Текст книги "Целуй меня (ЛП)"
Автор книги: Л. п. Ловелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 12
Неро
– Твою мать! Проклятье! – рычу я.
Я знал, что она попытается что-то предпринять, но машина? Не ожидал, что мне придется усыплять ее прямо за рулем гребаного автомобиля.
Голова Уны откидывается на асфальт, руки безвольно падают по бокам. То, как она схватилась за живот, меня до чертиков пугает.
– Черт возьми! Врача! Немедленно!
Лицо Уны залито кровью, текущей из раны где-то в районе линии волос. К пропитанным кровью белокурым прядям прилипли осколки стекла. Я поднимаю ее на руки и забираюсь на заднее сиденье джипа. Джио везет нас к дому, и всю дорогу я прижимаю Уну к своей груди. У меня было предчувствие, что она попытается сбежать, поэтому специально ушел попозже. Как и следовало ожидать, я успел отъехать всего на пару миль, и мне позвонили.
Мы подъезжаем к дому. Остатки ворот и обломки моего Maserati разбросаны по дороге. Парни расчистили достаточно места, чтобы могла проехать машина, и Джио подвозит нас прямо к входной двери.
Вылезаю из машины и быстро иду через весь дом к своему кабинету, где и опускаю Уну на один из диванов. Через минуту сюда входит Джио, держа в руке бинты и вату. Я прижимаю комок ваты ко лбу Уны, пытаясь остановить кровотечение. Больше я ничего не могу сделать.
– Она сумасшедшая, – ворчит Джио, нервно приглаживая волосы.
– Я не особо рассчитывал на то, что она будет послушной.
– Неро! Она носит твоего ребенка! Ты не должен позволять ей свободу действий. Она слишком неуравновешенная, – он качает головой. – У нее отсутствует инстинкт самосохранения. Она убьет этого ребенка.
– Довольно! – несколько раз сжав и разжав кулаки, я прижимаю их ко лбу. Ему не понять Уну. Я не оправдываю ее и не могу позволить ей поступать так, но понимаю, почему она искренне верит в правильность своих действий. Я понимаю. Понимаю, что она не хочет ни от кого зависеть и не хочет, чтобы кто-то зависел от нее.
Джио кивает и молча выходит из кабинета. Просто он по-другому смотрит на вещи. Он считает, что женщина должна быть ограждена от опасностей, и что единственное ее предназначение – это рожать детей. Уна – прямая противоположность.
Я убираю волосы с ее лица и мгновение всматриваюсь в него, после чего перевожу взгляд на живот. Просунув руку под ткань рубашки, прижимаю ладонь к обнаженной коже. С ним – или с ней – все в порядке? Они не пострадали? Я не знаю, чего жду. Возможно, какого-то знака или сигнала. Врач сказал, что снотворное не повредит ребенку, но автомобильная авария?
Раздается стук в дверь, и в кабинет входит Джио в сопровождении врача. Я освобождаю для него свое место, и доктор, убрав вату со лба Уны, осматривает рану.
– Тут нужно накладывать швы, – говорит он.
– Сначала проверьте, что с ребенком.
Вскинув брови, он поднимает на меня глаза и даже открывает рот, чтобы возразить, но вовремя останавливается. Настроив прибор и смазав гелем кожу Уны, он начинает водить УЗИ-сканером по ее животу. На маленьком экране появляется черно-белое изображение, но этот звук … тук… тук… тук… Звук бьющегося сердца достигает моего слуха, и я расслабляюсь.
– Судя по тому, что я вижу, все в порядке, – говорит врач.
Я облегченно выдыхаю – даже не чувствовал, что задержал дыхание. Как может что-то, о чем я никогда даже не думал, стать вдруг настолько важным? Как может это крошечное существо, совершенно мне незнакомое, стать самым главным в моей жизни? Я ничего не боюсь, но это меня пугает.
Я сажусь на диван рядом с Уной, уперев локти в колени, и смотрю, как врач накладывает швы. Она такая тихая и спокойная. Даже слишком. Обычно даже во сне Уна беспокойна, ее преследуют кошмары, и она постоянно ожидает нападения. Чем дольше я наблюдаю за Уной, тем более безнадежной кажется эта ситуация. Разве можно удержать в клетке такую, как она? Дикую, смертоносную, безжалостную. Разве можно держать бабочку под стеклом, не погубив ее?
Я хочу ее. Я хочу этого ребенка. Но она не хочет. Так что же нам остается? Неужели мне придется выбирать? Неужели для того, чтобы сохранить моего ребенка, придется отпустить ее?
Проведя рукой по лицу, я встаю и начинаю мерить шагами комнату, пока доктор заканчивает накладывать повязку.
– Не оставляйте ее без присмотра. Она должна проснуться примерно через час. Если проспит дольше, звоните мне.
Глава 13
Уна
О, Господи. Моя голова. Я со стоном приоткрываю глаза – даже моргать больно. Мозг как в тумане. Сознание обрывочно. В ужасе я пытаюсь сложить воедино куски воспоминаний.
Неро стрелял в меня!
Провожу рукой по груди, пытаясь нащупать повязку на пулевом отверстии, но … пусто. Ничего нет.
Я сажусь, и комната вокруг меня начинает вращаться, а перед глазами мелькают разноцветные круги
– Осторожно, – откуда-то из глубины комнаты звучит низкий голос Неро. Закрыв глаза, я крепко хватаюсь за спинку дивана и жду, когда комната перестанет кружиться, а круги перед глазами исчезнут.
– Ты стрелял в меня, – с упреком говорю я.
– Ты сбежала.
Голова пульсирует от боли. Поднимаю руку, касаюсь повязки и со стоном закрываю ладонями лицо. – Неро, как ты не можешь понять?
– Понять могу. А вот согласиться – нет.
– Значит, ты собираешься держать меня здесь до тех пор, пока не останется никаких шансов? Ты хочешь, чтобы я родила этого ребенка. А что потом? Будешь держать его рядом с мафиозным троном? – фыркаю я. – Если, конечно, доживем до этого. И ты, и я – мы оба – прекрасно знаем, что у нас врагов больше, чем у гребаной Северной Кореи.
– Вы оба будете под моей защитой.
Горько усмехнувшись, я перевожу взгляд на Неро. Он сидит, упираясь локтями в колени широко расставленных ног. Его темные глаза встречаются с моими. В них столько решимости, что я понимаю – мне не переубедить его.
– Это будет самый эгоистичный поступок в твоей жизни, Верди.
Его взгляд темнеет, выражение лица становится непроницаемым. Неро встает с дивана, подходит, наклоняется, хватает меня за подбородок и притягивает ближе к себе.
– Сейчас тебе лучше не провоцировать меня, Уна, – говорит он сквозь стиснутые зубы.
– Вряд ли тебе понравится правда, Неро, но это не одна из твоих игр во власть. И не работа. Это ребенок.
Мой ребенок.
Наш ребенок.
Я чувствую дрожь его пальцев, впившихся в мои щеки.
– Нехорошо лишать ребенка родителей и бросать его, даже не дав ему по-настоящему узнать их. Morte, на что ты сама готова была пойти, лишь бы остаться с родителями? – резко выплевывает он каждое слово.
Я стряхиваю его руку со своего лица, и Неро, выпрямившись, поворачивается ко мне спиной. Он задел меня за живое, но и для него самого это больной вопрос.
– Мои родители были хорошими людьми! – выкрикиваю я ему в спину. – И они умерли! Как ты думаешь, Неро, а сколько семей разлучили мы с тобой? Скольких детей мы оставили без родителей? Во всей этой истории настоящие чудовища – это мы. И за это мы не заслуживаем счастья.
Он поворачивается ко мне лицом.
– Даже чудовища размножаются, любовь моя, – глаза его блестят звериным блеском, в голосе звучит насмешка.
– Я не позволю тебе сделать это просто ради удовлетворения твоего мужского самолюбия.
– И я не позволю тебе уйти просто потому, что ребенок не вписывается в твои планы, – говорит Неро.
Скрипнув зубами, я стискиваю кулаки.
– Если ты захочешь уйти после того, как ребенок родится, я не буду тебя останавливать, – он так сильно сжимает челюсти, что я вижу играющие под кожей желваки.
Уйти? А я смогу уйти?
Если это будет единственный шанс для меня… Если единственный шанс для ребенка – это оставить его с Неро, то… да. Я смогу уйти. Николай никогда не должен узнать о существовании ребенка, иначе он всегда будет стремиться заполучить его себе.
Как видим, выбор у меня невелик. Почему все так резко усложнилось?
Идеальным раскладом было бы, если ребенок не будет иметь к нам отношения, но в обратном случае… У Неро есть враги, но он может постоять за себя. Мои враги несоизмеримо могущественнее.
– Мне придется сделать это, – шепчу я.
Он отрицательно качает головой.
– Неужели работа для тебя важнее?
Я смотрю ему прямо в глаза. Под маской гнева и возмущения просвечивает боль, которую никто, кроме меня, никогда в нем не заметит. Только я могу «читать» Неро. Как и он меня. Возможно, сейчас так будет лучше: пусть думает, что я предпочту ему работу. Мне лучше, чем кому бы то ни было, известно: перед лицом опасности и непреодолимых обстоятельств так легко верится в то, что все можно исправить, что есть выход. Неро не привык проигрывать и, с его точки зрения, способен обыграть Николая. Но он не сможет. Я могла бы популярно объяснить, что выбор здесь стоит между мной и ребенком. Но не буду. Потому что хочу, чтобы он выбрал ребенка. Это докажет мне, что Неро достоин быть отцом. Он будет защищать свое потомство ценой собственной жизни, а защита Неро жестока и не вызывает сомнений. А я тем временем могу вернуться к русским, и Николай будет доволен, ведь я снова у него. О существовании ребенка он даже не узнает. Поэтому я говорю Неро именно то, что он должен услышать:
– Я уже говорила, что не могу себе позволить избавиться от него. Но я такая, какая есть. Я не хочу быть матерью.
Отчасти это правда. В другой жизни, в другое время, может, я и смогла бы стать матерью. Но в моем мире это просто невозможно. Мы идем по предначертанному пути, но иногда вынуждены свернуть. Мы можем хотеть что-то изменить, но все равно вынуждены принимать то, что есть.
Жесткий взгляд Неро почти прожег меня насквозь. Я физически ощущала его отвращение и ненависть.
– Джио! – крикнул он.
В комнате появляется Джио и привычно замирает в ожидании.
– Проводи Уну в подвал. Не выпускать ее. Если попытается выйти, разрешаю усыпить ее.
Джио подходит и намеревается взять меня за руку.
– Не надо, – я поднимаю ладонь, и Джио останавливается. Я поднимаюсь на ноги. Голова кружится под действием успокоительных, которые, судя по всему, еще не вывелись из организма. Еще раз взглянув в глаза Неро, поворачиваюсь к нему спиной и выхожу из кабинета. Я обманула его доверие. Я добавила боли к его старой ране. Когда придет время, он без возражений отпустит меня к Николаю.
***
Терпение никогда не входило в число моих добродетелей. Прошло всего два дня моего заточения в этой комнате, а я уже на грани помешательства. Дверь открывается, но я, не обращая внимания на того, кто вошел, продолжаю отжиматься от пола.
Семьдесят два …
Семьдесят три …
Семьдесят четыре …
– Уверена, что беременным это нужно?
Я поднимаю глаза. Криво ухмыляясь, Томми присаживается на край кровати. Я продолжаю отжиматься, а он терпеливо ждет, когда я закончу. Досчитав до ста, я сажусь на полу, прислонясь спиной к стене и вытянув перед собой ноги. Грудь вздымается от частого дыхания, а кожа блестит от пота.
– Тони, я беременная, а не инвалид.
Усмехнувшись, он проводит рукой по своим каштановым волосам и бросает мне бумажный пакет. Заглянув внутрь, я обнаруживаю сэндвич – естественно, покупной.
– Спасибо, – я откусываю кусочек и ловлю летящую в мою сторону бутылку с водой.
Кто-то скребется в дверь, и Томми, приоткрыв ее на несколько дюймов, закатывает глаза. В образовавшуюся щель проскальзывает Джордж и прыгает на меня, извиваясь всем телом и взволнованно поскуливая.
– О, здравствуй, – я улыбаюсь и глажу его.
– Эта псина одержима тобой, – слова Томми звучат с легким ирландским акцентом, и это вызывает у меня улыбку.
Томми никогда не вписывался в мафию, но Неро привязан к нему, поэтому защищает парня там, где остальные итальянцы уже убили бы его просто за то, что он полукровка.
– Неро тебя недолюбливает, правда? – я целую Джорджа в нос, и он жмурится, как дурачок, заставляя меня смеяться. Зевс – вот настоящий верный сторож. И на секунду я вдруг задумываюсь: не разочаруется ли Неро точно так же в своем ребенке, если тот не оправдает его ожиданий? Нет. Я не должна думать об этом. – Итак, что нового на свободе? – спрашиваю просто ради того, чтобы Томми хоть о чем-то рассказал. О чем угодно.
– Ничего особенного, – говорит он. – В том смысле, что за два дня, пока ты здесь, не случилось ничего похожего на начало третьей Мировой войны.
Отщипнув кусок сэндвича, я отдаю его Джорджу.
– Томми, если ты пришел сюда, чтобы меня развлечь, то у тебя это хреново получается.
Томми растягивается на кровати, закинув руки за голову.
– Вообще-то я должен охранять дверь, но мне стало жалко тебя.
– Неужели ирландец смягчился по отношению ко мне?
Повернув голову в мою сторону, он говорит:
– Ни за что, убийца, – и широко улыбается.
Джордж, навострив уши, смотрит на дверь, и через несколько секунд она открывается. В комнату заглядывает Джио, смотрит на Томми, переводит взгляд на собаку и закатывает глаза.
– Босс хочет тебя видеть.
Я уточняю:
– Меня?
Он кивает и отступает в сторону, придерживая для меня дверь. В тот момент, когда я прохожу мимо него, Джио прижимает пистолет к моей спине.
– Джио, ты, как всегда, истинный джентльмен.
– Ты потеряла всякое право на уважительное отношение в ту минуту, когда решила подвергнуть опасности ребенка, – почти рычит он.
Я не из тех, кто легко выходит из себя, но тут как с цепи срываюсь. Резко разворачиваюсь и делаю Джио подсечку. Он падает на пол. Оседлав его, цепляюсь мертвой хваткой в кадык: это не смертельно, но очень неприятно. Джио прижимает ствол пистолета к моей шее, и мы сверлим друг друга взглядом.
– Ты ни черта не знаешь, по каким причинам я так поступила, падаль. Попробуй высказаться еще раз, и я убью тебя. Мне плевать, насколько ты предан Неро, – я выхватываю пистолет из его нагрудной кобуры и встаю на ноги. Засунув ствол за пояс джинсов и не дожидаясь, пока Джио поднимется с пола, я демонстративно иду вперед.
Тихонько присвистнув, Томми шепчет Джио: – Ты, что, совсем спятил? Это же Уна! Да еще и под влиянием гормонов. Друг мой, у тебя суицидальные наклонности?
– Отвали, Томми, – рявкает Джио.
Я иду по коридору к кабинету Неро – бывшему кабинету Арнальдо. Неро сидит за столом, а двое его людей стоят перед ним и на что-то смотрят.
В ту секунду, когда наши взгляды встречаются, что-то во мне каменеет, превращаясь в защитную стену, блокирующую его воздействие на меня. Он больше не сможет повлиять на то, что должно быть сделано. Я хватаюсь за этот холодный расчет и призываю на помощь бессердечную убийцу, живущую во мне. В данный момент она нужна как никогда.
Мужчины отходят от стола, и я вижу лежащую на нем почтовую посылку.
– Что это?
– Она адресована тебе, – ледяным тоном произносит Неро. И теперь я начинаю понимать причину их беспокойства.
Кто знает, что я здесь? Очень немногие. При взгляде на посылку в моих жилах застывает кровь. Мое имя на ней написано по-русски.
– Это может быть от Саши.
Неро склоняет голову набок, и я знаю: его мозг прокручивает каждую малейшую деталь и просчитывает все возможные варианты.
– А у Саши есть, что тебе прислать?
– Нет.
Конечно, нет. Мы с Сашей не сторонники бессмысленных сантиментов. Если он решит передать мне что-то, то это будет, бесспорно, нечто важное. А важное по почте не отправляют.
– Открывай! – говорит Неро, и я вскидываю на него взгляд. Томми осторожно тянет меня назад. Неро поднимается, обходит стол и встает в шаге от меня. Один из его людей берет посылку, и внезапно я понимаю: они думают, что в ней может быть бомба. Парень с бесстрастным лицом начинает вскрывать упаковку, но я замечаю пот, выступивший у него на лбу. Бумага сорвана, и все, кажется, задерживают дыхание, когда он заглядывает внутрь.
– Все в порядке, – говорит он, вынимая маленькую плюшевую игрушку. А потом передает мне конверт. Я хмуро смотрю на него: он чисто-белый, без подписи. Вообще без опознавательных знаков. Открыв его, я достаю открытку, на которой по-русски написано «Поздравляю». Под надписью изображен аист, при виде которого у меня останавливается сердце. Дрожащей рукой переворачиваю ее и читаю слова, от которых буквально каменею.
Голубка!
Слышал, тебя можно поздравить. Ты всегда была моей гордостью, а теперь даришь мне еще и внука, отцом которого является не кто-нибудь, а сам Неро Верди.
Он будет сильным. Это будет идеальный солдат.
Будет лучше, если ты вернешься домой. Не вынуждай меня самому идти за тобой.
До скорой встречи, голубка.
Николай.
Глава 14
Неро
Я наблюдаю за Уной. Лицо ее приобретает абсолютно отрешенное выражение, из пальцев выскальзывает открытка и падает на пол. Прищурив глаза, я ожидаю хоть что-то услышать, но вместо этого она разворачивается и без слов выходит из комнаты.
– Уна? – я направляюсь за ней. Выйдя в коридор, вижу, как ее рука вытягивает пистолет из-за пояса джинсов. Откуда, черт возьми, у нее оружие? Уна подходит к входной двери. Мои люди пытаются остановить ее, но я взмахом руки приказываю им отойти. Не могу позволить, чтобы она, находясь в таком состоянии, лишила меня хороших людей.
– Босс? – спрашивает Джио за моей спиной.
– Я сам разберусь. Попытайся выяснить, откуда взялась эта посылка. Мне нужно знать, кто ее доставил, – говорю я и, не останавливаясь, выхожу вслед за Уной через парадную дверь. Неспешным крадущимся шагом она приближается к воротам, которые только сегодня заменили после ее неудачной попытки сбежать. Жестом подаю знак своим парням, и они открывают ворота, выпуская ее. Уна даже не замечает их. Не сбиваясь с шага, она выходит за территорию и направляется к лесу.
– Закрыть все входы и выходы. К воротам ближе, чем на сто ярдов, никого не подпускать, – приказываю я охраннику.
– Да, босс. Вам нужна помощь? – спрашивает он, переводя взгляд на Уну.
– Нет. Дай мне свой пистолет.
Он быстро вкладывает оружие в мою ожидающую ладонь, и я следую за Уной в лес. На секунду потеряв ее из виду, я начинаю переживать, что она снова сбежала, но в этот момент слышу впереди себя выстрел. Бегу на звук и, оказавшись на небольшой поляне, замираю. Уна стоит по центру и стреляет из пистолета, зажатого в вытянутой руке, по деревьям. Какого хрена? Я медленно приближаюсь, а она все стреляет и стреляет, пока не опустошает обойму. Затем ее рука опускается, и тишина, словно одеяло, окутывает нас. Я встаю перед Уной. Она неподвижна, словно статуя: дыхание ее едва ощутимо, глаза закрыты, а на лице почти безмятежное выражение.
– Morte, – шепчу я.
Ее глаза открываются, но в них пустота. Она выглядит так же, как много месяцев назад: мертвая, бесчеловечная, бесстрастная. Уна склоняет голову набок, и этот почти животный жест придает ей схожесть с диким зверем. Я всегда питал здоровое уважение к этой ее стороне, более того, именно этим Уна меня и привлекает. Такая Уна способна, не моргнув глазом, отрезать человеку голову – и пусть меня черти возьмут, если это не возбуждает.
Вытянув руку вперед, я нежно глажу ее по щеке. Глаза Уны снова закрываются, и она, глубоко вздохнув, льнет к моей ладони. Я придвигаюсь ближе, и Уна удивляет меня: запрокинув голову, она прижимается губами к моим губам. Обняв за талию, я притягиваю ее к себе. В ответ Уна проводит языком по моей нижней губе, и в этот момент я чувствую, как к животу прижимается дуло пистолета. Разрываю поцелуй и встречаюсь с ней взглядом – наши лица так близко.
– Ты собираешься застрелить меня, Morte?
Выражение ее лица снова становится пустым, ко всему безразличным. Черт возьми, вот это мастерство.
– Он идет, – говорит Уна, и ее взгляд становится отрешенным.
– Кто идет?
Она не отвечает, поэтому я хватаю ее за лицо, заставляя взглянуть на меня. Она лишь сильнее вдавливает пистолет в мой живот.
– Кто? – снова спрашиваю я.
– Николай. Он все знает. Он идет за нами, – она стискивает зубы, и ее лицо становится мрачнее тучи. – Теперь он ни за что не остановится. Мне нигде от него не спрятаться, никуда не сбежать. Даже если я вернусь к нему, этого будет мало. Он захочет получить ребенка.
Я нахмурился.
– Ты никуда не пойдешь.
Тяжело сглотнув, она опускает взгляд.
– Я хотела только одного: сделать в жизни хоть что-то хорошее. Всего лишь один хороший поступок в жизни, полной дерьма. Родить ребенка. Отдать его в семью, которая подарила бы ему любовь. А теперь…
Я провожу большим пальцем по ее скуле. – А теперь ничего. Он не прикоснется к тебе, слышишь меня? Никогда.
Она поднимает на меня взгляд, и впервые с тех пор, как знаю Уну, я вижу в ее фиалковых глазах неподдельный страх.
– Ты не представляешь, на что он способен.
– А зачем ему ребенок?
Она сильно зажмуривается и шепчет:
– Чтобы вырастить из него идеального солдата.
От ее слов у меня по спине пробегает холодок. Я действительно представляю себе, какой жизнью жила Уна. Я знал, что она из элитных бойцов. Знал, что ее обучали с юных лет. Но я думал, что у Николая к ней просто какая-то нездоровая привязанность. А тут, оказывается, все гораздо хуже. Это сродни помешательству. Он безумен.
– А теперь… у меня нет выбора, – говорит она. – Я должна попытаться скрыться от него, – Уна делает глубокий вдох. – В пистолете осталась одна пуля. Я не хочу стрелять в тебя, Неро, поэтому просто отпусти меня.
– Ну, так выстрели. И лучше тебе меня убить. Потому что, если ты уйдешь, я тебя и на краю света достану.
Стиснув зубы, она прижимает пистолет к моим ребрам.
– Когда ты, наконец, поймешь, что не одна?
Несколько секунд Уна стоит в нерешительности, а потом садится на корточки и прижимает рукоять пистолета ко лбу.
– Я должна была избавиться от него, – шепчет она. – Самонадеянная дура, я решила, что у меня все получится.
Она смотрит на меня снизу вверх.
– Мы ни от кого не бежим. Еще раз спрашиваю: ты доверяешь мне? – я протягиваю ей руку, и Уна секунду смотрит на нее, а потом снова встречается со мной взглядом.
– Обещай мне одну вещь, – говорит она, кивнув. – Если он придет за мной, не позволяй ему меня забрать.
– Никогда.
– Я серьезно, Неро. Если тебе придется убить меня, чтобы не отдать ему, ты сделаешь это.
– Уна…
– Ты даже не представляешь, что он сделает со мной… Что он сделает с этим ребенком … – говорит она с таким обреченным видом, словно единственный вариант для нее – безропотно подчиниться судьбе.
Тяжело сглотнув, я закрываю глаза. Могу ли я пообещать ей это? Смогу ли я убить и ее, и собственного ребенка, чтобы спасти их от сумасшедшего русского отморозка?
Я открываю глаза, смотрю на нее и вижу, как сильно ей нужно услышать, что я сделаю это, поэтому говорю:
– Хорошо.
Уна кивает и подает мне руку. Я помогаю ей подняться на ноги, и она, встав с земли, прижимается щекой к моей груди. Медленно обнимаю и притягиваю Уну к себе. Несколько долгих минут мы просто стоим.
– Ты действительно собиралась выстрелить в меня? – наконец, спрашиваю я.
Она отстраняется, и я не удерживаю ее.
– Не задавай вопросов, на которые знаешь ответ.
Я приподнимаю бровь, и Уна закатывает глаза.
– Рана была бы не смертельной, – говорит она и, развернувшись, уходит.
– Это успокаивает, – бормочу я, следуя за ней через лес.
На выходе из леса нас встречают Джио, Томми и еще два бойца с автоматами в руках. Джио бросает на Уну свирепый взгляд, но она, показав ему средний палец, проходит мимо, плавно покачивая бедрами. Томми отделяется от группы и идет вслед за ней. Пусть будет с ней – видит Бог, так надежнее.
– Не мог бы ты поскорее перестать пялиться на ее задницу и рассказать мне, что происходит? – неторопливо говорит Джио.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
– Сюда направляется русский. Мне нужно, чтобы все наши лучшие люди были готовы к отъезду через час.
– Куда мы едем?
– В пентхаус. В него невозможно проникнуть, так что это самое безопасное место из всех, что у нас есть, – в глубине души мне хочется забрать Уну и сбежать, но я никогда ни от кого не прятался. Такое чувство, что я разрываюсь надвое, пытаясь бороться с первобытным инстинктом защитить свое потомство любой ценой. Но дело в том, что нас с Уной боятся не просто так. Она сказала, что мы не можем иметь детей, потому что наш мир полон опасностей. Ирония судьбы заключается в том, что для защиты нашего ребенка мы должны быть именно такими, какие есть: жестокими, могущественными, вселяющими ужас.
Как раз то, что я могу.
***
За всю дорогу из Хэмптона Уна не произнесла ни слова. Как только мы входим в пентхаус, она сразу же направляется к лестнице. Я вижу, что Уна напугана, и лишь только это должно вселять в меня страх.
Я даю указания парням: охрана, дежурства, осмотр периметра, а затем поднимаюсь наверх и приоткрываю дверь спальни. В луче света, проникающего из коридора, я едва различаю лежащую на кровати Уну. Рядом с ней Джордж: его голова покоится на ее груди, и Уна поглаживает его по макушке.
Я вхожу. Джордж вскакивает и выбегает из спальни. Клянусь, этот пес превращается в настоящего бунтаря, когда она рядом.
Я снимаю костюм и иду в душ. Горячие струи воды бьют по моим напряженным мышцам, но легче не становится. Я на взводе. Мне поможет либо драка, либо секс. По возвращении в спальню застаю Уну лежащей на спине и смотрящей в потолок. Губы сжаты в тонкую линию, а в глазах тот решительный взгляд, который я временами у нее замечал.
Достав из шкафа трусы, натягиваю их, ложусь в постель и, приподнявшись на локте, несколько секунд разглядываю Уну.
– Что происходит в твоей голове, Morte?
– Все было совершенно бесполезно, – глубоко вздохнув, она отворачивается. – Я была готова пожертвовать всем ради этого ребенка.
Я хмурюсь.
– Ты собиралась уйти, – говорю я, вспоминая наш разговор, когда она сказала, что не хочет быть матерью. Что-то тут не так. Никто не прилагает столько усилий ради жизни, от которой готов отказаться.
– Пока Николай не знал бы, что ребенок мой, он был бы в безопасности. Поэтому да… я держалась бы на расстоянии.
Я тяжело вздыхаю.
– Уна …
– Но время самопожертвования прошло. Теперь мы на пороге войны, – ее глаза встречаются с моими. Уна садится, проводит кончиками ногтей по моему подбородку и касается губами моих губ. – Не знаю, сможем ли мы победить, но ты нужен мне, – выдыхает она возле моего рта. – Мы убьем всех или умрем вместе, пытаясь сделать это.
Вот она – моя королева.
Она снова надела свою кровавую корону.
Я улыбаюсь, обхватываю рукой ее затылок и перекатываюсь, накрывая Уну своим телом.
– Я живу ради гребаной войны.
– Тогда мы убьем каждого, кто может навредить нам, – говорит она.
Черт, ее кровожадная жестокость чертовски возбуждает. Уна прикусывает мою нижнюю губу и царапает ногтями спину, заставляя стонать. Резким движением отрываю пуговицу на ее джинсах и, встав на колени, стягиваю их вместе с нижним бельем. Скользнув ладонями под ягодицы, приподнимаю вверх ее бедра и накрываю ртом клитор. Ошеломленная, Уна издает громкий стон и, вцепившись пальцами мне в волосы, притягивает мою голову ближе. Я проникаю языком в ее лоно, и она вращает бедрами, чтобы прижаться ближе к моему рту. Резко и без предупреждения Уна обвивает ноги вокруг моей шеи, сдавливает ее и одним резким движением переворачивает меня на спину. Теперь она сидит на моем лице, ее киска – напротив моих губ. Я улыбаюсь и скольжу по ней языком. Уна откидывается назад, упирается одной рукой мне в живот и, ритмично двигая бедрами, трахает мой рот, а я помогаю ей в этом. Ее тело напрягается, потом замирает, и с губ слетают протяжные стоны. Обожаю наблюдать за тем, как из-за меня Уна теряет контроль, зная ее несгибаемый характер. Она не прогибается ни под кого. И то, что я вижу сейчас, – это редкое исключение. Ее подарок в знак признания моей власти над ней.
Тело Уны обмякло. Я сталкиваю ее в сторону и укладываю на живот, а сам встаю на колени. Она тяжело дышит. Ее кожа блестит от пота. Рывком приподняв Уну за бедра, вонзаю в нее два пальца, от неожиданности она хватает ртом воздух и прижимается лицом к руке, чтобы заглушить стон.
– Я чертовски хочу тебя, Morte, – потянув за волосы, я вынуждаю ее приподняться на руках. Теперь ее спина прижата к моей груди. Моя кожа касается ее кожи. Я целую Уну в шею, и она дрожит. С каждым моим прикосновением, с каждым поцелуем ее дыхание учащается.
– Ты моя, – выдыхаю я ей в ухо. Проведя ладонью вдоль всего тела, я обхватываю ее за шею, заставляя встать на колени. Она оглядывается через плечо и прижимается ко мне ягодицами. Крепко сжав бедра Уны, одним толчком я погружаюсь в нее. Облако страсти и жестокости окутывает нас, смешиваясь с неистовым желанием защитить одно единственное существо
Мы с Уной – одна команда, и я чувствую нашу силу. Мы с ней единое целое, и нас, черт возьми, не остановить.
Она хватает меня за запястье, вонзая ногти в кожу, поворачивает голову и целует меня. Я стискиваю зубы, потому что быть с ней – это рай. Я никогда не смогу насытиться ею, она никогда мне не надоест. Все в ней бросает мне вызов, и я хочу ее до потери сознания. Мне нужно, чтобы она была рядом.
Мое имя срывается с ее губ. Уна выгибает спину и со стоном подается навстречу моим толчкам. Мне нравится видеть ее такой – потерявшей контроль и беззащитной передо мной. Мышцы ее влагалища сжимаются вокруг моего члена, и от пронзившего все тело удовольствия я издаю протяжный стон. Я твержу ей, что она моя, но, когда кончаю, понимаю – часть меня принадлежит ей.
– Черт! – с моих губ срывается гортанный рык. Ее ногти царапают мою руку. Мои пальцы сжимаются на ее горле. Мы оба падаем вперед, и я, тяжело дыша, утыкаюсь лицом во влажную кожу между ее лопаток. Уна переворачивается на спину. Она выглядит такой чертовски невинной: рассыпанные по кровати волосы, раскрасневшиеся щеки и выпуклый живот, внутри которого растет мой ребенок. Я припадаю к ее губам в поцелуе, перемещаюсь вниз, к груди, втягиваю сосок в рот, а потом … целую нежную кожу живота.
– Ни у одного ребенка в мире не будет защиты надежнее, – тихо говорю я, поднимая взгляд на Уну.
Она выгибает бровь.
– Кажется, большинству людей для этого достаточно купить семейный автомобиль и заклеить розетки.
– Мы явно не принадлежим к большинству, Morte.
Она садится лицом ко мне. Ее брови сдвинуты, и между ними залегла тонкая морщинка.
– Так вот на что похож страх?
– Возможно.
Она потирает грудь.
– Такое ощущение, что я разваливаюсь на части, а все, в чем раньше была уверена, по ниточке отрывается от меня. Может, я просто не создана для этого?
– Еще никогда не было никого более подходящего.
Уна жестокая и опасная. Мне жаль того, кто вдруг когда-нибудь решится причинить вред ее ребенку. Возможно, она не соответствует представлениям об идеальной матери, но стоит вам взглянуть на животный мир, как вы сразу поймете: самые лучшие матери всегда смертельно опасны.
***
Когда я просыпаюсь утром, Уны уже нет, и, как обычно, мне приходится идти ее искать.
Я нахожу ее: скрестив руки на груди, Уна сверлит взглядом Джио.
– Считаю до трех, а потом сверну тебе шею, чтобы Неро обнаружил твое мертвое тело именно здесь, – говорит она ледяным тоном.
