Текст книги "Девственница"

Автор книги: Ксения Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Наташа. Дочь третьего секретаря, – в тон ему ответила Наташа и хотела снова надеть наушники (если он – сын посла, так она долж-на для беседы с ним прекращать свои занятия? Нет уж!), но моло-дой человек опередил её и спросил:

Скажите, почему вы такая хорошенькая и такая суровая? – Харак-тер такой, – ответила Наташа, – и потом, я занимаюсь.

Простите, что помешал. Вечно я не вовремя. Всю жизнь. Тоже та-кой характер, – попытался опять навязаться на легкий разговорчик сын высокого посла, но Наташа не собиралась с ним беседовать. И потому, улыбнувшись, по этикету – сказала:

Сожалею.

Алек весело рассмеялся:

Удаляюсь, но предупреждаю, что мы все равно увидимся, Наташень-ка, и не раз. В резервации не видеться невозможно!

Наташа как-то перестала слушать музыку и задумалась над появ – лением этого "высокого сына". Что он человек с юмором, и с иро – нией относится к своей роли – это видно, и это неплохо. И моло – дой, может быть, и поболтать когда-никогда будет с кем, а то ведь вообще – пустыня. Но он ей и не понравился. Чем? (кроме имени...). Она поняла, – тем, что она ему понравилась. Ей странно неприятно было, что она кому-то нравится или может понравить – ся... Если бы это было просто – понравились друг другу, даже па – рень с девушкой, но не для того, чтобы потом... Вот что её разд – ражало и раздражило сейчас. Ухаживания, потом зажимухи, потом

– дальше-больше, и придет все к одному и тому же, о чем она без отвращения не могла вспоминать. И так будет всегда, она это по – нимала. Этот нездоровый блеск в глазах мужчин она встречала с дрожью брезгливости.

Светлана, конечно, узнала о приезде сына посла. О такой круп – ной фигуре, как посол, дамы не сплетничали, но недомолвками и намеками говорили, что сынок после окончания МГИМО уже где-то работал в соцстране и там сильно набедокурил, выпил чрезмерно на приеме, была большая буря, но посол, естественно...

Светлана подумала, что, конечно, посол единственного сына в беде не оставит. Она видела этого мальчика – ну, ему уже за двадцать пять, так она определила, – очень милый, обаятельный... У неё тут же прожектором вспыхнула мысль: вот бы Наташке... Вздохнула. Но это такой труд! И неизвестно-каков результат. Сын посла, значит, в своей "деревне" женится, так принято. Но больше её беспокоила

Наташа. Она была так отчуждена от жизни в связи, конечно, с её историей, что даже намекать надо осторожно и не намекать вовсе, а как-то выведывать, как он ей... Уж, конечно, они случайно ви – делись, здесь деваться некуда. Главное, Александру как можно дольше здесь продержаться, чтобы Наташка все забыла и ТАМ её потеряли окончательно.

Наташу действительно "потеряли". Потеряла Марина.

Она опять позвонила Лерке и сказала, что заедет.

Приехала, купила у Лерки какой-то шарф, дорогущий. Потом в трепе спросила опять про Марью. Лерка покачала огорченно головой

– нет, не узнать. Марине пришлось намеками и полунамеками дать этой дуре понять, что Марья интересует её и по другой причине.

Кажется, случайно, она познакомилась с матерью мальчишки, кото – рого ей подбросили, и что она, эта мамаша, ужасно хочет узнать хоть что-нибудь о сыночке. Девица из богатеньких, и клянется, что если кто-нибудь найдет её мальчонку, то получит вознаграждение. Вот Марина и подумала, что хорошо бы все-таки узнать, где этот младенец. Они с Лерой могли бы поделиться. У Лерки ззагорелись глаза.

Она и раньше чувствовала, что тут есть ещё что-то, кроме жела – ния связать платье!

Хорошо, – улыбнулась понимающе Лера, – попробуем для этой хорошей мамаши, но сразу ей скажи, что стоить это будет немало!

Марина охладила несколько её пыл:

Сначала надо узнать. А то пока мы делим шкуру неубитого медве-дя. Но узнать надо. Девка эта очень убивается, мне, малознакомой женщине, рассказала. Она говорит, что всем рассказывает, лишь бы найти.

Лерка уверила: "Сделаю. Что, я эту Надюшку не обману? Как раз!

Я-то ведь думала, что платье... Потому не очень и старалась".

Марина приехала от Лерки окрыленная. Она чувствовала, что Лер – ка расшибет себе башку, но адрес достанет. Лерка так же любила денежку, как и Марина. А что без них делать? Влачить жалкое существование? Быть хуже всех? И все-таки устроит она себе маленький кайф – позвонит Наташке и попугает её маленько, пусть подрожит семейка в мелком ритме!

Позвонила. Никто не ответил. Марина позвонила позже, потом совсем поздно... Никто не отвечал. Странно. Надо проехаться туда. Завтра воскресенье, вот можно и прогуляться, заодно зайти на Минаевский рынок, купить зеленушки и ещё чего-нибудь, рыночек маленький, но хороший. Назавтра она собралась, оделась как следует, перстень с аметистом на палец, – пусть видит и вспоминает: – и поехала к Наташе. Не раскладывала разговор с ней по полочкам, как получится. А получится здорово, настроение у Марины было боевое. Звонила она в дверь долго, поражаясь, что Наташки ни вчера, ни сегодня нет. Что это она и не захо – дит? И не ночует?

Соседняя дверь открылась, и выглянула девчонка лет двенадца – ти:

Вы к Сафоновым? Они уехали, – сообщила девчонка с удоволь-ствием. – В Африку. Все уехали. Надолго.

Марину громом и молнией ударило, и она, ушибленная, так и сто – яла, глядя, на девчонку бессмысленным взором. Та видно испуга – лась странной тетеньки и быстро закрыла дверь, перед тем крикнув в щель: – И адреса никто не знает! В Африке!

Марина не пошла ни на какой Минаевский, а стала ходить по ули – цам, курить и приходить в себя, что было довольно трудно.

... Блин! Всегда у неё все наперекосяк! Ну почему судьба к ней так несправедлива! Маринка-то думала, что она вытрясет Наташку, но фиг-то. Наташка в Африке! Вот сучка! Ребенка здесь бросила, не спросив ни разу, где он, что с ним, жив-помер? Деньги давала, а может, Марина их по праву себе? Пусть Санька – дурной, но пришел он к Наташке с добрыми и честными намерениями. Марина его не настропаляла. Так та его чуть не убила! И опять ничего. Жирует, блин, среди пальм, с негром каким-нибудь кантуется! Но позванивать надо. И через год достать можно. Марина немножко повеселела и пошла своей нормальной походочкой-походкой, на которую все мужики реа гируют.

* * *

Прием в посольстве был в разгаре – фуршет, по-заграничному. И это всем нравилось. На одном столе стояли разнообразные бутылки на все вкусы, на другом, – закуски, бутерброды, салатики, кто хо – тел – мог пить кофе, чай. Мужчины, да и дамы, не оставляли стола с напитками. там все время стояли по нескольку человек.

Сам посол был непьющий и ходил от группы к группе с бокалом колы (хотя те же гостиные дамы, говоря о том, как приятно, когда глава посольства непьющий, намекали тонко, что когда-то он был не такой и даже при большой руке попал только в Африку, но завя – зал, и теперь готов в любую Европу).

Наташа пришла позже, Алек вошел следом за ней.

Наташа! От души отлегло. Я думал, милая Клара вас сегодня не выпустит! Давайте выпьем маленько. Вы как насчет спииртного? Ага, вижу, не очень. Но бокал-то шампанского можно? А то ведь мы со скуки помрем!

Наташа поколебалась, но выпила. Осмотрелась. Папа стоял в компании мужчин попроще и что-то им рассказывал, уже раскрасневшийся и веселый. Мама? Мама была поблизости от Алисы Николаевны, послихи. Наташа немного разозлилась: вечно мама напрашивается на всякие знакомства, ну что за характер!

Алек, видимо, заметил, как изменилось лицо Наташи, потому что

Сказал, – Наташа, разрешите вопрос, – и поднял руку, как в шко – ле, на уроке, отличник и пай-мальчик.

Она улыбнулась: – Разрешаю.

Что вас сделало столь суровой? И к мужчинам тоже, по себе заметил. Несчастная любовь в четвертом классе к учителю физкуль-туры, с культей вместо правой руки? Она его за муки полюбила. Так?

Трепач он, конечно, этот Алек, но ничего, как-то тормошит её, знал бы, какой учитель физкультуры... Но она с улыбкой ответила:

Отгадали, только культи у него не было, а просто с головой плохо.

Алек вдохновенно воскликнул:

Слушайте, Наташа, мне пришла гениальная идея! Давайте выпьем на брудершафт! Да без поцелуев, без поцелуев! Я уже вижу вашу скисшую мордашку – с этим ещё и целоваться?! Что, не так?

Наташа ничего не ответила, они выпили на брудершафт, и Алек чмокнул её в щеку.

А Светлана Кузьминична мило беседовала о чем-то с послихой, рассматривая послихин браслет. Наташа разозлилась:какая же все-таки мама проныра! Алек давно уже что-то говорил, она оберну – лась к нему и услышала:

Смотрите, ой, прости, смотри, наши маман спелись! Я думаю, на почве камушков, моя маман просто ненормальная. Знаешь, как гово-рят суперженщины – я люблю драгоценности и мужчин. Так вот, ма-ман моя наполовину супер, она любит только драгоценности. – Все это он сказал с большой долей иронии, и Наташе показалось, что он очень прохладен к своей маман, как он её называл.

Моя мама тоже их любит... – сказала Наташа правду. Единствен-ную пока.

А ты? Прости, что я на "ты", но брудершафт закон железный...

Наташа снова улыбнулась, но искренне: что-то в этом парне было и славное. – Я их терпеть не могу. Вот, единственное, что я люб – лю и ношу, – и она приподняла иконку в пастельных тонах, висев – шую на цепочке, на шейке. Алек осторожно взял её, не коснувшись

Наташи (это она отметила) и посмотрел.

Уникальная, – сказал он, – если ты любишь только такое, то твой будущий муж, бедолага, надолго тебя покинет. Будет смотреть на небо в решеточку и вспоминать тебя.

Я же не говорю: только такое. Я говорю – только эту, – стала оправдываться Наташа и сразу стала проще, нежнее, моложе. ...Непонятная девочка и презанятная. Надо за ней приударить.. Мне она начинаеет нравиться где-то как-то... Плохо. Вслух же он сказал:

Что ж, если они нашли друг друга, то и мы тоже. Пошли погуляем по этому зверинцу, из конца в конец. Любопытное зрелище, – малень-кий, почти карманныый зверинчик. Форвертс!

И они пошли прогуливаться меж толпы, насмехаясь и перешептыва – ясь, те, кто не был сильно пьян, отмечали: сын ухаживает за доч – кой третьего. Может быть, она и красавица, но нелюдимка, нет в ней симпатии и обаяния. Холодна, как фигура в парке (никто не хотел сказать – как статуя. Еще чего)!

Но сами они этого не замечали, потому что Алек сумел развлечь Ната шу, сообщая разные шутки про кого-нибудь из гостей, посмеиваясь над слабостями. В общем, он старался вовсю не завлечь, но хотя бы заинтересовать на вечер эту странную красавицу, совсем же юную! – он узнал, что Наташке всего восемнадцать лет.

А Светлана с послихой, то бишь Алисой Николаевной, говорили действительно о "камешках". Светлана давно заметила пристрастие послихи к драгоценностям: пальцы Алисы были унизаны перстнями, один на другом, и не дешевкой, на шее – цепи, в ушах всегда раз – ные клипсы, серьги, и браслеты, браслеты. Она была увешана в этот вечер, как елка. Светлана же надела крупный бриллиант в кольце и чуть поменьше в серьгах.

Когда они очутились друг возле друга, Светлана увидела, как послиха со страсттью почти физической смотрит на её бриллианты.

Тогда она, улыбнувшись, сказала: – Я все время гляжу на ваш изу мительный браслет (так она давала понять этой курице, что не та смотрит на нее, а Светлана в диком восторге от её цацок), это, видимо, алмазные вкрапления, а в середине лунный камень?

Алиса изумленно посмотрела на нее: надо же, разбирается эта врачишка! Да и у самой в ушах и на пальце целое состояние! – Это лунный камень, действительно, но очень редкий. Никто, не специа – листы, конечно, не мог определить. Вы любите драгоценности? – спросила с придыханием Алиса. – Я обожаю.

А я, честно говоря, не все люблю. Вот в ушах у меня любимые серьги. Бабкины еще. Она передала их маме, а мама – мне. Ну, а я – Наташке.

Алиса перебила ее: – Да, да, я уже обратила внимание, какая прелестная вещица у вашей дочери на шейке. Ей так идет!

Светлана зарделась, заметила, курица!

Это тоже из наследства. Мои бабка с дедом были люди состоя-тельные, из простых, правда, но вышли в кое-какие слои. Ну, и вот...

А что у вас есть еще?

Светлана ни разу не видела на Алисе камею – или она их не лю – бит, или у неё нет. – У меня?.. – она как бы припоминала. – Ка – мея-брошь...

Алиса задохнулась: камея! Она мечтала о камее-броши, но как-то все не могла купить – то не было, то слишком дорого. Она даже просила знакомую продавщицу оставить ей камею, но они скоро уехали.

Камея? Это мое любимейшее!

Светлана удивилась:

Да? А вы знаете, я как-то не разбираюсь в камеях. Я бы даже сказала не понимаю их. Вернее, не очень люблю.

Что вы, что вы! – почти завопила Алиса. – Это такая прелесть, это так изысканно!

У вас есть камея? – спросила Светлана, уже зная ответ.

Алисе очень не хотелось говорить, что камеи у неё нет, но приш – лось, так как она уже кое-что надумала. Но Светлана опередила ее:

Если у вас нет, а я её не люблю, то я просто подарю её вам. Когда у вас день рождения? – Хотя знала!

Алиса смущенно (якобы!) ответила:

Тринадцатого, но я ни за что не возьму такой дорогой подарок, я могу её у вас купить. Причем за настоящую цену! Назовите её, – она вся тряслась от жажды иметь камею.

Светлана замахала руками: – Что вы, Алиса Николаевна! Да я знать не знаю её цену! И я в них не разбираюсь. И Наташка тоже.

Я вам её дарю и разговор окончен, хорошо?

Алиса зажеманничала: – Ну, что вы, мне так неловко... Ну, хотя бы какую-то цену...

Светлана сказала примирительно: – Ну, за самую символичес – кую...

И они расстались очень довольные друг другом.

Но не такая уж и курица была Алиса. Это Свете все ещё каза-лось, что она умнее и хитрее всех. Алиса смекнула, что подарок этот значит что-то немалое. Она подумала, что Светлана Кузьми-нична будет просить за мужа, он здесь полгода, но Игорь что-то им не очень доволен. Надо, думала Алиса, как-то настроить Игоря, что, мол, порядочный человек, этот Александр Семенович, и что это в их деле немаловажно. Кстати, дочка у них весьма привлека-тельная девица...

Утром они, как всегда, с Игорем пили утренний кофе. Алек дрых, кончно, как он обычно делал в свободные дни. Игорь читал газеты.

Но он вдруг отложил газету раньше обычного и, задумавшись как-то грустно, сказал:

Алиска, мы прокакаем чудное место для нашего оболтуса. Европа!

Алиса не произнесла ни слова. Ждала, что он продолжит.

Там нужен женатый человек. Альку надо отправлять в Москву, пусть там с этой своей девушкой пообщается. Ты ведь говорила, они учились вместе. Место может уйти. Ладно, мне пора.

Подожди, – веско сказала Алиса. – Он с удивлением посмотрел на нее, но остался, снова сел в кресло.

Алиса закурила:

Ты вообще ничего не видишь и никого не знаешь!

Игорь Иванович даже не обиделся от удивления:

Как? Я ничего не знаю? И никого? В посольстве, что ли? Ха-ха! саркастически произнес он.

Это я должна сказать "ха-ха"! Потому что у тебя под носом хо-дит невеста для Алека, да не худшая, а ты о какой-то девушке в Москве бормочешь, на которую Алек и не плюнет даже. А тут... Она ему нравится! Я это вижу!

Бог мой! Да о ком ты говоришь: – вскричал Игорь Иванович, уже несколько раздраженный.

Алиса сказала почти по складам: Дочь третьего, Александра

Семеновича Сафонова. Ну, вспоминай, вспоминай... Я, конечно, счастлива, что мой муж не обращает внимания на юных красоток, но все же... Игорь!

Да, он вспомнил миленькую блондиночку, которая один раз сте нографировала, когда заболела Клара, и как-то встретил её на приеме, вернее, увидел...

Ну, я вспомнил, ну и что? Как мы это сделаем? И потом тут, на глазах у всех. И вовсе я не уверен, что она так уж нравится Аль-ке.

Поверь мне, – сказала Алиса, кладя руку на его руку, – по-верь мне, Игорь, нравится. И мне, кстати, нравится её мать, ми-лая женщина, прекрасный врач, по отзывам, отец-добрейший и поря-дочнейший человек (Игорь снова поморщился, опять Алиска лезет не в свое дело. Ну ладно, девочка их... Хотя... Но Алиска много се-бе позволяет. И будет позволять, с грустью подумал он, потому что перечил жене очень редко. Она редко ошибалась в своих оцен-ках и во многом другом), я тебе говорю-добрейший и порядочней-ший, что в наше время важнее любых самых деловых качеств. А де-вочка не просто миленькая, дурачок ты мой, а красавица.

Да? – удивленно переспросил Игорь. – Красавица? Хм...

И при этом знает стенографию, машинопись, английский, учит французский и вообще очень образованна... Думаешь, не знаю? Она уходит в мавританский дворик и там читает, занимается, слушает музыку... Я все знаю в подвластной тебе империи, а ты-то дума-ешь, что главное – политика. Главное, я сто двадцатый раз твержу тебе, это люди, которые тебя окружают...

Ладно, ладно, – заворчал Игорь Иванович, – ты уже села на свою лошадку: учить меня и поучать. Так что там с девчонкой? Как её зовут и что будем делать? Только в темпе, мне уже пора, – и он взглянул на часы, – ого!

Что будем делать – знаю я. Тебе можно и не знать. Относись только к Александру Семеновичу помягче и присмотрись к нему пов-нимательнее. А зовут девочку Наташа. Ты говорил Алеку о Европе?

Нет еще, – сказал обеспокоенно Игорь Иванович, – А что – надо?

Просто в его присутствии посетуй, что место...Да ради этого можно и на Кларе жениться! Ладно, ладно, не строй обиженное ли-цо, знаю, что любишь её, почти как меня... Так вот, посетуй, что пропадает такое место, потому что оно для женатого, спокойного, непьющего человека. Мол, если бы Алек был таким человеком, то все было бы о'кей. Понял? И все.

Днем в гостиной мать и сын вели нешуточный разговор. Алиса те – перь мечтала, чтобы Алек женился на Наташе. Наташа вполне реаль – ный вариант, и со знаком плюс. Думается, девочка без ума от Але – ка, он такой импозантный, остроумный, красивый, наконец, воспи – танный. Уж она над этим потрудилась. Ну, бывают заскоки, но если она себя умно поведет, – а она девочка явно неглупая, – то

Алька не станет пить и никаких недоразумений не будет.

Послушай меня, сын, – сказала она серьезно, – Папа мне сегодня сказал, что есть место атташе в Европе и пока оно свободно, ты мог бы там оказаться. Если женишься. Слушай дальше. Европа – это, может быть, один раз в жизни, пока твой отец на коне! Но ты должен жениться...

Алек засмеялся:

За этим дело не станет! Женюсь, хоть завтра!

На этой девочке? Наташе? – осторожно спросила Алиса.

Конечно! А на ком еще? Ты подскажешь?

Нет, не подскажу. Но ты должен подумать, Алек! Ты её совсем не знаешь. Она мне тоже симпатична, но говорят, у неё плохой харак-тер, она угрюмая и нелюдимая и ещё что-то там, но, конечно, хо-рошенькая и дело свое знает.

Алек удивленно смотрел на мать:

Так в чем же дело? Что я, бедняжка, испорчу себе жизнь, женив-шись на о-очень угрюмой, но очень хорошенькой девушке, которая знает все сспециальности, нужные в посольстве? Мама! Я-то думал, ты более современная! Ради Европы можно жениться и на мадаме много хуже! Тем более, что скажу уж откровенно, – Наташа мне сильно нравится, я даже сам от себя не ожидал такого... Все? Иду делать предложение!

Алиса решила: что она обязана ещё раз предупредить сына.

Послушай, Алек! Мы её совсем не знаем!

Узнаем! – рассмеялся Алек. – Ну что вы, дорогие мои! Чего тут такого ужасного или опасного? Не понравимся – разведемся, зато поживем в таком месте! Годик-то мы с ней, надеюсь, не убьем друг друга?

Если бы ты был менее легкомыслен... – вздохнула Алиса и поду-мала, что она, наверное, совсем постарела, если из женитьбы Але-ка на этой милашке делает проблему.

Так я пойду, мама? Сделаю великий шаг в своей жизни, а? Бла-гословляешь?

Алиса медлила, но улыбалась, а про себя лихорадочно просчиты – вала: нет, девочка неплохая, родители – тоже (тут, конечно, не – малую роль играла камея, что говорить...), в конце концов, ну не сложится, так ведь и повлиять они все могут! И на нее, и на не – го. Только детей пока не надо...

Может быть, до утра, Алек?.. – спросила Алиса нерешительно.

Ерунда какая! Скажу сейчас и все тут. Она, конечно, обалдеет, и ей как раз до утра думать и думать. Такая девулька сразу тебе не брякнет: ах, я согласна! Она – человек самобытный, скажем так. Поэтому я иду сейчас и говорю все!

Но подожди про Европу! Пусть она так согласится! – Закричала Алиса.

Мама! Перестань меня учить жить! Мне двадцать шесть лет! Форвертс, как он говорил себе всегда во всех затруднительных случаях и шел на абордаж. Иногда – успешно, чаще – нет. Но это его не пугало.

* * *

Наташа сидела в мавританском дворике, где горел один неболь – шой фонарь в виде шара и слушала музыку.

Она не видела Алека и не слышала его шагов и даже забыла, что они договорились посидеть и поболтать вечерком.

Алек выпросил это свидание с определенной целью – он хотел узнать все же, как Наташа к нему относится, причем проверить это каким-нибудь полуневинным действием: поцеловать её, например.

Еще днем он решил: если она его оттолкнет, и не кокетливо, а по-настоящему, то он плюнет, в конце концов, и действительно улетит в Союз.

Жениться он, конечно, не собирался, то есть об этом не думал.

А там, как повернется роман, который все же ему хотелось затеять с Наташей, – мила и странна. Это может быть интересно. Тем бо – лее, что последнее время он как-то приручил дикарку, и она уже не боялась его и болтала с ним взапуски. Но интереса чисто женс – кого он в её отношении к себе не улавливал, и это его сильно за – едало.

Ведь перед ней вьется сын посла и сам по себе не последний мужик! Что-то в этом есть... И потому онрешился на "пррыв".

Теперь же у него была иная цель. Это – будущая его жена, если повезет, и они должны будут жить вдвоем, далеко от своих родителей... Он-то привык, а вот она, видимо, нет. Но деваться некуда. Мать права – Европа бывает раз в жизни. Африка ему быстро осточертела! Если бы не Наташа, он может день бы здесь пробыл и под любым предлогом смотался!

Алек легонько постучал её по плечу, Наташа нервно обернулась, но, увидев его, улыбнулась и сняла наушники.

Вы подумали, кто-то чужой? Нет, свой, – засмеялся Алек.

Наташа ответила.

Если бы чужой, я тут же ушла бы. В такое время общаюсь только со своими! (Надо начинать, подумал Алек, не забираясь в дебри трепа. На абордаж и форвертс!) – Наташа! Я пришел к вам (они так и не перешли окончательно на "ты" – то "ты", то "вы") с ужасно забавной хохмой!

Давайте, повеселите меня, а то я что-то сегодня грущу, – отве-тила улыбаясь Наташа, все-таки она неплохо относилась к этому, как говорили все, "шалопаю".

Наталья Александровна! – он приложил руку к сердцу и наклонил голову. – Позвольте предложить вам руку и сердце самым натураль-ным образом. – И он посмотрел на Наташу. У неё стало замкнутое лицо, но и несколько ошеломленное, чего она не могла скрыть. Но ни радости, ни блеска в глазах: если девушка хочет скрыть ра-дость, – глаза её выдают. Здесь радости не было и в помине! Вот так.

Она помолчала, потом спросила:

Что это, хохма, как вы сказали, или серьезно?

Алек растерялся несколько от такого приема и начал объяснять:

Ну, хохма, в том смысле, что это вас повеселит, а так вполне серьезно.

И когда-же вы это придумали? – спросила довольно холодно Ната-ша, хотя сердце у неё билось сильно и неровно.

Давно. Как вас увидел, – соврал, не моргнув Алек.

А мне-то казалось, что мы – друзья, – с какой-то глубокой грустью сказала Наташа.

Алек собрался наконец с мыслями и ответил уверенно:

А что, с замужеством или женитьбой кончается дружба? Вон, ваши и мои родители...

Она перебила его.

Их не надо сравнивать с нами... У них позади большая общая жизнь и уже осталась почти только дружба (ну нет, подумал Алек, мой папочка при всей дружбе с мамочкой, очень даже любит её по-щупать и явно по утрам доволен после ночки с женой)...

Алек знал, что теперь надо признаться в любви, которую сейчас он как-то совсем не чувствовал, так охладил его прием На – таши. Надо её поцеловать, чтобы растопить. И вдруг ему в голову пришла простая мысль, он ей просто не нравится! А что? Разве так уж всем он должен нравиться? В принципе-то должен, при всех его плюсах, но ведь он знает, что она неординарная, странная, нелюдимая.

Возможно, у неё была какая-то не такая любовь, и сейчас она просто не может кого-то ещё полюбить. Это было бы хуже всего.

Тогда он потерпит фиаско, потому что такие девочки, если уж на чинают кого-то любить, то любят всю жизнь, рядом этот человек или за тридевять земель. Тогда она упрется, как капризная коза, и ничего не поделаешь.

И он спросил.

Наташа, только честно, я вам совсем не нравлюсь?

Нет, вы мне нравитесь, – искренне сказала Наташа (его не хоте-лось обижать и потом, он ей правда был симпатичен...), – но не так, чтобы я могла выйти за вас замуж... – И она виновато пос-мотрела на него.

Теперь можно ещё один, сразу предупреждаю, бестактный вопрос?.. Спросил осторожно Алек.

Она как будто испугалась и молчала, потом сказала:

Я не люблю бестактных вопросов, но разрешаю, задавайте.

Наташа, скажите, только честно, ладно? Он присел перед ней на корточки и взял за руку. Она тихонько отобрала руку (а ты, болван, думал целоваться!).

Вы кого-то очень любите?..

У неё исказилось лицо и она ответила быстро и твердо:

Я никого не люблю. – Она посмотрела на него, и в глазах у неё печаль и какой-то холод, который заставил его содрогнуться. Она явно говорит правду. Тогда, что же? Что? Ничего путного не при-ходило в голову. И вдруг ему подумалось, а пошла бы она... На хрена мне нужна эта страннейшая девица! Может, сказать, что по-шутил, хотел узнать, как она ко мне относится?

Но тут Наташа встала.

Я пойду домой, Алек. Вы задали мне задачу, над которой я долж-на подумать. Сразу, сейчас я вам ничего не скажу.

Он подумал, что, действительно, налетел на девчонку, как кор – шун и ещё хочет, чтобы она сразу ответила ему, – да.

Грош цена такой. И вдруг понял, что до безобразия хочет её.

Хочет не только овладеть ею, как женщиной (а что она – женщина, сегодня он понял), но хочет вообще владеть ею.

Хорошо, – сказал он, – жду вас утром здесь.

Отец уже спал, когда она пришла домой. Мама сидела перед те левизором, глядя какой-то африканский фильм, который можно смот – реть только если уж так скучно, что просто тоска. Наташа поняла, что мама ждет её. Знает? Может быть. Но нужно все выяснить.

Мама обернулась к ней.

Хочешь поесть? Садись, я разогрею второе. Или чайку?

Чаю, – ответила Наташа односложно и подумала, что помолчит и послушает. Мама не выдержит, если что-нибудь знает.

Светлане недавно звонила Алиса, они встретились в солярии, где никого в этот час не было, и Алиса выложила всю историю, – за некоторыми исключениями и добавлениями, – про Европу она ска – зала, но сказала, что Алек раньше собирался предлагать Наташе руку и сердце.

Светлана была вне себя от счастья. Получилось! Но она боялась

Наташку, боялась её решения. Надо с ней быть очень осторожной.

В молчании они пили чай и, конечно, не выдержала Светлана.

Девочка моя, ты что-то грустненькая? Тебе не очень нравится здесь? Я понимаю! Мне самой не очень, но это лучше, чем Москва для нас...

Наташа кивнула.

А как с этим мальчиком, Алеком? Все-таки он тебя развлекает? – В голосе Светланы слышалась фальшь, не смогла она скрыть, что спрашивает не просто так.

Этот мальчик, как ты говоришь, только что сделал мне предложе-ние, железным голосом сказала Наташа и внимательно посмотрела на маму.

Та настолько была не в себе от радости, что даже не очень стала притворяться, что не знает. То есть притворилась, конечно, но так, что все швы – наружу.

Да-а? Вот так? Ну и что, ты ему отказала? – Мама сразу взяла на вооружение негативный вариант, чтобы, видимо, не расстраи-ваться очень сильно, а может быть, для того, чтобы сразу бро-ситься в бой.

Наташе очень хотелось сказать – да, отказала, но ведь этого не было, она должна сказать правду.

Нет, я не отказала окончательно. Я сказала, что отвечу утром.

Светлана взяла себя в руки, и выглядела совершенно спокойной.

Очень хорошо, что сразу не отказала... Я кое-что тебе объясню.

Наташа, ты должна знать, что наши дела не очень хороши. Отца скоро выпрут в Союз. Я это чую. Ему здесь не нравится, он даже сказал мне, что лучше пойти работать в школу, чем жить в этом гадюшнике. С первым у него не сложилось, посол ни так ни сяк...

Отец ленится, у него всегда такой вид, будто он делает всем одолжение. И это после того, что я сделала! (Значит, все-таки мама устроила эту поездку. Но для Наташи это не было открытием, она так и думала ) Ну, ладно, это, как говорится, лирика, – продолжала Светлана, – а реальность такова: наш отъезд не за го – рами. Назад в Союз, опять к тем же людям и обстоятельствам!

Думаю, ты не очень хочешь в Союз? – спросила Светлана и ждала ответа.

Наташа коротко ответила, – Не очень.

Ну вот видишь? Тут мы солидарны. Но на нас наплевать. Мы, – материал отработанный, а вот ты... Мне бы очень не хотелось, чтобы ты возвращалась опять к этим (она никого не назвала, но Наташа поняла. Она тоже не хочет. Мама даже понятия не имеет, насколько!)... В общем, я считаю, что предложение Алека – выход. Пусть и звучит это некрасиво. Тем более, если он женится, то его сразу же направят в Европу, мне сказала Алиса Николаевна.

Наташа перебила мать.

Ах, вот оно что! А я-то думаю, что это он мне вдруг предложе-ние делает? Еще подумала – вдруг действительно влюбился! Потому и решила подождать до утра, сразу не отбривать! А надо было. – – Замолчи! закричала Светлана. – Заткнись! Что у тебя впереди, ты мне скажи! Маринка? Грязные бабьи бошки? Или машинка с утра до вечера! Какие перспективы? Он-то найдет себе жену! Ну, не в Европу, так куда-нибудь его папаша устроит! А кого ты будешь ви-деть в Союзе? Шантрапу? Которая-будет зариться на твою квартиру, на твои шмотки и заработки! Этого ты хочешь? В конце концов, Алеку не нужны ни твоя квартира, ни твои деньги, ни твои шмотки! А это дорогого стоит...

Зато ему нужна Европа! – сказала едко Наташа.

А что в этом плохого? Но он может жениться в Союзе! На ком угодно! Европа – это же мечта! Там побывать, просто побывать, и то... А жить? И потом я совсем не уверена, что он пришел к тебе во дворик, зная о Европе. Но я замолкаю! Решай сама. Чтобы потом не говорила, что я тебя заставила! Скажешь – да, пусть – да. Скажешь – нет, пусть – нет... Я тебе словом не напомню. Будем жить, как жили. Отец – в школе, я – со своим "контингентом", ты – со своим! А теперь я пойду спать. Я дико устала.

Светлана поднялась со стула уже не бойкая, не сильная, а та – кая, какой она была последнее время в Москве.

Наташа секунду подумала и сказала, – мама, я решила. Я выхожу замуж за Алека.

Светлана зарыдала. Ее покинуло напряжение, она хотела кинуть – ся и обнять Наташку, но, глянув на нее, остановилась, – такой у дочери был взгляд.