Текст книги "Доля-не-доля (СИ)"

Автор книги: Лариса Львова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

   Над раненым проплывали сводчатые потолки, серое безоблачное небо. Носилки усыпляющее покачивались. Саднило горло, но боль воспринималась как бы со стороны. Словно он был разлучён со своим телом. Зато яростно ворочались мысли. Кто-то давно, в каком-то другом мире учил его: «Не показывай зверю, что боишься ... Нападай ... Береги оружие от чужого взгляда» Вот бы вспомнить ... Но он спрячет своё оружие. Никто не узнает о клинке, который создан из ненависти и желания жить. И ещё странные голоса повторяли издалека: «Велек ... Велек». Наверное, это имя. Чьё? Может, его? Сухие губы шевельнулись: «Ве-е-лек». Что бы ни значило это слово, он теперь будет так называть себя. И сразу стало спокойно и легко.

   В крохотной комнатёнке не было окон. Мальчика внесли и перевалили на лежанку. Тело безжизненно мотнулось. Ранки на шее закровили.

   – Тебе больно? – спросила серая тень.

   Велек молчал. Человек откинул капюшон. Синюшная кожа стянута желтоватыми рубцами. Серые глаза холодно, без сочувствия, смотрят на ребёнка.

   – Тебе больно?

   – Нет ... – язык еле шевельнулся во рту.

   – А так? – колдун чуть двинул рукой.

   Ноги словно пламенем опалило. Но Велек даже звука не издал. Ответил бесстрастным взглядом. «Береги своё оружие ...» Новая огненная волна. «Береги...»

   – Послушай, ученик ... – начал синелицый.

   Какой ученик? Это о нём? Велек старался дышать ровно, отходя от третьего болевого шквала в измученном теле.

   – Ты прошёл испытание. Впереди другие. Тебя подготовят. А сейчас запомни правило: не лги тому, кто сильнее. Так больно или нет?

   Колдун положил ладонь на лоб мальчика.

   Велек припомнил ощущение от укуса паука. Больно было. А сейчас словно сотни мохнатых чудищ впились в голову.

   Ребёнок провалился в беспамятство.

   Над лежанкой зудели голоса.

   – Не думаю, что второе испытание нужно было начинать сразу после первого.

   – Да что оно ему после паучьего яда? Видишь, обездвижен. Стало быть, ничего не чувствует.

   – Так это не ... это просто пытка? Ну и горазд же ты на выдумки. Доложу-ка я Верховному.

   – Погоди ... Знаешь ведь, что случилось в склепе? Нет? Мальчик чуть было не угробил вожака мёртвых. А должен был отбиться от мумии. Эх, нет теперь старушки Флосси. Так вот, отбиться или сдохнуть. Кто-то усмирял, снося ей голову. Кто-то ухитрялся снять факел и поджечь. Самые сильные прерывали биение сердца и останавливали дыхание. Камни Флосси не интересовали, и она засыпала. А этот ... Поразил вожака. Но заклинаний мы не слышали. Не было и магических предметов. Нужно вперёд Верховного догадаться, как это удалось мальчишке. Он ещё и учеником-то не был.

   – Что мы о нём знаем? Как призвали?

   – Обычный. Такие кишмя кишат на батрацких подворьях. Призвали по доносу Всеобщего старосты. Начудили дети в Роще Предков. Помешали погребению. Пожар помнишь?

   – Староста-то откуда узнал? Суд должен быть. По обычаям и данным им Правилам. И смерть преступившим.

   – Один из пакостников – сын Всеобщего. Другие слишком малы.

   – Сын? Так вроде старосте жениться не положено.

   – Ну, знаешь, бараны тоже не женятся. А ягнят плодят.

   – И всё же почему их не судили?

   – Чтобы не наболтали лишнего. А Городу без разницы, кого прибрать – правого или виноватого. Назад ещё ни один не вернулся.

   Велек всё слышал, но не понимал, о чём говорят колдуны. Запомнил на всякий случай. К лежанке снова подошёл мужчина с обожжённым лицом. Второй, не снимая капюшона, встал позади.

   – Очнулся? Говорить можешь?

   «Не показывай зверю, что боишься ...». Чьи же это слова? Кто даёт советы через беспамятство и боль?

   Велек собрался с силами, чтобы голос прозвучал ровно.

   – Могу ...

   – Тогда скажи мне, ученик, – синелицый сосредоточенно уставился на переносицу мальчика, – какое заклинание ты применил в усыпальнице?

   Глаза колдуна словно почернели. Велек почувствовал жар в том месте, где кожу буравил пристальный взгляд. Вдруг пришло весёлое облегчение, захотелось говорить, говорить ... О пауках, жутком мертвеце, о победном клинке. «Береги своё оружие ...» Мальчик ответил честно:

   – Я не знаю заклинаний.

   Колдун едва слышно что-то прошипел. На его лице между кожных тяжей пролегли тени. Гневается. И пусть. Велек сбережёт от чужого взгляда единственное оружие.

   -Ты использовал какой-нибудь предмет?

   – Нет ... Ничего у меня не было.

   – Отдыхай, – синелицый едва заметно дунул в сторону мальчика, и сонная одурь смежила ресницы ребёнка.

   Забытье отступило. Перед глазами маячил грязный неровный потолок. Так и лежать ему – недвижному и бессильному – в этом каменном гнезде колдунов? Ждать своей участи: то ли сразу убьют, то ли немного погодя. Ещё и помучают. Может, взять да направить воображаемый клинок себе в грудь?.. Нет, умереть он всегда успеет. Вот если бы заставить ноги шевелиться ... Ну хоть немого. Мальчик рванулся, но тело от пояса было неживым. Только реденькое покрывало слетело на пол. Холодно! Почти так же, как на льдине весной. И вместо потолка улыбнулась отчаявшемуся ребёнку ранняя весна.

   – Смотри, какие глыбы! Что твоя лодка!

   Мимо обрывистого берега с ещё голыми кустами и худосочной травой по реке неслись льдины. Мощно сталкивались зернистыми изломами боков. Гулко ухали и трещали.

   – Если на такую забраться, до подворий мигом домчишься.

   – Или до Крайнего моря. Как к берегу пристанешь-то? Унесёт ведь.

   – Можно шестом отталкиваться, как веслом. Ну, кто со мной?

   – А никто! Дураков нет. Да и тебе слабо, – рослый, плечистый мальчик уселся прямо на холодную землю и с мрачным разочарованием стал наблюдать за побоищем между льдинами на реке.

   Качнувшись на серой волне, в берег ударила одна из них. Приглашающе задержалась.

   Была не была! Гибкий ошкуренный стволик в руки – и вниз, в слякотную снежную крошку.

   Растерянные и восхищённые лица на берегу. Биение норовистого ледяного скакуна под ногами.

   Ещё не поздно крикнуть, и его под дружеское гоготанье и насмешки вытянут за шест. Как малька-ротозея удочкой.

   Ни за что ...

   Страх заставил метаться с одного конца на другой. Течение подхватило, закружило. Льдина накренилась, нахлебалась стылой воды.

   Это конец?.. Внизу, под ногами, что-то со звоном лопнуло.

   Успокоиться. Стать одним целым. Распластаться на льду. Пусть жалит холод. С силой отталкиваться шестом. Впереди излучина. Это спасение.

   Кто же кричал ему о том, что нужно успокоиться? Распластаться и искать шестом опору? Кто бежал по берегу, не давая подумать, что он совсем один на реке? Вот и сейчас воспоминания помогли преодолеть отчуждение. Заставили бороться за спасение. Он попробует. Тогда выбрался же на берег, уткнулся носом в пастушью куртку. Родной запах дыма ...

   Скрипнула дверь. Велек закрыл глаза: пусть думают, что он спит.

   Размеренные тяжёлые шаги. Снова этот синелицый. Опасен и жесток. Как бурливая тёмная вода под издыхающей льдиной.

   – Ты не спишь. Почему притворяешься?

   Ничего себе! Неужели мысли слышит?

   – Да, это так. Слышу твои мысли. И вижу чувства. Увы, не все. Помнишь недавний разговор? Помнишь. Ты ответил правдиво и заслужил поощрение. Какое именно, скажу позже. Больше вопросов не будет. Постарайся увидеть всё, что произошло в склепе. Ничего не говори, только представляй, что случилось после того, как ты вошёл.

   Велек вздрогнул: небольшое головокружение, и вот он уже не беспомощно распростёрт на лежанке, а стоит у входа на ногах.

   Ах, вот что задумал колдун! В ловушку загнал. Сделал Велека западнёй для самого себя.

   – Правильно, – донёсся издалека голос синелицего. – Не медли, иди вперёд. Не бойся – ты же не использовал заклинаний и магических предметов. Если всё было не так, ещё не поздно сознаться.

   Успокоиться. Стать одним целым.

   Пусть будет по-твоему, колдун. Снова чадили факелы. Колыхалась в углу паутина. Рой насекомых бросался в лицо.

   Велек передавал своему мучителю воспоминания. Миг за мигом. Как когда-то за столом передавал то ложку, то хлеб, то луковицу членам своей семьи. Семья! У него была мать, братья, любимый дядя. Это он бежал за льдиной по берегу и учил его охотиться, защищаться. Ну, теперь держитесь, колдуны! Велек невозмутимо, как право на кусок домашнего пирога, удержал в памяти, скрыл о синелицего сверкающий клинок.

   И тут же очнулся на жёстком ложе.

   – Ну что ж, – разочарованно сказал колдун, – ты не солгал. Отдыхай. Вечером, перед новым испытанием, тебя ждёт встреча с Верховным.

   Резко развернулся и пошёл к двери. Остановился и, не поворачиваясь, добавил:

   – Не спрашиваешь о поощрении? Правильно. Оно в том, что ты доживёшь до вечера.

   Обитые металлом створки хлопнули с такой силой, что стало ясно: синелицый с удовольствием прикончил бы его прямо сейчас.

   Рубашка промокла от пота. Велек только сейчас понял, чего ему стоил поединок с колдуном. А впереди ещё какое-то испытание. И новые муки. Встреча с Верховным явно не сулит ничего хорошего. Поможет ли клинок? Нужно что-то придумать. Эх, кабы не ноги ... Досадуя, мальчик ущипнул себя за бедро. Точно деревяшка ... А если?..

   Три серых тени метались возле лежанки. Тело ребёнка уже остыло. Невидящие глаза потеряли блеск. Бескровные губы перекошены агонией.

   – Это не должно было случиться!

   – Разве? Мальчишка был обречён. Верховный собирался сделать его преемником Флосси. По-моему, справедливо.

   – Может, хотя бы труп и сгодится?

   – Нет, для того, чтобы тело стало вечной мумией, нужна особая смерть.

   – А ты веришь, что мальчишка действительно мёртв? Негодяй был крепок, как никто.

   – Конечно, – синелицый ещё раз ковырнул длинным тонким ножом под рёбрами. – Видишь, даже крови нет.

   – Нужно отнести его вниз и вызвать служек.

   – И всё-таки откуда такие способности у этого мальца? Он ведь навязал нам свою волю, не говоря уже о ранении вожака и гибели мумии.

   – Думаю, это природный дар. Молчал, пока мальчишка жил обычной жизнью на подворье. А близость к Камню разбудила его. Хорошо, что малый убрался прежде, чем он полностью проявил себя.

   – А ты не любишь возможных соперников!

   – Я просто очень осторожен.

   Велек покидал Город. На печально известной телеге, обмотанный белыми тряпками. На них расплывалось алое пятно.

   Глава шестая

   Гилана быстро шла домой. Всё время казалось, что в башне уже хватились: где книга? И в спину летит заклинание. Может, тело внезапно разлетится кровавыми ошмётками по опостылевшим каменным стенам. Или из-за угла полыхнёт синеватое пламя. А к вечеру постоянный обитатель городских улиц – гуляка сквозняк – разметёт её прах. Утром служки соберут его в кожаные мешки вместе с другим мусором. Но такая смерть будет благом. Гораздо хуже оказаться в подземелье. Девушка чуть не пронеслась мимо двери собственного дома. Она тут же отворилась. Гилана скользнула в вечный, без жилого запаха и тепла, полумрак.

   Ой, что ж это тётка так внимательно смотрит? Вдруг почуяла её вину? В комнату пройти? Но женщина ещё не посторонилась, приглашая. Заговорить? Не бывало такого, чтобы служка первой рот открывала. Затряслись от страха руки, пальцы стали потными и сильнее сжали переплёт. Как бы не выскользнула книга-то. Но того, что произошло дальше, девушка не ожидала. Тётка, суровая, беспощадная, которая отрывистыми словами, как лаем, провожала её на работу, вдруг ... поклонилась! Гилана застыла на мгновение. Что-то глухо стукнуло о пол рядом с башмаками. Книга! Пропала ... Помертвелая девушка ждала ... Но тётка даже не посмотрела на упавший предмет. Развернулась и ушла на кухню.

   Маленькая комнатёнка всегда была убежищем. Непрочным щитом между ней и Городом. Тревога превратила стены в молчаливых надзирателей, а окно – в беспощадный всевидящий глаз. Томик нигде не спрячешь. Да разве есть в этом гнезде колдунов безопасное место? Девушка сунула книгу под жиденькую перину и улеглась на неё. Что делать дальше? Тётка ... Можно ли верить тому, кто сам ни разу никому не поверил? Всё равно что рассчитывать на сочувствие бесцветного тумана и помощь пустых улиц. Как тёпло ... Это медальон на груди ... Кто знает, может, он дал ей сегодня силы. А на шею повесила тётка ... Гилана заснула.

   Кто-то плачет. Горько, от боли и обиды.

   Это она захлёбывается слезами. Сидит на вонючем полу в тёмном гулком зале. Вокруг великаны в сером. Злые. Один наклоняется и смотрит ей в глаза. Как змея смотрит: не мигая, холодно и завораживающе. Голоса гудят, спорят:

   – Небывалый переход. Как по мосту с одного берега на другой. Откуда она?

   – В лесу ещё осталось несколько подворий. Замухрышка с одного из них. Староста донёс, что бабка лекарством промышляла. Судили. Девчонка нам досталась.

   – Подготовьте к первому испытанию.

   – Но ведь девчонка ... Лучше сразу в служки.

   – Можно, конечно. Но вдруг пройдёт испытание?

   – Ну что ж, значит, есть у неё дар.

   – Девочка не может быть учеником. Женщина не наденет серый плащ ...

   – А я разве сказал, что она ... будет учиться?

   – Но тогда ...

   – Да.

   Она размазывает слёзы по лицу и сквозь пальцы смотрит на серых. Ой, беда! Будто зажалить, закусать до смерти хотят. Рассказывала бабонька, что есть зверьки, которые хищников обманывать умеют. Застынут и холодными станут. Может, ей тоже мёртвой притвориться?

   – Что с ней? Судороги, пена изо рта. Был же переход.

   – Мертва?

   Ветерок над головой, точно птичка пролетела.

   – Жива. И пуста, как рассохшаяся бочка. Обманулись мы.

   – Уверен?

   – Проверь сам.

   – Проверю немного по-другому.

   Снова ветерок. Откуда зверь лесной? Добычу высматривает. Хочет зубы вонзить. Только не нужна ему стылая заячья тушка, грызунами траченная. Для мух разве что пища.

   – Девчонку к служкам. Пуста.

   – Почудилось. Бывает.

   В новом доме, на жёсткой лежанке решила: останется мёртвой для Города. Застынет. Похолодеет. Булыжником в мостовой, пылинкой на ветру сделается.

   Кто же снова так жалобно хнычет? Гилана приподнялась на лежанке. В тёткином доме гость. Новый служка. Скоро ужин, вот всё и прояснится.

   Оловянное позвякивание – пора за стол. Девушка сунула книгу под рубашку, потуже затянула поясок.

   Мутные фиолетовые сумерки почти вытеснили голубоватый свет кухонного очага. На грубом табурете сгорбился мальчонка. Чуть старше, чем была она, впервые оказавшись здесь. Тётка неодобрительно взглянула на горюна:

   – Еда на столе. Завтра работать.

   Малец поднял заплывшие глаза: хлебцы, похожие на булыжники. Сыр будто щебёнки кусок. В кувшине, должно быть, травяной отвар. Сеном пахнет. Снова опустил голову. Рубашонка на коленях потемнела от слёз. Гилана неожиданно спросила:

   – Ты, верно, молоко любишь?

   – Да ... – протянул ребёнок.

   – Но его только хворым дают. А ты ведь заболел? К лавке, которая у ворот, поутру телега подъехала. Есть, наверное, у хозяев молоко, – сказала девушка для тётки.

   Женщина помедлила, но взяла с полки кожаный кошель и вышла. Мальчик так и потянулся к Гилане – с надеждой на сочувствие, на помощь. Но девушка бросилась из кухни, захлопнула за собой дверь. Ничего, подождёт. Не растает от слёз. Она меньше была, но ни на кого не рассчитывала.

   В комнате вытащила книгу. Скорей пролистать жёлтые хрупкие страницы. Найти что-то очень важное. Пока не вернулась хозяйка.

   У Гиланы была ещё одна тайна от сумрачного Города. Умела она читать. Трём наречиям обучила её бабонька. И ещё птичьим и звериным голосам.

   Девушка раскрыла томик. Страницы будто ветром раздуло, а в голове зазвучал голос.

   Через некоторое время книжка вывалилась из рук.

   Вот это да!.. Найдёныш ... Сколько же он знал и умел! Будто с другом или родственником поговорила.

   Хозяйка застала служек в кухне. Гилана сосредоточенно жевала сыр. Мальчишка перестал плакать, но за стол не сел. Глотнул поданное молоко и поплёлся в отведенную ему комнату.

   – Говорила с ним?

   – Нет.

   Тётка прислонилась к стене. Так и впилась в девушку глазами. Подняла изумлённо брови: впервые постоянного страха не почуяла. Словно служка прозрачной стеной себя огородила: близко, но не коснёшься. Спросила осторожно, как будто ногой первый хрупкий лёд попробовала: крепок ли? Шагнуть можно? А то ведь в стылой воде окажешься:

   – Что в книге-то прочитала?

   Гилана взглянула недоумённо:

   – Не умею я читать. А в какой книге? – и добавила веско и твёрдо: – Нет никакой книги.

   Женщина на мгновение девушке поверила: да откуда взяться книге у безвольной и бесправной служки? Кивнула согласно и стала ужинать.

   Но когда Гилана, поклонясь, спать отправилась, тяжело вслед посмотрела. Быстро девчонка учится, на глазах хитрость растёт.

   Тётка знала: ночью Город не спит. Притворяется. Поэтому была очень осторожна. Встала с лежанки, светильник зажгла. И тут же ладонью потушила. Зачадил странный, из разноцветных ниток свитый фитилёк. Дым комнату застлал, пополз из дверных щелей в коридор. Пробрались еле видные серые струйки в Гиланину комнату. Словно обвили лицо спящей девушки, в волосы вплелись. Поднялась сонная рука – отмахнуться. Да где там ...

   Вскоре дымчатые нити опутали Гилану. Девушка дышала ровно и глубоко, а над ней колыхался слабо светящийся кокон. Тётка стояла в своей комнате, запрокинув к потолку бледное лицо, широко раскинув руки. Будто жадно впитывала лунный свет и холод городской ночи. Выпущенная ею паутина должна поймать мысли и воспоминания служки. Женщина радостно оскалилась: почуяла близкую добычу. Но не могла видеть, что дверь в комнату нового приёмыша тихонько отворилась.

   Широко раскрытые глаза удивлённо, а потом с ужасом проследили за мерцающими струйками, которые исчезли в убежище этой худой и злой девки. Она неприятная, злая с виду. Ну точно змеюка болотная – бледное, как подточенное хворью, лицо. Глаза не мигают, смотрят холодно и пристально. Того и гляди, изо рта с бесцветными губами раздвоенный язык высунется. Ему-то какое дело, что в её комнате творится? И всё же рядом с ней легче. Словно стены не давят и туман в голове рассеивается. Вот побыл с ней какое-то время на кухне, и словно проступили сквозь головную боль какие-то люди, другие дома – низенькие, из тёплого дерева. Даже запах хлеба почуял. Вкусного, сытного. Не то что грязно-бурые корки на блюде в кухне. А ещё услышал голоса какие-то. На все лады тянули странное слово: «Байру-у ...» Имя чьё-то, что ли. С чего всё началось-то? Девка вошла довольная, даже щёки порозовели. Он ещё сильнее заплакал, а она над макушкой что-то прошептала. Вышло так, что она ему помогла. Нет, нужно посмотреть, что за дверью делается.

   Шаг. Ещё один – осторожный, даже трусливый. Мальчик был готов вмиг броситься назад, в свою каморку. Холодный сквозняк шевельнул кудрявый хохолок на макушке. Зато пот так и струился с не в меру любопытной мордашки. Ох, как бы не поймали да не наказали за непослушание. А может, вернуться к себе? Ребёнок остановился. Вспомнилось, как его вели сюда. Путался в полах коричневого плаща, боялся глянуть на высокого человека, который бесстрастно поучал:

   – Слышишь рёв? Это дикий зверь. Давно не кормили. Придётся ему подождать, пока какой-нибудь служка не провинится...

   – Смотри под ноги. Это колодец. Подними камень и брось в него.

   Мокрые пальцы еле ухватили голыш. Когда поднял руку над чёрным провалом, будто какая-то сила дёрнула за неё. Ещё мгновение, и свалился бы вниз. Но удержался на ногах и услышал, как камень несколько раз цокнул, ударяясь о колодезные стены. А потом всё стихло. Словно бездна проглотила. Только волна душного сладковатого смрада вдруг плеснула в лицо.

   – Не морщись. И не вздумай напачкать здесь. Это запах непослушания. Или попытки бегства. Понял?

   Шея задеревенела от ужаса, даже кивнуть не смог. Говорить-то словно разучился ещё в мрачном зале, когда очнулся среди серых плащей и замотанных в полотно мёртвых тел. С тех пор будто окоченел, только глаза исходили слезами, да застрявший в горле комок мешал хныканью перейти в заливистый плач. Пока эта служка, Гилана, так вроде назвала её жилистая хозяйка, не сказала ... Что же она сказала?.. Не вспомнить. Но после этого точно полегчало. Его учили добром на добро отвечать. Хоть и не вспомнить, кто учил. Но он должен ...

   Тихий, жалкий стон. С таким умирает заяц, которого настигла стрела охотника. Ну же, вперёд! Дрожащая потная рука толкнула дверь.

   Гилана задыхалась.

   Светящийся саван плотно окутал, а потом начал медленно сдавливать грудь и горло.

   Девушке снилось, будто её спеленала ловчая сеть паука. Вот-вот появится мохноногий хозяин и вонзит жало в слабеющее тело.

   Точно – сквозь голубизну просвечивает что-то тёмное, угрожающее.

   Ближе. Ближе. Вспыхнули недобрые красноватые огоньки. Да это же паучьи глаза!

   Нет сил пошевелиться и отогнать страшное видение. Может, вовсе не видение?

   Раскрылись гигантские жвала и потянулись к лицу.

   Тётка раскрыла рот и тяжело задышала – сейчас в каждую клеточку тела хлынет Гиланина сила. Не верится, что оберег, данный девчонке для поддержки, так изменил её. Дело в той книге, которую служка смогла каким-то чудом утащить из башни. Сейчас всё выяснится ...

   Ой! Девка Гилана слабо дёргалась под прозрачным покрывалом, издававшим странное голубоватое свечение. Уворачивалась от невидимого врага. Потом отчаянно билась. Ну точно птица в силках. Сон такой, что ли ... Надо разбудить. Мальчик подошёл к девушке. Горло спящей задрожало, вспухли жилы, зачернели под мёртвенной белизной кожи. Боязно дотронуться до светящейся в темноте пелены. А если она обволокёт и его? Будет как муха в паутине ... Ещё могут наказать ...

   На шее девушки проступили тёмные точки.

   Гилана вскрикнула – негромко, протяжно.

   Крохотные, будто от укуса, пятнышки засочились кровью.

   А вдруг она умрёт во сне?

   Мальчик больше не топтался в нерешительном страхе. Схватил Гилану за плечи и стал трясти.

   Мерцающий полог тотчас исчез. На несчастную и испуганного ребёнка обрушилась темнота.

   Хозяйка дома обессилено опустилась на пол. Не бывало ещё такого – девчонка вырвалась из паутины. Обычно удавалось опустошить сознание безответных служек, доверенных ей под присмотр. Присвоить чужую силу, пусть крохотную, но важную для мечты – уйти из Города. Живой. Одной уйти – после заклинания подростки становились словно мёртвые и вскоре на самом деле погибали. Гилана ей нравилась: было в этой служке что-то. Так неприглядная кожура водяного ореха скрывает вкуснейшее ядро. И под безликой покорностью девчонка утаила способность сопротивляться. Уцелела там, откуда никто не возвращался. Женщина в досаде даже стукнула кулаком о каменный пол. Но ничего. Она попытается ещё раз ...

   В непроглядной темноте клокотало дыхание, будто висельник внезапно освободился от петли, перехлестнувшей горло.

   – Гилана ... – жалобно проскулил испуганный голос.

   – Кто? Кто здесь? – хрипло спросила девушка.

   Она потёрла саднившую шею. На пальцах осталась липкая влага. Кровь. На неё напали. Сон оказался реальностью.

   Кто хнычет возле лежанки? А-а, новый служка. Кому же была нужна атака во время сна? Явно не задохлику-приёмышу.

   Тётка ... Не поверила, что книги нет. Слаба ещё Гилана для внушающих заклинаний.

   А может, серые хозяева Города до неё добрались? Нет, пожалуй. Они бы не промахнулись.

   – Гилана ... Что это было? Я боюсь ...

   – Не ной, помолчи. Думаю.

   Прерывистое сопение рядом. Надо же – этот плакса спас её от сильнейшего тёткиного колдовства. Возможно, от смерти. Повезло и на этот раз.

   Холодная мокрая ладошка коснулась руки. Гилана поморщилась, как от боли, захотела отбросить её. Но мягко сжала дрожащие тоненькие пальцы. Да чего мальчишка так трясётся-то? Не скоблил ещё запёкшуюся кровь на окнах. Под завалом не лежал. Не провожал взглядом телегу с трупами служек и учеников. Таких же горожан, как тётка, невидных и неслышных в своих домах. Только серым плащам да бестелесным теням хорошо в этом Городе. Чтоб он рассыпался ... Девушка рывком села. Тело заныло, точно побитое камнями. Что же делать с ребёнком? Он будет помехой: беспомощен, слишком молод и труслив.

   В комнате посветлело. То ли наступало новое безрадостное утро, то ли глаза к темноте привыкли.

   Головёнка на тонкой шее. Круглые, как блюдца, беззащитные глаза выглядывают из-под взмокших прядей. Губы подковой – сейчас снова заревёт. Навязался ... Гилана вспомнила умершую подругу – вот кто помог бы ей потягаться силой с колдунами. Вырваться отсюда. Освободиться. Не этого ли добивалась служка, которая сейчас уже, наверное, покоится в роще Предков? Гилана всё больше вспоминала о мире, скрытом для всех горожан за огромными металлическими воротами. Прорастает и набирает силу заклинание, которое она прочитала в похищенной книге. А приёмыш ... Ну-ка, проверим, как подействовали на него тайные слова. Ведь она вечером не выдержала жалкого зрелища – одинокой хрупкой фигурки среди каменных плит кухни, длинных чёрных теней на полу в мертвенном свете очага. Использовала украденную мудрость ради мальчишки. Увидела, как высохли слёзы и прояснился взгляд. Потом ребёнок стал недоумённо озираться, точно понял: этот мир чужой.

   – Как тебя зовут?

   – Не помню ... Может, никак ...

   – Ерунда. У каждого есть имя. Прислушайся.

   Шея ребёнка вытянулась, он покорно наморщил лоб, свёл в ниточку жиденькие белёсые брови. Застыл. Старался, дурачок.

   – Ты должен научиться слушать себя. Здесь никому нельзя верить. Только тому, что у тебя в голове. Попробуй, должно получиться.

   – Не могу, – начал капризно мальчик, но потом замер и вдруг продолжил напевным, ласковым говорком: – Ой ... Велек, Байру ... ужин на столе. Каша работников не ждёт ... это они караулят кашу ... А не успеют, голодными спать лягут.

   – Хорошо. Значит, ты Велек. Или Байру.

   Голос мальчика стал обиженным, с едва заметным баском:

   – Мама, скажи Байру, пусть птенца отпустит. Тоже мне охотник, теперь силки распутывать придётся ...

   А потом снова будто зажурчал нежно, но требовательно:

   – Сыночек, Байру, брат правильно говорит. Отпусти маленькую пташку, ей расти ещё и расти ...

   Мальчик крепко зажмурился и поднёс сомкнутые лодочкой ладони к лицу. В них словно забилось крохотное тельце, защекотало пальцы мягкими пёрышками, зацарапало крохотными коготками ...

   – Байру! Меня зовут Байру!

   Слёзы потекли по разгоревшимся детским щекам, но Гилана не рассердилась: когда-то и она расплакалась, назвав изумлённой тётке своё имя. И сразу почувствовала другое отношение. Для того чтобы не потерять себя, тоже нужна сила. Этот проклятый Город жил силой, отнимал чужую. А слабых убивал.

   Тётке не спалось. Как всегда. Так она платила за ночные делишки. Её ценили хозяева: в кожаном кошеле не переводились монеты, а сама она жила очень долго. Так долго, что иногда хотелось покинуть Город в телеге, замотанной в полотно. Ибо с каждой прожитой лунной тысячей ничуть не приближалась к свободе. Очень, очень было бы жалко потерять нынешнюю служку. Думала, что способности девчонки будут жёрдочками для моста через пропасть. А на другой её стороне – спасение. Не вышло. Может, и хорошо: знать, сильна Гилана. Жёрдочки будут крепкими. Губы внезапно свела лёгкая судорога. Зевота?.. Неожиданно и непривычно ... Женщина закрыла глаза и провалилась в сон.

   – Почему ты молчишь, Гилана? Скажи что-нибудь. Мне снова страшно ... – ребёнок теребил новую подругу за рукав рубашки.

   Девушка не отвечала. Окаменела возле тонюсенькой свечки с какой-то книгой в руках. Даже не дышала.

   Тени плясали на неподвижном лице. И Гилана походила то на истлевшего покойника, то на измученную старуху.

   Байру не одолел страх, отлепил свечку со столешницы и поднёс к глазам девушки: заснула что ли? Может ... померла?

   Зрачок полностью скрыл радужку. Чёрная затягивающая пустота. Даже свечной огонёк не отразился.

   Что делать? Решил проверить биение жилы на шее. Осторожно дотронулся до холодной, как у водяной змеи, кожи.

   Ай! Ухо словно обожгло: Гилана ухватила его ногтями.

   – Охальник!

   – Почему не отвечала? Думал, ты умерла.

   – Даже и не думала, – девушка притянула к себе ребёнка и испытующе посмотрела в глаза. – Байру, много тысяч лун назад меня обманом притащили в этот Город. Выжила, потому что помогла подруга. Её больше нет. Теперь моя очередь поддержать ... вот хотя бы тебя. Ты хочешь вернуться в свой родной мир? Который остался за городскими воротами?

   – Не знаю никакого мира за воротами ... – тихо ответил мальчик и сонно заморгал. Голова упала на грудь, и через мгновение ребёнок уснул.

   – Знаешь, Байру. Только не помнишь. Ты заплутал. Я верну тебе тропинку к твоему дому. Побежишь по ней, и у крайнего от леса подворья тебя встретит мама ...

   Девушка уложила Байру на свою лежанку. Пусть спит, хоть под ногами путаться не будет. Нет нужной отваги в мальчишке. Одни страхи да слёзы. И всё же ... Гилана помедлила. Но ребёнок чмокнул во сне губами, и она решительно направилась к двери, захватив плащ и книгу. Дело у неё срочное. И опасное.

   Глава седьмая

   Всеобщий староста шёл за телегой и горбился. Хоть и надвинул шапку на самую переносицу, да виноватую растерянность от мира не скроешь. И за что ему эта доля – быть посредником у городских колдунов. Питать тоскливые от древности камни молодой кровью с батрацких подворий. А ведь поначалу радовался – нескончаемому веку, непреходящему здоровью и власти. Покорному уважению сельчан, лучшей части урожаев и отборному приплоду от скотины. Не пахал, не сеял, работой спину не рвал. Зато всю долину и видимую часть Горы мог считать своей вотчиной. За стенами города всё было, есть и будет по его слову, кроме семьи и наследника, конечно. Нечем ему зацепиться за жизнь, след после себя оставить – лишился такого права, приняв по дурости выбор Верховного колдуна. Захочет этот живой мертвяк старостиной смерти или отставки – сгинет он в одночасье, а люди забудут. Только раз решился обойти Верховного – прижил тайно сына от крутобокой вдовы-красотки. И вот теперь близкая расплата гнула его шею к земле.

   Покачивался скорбный груз на проклятой телеге. Один взрослый и четверо детей. Уж не их ли он недавно отвёл к воротам – потерявших память и имя, живых, но умерших для мира. Притворно закашлялся, чтобы скрыть вырвавшийся вздох.

   Тихо в роще. На тенистой земле – редкие золотые монетки пронырливого солнечного света. Немного парит, будто по дубовым корням поднимается вечно тёплое дыхание сердцевины мира. Подручный посмотрел вопросительно: почему медлим? Староста еле заставил себя наклониться к телам. Выложили их рядком и с облегчением назад тронулись. Всеобщий только у своего дома понял, отчего мутило всю дорогу и печальные мысли голову туманили. Один саван запачкан кровью. Свежей, чисто-алой. Вроде у людей за городскими воротами её вовсе нет ... Руки затряслись, и староста долго не мог ухватить богато украшенную дверную скобу.