Текст книги "Богатая наследница"

Автор книги: Ксения Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Паша забыл о головной боли. Он озверел.

... Молюска! Дура! Ну, как с ней иметь дело?

Да и не будет он иметь! Дай только само дело совершить...

– Я хотела... Я сказала ему... А он...

Надюшка замолчала, потому что не собиралась сообщать Паше, по крайней мере сейчас, как и что говорил Клим.

Паша крутой парень.

– А он ушел, – закончила она.

Паша задумался, но не надолго.

Его очень смутило бегство Клима.

По всем данным он этого не должен был делать.

... Но вот как искать эту сволочь? Где он? Что не дома, точно. Детективы, небось, читал, не станет подставляться по-дурному! У друзей-товарищей схоронится... Что Клима разыскать, – не штука, Паша был уверен. Но кто будет его разыскивать?

Надо исходить из того, что имеются он и эта курица.

– Ну, и где будем искать Клима? Ты виновата, что он ушел, начал Паша, – вот и подскажи, что делать!

– Пашенька, откуда мне знать! Домой он, наверно, поехал...

Паша подошел к ней, резко и крепко схватил за подбородок, так, что у неё к щекам сразу разлилась краснота.

– Все Паша, все Паша! Привыкли, курицы отмороженные! А денежки потом пополам? Так, что ли? Вот если ты сейчас ничего не придумаешь, – придумаю я, но тогда – ухват тебе в нос! Тебе и твоей семейке ничего не обломится! Я тут в поту изгаляюсь, на работе меня заменяют, деньги другому идут, а ты задницу отращиваешь?

Он отшвырнул её от себя.

Она упала на тахту и залилась слезами.

– Только и умеешь, – сырость разводить. Куда тебе, дуре, с серьезными делами связываться! Отваливай домой. Уволена.

Паша, конечно, врал, что Надюшка ему не нужна.

Но баб надо держать в ежовых. Особенно Надюшку. Чтобы она привыкала к мысли, что ей ничего не достанется, – не за что!

На коротком поводке должна бегать Надюшка, – а вдруг она сообразит, что Паша-то ей вовсе не нужен, когда выйдет замуж за Клима?.. Тогда Паша, и ей, и ему, – покажет, где раки зимуют.

Паша встал, вынул кобур из шкапа и надел на предплечье.

Втихаря глянул на Надюшку.

Та замерла.

... Вот так.

Он пришел в благодушное состояние.

– Ну, золотая моя, теперь давай поговорим всерьез. Ты, конечно, своей башкой ничего не придумаешь, это ясно. Придется тебе действовать по моему плану.

Надюшка вся сжалась.

... Что он ещё придумал? Она так устала ото всего!

Ей захотелось уйти домой, лечь в постель, накрыться с головой одеялом, – чтобы ничего не слышать и не видеть. И лежать, пока не умрет. Или пока кто-то добрый не скажет, что все кончилось по-доброму. Пусть без денег! Она их уж не хочет. Даже без Паши... Мелькнула крамольная мысль. Он стал такой злой и чужой!

А раньше?..

... Раньше он был добрый, подумала она и тут же ей пришло в голову, что Паша был ВСЕГДА ТАКИМ!

А тот объяснял ей, что она должна делать.

Она должна поехать на дачу и повиниться перед Элькой. Просить прощения, плакать-рыдать, что хочет, но чтоб та простила. И узнать, где Клим. Может просто – на даче?.. Тогда дать знать ему, Паше. Он будет неподалеку, пусть она не сомневается...

– Если же его нет... – Паша приостановился, – опять же выпроси, выспроси его адрес.

– Чего же я ей скажу? Зачем мне его адрес? Чего придумать-то... Пролепетала совсем убитая Надюшка.

– Да, вот, что придумать? – Издевательски спросил Паша, вот, что? Ну-ка, попробуй пошевели мозгами, если они у тебя ещё остались.

Он что-то смешное вдруг вспомнил и смеясь, сказал, – конечно, с мозгами у тебя напряг. Ты хоть знаешь, с кем у писателя гуляла?

Паша прямо-таки давился от смеха.

– С голубым! Это все знают, Клим сказал! Нашла!.. – Паша валялся от хохота, а Надюшка стояла оплеванная и униженная.

... Вот почему Юрий Николаевич какой-то не такой! А они с матерью решили, что Надюшка его запросто окрутит!

От обиды перехватило дыхание и горючие слезы зарождались уже где-то совсем близко от глаз.

... Врут они все, подумала она. Но в том ли, в ином варианте новость добавила гадости в душе.

– Значит, не знаешь, что сказать Эльке. Совсем соображение отшибло. Ставку, паскуда, на того хмырюгу делала? Не вышло...

Паша перестал смеяться и утер смешные слезы.

– Запомним. – Констатировал казалось бы добродушно Паша. – А теперь послушай. Скажешь Эльке, что ты дала Климу кошелек, расплачиваться в автобусе... И забыла взять. Или не кошелек, а любимые перчатки сунула ему в карман? Или зонтик забыла в автобусе, а он подобрал? Или ещё какую-нибудь хрень. – Добродушие утекало из Паши как вода из худой посудины, – он становился, как обычно, – злобным. – Ну, что молчишь? Или что-то тебе не нравится? Скажи, Надюша, не стесняйся. Давай!

– Паша, – взмолилась Надюшка, – она же не поверит! Зонта у меня не было. Перчаток – тоже... А кошелек... Вроде бы я Клима, её мужа, вором считаю?.. Да не смогу я соврать! Она увидит!

– Сможешь. – Жестко заявил Паша, – А – нет, пеняй на себя.

И ушел на кухню готовить себе завтрак.

Туда же вползла Надюшка.

– Пашенька, миленький, – запричитала она, – она ведь тоже не дура, поймет. Возьмет и вызовет кого...

– Кого? – Паша еле сдерживал бешенство. – И как успеет? И что ты такого спрашиваешь, чтоб ментов вызывать, а? Мозгов у тебя совсем нету!

... Ох, как же чесались у него руки! Вмазать бы ей по высшему разряду! Но нельзя фингалы сегодня ставить. Пока. Но вот наподдать так, чтобы не заметно для других, – это можно. И надо собираться на дело. Там видно будет, как. Эта дура ничего без него не сможет.

Паша с криком – кийя! – отмахнул Надюшку своей толстой ножищей.

Она этого не ожидала, но как-то инстинктивно сжалась, и все равно отлетела как пух. Упала на спину, плечом ударившись о кресло. Дикая боль в лопатке пронзила её. Но она не заплакала, только вскрикнула.

И лежала, не шевелясь.

Она ждала, когда он будет убивать её.

Молила только, чтоб было не очень больно.

Глаза у неё были закрыты, а из-под ресниц лилась вода, – не слезы, – а слезная вода...

Убивать Надюшку Паша не собирался. Она ему была нужна.

Он подошел к ней, приподнял её, положил на диван.

Она застонала.

– Вот ты меня до чего довела. Я ведь женщину никогда пальцем не тронул, закон у меня такой, – женщин не бить. Все ты... Ну, ладно, обойдешься. Выпей винца с анальгином и все будет хокей. Думаешь, я тебя в полную силу? – Паша рассмеялся, – Ты че! В полную силу б, – тогда от тебя ошметки бы летели! Давай-ка не притворяйся.

Он попытался усадить её на диван. Она вскрикнула и рука у неё повисла как плеть.

Паша замандражил: неужели у неё что-то сломалось? Ни хрена себе! Подумаешь, отмашку сделал!

Надюшка смотрела на него остановившимися газами. И дрожала.

Таким Пашу она ещё не видела.

Ничего ей не нужно, если это оплачивать здоровьем... Между прочим, Элька-то – жизнью.

Ее вдруг окатило как кипятком.

До сегодня она не задумывалась, что и как. И только когда почувствовала на себе, что такое дикая боль от удара и ужас, что удар повторится, – внезапно просветлела и ощутила до конца, что они задумали. Душегубство! И разве Паша оставит её, Надюшку, в живых после всего?.. Нет, отчетливо прозвучало в ней.

Но Паша! Отец Викочки! Ну и что, так же холодно звучало в ней.

Паша собирался быстро, по-военному.

Бросил в сумку какую-то коробку, ножик в кожаном футляре, кошелек, папку для бумаг почему-то. Надел куртку и темные очки и, повернувшись к Надюшке, коротко кинул, – ну?

Она наблюдала его сборами как бы со стороны. Будто её это не касалось. И стоило ей только двинуться, как острая боль пронзала руку и спину.

... У меня что-то сломано, думала она. Не с ужасом, а с каким-то странным остановившимся любопытством, – рука или лопатка? Как же я поеду? А не поеду я! Скажу, – не могу и все.

Но это были, как говорится, досужие мысли.

Как это она не поедет? Разве Паша ей позволит?

Конечно, он ей не позволил.

– Ты что? – Заорал он, – издеваешься? Вставай! Нечего притворяться!

Она покорно попыталась встать, но в руку отдало болью и Надюшка со стоном свалилась на диван.

По лицу Надюшки, по враз разлившей синеватой бледности, Паша понял, что дело – кисло, но виду подавать не собирался.

Полез нервно в шкаф, достал длинный шарф и начал неуклюже наматывать его на надюшкину руку.

Надюшка стоически терпела боль. Но когда он протянул шарф ей за шею и завязал концы, почувствовала некоторое облегчение.

Паша это увидел. Миролюбиво погладил её по голове.

– Надюшка, не журысь! Смотаемся туда-сюда и сходишь ко врачу. А сейчас поедем. На машине поедем. Таблеток возьми еще. Доберемся. А к Эльке может так и лучше? Пожалеет... Даст адресок мужичка своего безо всяких. Давай, Надюха... – И не преминул добавить, – все ж-таки ты – как чучело огородное нескладное. Люди ещё не так падают и ничего, а ты – заяц фарфоровый. Раз! и лопнул. Одно слово молюска... – буркнул он свое самое обидное определение.

Они летели с ветерком по шоссе, обгоняя машины.

Надюшка сидела сзади. Паша велел. Чтоб, не мешала.

– А то ещё вторая рука лопнет, – шутканул он.

Надюшка думала думу.

... Как сказать Паше, что Клим – не муж Эльке?.. Может, тогда повернет обратно, домой, в Пушкино?.. Зачем ехать искать Клима? Он теперь не нужен. Паша разозлится. Нарочно поедет на дачу и там устроит!..

Надюшка боялась даже думать, что устроит Паша.

А Элька там одна.

Нет, все же надо ему сказать. Только не на ходу. Попросить остановиться. Вон, в лесочке постоять...

– Паша... – Обратилась она к нему как можно ласковее и тише, – на минуточку остановись.

– С какой это радости? – Буркнул Паша.

– Сказать мне что-то надо... – Прошептала Надюшка.

Он остановил машину. Обернул к ней злое отекшее лицо, – Ну?

– Паша, мне Клим сказал, что он Эльке не муж, они давно развелись, он для понта трепал...

Надюшка замолчала и ждала. Паша тоже молчал, потом схватил её за волосы, дернул что есть силы, она завизжала, а он прошипел, убить тебя – и то мало. Ладно, спасибо, что сказала, очень благодарен. Теперь планы другие будут.

Увидел, что она плачет, заорал, – чтоб я тебя за дорогу не слышал ни зги – выкину на ходу! Но долго не ехал, тяжело молчал, о чем-то думал. Потом резко рванул с места. Надюшке было страшно до ужаса, но она собралась с силами и спросила, – Па-аш, ты чего надумал? Скажи хоть мне.

Паше до страсти не хотелось делиться с этой дурой своими планами, – не болван же Паша-бармен! Но сказать кое-что надо. Нужна ещё Надька, так её растак, Но это ж надо, – Климушу-пьянь упустить!

– У меня против этой селедки Эльки заначка есть, сынок её, поняла? Как жахну ей про Питер, – она все отдаст и все подпишет, – и Паша самодовольно хлопнул ладонью по кожаной папке, которая лежала на сиденьи. – Клим не муж, ну и пошел он! А ошибки свои будешь исправлять сама.

– Но как, Пашенька? – Чуть не завопила Надюшка, поняв, какую страшную вещь задумал Паша, – у меня рука не двигается же!

– Рука твоя никому и не нужна, – вдруг мерзко хихикнул Паша, – мы подъедем, ты пойдешь на дачу и вызовешь Эльку на разговор, на улицу. Что хочешь, то и ври, – я тебя избил, ты меня боишься. Вытащишь её, поняла? А там уж я сам. – А если она не пойдет? – Тихо спросила Надюшка. – Жду десять минут и стану действовать сам, но тогда вам всем мало не покажется. Сообщил Паша, передвигая кобур из-под предплечья на грудь. – Да не забудь узнать, кто в доме.

Надюшка похолодела, когда поняла, какая страшная участь ждет Эльку. Глава 31

Эля читала в гостиной свою Сару Ли, находя там все больше точек соприкосновения со своей судьбой.

Бэтт и Джерри встретились.

Но ни он, ни она не возымели друг к другу симпатий.

Бэтт донимали странные звонки, какие-то не внушающие доверия люди приходили к ней с безумными предложениями: продать дом, помочь устроить шикарную жизнь в Мексике...

А Джерри ухлестывал за роскошной фотомоделью, – Даной Ривз, её соперницей, которая вдруг появилась на горизонте...

Катя споро, – как и все, что она делала, – готовила на кухне обед. Ей хотелось поговорить с Элей, чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве. Но видя, что Эля углублена в книгу, молчала и раздражалась. Она должна сегодня звонить Илье, а сказать ей нечего. А она так изгрызла Илью за его неумелость и бездейственность!

И предложила, – хотите пирожки сбацаю? С рыбой и яйцами, и с грибами...

Эля аж подпрыгнула.

– Я так люблю пирожки! Сама умею, но для себя одной, лень... Ой, Катюша, сделайте! А я приглашу в гости соседку Анастасию. Кстати, – она посмотрела на часы, – у нас с ней время оздоровительной прогулки. Надо идти. Отдай и не греши, до реки, там вдоль берега, – до плотины, и обратно. Два часа. Проверено.

Катя тут же почувствовала к ней симпатию.

... Значит, Элька ей доверяет...

Пожалуй, Илье она кое-что сегодня расскажет!

Эля прошла к соседям, и они с Анастасией, похихикав, отправились, якобы, на прогулку ( Катя проследила за ними со второго этажа), а сами, от леса, пробрались задами-огородами, и залезли на даче у Анастасии на чердак.

Там у них с братом, ещё с детских лет, была, – и осталась, смотровая площадка, затененная деревьями, открывающая вид на дачи. С неё были видны окна гостиной у Эли.

Катя вначале вымыла посуду, поставила тесто, смолола рыбу и яйца, и с чистой совестью и замирающим сердцем отправилась на чердак. Заложив для Эли легенду, – если та прибудет неурочно: Катя хочет навести везде порядок,

Сваленные в углу стулья она увидела сразу.

И шкаф-гардероб – тоже.

Илья все хорошо объяснил.

Она рванулась туда и стала отставлять стулья, стараясь заметить, как они лежали. Шкаф оказался тяжелым, но Катя с её силищей и габаритами, легко с ним справилась. И её глазам предстало – БЮРО! Да, оно в самом деле существовало!

... Что если она прямо сейчас найдет здесь сокровища? Сразу же убежит? А как же паспорт? И где он? Эх, взять бы все и мотать отсюда! Элька же явно ни черта про бюро не знает!

А вдруг – знает?

... Если знает, то тут уже ничего нет, резонно заметила себе Катя. Тогда придется увольняться. Пусть печет себе пирожки сама!

Эля с Анастасией смотрели во все глаза.

Они видели, что Катя задернула все шторы в гостиной и, по всей видимости, отправилась наверх. И решали: идти Эле сейчас или нет. И увидеть Катю за "делом"?.. А если она там просто прибирает? Не станет же она в первый же их уход шуровать на чердаке?

– Катю необходимо схватить за руку. Буквально. Иначе, – сказала Анастасия, – от такой тетки, фиг, чего добъешься.

А "тетка" шуровала-таки на чердаке.

С неё градом тек пот, – и страшно было, и возбужденно-радостно от приближения к тайне!

Время поджимало. Мало ли, может, сегодня у подружек не заладится с настроением?..

Припрутся, а Кати нет. И тесто, такое-рассякое, уже, скорее всего, созрело!

Хотела было уже рвануть крышку бюро, но побоялась, – долго, и грохоту наделает, – не услышит, если заявятся дамы.

Стала простукивать стенки. Три – звенели пустотой, четвертая же отозвалась звуком более плотным. Катю бросило в жар. С собой у неё был ножик, но тут надо что-то другое. Бюро было слажено на диво. Старое, можно сказать, – древнее, треснутое, а крепости не занимать.

Внизу хлопнула калитка. Катю передернуло. Идут эти бабы!

Она кинула стулья в угол, двиганула шкаф, уже не обращая внимания на то, как все стояло прежде, и скатилась вниз.

Вся в пыли, в жару и поту.

Дамы щебетали на террасе.

Эля удивленно посмотрела на Катю.

– Что с вами, Катя? – озаботилась она, – за вами гнались?..

Но не промах девка, была наша Катя.

Она совершенно спокойно ответила, – тут какой-то мужик подозрительный шлялся. Стучал в калитку, чего-то бормотал... Я пошла посмотреть сверху, ушел он или нет. Ушел.

– Ну и хорошо, – откликнулась Эля.

Катя была бы не Катей, если бы через сорок минут на столе не грудились в блюде румяные пирожки с рыбой, с пылу, с жару.

– Клад у тебя, а не Катя, – позавистничала Анастасия, – умыкну я её у тебя, Элик.

И они все весело рассмеялись.

Помыв посуду, Катя попросила у Эли разрешения позвонить своим.

– С ребятами, – сказала она, – сидит сестра.

Анастасия ушла, а Эля снова принялась за "Бэтт", – впервые её заинтересовал американский сладкий роман!

Катя унесла телефон на террасу, но дверь не закрыла: вроде не мешает Эле, и вроде та если захочет, может услышать все, о чем Катя говорит.

Хорошо, что к телефону подошел Илья, а не кто-то из ребят.

– Ну, – выдохнул он, услышав катино, – привет, сестренка!

– Да. Здесь очаровательно. Очень... – залопотала она, чуть присюсюкивая, как считала, должны беседовать две любящие сестрицы. Вместе с тем сообщая, что у НЕЕ ВСЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО, – В СМЫСЛЕ БЮРО!

Так они договаривались.

– Оно там? – не поверил Илья, имея в виду уже сокровище... Ему все ещё не верилось, что ТАМ что-то есть.

– Да, конечно. Чудное место, воздух... Как вы? – Щебетала Катя, а Илья злился.

... Неужели она не может придумать, как точнее сказать, чтобы он, наконец, ясно понял.

И он снова уточнил, – ТАМ ЧТО-ТО ЕСТЬ? Ты смотрела?

– Ну, да, – тоже раздражилась Катя – я же тебе говорю, мне замечательно. Только скучаю по вас... Приезжайте! Элинор Владимировна разрешила.

– Когда? Катя, скажи вразумтельнее... – Взмолился Илья.

Катя злилась и на него, и на Эльку, которая, как приклеенная, сидит в гостиной! Вышла бы куда-нибудь!

И тут Эля, будто услышав её просьбу, взяла книжку, и отправилась наверх.

Она поняла, с кем проводит беседу Катя и уверилась, что вскорости ждать ей в гости... Илью.

Проводив Элю взглядом до конца лестницы, Катя зашипела в трубку, – ты совсем свихнулась, "сестричка"! Ты что, не понимаешь, что она была рядом? Да, ЕГО нашла. Нужен ты. Приезжай, как бы за кейсом. Жду.

Она вспотела пока говорила с этим недотепой. хх

хх

хх

хх

Бесцельно и бессмысленно пошлявшись по квартире, Клим понял, что не выдерживает. Необходимо выйти, иначе он лишится рассудка.

И вдруг совершенно четко решил ехать к Стаху.

Клим расскажет ему все, до последней черты.

Постепенно, с уходом из организма алкоголя, – снова заворошился, как проснувшийся еж, – ужас.

Клим заметался. Волосы шевелились на макушке при мысли о том, что Эльке грозит страшная опасность.

Этот Паша-Игорек наймет кого-то еще. А эта тварь расскажет, что Клим говорил, с какими словами ушел.

Надо ему был выступать! Но свершенного не вернешь.

Того же Илью наймут. Тип скользкий, неизвестно, что ищущий.

Да, надо ехать к Стаху.

Увидев Клима Стах не удивился, – по крайней мере по виду. Сказал, "привет", вынул из бара бутылку мартини, бросил на стол пачку "Парламента", поставил жратвы.

Клим решил рубануть смаху. А там пусть Стах разбирается.

– Стах, я виноват во всем, – начал свою исповедь Клим, – никакой я Эльке не муж, и не буду им. Я тебе соврал. Она меня попросила вроде бы объявиться на новоселье, и больше ничего. Фикция. Ни расписок, ни прописок ,и ничего остального. Страшновато ей одной. Вот по старой дружбе и опросила, чтоб никто не вязался, ну и для охраны, – Он усмехнулся криво, хорош, конечно, охранник. Мы так придумали. Ты прости...

– Почему ты передо мной оправдываешься? – Холодновато удивился Стах, я лишь дальний недавний знакомый.

Неизвестно почему, именно сейчас Клим понял, что этих двоих, Эльку и Стаха, связывает нечто большее, чем просто знакомство. Он понял, – как озарило! – что Стах неравно дышит к Эльке, и она – тоже... Но ведь он из этих... Геев? Как же тогда?..

Клим молча смотрел на Стаха, а в мозгу прокручивалось неожиданное открытие.

– Что ты замолчал? – усмехнулся Стах, – продолжай. Ну, вы не муж и жена. Проехали. Дальше. О чем ты ещё хочешь сказать?

– Дальше?.. – Переспросил Клим, – дальше я скажу тебе, что ей угрожает опасность. Меня подрядили её убить.

Стах вскочил.

– КТО? Чего ж ты тут разводишь! Муж, не муж! Кто заказал?

– Игорек, или Пашка он, я не знаю точно... Надька его любовница... Прошептал Клим.

– Толстый, маленький, белесый? – Быстро сориентировался Стах.

Клим утвердительно качнул головой. И вдруг все напряжение последних суток вылилось у него в бурное рыдание.

Он рыдал и, привалившись к руке Стаха, бормотал сквозь слезы, но я убежал, убежал... Согласился, а потом сбежал от них.

– Надо ехать к ней, Клим! Потом, все потом! – Крикнул Стах и схватил с вешалки куртку.

– Я... Я украл у них деньги. Баксы... Из кошелька... – Никого и ничего не слыша, кроме себя, продолжал признаваться Клим.

... Господи, какая же грязь, подумал Стах. Но на лице его ничего не отразилось.

Никогда никому Клим ни в чем не признавался.

Даже себе, – наряжая свои деяния в одежды миленьких шуточек и вполне безобидных проделок. А сейчас, Стаху, – вылил скомканную, безумную исповедь. Бесстыдно откровенную.

Он засунул в карман куртки кастет и тряхнув Клима за плечи, спросил, ты едешь?

Тот был полностью выпотрошен. Бледный, осунувшийся, с отрешенным взглядом, он как бы ничего не понимал.

– Оставайся, – решил Стах, – я поеду с Леоном и Максом.

А Клим вдруг вспомнил ещё одну свою промашку.

– Стах, я рассказал всем, что ты "голубой"... И Эльке.

Стах уже был у двери, но тут остановился.

И пристально смотрел на Клима. Тот опустил голову.

– За это бьют по морде, Климуша, потому что никого не должна касаться личная, частная, жизнь другого человека. Но за то, что ты во всем признался, я этого делать не буду, – услышал Клим жесткий голос Стаха, Так вот. Запомни, – я не отношусь к этому братству. О Леоне с Максом ты тоже трепанулся? Или нет? Не завидую тебе, если они о твоем трепе узнают. Они же не интересуются, с кем ты спишь? Кстати, они оба – хорошие товарищи, верные. А кто они друг другу, меня не интересует и не касается.

– Как? Ты не... – Поднял голову Клим и уставился на Стаха.

Тот усмехнулся, – я "не". Короче, Клим, ты едешь?

– Еду, – вскочил Клим и ещё раз попросил, – прости меня...

Стах разозлился.

– Я конечно, тебя прощу. Но жизнь ты мне испортил. Я люблю Элю. И ты виноват, что у нас с ней происходит такая ерунда.

– Стах, я все ей скажу, я сделаю все... – забормотал Клим.

– Ну вот еще! – Откликнулся Стах. – Не лезь больше ни во что. Уже будет благо. Я сам.

Они выскочили во двор и сели в машину.

С дороги Стах позвонил Леону и попросил его приехать на дачу. И захватить Макса.

– Дело на сто миллионов, – так сказал Стах.

Клим понял что это пароль.

... Он с ними дружит или все-таки "ихний"? Мучительно соображал Клим. Теперь он чувствовал за Эльку какую-то странную, почти отцовскую, ответственность. Он не даст её обмануть!

Киллер и его жертва. Киллер, перечеркнувший заказ.

Дико звучало это.

Глава 32

По крыше заунывно постукивает дождь.

Настроение у Эли мрачное и вместе с тем она ощущала какое-то нервное возбуждение.

Хотелось то ли бежать куда-то, то ли заорать во всю мочь, то ли устроить разнос Катьке, все ей высказав, и прогнать прочь.

А не изображать из себя пустую дамочку, которая без ума от американских романчиков. Зачем это? Не лучше ль сразу?..

Она почему-то опять кого-то слушается. На этот раз – Анастасию. Та предупредила её.

– Не вздумай устраивать им выволочку. Доведи игру до логического конца. Притворяйся, сколько возможно, и – сверх этого. Я приду, помогу. Это такие оторвы, особенно твоя Катя, – оклемаются и что-нибудь ещё придумают. Надо за ушко и на солнышко.

Эля, скрепя сердце, согласилась.

Интересно, где другая пара? Паша и Надя? И Клим? Что-то их не слышно. Наверное, сегодня она их "услышит"... Промелькнул зыбким воспоминанием Стах... Был ли, не был? И тот фантасмагорический вечер под дождем, у Андроньевского монастыря... Не надо вспоминать.

И вдруг возникло боевое настроение, Эля красиво приоделась, в велюровые джинсы, золотистый свитер, и спустилась вниз.

Она встретит врага во всеоружии. Своей красоты.

Больше у неё никакого оружия нет.

Венечка ещё крошка и защитить хозяйку, захочет, но не сможет.

Катя тоже принарядилась.

В шелковые брюки и синюю майку с вышитым серебряным парусником.

... Для своего Илюши, подумала насмешливо Эля и решила, что разведку небольшими боевыми действиями должна начать она, чтобы лишить врага благодушия.

– Катюша, вы такая красивая и нарядная! Кто-то приедет? Лукаво склонила Эля голову набок, – у вдовы есть любовь? Не смущайтесь, успокоила она "вдовицу", – есть одна картина прошлого века, – "Всюду жизнь", – она про все такое...

У Кати нехорошо ворохнулось сердце, но она лучезарно улыбнулась.

... Чего эта Элинора такая веселая и красивая? Неужели что-то знает?.. Но откуда ей что-то знать! Говорила по телефону Катя осторожно. А о их связи с Ильей черт не поможет узнать ( Заметим, черт и не поможет, пожалуй, а вот – случайность. О ней никогда нельзя забывать)!

Эля увидела, что у Кати глаза наливаются недоверием.

... Ох, Ираида, Ираида! Ты знала? Предполагала такое?..

Пришла Анастасия, как они договорились с Элей.

Также причепурившейся не на шутку.

Они обе врозь решили, что перед битвой надо становиться истинными красавицами.

Одетая в домашнее шелковое длинное платье, густого темнозеленого цвета, с отделкой из кружев...

С прической – непослушный бэби, – в притемненных очках и с хорошо наложенным макияжем, Анастасия являла собой пример того, как женщина может, – за пару часов, – молодеть до изумления.

– Какие у нас женщины! – Произнесла она, стоя на пороге, – И это осенью, в дождь, – а что будет весной? Все с ума сойдут! Мужчины, я имею в виду.

Катя подозрительно смотрела на них обеих.

Слишком веселых, слишком нарядных...

И каких-то таинственных. Черт их не знает, этих "светских" баб!

Ей захотелось быть подальше от них. Чуть-чуть, – и она бы сбежала...

Но произошло нечто непредвиденное.

По тропинке к даче шла... Надюшка, но в каком виде! Встрепанные волосы, всегда так тщательно уложенные в косу, бледное грязное лицо с синяком под глазом, рука перемотана шарфом и повязана как у детей – варежки – на шею... Катя оторопела. Эля просто в себя придти не могла, – опять эта Надюшка и в каком же теперь виде! – Надя! Что с тобой? – Крикнула Эля и побежала к ней. Надюшку трясло крупной дрожью, – ведь за калиткой стоял Паша, а у него пистолет... Из дверей выскочила Анастасия. ... Что же это? чуть не упала в обморок от страха Надюшка, сколько их!

Женщины продолжали ахать и трещать, но Надюшка собрала последние силы и сказала только Эле, – Эля, мне надо с тобой поговорить. Мужиков нет? Вдруг беспокойно спросила она. Она действовала как робот, заряженный хозяином, – Пашей. – Ни-кого-о, – удивленно протянула Эля, – а что? Что случилось? – Я все расскажу, все, – забормотала Надюшка и боком стала уходить к калитке. – Я сейчас, сейчас... – Ты куда, Надя? – крикнула Эля, но потом махнула рукой и разозлилась: да пусть катится, в конце-то концов! У неё есть мать, а я ей чужой человек! И ушла в дом.

В доме они стали обсуждать происшествие. Катя спросила, что это за чучело и не надо ли её погнать, Катя это сможет и она подняла над головой тяжелую отбивалку для мяса. Эля засмеялась, – ну, что вы, Катя, на неё дунь, она развалится. Вы, что не видите, она же не в себе. Если вернется, напоим, накормим и узнаем, в чем там дело.

Анастасия курила у двери в зимний сад, лицо у неё было настороженное. Она сказала Эле, – Не нравится мне этот приход. Она не одна, поверь. – Да ерунда это, Стася, что ты не видишь, в каком она состоянии? Ее Паша избил, уверяю тебя и она примчалась сюда плакаться.

Катя у плиты досыпала в свой заменитый борщ приправы, Эля отошла от Анастасии за сигаретами...

Распахнулась с грохотом дверь, и в дом ворвался с пистолетом в руке маленький толстый мужик в темных очках. Он заорал громовым голосом, – ни с места! Стоять! Всех перестреляю!

Женщины онемели и обездвижели, но никто из них не завизжал и не закричал.

Паша снова заорал, – мне нужна только одна! – Он ткнул пистолетом в Элю. – Остальных не трону.

Эля мельком подумала о своих "рыцарях" и, горько усмехнувшись, сделала движение к Паше...

Но тут что-то случилось: со страшым свистом пролетел мимо какой-то огромный огнедышащий предмет и Паша оказался лежащим на полу и дико орущим. А над ним бесстрашной древней воительницей оказалась Катя и наподдала ему прямо промеж ног своей сорок первого размера ногой в литой кроссовке, при этом приговаривая: не лез, срань, куда не просят. Паша скорчился, видимо, от невыносимой боли и вдруг странно затих.

Кастрюлю с борщом Катя метнула как ядро, пока он размахивал своим пистолем.

Началась истерика, но не слезная и мрачная, а сумасшедшая и с таким же сумасшедшим весельем. Эля валялась на ковре и то ли плакала, то ли хохотала, впрочем, – все вместе. Анастасия пыталась сквозь смех и икоту рассказать, как Катя метнула кастрюлю с борщом, а сама героиня – Катя сидела верхом на Паше и долбила ему сквозь смех и слезы: дурак, ты сначала узнай, что за женщины тебя встретят! А потом за свою говенную пушку хватайся.

Паше же было не до чего, он чувствовал, что сознание покидает его, и он, Паша, скоро умрет от этой проклятой кастрюли, от ожогов и страшенной боли в паху. ... А все сволота Надюшка, мелькнуло в затухающем сознании. Первой опомнилась Эля, она сказала, – девочки, надо же врача! – Обожмется! – Хохотнула Катерина. Она ловко обвязала Пашу веревкой и после этого убрала кастрюлю.

Пашино счастье, что борщ был какое-то время выключен, но рожа Пашина была совсем не в лучшем виде, да и подняться он не мог. Эля думала о Надюшке. ... Какая же ты, Надька дрянь, ну, какая дрянь! И ей стало отчего-то дико тоскливо и больно.

А за забором, на пожухлой траве валялась несчастная Надюшка. Она как только увидела Пашу, идущего с пистолетом на дачу, так и сомлела бездыханная завалилась, – счастливая, не чувствуя ничего, – ни хорошего, ни худого.

Подлетела как самолет синяя Вольва, из нее

выметнулись трое: Стах, Леон, Макс и бегом бросились к даче, калитка была не закрыта. Лежащую Надюшку они не заметили, кто-то даже споткнулся о неё и выругался. В машине остался Клим, у него пока не было сил двигаться, его трясло как в лихоманке.

Мужчины вбежали на дачу. Стах увидел только Элю, которая вдруг разрыдалась как маленькая и бросилась наверх, Стах помчался за ней. А Леон и Макс, оглядев поле боя, посмеялись, осмотрели полубессознательного Пашу, наддали ему разок-другой и Анастасия сообразила позвать Палыча. Тот пришел, ничего не сказал, взвалил Пашу на плечо и пробурчал, – полежит у меня в холодной сараюшке, оклемается, а там и милиция подоспеет. Ишь ты, какой прыткий, а кто ж его так? – Катя – С гордостью ответила Анастасия и Палыч уважительно посмотрел на эту большую блондинку, сказав, – такая деваха кого хочешь забьет.

Клим со стонами выполз из машины, он понимал, что сидеть здесь становится просто неприличным. Его пошатывало – ото всего того, что произошло с ним в последние дни. Но идти на дачу надо. И тут он увидел, как из желтой поломанной жалкой осенней травы поднимается – как черепашья женская голова, вся в листьях и грязи. Голова унывно то ли застонала, то ли завыла. И только тут Клим понял, что это Надюшка! Он побрел к ней, не испытывая ни зла, ни прочих любых чувств, присел перед ней на корточки и спросил: Ты что? Почему ты здесь?