Текст книги "Сейчас вылетит птичка!"

Автор книги: Курт Воннегут-мл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

МИЛЫЕ МАЛЕНЬКИЕ ЧЕЛОВЕЧКИ [11]11
  The Nice Little People


[Закрыть]
Перевод. А. Криволапов, 2010

Стоял такой жаркий, сухой и ослепительный июль, что Лоуэллу Свифту казалось, будто каждый микроб в нем, каждый самый маленький грешок выгорели дотла. Свифт ехал на автобусе домой с работы – он торговал линолеумом в универсальном магазине. Сегодняшний день знаменовал седьмую годовщину его супружества с Мадлен. Между прочим, у Мадлен была машина. Нет, не так: она была владелицей автомобиля!

В длинной зеленой коробке под мышкой Свифт нес алые розы.

Автобус был битком, но всем женщинам нашлись сидячие места, так что совесть Лоуэлла ничто не тревожило. Он откинулся на спинку сиденья и погрузился в приятные мысли о жене, похрустывая костяшками пальцев.

Лоуэлл был высокий, стройный мужчина с тонкими песочными усиками и желанием походить на британского полковника. Со стороны казалось, этому его желанию соответствует все, разве что мундира не хватало. Со стороны Лоуэлл выглядел значительным и целеустремленным, а вот вблизи его подводили глаза печального попрошайки, потерянного, испуганного, назойливо-любезного. Он был неглуп, сравнительно здоров, но дошел до той черты, когда его положение главы семьи и главного добытчика растаяло как дым.

Мадлен однажды сказала, что он словно стоит на обочине жизни, не переставая улыбаться и говорить: «Простите», «После вас» и «Нет, благодарю».

Сама Мадлен торговала недвижимостью и зарабатывала куда больше, чем Лоуэлл. Временами она подшучивала над ним по этому поводу, а Лоуэлл в ответ лишь дружелюбно улыбался и говорил, что никогда, ни при каких обстоятельствах не заводил врагов, и что Господь изначально создал его – да и Мадлен – добрыми людьми.

Мадлен была женщина привлекательная, и Лоуэлл всю жизнь любил ее одну. Без Мадлен он бы просто потерялся. В иной день, возвращаясь домой на автобусе, Лоуэлл чувствовал себя скучным, усталым, бесполезным и очень боялся, что Мадлен бросит его – в то же время понимая таковое ее возможное желание.

Впрочем, нынешний день выдался не из таких. Лоуэлл чувствовал себя превосходно. Ведь помимо того, что сегодня была годовщина их с Мадлен свадьбы, день ознаменовался загадочным событием. Событием, насколько понимал Лоуэлл, ни к чему не ведущим, тем не менее он чувствовал себя героем небольшого приключения, которое они с Мадлен смогут с удовольствием посмаковать. Сегодня, когда Лоуэлл ждал автобус, кто-то метнул в него нож для разрезания бумаги.

Он решил, что нож метнули из проезжающего автомобиля или из офиса в здании через дорогу. Лоуэлл заметил его, лишь когда нож звякнул о тротуар рядом с острыми черными носами его ботинок. Он быстро оглянулся по сторонам, никого не увидел и с опаской поднял находку. Нож оказался теплым и неожиданно легким – голубовато-серебристый, овальный в сечении, модернового вида. Сделан нож был из цельного куска металла, явно полого внутри, одна сторона лезвия остро заточена, вторая тупая; маленький, похожий на жемчужину камешек посередине разграничивал лезвие и рукоятку.

Лоуэлл сразу же распознал, что это нож для разрезания бумаги, так как часто обращал внимание на подобные вещички в витрине магазина ножей по пути к автобусной остановке и обратно. Он поднял нож над головой и обвел взглядом окна автомобилей и офисов. Никто не выглянул в ответ, и в конце концов Лоуэлл положил нож в карман.

Он посмотрел в окно автобуса и понял, что уже подъезжает к спокойному, укрытому в тени вязов бульвару, где жили они с Мадлен. Здания по обе стороны бульвара хотя и были давно уже поделены на квартиры, снаружи оставались величественными особняками. Если бы не заработки Мадлен, они ни за что не смогли бы снимать жилье в таком месте.

Следующая остановка была его – рядом с особняком в колониальном стиле, украшенным колоннадой. Мадлен, должно быть, ждет, глядя в окно их апартаментов на четвертом этаже, там, где раньше располагалась бальная зала. Словно влюбленный старшеклассник, Лоуэлл нетерпеливо дернул шнур звонка и задрал голову, чтобы увидеть лицо жены в зарослях лоснящегося плюща, увившего фасад. Лица не было, и Лоуэлл решил, что Мадлен готовит праздничные коктейли.

«Лоуэлл! – сообщила записка у зеркала. – Я поехала решать проблему с недвижимостью Финлеттера. Скрести пальцы. Мадлен».

Криво улыбаясь, Лоуэлл положил розы на стол и скрестил пальцы.

В квартире было тихо, кругом царил беспорядок – Мадлен явно спешила. Лоуэлл поднял дневную газету, валявшуюся на полу рядом с банкой клея и альбомом для газетных вырезок, и прочел обрывочные пометки, которые Мадлен оставила повсюду. Пометки, не имеющие никакого отношения к торговле недвижимостью.

Из кармана у него донесся короткий звук – такой бывает при небрежном поцелуе, или когда открывают кофе в вакуумной упаковке.

Лоуэлл сунул руку в карман и извлек оттуда нож для разрезания бумаги. Маленький камешек посредине вывалился, оставив после себя круглую дырочку.

Лоуэлл положил нож на диванную подушку и пошарил в кармане в поисках потерянного украшения. А когда в конце концов обнаружил его, то расстроился: камешек оказался вовсе не жемчужиной, а тонкой полусферой из какого-то пластика.

Он снова взглянул на нож и передернулся от отвращения. Из дырки на месте камешка выползало черное насекомое четверть дюйма длиной. За ним еще одно, и еще, пока целых шесть не собралось в ямке на подушке, оставленной секунду назад локтем Лоуэлла. Движения насекомых были неловкими и заторможенными, словно они не могли прийти в себя. Вскоре они, судя по всему, уснули в убежище-ямке.

Лоуэлл взял с кофейного столика журнал, свернул его в трубку и приготовился прихлопнуть мерзких маленьких тварей, прежде чем они отложат яйца и заразят квартиру Мадлен.

И тут он понял, что насекомые – вовсе не насекомые, а трое мужчин и три женщины, пропорционально сложенные и одетые в блестящие черные обтягивающие трико.

На телефонном столике в прихожей Мадлен приклеила список телефонных номеров: номера ее офиса, ее босса Бада Стаффорда, ее адвоката, ее брокера, ее доктора, ее дантиста, ее парикмахера, полицейского участка, пожарной команды и универмага, в котором работал Лоуэлл.

Лоуэлл уже в десятый раз проводил пальцем по списку, пытаясь найти номер, по которому можно было бы рассказать о прибытии на Землю шести крошечных человечков ростом четверть дюйма.

Он подумал, как хорошо было бы, чтобы вернулась Мадлен.

Для начала он набрал номер полицейского участка.

– Седьмой участок. Сержант Кахун слушает.

Голос был грубый, и Лоуэлл ужаснулся образу Кахуна, представшему перед его мысленным взором: тучный, неповоротливый, плоскостопый громила, у которого в зеве каждой каморы служебного револьвера хватит места для пятидесяти маленьких человечков.

Лоуэлл вернул трубку на рычаг, не сказав Кахуну ни слова. Кахун не годился.

Все в этом мире вдруг стало казаться Лоуэллу несоразмерно грубым и большим. Он потянул на себя толстую телефонную книгу и открыл раздел «Правительство Соединенных Штатов».

Министерство сельского хозяйства… Министерство юстиции… Министерство финансов – неуклюжие гиганты. Лоуэлл беспомощно закрыл справочник.

Когда же вернется Мадлен?

Он бросил испуганный взгляд на подушку и увидел, что человечки, пробыв в неподвижности около получаса, понемногу начали шевелиться, изучая атласную лиловую почву под ногами и растительность, представленную бахромой. Вскоре их попытки были ограничены стеклянными стенами колпака от антикварных часов Мадлен, который Лоуэлл снял с каминной полки, чтобы накрыть человечков.

– Отважные, отчаянные маленькие дьяволята, – удивленно пробормотал Лоуэлл себе под нос. Он поздравил себя с тем, что способен спокойно, без паники относиться к маленьким человечкам. Он не запаниковал, не убил их и не стал звать на помощь.

Лоуэлл сильно сомневался, что у большинства людей хватило бы воображения признать тот факт, что человечки на самом деле исследователи с другой планеты, а то, что он принял за нож, не что иное, как космический корабль.

– Похоже, вы выбрали правильного парня, – пробормотал он, держась на безопасном расстоянии. – Но черт меня побери, если я знаю, что с вами делать. Если хоть кто-то пронюхает, вам крышка.

Лоуэлл легко представил себе всеобщую панику, озлобленные толпы, осаждающие дом.

Когда он начал неслышно подбираться к человечкам по ковру, чтобы получше их разглядеть, из стеклянного колпака донеслось постукивание – один мужчина кружил по периметру, в поисках выхода простукивая колпак каким-то инструментом. Остальные внимательно изучали крошку табака, извлеченную из-под бахромы.

Лоуэлл поднял колпак.

– Ну, привет, – мягко проговорил он.

Человечки заверещали – звук напоминал самые высокие ноты музыкального ящика – и рванулись к расщелине между подушкой и спинкой дивана.

– Нет, нет, нет, нет, – запротестовал Лоуэлл. – Не бойтесь, маленькие люди.

Он вытянул палец, чтобы остановить одну из женщин. К его ужасу, с пальца сорвалась искра и сбила женщину с ног, превратив в маленькую кучку размером с семечко вьюнка.

Остальные человечки скрылись из виду за подушкой.

– Господи, что я наделал! Что я наделал! – потрясенно прошептал Лоуэлл.

Он бросился к столу Мадлен, схватил лупу и через увеличительное стекло принялся рассматривать крошечное неподвижное тельце.

– Боже, боже, о боже… – бормотал он.

Лоуэлл расстроился еще больше, когда увидел, насколько женщина прекрасна. Чем-то неуловимым она напомнила ему девушку, которую он знал до Мадлен.

Веки крошечной женщины задрожали и открылись.

– Слава тебе, Господи!.. – проговорил Лоуэлл.

Женщина с ужасом смотрела на него.

– Ну что ж, – оживленно затараторил Лоуэлл, – так-то оно лучше. Я твой друг. Я не хочу причинить тебе зло. Бог свидетель, не хочу. – Он улыбнулся и потер руки. – Мы устроим банкет в земном стиле. Чего бы ты хотела? Что вы, маленькие люди, едите, а? Я поищу что-нибудь.

Он поспешил на кухню, где в беспорядке были свалены грязные тарелки и столовое серебро. Посмеиваясь, Лоуэлл завалил поднос в буквальном смысле горами еды, извлеченной из бутылок, мисок и жестянок, которые теперь казались ему огромными.

Насвистывая веселую мелодию, он принес поднос в гостиную и водрузил на кофейный столик. Крошечной женщины на подушке больше не было.

– Так-так, и куда же ты делась, а? – игриво воскликнул Лоуэлл. – Я знаю, знаю, где тебя найти, когда все будет готово. Ну же, у нас будет банкет, достойный королей и королев, не меньше.

Кончиком пальца он при помощи нескольких прикосновений вокруг центра тарелки оставил кучки арахисового масла, маргарина, рубленой ветчины, плавленого сыра, кетчупа, печеночного паштета, варенья и мокрого сахара. Внутри этого кольца Лоуэлл расположил отдельные капли молока, пива, воды и апельсинового сока.

Он поднял подушку.

– Выходите, иначе я все выброшу. Ну, где вы? Я найду, найду вас.

В углу дивана, где лежала подушка, обнаружились четвертак, десятицентовик, бумажная спичка и наклейка от сигары – этот сорт курил босс Мадлен.

– Вот вы где, – проговорил Лоуэлл. Из-под мусора торчало несколько пар крошечных ног.

Лоуэлл поднял монеты, явив миру шесть тесно прижавшихся друг к другу, дрожащих человечков. Он протянул к ним руку ладонью вверх.

– Ну же, залезайте. Я приготовил для вас сюрприз!

Человечки не двигались с места, и Лоуэллу пришлось подпихивать их к ладони кончиком карандаша. Пронеся человечков по воздуху, он сбросил их на тарелку, словно семена тмина.

– Представляю вам, – сказал он, – величайший шведский стол в истории.

Горки еды все как одна были выше маленьких гостей.

Через несколько минут человечки вновь набрались смелости и принялись исследовать новое окружение. Вскоре воздух возле блюда наполнился тонюсенькими криками восхищения: человечки открывали для себя одно праздничное блюдо за другим.

Лоуэлл через увеличительное стекло с восторгом наблюдал, как человечки, облизывая губы, смотрят на него с всепоглощающей благодарностью.

– Попробуйте пиво. Вы попробовали пиво? – беспокоился Лоуэлл.

Теперь, когда он говорил, крошечные человечки не визжали от ужаса, а слушали внимательно, пытаясь понять его слова.

Лоуэлл показал на янтарную капельку, и все шестеро послушно попробовали, безуспешно пытаясь скрыть отвращение.

– К этому надо привыкнуть, – сказал Лоуэлл. – Вы научитесь, вы…

Он умолк на полуслове. За окном послышался звук подъезжающей машины, и в тиши летнего вечера раздался голос Мадлен.

Когда Лоуэлл отвернулся от окна, успев увидеть, как Мадлен целует своего босса, человечки стояли коленопреклоненные и смотрели на него, затянув тоненькими голосками что-то эфемерно-благостное.

– Эй! – проговорил Лоуэлл. – Что тут творится? Ничего такого не произошло… ничего особенного. Послушайте, я обычный человек. Такой же обычный, как пыль под ногами. Не думаете же вы, что я…

Он расхохотался, такой дикой показалась ему сама идея.

Хор грянул сильнее – страстный, умоляющий, восхищенный.

– Послушайте, – сказал Лоуэлл, услышав шаги Мадлен по ступенькам, – вы должны спрятаться, пока я не решу, что с вами делать дальше.

Он быстро огляделся по сторонам и увидел нож, точнее, космический корабль. Положил его на тарелку и снова подогнал человечков карандашом.

– Полезайте-ка ненадолго обратно.

Человечки исчезли в отверстии, и Лоуэлл вставил перламутровую полусферу на место, как раз когда вошла Мадлен.

– Привет, – бодро произнесла она. Потом заметила тарелку. – Развлекаешься?

– Понемногу, – ответил Лоуэлл. – А ты?

– Ты тут словно мышей в гости принимал.

– Просто было одиноко, – сказал Лоуэлл.

Мадлен вспыхнула.

– Мне очень жаль, что так получилось с годовщиной, Лоуэлл.

– Ничего страшного.

– Я вспомнила об этом буквально за пару минут до прихода домой – и на меня словно тонну камней вывалили.

– Ты, главное, скажи, – дружелюбно произнес Лоуэлл, – удалось ли тебе заключить сделку?

– Да… да, удалось. – Она явно чувствовала себя неловко и едва смогла выдавить улыбку, заметив розы на столе в холле. – Как мило…

– Я надеялся, что они тебя порадуют.

– У тебя новый нож?

– Этот? Да, купил по пути домой.

– Он нам нужен?

– Просто захотелось. Ты против?

– Нет… вовсе нет. – Она с тревогой посмотрела на него. – Ты ведь видел нас, верно?

– Кого? Что?

– Ты видел, как я только что поцеловала Бада?

– Видел. Это ведь не значит, что мы разорены?

– Он сделал мне предложение, Лоуэлл.

– О! И ты сказала…

– Я согласилась.

– Даже и не представлял, что все так просто.

– Я люблю его, Лоуэлл. Я хочу за него замуж… тебе обязательно стучать этим ножом по ладони?

– Извини, я не заметил.

– Что теперь? – кротко произнесла Мадлен после долгого молчания.

– Думаю, почти все, что должно было быть сказано – сказано.

– Лоуэлл, мне ужасно жаль…

– Жаль меня? Ерунда! Да мне открылись целые новые миры. – Он медленно подошел к ней, обнял за плечи. – Правда, придется лишиться кое-чего привычного. Поцелуев. Как насчет прощального поцелуя, Мадлен?

– Лоуэлл, пожалуйста…

Она отвернула голову и попыталась мягко оттолкнуть его.

Он сильнее притянул ее к себе.

– Лоуэлл, нет! Давай прекратим это, Лоуэлл. Лоуэлл, мне больно. – Мадлен ударила его в грудь и вывернулась из объятий. – Это невыносимо! – с горечью выкрикнула она.

Космический корабль в руке Лоуэлла зажужжал и раскалился. Потом задрожал и выстрелил из его руки, сам по себе, прямо в сердце Мадлен.

Лоуэллу не нужно было искать номер полиции – Мадлен приклеила бумажку прямо на телефонный столик.

– Седьмой участок. Сержант Кахун слушает.

– Сержант, – сказал Лоуэлл, – я хочу сообщить о несчастном случае… о смерти.

– Убийство? – спросил Кахун.

– Даже не знаю, как и назвать. Я должен все объяснить.

Когда прибыла полиция, Лоуэлл невозмутимо поведал им всю историю, начиная с обнаружения космического корабля и до самого финала.

– Что ж, наверное, тут есть и доля моей вины, – сказал он. – Ведь человечки решили, что я Бог.

Дерево пытается мне что-то сказать, © 2006 Kurt Vonnegut/Origami Express, LLC

ПРИВЕТ, РЫЖИЙ [12]12
  Hello, Red


[Закрыть]
Перевод. А. Криполапов, 2010

За большим черным разводным мостом садилось солнце. Мост с его гигантскими береговыми устоями и быками весил больше, чем весь поселок в устье реки. На вертящемся табурете в закусочной возле моста сидел Рыжий Майо, смотритель – он только сменился с дежурства.

Резкий скрип несмазанной опоры табурета нарушил тишину закусочной, когда Рыжий отвернулся от кофе и гамбургера на столе и бросил выжидающий взгляд на мост. Рыжий был грузным здоровяком двадцати восьми лет, с плоским, невыразительным лицом помощника мясника.

Щуплый буфетчик и еще трое мужчин смотрели на Рыжего с дружелюбным ожиданием, словно готовые в любую минуту расплыться в широких улыбках при первых признаках дружелюбия с его стороны.

Признаков дружелюбия не последовало. На мгновение встретившись с посетителями взглядом, Рыжий фыркнул и вернулся к еде. Взял столовые приборы, и бицепсы его заиграли под татуировками, под переплетенными символами жажды крови и любви – кинжалами и сердцами.

Буфетчик, подбадриваемый кивками троих сотоварищей, заговорил с изысканной вежливостью.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – вы ведь Рыжий Майо?

– Он самый, – произнес Рыжий, не поднимая головы.

За всеобщим облегченным вздохом последовало счастливое бормотание: «Я не сомневался… Я думал, это… Так вот кто это…»

– Ты помнишь меня, Рыжий? – заговорил буфетчик. – Я Слим Корби.

– Да… помню, – бесцветным голосом произнес Рыжий.

– А меня? – с надеждой спросил мужчина постарше. – Джорджа Мотта?

– Привет, – проговорил Рыжий.

– Прими соболезнования по поводу твоих родителей, – сказал Мотт. – Они покинули нас уже очень давно, но я с тех пор тебя не видел. Хорошие были люди. Очень хорошие. – Заметив безразличие в глазах Рыжего, он помедлил. – Ты помнишь меня, Рыжий? Я Джордж Мотт.

– Помню, – сказал Рыжий. Он кивнул на двух оставшихся. – А это Гарри Чайлдс и Стэн Уэст.

«Он помнит… Конечно, помнит… Как Рыжий мог забыть…» – забормотал нервный хор, за которым последовали дальнейшие жесты радушия.

– Ну и ну, – воскликнул Слим, буфетчик, – а я и не думал, что когда-нибудь снова тебя увижу! Думал, ты уехал навсегда.

– Плохо думал, – сказал Рыжий. – Такое бывает.

– Сколько тебя не было, Рыжий? – продолжал Слим. – Восемь лет? Девять?

– Восемь.

– Ты по-прежнему в торговом флоте? – спросил Мотт.

– Я смотритель моста, – сказал Рыжий.

– Правда, и где же? – спросил Слим.

– Прямо перед тобой, – сказал Рыжий.

– Бог ты мой! Вы слышали? – воскликнул Слим. Он хотел было фамильярно хлопнуть Рыжего по плечу, но в последний момент передумал. – Рыжий у нас новый смотритель моста!

«Вернулся… Нашел хорошую работу… Разве не чудесно?..» – подхватил хор.

– Когда приступаешь? – поинтересовался Мотт.

– Приступил, – сказал Рыжий. – Уже два дня как.

Все были потрясены.

«Ничего не слышал об этом… И в голову не приходило посмотреть, кто тут… Уже два дня, а никто и не заметил…» – завел хор волынку.

– Я прохожу по мосту четырежды в день, – сказал Слим. – Ты мог бы хоть сказать «Привет!» или что-то в таком духе. Сам ведь знаешь, обычно человек воспринимает смотрителя моста просто как часть оборудования. Ты наверняка видел и меня, и Гарри, и Стэна, и мистера Мотта… да много кого – и не сказал ни слова?

– Не был готов, – проговорил Рыжий. – Сначала мне нужно было поговорить кое с кем еще.

– О! – сказал Слим. Он постарался придать лицу безразличное выражение, взглянул на товарищей в поисках поддержки, но те лишь пожали плечами.

Слим старался не показывать любопытства, и только движения пальцев выдавали его.

– Только вот этого не надо, – раздраженно произнес Рыжий.

– Чего «этого», Рыжий?

– Не делайте вид, будто не понимаете, о ком я!

– Клянусь Богом, не знаю, Рыжий, – запротестовал Слим. – Тебя так давно не было, где уж тут угадать, кого ты так сильно хочешь видеть.

«Люди приходят и уходят… Столько воды утекло под мостом… Все твои старые друзья уже повзрослели и остепенились…» – подхватил хор.

Рыжий угрюмо усмехнулся – ничего, мол, вы не понимаете.

– Это девушка, – проговорил он. – Я хочу видеть девушку.

– Оооооооооооооооооооооо! – Слим понимающе хохотнул. – Ах ты, старый пес, старый морской волчара. Вдруг потянуло по давним подругам, а?..

Рыжий посмотрел на него, и смешок замер у Слима на губах.

– Давайте развлекайтесь, – сердито произнес Рыжий. – Изображайте из себя тупиц. У вас есть целых пять минут до прихода Эдди Скаддера.

– Эдди?.. – озадаченно проговорил Слим.

Хор замолк, все четверо смотрели прямо перед собой. Рыжий уничтожил все их радушие, оставив взамен страх и замешательство.

Рыжий поджал губы.

– Не можете представить, с чего это Рыжему Майо вдруг понадобилось видеть Эдди Скаддера? – Он сорвался на фальцет, разъяренный простодушием визитеров. – Я и впрямь забыл, что у нас за поселок. Бог ты мой – да ведь здесь все до единого соглашаются говорить одну большую ложь и совсем скоро начинают верить в нее, как будто из Библии вычитали. – Он ударил кулаком по стойке. – Даже моя родня, мои плоть и кровь, и те ни словом не обмолвились в письмах.

Слим, оставшись без поддержки хора, оказался один на один с разъяренным Рыжим.

– Какая ложь? – дрожащим голосом поинтересовался он.

– Какая ложь, какая ложь? – передразнил Рыжий, изображая попугая. – Полли хочет кре-кер! Полли хочет кре-кер! Я в своих путешествиях повидал всякое, но только одна штука может сравниться с вами.

– Какая штука, Рыжий? – Слим говорил, словно безжизненный автомат.

– Да одна южноамериканская змея, знаешь ли. Она ворует детей. Украдет ребенка и воспитывает его, как будто он змея. Учит ползать и все такое. И остальные змеи тоже ведут себя с ним, как будто он змея.

Ему ответил хор: «Никогда не слышал о таком… Змея ворует детей?.. Да быть такого не может…»

– А мы спросим у Эдди, когда он придет, – сказал Рыжий. – Он всегда увлекался природой и всяким зверьем.

Он отвернулся и откусил от гамбургера, давая понять, что разговор окончен.

– Эдди опаздывает, – добавил он с набитым ртом. – Надеюсь, он получил мою записку.

Рыжий подумал о той, с кем отправил записку. Не переставая работать челюстями, опустив глаза, он вернулся мыслями на несколько часов раньше, ближе к полудню. Тогда Рыжему казалось, будто он управляет жизнью поселка из своей будки из стекла и стали, расположенной в шести футах над дорогой. Лишь облака и массивные противовесы моста были выше, чем Рыжий.

В управлении мостом при помощи рычага было чуть-чуть от игры, и вот при помощи этого чуть-чуть Рыжий и притворялся, будто он, словно Бог, управляет поселком. Ему нравилось представлять, что и он, и все, что его окружает, движется, а вода остается неподвижной. Девять лет Рыжий был матросом торгового флота, а смотрителем моста – всего два дня.

Услышав полуденный рев пожарной сирены, Рыжий оторвался от рычага и посмотрел в подзорную трубу на устричную хибару Эдди Скаддера внизу. Хибара на сваях, соединенная с болотистым солончаковым берегом двумя пружинящими досками, выглядела рахитичной и нелепой. Речное дно под ней представляло блестящий белый круг из устричных раковин.

Восьмилетняя дочь Эдди, Нэнси, вышла из хижины и принялась легонько подпрыгивать на досках, подставляя лицо солнечному свету. Потом вдруг замерла.

Рыжий согласился на эту работу, только чтобы иметь возможность наблюдать за ней. Он знал, почему Нэнси застыла – это была прелюдия к церемонии. Церемонии расчесывания сияющих рыжих волос.

Пальцы Рыжего заиграли на трубе, словно это кларнет.

– Привет, Рыжая, – прошептал он.

Нэнси расчесывала, и расчесывала, и расчесывала каскад рыжих волос. Глаза ее были закрыты, и, казалось, каждое движение наполняет ее терпко-сладостным экстазом.

Расчесывание утомило ее. Девочка прошла по соленой пойме и ступила на дорогу, ведущую к мосту. Каждый день ровно в полдень Нэнси пересекала мост, приходила в закусочную на другом конце и покупала горячий обед для себя и отца.

Рыжий с улыбкой наблюдал, как девочка идет по мосту.

Заметив его улыбку, она коснулась волос.

– Они на месте, – сказал Рыжий.

– Кто?

– Твои волосы, Рыжая.

– Я ведь вам вчера говорила, меня зовут не Рыжая. Я Нэнси.

– Как можно звать тебя иначе чем Рыжей?

– Это вас зовут Рыжим.

– Значит, я имею право передать тебе это имя, если захочу, – сказал Рыжий. – Не знаю никого, кто имел бы на это больше прав.

– Мне даже разговаривать с вами нельзя, – беззаботно проговорила девочка, словно дразня его своей благопристойностью.

В ней не было недоверия. В их встречах было что-то сказочное – где Рыжий представал не обычным незнакомцем, а гениальным волшебником, хозяином чудесного моста. Волшебником, который как будто знал о девочке больше, чем она сама.

– Разве я не говорил тебе, что тоже вырос в этом поселке, как и ты? – сказал Рыжий. – Не говорил, что ходил в школу с твоими мамой и папой? Ты не веришь мне?

– Верю, – кивнула Нэнси. – Но мамочка говорила мне, что маленькие девочки не должны разговаривать с людьми, если их друг другу не представили.

Рыжий не дал прозвучать в голосе саркастическим ноткам.

– Она была настоящая леди, верно? – сказал он. – Уж она знала, как должны себя вести маленькие мальчики и девочки. Да, сэр, она была просто золото – мухи не обидит.

– Все так говорят, – гордо проговорила Нэнси. – Не только мы с папочкой.

– С папочкой, а? – сказал Рыжий. Он передразнил ее. – Папочка, папочка, папочка… Эдди Скаддер мой большой папочка. – Он склонил голову набок. – Ты ведь не сказала ему, что я здесь, верно?

Нэнси вспыхнула.

– Я же дала честное слово!

Рыжий усмехнулся и покачал головой.

– Уверен, он здорово обрадуется, когда я словно с неба свалюсь после стольких лет.

– Когда мама еще не умерла, она говорила мне, что ни в коем случае нельзя нарушать честное слово, – сказала Нэнси.

Рыжий хмыкнул.

– Она была очень серьезная девушка, твоя мама. Когда мы учились в школе, другие девочки были не прочь немного поразвлечься, прежде чем остепениться. Только не Вайолет, нет, сэр. Я тогда отправился в первое плавание… а когда через год вернулся, она уже вышла замуж за Эдди, и у нее была ты. Но когда я увидел тебя в первый раз, никаких волос у тебя еще не было.

– Мне пора, я должна отнести папочке обед, – сказала Нэнси.

– Папочка, папочка, папочка, – проговорил Рыжий. – Папочке надо то, папочке нужно это. Здорово, должно быть, иметь такую милую и умную дочь. «Папочка, папочка…» Ты спросила папочку про рыжие волосы, как я говорил?

– Он сказал, такое обычно передается по наследству, но иногда просто берется ниоткуда, как у меня.

Ее рука потянулась к волосам.

– Они на месте, – сказал Рыжий.

– Кто?

– Твои волосы. Рыжая! – Он расхохотался. – Клянусь, случись что-нибудь с твоими волосами, и ты просто высохнешь, и тебя унесет ветерком. Берется ниоткуда, говоришь? Так тебе Эдди сказал? – Рыжий неторопливо кивнул. – Уж он-то знает. Эдди в свое время уж наверняка немало поразмышлял насчет рыжих волос. Вот возьми, например, мою семью: родись у меня вдруг ребенок не с рыжими волосами, все тут же начали бы судить-рядить. В нашей семье все рыжие испокон веку.

– Это очень интересно, – сказала Нэнси.

– И чем больше об этом думаешь, тем интересней, – кивнул Рыжий. – Ты, я да мой старик – единственные рыжие, когда-либо жившие в этом поселке. А теперь, когда мой старик умер, нас осталось двое.

Нэнси по-прежнему оставалась безмятежной.

– Ах, – сказала она, – до свидания.

– Пока, Рыжая.

Когда Нэнси ушла, Рыжий достал подзорную трубу и принялся разглядывать устричную лачугу Эдди. Через стекло он видел, как Эдди, серо-голубой в полумраке, чистит устриц. Эдди был маленький человечек с огромной, величественной, печально понурившейся головой. Головой юного Иова.

– Привет, – прошептал Рыжий. – Угадай-ка, кто пришел.

* * *

Когда Нэнси вышла из закусочной с увесистым, теплым бумажным мешком. Рыжий снова остановил ее.

– Слууууууушай, – протянул он, – может, ты, когда вырастешь, станешь медсестрой – уж больно ты хорошо присматриваешь за стариной Эдди. Жаль, не было у меня таких медсестер, когда я лежал в больнице.

Нэнси озабоченно нахмурилась.

– Вы лежали в больнице?

– Три месяца, Рыжая, в Ливерпуле, и рядом ни друга, ни родственника, чтобы навестить меня или хотя бы послать открытку. – Он погрустнел. – Забавно, Рыжая – я никогда не осознавал, как я одинок, пока не заболел. Пока не понял, что больше не видать мне моря. – Он облизнул губы. – Так вот все переменилось, Рыжая. – Он потрещал костяшками пальцев. – Мне вдруг очень захотелось иметь свой дом. И кого-то, чтобы заботился обо мне, составлял мне компанию – может, вон в том домике неподалеку. У меня ничего не было, Рыжая, кроме справки, которую мне выдал помощник капитана. А для человека с одной ногой она не стоит даже бумаги, на которой напечатана.

Нэнси была потрясена.

– У вас всего одна нога?

– Вчера я был сумасшедшим крутым парнем, которого каждый уважал. – Рыжий обвел рукой поселок. – А сегодня я старый, старый человек.

Нэнси кусала кулак, сопереживая ему.

– И у вас нет ни мамочки, ни какой-нибудь знакомой дамы, чтобы о вас заботиться? – Всей позой она словно предлагала ему услуги дочери, как будто это самая обычная вещь, свойственная любой хорошей девочке.

Рыжий покачал головой.

– Они все умерли, – сказал он. – Моя мать умерла, и единственная девушка, которую я любил, тоже умерла. А знакомые дамы – чего уж тут ждать, если любишь не их, а призрак.

Личико Нэнси скривилось – Рыжий открывал ей ужасы реальной жизни.

– Зачем же вы живете здесь, если так одиноки? Почему не там, внизу, где живут ваши старые друзья?

Рыжий поднял бровь.

– Старые друзья? Хороши друзья, которые даже не прислали мне открытку, не сообщили, что у ребенка Вайолет сияющие рыжие волосы. Даже мои старики ничего мне не сказали!

Ветер усилился, и за его шумом голос Нэнси прозвучал словно издалека.

– Папин обед остынет, – сказала она и двинулась прочь.

– Рыжая!

Она остановилась и коснулась волос, по-прежнему спиной к нему.

Как Рыжий жалел, что не видит ее лица.

– Скажи Эдди, что я хочу поговорить с ним, ладно? Скажи, что мы встретимся в закусочной, когда я закончу смену – минут в десять шестого.

– Хорошо, – проговорила Нэнси. Голос ее был чистым и спокойным.

– Честное слово?

– Честное слово, – сказала она и пошла прочь.

– Рыжая!

Рука девочки потянулась к волосам, но она не сбавила шаг.

Рыжий наблюдал за ней в подзорную трубу, но она знала, что он смотрит, и старалась идти так, чтобы не поворачиваться к нему лицом. А как только Нэнси вошла в устричную лачугу, на окне, выходящем на мост, задернули занавеску.

Оставшуюся часть дня в лачуге не было никакого движения, словно там никто и не жил. Только раз, перед закатом, на пороге показался Эдди. Он даже не взглянул на мост и тоже старался не показывать лицо.