Текст книги "Сингапурская история: из «третьего мира» – в «первый» (1965 – 2000)"
Автор книги: Куан Ли
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 63 страниц)
На следующее утро я встретился в Дэн Сяопином в другом зале Большого Дворца Народов. Встреча длилась более двух часов. Дэн выглядел энергичным, деятельным, он был хорошо информирован и говорил большую часть времени. Он сказал, что мои переговоры с Чжао Цзыяном прошли хорошо, добавив, что генерал У Не Вин также не произнес речи на банкете, устроенном в его честь в Большом Дворце Народов, но, тем не менее, провел «хорошие переговоры» с китайцами. Так он дал понять, что отмена моей речи на банкете не окажет влияния на исход наших переговоров.
По словам Дэна, Китай был огромной страной с большим населением, он не нуждался в ресурсах других стран. Главной проблемой страны было преодоление бедности и отсталости, что являлось «великим начинанием, осуществление которого может потребовать полстолетия». Китай был перенаселен, у страны накопилось слишком много проблем, которые необходимо было решать. Он надеялся, что я разъясню «искреннюю и ясную» позицию Китая правительствам Индонезии и Малайзии. Китай хотел существования сильного союза стран АСЕАН: «Чем сильнее, тем лучше». Отношения со странами АСЕАН, США, Японией и Западной Европой Китай строил в рамках своей «глобальной стратегии». Дэн добавил, что хорошо понимает позицию Сингапура относительно установления дипломатических отношений с Китаем только после того, как это сделает Индонезия. Расчет правительства Сингапура был верным и соответствовал «стратегическим соображениям» Сингапура.
Что касалось Камбоджи, то нам, по его словам, следовало согласовать два вопроса. Во-первых, политическое урегулирование проблемы Камбоджи должно было основываться на выводе вьетнамских войск из Камбоджи, иначе просто было не о чем говорить. Во-вторых, необходимо было обеспечить единство среди всех групп сопротивления внутри Камбоджи. «Красные кхмеры» хотели объединиться с другими силами сопротивления, они готовы были признать принца Сианука или, если Сианук этого не желал, Сон Сена, в качестве главы государства. Тут я возразил, что ни тот, ни другой этого не желали. В ответ Дэн подчеркнул, что без «красных кхмеров» ни о каком союзе говорить не приходилось, – политика Пол Пота была ошибочной, но любое политическое урегулирование в Камбодже должно было базироваться на «существующих реалиях». Я сказал, что одной из таких реалий было то, что, за исключением КНР, все остальные страны мира считали, что Пол Пот является убийцей и сумасшедшим, и что принц Сианук и Сон Сен правы в том, что не желали иметь дело с «красными кхмерами». Таиланд и Сингапур опасались, что другие страны станут рассматривать их в роли китайских марионеток, ибо они поддерживали правительство Демократической Кампучии, боровшееся за сохранение своего места в ООН.
По моему мнению, необходимо было решить две главных проблемы. Во-первых, проблему представительства Камбоджи в ООН, ибо вакантное место, в конце концов, занял бы Хенг Самрин. Во-вторых, следовало усилить вооруженное сопротивление вьетнамцам в Камбодже. Боевые действия велись в основном «красными кхмерами», но так не должно было продолжаться вечно. Малайзия и Индонезия должны были чувствовать себя спокойно относительно того, что продолжавшаяся поддержка Китаем правительства Демократической Кампучии не приведет к восстановлению влияния Китая в Камбодже. Обе страны верили аргументам Вьетнама, что действия стран АСЕАН помогали Китаю ослабить Вьетнам и тем самым позволяли Китаю усилить свое влияние в Юго-Восточной Азии. Президент Сухарто как-то сказал мне, что через десять лет Китай мог создать серьезные проблемы в регионе.
Вместо ответа Дэн Сяопин спросил, каким образом Малайзия и Индонезия могли изгнать вьетнамцев из Камбоджи. Я ответил, что ни ту, ни другую страну оккупация Камбоджи Вьетнамом не беспокоила, – они верили, что сильный Вьетнам мог бы противостоять экспансии Китая в южном направлении. Речь шла не о действительных планах Китая в регионе, а о его потенциальных возможностях, а также о том, насколько эти возможные действия отвечали бы интересам Китая. Малайзия и Индонезия рассматривали Китай в качестве страны, которая на протяжении последних 30 лет причинила им немало хлопот.
Дэн неоднократно просил меня внести вклад в усиление единства сил сопротивления в Камбодже. Китай построил «похожую на дворец» резиденцию для принца Сианука в Пекине. Дэн дружил с Сиануком, но они умышленно не разговаривали о политике. Я подвел итог: во-первых, Китай будет поддерживать и поощрять создание в Камбодже некоммунистических групп сопротивления вьетнамским оккупантам; во-вторых, Китай согласится с образованием независимого правительства Кампучии после вывода вьетнамских войск из страны, даже если Китай не будет иметь какого-либо влияния на это правительство. Дэн Сяопин согласился. На пресс-конференции в Пекине с участием иностранных корреспондентов я изложил эти два пункта, опровержения со стороны Китая не последовало.
Дэн попросил меня передать правительствам стран АСЕАН, что им не следовало полагать, что любая коммунистическая страна будет, тем самым, поддерживать хорошие отношения с Китаем. Наибольшую угрозу представлял собой Советский Союз, и необходимо было ясно представлять себе разрушительные последствия его глобальной политики. Дэн риторически спросил, какую пользу могла бы извлечь Индонезия, противодействуя китайской политике борьбы с глобальной советской стратегией. Поэтому уступки Индонезии и Малайзии со стороны Китая не разрешили бы проблему, ибо обе страны основывали свою политику на неверных стратегических предпосылках.
На этой ноте мы завершили переговоры и приступили к обеду, во время которого китайцы подали знаменитый деликатес, – медвежьи когти, тушенные в густом соусе. Это было лучшим блюдом, которое я когда-либо пробовал в Большом Дворце Народов. Повар специально постарался для гостей Дэн Сяопина,
– медведи являются вымирающим видом в Китае.
Согласно китайскому протоколу мне устроили встречу с Хуа Гофэном. Он все еще оставался Председателем КПК и, таким образом, по должности был выше, чем Дэн Сяопин, занимавший должность заместителя Председателя КПК. Тем не менее, судя по рангам официальных лиц, присутствовавших на встрече, у меня не осталось сомнений в том, кому принадлежало последнее слово.
Премьер-министр Чжао Цзыян снова встретился со мной в Пекине в сентябре 1985 года. Он обратился ко мне как к «старому другу Китая». Так они называли тех, с кем хотели вести себя непринужденно. Затем он спросил меня о впечатлениях от тех мест, которые я посетил по пути в Пекин.
Его манера говорить побудила меня к тому, чтобы высказаться. Я сказал, что можно было бы рассказать ему о своих безобидных наблюдениях, опустив критические высказывания, но это не принесло бы ему никакой пользы. Сначала я рассказал ему о своих позитивных впечатлениях. Руководители в Шанхае были моложе, чем в 1976 году, они были полны сил и энергии; люди на улицах выглядели более довольными и зажиточными, были одеты в разноцветные одежды; повсюду велось строительство, а проблемы с дорожным движением еще не вышли из-под контроля. На меня произвел впечатление губернатор провинции Шаньдун (Shandong), – энергичный деятель, полный идей и амбициозных планов по модернизации инфраструктуры провинции. Он поделился планами строительства аэропортов в Цзинане (Jinan) и Яньтае (Yantai), а также предложил нашим бизнесменам принять участие в осуществлении трех деловых проектов; штат его сотрудников был хорошо организован.
После этого я перешел к изложению отрицательных впечатлений. К сожалению, старые дурные привычки китайцев не изменились. Я занимал должность премьер-министра на протяжении более двадцати лет, мне пришлось останавливаться во многих резиденциях для приема гостей, и по их состоянию я мог судить о состоянии администрации. Огромный комплекс для приема гостей в Цзинане произвел на меня впечатление ненужного расточительства. Мне сказали, что мои апартаменты с гигантской ванной были построены специально для визита Председателя Мао. То количество рабочих рук, которое требовалось, чтобы поддерживать этот комплекс в хорошем состоянии, можно было бы использовать с куда большей пользой для обслуживания отеля экстракласса. Поскольку гостей в резиденции было мало, и приезжали они редко, то персонал простаивал.
Дороги оставались плохими. Местами, 150-километровая (примерно 90 миль) дорога от Цзинаня до Цюйфу (Qufu), – города, где родился Конфуций, – прерывалась участками грязной проселочной дороги. Римляне построили дороги, которые прослужили 2,000 лет. В Китае было полно рабочей силы и камня, а потому было непонятно, почему провинциальная столица Цзинань и Цюйфу, – город, обладавший потенциалом для развития туризма, – соединяла грязная проселочная дорога. В Сингапуре было мало памятников истории и культуры, но, имея население 2.5 миллиона человек, город ежегодно принимал 3 миллиона туристов (в середине 80-ых годов). Китай богат историческими памятниками и развалинами древних монументов. Привлекая туристов прекрасной природой, свежим воздухом, свежей пищей, продавая им сувениры, подарки, оказывая услуги, можно было бы обеспечить занятость и доход многим людям. Китай, который тогда имел население около миллиарда человек, посещало около одного миллиона туристов в год: 800 тысяч китайцев, проживавших за рубежом и 200 тысяч иностранцев. Поколебавшись, я высказал предположение, что они могли бы направить некоторых руководителей в Сингапур, – там они не сталкивались бы с языковыми и культурными барьерами и смогли бы понаблюдать за нашим отношением к работе. Чжао приветствовал мое предложение. Он предложил, чтобы мы прислали наших управляющих высшего, среднего и низшего звена, чтобы они смогли оценить работу китайских рабочих на китайских предприятиях. Я сказал, что китайские рабочие могли бы без особого уважения отнестись к нашим руководителям, потому что сингапурцы были «потомками чернорабочих из провинции Фуцзянь». Позднее, китайцы направили в Сингапур несколько делегаций руководителей государственных предприятий. Там они стали свидетелями иного отношения к работе, при котором основной упор делался на ее качество.
Чжао Цзыян сказал, что в экономической сфере перед Китаем стояло три главных задачи. Во-первых, создание инфраструктуры: строительство дорог, железных дорог, и так далее. Во-вторых, модернизация максимально возможного числа промышленных предприятий. В-третьих, повышение эффективности труда китайских руководителей и рабочих. Он остановился на проблеме инфляции (проблема инфляции была одной из причин волнений на площади Тяньаньмынь четыре года спустя). Он хотел расширения торгового, экономического и технического сотрудничества между Сингапуром и Китаем. Китай был готов подписать с Сингапуром соглашение о ежегодной переработке не менее трех миллионов тонн китайской нефти в течение трех лет, а также увеличить импорт химических и нефтехимических продуктов из Сингапура, при условии, что цены на них будут не выше мировых. Это положило начало участию Китая в развитии нашей нефтеперерабатывающей промышленности. Государственная нефтяная компания Китая открыла свое представительство в Сингапуре, через которое она вела свои дела и торговала нефтью.
В отношении Камбоджи Чжао сообщил мне, что вьетнамцы предложили ему вступить с ними в секретные переговоры. Китай отверг вьетнамское предложение, – оно было неискренним и было направлено на то, чтобы внести раскол между Китаем, странами АСЕАН и группами сопротивления в Камбодже. Ни о каком улучшении отношений между Китаем и Вьетнамом до тех пор, пока Вьетнам не принял бы на себя обязательств вывести войска из Камбоджи, не могло быть и речи. По его словам, Китаю приходилось отражать многочисленные вторжения вьетнамцев на китайскую территорию. 60% вьетнамской армии, или 700 тысяч военнослужащих, было сковано на китайско-вьетнамской границе, но Китай также сосредоточил на границе несколько сот тысяч военнослужащих, и продолжал оказывать давление на Вьетнам. В отличие от той неуверенной манеры, в которой он обсуждал проблему Камбоджи в 1980 году, теперь Чжао говорил о Камбодже и Вьетнаме с уверенностью и не ссылался на Дэн Сяопина.
Мне устроили встречу с Дэн Сяопином. Он начал с шуток, сравнивая свой преклонный возраст с моим. Дэну было 81 год, а мне – 62 года. Я заверил его, что он не выглядел таким уж старым, но возраст его не беспокоил. По его словам, в Китае были приняты достаточные меры для смены руководства: «Даже если небо упадет на землю, в Китае найдутся люди поддержать его на своих плечах». Дэн Сяопин сказал, что внутреннее развитие Китая в любом аспекте шло достаточно хорошо, за последние пять лет многое изменилось. Десять старых руководителей ушли в отставку с постов членов Политбюро, их место заняли молодые руководители. Многие руководители старше 60 лет ушли в отставку со своих постов в Центральном комитете, и 90 новых, молодых руководителей, было избрано, чтобы заменить их. Эти изменения в руководстве происходили на протяжении семи лет, но их результаты были еще не вполне удовлетворительны, кадры нуждались в дальнейшей перестановке. Дэн добавил, что по-хорошему, ему также следовало бы уйти в отставку, но имелось несколько проблем, которые он сначала должен был решить.
Он снова повторил, что ему уже 81 год, и он был готов встретиться с Марксом. Таков уж был закон природы, и все об этом знают, за исключением господина Цзяна Цзинго (президента Тайваня). Он спросил меня, когда я последний раз встречался с Цзяном, и удалось ли тому решить проблему преемственности руководства. Только тогда я понял, что шутки о возрасте, с которых он начал беседу, были не случайны, а должны были подвести разговор к обсуждению проблем Тайваня и Цзяна. Я сказал, что последний раз встречался с Цзяном в январе, за восемь месяцев до того, что Цзян Цзинго болен диабетом, что, в общем-то, было хорошо известно, и что он также знал, что принадлежит к числу смертных. Дэн вслух поразмышлял о том, позаботился ли Цзян Цзинго о преемственности руководства. Я ответил, что, насколько я мог судить, он позаботился об этом, но я не мог сказать, кто, в конечном итоге, сменит его. Дэн опасался, что после ухода Цзяна на Тайване возникнет беспорядок и хаос. По крайней мере, в тот момент обе стороны соединяло чувство «единого Китая», а хаос мог привести к возникновению двух Китаев. Я спросил, каким образом это могло случиться. Он объяснил, что существовало два возможных сценария развития ситуации. Во-первых, существовали силы в США и Японии, поддерживавшие независимость Тайваня. Во-вторых, Соединенные Штаты могли продолжать рассматривать Тайвань в качестве одного из своих «непотопляемых авианосцев». Правительство США во главе с президентом Рейганом не полностью изменило свою политику по отношению к Тайваню. Оно рассматривало Тайвань в качестве важной военной базы и хотело удерживать его в своей сфере влияния. Дэн Сяопин уже обсуждал проблему Тайваня с президентом Рейганом за год до того и пытался убедить его отказаться от политики использования Тайваня в качестве «непотопляемого авианосца». Дэн Сяопин указал, что у США был десяток других «непотопляемых авианосцев» по всему миру, а для Китая Тайвань был критически важен.
Он спросил Госсекретаря США по вопросам обороны Каспара Уайнбергера о реакции США на возможное развитие событий, а также о том, что следовало предпринять Китаю в случае, если бы Тайвань отказался вести переговоры о воссоединении, либо в случае провозглашения Тайванем независимости. Из-за наличия подобных вариантов развития событий Китай не мог отказаться от возможности использования силы для решения тайваньского вопроса, но Дэн пообещал сделать все от него зависящее, чтобы решить эту проблему и добиться воссоединения мирными средствами. Дэн сказал президенту Рейгану и государственному секретарю Джорджу Шульцу, что Тайвань являлся препятствием для развития американо-китайских отношений. В декабре прошлого года он попросил премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер передать президенту Рейгану послание с просьбой помочь Китаю добиться воссоединения с Тайванем во время его второго президентского срока. Он также сказал Шульцу и Уайнбергеру, что, если им не удастся решить этот вопрос подобающим образом и они допустят, что в дело вмешается Конгресс США, то это приведет к конфликту в американо-китайских отношениях. Возможно, Китай не обладал возможностями для нападения на Тайвань, но он мог блокировать Тайваньский пролив, и тогда Соединенные Штаты могли оказаться втянутыми в конфликт. Он спросил американских лидеров, что они будут делать в этом случае, но руководство США отказалось отвечать на гипотетические вопросы. Тем не менее, подобный сценарий развития событий был реален.
Зная, что Цзян Цзинго и я были хорошими друзьями, он попросил меня передать его личные приветствия «господину Цзяну» во время моей следующей встречи с ним. Я согласился. Он надеялся, что сможет наладить сотрудничество с Цзяном, так как они оба учились в одном университете в Москве в 1926 году, хотя и в разных группах. Цзяну тогда было 15 или 16 лет, а Дэну – 22 года. (Через месяц, в Тайбэе, я лично передал Цзяну послание Дэн Сяопина. Тот молча выслушал меня и ничего не ответил.) Дэн сказал, что ситуация в Камбодже была благоприятной. Я ответил, что то, что он говорил в 1978 году, до вторжения Вьетнама в Камбоджу, подтвердилось, – вьетнамцы увязли в Камбодже. Нам следовало продолжать помогать партизанам, чтобы вьетнамцы продолжали тонуть в этом болоте, в условиях отсутствия торговли, инвестиций, экономического развития и полной зависимости от Советского Союза. Я сказал, что успехи Китая в проведении экономических реформ не останутся незамеченными вьетнамцами, – они также могли бы отстроить свою собственную страну и торговать с остальным миром, вместо того, чтобы оккупировать соседнюю страну и страдать от этого.
Дэн высказал сожаление, что вьетнамские лидеры были не готовы следовать по китайскому пути. Он сказал, что «некоторые друзья» в Юго-Восточной Азии верили публичным заявлениям и пустым обещаниям вьетнамских лидеров. Действительным же мотивом действий лидеров стран Юго-Восточной Азии (имея ввиду Индонезию и Малайзию) было то, что они хотели использовать Вьетнам и пожертвовать Камбоджей, чтобы противодействовать Китаю, который они считали своим реальным врагом. Затем Дэн упомянул о Горбачеве. Китай потребовал от него ликвидировать три препятствия на пути советско-китайских отношений, первым из которых было прекращение военной помощи Вьетнаму и вывод вьетнамских войск из Камбоджи. Этого не происходило.
Когда я в следующий раз встретился с Чжао Цзыяном 16 сентября 1988 года, он уже был Генеральным секретарем КПК. Он встретился со мной на вилле в Дяоюйтай, китайском комплексе для приема гостей, чтобы поговорить со мной об экономических проблемах Китая. Его взволновала прокатившаяся по Китаю за несколько недель до того, в конце августа – начале сентября, волна панической скупки товаров. Китайцам следовало уменьшить объемы строительства, контролировать рост денежной массы, направляемой на потребление и замедлить темпы экономического роста. Он сказал, что если другие меры не дадут результатов, то правительство вынуждено будет принять меры партийной дисциплины. Видимо, это означало «наказать высоких должностных лиц». Наверное, паническая скупка товаров напомнила ему последние дни правительства националистов в 1947-1949 годах.
Затем он пригласил меня в ресторан в комплексе Дяоюйтай, чтобы отпраздновать мое 65-летие. За ужином он поинтересовался моим мнением о недавно посланном мне телесериале «Элегия Желтой реки» (Yellow River Elegy), который был подготовлен несколькими молодыми сотрудниками центра по подготовке программы реформ. В этом сериале Китай изображался страной, глубоко увязшей в феодальных традициях, суевериях и дурных привычках прошлого, страной, которая не сможет совершить прорыв и догнать современный мир, если не отбросит свои старые традиции.
Я нашел этот сериал чрезмерно пессимистичным. Для того чтобы провести индустриализацию и модернизацию, Китаю не следовало отказываться от основных культурных ценностей и убеждений. Тайвань, Южная Корея, Япония, Гонконг и Сингапур, – все эти страны стремились сохранить свои традиционные ценности. К их числу относятся: бережливость, трудолюбие, уважение к образованию, преданность семье, клану, нации, приоритет общественных интересов над личными. Следуя этим конфуцианским традициям, они смогли сохранить общественное согласие, поддержать высокий уровень сбережений и инвестиций, что обеспечило высокий уровень производительности труда и быстрые темпы экономического роста. Что Китаю действительно следовало изменить, так это непомерно централизованную систему управления, образ мышления людей и их отношение к делу, с тем, чтобы люди стали более восприимчивы к новым идеям,
– безразлично китайским или зарубежным, – стремились проверить их на практике и приспособить к условиям Китая. Я привел в пример японцев, которые сумели успешно провести все эти преобразования.
Чжао Цзыян был обеспокоен тем, что быстрый рост экономики Китая сопровождался высоким уровнем инфляции, чего не было в «новых индустриальных странах» (НИС). Я объяснил ему, что, в отличие от Китая, НИС не надо было заниматься дерегулированием плановой экономики, в которой цены на основные предметы потребления были искусственно занижены.
От него исходила спокойная уверенность в себе, он обладал острым умом, способным быстро поглощать информацию. В отличие от Хуа Гофэна, Чжао Цзыян был джентльменом, а не головорезом. У него были приятные манеры, в нем не было ни резкости, ни властности. Тем не менее, чтобы выжить на вершине пирамиды власти в Китае, необходимо быть жестким и безжалостным, а для Китая того времени он был слишком либеральным в своих подходах к обеспечению законности и порядка в стране. Когда мы расстались, я еще не знал, что менее чем через год он станет никем.
На следующий день, 17 сентября 1988 года, я в последний раз встретился с Дэн Сяопином. Он выглядел загорелым после нескольких недель, проведенных в Бельдаите (Beldaithe), морском курорте для китайских руководителей, расположенном к востоку от Пекина. Дэн был полон энергии, его голос звучал громко. Я высоко отозвался об экономических успехах Китая. Он сказал, что на протяжении последнего десятилетия удалось добиться «довольно хороших результатов», но успешное экономическое развитие породило новые проблемы. Китаю приходилось бороться с инфляцией; очень важно было укрепить дисциплину. Центральное правительство должно было осуществлять эффективный контроль над страной, но так, чтобы это не противоречило политике «открытых дверей», которая сделала управление страной еще более важным. В противном случае, могли возникнуть анархия и «великий хаос в Поднебесной». Дэн считал, что Китай был большой, но технологически и даже культурно отсталой страной. На протяжении последнего десятилетия Китаю удалось решить проблемы с продовольствием и одеждой, теперь китайцы хотели достичь стадии «комфорта», для чего следовало увеличить достигнутый в 1980 году ВНП на душу населения в четыре раза, до уровня от 800 до 1000 долларов. Китаю следовало учиться у других стран, «включая Сингапур и даже Южную Корею». Я высказал комплимент по поводу значительных перемен в Китае, что выражалось не только в том, что строились новые здания и дороги, но и, что было более важно, в том, что менялось мышление людей, их отношение к делу. Люди стали более критично, но и более оптимистично настроенными. Я сказал, что в результате его визита в США в 1979 году, сопровождавшемся ежедневными получасовыми телевизионными трансляциями из Америки, китайцы увидели условия жизни в Америке, что навсегда изменило их представления о ней.
Дэн сказал, что американцы отнеслись к нему очень вдумчиво. Он сказал Госсекретарю США Шульцу, что американо-китайские отношения развивались гладко, но серьезной проблемой в отношениях оставался Тайвань. Затем он спросил меня, знаю ли я о том, что «мой соученик и Ваш добрый друг Цзян Цзинго неоднократно заявлял, что он (Цзян Цзинго) „оправдается перед историей“. Дэн явно хотел услышать от меня ответ на послание, которое он попросил передать Цзяну в прошлый визит. Я не ответил, потому что Цзян не дал мне какого-либо ответа. Дэн сказал, что, хотя США публично заявили, что они не хотят вмешиваться в решение проблемы воссоединения Китая с Тайванем, на деле, правительство США вмешивалось в этот вопрос. Для воссоединения существовало много препятствий, но самым большим из них оставались Соединенные Штаты. Он снова повторил сказанное им во время нашей прошлой встречи, что США использовали Тайвань в качестве „непотопляемого авианосца“. Когда во время визита в Вашингтон в 1979 году Дэн нормализовал отношения с США, президент Картер согласился, что США выполнят три условия: аннулируют договор о совместной обороне с Тайванем; выведут американские войска с Тайваня; разорвут дипломатические отношения с Тайванем. Эти обязательства были выполнены. Тем не менее, Конгресс США неоднократно вмешивался в вопросы, относившиеся к Тайваню, принял „Закон об отношениях с Тайванем“ (Taiwan Relations Act) и различные резолюции, являвшиеся вмешательством во внутренние дела Китая. Дэн говорил Рейгану и Шульцу, что они должны были пересмотреть свою политику поддержания на плаву „непотопляемого авианосца“ США. Дэн подчеркнул, что до того, как отправиться на встречу с Карлом Марксом, он очень хотел бы гарантировать воссоединение Китая с Тайванем.