Текст книги "Измена. (не) Любимая жена (СИ)"
Автор книги: Лада Зорина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Я перевела дух и всё же решилась:
– Герман, ответь мне честно… Если бы я в тот вечер всё-всё тебе рассказала, как бы ты поступил?
Муж рассматривал моё лицо, продолжая сжимать мои уже нывшие плечи. Он не делал мне больно, но скопившееся во мне напряжение поневоле начинало скручивать мышцы.
– Нанёс бы визит вежливости этому Алексееву.
Я прикрыла глаза, едва заметно кивнув. Спасибо ему хотя бы за откровенность.
– Но дело не в том, что сделал бы я, – его пальцы чуть сильнее впились в мои несчастные плечи. – А в том, как поступила бы ты.
Ответ я прочла в его глазах прежде, чем он мне его озвучил:
– Ты бы уволилась, Лиля. На следующее же утро.
Я медленно кивнула:
– Всё верно. Ты и не подумал бы оставить выбор за мной. Никогда не поверил бы в мою способность самой разобраться с этой проблемой...
– А как ты с ней разбиралась? – хищно прищурился он. – результаты твоих стараний оказались, мягко говоря, противоречивыми.
– То есть тебе невдомёк, что женщины ведут себя и действуют по-другому? Обычно мы не срываемся по первому же зову своего первобытного «я» бить морды и жечь за собой все мосты, наплевав на то, кто на каком берегу оказался!
– Ну да. Как это я мог забыть, – он снова легонько меня встряхнул и отпустил, скривив губы, будто теперь ему было неприятно меня касаться. – Ты поступила по своему разумению. Отблагодарила дарящего и закрыла вопрос. А мужу о твоих методах знать необязательно!
Эти слова словно бритвой меня полоснули – настолько острой, что в первые секунды даже невдомёк, насколько глубоким оказался порез.
Я размахнулась и, вложив в удар все свои силы, влепила мужу пощёчину.
Ему бы хватило времени уклониться. Но он не стал этого делать.
Я отдёрнула руку. Он резко выдохнул.
– Сволочь… – шепнула я, схватила полусобранную сумку, сгребла в неё вывалившиеся вещи и вылетела за дверь.
Глава 15
– К-как? Вот просто к-как можно б-было… – я снова ревела. Но на этот раз в открытую и совершенно не заботясь о том, как непрезентабельно выгляжу
Потому что ревела я на кухне у лучшей подруги, которая не примется поджимать губы, не осудит и не выставит за порог.
Светка заботливо подсовывала мне бумажные полотенца и время от времени подливала в кружку травяной чай. На её веснушчатом лице отражалась искренняя забота. В некотором смысле она дарила мне то, чего не могла мне дать даже родная мать, оставшаяся глухой к моим переживаниям.
– Лиль, ты отпей ещё, а? Отпей, отпей. Может, не сразу, но полегчает.
Я послушно припала к кружке, глотая душистый отвар и почти не чувствуя вкуса.
– Так а как…
– Я н-не зна-а-аю… – выдохнула я, переводя дыхание, – я понятия н-не имею, кто ему всё так переврал. К-кто всё так извратил… Ты представь, я… У меня даже слов не нашлось… Я не знала, с чего начинать оправдываться.
Оправдываться перед изменщиком! Где это видано?
Правда, об измене Германа я и Свете не рассказала. Что-то по-прежнему железно удерживало меня от того, чтобы об этом распространяться. Подруга знала лишь, что мы разругались в пух и прах из-за проклятого корпоратива.
Мне ещё только предстоит разобраться в том, почему, совершив недопустимое, Герман по-прежнему винил во всех бедах меня! Он чего-то недоговаривал. И это что-то было настолько важным и весомым, что позволяло ему вести себя подобным образом. До того, что наш последний разговор почти не проливал свет на его шашни с Мариной, а стал перечислением моих мнимых грехов!
– Погоди, – Света уткнулась взглядом в столешницу, пытаясь припомнить. – Да в нашей лавке-то и нет никого, кто может водить знакомство с твоим мужем. Мы же птицы совсем другого полёта. Милованов же не может?
Фамилия владельца нашего цветочного магазинчика заставила меня ненадолго прервать свои судорожные попытки восстановить дыхание.
– Н-нет. Ни с кем из… из нашего коллектива его н-не знаком. Я бы знала.
– Хм-м-м, – протянула Светлана, протянув мне свежее бумажное полотенце. – Ну… ладно. Оставим этот вопрос открытым. Давай пройдёмся по очевидному. Что такого этот некто мог ему рассказать?
Я дёрнула плечами. Я и сама который час перебирала в голове все возможные варианты.
– Ничего ведь из ряда вон не происходило. Ну да, Алексеев за тобой, как обычно, весь вечер увивался. Но ничего лишнего себе не позволял. И Алексеев… ну, он же как пудель. Он же совершенно безвреден!
– Да уж, – шмыгнула я носом. – Ты это моему мужу скажи.
– Слушай, а что он тебе в конце концов-то вменяет?
Я промокнула мягкой бумагой безобразно распухший нос:
– Алексеева и вменяет. Платье припомнил. И моё состояние.
– Уф-ф-ф, – Светка закатила глаза. – А ты ему об этом не рассказала.
Она даже не спрашивала. Она уже поняла.
– Свет, да н-не могла я ему всё как на духу рассказать. Он бы меня задним числом заставил уволиться. А мог поступить и ещё хуже. Применил бы свои связи. Прикрыл бы наш магазинчик – и всё.
И лишил бы работы сразу нескольких человек, включая мою лучшую подругу. Я не могла быть уверенна на все сто, что именно так он и поступил бы. Но сейчас готова была поверить и в это. Разгневал Ахматова – пеняй на себя. Он никого не щадил и пленных не брал. Мой муж вырос в жёстком окружении и верил в то, что свои права и место под солнцем нужно отстаивать только силой. Не отстоял – слабак и жалости не заслуживаешь.
– Н-да-а-а…
– Да он и не поверил бы. Герман, только представь, я отрубилась прямо посреди вечеринки, – спародировала я свой фальшиво жизнерадостный тон. – Понимаешь ли, очень устала, присела в кресло и отключилась! С бокалом шампанского в руке. А он опрокинулся и залил моё платье. Вместо него я напялила очень кстати пришедшийся подарок Алексеева. Кто такой Алексеев? Ах, да ничего особенного! Просто мужик, который решил за мной приударить и не понимает слова «нет».
Светлана хмыкнула в ответ на мою импровизацию.
– Отлично звучит, правда? – я взглянула на подругу в абсурдной надежде, что она скажет, мол, объяснение как объяснение.
Но мы обе слишком хорошо понимали, что это не звучало как полный бред только для тех, кто был свидетелем произошедшего.
– Надо же было всему так запутаться… – наконец вздохнула подруга и потёрла плечо под рукавом своей цветастой футболки.
– И это я ещё о самом щекотливом умолчала, – кисло отозвалась я.
Света подняла на меня взгляд.
Она поняла, о чём я говорила.
Глава 16
– Ну, справедливости ради… – начала было Света, но я покачала распухшей от тяжких раздумий головой.
– Нет, Свет, ты просто пойми – тут как не описывай, кошмар получается. Я ведь едва помню, как до диванчика в нашей комнатке отдыха дотащилась. Точнее... как Алексеев меня туда дотащил! А очнулась я спустя примерно час после того, как отключилась. Сонная, с чугунной головой и пропахшая залившим платье шампанским. Зато накрытая пледом.
– Заботливый ухажёр, – невесело пошутила Света.
– Не то слово, – я снова шмыгнула носом. – Представь. Не сама дотащилась туда. Довели! И мне хватило ума переодеться в это чёртово платье. Ещё радовалась, что не додумалась его в мусорное ведро выкинуть, чтобы Алекссев наконец сообразил, что подбивать ко мне клинья бесполезно.
Я тихонько вздохнула и покачала головой, дивясь собственной тогдашней безмозглости:
– Но я же взрослой себя посчитала. Мол, ни к чему сцены устраивать и все эти театральные жесты. Платье можно и сдать, оно свою покупательницу найдёт.
Но я зря понадеялась, что Герман не заметит нового наряда – отдёрнувшаяся пола плаща сыграла свою роковую роль. И это сейчас я понимала, как неосмотрительно поступила. А в тот вечер я только и думала о том, как избавиться от запаха пропитавшего ткань шампанского. Меня от него буквально мутило!
Светка вздохнула со мной в унисон:
– Выходит, куда ни кинь – везде клин.
Я молча признала её правоту, но разве от этого легче? Разве легче от того, что трезво оцениваешь ситуацию? Вот мне, например, легче от этой ясности ничуть не стало.
Да, я понимаю, что по факту ни в чём не виновата. И кто бы чего ни наплёл моему мужу, в приступе мести скатываться до измены – это просто последняя подлость…
Зато, как ни крути, это давало ему возможность выторговать для себя иллюзорное оправдание. Ты, мол, пустилась во все тяжкие – будь готова к последствиям.
Никогда даже в самом своём жутком кошмаре не смога бы вообразить, что мой муж способен на подобное.
– И я никогда не смогу этого Герману объяснить, – озвучила я подруге продолжение своих мрачных мыслей. – Никогда не смогу объяснить это так, чтобы объяснения не звучали подозрительно. Особенно сейчас, когда он уже откуда-то знает, что я ему многого не рассказала. Просто… ну как я могла предугадать, что меня вот так вырубит? С алкоголем я очень на вы, но не настолько же… Грешу на усталость и недосып.
– Алексеев ещё этот, – подруга пристукнула кулаком по столу. – Пользуется тем, что он родственник нашего Милованова. И ведь не погонишь его оттуда.
– Как ты его погонишь, если у него доля в бизнесе? – кисло напомнила я и допила свой почти остывший чай. – Да и не волновал бы он меня с его подарками дурацкими, если бы не всё это безобразие. Господи, ну вот кто? Кто мог Герману всё разболтать? Ума не приложу.
Светка плеснула мне в кружку свежего чая и как бы ненароком придвинула ближе тарелку с медовыми пышками. Всё надеялась разбудить во мне аппетит.
– Да тут нужно целое расследование проводить, – проворчала она. – Я сама понять не могу, кому моча, прости господи, в голову стукнула? Хотя с другой стороны…
Она замолчала, привлекая моё внимание.
– Что? – встрепенулась я, в надежде, что у неё появилась удобоваримая версия.
– Лиль, вас же все вокруг ненавидят. Извини, грубо, наверное, прозвучало, но ты понимаешь, о чём я.
Я попыталась сглотнуть образовавшийся в горле комок.
– То есть хочешь сказать, желающие нашлись бы…
– Да меня скорее удивляет, как вы вообще три года продержались, и никто вам не навредил. Но вот если серьёзно! Твоя родня была категорически против. Его родня – и подавно. Все его друзья до сих пор на вас косо смотрят. Кто-то завидует, кому-то этот брак далеко идущие планы сломал. Это ж кошмар, Лиль. Я бы так не смогла. Это ужасно, но… ну, понимаешь, неудивительно.
Слова лучшей подруги тяжким грузом опустились на мои бедные плечи. Я поникла и спрятала лицо в ладонях, но плакать больше не могла – сил не осталось.
Её тёплая ладошка опустилась мне на лопатку и осторожно погладила:
– Лиль, ну прости. Не хотела напоминать.
– Н-нет, – замотала я головой. – Нет, Свет, ты всё верно сказала. Об этом нельзя забывать. Нельзя забывать, что наш брак – объект всеобщей ненависти. Вот только…
Пришлось переждать, пока скрутивший горло спазм позволит снова заговорить.
– …только я думала, мы в этой войне по одну сторону баррикад. А оно вот как получилось…
И я бы, наверное, разревелась, хоть и думала, что уже не смогу, но отвлёк телефон. Я вздрогнула от входящего и похолодела. Неужели снова муж со своими угрозами?
Но нет.
На экране высветились фамилия и имя звонящего: «Самарин Андрей».
Глава 17
– Уж думала, и не заглянешь, – мать приобняла его за плечи и поцеловала в щёку. От неё пахло лёгким цветочным парфюмом и выпечкой. Уютное сочетание запахов, которое в любое другое время легко настроило бы его на благостный лад. Но не сегодня. И, может быть, даже не в ближайшем будущем.
– Спасибо за цветы, дорогой. И за подарок.
– Не за что, – он приобнял её и, поддавшись секундной слабости, спрятал лицо в ложбинке между плечом и шеей.
Но большие парни не грустят, не тоскуют, не плачут и никому не показывают своей уязвимости.
На то они и большие парни.
Мать от него отстранилась, заглянула в глаза, поправляя свой шёлковый халат:
– Герман, выглядишь… уставшим.
Он дёрнул уголком рта, молчаливо предлагая не затрагивать эту тему.
Ему было, мягко говоря, безразлично, как он выглядел.
Хреново, что не получалось наплевать на то, как он себя чувствовал.
Будто в грудной клетке завёлся клубок ядовитых змей, то и дело жаливших его изнутри.
И Марина, дрянь, тянула с обещанным.
А без доказательств, которые он мог бросить в лицо своей неверной жене, ему приходилось лишь огрызаться, опираясь в своих подозрениях только на то, что узнал от неё раньше или знал без неё.
Поэтому если он выглядел всего лишь уставшим, значит, ему чертовски хорошо удавалось скрывать тот ад, что творился внутри.
– Много дел. Новый бренд запускаем.
Мать отвернулась и, поманив его рукой, направилась в малую столовую, где уже накрыли стол для завтрака.
В доме было непривычно тихо для дня накануне грандиозного торжества.
Прислуга по молчаливому знаку хозяйки покинула столовую, и мать указала ему на стул:
– Позавтракай со мной. Впереди сплошная суета, и мне нужно набраться сил. Может, всё-таки останешься?
Герман покачал головой.
– Извини, но нет. Позже заеду.
– На торт?
– На следующий день.
Мать поджала губы, но комментировать не стала. Налила себе апельсинового сока и аккуратно отпила из бокала.
– Как знаешь. Я магнату Ахматову не указ.
– Артур точно будет.
– Как будто один сын может заменить мне другого!
– Ты понимаешь, о чём я, – Герман не стал расстраивать её сильнее положенного и положил себе на тарелку пару тостов.
Запах печёной корочки не вызывал у него ни намёка на аппетит.
– Где отец?
Мать взглянула на изящные золотые часы, обнимавшие её белоснежное запястье:
– В полёте. Выйдет на связь через час.
Хорошо. Они удачно с ним разминутся.
– Всё же спасибо, что заглянул.
– Я не мог не заглянуть. Это твой день рождения.
После недолгой паузы она всё же решилась.
– Герман…
Он знал, что мать не сможет долго молчать. Он с порога чуял её напряжение. Должно быть, ждала, что он кинется с ней делиться. Но когда между ними вообще случались глубокие, задушевные и стопроцентно искренние разговоры?
Он поднял на неё взгляд, молча побуждая продолжать.
Помогать он ей не собирался.
И матери всё же хватило такта не бросаться в лобовую атаку.
Она опёрлась локтем о стол и поддела пальцами тонкую золотую цепочку, как делала всегда, когда волновалась.
– Герман, я тут слышала…
– Слышала? – не удержался он от усмешки.
Да тебе ведь наверняка Артур давно доложил. Или прислуга. В его доме работала племянница тутошней экономки. Болтливых языков и жадных ушей вокруг Ахматовых всегда было в достатке.
– Слышала, – с нажимом повторила она, – что у вас… что вы с женой что-то не поделили.
Не поделили взгляд на ситуацию. И правду. Кое-кто оказалась настолько жадной, что решила придержать всю правду себе.
Правая рука, лежавшая на столе, конвульсивно сжалась в кулак, но голос его был ровен, почти бесстрастен.
– Нам с Лилей делить нечего.
– Действительно! – фыркнула мать и отпустила цепочку. – Что вам с ней делить, если в вашей семье всё твоё? Если она явилась на всё готовое?
Кулак начинал неметь от напряжения.
– Не будем об этом.
– Так вы поссорились или как?
– Это никого, кроме нас, не касается.
– Ты непробиваем, – мать расстроенно провела рукой по ожидавшим укладки густым волосам. – Когда речь заходит о ней, с тобой бесполезно о чём-нибудь говорить.
Он не успел ей возразить. Телефон в кармане брюк завибрировал. Он достал его и посмотрел на экран.
Сообщение от Марины: «Приезжай. Отдам тебе твои доказательства».
Глава 18
– Что, уже уезжаешь? – мать смотрела на телефон в его руках.
Он так ждал этого сообщения. Да он, чтоб тебя, последние ночи толком не спал, дожидался, когда она пришлёт ему это долгожданное сообщение.
И как не вовремя оно всё же пришло.
С матерью они и так последнее время почти, считай, и не виделись. Три последних года не визиты, а азбука Морзе – скоротечное, неровное, рваное общение, в котором время разбазаривалось на обсуждение всего, кроме самого главного.
Поэтому ему стоило немалого труда сохранить спокойствие и, черкнув в ответ пару слов, отложить телефон на край стола.
У матери день рождения.
Юбилей.
Он и так не будет присутствовать на торжестве.
Его искромсанное в клочья сердце лишние двадцать минут могло потерпеть.
Но родительница уже ёрзала на своём месте, явно раздосадованная тем, что в их разговор вклинивалась его личная жизнь.
Особенно как раз когда она желала вытянуть из него хоть что-нибудь о происходящем в этой самой личной жизни.
– Супруга?
Он мотнул головой, и она поджала губы. Раздумывала, стоит ли доверять его немому ответу.
– По работе?
– Это неважно.
– Герман… ты, видимо, стал забывать, что ты не только сверхзанятой деловой человек с миллиардами за душой. Ты ещё и мой сын! И сейчас я пытаюсь поговорить со своим родным сыном после почти двухмесячного молчания, а в ответ слышу только односложные отговорки!
По-своему она была права. И, возможно, разумнее всего было откупиться малой кровью. Чтобы поскорее завершить свой визит и отправиться навстречу тому, что окончательно разделит его жизнь на до и после.
– Извини. Ты права. Что именно ты хочешь знать? – ни один мускул на его лице не дрогнул, но всё, о чём он сейчас думал, это страшное слово «доказательства» из сообщения Марины.
Мать снова подцепила пальцем цепочку, стараясь не встречать его взгляд:
– Хочу знать, что у вас приключилось. Вы… поссорились?
Его взгляд на мгновение приковался к молчавшему телефону.
– Значит, поссорились, – заключила из его молчания мать. – И… сильно? Сильно поссорились?
Что ею двигало в попытке вытащить из него ответ? Уж точно не стремление посочувствовать – и он очень скоро убедился в верности своих предположений.
– Достаточно сильно, чтобы поднять вопрос о разводе.
Очень глубоко в душе, где ещё ютилась не до конца вытравленная с годами юношеская наивность, он почти неосознанно надеялся, что матери хватит такта опечалиться. Хотя бы для вида.
Но пора бы додавить наивность в себе до конца. В его мире быть наивным даже на один процент из ста – смерти подобно.
Мать отпустила цепочку и подалась вперёд, нависнув над столешницей.
– Герман, не дари мне надежду… Ты это серьёзно? Прошу тебя, скажи, что серьёзно.
Он на мгновение прикрыл глаза, борясь с желанием помассировать припухшие от недосыпа веки.
– Вижу, мне таки удалось тебя сегодня порадовать.
– Господи, неужто… – мать откинулась на высокую спинку обитого кремовым велюром стула. – Неужто у меня появится надежда, что вы с отцом наконец-то примиритесь.
– Я б на твоём месте её не питал.
– Поверь мне, он тебя простит.
– Он меня простит? – недобро усмехнулся Герман. – Это что-то новенькое. Он простит меня за то, как отзывался о моей жене?
Последние два слова взрезали что-то со стороны сердца, а внутренний голос вовсю насмехался над ним, очень вовремя напоминая, что и он-то сейчас не самого высокого мнения о своей жене. Но старые обиды отпустить не так-то просто. Особенно, если это обиды на родных и близких людей.
– А разве он не был прав? Герман, ведь и я сразу тебе говорила, ей нельзя доверять. Это вертихвостка, которой от тебя нужны только деньги! И вот видишь, к чему всё привело? К закономерному итогу!
Абсурд. Мать даже не знала, из-за чего возникла их «ссора». Как бы то ни было, он не мог удержаться от рефлекторной попытки её защитить.
– Лиля зарабатывает сама.
– Ну да, – хмыкнула мать. – И двухэтажный дом в посёлке своим родителям она сама купила, верно?
– Это был мой им подарок.
– И как? Помог этот подарок наладить родственные отношения? Герман, она зарабатывает гроши. А ты осыпаешь её всем подряд. Тратишь на неё миллионы! И ничего, она не отказывается! Я говорила тебе, она поступит с тобой, как и твоя Ирина. Ты думаешь, женскую любовь можно деньгами купить, а она не покупается! Тело – пожалуйста. Но и только.
Сама того не зная, мать прошлась по открытой ране – безжалостно и совершено слепо. Но оттого только хуже. Сейчас она с завязанными глазами била в самое яблочко.
– Мне пора, – он с шумом отодвинул стул и подхватил телефон со стола. – С днём рождения. Заеду позже.
– Герман…
– Не нужно. Не вставай. Я отыщу выход.
Хотел бы он с такой же уверенностью заявить и об их ситуации с Лилей.
Но поездка к Марине, которая гнала его даже сильнее, чем очередной поток злословий от матери, сулила превратить эту ситуацию в откровенно безвыходную.
Глава 19
– Кафе? Нет, – в голосе Марины звучала твёрдость, какую она нечасто позволяла себе в разговоре с ним. – Никаких кафе. Я уже жду тебя.
– Где? – он сел в машину и захлопнул дверцу.
– В твоей московской квартире. Просто… нам лучше бы остаться с глазу на глаз.
– Какого… – его пальцы до боли стиснули телефонный корпус. – Я же сказал, чтобы я больше тебя там не видел!
Но она уже отключилась.
Герман выругался и отбросил телефон на пассажирское сиденье.
Своенравная дрянь. Но она позволяла так вести себя с ним как минимум по одной причине – сейчас она крепко держала его на крючке посулами доказательств. Стоит ему только получить желаемое… ей не поздоровится.
Она дожидалась его в гулком фойе, о чём-то непринуждённо болтая с персоналом на ресепшене.
Герман не стал тратить время на приветствия, схватил её под руку и едва ли не потащил к лифтам. Затолкав в кабинку, нажал кнопку нужного этажа и повернулся к ней:
– Какого чёрта ты ставишь мне условия?
Марина пожирала его глазами, ничуть не испуганная его реакцией на свою выходку:
– Сейчас мы с тобой говорим, как старые-престарые друзья, Ахматов. Внерабочее время. Сейчас я не твоя подчинённая. Я человек, который блюдёт твои интересы и желает тебе только лучшего.
Он не сдержался и хмыкнул.
– Ну надо же. Так вот чем была твоя последняя выходка? Радением за мои интересы?
В умело подведённых тёмными тенями глазах зажглись насмешливые искорки:
– Ты так и не можешь в это поверить, да? Не можешь понять, что мне совершенно неважно, кого ты считаешь самым близким тебе человеком. Им всегда – всегда! – буду я.
Двери лифта разъехались, и они вышли, но вместо того, чтобы направиться к своим апартаментам, он снова подхватил её под локоть и увлёк в уютный альков, где полукругом стояли банкетки и высилась роскошная кадка с каким-то пышно-зелёным растением.
– В кафе ты не захотела. Значит, здесь поговорим.
Марина не сопротивлялась, но во всём её виде читалось откровенное разочарование. Она рассчитывала на большее.
– Герман, почему ты меня так жестоко отталкиваешь?
– Ты обещала мне доказательства. Ты мне позвонила. Я приехал. Я даже закрыл глаза на твоё самоуправство. Чего ещё ты, мать твою, хочешь?
– Ты знаешь, чего я хочу, – тихонько мурлыкнула она и дотронулась до его щеки, заставив его отстраниться. – Я хочу вернуть то, что у нас было.
Он медленно выдохнул, пытаясь отыскать в себе силы и терпение как-то пережить этот мучительный разговор. Всё, о чём он мог сейчас думать, это чёртовы доказательства.
– С чего ты вообще взяла, что мы когда-нибудь будем вместе? – он старался говорить как можно спокойнее. – Мы расстались годы назад.
Марина поморщилась:
– Об этом необязательно напоминать. Но я готова ждать, Герман. Я правда готова. Мне неважно, кого ты зовёшь своей. Ксюшу, с которой у тебя после меня ничего так и не сложилось. Ирину, которая наставила тебе рога и поплатилась. Или обожаемую тобою Лилю, которая пошла по её стопам.
Больно.
До отупения.
Её слова прошили его насквозь, будто зазубренная стрела.
– Доказательства, – прорычал он ей прямо в лицо.
– Да ты готов силой из меня их вырвать, – усмехнулась она, заглядывая ему в лицо. – Но ты ведь должен помнить, что мы не обсудили условия платы.
– То есть твои сладкие песни о том, что тобою движет любовь к правде и забота о моих интересах, уже не котируются? – саркастично напомнил он ей. – Теперь тебе нужна плата, заботливая ты моя. Я согласен. Сколько? Я выпишу чек прямо сейчас.
Марина сжала чувственно алые губы:
– Мне не нужны твои деньги. Я и так достаточно получаю. Ты щедрый начальник, Герман. Я это очень ценю. Но и ты пойми. Не представляешь, чего мне стоило разжиться этим сокровищем. Столько времени и усилий… Эту запись мне пришлось буквально отвоевать. Никто ведь не хочет проблем. Особенно если речь о тебе. Тебя ведь боятся. Вспомнить только, что ты сотворил с любовником своей Ирины…
– Доказательства, – повторил он, уже плохо владея собой. – Не играй со мной, Марина. Или я не посмотрю, что наши отцы как братья. Ты понятия не имеешь, на что я способен.
– Да мы знакомы всю жизнь, – шепнула она. – Я знаю, на что ты способен. Это в тебе и люблю. Всего тебя люблю, Герман. И хочу тебя. Очень. Заплати мне – и запись твоя.
Глава 20
– Это единственная валюта, которой ты, значит, берёшь? – его голос охрип, и эту перемену она неосмотрительно приняла на свой счёт. Серый взгляд подёрнулся чувственной поволокой.
– С тебя – да, – казалось, она вот-вот облизнётся.
Эта женщина знала цену своей красоте и не брезговала пускать своё оружие в ход, когда того требовали обстоятельства или её неутолённые желания.
– Видимо, я должен чувствовать себя невероятно польщённым.
– М-м?.. – она ждала объяснений, пока её пальцы медленно гладили лацканы его пиджака.
– Очевидно, я по старой дружбе вхожу в сравнительно узкий круг твоих знакомых, для кого цену ты не сильно-то задираешь.
Ей хватило пары лишних мгновений, чтобы со всей ясностью осознать смысл сказанного.
В серых глазах сверкнуло холодное пламя. Марина оторвалась от него, замахнулась и… её рука увязла в его железной хватке.
Невольно вспомнилось, как совсем недавно его давно небритую щёку хлестнуло неожиданно острой болью от ярости той, кому он бросал в лицо свои обвинения.
Наполненный слезами зелёный взгляд и дрожащие губы.
В тот миг он почти её ненавидел. Ненавидел за то, что боль как минимум отчасти чувствовалась заслуженной.
Он словно хотел этой боли. Она хоть ненадолго глушила ту, что давила ему между рёбер.
Эта боль была до извращённого сладкой, правильной. Такую боль он приветствовал.
Герман оттолкнул от себя бледную руку с хищным алым маникюром.
Марина ойкнула, нахмурилась и покрутила изящным запястьем:
– Ахматов, ты как с цепи сорвался. Что ты вообще себе позволяешь?
– Что я себе позволяю? – Герман надвинулся на неё, заставив отступить в глубину каменного алькова. – Ни наше с тобою знакомство, ни близость наших семей никогда не дарили тебе особенные привилегии, темпераментная ты моя. И то, что в последнее время ты с такой частотой на этот счёт заблуждаешься – только твоя проблема. Не моя.
Она помолчала, а потом вдруг растянула губы в хищной улыбке:
– Верно. Не твоя. Твоя-то проблема, Ахматов, куда-а-а хуже. Я всего лишь пыталась подсластить тебе горькую пилюлю. Настолько горькую, что не уверена, сможешь ли ты её проглотить.
Боль и напряжение внутри грудной клетки дали о себе знать с новой силой. Но его боль всегда переплавлялась в гнев. А гнев требовал выхода.
– У меня есть к тебе предложение, Игнатьева. Очень выгодное предложение, – он опёрся ладонью в стену у её виска и склонился к ней, видя, как мгновенно, будто по волшебству, расширились её зрачки.
– Какое?.. – с придыханием вопросила она.
Наверняка уже предвкушала. Пожалуй, он действительно слишком многое в последнее время ей позволял. Игнатьева уверовала в свою неприкосновенность. В принадлежность к клану, к семье, к воображаемой элите, на авторитет которой ни у кого не хватит духу посягнуть.
– Ты наконец-то прекращаешь со мной торговаться, и я оставляю тебя на твоей должности. По старой дружбе. Я даже закрою глаза на твои недавние выходки.
Красивое лицо в момент ожесточилось:
– Выходки? Да пойми же ты, сумасшедший, я о тебе забочусь!
– И как расценивать вот это? – он окинул взглядом её затянутую в офисный костюм фигуру, застывшую в призывной позе. – Как проявление заботы, я полагаю?
Его терпение истощалось. Он лишь надеялся, что внутренний зверь не вырвется наружу раньше времени и не примется вытряхивать информацию силой.
Но минуты текли, а с ними таяли и надежды.
– Я тебе уже объяснила, – Игнатьева внезапно потупилась, разыгрывая из себя смущённую школьницу. – Ты мне нужен, Ахматов. Я хочу тебя.
– А я хочу доказательств. Но уже начинаю всерьёз сомневаться в их существовании. Предполагаю, ты всё это выдумала, чтобы затащить меня на эту встречу. И если бы я не отобрал у тебя ключи от квартиры, история с постелью наверняка повторилась бы.
Она сверкнула на него почти ненавидящим взглядом.
– Ну что ж, Ахматов. По-хорошему ты так и не захотел.
– Я о пощаде тебя не просил.
– Нет, конечно, – скривила губы она. – Ты ведь не из таких. Ты ведь из тех, кто любит, чтобы пожёстче и погорячее. Кто я такая, чтобы отказывать в требуемом тому, кого я люблю?
Она не глядя сунула руку в карман своего пиджака и вытащила оттуда простую чёрную флешку.
– Вот то, о чём ты просил. Советую просмотреть содержимое где-нибудь в безопасном месте. Чтобы в состоянии аффекта никому ненароком не навредить.
Она сверкнула белыми зубами в усмешке:
– А то ведь я твою дикую натуру знаю. Знаю и помню. Захочешь выпустить пар – я буду ждать.
Герман молча выхватил из её руки флешку и пошагал прочь. Простой чёрный пластик жёг ему пальцы.
Глава 21
В подземном гараже стоял приятный сумрак – он припарковался подальше от широких панелей дополнительной подсветки и сейчас был этому даже рад.
С собой у него в авто был ноутбук, поэтому полуосмысленные попытки прикинуть, не лучше ли сначала добраться домой, заглохли, едва появившись.
Герман влез на заднее сиденье и воткнул флешку в разъём, стараясь не замечать, что пальцы слегка подрагивали от напряжения.
На флешке не было ничего лишнего. Единственный файл. Видеофайл.
Он почему-то подумал, что Марина имела ввиду фотографии.
Но видео…
Так вот что она имела ввиду, когда намекала на исключительную горечь этой пилюли.
Указательный палец на мгновение застыл над кнопкой. Но стремление оттянуть неизбежное во сто крат всё ухудшало.
Он вдавил палец в несчастную кнопку.
Запись с камеры наблюдения. Собранные воедино обрезки, но по цифровым отметкам не составляло труда определить, сколько материала выкинуто за ненадобностью, когда в кадре ничего не происходило.
Коридор из рабочих и торговых помещений в подсобные. Короткий, но просторный. Никаких лишних деталей – только двери и стены.
В кадре – ни души.
Качество видео, к слову, не придерёшься. Картинка чёткая, освещение хорошее.
Герман чертыхнулся и стукнул по клавише перемотки. Секунда – и дверь в коридор отворилась. Сначала на пол упали две неравные тени, потом – их владельцы. Высокий полноватый мужик и… Лиля.
Её он мог бы узнать, наверное, и по единому пикселю этого чёртова изображения.
Она была в том самом платье, в котором отправилась на корпоратив. Волосы чуть завиты и собраны в небрежный узел.
Мужик – тот самый, мать его, Алексеев. Он видел его пару раз в её магазине, ещё до того как узнал, что он за его женой волочился.
Алексеев не просто шёл с нею рядом, он… придерживал её за талию?..
