Текст книги "Девственница"

Автор книги: Ксения Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Умный робот. Никаких человеческих чувств.

Я думаю, он скоро от нас уйдет...

Куда? – со страхом спросила Наташа.

Не знаю, – откровенно ответила Светлана. – не знаю. Но уйдет.

Я чувствую.

Тут их перебил Гарик, он громко сказал:

Мама, а можно, я телек покручу, тот, что ты мне привезла? На-таша кивнула, видя, что он не снимает наушники.

Гарик ушел с телевизором на кухню, а Светлана, как бы освобо – дившись от его присутствия, спросила: – Скажи, честно, Наташка, ты Алека совсем не любишь? И не хочешь вернуть? Мне кажется...

Наташа перебила ее:

Мама, я очень хорошо отношусь к Алеку и не хочу портить ему жизнь. С этим вопросом – все. Больше к нему возвращаться не бу-дем.

Светлана вздрогнула – такая у неё дочь, что поделаешь, она её родила, она, видимо, такой её сделала.

Хорошо, хорошо, не будем. Но ведь ты молодая, красивая женщи-на, тебе надо устроить свою жизнь. Ты что, вековать теперь бу-дешь, до самой старости? Тебе, прости, организм не позволит. – – Позволит, снисходительно успокоила Наташа мать. Откуда маме знать, что у Наташи все умерло, что она давно не женщина и была ею, может быть, три минуты, когда влюбилась в Шурика и отдалась ему пьяная у Маринки на тахте... Откуда ей, бедняжке, это знать. Да, она останется вековухой, как сказала мама, и проживет, сколько ей осталось, – непритязательно и тихо. Светлана почувствоваала, что пора убираться. Дочь находится в сос-тоянии, близком к истерике – вдруг, неожиданно, – и что трогать её не надо. Оставить одну, а потом позвонить как ни в чем не бы-вало. И потом с Алеком... нет, там все непросто. Может быть, что-то и выкрутится. Она по Алисе поняла, что та была бы не прочь их снова соединить.

И Светлана так же думает. Вслух же она сказала:

Ну, не буду тебя тиранить. Ты с дороги! Но то, что я сказала, я должна была тебе сказать! Больше не буду. Никогда, – и она по-целовала Наташу и, чего никогда раньше, при коммунистах, не де-лала – перекрестила её и сказала: – Храни тебя Господь!

И вас – храни Господь! – эхом откликнулась Наташа.

Светлана зашла на кухню, там Гарик что-то сотворял с новым теле визорчиком. Светлана позвала его, сказав, что мама устала. Он не прекословил. Стал собирать в сумку уже отдельные части телека. А

Наташа завела мать в комнату и отдала ей конверт. Светлана уди вилась:

Что это?

Это деньги, мама, доллары. Я даю тебе часть, на хранение и так, для покупок Гарику, себе...

Но у меня есть тоже доллары! – почти возмутилась Светлана.

Знаю, знаю, – утешила её Наташа, – но я не хочу держать все в доме. Мало ли что. Говорят, тут у вас воруют. Грабят почем зря.

Светлана запротестовала, ей было обидно за Россию:

Ну уж и грабят! Грабят деловиков, фирмачей! А нас, грешных, пока Бог миловал!

А Наташа продолжила:

Я тебе и шубы отдам, одну какую-нибудь оставлю себе. Ты выбе-решь сама, и Алисе отвезу... Я решила к ней съездить.

Светлана не хотела, чтобы Наташа увидела, как она обрадова – лась при этом сообщении, наклонила голову, как бы роясь в сумке и безразлично ответила:

Вот и ладно. Правильно. Ты с ней не ссорилась. Заодно на даче поживешь...

Наконец они убрались! Наташа без сил плюхнулась на тахту.

ГОСТИ ЗВАНЫЕ И НЕЗВАНЫЕ

Она лежала, расслабившись, полузадремывая, и какие-то образы проносились перед глазами...

Но в её нирвану ворвался телефонный звонок. Она не хотела вставать, подумав, что это мама что-нибудь ещё забыла посовето – вать, но пришлось встать, иначе она будет звонить весь вечер, испугавшись, не случилось ли что с дочерью.

Она лениво поднялась, подтащилась к телефону, взяла трубку. В трубке был голос Марины. Она его и через тысячу лет узнала бы!

Никуда от неё не денешься!

И на Маринино:

Узнаешь? Спокойно ответила:

Конечно, узнаю. Чего ж мне тебя не узнать? Маринка помолчала, потом сказала:

Все злишься?

На что? – удивилась Наташа. – На глупость собственную? Так на неё я уже отозлилась. Поумнела.

Марина рассмеялась:

Ну и правильно. Тем более, что было, то быльем поросло. (Нет, быльем не поросло, но надо держать хвост морковкой!) – Естест-венно, – сказала Наташа, – а как ты узнала, что я уже тут?

Марина снова рассмеялась:

Шурика помнишь? Он тебя на Арбате увидел, хвоста за тобой дал и узнал, где ты живешь. А в доме – квартиру – дело плевое.

(Черти понесли её на Арбат! Не надо было туда тащиться! Хотя, чего ей бояться? Что маме расскажут? Так это уже не актуально.

Она и сама может рассказать. Но сегодня она спросит Марину про

ТОГО – ему, если жив, уже лет двадцать есть...). Наташа тоже рассмеялась: – Ну, Шурик молодечик! Что он хоть делает? Чем за – нимается?

Марина помолчала, вроде бы решала – говорить про Шурика прав – ду или нет. Наконец Марина ответила:

Да так, по бизнесу... Мы сейчас все по бизнесу. Я ведь – тоже.

Только у каждого бизнес свой – у кого на бутылку еле хватает, а у кого – "мерседес" под окном стоит... Меня ведь с телека выгна – ли. Но я рада, надоело до чертей зеленых!

Наташа не поняла про бизнес: это Шурику еле на бутылку хвата – ет? Не Марине же... Но переспрашивать не стала: не все ли ей равно, бедствует Шурик или живет – жирует. Про ТОГО спрашивать рано, надо навести мосты.

И она спросила:

Замуж не вышла?

Марина беспечно ответила:

Не-а. Какие наши годы! У меня такой мужик есть – закачаешься.

А как ты-то? Ты же замуж, я помню, выходила? И тогда сбежала так скоренько... – в голосе Марины послышалась обиженная нотка. Вот этого не надо. И чтобы потрафить Марине, она не стала рассказы – вать и размазывать, а ответила:

Я давно разошлась.

Ну-у? – удивилась и обрадовалась Марина. – А дети-то есть?

Есть. Сын. Игорь.

А правда, что твой муж – азер? – спросила Марина.

Правда, – ответила Наташа. И она вдруг спросила, безо всякой подготовки:

Слушай, Марина, а тот, ну, мой ребенок, как?

Марина помолчала секунду и сказала твердо и печально:

Помер он. Маленьким еще. А те, родители, не сообразили сразу, что скарлатина, а ведь он – недоношенный, так вроде бы здоро-венький на вид был, а сердце, как у старика...

Наташу захолонуло и не отпускало: маленький, а сердце, как у старика... Это больше всего её пронзило. Такого не соврешь. Она, наверное, долго молчала, потому что Марина крикнула:

Эй, ты где? Провалилась?

Да нет, я тут. Просто подумала, что, может, и лучше, что он по-мер. Неизвестно, что бы с ним сейчас было...

Марина отозвалась:

Конечно, вон сейчас какие времена настали. Так что, царствие ему небесное.

Наташа все ещё пребывала в холоде и ознобе, однако сделала над собой усилие и спросила игриво:

А как братец твой, Санек, поживает?

Ворует, зла на него не хватает! Только выйдет из тюрьмы, обрюхатит Таньку и опять садится! Придурок! У них уже четверо. Правильно ты сделала, что по балде тогда его огрела. Убить бы надо было! – Видимо, это была больная тема для Марины.

Но сил разговаривать о ком-то ещё не было, и Наташа сказала:

Слушай, Марин, ко мне сейчас мама придет...

А как она? – вскинулась вместе с новой темой Марина.

"Никак", – хотелось ответить Наташе, но она сказала: – Ничего.

Короче, ты меня к себе приглашаешь? – спросила Марина. – Я ведь тряпочки хочу посмотреть и может, что купить, если продашь? И на тебя тоже. Все ж, подруги, как ни крути. Всего было, но все и прошло. Наверное, о многом мы потреплемся. Но если не хочешь, – не надо.

А что? Пусть придет. Пусть посмотрит, как Наташа живет, что у неё есть.

Давай, – сказала Наташа, – приходи. Только не сегодня! Сегодня я вымоталась. Ездила по делам целый день. Давай завтра? Только не с утра, во второй половине, ближе к вечеру, идет?

Ладно, – ответила Марина и по голосу её чувствовалось, что это приглашение ей льстит.

Тут Наташа поняла, как безумно устала. Началось с мамой. Но с мамой цветочки. А завтра с Мариной будут ягодки.

"Сердце, как у старичка"... Это ужасно. А сколько вещей она ему купила! Что теперь ей делать с этим чемоданом, он грузом лежал у неё на сердце! Куда его девать? Даст Маринке, пусть рас – поряжается, как хочет. Наташа почему-то ждала свидания с Мариной трепетно, тревожно и с непонятной радостью, как если бы была влюблена в кого-то и этот "кто-то" решил наконец навестить её.

Она рано оделась, причесалась, бегала к зеркалу – смотрела, так ли лежит прядь волос, не съехал ли обруч и не надо ли надеть бе – лую рубашку, а не черную.

Наташа сама себе запретила эту бессмысленную беготню по квар – тире. Что, действительно, она? Кто ей Марина? Девка, которая когда-то хорошо ею попользовалась? Не из любви же к Наташе она позвала её жить к себе? Это тогда Наташа – глупая – так думала.

Потом-то поняла! А сейчас – ребенка нет, тащить из Наташи не по – до что...

"Хватит, Наталья!" – крикнула она себе и тут же зазвонил те – лефон. Это была Марина. Марина сказала, что выезжает и ещё уточ – нила адрес.

Наташа спросила:

Ты на машине?

Конечно, – с тихой гордостью ответила Марина. Наташа ещё раз оглянула стол. Была и икра, и разносолы. Все в порядке. Еще раз посмотрела в зеркало – хороша! Многому все же там она научилась! Раздался звонок, и Наташа, не спрашивая, распахну-ла дверь. На пороге стояла сияющая Марина с букетом орхидей и бутылкой шампанского. Сначала наступило некоторое замешательст-во, каждая рассматривала другую. Марина была одета элегантно, в длинном кожаном плаще, с темным легким шарфом на шее, в темной бархатной шляпке, видны были из-под шляпки длинные золотые серь-ги, большая сумка с клепками висела на плече, на ногах ботинки со шнуровкой. Ничего. Не хуже Наташи. А Марина жадно рассматри-вала Наташу. Потом обе рассмеялись: вот, насмотреться не могут!

Ну, здравствуй, – первой сказала Марина и, перешагнув через порог, поцеловала Наташу в щеку, без чмоков, легко, светски.

Наташа, ещё улыбаясь, тоже сказала:

Здравствуй, здравствуй, подруга! Проходи. Так они начали встречу, вроде бы с иронией, вроде бы и серьезно. Марина разде-лась в передней и оказалась в юбке-штанах и свитере, пушистом, с картинками, вывязанными искусной рукой. На пальцах – перстни, на шее – цепь с крестиком. Золотая.

Прическа у Марины была задорная, вьющиеся волосы в кажущемся беспорядке. Но лицо постарело. Но ведь она и старше. Наташа так точно и не знала – на сколько. Лет на пять? Значит, за сорок. Но выглядит хорошо.

Ну, и как осмотр? – спросила Марина, но без подколки, просто спросила, с интересом.

И Наташа так же ответила:

Отлично. Интересная, эффектная, элегантная...

Но! Но не молодая... Это я знаю. Наташа хотела что-то отве-тить, но Марина не стала на этой теме заостряться, а стала внимательно осматривать комнату и сказала, что у Наташи шикарно и сразу чувствуется, что она приехала из загранки.

Давай сядем наконец за стол и потреплемся. – Сказала Наташа.

Но у Марины загорелись глаза при виде кофров, которые Наташа задвинула в угол.

Ладно, сейчас сядем, но обещай мне, что все покажешь и что на-доело продашь! "Да, мне все надоело", – хотелось сказать На-таше, но она ответила: – Конечно, покажу, и даже подарю тебе, что захочешь, продавать ничего не буду.

Знаешь, у нас вроде бы все есть. Пойди на любой рынок, специальный, одежный, зайди в любой магазин – все, что душе угодно, а купишь, оказывается или Турция, или Вьетнам, или Китай. Так, иногда привозят что-то настоящее, вот тогда я беру. У меня вещей не так уж много, но все качественные...

У меня-то много. И все тоже качественные, но ведь сколько лет я там жила!

Кстати – где? – спросила Марина, помня прошлые разговоры с девчонкой-соседкой. – В Африке кажется?

Сначала в Африке, потом в Европе... – ответила Наташа и сказа-ла: Слушай, давай выпьем? Мне что-то сегодня выпить хочется. Давно не виделись! А мы о тряпках. Ну их. Давай выпьем, как раньше, – и она налила водки в бокальчики, поставила минералку, помня по прежним временам, что Марина пьет с запивкой. Марина подняла рюмку: – За нас, девушек! Мы не пропали! Нас никто не скушал, и мы, как ты говорила? – красавицы, умницы, ангелицы! Вот! – И она маханула полный бокал.

После выпитой рюмки Марина как-то помолодела и повеселела.

Она снова осмотрела квартиру и спросила: – Две комнаты?

Наташа подтвердила:

Две.

А кто купил? Маман?

Вместе, – ответила коротко Наташа. Марина закурила, поковыряла в тарелке , есть ничего не стала, а сказала: – Хорошо у тебя! Уютно!

Да что ты, – ответила Наташа, – я ещё ничего толком не убрала, не прибрала, так, для тебя немного сегодня повозила, чтобы не очень на склад похоже было...

Марина налила себе ещё водки, выпила, приподняв рюмку – за тебя! и сказала:

А ты, Наташка, прямо фотомодель! Клянусь. И молоденькая, как девочка... Как это тебе удается? Правда, ты и моложе меня. Мужи-ки, наверное, штабелями ложатся!

Наташа покачала головой:

Нет, не очень. Сначала вроде бы – да, а потом – и нет. Я ведь какой была, такой и осталась – к мужикам равнодушна, и они это, как собаки, чувствуют.

Это – да, – задумчиво подтвердила Марина, – чем больше им вни-мания, тем больше нос воротят. Слушай, Наташ, а как мать-то? Как она без отца? Мне Шурик сказал уже после похорон. Он ведь с твоей матушкой познакомился. Не знаю, каким путем, но лечился вроде у нее, а потом, по-моему, деньги занимал, и она ему дава-ла.

Наташа вздохнула:

А об отце не будем, потом... Марина понимающе кивнула:

Ладно, вот только рюмочку за упокой души, не чокаясь.

Они молча выпили.

А Марина, наконец начав закусывать, сказала:

Ой, Наташ, мне надо одной дилерше позвонить, можно? Получив разрешение. Марина позвонила и лихим, совсем другим голосом ска-зала:

Галь, ну как? Это Марина. В порядке? Отлично, старушка!

Премия тебе через местком! Давай с утра. Только не рано! Я спать буду, сейчас у старой молодой подруги сижу, ещё посидим. Ну, привет! – Повесила трубку и, довольная, потерла руки: – Вот ещё поллимончика наварю!

Наташа с интересом спросила:

А ты, я смотрю, делами заворачиваешь?

Марина театрально потупилась.

Наташа сказала:

Мариш, я тут ничего не узнаю. Уехала – одна страна. Приехала – совсем другая. И мы – другие. Тогда были молодые, сейчас все постарели, у всех уже своя сложившаяся жизнь, А мне здесь непри-каянно, болтаюсь в каком-то дерьме и ничего не могу понять...

Привыкнешь, – успокоила её Марина, – я тоже сначала волком выла, а потом как-то случайно пристроилась, присмотрелась и вот тебе – новый бизнесмен! Были б мужики все нормальные! Можно было бы де-лов понаделать! А то – один нормальный, а сто – идиоты, вот и вертись. Но я-то кого хочу того и куплю. Лишь бы бабки были. Так я ещё никогда не жила! Эта жизнь по мне. Я на все презента-ции, на все премьеры, выставки хожу. Бабки выкладывай и сиди се-бе в первом ряду, никого не бойся! Кстати, Наташка, я тебя со своими людьми сведу, у нас ребята есть – ого! А ты – красавица, богатенькая, из загранки прямым ходом, а? Давай?

Наташа устало сказала:

Подожди, не спеши со своими ребятами. Мне в этой жизни надо как-то разобраться, я пока ничего не понимаю! Что – к чему...

Потом через долгую паузу она спросила:

Я думала ночь всю – это хорошо, что ОН умер?

Кто? – спросила Марина. – Отец?

Да нет, я не о том... – Ты мне по телефону сказала, что... мой ребенок умер... Это так? Марина налила в рюмку водку:

Давай помянем и его светлую душеньку, младенческую!

Они выпили, и Наташа почувствовала, как на глазах закипают сле – зы, горючие слезы – так вот что значит – горючие?! Они именно – горючие, горячие, как кипяток и горькие, как хинин.

Марина наклонилась к Наташе:

Ты что? Никак ревешь? Да брось ты, Наташка! Неизвестно еще, чем бы он стал, в кого превратился. Стал бы таким, как Санек, ты бы ещё горше заплакала. Да начал тебя трясти, как грушу – с де-нежной помощью! Зарыдала бы. А знаешь, как он помер, вскоре и приемная мать его померла. Она его любила.

Да-а? – ещё больше удивилась и обрадовалась Наташа и вдруг слезно попросила.

Расскажи, какой он был? Ты же его видела!..

Не хотела я на эту тему говорить, – сердито сказала Марина, так нет, заставила. Видела, конечно, я ж им деньги твои отда-вала! Ты-то мне не верила! – И она искоса посмотрела на Наташу.

Та сидела, сложив руки ладошками внутрь и засунув их меж сжа – тых колен. Она будто не слышала про деньги, а снова повторила.

Расскажи, какой он был...

Какой?.. – Повторила Марина. – Знаешь, я как сейчас его вижу.

Такой рыжий... Я сама удивилась. И кудрявый. Носик такой пупоч – кой, курносенький, ни на тебя, ни на Санька не похож. Я, грешным делом, даже подумала, а может, кто другой папаша? Но потом тебя представила и поняла, что быть такого не может. Но вот те крест,

– рыжий и кудрявый. Толстенький такой, упитанный. Румяный. Щеч – ки, как яблочки...

Боже мой, Боже мой, почему же его не спасли! Наверное, можно было! Наверное, эти люди не хотели! – И Наташа зарыдала.

Марина не знала, что делать.

Она сунула рюмку с водкой Наташе под нос, считая, что это са – мое лучшее лекарство. Наташа покорно выпила, вздрагивая и кача – ясь из стороны в сторону.

Наташенька, Наташка, ну, перестань! Сама же сказала, что луч-ше для него... Он только с виду здоровенький, доктор же сказал. Маялся бы всю жизнь потом с сердцем. Да перестань ты! Наташ...

Ну, я сейчас тоже зареву... Нельзя нам в нашем возрасте плакать!

Лицо теряется, ты что! А по нему не плакать надо, а радоваться, что безгрешный он ушел. Знаешь, я ведь крестилась, вот крест но – шу, – Марина показала на золотой крестик на цепочке, – поняла вдруг, что не могу без этого. Хоть, конечно, и грешу я, но ведь все грешны, а я исповедоваться хожу и так сразу легко-легко де – лается... А ты?

Наташа оторвалась от своих мыслей. Рыдать она перестала, усилием воли – разъехалась при Марине!

– Что? – Переспросила она, не сразу поняв, о чем говорит Марина.

– Я не знаю. Я ничего не знаю... Я много думала об этом, много... В церковь я хожу редко, только когда потянет... И не в каждую... Сама по себе я верю, верю, потому что без веры не может быть жизни... И к кому ты обратишься, если вообще не к кому? К Богу. А вот креститься... Мне кажется, это как в партию вступать. Вступил – тебе паек и всякие привилегии, не вступил – отщепенец, ничего тебе. А если человек верит, верит по-настоящему... Зачем ему вступать? Зачем креститься? Живи по законам добра и все, мне так кажется... Я ведь грешница великая, ты зна-ешь... И я отмаливаю грехи, стараюсь. Получается или нет, – не знаю... Вот такие у меня мысли, Мариш.

Марина внимательно слушала её, а когда Наташа замолчала, ска – зала, мудришь ты, девка, надо проще и строже жить. А у тебя выкрутасы.

Наверное, – согласилась Наташа, – но пока так... Пока я к дру-гому не пришла.

Марина назидательно сказала.

Гордыня в тебе говорит, а это грех великий. Раз батюшка в церкви есть и к нему ходят, значит, он нужен.

Наташа усмехнулась, – в общем, пока я знаю, что ничего не знаю... И я рада, что ты пришла. То ли легче мне стало, то ли поняла, что все прошло, ушло, но все это нас с тобой связывает даже ближе, чем самых родных людей...

Значит, ты больше на меня не злишься? – спросила с надеждой Марина.

Наташа качнула головой.

Нет, не злюсь.

Вот и хорошо, а то я звонила, а у самой поджилки тряслись...

Чего там говорить, я тоже хороша была, шальная, жмотистая, ха рактерец – тот еще! Бабка Палага говорила: ну и характер у тебя,

Маринка говнистай, – Марина засмеялась, но тут же стала груст – ной, я бабку теперь часто вспоминаю... Она ведь для меня все сделала... Все. А так, жить бы мне в Супонево или, по-крайности, в Волоке, работать в какой-нибудь зачуханной конторе всю жизнь.

Вышла бы замуж за местного алкарика и рожала бы ему каждый год по двойне.

Наташа рассмеялась, – ну, уж и по двойне... У меня, Мариша, тоже... Если бы не два человека: моя мать и мой бывший муж, мне бы тоже другая жизнь досталась и не знаю, какая, но что хорошего в ней было бы мало, это точно.

Марина схватила бутылку.

Давай, подруга, выпьем по целой за нашу жизнь, за все, что бы-ло и что ещё будет. Давай!

Она налила по полному бокалу, и Наташа беспрекословно, чокнувшись от души, выпила. Правда, с трудом. Отвыкла она пить по-русски.

Наташа, можно, я включу телек, потихоньку. Сериал я смотрю, там, как про нас. Ты не смотришь их? – спросила Марина.

Наташа, задумавшись о чем-то, покачала головой. Ей не хоте – лось сейчас разговаривать на всякие мелкие темы, и в голове поп – лыло, но не противно, а приятно, наконец-то она расслабилась, и все вокруг показалось не таким уж и плохим, не столь сложным, как полчаса назад. Хорошо, что пришла Марина...

Марина потихоньку включила телевизор и впилась в экран, пере – живая чужие придуманные несчастья и удачи.

Раздался звонок в дверь.

Марина, сидевшая спиной к двери,повернулась к Наташе несколько испуганная.

Кто это? Может, мать? Мне бы её не хотелось видеть...

Наташа, вставая с кресла, ответила:

Мать бы позвонила...

Наташа спросила, – кто?

За дверью прозвенел девчоночий голосок.

Я соседка ваша, у нас спички кончились...

Наташа хотела сказать, что спичек у неё нет, только зажигалки, но потом подумала, что осудят, скажут: вон какая гордая, спичек у неё нет и зажигалку не дала... Даст она им зажигалку.

Марина успокоенно уставилась в телевизор.

Наташа открыла дверь и от изумления и ужаса даже не вскрикну – ла. И в ту же секунду ей зажали рот рукой и показали острый кли – нок ножа. Она все поняла.

Не человек, а некое существо, – в страшной белой маске, ог – ромное и грузное, мягко, будто на подушках, ворвалось в кварти – ру, волоча её за собой, то есть она шла сама, но "оно" крепко дер – жало её за руку.

... Хоть бы Марина обернулась и закричала, – этот бы убежал! Но

Марина смотрела свой сериал!

А существо одним махом уже стояло за креслом Марины. Засунуло ей в рот кляп (так, кажется, это называется, подумала Наташа, не в силах двинуться. Ее монстр швырнул на тахту. К тому времени он наручниками сзади кресла сцепил обе руки Марины, а ноги перетя – нул ремнем. У Марины выкатились глаза и слезы из них лили ручь – ем. Наташе монстр наручники нацепил на ноги, а руки стянул верев – кой или шнуром, – очень больно. И было страшно! Но если он связал их и не убил сразу, то, может, и не убьет?..

Тот прошипел.

Кто хозяйка, кивни.

Наташа кивнула.

Из кармана монстр вынул пистолет с длинной насадкой...

... Глушитель... Вспомнила Наташа. Значит – все. Страх куда-то ушел и настало томительное ожидание выстрела, она вся сжалась и ждала. Скорее! Только скорее, а то она начнет биться в истерике и это будет отвратительно. Надо додержаться на достоинстве...

Деньги, покажи глазами, драгоценности, вещи...

Наташа скосила взгляд на ящички в стенке и на сумку, лежащую на комодике. "Оно" быстро выгребло деньги, из шкафов шубы, вещи и стало запихивать в тонкий рюкзак все: шубы, костюмы, косметику, упаковки духов, драгоценности, бижутерию, доллары...

Пикнете – пристрелю, как собак.

Подошел к Марине, содрал с неё цепь, сорвал кольца, видимо, больно, потому что у Марины сильнее поплыли слезы и она застона – ла. Этот стукнул её по голове, – Марина съехала в кресле и гла – за у неё закрылись.

Существо схватило Маринину сумку. Там оказалось несколько сот долларов. Пустую сумку монстр почему-то разодрал и бросил.

И ушел.

Наташа скосила глаза на настенные часы: прошло всего полчаса!

Она содрогнулась. Конечно, все это снаряжение – ерунда, но ощущение было четкое, – что он и на самом деле монстр.

У Маринки лились из глаз слезы, она делала какие-то движения языком, пыталась вытолкнуть кляп. Наташа тоже попыталась, но язык был настолько слабым, а челюсти так занемели, что у неё ни – чего не получалось. Тут у Маринки вылезли глаза из орбит оконча – тельно, – она вся скривилась, напряглась, покраснела, и вдруг вытолкнула кляп изо рта и её тут же стало рвать. Губы были обод – раны, кровь в уголках рта и неистовая рвота!

К горлу у Наташи тоже начала подниматься тошнота, сейчас её вырвет, а она не может вытолкнуть кляп, и задохнется в собствен – ной блевотине какая ужасная смерть!.. Она заплакала и стала не – истово раздирать рот, до крови, до боли, все время языком пыта – ясь вытолкать тряпичный кляп изо рта!

Марина сказала ей осипшим слабым голосом:

Рви рот, не жалей, и языком толкай, толкай, а сама начала стучать ногами в пол.

Наташа чувствовала, что теряет сознание, а Марина била и била в пол ногами, плача навзрыд.

Очнулась она сначала от голосов, открыла глаза и увидела мужское незнакомое лицо, склонившееся над ней и руку со стаканом воды. Она глотнула воды с трудом, глотнула еще, превозмогая боль, горло немного очистилось.

В комнате находились люди. Мужчина, что дал ей воды, и жен – щина, кажется, пожилая, да и мужчина был немолод.

Руки у неё были свободны, но на них резко выделялись кровавые полосы, ноги поцарапаны.

Наташа будучи ещё в состоянии прострации, спросила.

А вы кто?

Мужчина охотно объяснил.:

Мы соседи снизу. Услышали, как сверху стучат и стучат, и не перестают. Вроде бы вызывают, что ли? Пошли с Раисой Михайлов-ной, а дверь-то не открыть. И кто-то там то ли плачет, то ли что... Ну, решил я, будь что будет. Может, человек помирает. У меня перфоратор, слава Богу, дома есть, я вашу дверь и вскрыл. Что с женщинами сделали! Ужас! Ваша подружка еле говорит, вы в без сознании.

Женщина толкнула мужчину локтем, – хватит тебе, надо врача вызывать, и милицию! Смотри, они еле дышат!

А они, действительно, еле дышали. Марина с каким-то присвис – том, Наташа тяжело, с хрипами, как задыхающаяся от крупа.

Женщина сделала питье – Наташа уловила дух травы какой-то, – и стала их обеих отпаивать, потом дала по кусочку масла.

Она их отходила и когда приехала "скорая", то Наташа, и Мари – на в состоянии были что-то рассказать, хотя хрипло и тихо, но все же. Врачи со "скорой" сделали какие-то уколы, вызвали мили – цию и отбыли.

На милицию у Наташи никакой надежды не было, но полагается, надо, а вдруг? Никаких "вдруг", сказала она самой себе. Потеряла все и потеряла. Не надо было всем рассказывать и разляпывать, а отдать на хранение маме. Ну да, чтобы маму ограбили и убили! Она не могла понять, почему только угрожал им этот монстр?.. А впрочем, зачем их убивать? Они его никогда не узнают!

Что они с Маринкой могут рассказать ценного? Ничего.

Голоса они его не слышали, примет не видели. Зачем только милицию вызвали! Никого и ничего они не найдут. А вдруг узнают ТЕ, что была милиция? Разозлятся и грохнут...

Но милиция уже входила в квартиру. Господи!

Еще час назад они мирно болтали с Маринкой о жизни, религии, людях, выпивали, вкусно ели, а к дому уже подкрадывался изверг и грабитель, уже поднимался по лестнице, пока она сидела и мечтала, а Маринка смотрела свой сериал. Вот так в жизни и бывает – ничего никогда не угадаешь, хоть гадай с утра до ночи.

Милиционеров было двое, – один, старший, видимо, в штатском, с суховатым лицом, пожалуй, ровесник Марине, второй – в форме, молодой, толстоморденький, румяный.

Старший представился.

– Майор милиции Проскурников Александр Евгеньевич, сержант Сер-гей Комлев.

– Вы – хозяйка квартиры? – обратился он к Наташе.

Она кивнула.

Майор посмотрел на Марину, та сразу откликнулась.

– Калиничева Марина Николаевна, подруга Наташи, Натальи Алек-сандровны... – Марина посмотрела на Наташу, не зная какая у неё сейчас фамилия...

Наташа тут же добавила: Черникова.

Следователь расспросил соседей, записал их имена, адрес, и отпустил.

Те удалились, а следователь принялся за подруг.

Но что они толкового могли ему сказать? Ну, описали свои ужасы, подробно рассказали, как сидели, что он сделал, когда вошел, что взял, куда складывал, какой, примерно, пистолет у него был.

Наташа устала от этого бессмысленного разговора. Ну и что, что он схватил Марину за горло? Или на нем была белая маска? Что им это даст? Она так и сказала этому Александру Евгеньевичу, хо – тя сам по себе он вызвал у неё симпатию своей серьезностью и вежливостью. Единственное свежее, что он спросил, были два мо – мента: первый, не расслышали они хотя бы какой-то акцент в его шипении. Ничего в этом шипении не было, кроме шипения. И еще: не могло ли быть ЭТО женщиной.

Наташа задумалась.

Вполне. Фигура не ясно какая, – вся сделанная, двигалась она легко, неслышно, и в шагах мужской поступи не чувствовалось. Но ведь это тоже от обуви зависит. Однако, и не мелкие шажочки... – Возраст? Скорее, молодой... Но не двадцать.

Проскурников с похвалой отозвался о Наташиной наблюдательнос – ти. Потом как бы невзначай спросил, когда она приехала, откуда, сколько там прожила и давно ли здесь и кто из соседей знает, кто она и откуда прибыла.

Тут вступила Марина.

Да уже весь дом знает! Такие дела скрыть трудно! И "рено" её стоит.

А стоит ли? – Майор подошел к окну. Но "рено" было на месте.

Не взял, – сказал он, – значит, был на угнанной, сейчас где-нибудь бросит. Теперь, мои бедные женщины, я должен точно знать, что у вас взяли. Посмотрите вещи, Наталья Александровна.

Наташа встала, покачнулась, но удержалась.

Прошла к распахнутому шкафу, – шуб не было ни одной! жаль до ужаса!

Она сказала, сколько их было, майор, ей показалось, дрогнул.

... Да, столько у неё было шуб! Она их покупала на свои собственные деньги. С мужем они давно разошлись.

Проскурников спросил, женат ли он теперь.

Она ответила утвердительно, и он снова что-то записал. Не по дозревает ли она Алека? Полная чушь!

Ей не хотелось все рассказывать при Марине и она незаметно сде – лала движение головой в сторону кухни, когда Марина рассматрива – ла свою порванную сумочку. Проскурников понял и сказал.

Пройдемте на кухню, вы мне перечислите все, что он у вас взял.

А на кухне, кроме перечисления вещей, спросил её и адрес Алека, и дачи, и мамы. Но она предупредила, что мама – больной человек и не надо её тревожить. Он сказал, что без её ведома он этого не сделает.

И на дачу без меня не надо...

И к мужу? – Спросил с улыбкой Проскурников.

И к мужу, – твердо ответила она.

Вы что же, его предупредите?

Конечно! – Воскликнула она возмущенно.

Но тогда мой визит не будет иметь смысла, – грустно сказал Проскурников.

А вы подозреваете моего мужа? Этого не может быть!.. – Запротестовала Наташа.

Будем так думать, Наталья Александровна. Но вы, как только немножко придете в себя, поразмыслите, кто бы это мог быть из ваших дальних или близких знакомых... Такое иногда бывает, к со-жалению. Ну и мы, конечно, будем искать. Немало он у вас забрал. Обобрал.

Как-нибудь переживу, – откликнулась Наташа встала, давая понять, что больше сказать ей нечего.

Но майор ещё задержал её.

Скажите, Наталья Александровна, а почему вы не хотели, чтобы я расспрашивал вас при вашей подруге, Марине Николаевне? ... Ну, вот. Им палец нельзя протянуть, откусят. Не хочет она, чтобы Маринка знала все её адреса, не потому, что сейчас не до-веряет ей, а потому... потому что слишком много меж ними всего и, как ни странно, она вдруг поняла, что ничего не ушло.