Текст книги "Сингапурская история: из «третьего мира» – в «первый» (1965 – 2000)"

Автор книги: Куан Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 63 страниц)

Через несколько дней после визита Блэра министр социального обеспечения теневого правительства Крис Смит (Chris Smith) посетил Сингапур, чтобы изучить нашу систему социального обеспечения. Несколько месяцев спустя близкий помощник Тони Блэра Питер Мандельсон (Peter Mandelson) приехал в Сингапур, чтобы присмотреться к нашей системе «Медисэйв» (Medisave), к системе медицинского страхования и к другим функциям ЦФСО. Блэр поразил меня как серьезный политик, желавший разобраться в причинах успешного развития стран Восточной Азии. Когда мы снова встретились в Лондоне осенью того же года, за ужином, он задал мне бесчисленное количество вопросов.

Выдержка, с которой он представлял себя самого и свою партию после грандиозной победы на выборах в мае 1997 года, была результатом его самодисциплины. Я смотрел по телевизору его речь после победы на выборах и то, как он шел на Даунинг-стрит, 10. Это оказало хорошее влияние на его команду. Я был в Лондоне через месяц после его победы. Мы разговаривали на протяжении часа и снова не тратили времени на шутки. Он был сосредоточен на тех задачах, которые поставил перед своим правительством в своей предвыборной программе. Он был на подъеме, но не слишком ликовал по поводу своего прихода к власти в столь молодом возрасте. Мы разговаривали о Китае и о приближавшейся передаче Гонконга Китаю в конце июня. Его подход был прагматичным, он не хотел разгребать угли, зажженные Крисом Паттэном (Chris Patten). Он больше интересовался долгосрочными перспективами китайско-британских отношений. Как я и ожидал, он посетил церемонию передачи Гонконга Китаю и провел переговоры с президентом Цзян Цзэминем (Jiang Zemin).

Когда мы встретились через год, в мае 1998 года, на Даунинг-стрит, 10, он был полностью сосредоточен на неотложных проблемах, в особенности на ведении мирных переговоров в Северной Ирландии. У него нашлось время для обсуждения ряда других вопросов, но проблемы двухсторонних отношений не обсуждались, ибо их просто не было. Ситуация изменилась: в области обороны и безопасности Сингапур теперь уже не связан с Великобританией так же тесно, как с США, Австралией и Новой Зеландией. Мое поколение было англоцентричным, поколение моего сына уделяет больше внимания США. Лунг и его современники должны научиться понимать Америку. Они прошли подготовку в американских военных учебных заведениях, учились в аспирантурах таких университетов как Гарвард и Станфорд (Stanford). Мне пришлось жить в мире, в котором доминировала Великобритания (Pax Britannica), а поколению Лунга придется жить в мире, в котором доминирует Америка (Pax Americana).

Глава 24. Отношения с Австралией и Новой Зеландией.

Неожиданное вторжение Японии в Сингапур в декабре 1941 года драматическим образом изменило представления австралийцев о Сингапуре. Примерно 18,000 австралийских военнослужащих, не имевших никакого боевого опыта, вместе с 70,000 британских и индийских солдат, безо всякой поддержки с воздуха, не смогли устоять против закаленной в боях японской императорской армии. К моменту капитуляции Сингапура в феврале 1942 года примерно 2,000 австралийцев было убито, более 1,000 ранено, и примерно 15,000 сдались в плен.

Более трети пленных умерло от недоедания, болезней и жестокого обращения, особенно на строительстве печально известной Бирманской железной дороги. Многие обелиски, стоящие на военном кладбище Содружества наций Кранчжи в Сингапуре, являются безмолвными свидетелями жертв, принесенных австралийцами за родину и короля. Захват в плен японской императорской армией тысяч австралийских солдат в Сингапуре навсегда останется в памяти австралийцев как катастрофа, уступающая только разгрому в Галлиполи (Gallipoli) в ходе Первой мировой войны. Но Сингапур расположен к Австралии намного ближе и является стратегически более важным для Австралии. Поэтому после Второй мировой войны Австралия продолжала поддерживать старые связи с Великобританией, а ее войска вернулись в Сингапур, чтобы помочь в подавлении коммунистических повстанцев в Малайе.

Австралийский воинский контингент располагался в Малайе до тех пор, пока Великобритания не объявила о выводе своих войск, расположенных к востоку от Суэцкого канала. Я убеждал премьер-министра Австралии Джона Гортона продлить сроки пребывания австралийских войск в Малайе. В январе 1969 года, на конференции премьер-министров стран Британского Содружества наций в Лондоне, Гортон провел предварительную встречу с британским министром обороны Дэнисом Хили, премьер-министром Новой Зеландии Китом Холиоуком, Тунку и мною, чтобы обсудить новую оборонительную доктрину Малайзии и Сингапура. Гортон очень волновался, его жесты и тон голоса показывали, что он не хотел брать на себя ответственность за оборону Малайзии и Сингапура. Он знал, что этот груз ляжет в основном на плечи Австралии, ибо Великобритания постепенно сокращала свое военное присутствие в регионе.

Мы пришли к соглашению отложить принятие решения до нашей следующей встречи в Канберре в июне того же года. К сожалению, в мае в Куала-Лумпуре начались межобщинные столкновения, которые затруднили участие Австралии в обеспечении обороны Малайзии и Сингапура. Я уже упоминал ранее, как были решены эти проблемы. Несмотря на сомнения Гортона, нам удалось договориться о заключении Оборонного соглашения пяти держав, которое мы скрепили путем обмена писем в декабре 1971 года. Более смелый и решительный министр обороны Австралии Малкольм Фрейзер был против того, чтобы сокращать военное присутствие Австралии из-за расовых беспорядков в Куала-Лумпуре. В конце концов, Гортон решил вывести австралийские войска из Малайи к 1971 году и расквартировать их в Сингапуре. Австралийцы опасались, что силы их воинского контингента могли оказаться недостаточными для выполнения возложенных на него обязанностей. Они знали, что, кроме них, в Сингапуре должен был остаться лишь небольшой контингент новозеландских войск. В случае кризиса они полагались только на поддержку США, с которыми Австралия и Новая Зеландия входили в состав военного союза АНЗЮС. (ANZUS – Australia, New Zealand, USA) С самого начала у нас сложились хорошие личные отношения с руководителями Австралии и Новой Зеландии, потому что у нас были схожие взгляды на положение в регионе, – мы все понимали, что ситуация во Вьетнаме ухудшалась. У меня сложились хорошие отношения с Гарольдом Холтом и его преемниками, Джоном Гортоном и Вильямом Макмагоном (William McMahon). В 1972 году к власти в Новой Зеландии и Австралии пришли правительства лейбористов. Премьер-министр Новой Зеландии Норман Кирк (Norman Kirk) занял твердую позицию в вопросах обеспечения безопасности, а потому и отношение его страны к вопросам обороны не изменилось. Но премьер-министр Австралии Гаф Витлэм (Gough Whitlam) беспокоился о выполнении его страной своих оборонных обязательств во Вьетнаме, а также в Малайе и Сингапуре. Вскоре после победы на выборах в 1972 году он решил вывести войска Австралии из Сингапура и выйти из Оборонного соглашения пяти держав.

Когда в 70-ых годах мы обратились к Австралии с просьбой об использовании их полигонов для подготовки наших войск, австралийцы не пошли нам навстречу. Новая Зеландия, напротив, с готовностью согласилась предоставить нам такую возможность. Австралия изменила свою политику в 1980 году, разрешив нам провести наземные маневры, и в 1981 году, позволив провести военно-воздушные учения на базе ВВС Австралии. Когда в 90-ых годах премьер-министром Австралии стал лейборист Пол Китинг, он пошел дальше, и разрешил расширить масштабы учений сингапурских вооруженных сил в Австралии. Премьер-министр Джон Говард (John Howard), возглавлявший правительство либерально-национальной коалиции, продолжил эту политику. Стратегические цели Австралии и Сингапура похожи. Обе страны рассматривают военное присутствие США как жизненно важное для поддержания баланса сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе. С нашей точки зрения, оно является фактором обеспечения безопасности и стабильности в регионе, без чего быстрый экономический рост невозможен. На фоне единства мнений по этому основному вопросу наши разногласия по вопросам торговли и другим вопросам выглядели незначительными.

Я потратил годы, пытаясь убедить Малкольма Фрейзера (Malcolm Fraser) открыть экономику Австралии для конкуренции и сделать страну частью региона. Я объяснял ему и министру иностранных дел Эндрю Пикоку, что Австралия уже стала важной страной региона, благодаря ее активному вкладу в решение проблем обороны и безопасности и предоставлению помощи другим странам. Но проводимая Австралией протекционистская экономическая политика отрезала страну от развивавшихся в экономическом отношении стран региона, которые не могли экспортировать свои сравнительно простые промышленные товары в Австралию из-за существовавших квот и высоких импортных тарифов. Умом они принимали мои аргументы, но, с политической точки зрения, у Фрейзера не было сил, чтобы противостоять профсоюзам или промышленникам, которые настаивали на продолжении протекционистской политики.

На встрече глав правительств стран Британского содружества Азиатско-Тихоокеанского региона в 1980 году в Нью Дели (New Delhi) Фрейзер выступал против протекционистской политики Европейского экономического сообщества (ЕЭС), которая привела к сокращению экспорта австралийской сельскохозяйственной продукции в Европу. Я предостерегал его, что он вряд ли получит значительную поддержку развивающихся стран в этом вопросе, ибо они видели, что Австралия использует точно такие же меры, чтобы защитить те отрасли промышленности, которые утратили конкурентоспособность. Кроме того, Австралия становилась все менее и менее значимой для стран АСЕАН, которые при принятии серьезных политических решений практически не принимали ее в расчет.

Сменявшие друг друга австралийские правительства предпринимали шаги по сближению с Азией. Пол Китинг, сменивший на посту премьер-министра Боба Хоука (Bob Hawke), был убежден, что Австралии следовало включиться в экономическую систему стран Азии, и поэтому он лично активно проводил в жизнь политику сближения с азиатскими странами. Умный, обладавший хорошим пониманием экономики и развитым геополитическим чутьем, он на протяжении многих лет являлся министром финансов в правительстве Боба Хоука. Но его реальные возможности в качестве премьер-министра от лейбористской партии были ограничены могущественным влиянием австралийских профсоюзов на его партию.

Другим министром, прикладывавшим значительные усилия для сближения с азиатскими странами, был Гарет Эванс. Он обладал острым умом и, когда его задевали, острым языком, но в целом был человеком добрым. В качестве министра иностранных дел в правительствах Хоука и Китинга Эванс провел радикальные изменения во внешней политике Австралии. Он не хотел, чтобы страна оставалась экспортером сырья в Японию, в то время как японцы производили в Австралии автомобили и электронные изделия, используя собственную технологию. Эванс добился установления более близких личных отношений с министрами иностранных дел стран АСЕАН. Видимо, это стоило ему немалых усилий, ибо до тех пор австралийцы придерживались совершенно иных традиций. В рамках АСЕАН серьезные разногласия зачастую улаживались не за столом переговоров, а на поле для игры в гольф, так что ему приходилось играть в гольф со своими коллегами.

В ранние годы пребывания лейбористского правительства Хоука у власти я думал, что его азиатская политика была просто рассчитанной на публику рекламой. Тем не менее, когда Китинг также стал проводить эту политику, я пришел к выводу, что в Австралии действительно произошли серьезные изменения. Австралийцы пересмотрели основные предпосылки, на которых базировалась их политика. Они были выходцами из Великобритании и Европы, но их будущее все больше зависело от Азии. Они видели, что страны, экономика которых лучше всего дополняла австралийскую экономику, находились в Восточной Азии. Эти страны: Япония, Южная Корея, Китай, Тайвань и страны АСЕАН, – нуждались в импорте австралийской сельскохозяйственной продукции и полезных ископаемых, а огромные открытые пространства Австралии, ее поля для гольфа, курорты и пляжи были бы прекрасным местом для отдыха туристов из этих стран. Несмотря на то, что Америка является мощным союзником Австралии в политической и оборонной сфере, она также является ее конкурентом в качестве экспортера сельскохозяйственной продукции.

На конференции в Сиднее, организованной изданием «Острэлиэн файнэншел ревю» (Australian Financial Review) в апреле 1994 года, министр иностранных дел Гарет Эванс пригласил меня откровенно высказать свое мнение об Австралии. Я поймал его на слове. «Австралия, – сказал я, – была страной-счастливчиком, испытывавшей затруднения из-за собственного богатства». Австралию отличали высокий уровень потребления, низкий уровень сбережений, низкая конкурентоспособность, высокий дефицит платежного баланса, значительные размеры государственного долга, а большую часть ее экспорта составляли полезные ископаемые и сельскохозяйственная продукция. Я считал, что если австралийцы хотели завершить реструктуризацию экономики и конкурировать на мировом рынке, то проведение дополнительных реформ было неизбежно.

Редакция «Острэлиэн файнэншел ревю», которая пригласила меня на конференцию, позаботилась о широком освещении моих откровенных комментариев. Бульварная пресса была возмущена, но эта пресса сама являлась частью проблемы. Популярные средства массовой информации Австралии, включая Австралийскую радиовещательную корпорацию (Australian Broadcasting Corporation), которая в 1991 году показала телевизионный сериал о странах региона, изображали экономические достижения стран Восточной Азии как «адскую смесь потогонных фабрик, секс-туризма и репрессивных режимов в странах „третьего мира“. Они полностью игнорировали реальность, которая состояла в том, что, например, растущее число жителей Тайваня возвращались домой после учебы и работы в Соединенных Штатах, привозя с собой американские знания и технологию, чтобы создавать на Тайване собственную „Кремниевую долину“ (Silicon Valley).

Я ответил их средствам массовой информации, выступая в Австралийском национальном клубе прессы (Australian National Press Club) в Канберре. Австралийские средства массовой информации просто не проинформировали жителей страны о том, что регион, в котором проживало почти 2 миллиардами человек, сумел трансформировать себя из отсталой аграрной области в индустриальное, высокотехнологическое общество. Эти страны, включая Китай, ежегодно готовили миллионы инженеров и ученых. Научные исследования и разработки, проводимые в Японии, позволили японцам запустить спутники в космос и исследовать тайны генной инженерии. Обо всех этих событиях в Австралии не сообщалось. Американские средства массовой информации, напротив, широко освещали индустриализацию и высокие темпы экономического роста в странах Восточной Азии. Несмотря на то, что австралийские ученые были хорошо осведомлены об этих процессах, широкая публика о них не знала. Это невежество делало трудным для любого австралийского правительства получить широкую поддержку населения для внесения изменений в экономическую и иммиграционную политику.

Вопрос о том, связана ли дальнейшая судьба Австралии с Азией, неожиданно вышел на первый план в ходе кризиса в Восточном Тиморе. Кризис был вызван драматическим заявлением министра иностранных дел Индонезии Али Алатаса, сделанным 27 января 1999 года, после заседания правительства под председательством президента Хабиби. На заседании было решено провести с народом Восточного Тимора «всенародное обсуждение», в ходе которого следовало определить, станет ли Восточный Тимор автономией или получит полную независимость. Это заявление изменило судьбу Восточного Тимора и привело к долгосрочным последствиям для Индонезии и Австралии. И австралийский министр иностранных дел Александр Довнер (Alexander Downer), и премьер-министр Джон Говард поддерживали хорошие отношения с президентом Хабиби. В отличие от Сухарто, Хабиби говорил по-английски и поддавался убеждению, особенно по проблеме Восточного Тимора.

Австралийские лидеры хотели избавиться от занозы, которую представляла собой проблема Восточного Тимора, портившая отношения между Австралией и Индонезией. Они предложили Хабиби «новокаледонский вариант». (В 1998 году французы предложили провести в своей колонии Новая Каледония референдум по вопросу о том, останется ли эта территория французской, или получит независимость после 15-летнего периода подготовки). Президент напомнил Ма Боу Тану (см. главу 17) как посол Австралии Джон Маккартни (John McCarthy) обсуждал с ним «новокаледонский вариант». Хабиби сказал Маккартни о своем несогласии предоставить Восточному Тимору 15-летний подготовительный период, в течение которого Индонезия продолжала бы поддерживать его экономически. Хабиби заявил: «Если жители Восточного Тимора откажутся от предоставления статуса автономии, то им следует рассчитывать только на себя, Индонезия не собирается играть роль „богатого дядюшки“. Хабиби сказал, что вслед за этим Говард прислал ему письмо, содержавшее идеи, высказанные Хабиби, после чего, 21 января 1999 года, он набросал докладную записку ключевым министрам своего правительства. В ней он просил их изучить вопрос о том, будет ли целесообразно Народному консультативному собранию Индонезии позволить Восточному Тимору выйти из состава Республики Индонезия в достаточно цивилизованном порядке. Он приложил к своей записке письмо Говарда, в котором подчеркивалось, что общественность Восточного Тимора настаивала на проведении подобного акта самоопределения. Решение вопроса о предоставлении Восточному Тимору независимости или автономии заняло у Хабиби меньше недели. В мае в Нью-Йорке было подписано соглашение между Индонезией, Португалией и ООН о проведении референдума в Восточном Тиморе 8 августа 1999 года. В июне Совет Безопасности ООН принял резолюцию о направлении в Восточный Тимор Миссии помощи ООН в Восточном Тиморе (UN Assistance Mission to East Timor).

Тем не менее, в феврале 1999 года, вскоре после потрясающего заявления Али Алатаса, индонезийцы стали вооружать членов местной милиции, выступавших за сохранение Восточного Тимора в составе Индонезии. Запугивание и убийства тех, кто выступал за независимость, стали повседневной практикой. Несмотря на все трудности, 30 августа Миссия помощи ООН все-таки провела референдум, в котором приняли участие почти все жители, имевшие право голоса. Когда 4 сентября были оглашены результаты референдума, и оказалось, что около 80% избирателей проголосовало за независимость, Восточный Тимор превратился в настоящий ад. Страна подверглась систематическому, методическому опустошению, а ее население – изгнанию. 25,000 жителей сбежали в Западный Тимор, а остальные укрылись в горах.

Уступив колоссальному международному давлению, продолжавшемуся неделю, Хабиби пригласил для восстановления порядка международных миротворцев. Совет Безопасности ООН принял резолюцию о размещении на Восточном Тиморе многонациональных сил. Возглавлять эти силы пришлось, разумеется, Австралии. Австралийский порт Дарвин был ближайшей к Восточному Тимору базой для развертывания многонациональных сил. Австралийцы вновь столкнулись с тем, насколько эмоциональными были их соседи в Индонезии.

Публично правительство Индонезия заявило, что оно предпочло бы размещение на Восточном Тиморе войск стран АСЕАН. В частном же порядке, на более низком уровне, индонезийцы возражали против этого, намекая, что в этом случае были вполне возможны потери. Государственный секретарь США по вопросам обороны заявил, что США пошлют на Восточный Тимор только подразделения, занимающиеся обеспечением связи и тыла, но не боевые части. Возглавлять операцию пришлось Австралии. Не желая, чтобы эти силы рассматривались как армия, состоявшая из 4,000 белых австралийских солдат, поддержанных тысячей, главным образом, белых новозеландцев, Австралия обратилась за поддержкой к азиатским странам, в основном к странам АСЕАН. На встрече Азиатско-Тихоокеанского экономического совета в сентябре в Окленде, премьер-министр Австралии Джон Говард попросил об участии войск Сингапура в операции, и премьер-министр Го Чок Тонг согласился. Правительство Сингапура решило направить в Восточный Тимор военных врачей, военных наблюдателей, офицеров связи и тыла, и 2 десантных корабля, – всего 270 человек при населении 3 миллиона человек.

Через день после того, как ООН одобрила размещение международных сил в Восточном Тиморе, группа военнослужащих вооруженных сил Сингапура прибыла в Дарвин. Командующий миссией ВСС, полковник Нео Киан Хон (Neo Kian Hong), вместе с командующим межнациональными силами генерал-майором Питером Косгроувом (Peter Cosgrove), вылетели в Дили (Dili), на Восточный Тимор, для встречи с представителями оперативного командования Индонезии по восстановлению порядка в Восточном Тиморе. Так что когда 20 сентября первая партия межнациональных сил прибыла в Дили, в группе Косгроува был и представитель Сингапура.

28 сентября 1999 года австралийский еженедельник «Буллетин» (Bulletin) написал: «Доктрина Говарда (премьер-министр сам ее так называет), заключается в том, чтобы Австралия играла в регионе роль „заместителя“ мирового полицейского – США». Это сообщение газеты вызвало немедленный ответ со стороны заместителя премьер-министра Малайзии Абдулы Лиадавла (Abdullah Liadawl): «Нет никакой нужды в том, чтобы какая-либо страна играла роль лидера, командира или заместителя. Они (австралийцы) не считаются с нашими чувствами». Официальный представитель министерства иностранных дел Таиланда высказался более дипломатично, заявив, что было бы неприемлемо, если бы австралийцы назначили себя заместителями американцев по поддержанию безопасности в регионе. Напряженность стала спадать после того, как 27 сентября Говард заявил в парламенте, что Австралия не являлась заместителем США или любой другой державы, и что термин «заместитель» был придуман корреспондентом газеты «Буллетин».

Премьер-министр Малайзии Махатхир подлил масла в огонь во время своего участия во встрече Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке, подвергнув критике действия австралийских войск как «чрезмерно властные», приведя в качестве примера действия австралийских военнослужащих, приставлявших дула автоматов к головам подозреваемых членов милиции. Он добавил: «Индонезия вложила в Восточный Тимор значительные средства, и международному сообществу следует позволить Индонезии использовать демократичные методы правления и продемонстрировать жителям Восточного Тимора, что они могут извлечь пользу от интеграции в Индонезию». Лидер Восточного Тимора Хосе Рамос-Хорта (Jose Ramos-Horta), разделивший Нобелевскую премию мира (Nobel Peace Prize) с епископом Карлосом Бело (Carlos Belo), ответил, что Малайзия «очень плохо показала себя с точки зрения соблюдения прав человека в Восточном Тиморе. Ни у кого не получается наладить сотрудничество с командующим малайзийским контингентом. Это может привести к всеобщей компании гражданского неповиновения».

Этим заявлением Рамос-Хорта хотел отклонить предложение Генерального секретаря ООН о назначении представителя Малайзии командующим миротворческих сил ООН, которые должны были заменить межнациональные силы ООН в Восточном Тиморе в январе 2000 года. Он добавил: «Восточный Тимор не хочет быть частью АСЕАН, мы хотим быть частью Южно-Тихоокеанского форума». Лидеры Восточного Тимора пришли к выводу, что их наиболее надежным соседом являлась Австралия.

Австралия была втянута в конфликт в Восточном Тиморе. Во время Второй мировой войны австралийские войска, сражавшиеся там с японцами, получали помощь со стороны местного населения, которое японцы жестоко карали. Чувство вины австралийцев усугублялось тем, что премьер-министр Гаф Витлэм несколько раз встречался с Сухарто и согласился с его намерением оккупировать и аннексировать Восточный Тимор. (Индонезийцы говорили, что Витлэм даже поощрял Сухарто сделать это). В 1976 году, во время принятия резолюции ООН по Восточному Тимору, Австралия голосовала на стороне Индонезии. Сингапур тогда воздержался. Когда вслед за оккупацией, случившейся в 1975 году, последовали репрессии, бойцы сопротивления в Восточном Тиморе стали базироваться в Австралии. Этот очаг напряженности тлел на протяжении 24 лет.

Когда Пол Китинг встретился со мной в сентябре 1999 года, он предсказал, что Австралия окажется втянутой в продолжительный конфликт с Индонезией. Он добавил, что письмо, которое Говард направил Хабиби, могло разрушить те хорошие отношения с Индонезией, которые он кропотливо создавал. Эти отношения достигли своей наивысшей точки в 1995 году, когда Сухарто и он подписали пакт безопасности. Как он и предвидел, 16 сентября 1999 года, на следующий день после того, как Совет Безопасности ООН одобрил создание межнациональных сил для размещения в Восточном Тиморе, Индонезия разорвала пакт.

Развитие ситуации в Восточном Тиморе вдохновлялось австралийскими средствами массовой информации и общественностью, португальским правительством, заставлявшим Европейский Союз оказывать давление на Индонезию на каждой международной встрече, а также средствами массовой информации США, неправительственными организациями и деятелями Конгресса США. Они выступали с нападками на Индонезию на каждом международном форуме, что затрудняло ее положение. Хабиби полагал, что он сможет избавиться от этого груза с помощью своего предложения. Но ни Австралия, ни Европейский союз, ни США не требовали и не желали предоставления независимости Восточному Тимору. Хабиби не отдавал себе отчета в том, что индонезийские националисты никогда не простят ему предложения провести референдум, единственным результатом которого могло быть только провозглашение независимости Восточного Тимора.

Являлось ли предложение о самоопределении Восточного Тимора разумным или нет, Австралия поступила правильно, возглавив межнациональные силы ООН в Восточном Тиморе, чтобы прекратить совершавшиеся там зверства. В то время, как ни один азиатский лидер не выступил с поддержкой Австралии, все они понимали, что действия Австралии предотвращали дальнейшее ухудшение и без того катастрофической ситуации. Это была операция, которая дорого стоила Австралии в экономическом и политическом отношении. Ни одна страна региона, за исключением Австралии, не взялась бы за решение этой задачи. Если бы после того, как Австралия сыграла определенную роль в событиях, которые привели к референдуму о предоставлении независимости, она не повела себя подробным образом, это вызвало бы презрение к ней со стороны ее соседей. То, как твердо и спокойно генерал-майор Косгроув командовал межнациональными силами ООН в Восточном Тиморе, заслужило молчаливое одобрение многих лидеров региона. Как и ожидалось, толпы индонезийцев проводили ежедневные демонстрации у посольства Австралии в Джакарте. Граждан Австралии, работавших в различных городах Индонезии, пришлось эвакуировать.

Я с замиранием следил за тем, как развивался кризис в Восточном Тиморе. Говард и Довнер основывали свою политику на действиях Хабиби, который стремился убедить народ Индонезии переизбрать его на пост президента, демонстрируя, что такие международные лидеры как Джон Говард высоко ценят его в качестве демократа и реформатора. Тем не менее, австралийские лидеры упустили из внимания те мощные силы, с которыми Хабиби должен был бороться: в Восточном Тиморе было более 5,000 могил индонезийских солдат; большие плантации кофе и других культур, разделенные на участки и переданных отставным офицерам вооруженных сил Индонезии; высокопоставленные офицеры вооруженных сил опасались, что провозглашение независимости Восточного Тимора может привести к подъему движений сепаратистов в Ачехе и других провинциях. Хабиби не мог уступить Восточный Тимор без серьезных последствий для себя.

Я подозревал, что милиция попытается повлиять на голосование, используя любые методы, но я никогда не думал, за две недели, прошедшие между обнародованием результатов референдума и прибытием сил ООН, они так систематически опустошат страну. Для вооруженных сил Индонезии потворствовать милиции не имело смысла, но в том, что произошло в Восточном Тиморе, вообще многое не имело смысла, поэтому Сингапур, как и другие страны АСЕАН, предпочитал стоять в стороне от проблем Восточного Тимора.

Когда Абдурахман Вахид стал кандидатом в президенты, 13 октября он заявил, что Австралия «плюнула нам в лицо» и предложил заморозить отношения с Австралией. Через десять дней после его избрания президентом он сказал: «Если Австралия хочет, чтобы 210-миллионный народ Индонезии принял ее, мы примем ее с открытым сердцем. Если они хотят отгородиться от нас, – так тому и быть». Посол Австралии напряженно работал над тем, чтобы сделать риторику более умеренной, но до того как отношения станут такими, какими они были до кризиса в Восточном Тиморе, потребуется еще некоторое время.

В ходе азиатского кризиса австралийцы прошли крещение огнем. Премьер-министр Джон Говард мог не вполне понимать, сколь опасно иметь дело с таким промежуточным президентом как Хабиби, но, когда настал решающий момент, Говард действовал так, как следовало действовать премьер-министру Австралии. Заручившись сильной поддержкой австралийских средств массовой информации и общественности, он послал австралийские войска во главе межнациональных сил ООН в Восточный Тимор, несмотря на угрозы со стороны членов милиции о возможности жертв среди австралийцев. Эти события с очевидностью подтвердили, что судьба Австралии больше связана с Азией, чем с Англией или Европой.

Моя первая встреча с Гафом Витлэмом в качестве премьер-министра Австралии произошла на встрече руководителей стран Британского Содружества наций в 1973 году в Оттаве. Витлэм был красивым человеком, очень заботившимся о своем внешнем виде. Он был сообразителен, но вспыльчив, а его остроумные ответы бывали импульсивны. Витлэм гордо заявил собравшимся лидерам, что он изменил жесткую иммиграционную политику Австралии и больше не станет требовать от жителей стран Азии, получивших образование в австралийских университетах, покидать страну после их окончания. Я критиковал его за это, указывая, что Австралия принимала только квалифицированных и получивших образование жителей Азии, что создавало серьезную проблему «утечки мозгов» для Сингапура и его бедных азиатских соседей. Витлэм был разъярен.