Текст книги "Измена. (не) Любимая жена (СИ)"

Автор книги: Лада Зорина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

В их закрытом клубе сегодня было почти безлюдно, и в баре, помимо его приятеля, отдыхало всего пару человек.

– Господа, что будете пить? – бармен вопросительно приподнял брови

Виноградов быстро сделал заказ, и Герман не стал возражать. Положил телефон на полированную стойку рядом с собой и попытался хотя бы сделать вид, что отпустил ситуацию. Что готов хотя бы на пару часов отключиться от того ада, в котором жил уже какое-то время.

– Рассказывай, как ты вообще? Артур упоминал…

Егор был одним из близких друзей, с кем при желании всегда можно было пооткровенничать. Их семьи дружили в трёх поколениях. Все свои.

Но настроения погружаться в сложности личной жизни у него сейчас не было.

Оказалось, что особо и не пришлось бы.

– Артуру язык укоротить бы, – пробормотал Герман, когда Егор выразил искренне сочувствие по поводу его разлада с Лилей.

– Ну, слушай, он же просто хочет помочь. Он о тебе вообще-то сильно переживает.

– Никто не мешает ему переживать молча.

Егор хмыкнул, чокаясь своим стаканом о его, пригубил и зажмурился от удовольствия.

– Не представляешь, как я мечтал вот так сесть и хоть на пару минут просто выдохнуть.

Надо же, их желания очень во многом сейчас совпадали.

– Что так? – Герман опустил свой стакан на стойку. По пищеводу вниз прокатилось приятное, согревающее тепло.

– Да переговоры три раза срывались, – Виноградов скривился. – Сначала по их вине, потом по нашей. В третий раз… там вообще из-за такого пустяка сорвалась встреча, что только держись. Я полдня матерился и уволил двух своих лучших секретарей.

– Ну ты суров, – Герман хмыкнул, любуясь янтарной жидкостью, сквозь толстое стекло ловившей золотистый свет кованных бра, украшавших массивную стойку.

– Да я дебил. Ищи теперь нормальных специалистов, – Виноградов выругался и подхватил свой стакан. – Но я тебе вот что скажу. Даже самых, казалось бы, крутых, любимых и незаменимых на деле всегда, всегда можно кем-нибудь заменить.

Хм…

Герман поднял на друга посуровевший взгляд:

– Спорное утверждение.

Виноградов сделал большой глоток и мотнул головой.

– Не, брат, я тебе говорю. Никто, никто в этой жизни наших нервов не стоит. Ни секретарши, ни егозящие жёнушки. Выпендривается – гони её за порог. Ты себе с дюжину лучше найдёшь. И дня не пройдёт. По тебе столько девок течёт, а ты со своей Лилей носишься. И ладно бы она ещё сидела смирно, так нет, небось истерики закатывает, раз ты такой хмурый. Так и гони её… эй, ты чего?

Последнее, что он помнил и ощущал – резкую, но странным образом приятную боль, когда его кулак въехал Виноградову в челюсть.

Его голова дёрнулась, и о стойку цокнул потерянный зуб.

Герман тряхнул правой рукой и склонился к ошарашенному Егору.

– Будешь и дальше так о ней рассуждать – потеряешь все остальные.

Герман опрокинул в себя остатки жидкости из стакана, сунул руку в карман, не глядя вынул из зажима наличку и припечатал её к стойке, посмотрев в глаза застывшему в шоке бармену:

– За причинённые неудобства.

А через час с небольшим за его спиной захлопнулась входная дверь его загородного дома.

Он даже не знал, ночует ли она сегодня здесь. Может, всё-таки собрала вещи и снова уехала.

В конце концов вся эта ситуация превратилась в дурно пахнущее, бескрайнее болото. В котором истины днём с огнём не сыщешь.

Он бы совсем не удивился, если бы она…

– Герман?..

Он вздрогнул и поднял голову. Лиля стояла на ступенях главной лестницы, бледная и перепуганная.

– Герман, что случилось?

Он пытался поймать её взгляд, но не получалось. Лиля смотрела куда-то ниже его подбородка.

– Ничего.

– Тогда… откуда у тебя кровь на рубашке?

Глава 50

– Кровь… не моя.

Но только озвучив первую пришедшую в голову мысль он вдруг подумал, что ей вряд ли есть какое-нибудь дело до того, чья это кровь.

Нет, даже не так.

Она и не подумала бы, что это его кровь. Она ведь знает о его крутом нраве. А он ей свой характер в последние несколько дней особенно ярко демонстрировал.

Ну а если взять и промолчать? Не объяснять ей, кого это он отходил. Что Лиля подумает? Что нафантазирует?

Но, кажется, это в нём говорили ошмётки прошлого Германа – злого, параноидально подозрительного. Германа, не готового признавать собственную вину и одержимость контролем.

А сейчас? Если уж с собою начистоту, сейчас-то что им действительно двигало? Что заставляло хотеть ей всё рассказать. Что заставляло заметить тревогу в глазах и залёгшие под ними тени? Что заставляло ненавидеть себя за то, что она вообще на его счёт тревожится?..

– Я был в нашем клубе. Заехал после работы.

Она молча слушала, и только взгляд её выдавал, что слушала очень внимательно, боясь упустить даже самую мелкую деталь. Кажется, Лиля не ожидала что он начнёт откровенничать.

Ну да.

Раньше за ним подобное очень редко водилось. Он привык к тому, что свои мысли и в особенности чувства стоит держать при себе. С детства привык, что никому они, кроме него самого, не особенно-то и нужны.

– Герман, если ты не хочешь расска…

– С другом повидался, – перебил он её, на деле доказывая, что она не права. Что «хочет» даже приблизительно не описывает его желание всё ей рассказать.

Выпитое на него, что ли, так действует?..

Смешная же доза. На донышке стакана, а его уже несёт, словно он полбутылки внутрь опрокинул.

– Мы с ним давно не виделись. Он… советы мне взялся давать.

– Ясно, – шепнула она, но само собой, ничего ей не было ясно. Просто давала знать, что услышала.

– Это… он мне рубашку испачкал.

– О… – её большие глаза распахнулись, и ему показалось, что в них наконец-то промелькнуло облегчение.

Кого она рисовала себе его жертвой? В нём просыпалось искреннее любопытство. Но оно подождёт.

Он всё-таки задолжал ей объяснение.

– С Егором Виноградовым виделся. Он наболтал много лишнего. Я не выдержал.

Тяжковато давалось. Наверняка с непривычки. Но это ведь не повод сдаваться.

– Драться с ним я не собирался.

Он ещё зачем-то порывался добавить, чтобы она не волновалась. Но вдруг подумалось, он не стал бы ручаться, что нынешняя Лиля за него волновалась.

После всего, что между ними стряслось… это чудо, что он сегодня вообще застал её дома.

– Рада слышать, что ты этого хотя бы не планировал, – пробормотала она. – А… ты как? Он не успел… ответить?

Пожалуй, если бы его не застал врасплох её вопрос, он бы лишь усмехнулся. Виноградов-то? Даже думать смешно. Егор драться никогда не умел, а вот язык распускать – это пожалуйста.

Но… значит, ей не всё равно?

– Рука.

– М?.. – он вынырнул из собственных мыслей, пытаясь понять, о чём она.

Лиля смотрела на его опущенную правую руку и озабоченно хмурилась.

– Кажется, ты всё-таки свёз себе костяшки.

Он поднял руку к свету – жена оказалась права.

– Пустяки.

Если честно, он даже внимания не обратил и только теперь сообразил, что участки содранной кожи немного саднили.

– Ничего не пустяки, – тихо отозвалась она, спустилась наконец с лестницы и свернула налево. – Пойдём, я их хотя бы антисептиком обработаю. Аптечка у тебя в кабинете?

Он кивнул и послушно пошагал следом за ней. Все слова возражения надёжно застряли в горле. Он ни за что не стал бы отказываться от возможности просто побыть с ней рядом. Хочет заняться этими жалкими царапинами? Да ради бога…

– Скажи честно, – он даже не поморщился, когда смоченный антисептической жидкостью ватный диск прошёлся по окровавленной коже, – ты подумала, что я кого-то убил?

Он поймал её встревоженный взгляд, стараясь не придавать большого значения тому, как осторожно, почти нежно она касалась его руки.

– И съел? – добавил он.

В нём определённо говорило выпитое, каким бы мизерным оно ему ни казалось. В голове царила непривычная лёгкость.

Впрочем, он начинал подозревать, что хмелел скорее от её присутствия.

Она слишком близко. До опасного близко.

До того близко, что это начинало ощущаться как искушение.

– Я, если честно, ничего не подумала, – отозвалась Лиля и закрыла флакон, потянулась за мазью. – У меня совсем голова отключилась. Я… порой мне кажется, я просто так слишком устала, что уж и переживать не могу в полную силу. Но… нет.

Она посмотрела ему в глаза и добавила:

– Нет. Я не подумала, что ты кого-то убил. Но никогда бы и не догадалась, что ты отлупил Виноградова. Он же один из твоих самых близких друзей.

Герман скривился от этого напоминания:

– Это не даёт ему права…

Она перехватила его взгляд и едва заметно кивнула:

– Он обо мне говорил.

Где-то глубоко внутри сама собой поднималась почти задушенная злость на болтливого друга.

– Говорил. Предлагал… чушь предлагал.

Она помолчала, осторожно смазывая его ссадины. И прикосновения её нежных пальцев разгоняли по его венам жар.

– Предлагал развестись, – заключила она без единой вопросительной нотки. – Что ж… логичный совет от разведённого трижды.

В других обстоятельствах его эта фраза наверняка позабавила бы. Но сейчас… сейчас всё было слишком серьёзно.

– Я его совета по этому поводу не просил. В этих вопросах мне советчики не нужны.

Их взгляды встретились – пристальные, напряжённые.

Её ресницы дрогнули, будто она хотела, но боялась моргнуть:

– Почему… почему ты так в этом уверен?

Глава 51

– Странный вопрос, – я заметила, как он сглотнул, когда мои пальцы неосторожно прошлись по его запястью. – Свои шишки я предпочитаю набивать сам. Мне для этого необязательно у неудачников в браке консультироваться.

Я взяла чистый ватный диск, чтобы стереть только что замеченные следы крови с ребра его ладони.

– Мне жаль.

– Чего именно? – он спрашивал без подозрительности, без злости. Мне казалось, я уже порядком отвыкла слышать в его интонациях искренний интерес и не выискивать там ничего иного.

– Жаль, что ты из-за этого с другом поссорился. Мне это всегда удавалось сложнее всего.

– Во-первых, на черта мне такой друг, который лезет со своими бесценными советами туда, куда его лезть никто не просил. А во-вторых, – его пальцы дрогнули, когда я провела по коже смоченным антисептиком диском, – что именно тебе удавалось сложнее?

Ну да, конечно. Этого он тоже не знал. Откуда ему было всё это знать. Я подобным с Германом не делилась. Не хотела вешать на него ещё и эти переживания. Обычно и других с головой хватало.

– Оказываться причиной, по которой ты ссоришься с близкими. С друзьями. С самыми родными тебе людьми.

Я буквально вынуждала себя произносить эти слова. Почему-то сейчас это казалось особенно важным – не молчать, раз уж представился случай открыто поговорить по душам. Нам ведь только казалось, что мы друг с другом были честны, но вся эта история после корпоратива доказывала если и не обратное, то нечто очень отличное от наших с Германом представлений.

– И ты всё это время молчала, – хрипло отозвался он, не спуская глаз с моих рук.

– Думала, может, ты и сам это понимал.

В образовавшейся паузе я сообразила, как двузначно прозвучали мои слова.

– Только не подумай, что я обвиняю тебя в чёрствости и неумении догадаться. Дело не в этом.

– Если бы и обвинила, я обиды бы не держал.

Вот как?.. Неожиданно от него слышать признания подобного рода.

– Извини, но… не верится, – вырвалось у меня.

– Объяснимо.

Я поймала себя на абсурдной мысли, что мне становилось по-настоящему неуютно от такой сговорчивости мужа. Мы ведь по-прежнему ничего в наших отношениях не прояснили. Откуда в нём столько готовности к конструктивному диалогу?

– Мне… очень непривычно, когда ты вот так во всём со мной соглашаешься, – прошептала я. – Что-то успело произойти?

Герман ответил не сразу. Повернул руку ладонью вверх и успел перехватить мои пальцы.

Я невольно задержала дыхание.

– Я уже понял, что мы с тобой всё это время были не особенно-то честны друг с другом. Счастливы, может быть, но не честны.

Он будто читал мои мысли, и это автоматом выводило наш незапланированный диалог по душам на какой-то новый, до сих пор недоступный нам уровень.

– Видимо, так и есть… Но я только сейчас это осознала. Только сейчас поняла.

Его большой палец лёг в центр моей ладони, описал крохотный полукруг, и я невольно втянула в себя воздух. Оставалось только надеяться, что муж не уловил мою неожиданную реакцию.

Сил и воли на то, чтобы отстраниться или хотя бы выдернуть из его хватки ладонь, у меня не хватало. Возможно, я этого даже и не хотела, втайне от себя ожидая, что он повторит…

Даже не представляла, что кожа там могла быть настолько чувствительной к чужому прикосновению. Или это просто сейчас всё ощущалось слишком ярко, слишком отчётливо.

– Тогда мне тоже жаль, – глухо отозвался он, не поднимая головы. – Мне жаль, что мы так много друг от друга скрывали.

Скрывали…

Моё сердце невольно сжалось от этих слов.

В воспоминаниях тут же всплыла хищно скалящаяся Марина. И все её слова – горькие, страшные, ядовитые.

Он об этом хотел поговорить?

Наконец-то во всём признаться? Подтвердить слова Игнатьевой – своей давней подруги, бывшей девушки и… нынешней любовницы?

Раз уж у нас вечер таких неожиданных откровений, то самое время действительно расставить всё по местам.

Может, ещё и поэтому он был так сговорчив.

Сердце забилось быстрее.

Ну конечно. Это всё потому что он, должно быть, для себя всё решил. Пришёл к собственным окончательным выводам, примирился с действительностью и готов двинуться дальше.

А для этого необходимо покончить со всем нынешним, расставить все точки над «i», отпустить проработанную ситуацию, или как там принято изъясняться на приёмах у современных психологов…

И я с ужасом осознала, что не готова это услышать.

Должна буду, но не готова.

Гроза больше не пугала зарницами и отдалённым громом за горизонтом, она неслась на меня с ужасающей скоростью. Гроза, после которой ничего не останется, только собирать себя по кускам и двигаться дальше.

– Видимо, – протолкнула я, пытаясь прочистить пересохшее горло, – видимо, самое время поговорить о том, что скрывалось.

Я будто в пропасть добровольно шагала. И знала же, что за обрывом только страшный полёт вниз, на самые камни, а шаг замедлить уже не могла.

– Видимо, – отозвался Герман. – Видимо, самое время. И я хочу, чтобы ты была со мной совершенно честна.

Глава 52

Я?

А при чём же здесь моя честность?..

Но я не стала задавать никаких вопросов.

– Герман, я всегда с тобой честна. Вот только какой в моей честности толк, если ты всё равно мне не веришь?

– Честность и нечестность может принимать разные формы. Досадно, что мне пришлось пройти через настоящий ад, чтобы окончательно это понять.

А вот я до сих пор не понимала.

– Извини, но не уверена, что мне тут хоть что-нибудь ясно.

– Нечестность – это необязательно ложь. Это ещё и отказ говорить правду.

Внутри меня что-то тоненько тренькнуло, будто его слова невольно задели потайную струну.

Да, я ему не врала, но и всей правды не говорила. Это касалось и корпоратива, и недавних событий. Тут он был полностью прав. Но и молчала ведь я совсем не потому, что мне это нравилось. Я же ему говорила, почему не всегда готова открыться.

Его крутой нрав, может, и не железное оправдание, но и всю вину целиком взваливать на свои плечи я не намерена. Это будет просто нечестно.

– Герман, я ведь уже говорила. Мне сложно с тобой…

– Я знаю, – не стал дослушивать он. – Я понимаю. Поэтому и прошу тебя об этом сейчас.

Я наконец-то отпустила его ладонь, сцепила руки перед собой, надеясь, что дрожь в накрепко переплетённых пальцах он не заметит.

– Хорошо. Да. Я… я согласна.

– Рад это слышать.

Ну, и кто первым начнёт?

– Потому что мне очень хотелось бы знать, почему ты не рассказала, что приезжала в мой офис. И не рассказала, что там стряслось.

Ох…

Я не удержалась, бросила на супруга испуганный взгляд.

Спрашивать, с чего он решил, смысла, само собой, не было. Наверное, его секретарь что-то такое упомянула.

– Ольга сказала, что ты выглядела очень расстроенной, – подтвердил мои опасения муж.

Он припёр меня к стенке. Я за всеми своими переживаниями ни секунды не задумывалась над тем, как буду всё объяснять, если муж вдруг потребует от меня ответов.

И каких-то несколько безумных мгновений я балансировала на самом краю, будто всерьёз размышляла над тем, чтобы всё-таки попытаться увильнуть от расспросов.

Но то были всего лишь мгновения. Мгновения слабости.

– Я боялась, что ты возьмёшься разбираться в нашей запутанной ситуации самым… самым радикальным способом.

И я ведь до сих пор не знала, где он был и что делал. А когда с час назад завидела его в окровавленной рубашке, все мои страхи вгрызлись в меня с новой силой. Он и представить себе не может, что я пережила за те пару минут, пока он всё мне не объяснил.

Герман молчал, смотрел куда-то в сторону. Потом едва заметно усмехнулся, но безо всякого юмора:

– Наверное, мне не стоит удивляться, почему тебе в первую очередь именно такие догадки полезли в голову.

– Ты со мной ничем не делился.

– Нечем было делиться, – пожал он плечами. – Но рано или поздно я всё равно во всём разберусь.

Он посмотрел на меня, он был совершенно серьёзен, но в глазах промелькнула искорка.

– Обещаю обойтись без выбитых зубов. Сегодняшняя акция – единоразовая.

Я сама себя удивила, когда кончики моих губ подпрыгнули в улыбке. Боже, ну и вечер сегодня у нас… странный до невозможности.

– Очень на это надеюсь.

– А я очень надеюсь, что ты и на второй вопрос мне ответишь.

Ну нельзя же было наивно надеяться, что он так просто оставит попытки вытащить из меня всю правду.

И снова передо мной стояла Марина – холёная рыжая стерва, будто оживший пин-ап.

– Если ты о том, что стряслось в твоём офисе, так… так ничего не стряслось.

– Ничего, кроме Игнатьевой?

Меня странным образом порадовало, что он не назвал эту дьяволицу по имени.

– Ах, ты об этом…

От моих слов, наверное, за версту разило притворством, но я, как последняя идиотка, хваталась за любую, даже заведомо провальную возможность продемонстрировать, что ничем-то меня тот разговор на самом деле не зацепил. Подумаешь, любовница мужа высказала мне всё, что обо мне думала.

С кем не бывает…

– Лиля, мне правда хотелось бы знать.

Если думаешь, что к такому можно как-нибудь подготовиться, то не думай. Нельзя.

Я встретила его взгляд и бросилась в жуткий омут. Просто потому что бегать больше не было смысла. Устала я бегать.

– Она мне всё объяснила.

– Что именно?

– Всю… всю эту вашу ситуацию.

– Нашу ситуацию, – на лице Германа ни один мускул не дрогнул, но я видела, что он напряжённо ждёт моих пояснений.

– И напомнила мне моё место. Возможно, я даже должна быть ей благодарна за это.

– Лиля, – в голосе мужа просыпалась угроза, но сейчас я не взялась бы судить, на кого эта угроза направлена. – Что бы Игнатьева тебе ни напле…

– Она мне всё объяснила, Герман. Всё доходчиво объяснила, – мой взгляд начинал мутиться от слёз. – И ничего нового она по сути мне не сказала. Она подтвердила, что вы снова вместе.

Глава 53

– Подтвердила?.. – он пытался собрать воедино расползавшиеся мысли.

Игнатьева совершенно с катушек слетела?

И почему-то тут же подумалось: эта её выходка как-то связана с тем, что она внезапно куда-то пропала – без предупреждений, без объяснений.

– Лиля, что она могла подтвердить?

Она спрятала от него затуманившийся слезами взгляд, едва заметно пожала плечами.

– То, что я и без неё подозревала. Что ты решил к ней вернуться. Просто меня в известность ставить не стал.

И, должно быть, это наконец-то стало последней каплей. Её упрямая вера в то, что он смог бы вот так запросто ей изменить.

К чертям летели и гордость, и нежелание опускаться до оправданий, и страх показать свои уязвимости.

Герман схватил её за плечи, легонько встряхнул.

– А теперь послушай меня. Лиля! Смотри мне в глаза. И внимательно слушай.

И он с головой окунулся в саднящие воспоминания из того адского дня, когда всё окончательно пошло наперекосяк.

Лиля, вылетев из квартиры, неслась вниз. За нею мчался отправленный им вдогонку охранник, а он вернулся в спальню, только чтобы забрать оставленные здесь вещи и отправиться следом.

Марина нежилась в постели, будто ничего и не произошло.

– Предпочитаешь, чтобы я за волосы тебя отсюда выволок?

– Герман…

Он протянул к ней руку:

– Ключи.

Она притворилась обиженной:

– Слушай, ну откуда я могла знать, что твоя благоверная явится? Я всего-то… я надеялась, ты будешь не против.

– Ключи, – повторил он, едва сдерживаясь от поступка, о котором потом пожалеет. На женщин он руку никогда не поднимал. Пока не поднимал.

Марина бросила строить из себя томную соблазнительницу. Теперь смотрела на него с вызовом.

– Герман, я не могла не попробовать, понимаешь? Ты знаешь, как я к тебе отношусь.

– Это меня не касается. Я давал тебе эти ключи, понадеявшись на твою порядочность. Зря.

– Ты несправедлив. Свои прямые обязанности я выполнила безукоризненно, – она указала подбородком на столик, где покоились рабочие документы. – Ты попросил меня срочно привезти тебе на дом документы. Я всё привезла.

Он смерил её взглядом:

– А забираться в мою постель я тебя тоже просил?

Марина на это ничего не ответила, но выгребла ключи откуда-то из-под подушки и швырнула ему, понимая, что желаемого уже не получит.

– Я должен был забрать оттуда важные документы. До офиса добираться было значительно дальше, чем до квартиры. К тому же по пробкам. Я отправил голосовое Марине, попросил её подготовиться к встрече. О документах она уже знала. В итоге встреча всё равно сорвалась. После твоего визита я, если помнишь, вернулся домой.

– Ты же… ты одевался…

– Переодевался. Так будет точнее. Лиля, вспомни. Шёл дождь. Начался за городом, а потом и в городе. Я по дороге выходил из авто. Зонт я с собой не прихватил. Вымок. Прежде чем ты вошла, я велел Марине одеться, сам отправился в гардеробную. А когда оттуда вышел, на пороге стояла ты. И я… растерялся.

Правда, слово «растерянность» очень слабо передавало его тогдашнее состояние. Да он едва не поседел, увидев жену на пороге. Но до признания того, что он откровенно запаниковал, ему ещё предстояло, наверное, дорасти.

И… это было странно. Чуждо и непривычно. Вот так раскладывать всё о полочкам, объяснять.

И признаваться.

Лиля застыла в его руках, видимо, пытаясь переварить всё только что услышанное. Но не протестовала, не вырывалась и не кричала, что не верит ни единому его слову. Уже одно это можно было считать победой.

– Господи… – пробормотала она наконец. – Почему ты сразу мне всё не рассказал? Почему молчал?

Он пытался сообразить, как признаться ей в том, что сделал это намеренно. Но не пришлось. Светлые глаза расширились, а губы округлились в беззвучном «О-о-о-о».

– Лиля…

– Ты ведь… ту ведь уже тогда меня подозревал. В отместку решил не объясняться. Хотел, чтобы я пострадала? Чтобы… чтобы мне было так же больно?

– Мне вообще ничего не пришлось бы тебе объяснять, если бы ты там не появилась. Я бы выгнал её из постели, забрал у неё ключи, и вопрос был бы исчерпан.

Он это, впрочем, и сделал, но только с одной большой разницей – Лиля всё видела и успела прийти к собственным выводам.

– Как ты там вообще оказалась – вот чего я до сих пор понять не могу.

Она неожиданно усмехнулась и покачала головой:

– Она сбросила мне твоё сообщение. Голосовое. Анонимно, конечно, но теперь понятно, что больше и некому. Оно звучало… – она покусала губу, – скажем так, ты очень неудачно его сформулировал.

Она полезла в карман своего халата, достала телефон, порылась в записях. Нажала на Play.

«Я уже в Москве. Будь готова. Встречаемся у меня на квартире часа через два».

Герман невольно поморщился. Засаднило куда сильнее, чем его оцарапанные костяшки.

Твою мать… Он никогда и не подумал бы его переслушать.

Но сейчас, вырванное из контекста, это сообщение звучало ему приговором.

Лиля отложила телефон на подлокотник дивана, тихонько вздохнула и украдкой отёрла щёку.

– Герман, мне очень сложно, – хрипло прошептала она, глядя в пол. – Очень сложно решить, где здесь правда. С одной стороны, эта запись и всё, что я видела. С другой, твои объяснения.

После паузы она всё-таки подняла на него взгляд:

– Скажи, почему я должна отбросить сомнения? Почему я должна поверить не своим глазам и ушам, а тебе?

Глава 54

Почему?

Хороший вопрос.

Действительно, с чего бы ей сейчас ему доверять? Тем более что в плохое автоматически верится куда легче, куда охотнее.

– Я не настаиваю на том, чтобы ты верила. Понимаю, что доказать ничего не могу.

Лиля молчала, и только судорожно сцепленные пальцы лежавших на коленях рук выдавали неимоверное напряжение.

– Если бы у меня появилась такая возможность, я бы за волосы её сюда притащил и вынудил рассказать тебе правду. Но представь себе, Марина куда-то исчезла.

Лиля подняла на него взгляд, заморгала.

– То есть как это… исчезла?

Он выдохнул и привалился боком к спинке дивана, позволяя себя хоть немного расслабиться. По крайней мере, Лиля по-прежнему готова была его слушать.

– Сам пытаюсь понять. На работу сегодня не вышла. На звонки не отвечает. Её никто не видел. Мои люди ищут её и…

Он осёкся. В его планы не входило посвящать жену в свои активности по поиску всех виновных. Это наверняка её сильно расстроит, и она опять начнёт подозревать его в каких-нибудь зверствах. А как убедить её в своей вменяемости, он пока точно не знал.

– …и пока тишина, – выкрутился он, надеясь, что она не примется за расспросы.

– Это всё очень странно, – пробормотала Лиля. – В последнее время все куда-то вдруг пропадают…

Она точно говорила об Алексееве. Само собой, сложно было бы не заметить его отсутствия, учитывая то, как часто он отирался в их магазине до того чёртова корпоратива.

– Я не собираюсь склонять тебя к выгодным мне выводам, – он следил, как она сменила позу, чуть придвинувшись к нему, но вряд ли отдавала себя в этом отчёт.

Недостаточно туго затянутый пояс сделал своё коварное дело – и вырез халата сделался шире, позволяя понять, что под халатом на ней ничего не было.

Он только сейчас внимательнее пригляделся, сообразив, что она, кажется, не успела досушить волосы, собранные в небрежный пучок на затылке. Видимо, он помешал, явившись домой в таком непритязательном виде.

Герман попытался отвести взгляд от кожи, соблазнительно розовевшей в вырезе халата.

Сейчас совершенно не время давать волю своему воображению.

Слишком многое на кону. На кону их общее будущее.

А оно у них может быть только общим. Без неё никакого будущего нет и быть просто не может.

– Выходит, она исчезла сразу после того, как… со мной говорила.

Её слова всё же заставили его ненадолго переключиться.

Герман потёр тяжёлые веки, честно пытаясь сосредоточиться.

– Выходит. В тот день я с ней не пересекался. Я не заезжал в головной офис.

– Ты пытался выяснить, куда она могла запропаститься?

Интересно поставлен вопрос.

– Конечно, пытался. Кругом – тишина.

Он бросил на неё короткий взгляд:

– Только не говори, что её исчезновение тебя огорчает.

Лиля не успела ответить. Он дотронулся до её предплечья, легонько потянул на себя, чтобы дать ей возможность решить. Чтобы это не чувствовалось как принуждение.

Она не сопротивлялась. Только взглянула на него с удивлением.

– Я хотел бы, чтобы ты мне рассказала.

– О чём? – её голос опустился едва не до шёпота.

– О том, что она тебе наговорила. Я ведь её всё равно разыщу. Ты же знаешь, что разыщу. И я хочу знать, каким суровым должно быть её наказание.

Родные глаза широко распахнулись. В них плескалось искреннее неверие.

– Лиля, мне ведь сейчас даже не особенно важно, веришь ты мне или нет. Мне важно знать правду, чтобы действовать адекватно.

– И… ты мне поверишь?

Он вдруг подумал обо всём, что успел узнать за всё это время. Сколько странностей, нестыковок и глупостей с тех пор подметил за собой и за другими. И сколько всех этих огрехов относилось к ней. Нисколько. Ничего в его коротком расследовании не указывало на жену, кроме «показаний» пропавшей сквозь землю Марины и материала от пропавшего сквозь землю Алексеева. О чём-то это да должно было говорить, разве нет?

Он, конечно, разыщет и одну, и другого. Он заставит их рассказать ему правду.

Но это будет потом.

Сейчас…

Его завороженный взгляд снова, будто сам по себе, приковался, к стройной линии шеи, опустился ниже, и сердце ускорило ход.

Сейчас он был там, где ему самое место. И он не собирался упускать этот момент.

– А ты?

Длинные ресницы дрогнули.

– Я?..

– Да. Ты поверишь в то, что я готов поверить всему, что ты сейчас скажешь?

Это было мучительно – заново прокладывать, казалось, давным-давно проторённый путь. Заново учиться доверять друг другу, слышать друг друга. Особенно сейчас, пока в их сложном уравнении по-прежнему оставалось несколько неизвестных.

– Н-никогда не могла бы подумать, что ты поставишь вопрос именно так.

– Времена меняются, – он хрипло выдохнул, – а с ними меняются люди.

И, кажется, ему удалось её убедить.

Она рассказала ему о разговоре. Рассказала, что эта дрянь наговорила. Неудивительно, что сбежала. Правильно сделала. Если бы сейчас он точно знал, где скрывается Игнатьева…

– У меня она больше не работает, – процедил он, когда Лиля замолчала. – Я решил это ещё сегодня днём.

– Ты… серьёзно?

Он посмотрел ей в глаза. Только сейчас заметил, что бледные щёки намокли, осторожно, едва касаясь пальцами прохладной кожи, стёр слезинки с её лица.

Её вопрос был совершенно лишним.

Она уже и сама это понимала.

– Меня это жутко взбесило, – Герман сглотнул, отводя взгляд. – До белого каления довело.

– Что именно?..

Он так и не смог приказать себе остановиться, поэтому придвинулся ближе, обнял за гибкую талию.

– Твои подозрения. То, что я мог к ней вернуться…

Кажется, она тоже теряла контроль.

Её дыхание участилось, от расширившихся зрачков глаза казались тёмными, как два губительных омута.

Её ладошки упёрлись ему в грудь, но с такой нерешительностью, что это только сильнее его заводило.

Она сейчас не ему не доверяла. Она не доверяла себе.

Халат от движения сбился сильнее, почти обнажив её левую грудь.

Почти, но воображение уже рисовало нежную кожу под нетерпеливыми пальцами. Спелую тяжесть в его ладони.

И он сатанел от желания.

– Герман… н-не думаю…

– Не думай, – шепнул он. – Прошу тебя, не думай.

– Но…

Кажется, она всё ещё не верила. Не доверяла.

Но доказать-то очень легко.

Он порывисто схватил её руку и, не церемонясь, провёл ею вниз по своему животу, заставил пройтись её пальцами ниже. Чтобы она поняла, как нужна ему. Прямо здесь и сейчас.

Не Марина, чёрт бы её побрал, не кто-либо ещё.

Она. Только она.

Она с тех пор, как он её увидел, и навсегда.

– Прошу… тебя, – хрипло выдохнул он. – Пожалуйста…

Она застыла, но руку не отнимала. Дышала очень часто и тяжело. Зрачки уже во всю радужку.

Она хочет, чтобы он умолял? Он готов. Потому что терял голову от напряжения.