Текст книги "Праведник (ЛП)"

Автор книги: Л. п. Ловелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Она знает, что это фальшивка? – Он кивает, и мои кулаки сжимаются так сильно, что костяшки пальцев болят.

– Откуда?

– Мой партнер. Она обратилась к нему. Он знал, что деньги наши, но он не представляет опасности.

– Тогда займись ею, Джейс. – Мы оставляем прорехи повсюду! Он точно знает, что я имею в виду, но я не осмеливаюсь произнести эти слова вслух или даже подумать о них. Это грех, который моя душа не может вынести.

– Послушай, я разберусь с ней, но нам нужен и ее брат. Она отличный шанс найти его.

Он прав, но мне противна мысль, что эта девчонка знает о нас и о том, чем мы занимаемся. Это дает ей власть, которая только что подписала ей смертный приговор.

Я склоняю голову, обдумывая ситуацию. Мои мысли прерывает стук дверной ручки.

– Постарайся не вести себя как серийный убийца, – предупреждает Джейс, прежде чем его голос прерывает нарастающая волна музыки.

Что он делает? Мгновение спустя он возвращается в комнату, махнув кому-то рукой. Миниатюрная фигура движется позади него, проскальзывая в приоткрытую дверь, прежде чем она снова закроется. Мой пульс стучит хаотично в агрессивном ритме. Джейс наблюдает за мной, и на его лице появляется настороженность.

– Ей не назначена встреча, – рычу я.

– Это нечто срочное, тебе не кажется?

Срочно или нет, но встречи должны назначаться заблаговременно. Это не публичный дом. Люди не могут просто зайти сюда, когда им вздумается. Есть правила, которые необходимо соблюдать. Правила – это контроль и порядок… Правила нельзя нарушать. Никогда.

– Ей. Не. Назначена. Встреча.

Глаза Джейса встречаются с моими, наполовину предупреждающие, наполовину умоляющие, прежде чем он отступает в сторону, открывая взор на миниатюрную девушку.

Ее лицо опущено к полу, из-за чего занавес волнистых светлых волос скрывает ее глаза. Она выглядит… почтительной и скромной. Свободный джемпер свисает с одного плеча, а потертые джинсы прикрывают ее ноги.

– Это Иден Харрис, – представляет ее Джейс. При звуке своего имени она поднимает голову, и глаза того же оттенка, что и чаща леса, встречаются с моими. Я ожидаю получить лишь мимолетный взгляд, но, нет, она удерживает мой взгляд так, как могут немногие. Мгновенно я ощущаю в ней что-то иное – некое отклонение от обыденности. Она заправляет прядь волос за ухо, и вспыхивает пламя, окрашивая золотые пряди в медный оттенок. Ее кожа бледная, идеальная, как фарфор. Она выглядит… как ангел. Я чувствую, как что-то меняется, что-то тянет в груди. Я хмурюсь. Что это?

И она все еще продолжает смотреть. Такая дерзкая, несмотря на облако горя, обвившее ее, как вторая кожа. Такая надломленная, такая невинная; она мерцает этим, как проклятый маяк. Эта невинность отдаляет ее от моей сущности.

– Мило. Теперь она может уходить.

Джейс проводит рукой по лицу.

– Сейнт…

Я чувствую, как мое давление поднимается с каждым мгновением, пока она стоит там.

– Вон! – Она вздрагивает и инстинктивно делает шаг назад. Но затем ее плечи напрягаются, кулаки сжимаются, а грудь вздымается, прежде чем она снова делает решительный шаг вперед.

– Пожалуйста. Мне нужна Ваша помощь, – ее голос пронзает меня, словно колокольчики на легком ветру. Я могу сосчитать каждый удар своего сердца, пока мы смотрим друг на друга. Что это? Она должна уйти. Ей необходимо уйти. – Вы моя единственная надежда.

Надежда. Спасательный трос. Но этой девушки не должно быть здесь, потому что ей не назначено. Правила есть правила. Они не должны нарушаться. А она хорошая. Чистая. Ее. Не. Должно. Быть. Здесь.

– Тогда у тебя нет надежды.

Она снова опускает голову, и золотые волосы скрывают лицо. Я жду несколько долгих мгновений, прежде чем замечаю легкую дрожь ее плеч. Одинокая слезинка падает, впитываясь в ткань ее кремового джемпера, оставляя на нем пятно. "Но послушай, как кричат на улицах глашатаи, как горько рыдают посланцы мира²!".

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я.

Она медленно поднимает голову, и эти глаза сталкиваются с моими: они осуждают меня и считают слабым, я чувствую это.

– Мой брат пропал. Полиция не может его найти… Не найдет, – поправляет себя она. – Они не найдут его. Его арестовали за хранение кокаина, так что теперь они думают, что он просто сбежавший наркоша.

– А это не так?

Ее брови хмурятся, а зубы вонзаются в нижнюю алую губу.

– Нет. Он хороший. – Прямо как она. Вот только я не думаю, что он такой.

– Откуда у него деньги? – я киваю в сторону конверта на столе.

– Думаю, в результате каких-то наркосделок. Я не знаю.

– Ты не знаешь. Что ж, тогда, как я и сказал, у тебя нет надежды.

Что-то сверкает в ее глазах, и кулаки снова сжимаются. Ее губы приоткрываются. Могу смело заверить, что на кончике этого сладкого языка есть яд. Джейс делает шаг вперед, частично закрывая ее собой.

– Сейнт, это больше, чем просто пропавший подросток, – он указывает на конверт с деньгами. – У нас утечка.

Во мне вспыхивает гнев, и я с силой впиваюсь в подлокотники кресла, заставляя себя оставаться на месте.

– Ты занимаешься распространением. Это ты вызвал утечку. Я предлагаю вам самим разобраться с этой проблемой, – он точно знает, что я имею в виду, и образ того, как он ломает ей шею, на секунду вспыхивает в моем сознании. Неприятное чувство оседает в моем животе, но я игнорирую его.

Отойдя от девушки, он подходит ближе.

– Послушай, я понял. Она слишком много знает. Ты думаешь, что она представляет опасность для бизнеса, – говорит он низким голосом. Да, она слишком много знает. Она знает, что мы печатаем и распространяем фальшивые деньги, что в лучшем случае делает ее обузой. – Но если я убью ее, сестру парнишки, пропавшего без вести, о котором уже известно полиции… – Я встречаюсь с ним взглядом и тут же замечаю: слабость. Сомнения. Хотя его слова имеют смысл, им не хватает убедительности. – Позволь мне использовать ее, чтобы найти парня. Тогда мы проведем работу над ошибками, – он практически умоляет, и это выглядит неуместным.

– Она ничего не знает о местонахождении своего брата, Джейс, – я стараюсь не понижать голос, глядя прямо мимо него туда, где стоит она, переминаясь с ноги на ногу.

– Она знает своего брата.

Девушка смотрит на меня в ответ… никто не смеет смотреть на меня таким образом.

Поднявшись на ноги, я обхожу Джейса и понимаю, что двигаюсь все ближе и ближе к ней, до тех пор, пока не могу рассмотреть каждую деталь ее идеального лица. Она действительно… совершенна. Как произведение искусства. Протянув руку, я беру прядь ее волос и накручиваю их на палец, любуясь тем, как они сияют, чистое золото. Такое красивое создание.

– Ты невинна?

– Что?

Отбросив ее волосы, я поднимаю взгляд.

– Ты заблудший ягненок, – я медленно кружу вокруг нее, и она оглядывается через плечо, отслеживая мой шаг. Ее дыхание прерывисто сбивается, и я замечаю, как кровь хаотично течет по артерии у нее на горле. Она пытается казаться спокойной, но она боится. Я практически чувствую запах страха, цепляющийся за нее. – Бродишь по логову льва без своего пастыря.

В ее изумрудных глазах вспыхивает искра неповиновения.

– Я не собиралась приходить сюда.

Я ловлю себя на том, что тянусь к ней, желая узнать, так ли она нежна, как выглядит. Как только мои костяшки пальцев касаются шелковистой кожи ее шеи, мое тело охватывает дрожь. Она почти… вызывает священный трепет. Она делает шаг назад, хмурясь, когда отодвигается от меня.

– Ты пришла сюда ради своего брата.

– Да.

– Почему? – мои глаза встречаются с ее, и весь мир останавливается. Мысли проносятся, как пыль на ветру, – вот они есть и через мгновение их нет. Во мне пробуждается эта назойливая потребность узнать больше. – Почему?

– Потому что он мой брат. Я пойду на все ради него. – Интересно.

– То есть, ты пришла сюда в поисках людей, которые, как ты знаешь, находятся за пределами закона, не смотря на опасность?

– Да. – Тук-тук-тук. Я вижу каждый стук ее сердца о грудь, словно удары в боевой барабан. – Ты собираешься убить меня? – спрашивает она, ее голос обманчиво спокоен.

– Я не убиваю людей. – Но хочу. О, как я хочу. Я часто фантазирую о перспективе высосать из кого-то жизнь и наблюдать за тем самым моментом, когда сущность покидает тело. В этом была бы некая правильность, своего рода справедливость. Я – хищник среди них и проявляю свое превосходство. Но убийство – смертный грех. Тот, которому нет прощения. Никакая боль не очистит мою душу от этой скверны. Мне суждено попасть в адское пламя без надежды на искупление. Плохие мальчики попадают в ад. Но она… Иден.

Она так совершенна. Эта бледная кожа после смерти станет почти прозрачной, а полные губы будут выглядеть так красиво, приобретя голубоватый оттенок. Как кукла, сломанная, брошенная куколка. Закрыв глаза, я представляю ее безжизненное лицо и борюсь со стоном.

– Я не убиваю, – повторяю я. А вот Джейс – да. Я мог бы покончить с этим сейчас. Наказание понесет Джейс, а не я. Она слишком много знает. Она искушает меня. Я должен разобраться с этим. Но, по мере того как слова задерживаются на кончике моего языка, я чувствую перемену в воздухе, будто сам Господь кладет руку мне на плечо, чтобы остановить меня. Защищая ее.

В комнате повисла напряженная тишина, и взгляд Иден скользит через мое плечо туда, где, насколько я знаю, все еще стоит Джейс.

– Уходи.

– Что? – хором говорят они.

– Иди! Пока я не передумал, – я потираю виски, от того что мой пульс начинает стучать по барабанным перепонкам. Дверь захлопывается, и я поворачиваюсь к брату.

– Кто она тебе? – взрываюсь я.

Его глаза расширяются.

– Никто. Я никогда не встречал ее до сегодняшнего вечера.

Я прищуриваю глаза, читая его и выискивая признаки лжи.

– Тогда зачем защищал ее? Какая тебе разница, выживет она или умрет? – Он наклоняет голову и проводит рукой по затылку – так он делает только в стрессовых ситуациях. Если только он как-то не замешан… Я подхожу к нему, намереваясь схватить его за горло.

– Мне просто жаль ее, ясно? – выпаливает он слова в неприятном признании. Я хмурюсь. Вина. Он чувствует вину перед этой девушкой, которую даже не знает? – Она обычная девчонка, Сейнт. Она не знает, во что ввязывается.

– Она пришла сюда добровольно.

– Ради своего брата.

– Безрассудно.

Его глаза встречаются с моими. Глаза нашего отца.

– Безрассудно? Я бы сделал то же самое для тебя. – Ах, бедный Джейс. Так поглощен эмоциями. Я забыл, что он рос не в таких же условиях, как мы с моим братом Джудасом. К тому времени, когда мой отец нашел своего незаконнорожденного сына от одной из своих любовных связей, Джейсу уже было четырнадцать. Он был нормально воспитан. Конечно, к восемнадцати годам мой отец посвятил его в семейный бизнес, но эта разница – способность отделять бизнес от любых эмоций… Джейс так и не научился этому. Я доверяю ему больше, чем кому-либо, как своей правой руке. Ценю ли я его как семью? Конечно, нет. Такие слабости недопустимы. Хотя он мне чертовски нравится, даже больше, чем Джудас.

– Будь осторожен, Джейс, твое кровоточащее сердце показывает обратное. – Он нервно выдыхает, и его плечи заметно напрягаются. Делая шаг вперед, я касаюсь его лица. – В следующий раз, когда ты будешь просить за чью-то жизнь, я заставлю тебя перерезать им глотку и наблюдать, как они истекают кровью, – наклонившись, я подношу губы к его уху. – Мы не можем позволить себе слабость. – Он кивает в знак согласия, и я похлопываю его по щеке. – Хорошо. А теперь найди все, что сможешь, на Иден Харрис, и пусть за ней присматривают.

– Ты собираешь помочь ей?

– Нет, я собираюсь проследить за ней и убедиться, что она не представляет опасности для моего бизнеса. – Мне нужно знать все незначительные детали ее ничтожной жизни. Знание – сила, и если я позволяю ей жить, то безусловно одержу вверх.

Глава 4

Сейнт

Привычный озноб пробирает до костей, и я нахожу некое удовлетворение в легкой форме страдания. Тишина пропитывает воздух, и от этого лучше слышен голос Господа. На стойке мерцают несколько свечей – символ надежд и молитв, – молящихся в надежде, что они будут услышаны.

Я сажусь на скамью в первом ряду и закрываю глаза, впитывая чувство спокойствия. Церковь всегда меня успокаивает, но сегодня особенно. Я чего-то жду, хотя и не знаю чего именно. Знак? Некое божественное вмешательство?

Не знаю, сколько я так сижу. Может, минуты, а может, часы. В конце концов, первые лучи рассвета начинают ползти по небу, и солнечный свет льется сквозь витражи, заливая церковь калейдоскопом цветов.

Поднявшись, я разминаю затекшие ноги и иду к дверям. Снаружи царит привычное приглушенное лондонское движение. Именно это время, между ночью и ранним утром, нравится мне больше всего. Словно в этом мире не существует ни одной другой души.

Сев за руль своей машины, я еду в центр города. Движение на дорогах только начинает набирать обороты, к тому времени, как я въезжаю на подземную парковку. Выйдя из машины, я поднимаюсь на лифте на самый верхний этаж. Мой дом – еще одно святилище, уступающее по значимости только церкви. Гладкие, чистые линии декора словно белый лист для меня. Я мог бы жить за пределами Лондона, вдали от центра муравьиного гнезда, но вместо этого я выбираю жить среди них. Над ними. Отсюда я могу видеть большую часть Лондона, распластавшегося, как гигантский рычащий бетонный зверь, и людей, суетящихся, спешащих на работу, словно насекомые, которыми они и являются.

Обеденный стол накрыт, чашка дымящегося кофе стоит рядом с тарелкой яиц Бенедикт. Мой повар готовит завтрак каждый день в одно и то же время и уходит до того, как я возвращаюсь домой. Как я уже сказал, это мое убежище. Я не люблю быть запятнанным присутствием других людей. Сев на стул, я разворачиваю салфетку и расправляю на своих коленях. Я ставлю локти на стол и сцепляю пальцы, прежде чем склонить голову.

– Отче наш, сущий на небесах!

Да святится имя Твоё;

Да придет Царствие Твоё;

Да будет воля Твоя и на земле, как на небе;

Хлеб наш насущный дай нам на сей день;

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;

И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.

Яичница, как всегда, идеально приготовлена, а соус тает на языке. Мне нравятся компетентные сотрудники, которые хорошо выполняют свою работу, поэтому у меня уже пять лет одна и та же домработница. Я никогда не видел ее лица, и она никогда не видела моего, но я знаю, что она очень хороша в своей работе. Именно так, как мне нравится.

Закончив, я ставлю тарелку, кружку и столовое серебро в посудомоечную машину и ухожу в свою комнату, чтобы принять душ. И в заключении я ложусь в постель, в то время как все остальные отправляются в адскую утреннюю поездку на работу. Жалюзи медленно опускаются, блокируя мир за этими четырьмя стенами. Сон уносит меня почти мгновенно.

Все вокруг меня почернело и обгорело, насколько можно охватить взглядом. Некогда высокая трава превратилась в пепел. Я чувствую, как ступни моих босых ног покрываются волдырями и плавятся, хотя боль не так сильна, какой должна быть, насколько я знаю. Болезненные очертания того, что когда-то было высокими полевыми цветами, касаются кончиков моих пальцев, рассыпаясь в пыль и подхватываемые ветром. Здесь темно и зловеще, и небо странного приглушенно-розового цвета, переходящего в кроваво-красный именно там, где встречается с горизонтом.

Запах дыма и серы поднимается от мертвой земли, принося с собой ноющее чувство страха. Внезапно появляется ослепительный свет, и я поднимаю руку, чтобы прикрыть глаза. Свет медленно отступает, сжимаясь, пока не превращается в маленькую точку на расстоянии. И он продолжает гореть, как путеводный маяк. Мои ноги двигаются сами по себе, волочась вперед, а как же иначе? Это кажется важным, но я не знаю почему. Чем ближе я подхожу, тем мне становится легче. Горячим отравленным воздухом дышать намного проще, а почерневшая земля остывает под ногами.

Но чем ближе я подхожу, тем становится тяжелее удерживать свой взгляд. Словно пытаться смотреть на солнце. Мои глаза слезятся и щиплют. И все же я не могу не смотреть. Мне нужно увидеть. И когда я продолжаю вглядываться в бездну, мои глаза привыкают, пока в поле зрения не появляются очертания. Фигура, сгорбленная или свернувшаяся в клубок. Постепенно в фокусе проявляются новые детали: завеса светлых волос, обнаженные руки, обхватившие такие же обнаженные ноги, миниатюрная женственная фигура…

Женщина медленно встает, ее руки опускаются по бокам, а голова поднимается. Завеса волос слегка расходится, и сияющие зеленые глаза встречаются с моими. Иден. Она и есть сад. Когда эти глаза впиваются в мои, я почти слышу певчих птиц, мягкий шелест теплого весеннего ветерка, пение ангелов. Большие белые крылья медленно поднимаются из-за ее спины, а затем разворачиваются в обе стороны в ленивом потягивании. У меня сперло дыхание. Слезы наворачиваются на глаза, и ощущение, которое я могу описать, как чистая радость, сжимает мою грудь. Она самая красивая из всего, что я когда-либо видел. Мне больно смотреть на нее, и я сглатываю ком в горле. Существовало ли когда-нибудь более совершенное живое существо? Конечно, нет. Ангел поднимается, ее обнаженное тело все еще сияет этим эфирным светом.

– Сейнт, – ее голос звучит как душераздирающее пение. Ее крылья светятся, излучая тепло, проникающее сквозь пространство между нами и согревающее мою кожу. – Помоги мне, – умоляет она, и слезы бегут по ее щекам. Они блестят. Слезы ангела. Такие печальные. Она неуверенно поднимает руку и тянется ко мне. – Помоги мне, – я делаю шаг вперед, но расстояние между нами внезапно увеличивается, когда я тянусь к ней навстречу. – Помоги мне.

Земля вибрирует под моими ногами, и я устремляюсь к ней или, по крайней мере, пытаюсь, но не могу. Обугленная земля трескается и раскалывается, позволяя огненной стене взлететь высоко вверх. Ее крики пронзают меня, в то время как ее охватывает пламя. Прекрасные перья ее крыльев пылают, ее кожа краснеет и покрывается волдырями, а слезы превращаются в кровь. Словно сама Богородица.

– Помоги мне, – кричит она.

Я просыпаюсь, тяжело дыша. Я горю, ощущая, как пот скользит по моему телу и впитывается в простыни. Образ Иден запечатлелся в моей памяти: ее идеальное лицо и крылья. Покопавшись в прикроватном ящике, я нахожу старую обветшавшую Библию, которую всегда храню там. Страницы потрепаны и помяты от многолетнего использования. Обложка со временем потрескалась и помялась. Раньше она принадлежала моей матери, а до этого ее отцу. Слова этой книги приносили утешение и помогали принимать решения многим, как и мне. Я мог бы процитировать ее от корки до корки, и все же я всегда возвращаюсь к одному и тому же отрывку.

"Придите же и вместе рассудим, – говорит Господь. – Пусть грехи ваши как багрянец, убелю их, как снег; пусть красны они, словно пурпур, – они будут как белая шерсть"³.

Увидеть горящего ангела, безусловно, должно быть, к беде. Сон был таким ярким. Таким реалистичным. Что же он означает? Это знак? Или не более чем сон? Эти вопросы будут мучить мой разум до конца дня, и сон ускользает от меня. Узкий луч солнечного света проникает сквозь жалюзи, и когда яркий дневной свет меркнет до темно-оранжевого и, наконец, окунается до темноты, я встаю. Настроение у меня паршивое, а из-за недосыпа у меня снова болит голова.

Поднявшись, я надеваю спортивные штаны и кроссовки и иду на кухню. Готовый смузи из шпината и ростков пшеницы стоит на верхней полке, благодаря учтивости экономки. Я осушаю его несколькими большими глотками, наполняю бутылку водой и направляюсь в спортзал. Так же как я делаю каждый вечер. Рутина – это душевное равновесие, а хаос – враг успеха.

Я разогреваюсь на беговой дорожке перед тем, как начать свою обычную десятимильную пробежку. Бег обычно нужен для того, чтобы опустошить разум, но не сегодня. Иден в моем сознании, словно будильник на повторе. Помоги мне! Я до сих пор слышу этот душераздирающий крик, звучащий в моей голове. Я бегу и бегу, пытаясь убежать от своих мыслей. Пот покрывает мое тело, легкие горят, а ноги болят. Позади шестнадцать миль, прежде чем мой разум, наконец, становится чистым, девственным холстом, на котором я рисую новый день. Хлопнув рукой по кнопке остановки, я, шатаясь, сползаю с беговой дорожки на нетвердых ногах.

Я выхожу из спортзала и иду по квартире. Не доходя до конца коридора расположена дверь, похожая на шкаф для хранения вещей. Внутри находится небольшая комната с различными инструментами, развешанными на крючках по стене. По центру лежит коврик для йоги. Я беру плетку-девятихвостку, висящую на первом крючке, и приседаю, позволяя коленям найти небольшие вмятины на коврике, оставшиеся от многолетнего использования. Я аккуратно кладу кнут на пол перед собой и смотрю на статую Богородицы, которая стоит на почетном месте передо мной. У нее доброе лицо, омраченное лишь кровавыми слезами, струящимися по фарфоровым щекам. Как у Иден. Сложив руки, я произношу слова.

– Помни, Премилостивая Дева Мария, никогда не было известно, чтобы кто-либо, прибегавший к Твоей защите, умолявший Твоей помощи или искавший Твоего заступничества, не оставался без помощи. Вдохновленный этой уверенностью, я прилетаю к тебе, о Дева дев, моя Мать. К тебе прихожу, пред тобою стою, грешный и скорбный. О, Матерь Воплощенного Слова, не пренебрегай моими просьбами, но услышь их и милостиво выслушай. Aминь.

Прощение. Я всю жизнь прошу о нем, потому что я должен извиниться за то, кем я являюсь. И если я получил достаточное прощение, то неужели мое место на небесах можно купить раскаянием и наказанием? Да, всегда должно быть наказание: причина и следствие. Подняв флоггер, я крепко сжимаю пальцами обтянутую кожей рукоять. От взмаха руки он взмывает вверх, а затем приземляется мне на плечо. Крошечные металлические бусинки на конце каждой кисточки отчетливо впиваются в мою кожу. Боль поднимается, как волна, охватывая меня эйфорией. Я опускаю его снова и снова, перекидывая через оба плеча, наслаждаясь страданием.

Я выдерживаю больше, чем обычно, потому что мне это нужно. С каждым ударом образ горящей Иден вспыхивает в моем сознании. Ее лицо, ее слезы, ее крики… Я продолжаю, пока моя спина не начинает гореть, и кровь выступает на поверхность, образуя уродливые синяки. Улыбаясь, я склоняю голову вперед, чувствуя, как грех смывается рекой отпущения. Теперь я готов по-настоящему начать свой день.

Глава 5

Сейнт

Тусклое оранжевое свечение уличного фонаря отражается на черном глянце BMW Джейса. Он облокотился на автомобиль, скрестив ноги и глубоко засунув руки в карманы брюк. Между его губами зажата сигарета, и я морщу нос, когда до меня доносится запах никотина. Мерзость. Отравлять тело – значит заражать разум. Как только замечает меня, он небрежно бросает ее на землю, раздавливая ботинком тлеющие угольки. Я с отвращением смотрю на расплющенный окурок.

– Что случилось? – спрашиваю я. Он позвал меня в это место, прося о встрече, что на него не похоже. Также я знаю, что все, что Джейс хочет мне сказать, он не расскажет по телефону. Я хорошо его изучил.

Он проводит рукой по лицу.

– Одну партию денег изъяли.

– Что?

– В одной из прачечных прошел обыск на наркотики, а там хранились наши деньги.

Я расслабляюсь.

– Они просто конфискуют их как прибыль от продажи наркотиков.

Он качает головой, вид у него серьезный.

– Нет. Один из моих продажных копов позвонил мне. Они знают, что это подделка и передали дело выше. Началось расследование.

Его слова доходят до моего сознания, и под кожей начали закипать пока слабые отголоски ярости.

– Как? – Он молчит. – Как они поняли, что деньги фальшивые? – Каждая моя купюра была идеальна и почти идентична настоящей. Я даже произвожу собственную бумагу, чтобы получить точно такой же состав, как у Королевского монетного двора. Мои деньги – искусный шедевр. Такого прокола просто не может быть.

Сначала Иден Харрис, а теперь и это. Беспорядок. Полный бардак, и во мне растет желание убивать и навести порядок, вычистив все до скрипа.

– Вот почему я хотел встретиться с тобой здесь, – он кивает в сторону ветхого, заброшенного склада в тени перед нами.

Оттолкнувшись от машины, он начинает идти, и я следую за ним, сжимая и разжимая кулаки, чтобы унять ярость. Гнев – это отсутствие контроля. Потеря контроля означает вверить себя Дьяволу. Вдох, выдох. И еще раз…. вдох, выдох.

Дует ледяной ветер, разбрасывая опавшие листья по бетону. Луна зависла низко в небе, борясь за внимание с уродливым городским освещением. Серебристый свет льется на гофрированное железо склада, демонстрируя потрескавшийся замшелый фасад. Высокие одинарные окна разбиты, некоторые из них заколочены, а какие-то проемы просто зияют пустотой. В этом месте проходит основная часть моей работы. Прямо здесь, в этом унылом заброшенном здании в одном из худших районов Лондона. Сюда не наведывается полиция, здесь правит преступность. Я владею ими обоими, но всегда предельно осторожен. Мне нравится работать с представителями и той, и другой стороны, но если выбирать, то лучше иметь дело с преступниками, потому что морально испорченного человека всегда можно купить. По большей части почти у любого есть цена, но также существует незначительная вероятность того, что законник захочет поступить правильно.

Джейс достает из кармана ключ и со скрежетом отпирает боковую дверь. Петли скрипят, противный громкий звук прорезает тишину окружающего двора. Внутри имеются короткий коридор и вторая дверь – современная матовая сталь, резко контрастирующая с ржавым железом входной двери. Она легко открывается, выпуская наружу поток звуков: гул механизмов, возгласы людей, запуск двигателей автомобилей. Весь объект представляет собой здание в оригинальной оболочке склада. Внутренняя конструкция полностью звукоизолирована за счет собственного генератора на солнечной батарее и системы фильтрации воздуха. Никто и никогда не узнает, что скрывается в этом месте.

В воздухе витает запах переработанной бумаги – ядовитый аромат, который мне нравится просто потому, что он является синонимом успеха. Повсюду снуют люди, печатая, вырезая и упаковывая. Погрузчики загружают поддоны с фальшивыми деньгами в грузовики. Большая часть этого товара будет отправлена за границу, а остальное – на отмывание на местном рынке, в Англии. Они будут прокручены через различные предприятия, эффективно сменяясь на чистые деньги, разумеется, за определенную долю. Я иду по фабрике, внимательно изучая каждый этап операции. Когда добираюсь до места упаковки, я беру стопку заметок и внимательно их рассматриваю.

– Останови печать.

Джейс кивает и отходит. Несколько мгновений спустя, стук печатного станка замедляется, перед тем как полностью умолкнуть. Никто ничего не говорит, и я клянусь, что слышал, как где-то на фабрике упала булавка.

Я поднимаю пачку двадцатифунтовых банкнот стоимостью десять тысяч фунтов.

– Они неправильные.

Мой брат подходит ближе, хмурится и берет у меня пачку. Он рассматривает верхнюю банкноту.

– Выглядит отлично.

– Чернила не того цвета. – Он сильнее щурится, поднося купюру практически вплотную к своему лицу.

– Каждая банкнота должна быть идеальной! – кричу я.

Осязаемое напряжение воцарилось на складе. Все были напуганы, от того что это их промах, и они вот-вот столкнутся с гневом Сейнта Кингсли.

Джейс возвращает пачку банкнот обратно в блок, с которого она была взята.

– Никто, кроме тебя, не заметил бы.

В этом и заключалась проблема, когда ты вынужден поручать свою работу другим людям.

Зажав переносицу, я шиплю сквозь зубы:

– Нет, Джейс, они заметили. Зачем делать работу, если не делать ее хорошо? Это не просто бизнес. Это искусство. – И мое искусство было только что скомпрометировано. Я борюсь с чувством слепой ярости, которая вот-вот поглотит меня. Кто-то облажался, и этот кто-то заплатит, потому что это мой бизнес. Мой.

Остальные члены семьи Кингсли торгуют наркотиками и оружием, но я держусь подальше от этого. Пострадавшие люди от этого бизнеса – настоящее темное пятно на душе, и нет никакого удовольствия в том, чтобы созерцать, как смерть пожинает их. Там не требуется мастерства и навыков, а что за жизнь без искусства? Торговать наркотиками или оружием может любой. Люди всегда хотят сбежать от своей дерьмовой жизни и накуриться. Это так… дико.

– Уничтожьте все, что осталось от партии за последнюю неделю. Отзовите ее у отмывальщиков…

– Мы не можем этого сделать. Они перестанут доверять нам.

Гибкая, но тонкая нить, что сдерживает мой гнев, рвется, и я поворачиваюсь к нему, хватаю за куртку и приближаю свое лицо, останавливаясь всего в нескольких дюймах от его лица.

– Нас прикроют, если это расследование наберет обороты.

– Ты же знаешь, что оно никогда не приведет к тебе?

– Никогда? Самонадеянность была причиной краха многих великих людей, Джейс.

Я смотрю на брата, который совсем не чтит тонкости создания такого уровня качества.

– Уничтожь всё и останови производство. Найди мне того, кто позволил этим чернилам коснуться бумаги. Останься здесь и разберись с этим бардаком, – развернувшись, я направлюсь к двери, непреодолимо желая поскорее выйти на улицу. Оказавшись снаружи, я вдыхаю ночной воздух, позволяя холоду обжечь мои легкие, прежде чем выдохнуть и наблюдать, как пар изо рта поднимается танцующими струйками в лунном свете. Ветер разносит слабый запах мусора и автомобильных выхлопов, но здесь было гораздо чище, чем на заводе. Хотя ничто не способно развеять беспорядок в моей голове, которая наполнена тяжелыми мыслями. Я взволнован. Моя жизнь всегда под контролем и распланирована до последней секунды. Это всего лишь одна ошибка, но в моем мире ошибок не бывает.

Звонит телефон, на экране высвечивается неизвестный номер. Сделав успокаивающий вздох, я отвечаю.

– Да?

– Сейнт, это Грант. – Грант – довольно неприятный персонаж, приложивший свою руку ко всему, что является незаконным в Лондоне. – Это правда, что ты натравливаешь копов на китаезов за липовые деньги? – И это все последствия той единственной ошибки. Промах, который может стоит империи.

– Я вообще без понятия, о чем ты.

– Я слышал, свиньи конфисковали у них кучу твоих денег.

– Ты, должно быть, неправильно понял. Мои деньги безупречны. Разумеется, если ты не согласен, я буду рад отменить следующую твою поставку и прекращу все наши деловые отношения. – Чего эти люди не понимают, так это то, что они ничего не значат. Маленькая шестеренка в большом механизме, в котором абсолютно все заменяемо. Проблема возникает в том случае, если части единого начнут выходить из строя одновременно. Это просто наложение одной проблемы на другую.