Текст книги "Девственница"

Автор книги: Ксения Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Когда утром Наташа вошла во дворик, Алек уже был там. Он си-дел в плетеном белом кресле и курил, положив нога на ногу. На нем были голубые джинсы и майка с надписями, на шее цепь. Ру-ки у него были загорелые и твердые, с сильными мускулами. Черные волосы блестели, косой пробор был ровным, лицо просто красивое, – с этим коротким решительным носом и яркими карими глазами. Он напоминал восточного человека.

Наташа почувствовала, что рассматривает его, как товар на рынке, раньше она на него так не смотрела и не замечала никаких деталей.

Он также молча смотрел на неё (они не сказали друг другу даже обычного приветствия...) и видел, какая она очаровательная, со своими длинными распущенными светло-золотистыми волосами, то – ненькая, как былиночка, и взгляд чуть испуганный...

Он спросил.

Ну, как ваши сны? Что они вам подсказали? От матери он уже знал, что все в порядке: рано утром позвонила Светлана, он при-сутствовал при этом. Алиса положила трубку и вдруг обняла его, что не было ей свойственно, и сказала: – Будь счастлив, мой мальчик. Все устроилось. Теперь все зависит только от тебя. Ты-старше, опытнее и сможешь её приручить, даже если она совсем дикий козленок. Но я думаю, все будет в порядке.

Наташа услышала в вопросе прежний полушутливый тон, каким они разговаривали до всей этой истории и не знала, как себя повести: если ответить так же, то отношения их могут превратиться в ка – кую-то несерьезную игру, с которой потом неизвестно, что делать.

Ответить серьезно, будет выглядеть глупо.

Она замялась, а потом само сказалось как-то серьезно.

Алек, я принимаю ваше предложение. Он встал, подошел к ней и, поцеловав ей руку, сказал:

Спасибо, Наташа, я этого уж не ждал. Вся эта сцена была похожа на сцену из спектакля, и потому оба чувствовали неловкость.

Наташе казалось все неествественным, но самой предпринимать что-то? Пусть он хоть попытается поцеловать ее: во-первых, она узнает уж точно, как она к нему отнесется в дальнейшем, а во-вторых, это все-таки принято? И что, он оовсем этого не хо – чет? Неужели это чистая сделка? Какой все-таки ужас!..

Но тут Алек наклонился и поцеловал её, не театрально, а так, как надо, и она ответила ему, целуясь так впервые в жизни, пото – му что поцелуйчики с мальчишками ерунда и игра, а Шурик её, в принципе, и не целовал. Что делал Санек, она просто не помнит, но судя по всему, целовать её Саньку не пришлось. Она передерну – лась, – ну и мысли во время поцелуя!

Поцелуй длился, и она почувствовала даже некоторое волнение, и когда они оторвались друг от друга, то и у Наташи, и у Алека был туман в глазах и сердца бились в унисон, – быстро и сильно.

Он было потянулся к ней еще, но она отошла от него немного, да – вая этим понять, что не надо.

Но почему, Наташа? Мы же почти муж и жена?... – Сказал он про-сительно, почувствовав, что она ему ответила не просто так.

Он подумал даже, что, наверное, сегодня они могут быть вмес – те, ночью. В их огромных апартаментах ни папа, ни мама ничего не заметят! У него возникло вдруг бешеное желание овладеть ею здесь же, сейчас, и его глаза выразили это.

И тут же у Наташи прошли и расслабление, и размягченность, и даже волнение. Вот оно, пришло! Сейчас он набросится на неё и начнет делать то же, что делали те двое и, наверное, так же!..

Нет, Алек, не надо, я тебя прошу. Пусть будет так, как полагает-ся.

Он вздохнул тяжко и протяжно. Она заставила себя весело расс меяться.

Чем был хорош Алек, – он не был серьезным человеком, и наст – роение у него менялось мгновенно.

Таков был Алек. И теперь, когда Наташа расхохоталась над его горестным вздохом, он тоже рассмеялся, желание ушло, как и не было, и он предложил ей поехать покататься. Но она отказалась, изобразив театрально-шутливо невесту, которая должна быть прис – тойной до свадьбы.

Алек поплелся на корт, покидать мяч, а Наташа отправилась домой. Там она побежала в туалет и осмотрела свои трусики: они были мокрые. Она почувствовала что-то во время их поцелуя. Разум её был возмущен, она была противна себе, ей было гадко, но орга – низм её праздновал победу.

... Так вот она, Наташа, какая! Правильно Нинка говорила, что она ещё ляжет под мужика. Любого, – сказала Нинка. А что, Алек – не любой? Конечно, любой! Знает она его недели две, ну, три:..

Наверное, и случилось с ней все то, потому что она ТАКАЯ!

Решено было здесь свадьбы никакой не делать: ни большой, ни маленькой. Настояла на этом Наташа. Алек не сопротивлялся, так как ему тоже не хотелось торчать на фуршете со всеми этими монстрами и монстрихами. Они уедут в Союз на время оформления, там распишутся и поживут на даче. Благо, погода в Союзе стояла прекрасная: было начало сентября.

А В РОССИИ – ДОЖДИ КОСЫЕ...

Из аэропорта (их ждала машина) они, не заезжая в Москву, пом-чались на дачу, выбросили прямо в калитку вещи какой-то женщине в фартуке и помчались в ЗАГС, где их уже ждали свидетели, моло-дая пара, приятели Алека – Людок и Олег.

Людок была небольшая, розовощекая полненькая блондиночка, с очень белыми зубками, правда глупа до отчаяния. Олег же смешной – высокий, тощий, с кучерявенькой рыжей головой и стремлением что-нибудь обязательно рассказать, к случаю или нет.

Но глазик у него был умненький и острый.

Алек после церемонии, бокала шампанского и фотографий хотел было отправить свидетелей по домам, а собраться, сказал он, завтра с утра, благо – суббота. Но рыжий Олег так закручинился что пришлось Алеку соглашаться на "продолжение банкета", а Ната – ша обрадовалась, – отдалялся миг их первой ночи, первого после свадьбы свидания наедине, с совершенно определенной целью.

Им открыла калитку (она была на замке) все та же женщина в фартуке, Любаня – давняя домработница семьи.

Вся команда по извилистой, довольно длинной тропочке прошла к двухэтажной даче с огромной террасой.

Ваши вещи на втором этаже, сказала Любаня.

Наташа кивнула и выскользнула, но не на второй этаж, а из дома.

Ей не терпелось посмотреть, куда она попала. А попала она – в рай. Участок был огромным, – лесной, с опушками, залитыми солнцем, клумбами, дорожками, посыпанными песком и обсаженными хризанте – мами и игольчатыми астрами. Дом был тоже огромным, одна терраса – круглая, вторая – на другую сторону, – поскромнее, но уютная. На участке было ещё один дом – тоже двухэтажный, но попроще, с балкончиком на втором этаже, – рубленый, добротный.

Наташа пошла по участку. Она наткнулась на удобную скамью со спинкой перед полянкой с высокой травой и села. Закурила. Солнце било прямо в глаза, но от этого не становилось неприятно, как в

Африке, здесь ты расслаблялся весь и наслаждался полной тишиной и прелестью начинающегося вечера. Как хорошо!Голоса доносились откуда-то издалека, кто-то смеялся... Боже мой... Неужели это все принадлежит и мне тоже? Ей вообще хотелось бы сидеть на этой скамье дотемна, одной, курить и ни о чем не думать, только нас – лаждаться тишиной и безмерным одиночеством... Но за все, ангел мой, красавица и умница, – надо платить. Странно, здесь, в этом лесу, у неё не осталось печалей и ужасов прежних лет... А в доме Алек, и он её ждет.

Надо себя приучить к мысли, что она – жена и обязана быть женой, без фокусов.

С террасы донесся голос Алека:

Наташка! Ты где?

И она громко крикнула:

Иду-у!

Стол роскошный был накрыт на круглой террасе, и все уже были в сборе. А Наташа себя настраивала: во-первых, она ре – шила, что ей надо напиться, тогда все может пройти так, что она и не заметит (как тогда!) и потом, если и будет помнить, то не все, и не точно, и зыбко.

И они стали гулять. Чего только они не выделывали! Пили, плясали, пели, валялись в траве, бегали меж деревьев раздетыми, под утро на машине, пьяные, поехали в аэропорт (недалеко он был) в ресторан за водкой, которой не хватило. Наташа тоже была хо – роша, в машине заснула и проснулась, когда они въезжали в дачные ворота. Оказалось, что с ними чуть не случилась беда – наскочили было на МАЗ, но тот как-то свернул, и Алек собрался и тоже виль – нул отлично. Вот только бок надо выправлять и красить.

Ты бы так и погибла – во сне! – сказал Алек Наташе. А она подума-ла, что, может, это было бы самое лучшее, что могло случиться в её жизни. После счастливого дня, слишком счастливого для такой грешницы. "Жить тебе ещё и маяться", – вдруг как бы произнес чей-то голос.

Алек обнял её. Наташа вздрогнула, потому что объятие сначала было простым, дружественным, успокаивающим, но сразу же стало другим притягивающим. Она почувствовала, что ЭТО приблизилось.

Алек взял её на руки и куда-то понес. Да, она пьяная, но не настолько, – все чувствует.

Она чувствовала, как её осторожно раздевают и стало немножко знобко она была голая. И кто-то, "мой муж..." – вяло пронеслось в голове, и она почти заснула, горячий, как печка, лег рядом с ней. Ее трогали за груди, целовали, потом она почувствовала, как раздвинули ноги и что-то с болью вошло в нее, и она почти очнулась и увидела над собой красивое лицо Алека: он старался, как мог. Она хотела оттолкнуть его, закричать, но сил не было и она только прошептала: – Больно, очень больно...

Ты что, девушка? – услышала она горячий шепот и не знала, что сказать.

Не эна-аю... – прошептала она и впала в сон. Алек удивился тому, что она крикнула: больно!

Он посмотрел, – крови не было, но что-то все-таки было... Она же девушка! Болван, можно разве так напиваться! Но она сама хотела пить и пить! Боялась, наверное. Он с нежностью погладил по её ма – ленькой грудке... Нет, до утра. И он тоже провалился в сон.

Утром её разбудил Алек. Он не потряс её, а тихо называл по имени, и она проснулась. У Алека было недовольное лицо,и он ска-зал:

Натуль, я думаю, пора выпирать эту команду по домам. На-доели! Олег уже с утра смотался в магазин, сейчас сидят на ма-ленькой терраске, распивают! Давай, ты вставай, скажи, что плохо себя чувствуешь... или нет. Лучше я пойду и скажу, что Наташка мается головной болью и все наверх слышно, как они гуляют, и пусть сматываются. Пора! Олег может неделю проторчать. Раньше – пожалуйста, но не теперь... – он ласково посмотрел на Наташу, хотел присесть на кровать, но она вскочила накинула халат и ска-зала: – Неудобно, Алек, я сойду, посидим... а потом...

Алек подумал, нехотя сказал:

Хорошо, пусть ещё немножко погуляют, а потом мы с тобой нако-нец останемся вдвоем. – И он прижал её к себе и поцеловал, долго и сильно. Но она не чувствовала того, что ощутила в Африке, в мавританском дворике, когда он впервые поцеловал ее... Просто она отвечала и, наконец, задохнувшись, оторвалась и укоризненно произнесла: – Алек, у нас же столько времени...

Он вздохнул:

Ладно, пойдем, разберемся с ними.

Они вошли на маленькую терраску и их встретили громкими восторженными криками. Компания оказалась много больше, чем они ожидали: сидели ещё два соседа, оба Сашки, симпатичные молодые выпивохи.

Наташа улыбалась. Присела за стол, новые парни её нахально разглядывали, и видно было, что с удовольствием, а она думала об одном: ну вот, скоро вечер. Целый день они просидели на террасе. Соседи ухаживали за ней, подносили к сигарете огонек, устроили танцы, и все наперебой приглашали Наташу.

Алек сидел мрачный.

Под вечер перешли на большую террасу и там начался просто кар – навал! Соседи понадевали женские платья из старого гардероба

Алисы. Все покатывались от хохота. Но Алек в середине карнавала ушел куда-то. Никто и не заметил: мало ли, в туалет, в ванную, может, заплохело... И продолжали бал. Но Наташа поняла, что Алек ушел неспроста. Что он наверняка наверху. И ждет, придет ли она?

Идти ей не хотелось. Соседи-парни были веселые, остроумные и со ревновались, чтобы рассмешить её и что-нибудь необыкновенное придумать. Маленький Саша вдруг закричал, что надо немедленно идти на реку и кататься на лодке! Все восприняли это замечатель – но и только тут сообразили, что Алека давно нет.

Да он спать пошел, – догадался Олег. Все были очень довольны: муж ушел, хорошенькая жена хоть на время осталась одна! О том, что тут свадьба, они забыли, хотя и пришли с претензией, мол, не сообщили, и с цветами, прекрасными осенними цветами, сорванными наверняка со своих дачных клумб. Наташе было хорошо! Но она ду-мала о том, что обязана, просто обязана идти наверх. Тем более она видела, что Алек пил, но немного. Конечно, он не спит! Иди, иди, толкала она себя буквально в спину.

И она сказала:

Мальчики и девочки, я пойду посмотрю, что делает мои муж! Без него я никуда.

И потом, довольно строго, как истая замужняя дама, приказала всем расходиться. – Пока, мальчики! Тут и мальчики взяли в ра – зум, что они пришли на свадьбу, и это молодожены, совсем ново – рожденные молодожены, и они им мешают. Сашки сделали вид, что страшно смущены и удалились беспрекословно.

Наташа отдала ключи от другого дома Олегу и, поднимаясь по лестнице, думала о том, что мужчины, в общем, есть и милые.

Но, когда они не имеют к тебе никакого отношения. Как было с

Алеком там.

Алек не спал. Он сидел на постели и курил. Взгляд у него был совершенно трезвый и сам он выглядел подавленным. Она подошла к нему и хотела сесть рядом, но Алек указал ей на кресло, которое стояло поодаль.

Я хочу поговорить с тобой, – сказал он, не глядя на нее, стря-хивая пепел с сигареты в пепельницу, – только ты меня выслушай, не перебивай, ладно? – Он посмотрел на неё как-то отчужденно и хо-лодно. Она кивнула: хорошо, я буду молчать. Он продолжил: – На-верное, мы зря затеяли всю эту кутерьму. Ну, свадьбу-женитьбу, (он старался говорить чуть с иронией, чтобы не было заметно, как ему стало внезапно сегодня вечером больно и неприятно от того, что он понял и увидел). Ты меня не любишь. Европа? На это ты клюнула? (А она вдруг почувствовала, что уже связана с этим че-ловеком, даже больше, – привязана к нему, за эти дни привяза-лась, – как странно?! И что она не уйдет, хоть гони он её в шею. Не уйдет уже не только из-за дач-Европ, а потому, что и дача, и все, и он, – сплелись в жизнь, которой она хотела жить!) – И ты даже не влюблена. И не потому, что ты не нашла ни одного ласко-вого слова для меня, и не потому даже, что не хотела спать со мной. Я это понимаю... Просто я для тебя не существую, как чело-век, уже не говоря о мужчине... Ты даже стараешься не смотреть на меня и радуешься, когда гости, люди вокруг. Что, я не вижу, что тебе спиртное никак? Но ты пьешь, чтобы напиться и не видеть меня. Зачем, Наташа? Зачем ты согласилась выйти замуж? Ошиблась? Показалось тогда, во дворике, что сможешь полюбить меня, а те-перь понимаешь, что нет? Но я же не изверг. Мало ли что быва-ет... Лучше сразу разбежаться и не морочить голову. Ничего страшного! Я все возьму на себя...

Зачем это тебе? Если я настолько неприятен? Из-за Европы? Я уверен, что нет, ты не такая. Мне так кажется... но тогда поче – му? Объясни мне, я тебя очень прошу.

Он замолчал, и Наташа совсем было намеревалась сказать и расс – казать обо всем, но жгучее чувство жалости к нему, отчаяния, не – ожиданно появившейся близости, общности с этим в принципе малоз – накомым человеком, возникли и росли. И она, ничего не говоря, зарыдала и кинулась ему на грудь, пряча лицо в обшлагах его хала – та, пахнущего табаком, духами, им!

Она рыдала, а он говорил:

Ну успокойся, успокойся, Наташенька, прости, прости меня, – и в его голосе почудилось ей что-то, она взглянула на него и уви-дела, что слезы катятся у него из глаз (до чего же она довела его! И себя)

Она зашептала, сглатывая слезы, утирая нос:

Алек, дорогой, это ты прости меня! Я... я люблю тебя! – почти крикнула она, истинно веря в этот момент что полюбила его сей-час, а может быть, и раньше. Так они вдвоем, справляясь со своими слезами, сидели на постели, обняв друг друга, и Наташа-думала, что это, наверное, самый близкий теперь ей человек, по-тому что мама и папа далеко. И она переполнилась чувством благо-дарности и ещё раз шепнула ему в ухо:

Я люблю тебя... Ты же знал, какой у меня характер?

Но тогда что я сделал не так? – спросил он.

Ничего, я просто, как говорили у вас в посольстве, дикая.

Иногда я сама себя не понимаю...

Он успокоился, это чувствовалось, закурил, как будто забыв обо всем. А Наташа в этот момент решила, что она будет жить нор – мальной жизнью, оставив все позади. Так она решила и стала разде – ваться.

Сняв с себя все, легла на постели поверх одеяла, на спину, сложив руки внизу живота, как бы прикрываясь. Он смотрел несколько секунд, потом скинул с себя халат и лег рядом. Но не прикасаясь к ней, почти не дыша.Она взяла его руку и положила себе на живот, он вздрогнул и прижался к ней. Она повернула лицо к нему и закрыла глаза. Тогда он нежно и мягко стал гладить её, осторожно:: приговаривая: – Наташенька, милая моя, любимая девочка. Я не знал, что так буду любить тебя!.. Не догадывался даже... Не бойся, я не сделаю тебе больно... (он боится сделать ей больно! Он думает, что это её пугает! ).Она была благодарна ему за это по-человечески, но как женщина, такая, как она, – хотела, чтобы скорее все кончилось.

Потом он спросил ее:

Ты – все? – И она, не открывая глаз, кивнула. Он был счастлив, она увидела по его лицу, когда открыла на момент глаза. А какое у неё сейчас лицо? Наверное, обычное, а глаза светлые и без еди-ной искры. Не то, что у него! Но она теперь знает и будет хит-рить, притворяться. А вообще, он делал все настолько деликатно, что она не ощущала ни ужаса, ни отвращения, – только не было же-лания... Всего лишь.

Заснули они в обнимку и, когда Наташа проснулась, она увидела, что он не спит и с нежностью смотрит на нее. И опять жалость и благодарность наполнили её и она сама потянулась поцеловать его

(какое все-таки жгучее и сильное чувство-жалость!).

Они долго целовались, нежно и сладостно (целоваться с ним было приятно), но он опять потянулся к ней всем телом, и она чуть капризно сказала: – Ой, я устала ужасно... У него сделался вино – ватый вид, и он прошептал: – Прости меня... Спасибо тебе, моя радость, я так счастлив, так... как никогда не был... честное слово!

И она ему поверила. Как он верил теперь в её любовь. Они оделись и спустились вниз. Там уже сидел мрачный Олег и какая-то обеспокоенная Людок. Алек сказал, что ему надо ехать в город, в МИД.

Оформляться? – поинтересовался Олег.

Да, – ответил нехотя Алек. "Наверное, боится сглазить", – поду-мала Наташа.

Алек, Олег и Людок собрались довольно быстро и уехали. Перед отъездом Алек сказал, чтоб Наташа не скучала без него, а он скучать бу – дет, и приготовила своими ручками обед. – Сможешь? – спросил он почти просительно.

Конечно, – ответила Наташа, радуясь тому, что мама всегда за-зывала её на кухню, когда готовила супы, вторые, стол для гос-тей... Так что, она хоть и не готовила, но видела, как делает мама, и потом, она заметила на маленькой террасе,"Книгу о вкусной и здоровой пище", а эту книгу мама очень уважала за ясные, хорошие и разныерецепты. У них дома тоже была такая. Так что проблемы нет. Алек поцеловал её на прощанье так, будто уезжал на год. Наконец она вздохнула свободно. Одна. Надела ситцевое платьице из простеньких, красивый фартучек, и пошла на кухню.

Наташа начала готовку, заглядывая в книгу, медленно нарезая овощи, мясо, раздумывая, сколько перца или ещё чегонибудь поло – жить (хоть она и смотрела, как мама готовит, но, оказалось, поч – ти ничего не запомнила, потому что сама ни разу не взялась что-нибудь сделать), но все это её не утомляло, а успокаивало, – как, оказывается, приятно возиться с готовкой, одной, поглядывая в окно, открытое в сад.Она получала от всей домашней работы чис – тое наслаждение. И, главное, совсем одна! Вот в чем была самая прелесть! Потом она долго лежала в горячей ванне, полузасыпая, полудумая. А думала она о том, что это все очень скоро кончится и они уедут в чужую, пусть самую красивую на свете, страну, и там ничего, что окружает её здесь, не будет. Она будет вспоми – нать и невероятную тишину, и эту странную огромную ванну с горя – чей водой, полную пены (хотя там, наверное, ванны пошикарнее этой, но не те, не свои, – чужие). Будет вспоминать парк, лес, соседей, незначительные и такие милые разговоры и вечером крас – ный свет с террасы... Она чуть не заплакала, так ей не хотелось отсюда уезжать! А что, если Алеку отказаться от этого назначе – ния? Остаться работать здесь? Уж здесь-то место ему найдут! А она будет безвылазно жить на даче... Может быть, родит. Не может быть, вдруг подумала она, а точно. Обязательно родит и этим хоть как-то искупит свою вину. И хорошо бы сына... А потом,позже, че – рез несколько лет, позвонит Марине и спросит её о ТОМ...

Уже начало темнеть, когда она услышала, как открываются ворота и въезжает машина. Она и обрадовалась, и вместе с тем досада то – же присутствовала. Опять начнется...

Алек ворвался радостный, веселый, бросился к ней, стал её кру – жить по кухне, целовать.

Алек, милый, а я обед, знаешь, какой сварила!

Она суетилась у плиты, зажигала газ, ставила на огонь кастрю – лю, оборачиваясь на него, отвечая улыбкой на улыбку, и все это лихорадочно: успеть налить ему супу и заставить есть, тогда мож – но будет спокойно она все-таки решила – поговорить. Так, к её радости, и получилось. Алек был голоден и, конечно, лучше бы по – шел с женой наверх, а уж потом они бы со вкусом, голодные, как волки, пообедали. Но нельзя обижать молодую стряпуху, которая уже налила суп и сидит, и смотрит, будет ли он есть и как ему все понравится... Он стал есть и похвалил: – Вкусно! – Хотя не понял, что это за суп, но вкус у похлебки был вполне. Он съел несколько ложек, сказал: "Молодец", и ещё сказал:

А теперь слушай меня внимательно. Может, сядешь сюда?.. – и он показал на свои колени.

...Так-ак... Начинается. Ну что, он не может, что ли, потерпеть?

Маньяк он, что ли?

И сказала, как бы не обратив внимания на его жест:

Слушаю тебя, милый...

Мы очень скоро едем в Европу, в одну маленькую, но прекрасную страну!

Он замолчал, решив посмотреть, какова будет реакция. Но осо – бой радости он не заметил, какая-то тень промелькнула у неё на лице и появилась улыбка, как бы даже дежурная... Что ещё приду – мала его непредсказуемая любимая жена? – Ты не рада? Знаешь, я до сегодняшнего дня не особенно верил, что все получится, думал, разговоры одни, будут тянуть резину. Оказалось, нет. И. что са – мое главное, ты поедешь как сотрудник: секретарь, стенографист – ка, машинистка, переводчица, ну – просто Юлий Цезарь! И все, мне сказали. надо делать очень быстро. А через недельку-другую, мо – жет, больше, но ненамного, улетим отсюда.

Алек, – сказала она, – теперь выслушай меня.

А что такое? – чуть не с испугом спросил он.

Да ничего страшного. – успокоила она его, видя, как он вздер-нулся и в глазах его появился чуть ли не ужас, – просто у меня появилась идея. Давай никуда не поедем. – Она увидела, что глаза у него полезли на лоб и в них уже был не испуг, а начиналась ярость. Я сегодня готовила и думала: чего мы ищем в этих дальних краях? В чужой стране? Чего? Чего нам не хватает? Ты можешь ра-ботать в МИДе, мы будем жить на даче, здесь все есть. – Она умоля-юще взглянула на него. – Я буду готовить, стирать, вести дом, садом займусь и все у нас будет цвести и расцветать... И все будет за-мечательно, вот увидишь! И... – тут она немного замялась, – ре-бенок же родится когда-нибудь? Ему здесь будет прекрасно! А карьера? Да ты сделаешь здесь карьеру! И поедешь, пусть через несколько лет, – но ведь мы же ещё молодые! Алек? Подумай! Я не бред говорю, честное слово...

Но он слушал, слушал очень внимательно и не было в его лице ни злобы, ни ярости, которые на миг в начале разговора исказили его лицо. Он понял ее!

Он молчал недолго и сказал:

Я тебе отвечу, Наташа, вполне серьезно. Ты говорила вовсе не бред, и я тебя понимаю. Я сам этого хочу... Мы с тобой вдвоем, здесь, ребенок, – что может быть лучше! Мне, по крайней мере, больше ничего и не надо! Но есть обстоятельства, которые выше нас. Уже все сделано, по просьбе отца! Ты понимаешь, он просил за меня! Пусть своего товарища близкого, но все-таки просил. А я теперь пошлю его и его просьбу? Потому что мне или нам внезап-но захотелось переиграть и остаться здесь? Он на секунду замол-чал, закурил. – Конечно, меня оставят здесь и с радостью, потому что желающих не пруд пруди, а океан! Да мне самому не так уж это все и хочется... Карьера. Но если я сейчас не поеду, то уже не поеду никуда и никогда. Карьера моя будет закончена, дипломати-ческая, я имею в виду. Чиновником в МИДе я буду, мне с радостью дадут место. Но это такая рутина! Я не имею права. По-человечес-ки.

Он подошел к ней и, обняв её, прижался щекой к её щеке:

Нам там будет хорошо. Я уверен. Но мне очень радостно, что ты полюбила наш дом, меня, наверное, раз отказываешься от такой перспективы. Другая бы на твоем месте уже чемодан собрала!

... Какой же он добрый, чуткий и как к ней относится!

А она не может дать ему самую малость – спать с ним, как нор – мальная женщина, и тогда, когда он хочет, а не прибегать ко вся – ким уловкам. Больше она этого делать не будет.

Милый, – сказала она нежно, – пойдем наверх, я что-то устала немного. Отдохнем... – и улыбнулась лукаво.

Он вспыхнул, как мальчишка. До чего же прекрасна эта юная женщина! Она делает все всегда, как надо. А он часто лезет к ней не вовремя. Надо ждать, пока она сама позовет, ведь он должен помнить, что она ещё не привыкла к мужчине!

Он спросил: – Ты хочешь? – И она закрыла утвердительно глаза.

Он был так счастлив, что она сама захотела! Нес её на руках на – верх, раздевал, гладил, обцеловывал... А она, приняв его уже в себя, думала: "он такой хороший, такой красивый, такой нежный...

Я его люблю, люблю, люблю..." Она убеждала себя так и возбужда – ла, по крайней мере, старалась возбудить, и чуточку получалось.

На следующий день, когда Алек снова умчался в Москву, она вдруг решила, что позвонит Марине! К телефону очень быстро по – дошла Марина, как будто ждала звонка.

Наташа несколько помедлила, может, не надо? Не буди лихо, по – ка тихо?

Марина даже повторила удивленно:

Говорите, я слушаю! Наташа сказала:

Здравствуй, это Наташа! – И хотела было сразу начать рассказ, чтобы не нарваться на грубость.

Но никакой грубости не было. Марина замечательно рассмеялась:

Ну, ты даешь, подруга! Исчезла, потом, оказывается, она где: в Африке! Ну, ты даешь... Сейчас-то не из Африки звонишь (и опять по-доброму рассмеялась)? Странно, но Наташе приятно было с ней разговаривать, она как-то все позабыла плохое и осталось только общее прошлое, которое завязало их, наверное, навеки... – Не из Африки – из Подмосковья... Мы в санатории "Березки", знаешь?

Как же! – вскрикнула Марина. – Ты там с родителями?

Нет, с мужем, я замуж вышла. Марина задохнулась: вышла-таки!

Но спросила насмешливо:

За негра, что ли?

Наташа подумала: сказать, что за сына посла? Ни в коем слу – чае.

Потянуло на разговор с Мариной, ну, вот теперь – держись!

Нет, не за негра, а за азербайджанца.

Ну, даешь! – завопила Марина. – Ты что, его там отыскала?

Нет. Здесь, – продолжала импровизировать Наташа (зачем, зачем позвонила!), – в "Березках", мы уже второй месяц отдыхаем.

В Москве расписывались и не могли ко мне с мужем заехать? Уж про свадьбу не говорю. Не пригласила! Гадючка ты. Наташка, – рассмеялась Марина, давая понять, что, конечно же, Наташа не га-дючка, это любя, но что Марина обижается, хотя и немного. – Ну, ну и когда же тебя ждать? спросила Марина. Наташа сказала:

Да знаешь, завтра снова в Африку!

Как? – вскрикнула Марина. – Что ж, мы и не повидаемся?

В этот раз – нет, Марин, но я скоро приеду, совсем скоро. Муж не велит мне там оставаться! – обнадежила подругу Наташа. – И я не хочу там без него. Так что скоро увидимся! Я звонила, кстати, те-бе много раз, – врала вдохновенно Наташа.

Марина вздохнула:

Так я из деревни недавно, сама в Москве три дня! Бабушка наша, Пелагея Власьевна, померла. Хоронить ездила. (Наташа громко вздохнула, выражая этим соболезнование). – Ну, Мариш, меня зо-вут! Приеду, все расскажу, и так далее и тому подобное. Привезу тебе цацки, там их навалом, и все настоящее!

Марина хотела что-то ещё спросить, но разговор подошел к кон – цу и она только успела сказать: – Привези побольше, я тебе день – ги отдам! – Но Наташа уже повесила трубку и теперь сидела в каком-то раздрызге. То ли настроение испортилось (сама винова – та!), то ли наоборот, какое-то удовлетворение... Скорее, и то, и другое. Но оценить свой поступок она не смогла, – правилен он или нет... Пусть теперь Мариша подождет её приезда из Африки, с цацками! Никогда она Наташу не найдет!

Марина пребывала в отвратительном настроении. Надо же, объявилась! И как ни в чем не бывало. Милые разговоры, будто не она орала тогда по телефону и чуть Санька не убила! И тут, – нате вам, – здрасьте!

Зачем? Чтобы сообщить, что замуж вышла? – похоже. Только заму – жество какое-то хилое. Не верит Марина в него, вот – не верит!

Откуда азербайджанец, почему? Чушь какая-то. Наврала она все!

Чтобы Марину позлить. Чуть-чуть добилась, но сейчас Марина го – това смеяться: никакой женитьбы там нет! Вранье! А вот откуда

Наташка звонила? От себя? Нет... Хотя, если они завтра действи тельно уезжают, – улетают, а это, скорее всего так – то она до – ма. И не ждет, что Марина позвонит. Конечно, не у себя, а у ма – ман! Но Марина тот телефончик уже имеет. Марина не лыком шита, не пальцем стебана! Сейчас все узнает! Марина набрала номер телефо – на матери Наташи. Гудки. Тишина. Она держала трубку долго и зво – нила не один раз, – если бы в доме кто-то был, подошли бы, не стали терпеть такой трезвон. Марина повесила трубку. Нет. Там её нет и никого нет. Вот дрянь эта Наташка! Научилась врать. Может, действительно в "Березках"? Можно ведь и там достать их...

И потом, сейчас они ничего узнать не сможет. – поздно, а завт – ра, наверняка, это правда! – они уезжают-улетают. Да, ненавидит её эта паскудина, это точно. По звонку можно судить, – и вранье, и правда, – все смешалось. Может, и замуж вышла. За какого-ни – будь дипломата. Боится сказать правду, конечно! Марина обоз – лилась вдруг страшенно, – всегда эта тваренка сухой выходила! И ребенка бросила, и за границу удула, и замуж вышла! И, наверное, неплохо. Может, от мужа и звонит! Завтра-то Марина узнает – были ли они в "Березках"! Если нет – значит, точно, – замужем, и зво – нила из его квартиры! Ну, сучонка! Ничего! Марина все в памятную книжечку записывает, память у неё – каждому на зависть! Найдет она Наташку. Не сейчас, конечно, и не завтра, может, через ме – сяц, может, и больше, но найдет. Потому что с Мариной так не поступают, тем более, что жизнь у неё никак не складывается и за что ей такое?