тоже сумасшедший. Вот Дилад только был разумней. И добрее. Но исчез. А после него явился этот ...

   – Ты с ними говорила?

   – Вот недогадливая-то. Я вроде есть, но в то же время меня нет. Первый Верховный не нуждался в ком-либо. Любая чужая мысль для него что путник в болотной топи – без следа пропадала. Как с таким поговоришь? Вот и молчала весь его век, покуда он сам себя не упокоил. Дилад рассуждать любил. Спорили по вечерам, а ему казалось – с выдуманной Сутью мира беседует. Так и не захотел увидеть лица того, кто ему отвечает. А нынешний ... Вот он-то и вызвал меня из каменных застенков. Но за другим.

   – А я? Тоже тебя вызвала?

   – Можно и так сказать. Поверь, я помочь могу. Но и ты меня без поддержки не оставь.

   – Путается всё в голове. Да и времени нет. Догадываешься, зачем я здесь?

   – Я знаю всё с того мига, как Верховный принёс испорченную тобой книгу. Бедный Найдёныш. Страшную смерть принял за оставленные знания. Но хоть не напрасно. Я вот зазря в камне томлюсь. Послушай, ты ведь можешь, как хозяйка твоя, в чужие мысли и память проникнуть – у Найдёныша прочитала. И менять их можешь. Подойди ко мне. Боишься ... Ну хорошо, попробуй хоть издали.

   Гилана противиться не стала.

   Глаза девушки расширились, и покои Верховного словно таять стали. Лёгкие сизые язычки дыма потянулись к зеркалу, обволокли его.

   – Как можешь говорить такое, Нела? – щуплый черноволосый паренёк от возмущения даже отошёл от подруги на шаг. – Нельзя первородный камень трогать. Предками, с небес его встретившими, завещано. А ты расколоть хочешь.

   – Да пойми, Ирик, будет ещё хуже – скроют от людей святыню. Оберегать будут. А животворную силу как милостыню выдавать. И не всем, а кому пожелают охраняющие. Вспомни: пришёл староста за дождём – его даже слушать не стали. Почему? Хлеба им выдали, как детворе, не пахали ведь и не сеяли. Обиделись. Отомстили. Не выжить скоту после такого сухого лета. Теперь сами голодать будем. Но к камню лучшее зерно унесли.

   – Так там же день и ночь народ толпился – кто по делу, а кто от безделья. Исчезать сила стала. Страшно подумать, что случится, если не охранять ...

   – Кто тебе сказал, что сила, всему миру дарованная, уменьшилась? Охраняющие? Не верю им.

   – А про Итвара что скажешь? Это тот, кто мог из земли воду вызвать? Напал на него зверь лесной, кости поломал да нутро подавил. Кровь чёрная ртом шла, все знахарки отступились. Мать его к камню кинулась, пропустили её. Не помогло. Истощается сила. Не охранять – так и народу не выжить.

   – Вот как? А ты подумай: с чего бурый зверь, который никогда из чащи не выходит, вдруг на пастбище забрёл? Почему на Итвара, который не только воду из глубин поднимал, но и мысли читать умел, набросился? А он и зверей понимал. Но не смог угадать, что бурый нападёт.

   – Да больной зверь был. Как его рогатинами закололи, истлел. За луну одна расползшаяся шкура осталась.

   – Вот-вот. Или была гнилая шкура давно сдохшего зверя, а потом её подняли. И вдохнули ненависть к человеку, который и без ползания по камню силён был. Как мать и весь его род.

   – Тебя послушать, так охраняющие во всём виноваты. Какая им выгода?

   – Ты точно дитё малое. Чем слабее и беспомощнее люди, тем больше почёта, зерна и скота у того, кто безотлучно у камня сидит и не работает.

   – Но ведь они лечат. Грозу останавливают.

   – Не оспоришь. Пока лечат, избёнки да пашни наши берегут. Немудрено, поди, это делать, коли от камня не отходишь – прибывает силушка. А вот во что она выродится? Может, уже ... Болезни появились – Серая немощь и Чёрная язва. Кто первый умер? Назвать по именам? Лучше так – Итворова мать, которая любую рану заговорить умела. Его дядька, в темноте и сквозь землю видевший.

   – Хватит, Нела ... Я тоже родственник Итвару. Скажешь, и до меня доберутся?

   Девушка подошла к Ирику и отвела от чёрных обидчивых глаз смоляные кудри:

   – Пусть только попробуют. Ты всё угодить пытаешься. Взглядом сухую траву поджигаешь, тешишь бездельников. Родовому наречию обучаешь. Привечают вроде тебя. Только скажи, отчего так с тела спал? Почему не смеёшься больше? Ко мне вечерами не приходишь? Захворал?

   Ирик досадливо отстранился:

   – Некогда мне ... нужно записать всё, что знаю. Сама только что говорила, последний я в роду. Есть, конечно, ещё за Горой наши ...

   – Скажи мне, Ирик, на каком наречии ты пишешь? Только честно, как перед ликом Предков. На родовом?

   Ирик глазами сверкнул, и рядом с девушкой вспыхнула сухая ветка. Прочь бросился:

   – Не буду слушать тебя! Сам всё спрошу!

   Нела умоляюще закричала:

   – Не нужно, Ирик! Погубишь себя и меня ...

   Но только удалялся шум от заломанных со злости хворостин.

   Всю ночь девушка не спала. Как только серый рассвет добела вылизал полную луну, решилась. Встала тихонько, вытащила из подушки женихов подарок – рубашку, вышитую матерью Ирика для будущей невесты. Красивая рубаха. Но чудная. Когда наденешь – словно невидимой станешь. Нет, тело-то никуда не денется, только люди замечать перестанут. Да ещё вспоминать начнёшь, что с тобою вовсе не бывало: огонь небесный, раскалённый камень в тверди земной. И возмущённые недра, которые взбунтовались сначала, Гору вознесли, чтобы камень завалить. А потом успокоились. И жизнь народов возле камня. Вспоминать-то Неле всё некогда: то работа повяжет, то лес да речка увлекут. А то и звёздочки над прудом, на берегу которого она часто с Ириком сиживала. Но ничего, Нела всё вернёт: и жениха, и утраченную справедливость. Нужно всего лишь расколоть камень да по осколочку всем людям раздать. Тогда не можно охраняющим не кланяться. Да и работать все будут. И никто ей не помешает любить своего Ирика ...

   Гилана цеплялась за ускользающий мир, но её будто тянули назад – в смрадные колдовские покои. Очнулась. Зеркальная Нела к чему-то прислушивалась.

   – Неужели всё это с тобой случилось? А потом что? Про камень не спрашиваю – целёхонек и сейчас. Что с Ириком? И как ты здесь очутилась?

   – Потом. Я чувствую: Верховный скоро будет здесь. Разъярён и ранен. Решайся: поддержишь меня?

   Девушка, заворожённая грёзами, бросилась было к призрачной подруге, но остановилась:

   – Я с тобой. Но расскажи, что дальше будет.

   Нела от досады даже кулачками о камень застучала:

   – Экая ты твердолобая. Тела у меня нет. Столько времени ждала того, кто со мной поделится. И уж тогда я закончу то, что в своём мире не доделала.

   – Я не могу ... Как же я без тела?

   Подруга в отчаянии лицо ладонями закрыла. Потом заплакала:

   – Да всё при тебе останется: голова и руки-ноги. Просто мы вместе будем. Я – всего лишь мыслями в твоей голове.

   Гилана сначала обрадовалась. Потом отчего-то бабонькины слова вспомнила: «Не трогай, Гилана...» Но ведь она про болотный цветок говорила? А с Нелиными знанием и силой ей будет легче из Города вырваться, с Верховным потягаться. И всё же почему давняя детская история из головы не идёт? Видно, соприкоснулись те тропинки, которых видимо-невидимо между прошлым и настоящим нахожено. А если ... коридор? Попробовать можно. Тогда и Нела освободится, и Гилана сама собой останется.

   – Ну что же ты?.. Подойди ко мне ... – взмолилась из своих застенков Нела.

   Девушка стала бледнеть, таять, будто звонкую льдинку жаркое солнышко подтачивало. И уже не молодой голос, а шёпот обессиленный донёсся:

   – Говорила ж тебе ... Верховный меня вызвал ... Ранен он. Слабеет ... Не до меня ...

   Гилана решилась. Не успела бабонькины знания перенять. Самой до всего доходить надо. Девушка сосредоточилась. Вызвала из памяти все беды своей недолгой жизни, ужасную судьбу зеркальной подруги. Мир, тронутый серой колдовской плесенью. И ещё что-то пришло, чего Гилана осознать даже не смогла.

   Будто все ветра разом завыли.

   Тьма со светом перемешались.

   Гилана упала на выщербленные плиты. Судорога тело словно жгутом вытянула. Но во вращающемся пространстве возник коридор. В конце – бледная тень в зеркальной стене. Ну же, Нела, прыгай!

   Дышать нечем – воздух сгустился и плитой лёг на грудь.

   Какая-то сила будто тянула из неё жизнь.

   Не удержать коридор ... И он исчез.

   Гилана подняла голову. Волосы слиплись от пота. Шмыгнула носом – на полу заалели капельки крови. Как жалко Нелу ...

   – Встать не могу. И поверить тоже. Спасибо тебе ... великая ведунья.

   Рядом с Гиланой лежала исхудалая девушка с бесцветной кожей.

   – Нела?

   Подруга даже улыбнуться не смогла, только синие сухие губы слабо дёрнулись.

   Гилана подскочила – откуда только сила взялась – и подняла лёгкую, будто пёрышко, девушку. На лежанку колдуна положила.

   – Может, воды? Скажи, что для тебя сделать?

   – Ты всё уже сделала ... Теперь моя очередь ... Вот только встану ... Воды не нужно. У Верховного где-то там, – Нела нашла силы поднять полупрозрачную руку и указать на угол у двери, – кровь хранится. Заговорённая. Ты же её свойства знаешь? Дай мне ...

   – Предки всемогущие! Да эта кровь убьёт тебя! Сама в прах колдуна одного ею обратила.

   – Нет ... – Нела уже еле шептала, и Гилана наклонилась к девушке, чтобы расслышать. – Каково заклинание, такова и сила. И жизнь, и смерть в одной капле.

   – Я не знаю, как её заговорить. А проверять не могу.

   – Цель ... Что все заклинания, как не цель?

   Один миг девушка думала. Подошла к свалке каких-то предметов в углу, разворошила. Нашла металлический сосуд. Крышки не было.

   Нелино дыхание едва доносилось с лежанки.

   На помощь пришёл созданный мыслью меч, которым Гилана разнесла дверь в башню.

   Верхняя часть сосуда словно взорвалась. Маслянистая чёрная жижа забрызгала девушку.