Текст книги "Сингапурская история: из «третьего мира» – в «первый» (1965 – 2000)"

Автор книги: Куан Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 63 страниц)

9 мая 1998 года недавно ушедший в отставку заместитель председателя Объединенного комитета начальников штабов США (The US Joint Chief of Staff) адмирал Вильям Оуэнс (William Owens), встретился со мной в Сингапуре. Он рассказал мне о странном заявлении, сделанном Прабово во время их встречи в Джакарте за день до того. За обедом, в присутствии двух молодых помощников, подполковников, один из которых был доктором, Прабово сказал: «Старик не протянет и девяти месяцев, наверное, он умрет». Будучи в приподнятом настроении по поводу присвоения ему очередного звания и назначения на должность главы «Кострада», он пошутил, что ходят сплетни, что он может сам предпринять попытку переворота. Оуэнс сказал, что, хотя они были знакомы с Прабово на протяжении двух лет, такие шутки в присутствии иностранца были вряд ли уместны. Я ответил, что Прабово поступил по отношению к нему опрометчиво.

На протяжении нескольких месяцев, начиная с января 1998 года, студенческие протесты не выходили за пределы студенческих городков, в которых преподаватели, бывшие министры и генералы открыто обращались к толпам студентов, поддерживая требования о проведении реформ. Чтобы продемонстрировать, что он полностью контролирует ситуацию, в разгар кризиса, 9 мая 1998 года, Сухарто уехал в Каир, чтобы принять участие в конференции. Студенты тут же вышли с демонстрациями на улицы и, после нескольких столкновений с полицией по борьбе с беспорядками, 12 мая шесть студентов Университета Трисакти (Triskati) были застрелены в тот момент, когда толпа отступала в университетский городок. Последовавшие за этим беспорядки привели к полнейшей анархии, – полиция и солдаты практически сдали город бандам, которые крушили, грабили и жгли магазины и дома этнических китайцев и насиловали китайских женщин. Было общеизвестно, что бунты были организованы людьми Прабово. Он хотел продемонстрировать некомпетентность генерала Виранто, чтобы по возвращении из Каира Сухарто назначил его (Прабово) главнокомандующим вооруженными силами. Но к 15 мая – моменту возвращения Сухарто из Каира – его игра была уже проиграна.

Один за другим ближайшие и наиболее лояльные помощники и министры покидали его, после того как наиболее послушный из его подчиненных, Хармоко (Harmoko), назначенный Сухарто на должность спикера Национального собрания, публично потребовал отставки президента. Драма закончилась в 9:00 часов утра 21 мая, когда Сухарто выступил по телевидению с заявлением об отставке, и Хабиби был приведен к президентской присяге.

Кризис, который начался с обострения экономических проблем, которые требовали для своего разрешения поддержки со стороны МВФ, закончился свержением президента. Это явилось огромной личной трагедией лидера, превратившего доведенную к 1965 году до нищеты Индонезию в экономически бурно развивавшуюся страну, давшему образование ее народу и создавшего инфраструктуру для дальнейшего развития Индонезии. В этот критический момент человек, который до того так хорошо умел оценивать людей и подбирать себе помощников, ошибся в выборе лиц на ключевые позиции в государстве. Его ошибки оказались бедственными для страны и для него самого.

Сухарто никогда не думал об изгнании. Все его состояние и состояние членов его семьи было вложено в Индонезии. Американский журналист, который написал в журнале «Форбс» (Forbes), что семейство Сухарто владело активами стоимостью 42 миллиарда долларов, в октябре 1998 года сказал мне в Нью-Йорке, что большая часть этого богатства была вложена в Индонезии. После пережитого Индонезией кризиса он оценивал стоимость этих активов всего в 4 миллиарда долларов. В отличие от президента Филиппин Маркоса Сухарто не переводил свои активы за границу, чтобы подготовить почву для своего бегства. Он остался в своем доме в Джакарте. После пребывания на посту президента в течение 32 лет он не собирался убегать. Я не понимал, зачем его детям нужно было столько денег. В результате этих излишеств его место в истории Индонезии стало иным.

Генерал Бенни Моердани, его доверенное лицо, преданный ему человек, долгие годы прослуживший на посту начальника разведки вооруженных сил, а позднее – главнокомандующего вооруженных сил, в конце 80-ых годов сказал мне, что он советовал Сухарто обуздать бесконечные требования его детей о предоставлении все большего количества привилегий для ведения бизнеса. Если бы Сухарто слушал Моердани, он не пришел бы к такому трагическому финалу.

Я смотрел телевизионную передачу об его отставке. Он заслужил, чтобы уйти с куда большим почетом. Сухарто концентрировал свою энергию на обеспечении стабильности и развитии экономики, его политика создала условия для быстрого экономического роста в странах АСЕАН с 70-ых по 90-ые годы. Это были золотые годы для стран Юго-Восточной Азии.

Несмотря на то, что Хабиби стал президентом случайно, он считал, что был предназначен управлять Индонезией самой судьбой. Он был высокообразованным, но очень непостоянным и весьма разговорчивым человеком. В интервью журналу «Эйжиэн Уол стрит джорнэл» от 4 августа 1998 года он описал свой стиль работы как «параллельную обработку 10 – 20 различных вопросов одновременно», сравнивая себя с компьютером. Он также жаловался, что когда 21 мая 1998 года он пришел к власти, то получил поздравления из многих стран на следующий день, а Сингапур не присылал свои поздравлений «почти что до июня, прислав их с большим опозданием. Мне все равно, но (в Индонезии) проживает 211 миллионов человек. Посмотрите на карту. Все окрашенное зеленым – это Индонезия. А вот эта красная точка – Сингапур. Посмотрите на это». (Сингапур направил ему официальные поздравления 25 мая). Несколько дней спустя премьер-министр Го Чок Тонг в своей речи на заседании по поводу Национального праздника Сингапура заявил, что Сингапур – город с населением 3 миллиона человек – располагал ограниченными ресурсами, а потому существовали пределы того, что «маленькая красная точка» могла сделать для своих соседей.

Мы хорошо знали Хабиби, потому что он руководил осуществлением проекта по развитию острова Батам. Он был настроен против индонезийцев китайского происхождения, и это отношение распространялось и на Сингапур, большинство населения которого составляли китайцы. Он хотел обращаться с нами так, как в Индонезии обращались с этническими китайцами, – то есть оказывать на нас давление и облагать нас данью. Такой подход изменил бы основу, на которой Сухарто и я сотрудничали как главы равноправных независимых государств, и превратил бы их в отношения между «старшим и младшим братом» (abang-adik). Тем не менее, в частном порядке, Хабиби посылал настойчивые приглашения премьер-министру Сингапура встретиться с ним в Джакарте, а также пригласил Ли Сьен Лунга (заместителя премьер-министра) и его жену на ужин. Хабиби хотел продемонстрировать, что мы поддерживали его, считая, что индонезийские бизнесмены китайского происхождения прониклись бы к нему доверием и стали бы вкладывать деньги в экономику. Мы не представляли себе, каким образом подобные визиты могли привести к такому результату. Через два дня после упомянутого интервью он на протяжении 80 минут отчитывал министра просвещения и заместителя министра обороны Сингапура Тео Чи Хина. Тео доставил гуманитарную помощь в Джакарту, генералу Виранто, главнокомандующему вооруженных сил Индонезии. По словам Тео Чи Хина, «Хабиби был очень оживлен, размахивал руками, а выражение его лица и тон голоса быстро менялись. Он едва мог спокойно сидеть, его голос звучал страстно, он выглядел взволнованным. Хабиби чередовал перечисление собственных достижений и особых качеств с плохо завуалированными угрозами в адрес Сингапура, напомнив, что он прожил в Европе 25 лет, начиная с 18-летнего возраста, и усвоил такие ценности как „демократия и соблюдение прав человека“.

Хабиби хотел, чтобы Сингапур знал свое место и понимал уязвимость своего положения. Он вновь указал, что «Сингапур лежит внутри Индонезии». Соскочив с места, он подбежал к карте, висевшей на стене, и, вытянув обе руки, продемонстрировал, как закрашенная зеленым территория Индонезии окружает «красную точку» – Сингапур.

Спустя некоторое время, вечером 27 января 1995 года, оправляясь в Давос, я был поражен, услышав по радио, что Хабиби решил предоставить населению Восточного Тимора право выбора между независимостью и полной автономией. Это был внезапный отказ от политики, которую Индонезия проводила, начиная с 1976 года, настаивая на необратимости включения Восточного Тимора в состав Индонезии.

В Давосе я встретился со Стэнли Росом (Stanley Roth), проницательным, постоянно путешествовавшим, неутомимым помощником Госсекретаря США по странам Восточной Азии и Тихоокеанского региона. Мы согласились, что предложение Хабиби раз и навсегда изменило ситуацию, и теперь можно было ожидать провозглашения независимости Восточного Тимора. Рос сухо заметил, что премьер-министрам следует быть осторожней, когда они пишут письма таким президентам как Хабиби. (Мы оба читали сообщение, что решение Хабиби было вызвано письмом премьер-министром Австралии Джона Говарда (John Howard), который предлагал, чтобы жители Восточного Тимора сделали свой выбор на референдуме).

Вскоре после этого заявления по Восточному Тимору, 4 февраля 1999 года, министр связи Сингапура Ма Боу Тан (Mah Bow Tan), посетил Хабиби, который напомнил ему, что посол Австралии проинформировал его о варианте, использованном Францией в Новой Каледонии. Этот подход заключался в том, чтобы организовать референдум и быть готовым к тому, чтобы предоставить независимость после 15-летнего подготовительного периода. Хабиби сказал послу Австралии, что Индонезия не станет использовать этот подход. По его словам, Индонезия не получила от Восточного Тимора ни природных, ни людских ресурсов, ни золота, поэтому австралийцы не имели права настаивать, чтобы Индонезия предоставила автономию или право на самоопределение Восточному Тимору.

«Мир не понимает и всегда неправильно нас оценивает», – сказал Хабиби Ма Боу Тану. Он был «сыт этим по горло» и дал задание своему правительству изучить возможные варианты отделения Восточного Тимора от Индонезии, предоставив его жителям право выбирать между автономией и независимостью. Хабиби заявил, что в том случае, если жители Восточного Тимора откажутся принять автономию, но, в то же время, будут ожидать от Индонезии помощи в подготовке к независимости, ему придется сказать им «извините». Он не собирался играть по отношению к Восточному Тимору роль «богатого дядюшки». Он попросил посла передать это премьер-министру Австралии Джону Говарду. Следовательно, письмо полученное им от Говарда в январе 1999 года, содержало идеи Хабиби относительно будущего Восточного Тимора. Когда Хабиби получил его, он немедленно набросал на полях соответствующих параграфов заметки, содержавшие рекомендации членам правительства. Так была приведена в движение цепь событий, обозначивших поворотный пункт в истории Индонезии.

Я получил подтверждение того, как он принял решение по Восточному Тимору, когда встретился с Джинанджаром Картасасмитом (Ginandjar Kartasasmita). В ночь, предшествовавшую заявлению Хабиби, этот способный министр экономики Индонезии летел из Сингапура в Цюрих на Всемирный экономический форум в Давосе. Мы сидели через проход друг от друга, между нами завязалась часовая дискуссия об экономических и политических процессах в Индонезии. Больше всего его занимала проблема Восточного Тимора. Решение было принято на заседании правительства, на основе заметок Хабиби, после того как этот вопрос был поднят впервые. Дискуссия продолжалась два часа, после чего все министры, включая министра обороны генерала Виранто, согласились с предложением президента. С тревогой в голосе он спросил, будет ли это иметь иные последствия для Индонезии. Я дипломатично ответил, что не могу с уверенностью говорить о последствиях этого решения, но подчеркнул, что оно представляло собой серьезное изменение в политике.

Советники Хабиби считали, что предложение автономии или независимости Восточному Тимору позволит им получить финансовую поддержку МВФ и Мирового банка, приобрести в США и странах Европы репутацию демократа и реформатора, что должно было помочь его переизбранию. На самом деле, он настроил против себя своих генералов, многие из которых провели годы, умиротворяя Восточный Тимор. В августе, во время встречи членов Организации по экономическому сотрудничеству в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТЕС – Asia Pacific Economic Cooperation) в Окленде (Auckland), Джинанджар сказал премьер-министру Го Чок Тонгу, что в феврале 1999 года они совершили ошибку, вооружив местную милицию. Правительство стремилось «убедить жителей Восточного Тимора не голосовать за провозглашение независимости». В голосовании приняло участие 99% жителей Восточного Тимора, имевших право голоса. Подавляющее большинство из них (80%) высказалось за независимость. После этого Восточный Тимор был выжжен и разрушен, якобы членами местной милиции. Репутация вооруженных сил Индонезии и правительства от этого пострадала, а образу Хабиби как индонезийского националиста был нанесен ущерб.

Чтобы добиться переизбрания Хабиби, команда его советников пыталась представить его реформатором, желавшим порвать с прошлым. Он освободил политических заключенных. При Сухарто было три политических партии, Хабиби разрешил зарегистрировать более 50 политических партий. Он часто встречался с прессой и высказывался вольно, слишком вольно. Его советники вмешивались и держали его на «коротком поводке», останавливая, когда его «заносило». Он нуждался в деньгах, чтобы получить поддержку. Официальные лица ожидали после выборов больших перемен. Опасаясь, что им будут предложены должности, на которых возможности получения взяток будут ограничены, они полностью использовали этот период «междуцарствия». Коррупция на всех уровнях была сильнее, чем в худшие годы правления Сухарто. Возможности для этого были огромны, потому что многие банки и большие компании были неплатежеспособны и зависели от помощи правительства. Одним из них был «Бали бэнк» (Bali Bank), из которого ближайшими помощниками Хабиби было выкачано 70 миллионов долларов. МВФ и Мировой банк прекратили помощь Индонезии до проведения тщательного аудита и наказания всех виновных. Хабиби блокировал публикацию аудиторского заключения, потому что оно якобы нарушало принятые в Индонезии правила о сохранении тайны вкладов. Индонезийские средства массовой информации сообщали, что следы этих денег тянулись к членам его семьи.

Тем не менее, он мобилизовал для своего переизбрания всю поддержку, которую могла дать его репутация мусульманина и положение президента. Его помощники способствовали тому, что, в результате своих неуверенных действий он «сорвался в штопор». Он отказался снять свою кандидатуру, несмотря на давление со стороны средств массовой информации, лидеров оппозиции, политических партий и его собственной партии Голкар (Golkar). Хабиби сказал, что он – не трус и снимет свою кандидатуру только в том случае, если она будет отклонена Народным консультативным собранием (НКС – People's Consultative Assembly). Так и получилось. Ранним утром 20 октября 355 членов НКС проголосовало «против» одобрения его отчета, 322 – «за». Те, кто знаком с махинациями в индонезийской политике, говорили мне, что они никогда еще не видели, чтобы столько денег было получено столь многими делегатами НКС в столь короткий промежуток времени. Хабиби сдался.

Выход Хабиби из борьбы за президентское кресло привел к драматическим, сделанным в последний момент, изменениям в составе парламентских коалиций, которые повлияли на судьбу двух главных претендентов на этот пост: Абдурахмана Вахида (Abdurrahman Wahid), или Гус Дура (Gus Dur, т.е. «старший брат Дур»), и Мегавати Сукарнопутри (Megawati Sukarnoputri). Гус Дур является лидером традиционной деревенской мусульманской организации «Нахдлатул Илама» (Nahdlatul Ilama), насчитывающей около 30 миллионов членов. Его Партия национального пробуждения (ПНП – National Awakening Party) получила 12.6% голосов на июньских выборах. Мегавати, дочь президента Сукарно, возглавляла Индонезийскую демократическую партию «Борьба» (ИДПБ – Indonesian Democratic Party – Struggle) во время шумных массовых митингов и получила наибольшее число голосов – 34%, намного оторвавшись от партии Хабиби Голкар. Тем не менее, 20 октября, в 4:00 часа утра, НКС, в котором заседало 695 депутатов (из которых двести были назначены, а не избраны на выборах) провозгласило Гус Дура президентом. Он получил 373 голоса, Мегавати

– 313 голосов. Последовавшие за этим лихорадочные политические маневры завершились лишь на следующий день, в три часа пополудни, когда собрание приступило к голосованию по кандидатуре вице-президента. В борьбу вступили три кандидата: Акбар Танчжунг (Akbar Tanjung) от партии Голкар, главнокомандующий вооруженных сил Индонезии Виранто от партии ТНИ (Tentara Nasional Indonesia), и Хазма Хаз (Hazmah Haz) от Исламской коалиции. Мегавати отказалась выставить свою кандидатуру, опасаясь потерпеть унизительное поражение. Гус Дур потратил немало времени, чтобы убедить ее изменить решение и, в конечном итоге, заверил, что он располагал необходимой для победы поддержкой достаточного количества партий. Он нуждался в ней как в вице-президенте, чтобы укрепить легитимность своего президентства. Тем временем в нескольких городах на Яве и Бали, где она завоевала почти все голоса избирателей, начались вспышки насилия и поджоги.

Так уж совпало, что в этот момент Стэнли Рос находился в Сингапуре, чтобы выступить на заседании Мирового экономического форума (World Economic Forum). Он встретился с премьер-министром Го Чок Тонгом и мною в 8:00 часов вечера, через несколько часов после избрания Гус Дура президентом. И он, и мы были убеждены, что в том случае, если путем политических интриг НКС лишит Мегавати поста вице-президента, Индонезия не избежит кровопролития и еще больших беспорядков. Обе стороны решили сделать все возможное, чтобы дать понять ключевым индонезийским политикам, какой эффект это произведет на международных инвесторов.

22 декабря газета «Джакарта пост» (Jakarta Post) сообщила, что государственный секретарь США Маделин Олбрайт (Madelein Albright) (находившаяся тогда в Африке) рано утром, за день до выборов, позвонила Гус Дуру, чтобы «донести точку зрения Вашингтона»: Мегавати должна быть избрана вице-президентом. Мегавати убедительно победила на выборах, получив 396 голосов «за» и 284 – «против». Это спасло Индонезию от второго раунда беспорядков. ( Прим. пер.: в июле 2001 года Мегавати Сукарнопутри сменила Гус Дура на посту президента Индонезии).

В сложившихся обстоятельствах это было наилучшим исходом. Гус Дур, новый президент, потерял зрение, в течение 1998 года он пережил два инсульта. Тем не менее, 20 октября Гус Дур был достаточно ловок и осторожен, чтобы действовать стремительно, максимально использовать свои шансы и добиться избрания. После того, как НКС отклонило отчет Хабиби, Гус Дур сумел собрать большинство промусульманских голосов, которые, в противном случае, были бы поданы за Хабиби. В течение недели, прошедшей с момента его избрания, он быстро назначил министров правительства национального примирения, в котором были представлены все главные политические партии и вооруженные силы. Возможно, это правительство не будет самым эффективным из-за дробления власти между различными политическими силами, но оно поможет помочь залечить раны, нанесенные в течение 17 месяцев кровавых столкновений. В ходе этих беспорядков коренные индонезийцы конфликтовали с китайцами, мусульмане – с христианами, даяки и малайцы – с мадурцами ( Прим. пер.: речь идет о столкновения коренных жителей острова Калимантан с переселенными на остров жителями острова Мадура), сепаратисты из Ачеха (Aceh) – с индонезийской армией. Перед Гус Дуром и Мегавати стоят две огромные задачи: восстановить социальную структуру индонезийского общества и возродить экономику.

В годы правления Сухарто, чтобы избежать разногласий с президентом и его помощниками, мы не встречались с лидерами индонезийской оппозиции. В отличие от американцев и европейцев, мы не поддерживали оппонентов Сухарто: Мегавати Сукарнопутри, Амьен Раиса (Amien Rais) и даже Гус Дура. Мы поддерживали тесные связи с министрами Сухарто и ТНИ. Именно они, в особенности министр иностранных дел Али Алатас, и министр обороны и шеф ТНИ генерал Виранто, помогли стабилизировать двухсторонние отношения во время президентства Хабиби. Тем не менее, в период между январем и апрелем 1999 года С. Р. Натан, тогдашний директор Института оборонных и стратегических исследований (ИОСИ – The Institute of Defense and Strategic Studies), а позже, с сентября 1999 года, – президент Сингапура, приглашал лидеров политических партий Индонезии для выступлений в его институте. Их визиты широко освещались в местной и международной прессе. Во время этих визитов министры Сингапура встречались с ораторами во время обедов и ужинов, чтобы понять их позицию и установить личные контакты. Так мы познакомились с Гус Дуром (позднее ставшим президентом), Мегавати Сукарнопутри (впоследствии – вице-президента страны), Амьен Раисом (впоследствии – председателем НКС) и Марзуки Дарусманом (Marzuki Darusman) из партии Голкар (впоследствии – генеральным прокурором в правительстве Гус Дура).

Это рассердило Хабиби и его помощников, которые публично выразили свое недовольство нашим вмешательством в их внутренние дела. Представители ИОСИ ответили, что они приглашали и представителей партии Голкар. В институте выступал Марзуки Дарусман, кроме того, ИОСИ неоднократно приглашал председателя партии Голкар Акбара Танчжунга, который так и не смог приехать. Это не удовлетворило доктора Деви Фортуна Анвар (Dr. Dewi Fortuna Anwar), советника Хабиби по международным делам, – она обвинила Сингапур в поддержке Мегавати.

Я встретился с Гус Дуром в Джакарте в 1997 году, когда он выступил перед неофициальным собранием инвесторов с речью, в которой разъяснил роль ислама в Индонезии и заверил, что ислам в Индонезии отличался от его ближневосточной разновидности. Он был очень умен, обладал хорошими ораторскими навыками, хорошо говорил по-английски и по-арабски. Тогда я не думал, что он станет президентом и унаследует Индонезию Сухарто после «междуцарствия» Хабиби.

В ту ночь, когда он был приведен к президентской присяге, премьер-министр Го Чок Тонг и я направили ему наши поздравления. Мы не хотели, чтобы у них были какие-либо сомнения по поводу нашей поддержки нового президента.

Вскоре после выборов он собрал всех послов стран АСЕАН, чтобы сообщить им, что он посетит все страны АСЕАН, начиная с Сингапура. Обращаясь к нашему послу Эдварду Ли (Edward Lee), он намеренно подчеркнул: «Индонезия хочет развивать хорошие отношения с Сингапуром и надеется, что Сингапур поможет в восстановлении страны». Далее он объяснил свое видение будущего: Китай, Индия и Индонезия – три наиболее населенные державы мира (Прим. пер.: по численности населения Индонезии уступает еще и США), должны были образовать союз; Япония и Сингапур оказали бы им финансовую и технологическую помощь; в результате этого страны Азия стали бы меньше зависеть от Запада.

Перед его прибытием в Сингапур министр иностранных дел Индонезии доктор Алви Шихаб (Dr. Alwi Shihab), способный и практичный человек, который до того был бизнесменом и профессором богословия в американском колледже, посетил Эдварда Ли в посольстве Сингапура, чтобы продемонстрировать, что Индонезия не собиралась вести себя как «старший брат», а искренне хотела развивать сотрудничество с нами. Эдвард Ли заверил его, что Сингапур окажет Индонезии помощь, но финансовые и технологические возможности трех миллионов сингапурцев были ограничены. Сингапур не располагал ресурсами Америки или Японии, чтобы вновь привести в движение экономику Индонезии. Алви Шихаб сказал ему, что мы могли бы сыграть роль катализатора, чтобы восстановить доверие инвесторов к Индонезии. В результате, моя первая встреча с Гус Дуром в качестве президента Индонезии была теплой и конструктивной.

6 ноября 1999 года премьер-министр Го Чок Тонг встретился с президентом Гус Дуром в аэропорту, и у них состоялась хорошая дискуссия до и во время обеда. Затем, выступая в набитой до отказа аудитории, в которой присутствовало 500 бизнесменов и дипломатов, Гус Дур впечатляюще продемонстрировал свою политическую хватку и качества, которых ожидали от нового президента Индонезии в эпоху большей открытости и ответственности. Когда я встретился с ним, он предложил мне стать членом его международного совета по экономическому восстановлению Индонезии. Это была честь, от которой я не мог отказаться. Гус Дур говорил об этических стандартах и чистом правительстве. Я сказал ему, что если он хотел, чтобы его министры были честными, ему следовало платить им так, чтобы они могли жить в соответствии с их статусом, не получая взяток. Его министр по делам экономики, финансов и промышленности Квик Киан Джай (Kwik Kian Gie), который присутствовал при этом, сказал Джорджу Ео, нашему министру без портфеля, что он только что обсуждал этот деликатный вопрос с президентом, – они могли позволить себе платить высокое жалованье только высшим чиновникам, а не всем подряд.

С целью свободного обмена мнениями мы провели встречу «в четыре глаза». Его подвижность, несмотря на возраст, два перенесенных инсульта и беспокойное утро, обнадеживала. Он никогда не терял чувства юмора. Гус Дур вел себя как президент, полностью владевший ситуацией. По его словам, мусульманские партии, которые избрали его, должны были стать на более реалистичные позиции, столкнувшись с реальными проблемами, а также под его влиянием. Через пять лет они изменились бы. Он хотел, чтобы премьер-министр Сингапура и я приняли вице-президента Мегавати и помогли ей приобрести как можно больше опыта. Он сказал, что у него были хорошие отношения с генералом Виранто и ясное понимание того, как должна была постепенно измениться роль вооруженных сил. Он знал, что в его правительстве было много несовместимых людей, особенно в сфере финансов и экономики, но верил, что эти проблемы будут разрешены. Он был настроен сделать свое правительство последовательным и согласованным.

Его чувство юмора соответствовало его реальной самооценке. Он пошутил: «Первый президент Индонезии (Сукарно) сходил с ума по женщинам, второй президент (Сухарто) сходил с ума по деньгам; третий президент (Хабиби) просто сошел с ума». Его дочь, которая сопровождала его, спросила: «А как насчет четвертого президента?» Он мгновенно ответил: «Представление, театр» (Wayang). Одним словом он суммировал свою роль в Индонезии: он был уверен, что сумеет играть роль президента Индонезии в новую эпоху большей открытости средств массовой информации и деятельности неправительственных организаций, которые боролись за проведение реформ и развитие демократии. Тем не менее, Индонезия сильно изменилась. Власть больше не сосредотачивалась в руках президента, опиравшегося на всемогущие вооруженные силы. Выборы вынесли на поверхность большое количество небольших исламских партий, но они не смогли сформировать большинства. Партия Мегавати завоевала наибольшее количество голосов – 34%. Амьен Раис, лидер мусульманской партии, получившей 7% голосов, умело сформировал коалицию мусульманских партий «Средняя ось» (Middle Axis), которая заключила соглашение с другими группами и позволила ему занять место спикера Национального консультативного собрания, победив кандидата партии Мегавати. «Средняя ось» также не позволила Мегавати занять место президента, избрав Гус Дура, – традиционного лидера мусульман Центральной и Восточной Явы. Несмотря на то, что Гус Дур является мусульманским клерикалом, он приемлем для националистов, потому что всегда выступал за отделение религии (включая ислам) от государства. Тем не менее, он был избран президентом только благодаря голосам мусульман из «Средней оси». Сухарто держал ислам под контролем до конца 80-ых годов, когда он стал культивировать ислам, чтобы противопоставить мусульман влиянию вооруженных сил. Находясь на посту президента, Хабиби активно помогал им, с целью мобилизации поддержки мусульман для своего переизбрания. Войдя в коридоры власти, политический ислам является сейчас главной силой в Индонезии, и будет оставаться ею. Теперь главным испытанием для Индонезии является поддержание равновесия, которое позволит населяющим ее народам различных рас и религий объединиться в одну нацию, основываясь на лозунге отца-основателя Индонезии президента Сукарно: «Единство в многообразии» (Bhinneka Tunggal Ika). Эти слова написаны на государственном гербе Индонезии.