Текст книги "Княгиня Ольга. Истоки (СИ)"

Автор книги: Лада Отрадова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)

Ярослав сейчас напоминал осиновый лист: мелкой дрожью затрясся он и застыл как вкопанный на одном месте. Речи дружинников словно оглушили его не хуже тяжёлой палицы, однако короткий и отрывистый приказ Олега быстро вернул юношу из забытия в суровую реальность.

– Беги.

Полный одновременно непонимания, страха и молящий о пощаде взгляд молодца разбился о непреклонное выражение лица воеводы. Это был конец.

– Беги!

Выкрикнутая фраза набатом прозвучала в голове лыбутчанина, и с готовым вот-вот выпрыгнуть из груди сердцем он стремглав помчался прочь, спасаясь от насмешливых взглядов двух десятков глаз и указывающих на него пальцев с дорогими кольцами. Ноги в лаптях засверкали среди высокого разнотравья так быстро, как давно того не видел никто из соратников князя, вот только соперничать с ретивым скакуном ступням человека было не под силу.

– Лют, – донеслось с губ Олега, и невысокий темноволосый смуглый воин с раскосыми глазами ухмыльнулся, предчувствуя начало веселья.

– Слушаюсь.

Новобранец из числа чёрных булгар ударил гнедого коня по бокам, и жеребец тотчас же сорвался с места, подгоняемый своим седоком. В считанных аршинах от Ярослава с глухим звуком врезались в землю копыта в подковах и оставили в ней глубокие вмятины, отчего сердце крестьянина заколотилось пуще прежнего.

Юноша обернулся, судорожно пытаясь понять, куда столь внезапно подевался его преследователь, ещё мгновение тому назад скачущий за спиной, как вдруг со свирепым криком кочевник бросился к нему с левой стороны. В руке у всадника виднелась уверенно зажатая толстая шерстяная верёвка с петлёй на конце.

Окрестности лихо пронзает свист рассекаемого воздуха, а Ярослав чувствует, как что-то сжимается на его шее, а затем с огромной силой дёргает юношу назад. Резкое головокружение, вспышки света в глазах, уходящая из-под ног земля – и вот, тяжёлым мешком с песком молодец падает на траву. Воздуха не хватает. Аркан обвивается вокруг горла чёрной змеёй-душегубкой, но дружиннику этого показалось мало: воин зловеще свистит и тянет лассо на себя, затягивая хватку удавки крепче, чем перекрывает смерду кислород и заставляет его задыхаться.

Вместо вопля с уст Ярослава доносится лишь тихий гортанный хрип, хотя самому ему кажется, что он изо всех сил надрывает голос от боли. Юноша отчаянно хватается за верёвку пальцами, стирает их подушечки на границе с ногтями в кровь, пытаясь ослабить смертоносное давление и освободиться от петли кочевника. Бесполезно.

Тонкая кожа на кадыке наливается багрянцем и лопается, тело неконтролируемо бьётся в судорогах, а ручьи пота ливнем текут вниз по спине. Горький, словно пепел, вкус приближающейся кончины он ощущает прямо на своём языке. Мир вокруг теряет краски, мутнеет; исчезают привычная нежная зелень июньской листвы и небесная синева, перед глазами начинают плясать пятна.

И тут внутри него словно кто-то отпускает до предела натянутую тугую тетиву. Разлившийся по венам адреналин придаёт русоволосому юнцу второе дыхание, и он принимается хаотично метаться и брыкаться, словно загнанный в ловушку дикий зверёныш. Но вырваться из хватки веревки было невозможно: чем больше он сопротивлялся, тем сильнее затягивалась роковая удавка.

Увы, на этом мучения посягнувшего на княжеское имущество вора не закончились.

Раскатистое лошадиное ржание ненадолго заглушает безумное биение сердца Славки, стучащее в голове боевыми барабанами, и безвольное, почти обмякшее и лишённое воли туловище паренька отрывается с места.

Окаянный кочевник тащил его по земле прямо на скаку, казалось, целую вечность, прежде чем утихомирил коня и одним мягким, как у пардуса, прыжком спешился. Рассматривая со странной смесью удовлетворения и любопытства свою жертву, тот неторопливо подошел к ней, одной рукой удерживая верёвку, а другой размахивая слегка изогнутым кинжалом-бебутом.

Почуяв сиюминутное ослабление объятий петли, Ярослав делает последний вдох и закрывает глаза, готовясь к милосердному смертельному удару.

Но, к его удивлению, булгарин не стал вонзать клинок ему грудь. Вместо этого Лют опустился на колени рядом с ним, с издёвкой глядя прямо в душу чёрными глазами с дьявольскими искрами, что плясали на радужке дружинника.

"Ты слаб, – усмехнулся кочевник, – слаб. Ты был бы никудышным воином и позором для отца".

Совсем недавно потерявший родителя возлюбленный Ольги вздрогнул от оскорбления так, что его будто обдало ушатом ледяной воды. Разгневанный и обуянный лихорадкой ненависти, он сжимает кисти рук, вскакивает на ноги, выставляется перед собой кулаки и готовится к бою.

Лют заливисто захохотал; смех его подхватывает хором и дружина, напоминая сейчас своим гоготом стаю ворон, что ждала смерти жертвы и предвкушала её последний вдох, дабы потом вдоволь полакомиться мертвечиной.

Скотник ослабляет хват аркана и вовсе убирает его, обманчиво открываясь для удара. Ярослав делает выпад… но Лют еще раз закручивает лассо и с молниеносной быстротой набрасывает его на крестьянина. На сей раз верёвка обвивается вокруг талии юноши, тем самым выбивая его из равновесия и снова заставляя рухнуть на землю.

Кочевник останавливается перед ним и наотмашь ударяет ладонью по щеке так, что в ушах воришки звенит, а по бледному, почти мёртвому лику вместе со жжением расплывается бесформенными пятнами болезненная краснота.

"Всё ещё слабак", – сквозь зубы прошипел дружинник, чьи глаза сверкают от удовольствия и осознания собственных силы и превосходства.

Кашлянув от непривычного ощущения свободы в гортани и хрипло набрав полные воздуха лёгкие, Ярослав щедро плюнуёт своему обидчику прямо в лоб. Мышцы на челе булгарина напрягаются, а мутная серо-алая от крови слюна вяло стекает неровными ручейками вниз, на брови и веки.

– Довольно, – властно взмахнул рукой Вещий Олег, одним жестом давая понять Люту и остальным, что пытки закончены. – А сейчас, если ты не хочешь продолжения забав, расскажешь нам всё так, как оно было на самом деле.

– Ольга… Князь сейчас с Ольгой.

Веремудов Сказ: о Деве-Лебеди да роде Рюриковом

ВЕРЕМУДОВ СКАЗ. О ДЕВЕ-ЛЕБЕДИ ДА РОДЕ РЮРИКОВОМ.

Старый воспитатель склонился над постелью маленького князя, освещаемой лишь бледным пламенем лучины, а его морщинистые, бледно-жёлтые руки нежно коснулись волос отрока, когда тот в очередной раз заворочался и надул губы от недовольства, будучи не в силах заснуть. Веремуд лелеял наследника киевского престола не первый год и понимал, что юный правитель был встревожен и нуждался в чем-то, что могло бы утихомирить беспокойный ум.

"Тише, мой маленький княжич", – тихо прошептал он сладким, словно медовый напиток, голосом и положил ладонь на грудь непослушного дитя. – "Закрой глаза и позволь мне рассказать тебе сказку о прекрасной деве-лебеди и твоём славном предке".

Глаза маленького принца расширились от интереса, и он еще глубже закутался в тёплое одеяло, желая услышать историю от славившегося знанием легенд и преданий учителя.

"Давным-давно, в далёком-далёком Рогаланде, жил отважный князь по имени Валь, что значит "сокол". Отстав от своей дружины во время охоты, увидел он трех прекрасных лебедей, что прилетели к холодному лесному озеру, сняли с себя пуховые белоснежные одеяния да обратились в необыкновенной красоты дев. То были лебединые девы, валькирии, которые в виде птиц обыкновенно прилетали купаться в реки и озёра, сокрытые от взора простых смертных. Удачливый Валь воспылал страстью и принялся караулить лебедей, чтобы поймать одну из них и завладеть ей. Дождавшись, пока девицы начнут играть и плескаться в студёных волнах, вышел князь из засады и спрятал одно пуховое платье. Облачились две девы в белые одежды, превратились рукава их в крылья широкие, да только одна дочь неба осталась на сырой земле.

Бросился князь к девице – а она в сторону. Схватил тогда князь красавицу за белы ноженьки грязными руками и повалил на травушку. Оттого у лебедей отныне лапы черны.

Закричала тогда девица, взмолилась о помощи богам да сёстрам-валькириям. Блеснул нож в руке у разгорячённого Валя, отрезал он несчастной язык её. С тех пор у лебедей ярко-алый клюв, а вместо колдовского пения они лишь хрипят и шипят, аки немые.

Овладел Валь небесной дочерью, с тех самых пор начал он жить с ней как с женой. Белокурая дева подарила ему двенадцать сыновей по числу месяцев в году да семь дочерей по числу звёзд в Стожарах.

Упросила слезами и жестами однажды дева у мужа позволения надеть лебяжью одежду на себя. Дал согласие своё Валь, ибо любопытно было ему посмотреть на свою жену, по-прежнему прекрасна ли она в своём пуховом платье. Накинула она на себя одеяние, обернувшись птицею, и вылетела в отверстие в крыше избы, откуда выходит из очага дым.

В то время младший сын девы гнал со двора стадо коров. С криком «Куда ты, матушка?» вцепился он ей в хвост, да только не удержал и упустил сильную птицу. Снегом пуховые перья легли на его тёмную головушку, окрасив сединой одинокую прядь.

То был знак избранности самим старцем Одином, хозяином Вальхаллы и повелителем валькирий. Принесёт он мудрость и непобедимость его потомкам.

Закружилась лебёдушка над избой, прилетели к ней из-за леса сёстры. Крыльями ударяли по Валю и его чадам, клювами щипали, шеей длинной били, да только не подпускали к жене и матушке.

Молвила тогда старшая лебедь: «Вы, жители земные, оставайтесь на земле, сестра наша небесная же полетит на небо, на свою родину, в облачные чертоги! Как только станет день пребывать после долгой зимы – делайте обряд в её честь, вернётся тогда лебёдушка с севера и обратится девицей красной. Вернется она в семью, но повернется день на убыль – позовут её сёстры обратно домой».

С тех самых пор половину года жила девица-лебедь с сёстрами своими, другую половину проводила с Валем и детьми. Пошло поверье у рода его сверять полёт лебедей с удачей будущих походов и набегов, куда клювы их укажут при полёте – там будет богатая добыча.

По сей день это сказание живёт в запретах убивать или употреблять в пищу белых лебедей."

– А что с Валем и его детьми?

– Сделал Валь ясного сокола символом своего рода, выбрал лебедь белую дланью Одина, ведущей к победам, – прошептал Веремуд успокаивающим и нежным голосом. – И стал далёким потомком младшего сына Валя отец твой, княже, великий Рюрик, родившись с такой же меткой Одина, седой прядью. Так что и в тебе течёт кровь прекрасной небесной девы и отважного воина.

Глаза маленького князя потяжелели от истории воспитателя, и вскоре он задремал, а сны его наполнились образами храбрых предков и невиданной красоты девицы-лебеди.

Старый Веремуд улыбнулся, наблюдая за сном маленького князя и зная, что красивая легенда принесла ему утешение и покой. Он продолжил сидеть у кровати отрока, заботливо положив руку ему на плечо, до тех пор, пока не убедился, что наследник престола крепко спит.

Глава IV: Маленькие волны

ГЛАВА IV: МАЛЕНЬКИЕ ВОЛНЫ

"Реченька течёт и плещет,

Неспокойна светла голова.

Сердце девичье трепещет,

Не найдёт оно словá ...

Белой птицей в вышине

К ненаглядному летит.

Без ответа, в тишине

Реченька бежит, спешит,

К цареградским берегам

К расписным палатам.

Мне милёнка дорога́

Улыбка, не злато..."

Старая неприметная лодка с неслыханным для такого судёнышка упорством шла против течения, прорезая собой, будто лезвием, тёмные и быстрые воды реки; шлейфом за ней оставался контрастный белый след из пены и пузырей.

Брызги студёной влаги время от времени падали на шею и задумчивое лицо Ольги, которая закончила напевать себе под нос придуманную ей же мелодию и теперь просто сосредоточилась на своей работе. Подчинившись однообразным гребкам и ритмичным ударам куска дерева по воде, дочь Эгиля через несколько минут не то задремала, не то впала в подобие транса. Сегодняшние события навалились на неё холодными волнами и захлестнули с головой, поэтому она и искала какого-то отчаянного спасения в этих монотонных, до боли простых действиях. Обычное утро вместо радости встречи со старым другом принесло тревогу и раненого гостя, а ведь солнце ещё только стояло в зените, и неизвестно, какие сюрпризы преподнесет остаток дня.

Весло привычно погружается в воду... и сначала половина его пропадает в стрежни Великой, а затем сокрытая в глубине часть снова становится доступна взгляду, вот только кажется неестественной, надломленной, искривлённой из-за причудливой игры света в толще реки.

На мгновение варяжская дочь решает, что это знак свыше, прежде чем её взгляд цепляется за пассажира напротив. До этого не подававший никаких признаков жизни, кроме медленного дыхания, незнакомец пошевелился и повернулся на бок, лицом к одному из бортов челнока.

Мужчина с трудом открывает глаза, которые казались намертво слипшимися и отяжелевшими, как будто веки были закрыты целую вечность. Зрение всё ещё раплывчато и не может сфокусироваться, а блики солнечных зайчиков, отражённые от водной глади, слепят и вызывают неприятную резь.

В голове отголосками ночных злоключений пульсирует тупая боль, мысли продолжают оставаться спутанными и затуманенными. Лишь чудом витюзя удаётся нащупать среди дымки забвения путеводную нить, за которую он, как за последний шанс, хватается и пытается восстановить ход событий последних часов.

Огромный волк. Погоня. Поскользнувшийся на распутице верный конь. Сумерки и блуждание по густой чаще, что кажутся вечностью.

Когда чувства и воспоминания постепенно возвращаются, сердце воина начинает колотиться от страха и паники. На мгновение он снова ощущает себя уязвимым и незащищенным, как раненое животное, ожидающее своей жестокой участи, но затем на него попадает отрезвляющая капля холодной воды. Сейчас он не там. Теперь он в безопасности.

Вот только где?

Вяло моргнув несколько раз, князь в замешательстве оглядел окружающую обстановку и попытался сесть, однако горько пожалел об этом: от резкого движения лодка дрогнула, а поторопившийся молодец ударился головой о скамью и завыл. Не на земле он, а в холодном и влажном челноке!

Посреди боли и сумятицы мыслей Игорь услышал голос, который звал его; голос одновременно знакомый и в то же время какой-то далекий.

– Спокойно, витязь, – обратилась к нему девица, и воин почувствовал на своём лбу нежную руку, успокаивающую и умиротворяющую. – Ты в безопасности.

Почему в груди у него спёрло дыхание и одновременно разлилось тепло? Почему глаза его наполняет влага?

Оказаться снова среди людей после пережитого кошмара – словно заново родиться.

Игорь ощутил внезапный прилив благодарности и облегчения, но говорить с кем-то всё ещё было непривычно, поэтому голос князя прозвучал хриплым шепотом, едва слышным, как рокот речных волн.

– Спасибо, – пробормотал раненый.

Рука на лбу витязя сдвинулась, и он почувствовал, как к ссошхимся губам прижалась прохладная ткань влажного края рукава от сарафана. Всё ещё размытая фигура его спасительницы тянется к брошенной слева от весла фляге и прислоняет горлышко к изнемогающему от жажды рту.

Решившись сначала выпить маленький глоток, князь, однако, не зная меры, залпом проглотил всё содержимое сосуда и закрыл глаза, чувствуя, как освежающая жидкость течет по его пересохшему горлу, успокаивая и исцеляя.

Вслед за голосом постепенно возвращается к нему зрение, и теперь Игорь как следует может рассмотреть свою спасительницу, свою берегиню.

Едва ли ей было шестнадцать.

Светлые, цвета спелой пшеницы волосы заплетены в тугую косу и обвиты атласными алыми лентами, над ухом виднеется скромное украшение – маленький белоснежный цветок. Безупречная и гладкая кожа холодного оттенка, кажется, светится на солнце подобно перламутру. Полные губы напоминают о ещё не созревших до конца розовых ягодах земляники, аккуратный нос и щеки с лёгким румянцем только дополняют тонкие черты лица, не идеальные, но пропоциональные и придающие незнакомке невинное очарование юности.

Но больше всего внимание князя привлекают пронзительные серо-голубые глаза. В глубине своей они сияют с какой-то спящей огромной силой, что ждёт своего момента, как затаивается перед прыжком на добычу пардус или блестит за секунду до удара серебром дамасская сталь. Сейчас красавица едва ли догадывалась о её существовании.

Очи князя, продолжая изучать девицу, опускаются ещё ниже.

На шее костром пылает ожерелье из рыжего сердолика, а простой и скромный сарафан, намокнув от воды и прилипнув к телу, теперь облегает фигуру лодочницы и акцентирует каждое её достоинство, каждый сантиметр молодого стана. Небольшие перси, стыдливо прикрытые полупрозрачным потемневшим льном, прячутся за покоящейся на груди левой рукой, тонкая талия и извилистые бедра подчеркнуты узким красным поясом с вышивкой.

Варяжка чувствует на себе пристальный, липкий взгляд своего пассажира, замечает набухающий верх его шароваров и поспешно отводит глаза в сторону. Щёки девицы краснеют, правая кисть начинает взволнованно перебирать край рукава, левая же невольно хватается за сердце, что то замирает, то с новой силой принимается колотиться в унисон задрожавшим ногам.

Хищный взгляд боярского сына дополняется улыбкой – пугающе хитрой и уверенной. Ольга делает шаг назад и натыкается пяткой на шершавую рукоять весла.

* * * * *

– Ольга... – повторяет Ярослав, делая вдох и до сих пор ощущая удушье в своей шее, словно не веря тому, что теперь воздуха будет достаточно. – Князь с Ольгой.

Дружинники с суровым выражением лиц принялись непонимающе смотреть друг на друга, Олег же нахмурился и помотал головой. Пронзительный взгляд воеводы, полный одновременно подозрения и презрения, встречается с напуганным юношей, который сейчас был его полной противоположностью, жалкой и объятой ужасом.

– Начнём с начала, – потребовал предводитель княжеской дружины. – Кто ты?

– Яро... слав, – заикаясь, пролепетал воришка, в то время как глаза его нервно заметались из стороны в сторону словно мыши в погребе. – Из Лыбуты. Купеческий сын.

– А как ты завладел этим мечом? – продолжил допрос дядя Игоря, коротким кивком давая знак Ари.

Невысокий бритоголовый дружинник с окладистой белоснежной бородой поднял руку с палашом и прислонил острый кончик оружия к солнечному сплетению трясущегося от страха Ярослава, последний, опустив глаза, увидел на поверхности клинка собственное искажённое отражение и нервно сглотнул.

– Я... нашёл его в лесу, господин, – поспешно ответил возлюбленный Ольги, ощутив усиление давления меча на своей грудной клетке. – Клянусь, просто нашёл, как и самого князя!

Выражение лица Вещего Олега не поменялось, как не перестал держать перед пойманным простолюдином холодный булат его верный помощник.

– Тогда как ты объяснишь, что княжеские сумка да клинок у тебя, ты весь в его крови, а сам наш правитель как сквозь землю провалился? Что ты с ним сделал, смерд?

– Ничего! Ничего! – Ярослав зажмурился, чувствуя разрезающее рубаху острое лезвие, на лбу молодца появилась испарина. – Клянусь, мы нашли его на поляне! Князь был там без сознания, в крови и грязи! Моя... моя соседка, тоже из купцов, поспешила с ним на лодке в деревню, я же вернулся за вещами, чтобы те не пропали. Сын боярский, подумал я, негоже будет, если дорогие ташка да клинок сгинут в лесу.

Выражение лица Олега слегка смягчилось.

– Довольно, оставь его, – меч в руках Ари опускается и возвращается обратно в ножны. – Покажешь нам дорогу в деревню?

– Да... да, – Ярослав опустил взгляд, его голос был едва выше шепота. – До Лыбуты три версты, глазом моргнуть не успеете – будете там.

– Лыбута, значит? – Сверр задумчиво почесал подбородок, глядя на товарищей по оружию Ари и Люта. – Вечером мы думали заглянуть к одному торговцу, с которым давеча познакомились в Пскове... Уж не твой ли отец Эгиль?

Щёки и чело допрашиваемого вмиг стали багряным, а тело его качнулось на месте, что не осталось незамеченным внимательным взором Олега: тот всё это время изучал поведение преступника, ибо малейшее изменение голоса, малейшие движения мышц на физиономии собеседника могли сообщить, лжёт он или говорит правду.

Воевода пристально посмотрел на него, ожидая ответа, но Ярослав словно воды в рот набрал. Красное, искажённое резкой судорогой лицо словно не видело перед собой ни дружинников, ни самого славного опытного воина, ведущего с ним беседу.

Стеклянный взгляд купеческого сына вмиг прояснился, когда на голову ему вылили воду из фляги. Ярослав вздрогнул и закашлял.

– Эгиль – твой отец? – повторил скучающе Сверр.

– Не мой. Ольгин. По отцу она варяжского рода, по матери – славянка, из ильменских словен, – растерянно произнёс юноша и коснулся рубахи: на груди его была тонкая, в ладонь длиной, красная царапина от меча. – Торгует когда янтарём, когда пушниной, когда дёгтем, да только дела в последнее время плохо идут.

– И почему же? – вмешивается в разговор до этого молчаливый старик Бранимир. – Почему дела не складываются?

– Плох купец, что не может продать товар, – доносится смешок со стороны кого-то из дружинников, Ярослав, отчаянно колеблясь, отвечать ему или лучше промолчать, всё же выбирает первый вариант. В прошлый раз молчание едва не стоило ему жизни.

– Мне прискорбно это говорить, господин... Не обессудьте глупца, я всего лишь передаю слова, что услышал от новгородских купцов несколько дней назад, – начал, запинаясь, Ярослав. – Виной тому бездействие князя Игоря...

Глаза Люта сверкают плотоядным огнём, и он тянется к кинжалу, однако Олег одним взглядом останавливает вспыльчивого товарища и кивает лыбутчанину.

– Продолжай.

– Годами у дружины и других воинов не было походов, годами они не захватывали богатую добычу. Карманы их опустели, и если члены лепшей дружины ещё могут позволить себе что-то, то гриди али младшие дружинники вместо шелков дарят своим жёнам лён, сами вместо вина греческого пьют мёд липовый... Воинам просто не на что покупать наши товары.

– Взамен того, чтобы на нашего князя роптать, лучше бы цены опустили, – бормочет Ари, чей клинок, прижатый к груди, Ярослав всё ещё слишком хорошо помнит. – Глядишь, привлекли бы тогда дружинников нынешних и бывших. Вы же вместо этого только чахнете над златом в погоне за собственной выгодой!

– Поле брани – наше ремесло, лавки да заморские товары – купеческое. Каждый зарабатывает на кусок хлеба так, как может и как его тому обучили, – делает замечание дружиннику мудрый Бранимир. – А снижением цен проблему не решить. Мы и правда давно не были в походе, справедливое вознаграждение многие лета не находило наших бравых воинов. Звон монеты – лучшая музыка для ушей и дружинника, и купца.

– Коли так, то почему князь не объявит о походе? Или мы только в полюдье ладны ходить и сражаться с щенком Малом? – упирается, как упрямый баран, со своим вопросом Сверр, от слов его вдохновлённо загораются глаза и остальных дружинников. – На все четыре стороны посмотри – везде лежат беззащитные земли с богатствами и рабами. На севере вятичи, так и не склонившие головы перед Киевом, на востоке раскинулись изобильные булгарские города... Южные границы манят готскими селениями и огнями Корсуни, на западе сидят по Днестру кроткими куликами в камышах уличи да тиверцы. Такой простор – приходи и бери, всё, что захочешь! Была бы воля...

Вещий Олег хмурится и молчит: Игорь и впрямь не обладал ни навыками военачальника, ни умением вести за собой дружину на собственном примере на поле битвы, однако бросать сейчас, в момент слабости и неизвестного состояния здоровья племянника тень сомнения на его решения стало бы роковой ошибкой.

Ярослав почтительно склоняется над воинами и робко молвит:

– Что до дороги в Лыбуту – покажу и провожу. Седлайте коней.

* * * * *

Ольга словно физически ощутила на своей коже взгляд витязя, и на сей раз, отбросив страх и смущение – бежать с лодки было некуда! – посмотрела загнанной в ловушку дикой рысью на молодца. Глаза их встретились.

В этот миг князь почувствовал, как внутри него все затрепетало. Он никогда ещё не видел такого взора, одновременно дикого и необузданного, испуганного и манящего. Лёгкий ветерок трепал волосы незнакомки, кожа её блестела жемчугом, а на нахмуренных русых бровях выступили капельки пота, когда она сделала ещё один осторожный шаг назад.

Дальше некуда – край отцова челна.

Тогда Игорь и вкусил расплескавшееся в груди предчувствие победы. Бежать девице было некуда, сам же наследник Киевского престола никогда не стеснялся своих желаний и был не в силах игнорировать растущее в его чреслах влечение к юной простолюдинке.

Князь сделал короткий шаг навстречу своей спасительнице, напомнившую ему деву-лебедь из старинных сказок, которые рассказывал маленькому наследнику учитель Веремуд.

– Скажи мне, лодочница, – промолвил он, грязно облизывая пересохшие от возбуждения губы. – Есть ли у тебя имя?

Девица, ни на мгновение не сводя глаз с собеседника и боясь упустить любое его движение, что может оказаться роковым для неё, отрывисто ответила:

– Ольга.

– Ольга, значит... Варяжка? – повторил он её имя, прикованный к тонкой и хрупкой фигуре напротив. – Ты редкая красавица, Ольга. Ты когда-нибудь была с князем?

Лодочница замолчала, и лишь сжатые в кулаки пальцы сейчас были безмолвным знаком наполнившего девицу волнения и паники. Сердце Ольги бешено заколотилось, в голове хаотично заметались стаей птиц тревожные мысли.

Что с ней случится? Причинит ли незнакомец ей боль? Воспользуется ли витязь её слабостью и невинностью?

Князь перед ней или же решивший прикрыться его именем в своих гнусных интересах похотливый гридь – значения не имело.

– Нет... и не собираюсь, – бледное лицо Ольги оставалось каменным, лишь глаза её горели от гнева парой огненных яхонтов.

Мужчина только нагло усмехнулся и придвинулся к ней ближе, рука его скользнула к поясу, но, к удивлению боярского сына, не обнаружила там привычной сумки-ташки с монетами. Тогда длань Игоря сняла с мизинца левой руки толстое серебряное кольцо и протянула его варяжке.

– Ну же, не стесняйся и не робей. Я обещаю, что это кольцо будет стоить твоих усилий.

От такого предложения Ольгу и вовсе захлестнула буря эмоций из негодования, обиды, злости и непримиримости судьбе. За кого он её принимает? Дочь Эгиля, пересилив страх, уверенным звонким голосом бросает ему в ответ:

– Как смеете Вы, княже, делать мне такое предложение?! Перед Вами не блудница, а дочь свободного купца... Может быть, я и невинна, но не наивна. На своей хрупкой спине несла я Вас в лодку, своими усталыми руками омывала раненое тело и прогоняла кровожадный гнус, и такова милостивая благодарность? Вам должно быть стыдно за себя.

Князь был ошеломлен её внезапной вспышкой гнева – никто ещё не смел ему так перечить и отказывать в желаниях, но отступать от своих намерений не стал.

– Я прошу прощения, Ольга. Я не хотел тебя обидеть. Я просто подумал...

– Князь подумал неправильно! – резко перебила она собеседника, нагнулась и схватила длинное лёгкое весло, вцепившись в него стальной хваткой и выставив между собой и обуянным страстью молодцем. – А теперь оставьте меня, княже, в покое или мне придется научить Вас хорошим манерам, раз уж во дворце с этой задачей дядьки и пестуны не справились!

– Я – Великий князь Киевский, и могу получить всё, что захочу, – прищурился витязь и, повинуясь инстинктам и стучащей подобно барабанам в висках крови, сделал ещё один шаг вперёд, отчего челн закачался на месте. – Как ты смеешь говорить со мной подобным образом?! Перед тобой князь, и ты окажешь мне уважение, которого я заслуживаю, хочешь того или нет!

Но лодочница не испугалась. Она крепче прежнего схватила весло на манер копья и сделала им предупреждающий выпад вперёд, готовая сражаться за свою честь, если понадобится.

– Уважение нужно заслужить, оно не даётся просто так, – прорычала Ольга. – И сейчас Вы не сделали ничего, чтобы заслужить моё, а лишь растеряли его последние капли.

Разъярённый таким ответом, Игорь метнулся к ней с кулаком наперевес, однако проворная девица быстро взмахнула веслом в сторону нападавшего, отчего тот попятился назад и чуть не упал за борт. Князю удалось быстро восстановить равновесие и повторить свой бросок.

На этот раз варяжка не стала церемониться и изо всех сил стукнула им по груди витязя. Начав задыхаться от резкой боли в солнечном сплетении, он поскользнулся и ударился головой о мокрый деревянный пол лодки.

В этот момент, побеждённый и опозоренный, князь понял, что Ольга – не простая лодочница. Она, подобно валькирии, была силой, с которой нужно было считаться, и он не мог не восхититься ей за это и одновременно с этим – возненавидеть за дерзость.

– За одни только оскорбления вся твоя семья до конца своих дней будет вынуждена расплачиваться последними крохами хлеба, не говоря уже о нападении, – Игорь был всё так же непреклонен, решив овладеть девой если не силой, то хитростью и шантажом. – Позволь мне испробовать вкус этих уст, откройся и впусти князя в себя – и тогда я сделаю вид, что забыл обо всём, что здесь произошло.

– Зачем смущаешь меня, княже, нескромными словами? – из-за угроз семье всё желание Ольги сражаться как рукой сняло, и она с громким звуком бросила весло на пол. Уверенности, однако, дочери Эгиля всё ещё было не занимать. – Пусть я молода и незнатна, и одна здесь, но знай: лучше для меня броситься в реку, чем стерпеть поругание.

Дрожащим голосом произнеся последнюю фразу, девица смотрит на студёные воды Великой и готовится к прыжку в стрежень, как вдруг князь, ошеломленный её непокорностью и принципиальностью, быстро откидывается назад и поднимает руки в знак капитуляции.

– Спокойно... Спокойно, безумная! – испугавшись, что она воплотит сказанное в жизнь, выкрикивает Игорь и тараторит. – Обещаю, что не притронусь к тебе. Даю слово!

Ольга, задыхаясь от напряжения, падает вниз и рассыпается слезами на мокрой дощатой поверхности лодки. Страх, усталость, облегчение – всё это тугим клубком ниток спуталось в её сознании. Игорь замолчал и виновато опустил голову.

По истечении нескольких минут они продолжили свой путь.

Молодой князь, потирая ушибленную голову, почувствовал легкое колыхание воды и качку, когда Ольга в очередной раз умело взмахнула рассекающим волны веслом. Он невольно принялся любоваться ей снизу, отмечая, как развеваются русые волосы на ветру, как сверкают её глаза в солнечном свете.

Игорь не мог не любоваться ею ещё больше с каждой секундой, видя в незнатной лодочнице не то сказочную девицу-лебедь, не то столь похожую на его мать в молодости красавицу со взглядом истинной правительницы.

Дюжина добротных деревянных избушек Лыбуты встретила их ароматом свеженарубленных дров, ржаного хлеба, сена и коровяка. Ольга вернулась домой, но едва ли теперь он будет прежним, как и сама уроженка крошечной деревеньки в сердце псковских лесов.