Текст книги "Над Синим Небом (СИ)"
Автор книги: Лана Лэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Глава 19
Они не противились. В мой исковерканный мир вошла череда встреч, еще больше надрывающих сердце. Меня отвели в просторный светлый зал, бесконечно удаляющийся в глубину. Аллея, так называли ее мои тюремщики. И вправду, по двум сторонам от гладкой, неестественной дороги, в огромных кадках росли натуральные деревья, странные, искривленные, будто бы лишенные одной из главных жизненных составляющих – бесконечного стремление к свету. И все же они смотрелись чем-то чудесным на фоне абсолютно идеальной геометрии пространства.
– Мама!!! – бросилась я вперед, заметив идущую навстречу знакомую фигуру. Эмоции неожиданно включились. Возможно, это было сделано с целью закрепить мое общение с близким человеком яркими переживаниями. Мои надзиратели хотели, чтобы я поддалась семейным чувствам, ощутив особую притягательность на фоне бесцветной жизни.
– Аля!!! – Эставелла буквально подбежала ко мне и заключила меня в крепкие, но бережные объятия. Высокая, темноволосая, смуглая и совсем не похожая на меня, эта женщина двадцать лет безукоризненно заботилась обо мне. Она и была моей настоящей матерью, а моя благодарность за ее любовь не исчезнет никогда. Эставелла буквально достала меня с того света, когда мое сознание из-за семейной трагедии проваливалось в небытие и сумасшествие, а легкие отказывались дышать.
Мы обе не сдержали слез. Они не требовали объяснения, да и какие слова нужны, когда два близких человека встречаются после долгой разлуки? Наконец, Эставелла заговорила.
– Я всегда знала, что ты жива, девочка моя… Всегда…
– Да, как видишь! – впервые за последние дни я искренне рассмеялась. – Было такое, ты даже помыслить не можешь!..
– Да, да… Как хорошо, как хорошо… – как заведенная твердила мама, все еще сжимая мои плечи. – Как хорошо, что ты жива, это самое главное, все остальное наладится, как-нибудь…
– Все не так радужно, мам, – я грустно покачала головой. – Я совершила ошибку, вернувшись сюда. Моего ребенка хотят забрать.
– Я знаю, Аля, я говорила с главным… с месмером… – мама всегда была прямолинейна. Она не стала скрывать, что и сама подверглась "доверительному общению". – Я… всегда буду на твоей стороне, ты знаешь. Но, позволь я выскажу свое мнение.
– Конечно, мама. Кстати, а где отец?
Эставелла вздохнула, замявшись.
– Он слишком возмущался твоему задержанию. Пытался повлиять на эту ситуацию. И его… задержали. Не волнуйся, определенно, это временная мера!
– Мама!.. – беспомощно воскликнула я. Плохих новостей достаточно! Мне хотелось молиться Вселенной, чтобы эта бесконечная череда неприятностей закончилась, но сами неприятности, похоже, были другого мнения.
– Альтарея! – в голосе мамы послышалась истеричная нотка. Это тоже было новостью, Эставелла всегда доброжелательна и сдержана настолько, что даже во время станционной аварии много лет назад, когда все панически разбегались вокруг, она оставалась спокойна, как дрод, и ни разу не позволила мне усомниться в благополучном исходе катастрофы. Она знала, любое мое сильное волнение может закончиться дыхательным приступом.
– Говори, мама! – я решительно поджала губы. Мы шли вдоль искусственной аллеи с горбатыми, уродливыми деревьями и я была уверена, что наш разговор не останется без внимания. Но иного способа почувствовать себя прежней у меня не было.
– Я понимаю, как это непросто. Потерять ребенка… – Эставелла не лгала. В юности она не смогла выносить своего настоящего, родного сына. Возможно, именно поэтому в ее жизни появилась я. Мы говорили об этом лишь раз, когда я была подростком, и больше не возвращались к теме. Слишком кусачей и болезненной она казалась для нас обоих. Я кивнула.
– И, конечно, никогда бы не стала желать этого тебе. Но, поверь, Аля, я видела в этой жизни многое, иногда обстоятельства складываются таким образом, что лучше смириться и довериться судьбе.
Я было открыла рот, чтобы возразить, но мама не дала этого сделать, резко развернувшись и прижав палец к моим губам.
– Послушай, я знаю о чем говорю. Когда-то давно, как и ты, я думала, что моя жизнь закончена. Когда мой ребенок погиб, так и не родившись, я верила, что не смогу больше дышать. Но позже, встретив тебя, я поняла, что для нас с твоим отцом все только начинается. И если бы меня сейчас просили ответить откровенно, что бы я предпочла… Я бы ни секунды не сомневалась ответить, что я всегда была счастлива быть твоей матерью, Альтарея. А то, что было в прошлом, я бы не хотела… чтобы все сложилось иначе. Было и было.
Слезы выступили на моих глазах – свидетели моей извечной неуверенности и такое необходимое сейчас подтверждение, что я все еще жива душой. Всю жизнь я сомневалась, что никогда не смогу заменить Эставелле ее родного ребенка. Слишком несуразной, странной и болезненной я росла.
– Я люблю тебя, мама… – только и смогла вымолвить я, вытираясь рукавом.
– Аля-Аля, не иди наперекор судьбе. Она не оставляет тебе выбора, как и мне когда-то. Тебе не в чем себя винить. Возможно, потом все изменится. Но сейчас… Сейчас тебе надо вернуться домой, чтобы набраться сил и решить, как жить дальше.
– Ты предлагаешь оставить ребенка? – моя улыбка стала кривой.
– Ты не сможешь это выбирать, Аля, – мама смотрела на меня и в глубине ее глаз затаилась бесконечная грусть. – Сейчас ты лишь изводишь себя, вместо того, чтобы принять ситуацию, подброшенную жизнью. Возможно, в будущем, как и я, ты будешь благодарна, что все сложилось именно так.
– Нет, – я отвернулась. Ребенок Эставеллы погиб, медицина оказалась бессильна его спасти. Мой же будет жить, не зная, кто его настоящая мать. Вслух я не решилась это озвучить. – Это не просто мой ребенок, мама. Это наш ребенок, мой и его отца. И… отца ребенка я хочу видеть, не меньше, чем малыша.
– Разве? – Эставелла была удивлена. – Разве это не жестокий мучитель, который, который…
Она запнулась, не решаясь озвучить, как именно был зачат мой ребенок. Я и сама смущалась от того, что это стало всем известно.
– Все не так, мама. Уверена, когда-нибудь ты убедишься в этом сама. Я хочу в это верить. А пока… пока мне не хотелось бы потерять еще и тебя.
У нас еще было немного времени, чтобы обсудить основные события за время моего отсутствия. Несмотря на холодные стены вокруг, усеянные окнами, смотрящими в открытый космос, а не на синее небо, это встреча подарила мне мгновения совершенно забытых переживаний. Где бы мы ни находились, рядом с Эставеллой я чувствовала себя дома.
После встречи с матерью раздрай в моей душе усилился, но, как ни странно, это помогло сойти с рельс ставшего привычным сонного состояния. Зацепившись за эмоции, которые я испытала, я больше не хотела их отпускать. Словно маленькие кирпичики моей сути, я их бережно хранила и прятала каждый раз, ощущая, как на меня накатывает непреодолимое безразличие. Представляя картины прошлого – вспоминая угрюмого Зэлдара, забавного Эндо, прекрасную Землю и свои невероятные приключения, я балансировала на хрупкой грани между трепетом и равнодушием, надеждой и опустошенностью. Это парадоксальное смешение чувств я не забуду никогда.
Один плюс у моего состояния был – ни минуты я не провела, обвиняя себя или Зэлдара в произошедшем. То ли нейромодуляторы срабатывали, то ли в самом деле я не могла проследить первопричину той плачевной ситуации, в которой мы оказались. Мои ожидания в отношении Союза не оправдались, но еще раньше я не смогла установить доверие с человеком, которого считала своей судьбой. Какой бы выбор я не совершила, я оказывалась в суровой западне. Она виделась мне как огромная яма с рваными краями и темной, тягучей жижей посередине. Как бы я не отступала назад, края ямы неумолимо обваливались, стремясь затащить мое тело в густое липкое месиво. Этот момент я иногда помнила при пробуждении ото сна.
И, меня никогда не покидало ощущение, что Зэлдар находится рядом, словно тень, ненавязчиво присутствующая в жизни. Наверное, мой мозг стремился избежать глубокой травмы и просто рисовал образ человека, которого я любила. Я несколько раз просила установить видеосвязь с ним, но мне с упорством отказывали. Тяжелого разговора не избежать, но это была моя последняя возможность рассказать о том, в чем я всегда боялась признаться, находясь наедине с суровым мужчиной. Пусть я буду первой, пусть скажу лишь одна… плевать. Он должен знать о моих чувствах.
На этом фоне появление моего несостоявшегося мужа Овчанкина ввело меня в ступор. Ровно на той же аллее, где мы встретились с мамой, на следующий день возник старый друг. Признаться, ошеломление постигло не только меня. Овчанкин буквально завис в пространстве, разглядывая мое лицо и изменившуюся фигуру, и я впервые в жизни увидела, как десяток эмоций пролетел на лице одного человека за несколько секунд. Искренняя радость сменилась секундным недоумением, затем острой жалостью, превратившейся в ярое негодование, уступившее место задумчивому удивлению и отстраненности, словно Овчанкин столкнулся с кем-то чужим, а затем снова узнаванием и счастливым блеском в глазах. Наконец, мы шагнули друг к другу и осторожно обнялись, потому что несокрушимой преградой между нами пролег мой, выдающихся размеров, живот.
Когда мы вновь посмотрели друг другу в глаза, я виновато улыбнулась, словно оправдываясь за все, что произошло со мной за время нашей разлуки.
– Аля… – в его первом слове звучала неприкрытая горечь.
– Я рада тебя видеть, – прошептала я.
– Как же так, как же все это… – спросил он, не решаясь назвать вещи своими именами.
– Все бывает, Бер, – назвала я Овчанкина по имени, что было редкостью. – Как ты поживаешь?
– Я?.. Да что я! Я чуть с ума не сошел, когда ты пропала!.. – он схватил мои ладони и сильно сжал, потянув на себя. – Это я во всем виноват! Я не должен был тебя упустить… Я был обязан предугадать, вернуться, но эта кровь на снегу, Аля, понимаешь, никто не верил, что ты осталась живой…
– Перестань, Бер! – воскликнула я. – Конечно, твоей вины нет ни в чем. Я сама ушла, пока ты спал. К тому же… я не жалею о том, что случилось.
– Как??? – он был искренне удивлен. – Как такое возможно, Аля?
– И не такое возможно, – улыбнулась я, уходя от ответа. Меня все еще скребло чувство, что я предала Бера. – Прогуляемся?
Я развернулась и сама взяла его за руку. Ладонь оказалась холодной, мой друг явно нервничал, впрочем, мне тоже было не по себе. Мы немного поговорили про то, что случилось за последние полгода в Университете, и про работу Бера. Касаться волнующей темы никто не отваживался.
Я обернулась и посмотрела в светлые глаза мужчины. Несмотря на то, что все происходящее сильно тревожило его и в наших отношениях явно что-то поменялось, Овчанкин все еще оставался моим близким другом, и от него исходили невесомое тепло и нежность. Он ответил мне глубоким взглядом, в котором застыло едва скрытое волнение. За его расширенными зрачками затаилось что-то еще. Он ждал меня. И не отпустил до сих пор.
Я вздохнула. Я уже догадывалась, о чем он заговорит. Появление моего бывшего мужчины не могло быть случайностью.
– Аля… – он остановился и потянул меня за руку, заставляя развернуться к себе.
– Что? – я улыбнулась почти заигрывающе, склонила голову на бок. Все последние события и разговоры настолько утомили меня, что совершенно не хотелось затевать еще один. Лучше мы просто поболтаем. Как раньше.
– Давай забудем про все, что случилось за это время, – выдохнул он, а я поникла. Мои надежды на легкое общение не оправдались. – Поверь, мне правда не важно, что с тобой было. То есть, важно, конечно… Но я понимаю, я все понимаю, Альтарея… У тебя не было выбора.
– Не совсем так, Овчанкин. У меня действительно не было выбора сначала. Но потом – он появился. И я выбрала ту, другую жизнь.
– Что ты говоришь, Аля! – он был искренне удивлен. И возмущен. – Я знаю, все эти технологии программирования личности…
– Нет, Бер. Технологии есть только здесь. Там их нет. Это было мое решение.
– Тебе так понравилось в Дальтерии? – Бер негодовал. – Но… почему? Это же дикий край! Или мужчина? Это он? Он сломил твою веру в себя!
– Нет, – я снова тяжело вздохнула. – Там больше жизни, чем здесь. После настоящих планет мне не хотелось возвращаться сюда. Там осталось мое сердце.
– И все-таки ты вернулась. – Он поджал губы, лицо заострилось, милый подбородок с ямочкой, которая мне всегда нравилась, стал волевым, показывая решительность взрослого мужчины. – Ты прибежала, несмотря ни на что. Даже на то, что… – он скосил глаза на мой живот, – что тебе не стоило заниматься длинными путешествиями.
– Это так, – я развела руками, освободив их из захвата Овчанкина. – Наверное, это было ошибкой, но я хотела спасти вас.
– Ты правильно сделала, Аля. Ты руководствовалась своими истинными желаниями, как бы ты не утверждала обратное. Дальтерия – агрессивная и жестокая империя, тебе там не место. Здесь ты будешь под защитой.
– Я верила в это… какое-то время назад. – Я повернулась, и зашагала вперед. Сердце стучало быстро, я вновь ощутила волнение. – Бер, ты просто всего не знаешь. Двадцать лет назад, в составе Союзного войска мой отец участвовал в нападении на Катарию. Они уничтожили всех жителей планеты. Мирных жителей.
– Не может быть… Ты что-то путаешь! – конечно, он не поверил.
– Нет, это было. Овчанкин, мы с тобой маленькие монеты в этой игре с крупными ставками. Мы ничего не знаем из того, что происходит на самом деле. И сейчас, когда заберут моего ребенка… – я не выдержала, спазм со слезами сковал горло.
– Аляяя, – он протянул так нежно, так искренне, как всегда раньше. Неосознанно я уткнулась в плечо мужчины, ища защиту. В данный момент он был единственной опорой и мостиком, связывающем меня с самой собой и своей прошлой жизнью. – Давай оставим все… Нам же было хорошо вместе… Давай забудем, эти игры, эти войны, давай уедем и попробуем, хотя бы попробуем, сделать все заново. Я тебя очень прошу… Мне тебя не хватает.
На несколько мгновений я растворилась в этих теплых словах, в нежности, в которой я остро нуждалась. Показалось, что мы все еще стоим на той лестнице, на которой Овчанкин мне сделал предложение. После того момента вся моя жизнь резко оборвалась путешествием в Дальтерию. Что, если и вправду мы вернемся в ту точку и попробуем принять другое решение? Представим, что никакой поездки на Катарию не было?
– Не стоит, – я всхлипнула и мотнула головой. – Уже нет той Альтареи, которую ты знал, Бер. Что-то необратимо изменилось во мне. Я хочу вернуться в Дальтерию. Ты можешь отвернуться от меня… или помочь. Чем можешь.
– И чем же я могу тебе помочь, Альтарея? – произнес он сквозь зубы, а в глазах появилось нечто… яростное, жесткое и болезненное. Ему было непросто слышать мой отказ.
– Попробуй узнать, что случилось тогда… В какой операции участвовал мой отец. Пойми, это… это основная загадка всей моей жизни. Я должна знать.
Глаза Бера сильно сузились, он промолчал, но я знала – этот человек не оставит без внимания мою просьбу.
***
Овчанкин появился не так скоро. Прошло больше недели. Все это время я напряженно размышляла о судьбе, своей и нерожденного ребенка, о том, как Зэлдар воспринял мое бегство. На все вопросы мой мозг находил отрицательный ответ, но интуиция упорно подсказывала, что рано сдаваться. В каком-то смысле нейромодуляторы помогали мне, не давая скатиться в панику и отчаяние. Психика человека адаптируется ко многому, и за эту неделю я воочию увидела, как день ото дня увеличивалась стройность моих мыслей, они становились кристально прозрачными и ровными, а мои настоящие эмоции, пусть не такие яркие, но всегда присутствовали в глубине моего сознания, образуя истинное ядро.
Ночами мне снились просторы Апхокетоля и зеленые леса Земли – те места, где я смогла стать по-настоящему счастливой. Теперь я понимала задумку Эндо пожить на пустынной планете. Несмотря на физические неудобства и тяготы ручного труда, именно на Апхокетоле я провела самые спокойные и безоблачные месяцы своей беременности. Я была окружена настоящей семьей, людьми, которые не могли меня предать, и которые по-настоящему заботились обо мне. Фил и Терезия… С Зэлдаром же я чувствовала себя мчащимся на бешеной скорости истребителем, петляющем в поясе астероидов. Я не знала, чем закончится каждый новый день.
Эндо советовал мне прислушаться к себе, но прав ли он был в своих расчетах? Он не последовал за мной и в этом была еще одна загадка. Впрочем, теперь я понимала его. Попади он в руки союзных военных, от его структуры мало бы что сохранилось. Его бы просто разобрали на части в попытке исследовать технику противника.
Это Эндо понимал… А что случится со мной? Мне все время казалось, от меня ускользает какая-то важная мысль.
И лишь проекция движущихся пейзажей на плоской стене вызывала чувство досады и гул в голове. Они мне слишком напоминали те настоящие, живые просторы, среди которых дышалось легко и свободно, и вольный ветер приводил в движение волосы и подол юбки, а не только картинку.
За этими размышлениями меня и застал солдат, охранявший подступы к моей комнате, а теперь сопровождающий меня на выход. Очередной визит. Я поправила свои брюки для беременных, более всего напоминающие пижаму, и покорно пошла следом.
Меня ждал Овчанкин. На сей раз одет он был странно, в подчеркнуто деловой блестящий костюм, так нехарактерный для него. Однако стоило взглянуть в его лицо, как почва немедленно убежала у меня из-под ног. Выражение лица моего друга неумолимо изменилось. Оно было… таким, словно его что-то разрывало изнутри, какая-то тайна, быть может, слишком тяжелая, пряталась в глубине его сузившихся от яркого света зрачков.
Увидев меня, Овчанкин улыбнулся. Наигранно и глуповато. Я нахмурилась.
– Альтарея!.. – он раскрыл руки, призывая к объятиям. – Сегодня у меня для тебя сюрприз!
– Надеюсь, после этого я все еще останусь жива… – отчего-то проворчала я, не ожидая хороших новостей.
– Я хочу прогуляться с тобой. Даже на военных базах есть вполне неплохие… заведения, – он говорил весело, но глаза оставались холодными, и эта странность напрягала меня все больше. Я не понимала Бера. И в то же время – понимала. Он не мог быть искренним здесь.
– Хорошо, – кивнула я.
В сопровождении нескольких солдат мы совершили небольшую прогулку сквозь знакомую аллею, через огромный куполообразный приемный сектор базы и поднялись на верхний этаж, часть прозрачной изогнутой крыши которого открывала вид на бездонный космос. Это был ресторан. Овчанкин уверено схватил меня за руку и повел к столику в дальней части зала, выглядывающему из-за трех металлических декоративных колонн. Наши сопровождающие остались у входа, пристально наблюдая за нами, впрочем, наш стол оставался хорошо виден.
– Бер, зачем это?.. – не выдержала я, пока мы шли по ярко освещенному синеватыми лампами ресторану, украшенному изогнутыми серебристыми столбами и причудливыми округлыми абстрактными фигурами.
– Буду признаваться тебе в любви, – огорошил Овчанкин, а я тут же запротестовала.
– Я же сказала, что не…
– Тсс… – зашипел мой друг и слегка сжал ладонь. – Я надеюсь, ты будешь довольна и хотя бы начнешь улыбаться мне!
Его голос вновь звучал неестественно. Овчанкин что-то задумал. Несмотря на то, что мы не могли быть вместе как пара, я полностью доверяла ему. Возможно, даже больше, чем себе.
– Уговорил, улыбнусь! – я растянула губы в улыбке, гадая, что же мне еще придется делать.
Стоило нам сесть за стол и сделать заказ, как Овчанкин вновь обратил ко мне такое знакомое и притягательное лицо. Когда-то я считала, что я буду смотреть на него каждое утро и каждый вечер, как минимум. Тонуть в серых глазах, взирающих на меня сейчас с неподдельной болью. Если бы я не знала его так хорошо, я бы ни за что не догадалась, что Бер готов биться в истерике, но это было именно так. Вся его сущность вопила и призывала к чему-то.
– Мой подарок должен обрадовать тебя, – сказал неожиданно Бер и достал из внутреннего кармана блестящую диадему. Я округлила глаза, продолжая улыбаться. – Примерь.
Взяв в руки занятную вещицу, я несколько секунд рассматривала ее спиралевидные украшения, а потом покорно опустила на волосы.
– У нас будет немного времени, но ты продолжишь улыбаться и внимать моим словам, – неожиданно резко и быстро заговорил мужчина. – Если мы все рассчитали правильно, диадема и колонны способны экранировать нашу речь. Не хочу, чтобы у тебя появились проблемы. Они могут спохватиться, если уже не…
– Бер, все спокойно, – покосилась я на солдат. – К тому же… Мне нечего терять. А вот тебе – да…
– Я сказал, что хочу признаться тебе в любви, чтобы нас опустили сюда и появилось небольшое пространство для разговора, – затараторил Овчанкин, игнорируя мое предупреждение. – Слушай внимательно, Аля. Ты просила узнать про события двадцатилетней давности… Это было непросто. Но я как раз работаю с архивами… – На секунду он замер, собираясь с мыслями. – Ты была права.
– Что?! – встрепенулась я, поддаваясь вперед и с трудом сдерживаясь, чтобы немедленно не соскочить со стула и не впиться в Овчанкина руками, требуя немедленного ответа.
– Аля, Аля… – он покачал головой, словно бы не в силах говорить и его лицо на мгновение исказилось невообразимой гримасой боли, но он быстро взял себя в руки. – Было, Аля, все было.
– Да я знаю, что было! – я продолжала улыбаться и, протянув руку, накрыла своей ладонью подрагивающий кулак Овчанкина.
– Ты даже себе не представляешь, Аля, что происходит. Я не ожидал… Ты была права, совсем права. – Я заметила, что голос Бера подрагивает, как и он сам. – В Союзе почти не осталось живых планет, а те, что есть, населены исключительно элитой. Только высшими управленцами и их семьями. Так они хотят обезопасить себя.
– От чего?! Конечно, жить на живых планетах слишком дорого здесь…
– Нет, – он едва качнул головой. – Это невозможно, доступ к ним закрыт.
– Почему?
– Люди Союза… вымирают. Но никто про это не знает.
– Как?!!
– Двадцать лет назад или чуть больше ученые начали замечать, что творится что-то неладное. Перестали появляться творческие продукты, музыка, изобретения, открытия… Часть людей стала не такой… как прежде. Люди начали вырождаться. Нет, не так, – он быстро потер ладонями виски, растрепав волосы. – Бррр… Определенная часть населения… оказалось, им недоступны высшие чувства.
Я замерла. Таких новостей я никак не ожидала.
– Что?!
– Они живут… как машины. Как запрограммированные машины.
– Не понимаю, – нахмурилась я.
– Это не так просто объяснить, да и я не все знаю, в отчетах указано лишь то, что у этих людей отсутствует определенная мозговая активность, характерная для проявлений любви, благородства, творчества… Они словно бы роботы, понимаешь, Аля? Биологические роботы. Они живут среди нас, но внутри они – пустые. Они могут улыбаться, но никогда – любить. И таких детей рождается все больше и больше.
– Как же так?.. – я попыталась представить себе человека, не способного воспринимать мир открытой душой. Это оказалось чрезвычайно сложно.
– Так… Я долго пытался понять. Представь себе программу, Аля. Обычную объемную визуализацию человека для какой-нибудь игры, погружного фильма. Она управляется специальным кодом и это красивое изображение никогда не испытает реальных чувств к настоящему человеку… Программа навсегда останется просто упорядоченным набором действий.
– В это сложно поверить! – воскликнула я и тоже потерла лоб.
– Невероятно, но правда, Аля. Эти люди везде, они успешно вырастают и получают профессию, но только не связанную с творчеством, они живут, имитируя настоящие чувства, но никогда не испытывая их на самом деле. Они – пустые…
– Вселенная! Как же так?
– Так вот… Самое главное. Экстренно проведенные исследования установили – причина появления таких людей – наш уход с жизни на естественных планетах. Чем меньше поколений в роду обитали в естественных средах, тем выше вероятность рождения детей с пустотой.
– Ашер!!! – выругалась я громче, чем стоило.
– Это держится в строжайшем секрете, об этом никто не должен знать, иначе массовая паника приведет к тому, что люди разорят те немногие живые планеты, что у нас остались. Большинство планет давно выродилось из-за непрерывной добычи ресурсов. По всей видимости, состав газовой атмосферы и многочисленный набор веществ и элементов на планетах все же отличается от того, что воспроизведен на станциях.
– Дело не в веществах, – я помотала головой, – на станциях невозможно воспроизвести те ощущения, что есть на планетах, те энергии, ту силу, мощь… Жизнь… Биение света и движение воздуха…
– Не важно, как ты это объясняешь, мы имеем дело лишь с фактами, – Овчанкин нервно водил вилкой по салату, так и не притронувшись к нему. – Пока известно лишь то, что планеты определяют развитие человека. Так сказать, его здоровый информационный контур…
– Невероятно! – замотала головой я и прикусила губы, словно проверяя, не сон ли это.
– Так вот эта правда заставила покачнуться наш мир, – продолжил Бер. – И среди руководства Союза случилась паника. Особенно, когда пустышки обнаружились среди них самих и их семей. Было принято экстренное решение отвоевать естественные планеты.
– Катария!!! – вскрикнула я от догадки.
– Верно, – хмуро кивнул Овчанкин. – Она была первой и самой близкой. Это был порыв, вызванный паникой, Аля. Хаотичные действия, когда Союз столкнулся с чем-то непонятным внутри себя самого. Экстренная и неудачная попытка. Дальтерия дала сильный отпор и руководству Союза стало понятно, что к войне придется готовиться основательно. Дикарей оказалось не так просто запугать.
– Но как же… как же призывы Союза к миру…
– Ты знаешь, что такое паника, Аля? Они не знали, что делали. Они боялись.
– Ими руководил сильный страх, – повторила я, чувствуя, как по телу поднимается дрожь. – Они желали не зла, а спастись… Не ведая, что творят с другими.
– Это было только начало, Аля. Когда первая паника прошла, руководство схватилось за голову. Экстренные переговоры с дальтерийцами не привели к положительному результату. Срочное восстановление исчерпавших ресурс планет Союза и отселение на них семей из группы риска позволило немного компенсировать скорость распространения этих… людей-роботов. Но учитывая, что в Союзе планеты никогда не ценились и использовались как ресурс, над остальным населением все еще висит угроза. В результате, Союз уже двадцать лет готовится к масштабной войне, выжидая удобный случай.
Я прикрыла рот ладонью, пытаясь подавить отчаянный стон. Если бы я только знала…
– Да, проблема не исчезла, – продолжил Овчанкин. – Галактический Союз все так же нуждается в естественных средах обитания. Но учитывая неуступчивый характер руководства Дальтерии… – он пристально посмотрел на меня. – Сделать мирным путем это не удастся.
– Мне нужно поговорить с Зэлдаром, – прошептала я, прикрывая глаза. – Мне нужно срочно его увидеть.
– Ты не добьешься большего результата, чем смогут они с помощью ребенка, – отрезал Бер. – Сомневаюсь, что тебе разрешат.
Я прикрыла глаза, пытаясь осознать неизбежное. Ошибки империй и их руководителей, истребление планет ради ресурсов, чужих жителей – ради планет, врагов – ради мести, калечили и продолжает калечить судьбы отдельных людей. А также мою.
– Я никак не могу понять, зачем меня хотят разлучить с ребенком, – наконец, с тяжестью прошептала я.
– Ну это совсем просто, Аля, – Овчанкин легонько сжал мои холодные пальцы своими руками. – Два козыря лучше, чем один. Когда все манипуляции с ребенком будут закончены, останешься еще ты. Ты будешь храниться, как запасной аюстер на дальнем складе. В нужный момент, быть может, через несколько лет, тебя выдернут из жизни и попытаются давить на то, что ты настоящая мать и ребенок нуждается в тебе, а еще лучше, если и отец по каким-то причинам захочет увидеть тебя. Они будут использовать любые Ваши связи, чтобы добиться своего…
– Какой кошмар! – не выдержала я. – Сейчас меня убеждают отказаться от ребенка!
– Ты понимаешь, что это за игра, – виновато развел руками мой друг, словно пытаясь оправдаться за все действия общей для нас Империи. – В другой раз тебя могут уверять о необходимости установить родственные связи.
– Значит, начать все с чистого листа бы все равно не получилось…
– Наверное, да, – вздохнул Овчанкин.
