Текст книги "Девственница"

Автор книги: Ксения Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Наутро, на телеке, по своим каналам она узнала, что в "Берез – ках" никаких Сафоновых не было, ни старых, ни молодых. Вот так!

Но, конечно, если правда, что Наташка вышла замуж, – за азера или нет, не суть, – и поменяла фамилию, то Марине и не дознать – ся, была та в "Березках" или нет. Скорее всего – нет. Ладно, один прокол есть. Теперь надо, чтобы второй не случился.

Она поехала в один из своих более-менее свободных дней на квар – тиру к Наташкиным родителям, конечно, там никто не открыл, но опять приоткрылась соседняя дверь и та же любопытная девчонка вылезла носом из щели: – А они уехали, тетя. – Потом, видно, уз – нала Марину (ох, востра девчонка!) и сказала: – Они и не приезжа – ли, никто. Там все живут!

Та-ак. Значит, Наташка действительно вышла замуж и приезжала сюда расписываться. А звонить она могла откуда угодно. Да прос – то-напросто из аэропорта! Для сладости мести! Марина была взбе – шена! Она поманила девчонку из двери: – Как тебя зовут?

Таня.

Короче, Таня, я подруга их, – Марина кивнула на дверь. – Пони-маешь, я жила в другом месте, когда приезжала, – звонила. Приез-жала ненадолго. Я знала, что они уедут, но когда и как, и что, – не знала, просто по роду своих поездок не могла ни позвонить, ни написать (разведчица, мать её так!). Но у меня к ним дело: день-ги я должна им большие отдать, долг. Дай мне твой телефончик, я тебе, как приеду, позвоню, чтобы мне их захватить! Ладно?

А Таня смотрела на неё и оценивала: одета хорошо, модно. На – верноое, за границу ездит. Подумаешь, скажет ей Таня, когда со – седи приедут, а тетка может какой-нибудь подарок привезет.

Ладно, – сказала уже по-другому девчонка, с чувством собственной

Значимости, – вот мой номер телефона, я к телефону днем всегда под хожу.

Через несколько дней позвонила Лерка и сказала, что она все знает, Надюшку выследила. Марина спросила адрес, Лерка замялась и просительно заявила: – Я с тобой поеду...

Марина с минуту подумала и согласилась: вдвоем не так заметно.

Ладно. – сказала она, – я тебе днями позвоню, поедем вместе. Но не с первого раза налет, надо разузнать все стороной, у тех же бабок из дома, в общем, тут легенда нужна, но не боись, я приду-маю! На том расстались.

ЗАГРАНИЦА. ЕВРОПА.

Теперь Наташа летела за границу не с чувством облегчения, а с чувством грусти. Ей казалось, что она оставила в Союзе что-то кровное, родное, а всего-навсего, – чужая дача... Нет, что-то еще. Чувство близости, родственности Алека, жалость к нему, ко-торая сродни любви. Что-то будет там? Ей казалось – ничего хоро-шего. Почему? Она не могла этого объяснить.

Страна действительно была маленькая, но прекрасная! Как иг – рушка, елочная игрушка. Посольство стояло на тихой улице, глубо – ко в парке, чудном парке с подстриженными в линеечку кустами, симметрично растущими деревьями и необыкновенными цветами, но не на клумбах, как у нас, в Союзе, привыкли, а вдоль дорожек, вок – руг дома, где-то в стриженой траве, поодаль. А так сама по себе трава была украшением.

И стали они жить и поживать. Наташа тоже работала, и ею были довольны, Алек передавал ей это с радостью. Но она и сама чувс – твовала, что школа Клары даром не прошла, и она действительно превратилась в крепкого профессионала. Они быстро купили машину, не самую новую, но в хорошем состоянии, – пока пусть такая, ска – зал Алек, Наташа не возражала. Она научилась водить и теперь ле – тала, как говорил Алек, как маленький самолетик. Особенно она любила ездить одна. Забираться к самым краям страны по широким шоссе – аллеям, вдоль которых росли старые, раскидистые, но ухо – женные деревья. Все было здесь игрушечным, и Наташа не знала: нравится ей это или нет. Но все думы, мысли, воспоминания враз закончились, когда она точно узнала, что беременна. Это её сра – зило. Не обрадовало, нет! Именно-сразило, хотя она понимала, что это произойдет и уже настроила себя на то, что будет ребенок и как бы уже даже хотела его. Чтобы забыть ТОГО.

Она сказала Алеку, он был счастлив, как ребенок. Он носился по квартире, кричал, что сейчас они поедут в ресторан ужинать и вообще... Родители тоже были счастливы. Испарилось у Алековых родителей недоверие к Наташе, как только молодые сообщили им но – вость. Время пробежало быстро, ничем особенным не отмеченное.

Наташа переносила беременность физически легко, работала чуть не до последнего дня, играла с Алеком в пинг-понг, когда начались схватки. Она закричала так, что Алек чуть с ума не сошел. Но так как с докторами уже была договоренность в клинике, то и проблем не было, – Алек сам её туда отвез, и она родила моментально и легко, – на удивление, – потому что все знали, что роды первые, а Наташа такая хрупкая!

Ей сразу показали сына (это был сын, как она и думала), Он был не такой, как ТОТ. Тот был с черным мокрым хохолком на го – ловке, Этот был рыженький, мордочка толстенькая, совсем ДРУГОЙ.

Алек примчался сразу. Он сидел и смотрел на сына, не отрыва – ясь. Наташу легонько поцеловал, но столько было в его глазах любви и благодарности, что она неожиданно заплакала – и он успо – коил ее: – Ну, ну, все позади! Что, тебе было очень больно?

Наташа помотала головой.

Вот видишь, я же говорил, что все будет в порядке!

Наташа очень быстро пришла в себя, и Алек отвез её домой. К ней хотели прикрепить патронажную сестру, но она отказалась, сказав, что справится сама. Она хотела ЭТОМУ ребенку отдать все свое время и саму себя. если уж она не смогла сделать это для перво – го. Но не утешало её это, она последнее время все думала о ТОМ, как только этот начинал плакать. Она вздрагивала и вспоминала того, – как же ему-то было? У чужих людей, которые, конечно, и не знали, как обращаться с недоношенным, крошечным, чужим маль – чиком! Это терзало её неимоверно и опять начались напряженные отношения с Алеком. Он вида не показывал, но ждал, когда она по – зовет его к себе, а она так этого не хотела! Тем более, что она слышала, что после родов многие женщины беременеют очень легко.

Она сказала об этом Алеку, который хоть ни о чем не просил, но явно ждал. Наташа сказала, что пока она не обезопасит себя, ни – чего не будет. Аллек облегченно вздохнул, – ему уже начало ка – заться, что вернулись первые дни, когда она вообще старалась из – бегать его. – – Ну, это дело поправимое, надо вставить спираль и все будет о'кей, – сказал он радостно.

Наташа не знала про спирали и думала, что понадобится время и она ещё долго, – как только можно дольше! – не будет спать с

Алеком, а теперь оказалось, что все совсем просто! Вот так! Она ещё протянула некоторое время, – была занята с сыном. Алек хо – тел его назвать своим именем, ему очень нравилось сочетание:

Александр Александрович, но Наташа завопила, как резаная: "Ни когда"!

Алек смутился – пусть она называет, как хочет. И тогда она, вспомнив посла, поняв, что задела Алека, предложила: давай назо – вем Игорем? Красивое имя. И папа твой будет рад. Рад был и Алек.

Но пришел момент, когда тянуть стало уже невозможно, нельзя. И они отправились к врачу. Наташе вставили серебряную спираль и те – перь можно было "любить не только ежедневно, но и ежечасно", – так пошутил седой моложавый врач. Наташа улыбнулась, но про себя затосковала – опять... В эту ночь она и не пробовала отбрыкивать – ся, а молча снесла все Алековы страсти. Ничто не шевельнулось в ней, и она даже не стала притворяться, так утомила возня с её телом. Алек почувствовал это, но ничего не сказал, хотя и хотел спросить: все-таки ты меня не полюбила? Но не спросил. Он боялся не подтверждения, – знал, что его не будет. Он боялся, что сам увидит её равнодушие в притворном ответе, а что он будет таким,

– чувствовал. Но она не сопротивлялась, была не напряженной, и свое удовольствие он все же получил. Под утро довольно быстро заснул. А Наташа опять не спала, как не спала почти каждую ночь. Не спала, думала, и надумала: ей надо уезжать с сыном в

Союз, на дачу. Ничего, она справится, да и Любаня ей поможет!

Фамилия у неё теперь другая – замужняя дама с ребенком, на под московной даче – никто её там не найдет. Если она не будет ду – рой, конечно, и не станет звонить Марише. Про ТОГО надо забыть, хотя она поняла за эти недели с маленьким Игорем, что он не за – менил ТОГО, не закрыл её тоски. Алеку надо объяснить, что ребен – ку нужна с детства родная среда, язык. Это, конечно, хило. Но она постарается Алека убедить. Уедут они на год всего, а там видно будет, может, она оставит Игорька на попечение Любани, ма – му попросит приехать, а сама вернется сюда... В общем, ей надо ориентироваться на конец месяца, когда Игорьку исполнится месяц.

Время – прекрасное, лето, там тепло, красиво.

Дня через два Наташа заговорила об этом ночью (естественно), после того, как напрягая все душевные силы, отдалась Алеку впол – не прилично, как она считала. Алек сначала даже не понял, о чем она говорит. Но Наташа объяснила все, как придумала. Алек даже сел и закурил: этого он не ожидал! Ехать с грудным младенцем, жить одной, – фактически, – на даче! Когда здесь все для неё и ребенка, все условия! И он, её муж, в конце концов, здесь! Что ей взбрело в голову? Наташа стала путано объяснять, что там – родная земля, кругом русский язык, свою люди, не надо приучать ребенка к иностранщине с первых дней! Что она думает только об

Игорьке, а они полгода, год, потерпят. Что она вообще думает его там оставить. Мама хочет в Союз и с удовольствием поживет на да – че! И Любаня там. Мальчику не нужна чужая страна, он должен с детства привыкать к своей. Это она думала действительно, мудрая она стала, Наташа, в свои девятнадцать.

Алек задумался. Она, конечно, права, но слишком рано. В год, два, когда ребенок начинает понимать... Но. Но тогда она уедет совсем. А сейчас ну, не год она там пробудет, месяцев восемь! А это время он постарается перебиться без неё – холостяком. Она ему очень нужна, но, видимо, придется её отпустить...

После этого разговора Наташа стала потихоньку собираться. По – купала малышу все, что надо, все, что, возможно, пригодится. Ку – пила подарки: Любане, даже двум Сашкам. Она собиралась тщательно и радостно. Даже стала почти веселой и однажды доставила Алеку удовольствие, в воскресенье, днем, затянула его сама в постель и там уж постаралась, как могла, а могла она уже многое, хотя без – душно и почти бессексуально. Алек был счастлив и как-то меньше стал переживать её отъезд. Она поняла, что нужно как можно чаще доставлять ему его жалкое (она так считала) удовольствие. Год свободы стоит этого. Они договорились о том, что Наташа через полгода или месяцев семь, приедет, прежде сговорившись со Свет – ланой Кузьминичной.

Наташа подумала, что Алиса и Игорь, не говоря уже о маме, не одобрят её отъезд, но тут уж пусть Алек постарается за жену, пусть их убедит. Он сумеет, тем более, что она доказывает ему свою любовь ежедневно, – по совету милого доктора. Так они прожи – ли последние дни и был взят билет на самолет. Наташа в последний раз отдалась Алеку прямо на чемодане.

Сейчас она летела со своим сыном в Россию, на полюбившуюся, любимую дачу и одна, без Алека, которого издали, она знала, бу – дет любить, жалеть и станет по нему скучать.

В аэропорту её встретили оба Сашки. Она так им обрадовалась, как родным! Сашки были веселые и трепливые, наперебой сочувство – вали бедному Альке и говорили, что теперь они вовсю будут ухажи – вать за Наташей. Она воспринимала все, как милые шутки, и они замечательно доехали до дачи. Игорек спал, ребята сказали, что – вылитый Алька, и правда, он темнел день ото дня и только глазки оставались голубые.

На даче ждала сияющая Любаня. Стол был завален всякой всячи – ной, уж Любаня расстаралась. Даже пироги были! Чему Наташа обра – довалась, – она так давно не ела настоящих русских пирогов с ка – пустой и яйцами, с рыбой и луком! Вообще, здесь она не уставала радоваться. Любаня ей казалась чуть не мамой, но уж родной тет – кой, точно.

* * *

Марина дозвонилась Лерке, договорилась с ней встретиться поб – лиже к месту и, надев наряд поскромнее, попроще, поехала на сви – дание. Ехать надо было довольно далеко, до метро "Выхино". Мари – на втихую материлась, что за деньгами, – и ещё весьма проблема – тичными, – приходится таскаться черт-те куда. А что все произой – дет не с первого и даже не с третьего раза, она была уверена.

Они отыскали адрес, – это был большой шестнадцатиэтажный новый дом, сбоку него расположился хилый скверик с песочницами, каче – лями и прочими радостями для детей. Им – сюда. Они примостились с сигаретками у песочницы.

Через какое-то время из подъезда дома вышла пожилая женщина с маленьким мальчиком. Женщина была худенькая, полуседая, но не старуха. Глаза у неё были огромные, серые, в молодости, навер – ное, очень красивые, потому что и сейчас заметные, броские. Но какой-то напряженный взгляд, будто она чего-то боится.

Мальчик был очаровашка лет трех, бутуз, с курносеньким носом, шапкой рыжеватых кудрей, румяный, из тех детей, что не красавчи – ки, а неимоверно приятные.

Добрый денек, Марья Павловна! Хорошо сегодня. Присаживайтесь, сказала одна из бабок, сидевших на лавочке.

Женщина улыбнулась, но тоже как-то то ли напряженно, то ли отстранение и ответила: – Добрый день, нет, мы прогуляемся по – дальше, побродим.

Бабка подобострастно закивала:

Конечно, конечно, прогуляйтесь, чего на месте сидеть! Сандри-чек, какой ты сегодня хорошенький-то! Любишь маму?

... Вот оно и пришло! Вот она и дождалась своего часа! Не-ет, с Мариной шуток не выйдет! Марина обернулась к бабке:

А что это вы бабушку мамой назвали? Бабка просто расцвела от вопроса Марины:

Да нет, мамаша это евонная, мальчика, Сандрика. Они недавно пе-реехали к нам и всех сторонятся. Мы вот думаем (бабки закивали), что это ихний внучок, правда, детей их не видно, – может, в бе-гах, может, помер из них кто, а второй утек. Родитель-то.

Я её спрашивала мол, что и как. Она ни гу-гу. Один раз только сказала, что поздний ребенок, мол, и не ждали, и не гадали. Ей уж пятьдесят-то есть. А всяко бывает!

Лерка уже в метро сказала Марине:

Ты поняла, что Марья с Сандриком вышли?

А то нет! – ответила Марина. – Как тут не понять. Да и бабка попалась – клад.

А когда теперь поедем? – спросила Лерка

Марина ответила неопределенно:

Надо подумать. Я тебе позвоню.

Лерка подозрительно на неё посмотрела:

Ты что, не хочешь со мной делиться? Это я все узнала, а ты сливки снимаешь! Марина разозлилась.

Ты просто дура, Лера. Я не собираюсь тебя обманывать!

Ведь это чистой воды шантаж! За это по холке не погладят. В об – щем, надо подумать хорошо и долго. Это не штаны продать!

Лерка задумалась. Потом сказала:

Марья – баба крепкая, мужа своего держит, будь здоров, не гля-ди, что хлипкая, в чем душонка держится. Ты права, Мариш... Лад-но, действуй, как найдешь нужным. Только не забывай, что я – не последняя спица.

Ты – нашла, это твоя заслуга. Но сейчас работенка будет самая тяжелая и опасная: сама говоришь, Марья – крепкий орешек! Тебе попадаться ей на глаза нельзя. Хоть сегодня-то она тебя не виде-ла?

Лерка перекрестилась:

Не видела, честно. Она на бабку смотрела, в твою сторону, а я пригнулась, будто туфля жмет, снимаю... Сто процентов – не виде-ла!

Домой Марина приехала уставшая и какая-то растерянная. Пока ничего не знала, – казалось, все просто. Она подойдет, поговорит, скажет, что мать сильно переживает, что Марина её подруга и мать просила забрать ребенка. Она давно это хотела сделать, но замуж вышла, пока мужу сказала, пока что, эти переехали с Сандриком.

Пока узнала – где... Марина, мол, толком ничего не знает, просто выполняет слезную просьбу, На что Марья должна была бы испугать – ся (парня она, – это видно, – любит, трясется) и предложить отс – тупного. Марина должна возмутиться. Тут Марья выложит деньги, а

Марина даст расписку, что мол так и так. Но теперь внимательно посмотрев на эту Марью, поняла, что та будет биться за своего

Сандрика как тигр. Паспорт спросит наверняка, и вообще, может милицию вызвать.

Но Марине вовсе не хотелось оставлять эту идею. Они – её капи – тал, если хотите. А что, если парик, очки, то да се? Очень внеш – ность меняется. Парик у неё есть. Туфли на низком, – сразу росту нет, очки темные, морду накрасить, какую-нибудь толщинку подло – жить под платье, старенький плащ ... Марина вскочила. Надо сейже час попробовать. Вытащила парик, очки, крем-пудру загарную, туф – ли у неё были старые, на низком, лодочки с утиным носом, не мод – ные. Очень хорошо! Пусть победнее выглядит! Она гримерскую рабо – ту знала, видела, как на телеке артистов гримируют. Навела мор – щинки легонько – состарилась сразу!

Посмотрела в зеркало. Перед ней стояла в возрасте тетка, с пре тензией на какую-то моду, стародавнюю. Надо бы к Лерке зайти так, пусть оценит. А если паспорт спросит? Скажет – нет, и все тут. Сейчас к Лерке и поедет в таком виде!

Открыла Лерка и удивленно на неё воззрилась:

Вам кого? (не узнала).

Мне Валерию Валерьевну... – сказала Марина, чуть пришепетывая, погрубее. Лерка присмотрелась, растерянная...

Я Валерия Валерьевна... Вы – кто?

Я? Марина! – И Марина расхохоталась.

Лерка охнула:

Ну, ты даешь! Вот теперь узнала совсем. А так – нет. Только когда сказала, – голос вроде бы знакомый. Но внешне – никогда бы не подумала!

Марина сняла парик, очки, расслабилась.

Я к тебе специально так приехала, – узнаешь или нет, сразу или вообще – нет. Я этот маскарад для Марьи придумала,знаешь, решила сразу ехать, так лучше.

При подходе к дому Марина увидела тех же бабок, но они посмотрели на неё как на незнакомую бабу. Она облегченно вздох-нула – появился шанс! Но чем ближе лифт подходил к четырнадцато-му этажу, тем ей становилось муторнее, – на хрена она это затея-ла! Она не признавалась даже себе, что затеяла это сначала ради денег, а теперь только из мести. Но, конечно, и деньги не лиш-ние. А муторно было. Она понимала, что Марья непроста.

Позвонила, за дверью детский голос прокричал:

Мама, звонок! (Ничего себе, как лопочет! Ей казалось, что дети до пяти или там шести лет почти ничего не понимают и не говорят. По крайней мере, у них в Супонево так).

Дверь открылась безо всяких: кто да что. В дверях стояла

Марья, в халатике, с веником.

Она удивленно посмотрела на Марину.

Вам кого?

А вы Марья Пална? – попроще спросила Марина.

Я, – с некоторым удивлением ответила Марья, – а что, собствен-но, вам нужно? (Пока она не забеспокоилась, видно, и впрямь Ма-рина похожа на тетку-дуру). – Мне с вами, Марья Пална, погово-рить очень надо.

Поговорить? Вам? (вот тут уже и какое-то беспокойство появилось). Со мной? О чем же?

Марина сказала тихо.

А вы меня в дом не пустите? Что ж я на пороге буду разговари-вать?

В переднюю вышел Сандрик. Сначала он прятался за дверью, а сейчас вылез. Симпатичный! Ее, маринин, родной племяш, кото – рого она спасла! Она улыбнулась Сандрику и тут же подумала, что опять сглупила – надо было что-то ребенку купить, а то род – ная тетка на копейку племяшу не принесла! Вот дура! Вот что зна – чит своих деток нету. – Марь Пална, дело у меня серьезное, я бы ушла, в дверях как нищенка не стояла, – и Марина повернула голо – ву к Сандрику.

Та видно что-то начала кумекать, потому что строго сказала

Сандрику: – Сынок, иди к себе, играй, я с тетей поговорю, и мы с тобой пойдем гулять.

Сандрик её послушался, повернулся и ушел за угол, в комнату.

Ну что ж, проходите, хотя я, в принципе, незнакомых не впус-каю. Но сейчас придет мой муж, так что не страшно, – и она улыб-нулась как-то ядовито.

... "Стервоза", – подумала Марина, с такой намаешься! А Лерка си – дит себе дома и ногти в очередной раз красит. Все – сволочи!..

Марина не сняла плащ, да Марья ей и не предложила этого, и они прошли, видно, в столовую. На стенках висели картинки. Ме – бель была не новая, но вполне приличная. Очень чисто, но видно, что есть ребенок: валялись игрушки, детские вещи лежали на дива – не.

Марья не пригласила гостью сесть. Марина уселась сама, а та прислонилась к книжному шкафу, как бы говоря: давай, давай, мне некогда, рассиживать я с тобой не собираюсь.

Марина степенно сложила руки и сказала тихо:

Я насчет Сандрика... – Марья в момент изменилась в лице, аж по-зеленела, видно, плохо ей стало, но голос не задрожал, когда она спросила:

А что насчет Сандрика?

Марина поджала губы и сказала:

Тетка я ево, вот что (тут бы заплакать, да откуда слезам взяться? Одна злость).

Марья вроде испугалась.

Тетка? Откуда же?

С Украины. – Брякнула Марина.

Тут Марья села, – сообразила наконец, что в ногах правды нет, да и затряслись они, наверное, у нее. – Но сказала вдруг твердо. – Я так понимаю, что вам все изестно про Сандрика. Тетка вы его или нет, я не знаю и знать не хочу. Что вам надо?

Марина наклонилась к ней:

Моя племяшка рыдает по сыночку и мы все извелися, как она нам сказала. Все боялась, а теперь ейный муж узнал и они же-лают его взять!

Марья усмехнулась ядовитой, а скорее, зловещей улыбкой и ста – ла неожиданно совершенно спокойной.

Ну, это все – чушь собачья! Я, как видите, не интересуюсь, от-куда вам что известно. Вы, видимо, пришли за деньгами? Так я по-нимаю?

Марина было хотела слезно возразить, но ей показалось, что

Марья её сейчас ударит! Конечно, она этой Марье ответит, но!..

Кто знает, вдруг придет её муж...

Марья махнула на неё рукой. – Молчи! (Прямо на "ты"! Ладно!) – Но мне даже не важно, как тебя зовут. Сейчас я соберу Сандрика. Слава Богу, родители наконец, нашлись, а то он мне надоел до одури! Так что денег я тебе не дам, а Сандрик, – пожалуйста!

Она встала и пошла в другую комнату, говоря громко.

Сандрик, Сандрик, за тобой бабушка приехала, ты сейчас с ней поедешь в гости ( Вот сука! Марина сидела обомлев, не в си-лах двинуться, даже не обозлилась, что она – "бабушка"! Эта ста-рая стерва сплавляет ей мальца? Может, запугивает? Бежать? Как? Дверь закрыта. А эта соседей ещё позовет... Чувствовала Марина, – не надо торопиться! Все эта Лерка! Тварь!).

Марина встала. Что ей делать? А старая сволочь ворковала.

Давай, маленький мой, одевайся быстрее. Там игрушек много, красивых! Марина готова была завыть в голос... Четырнадцатый этаж... Если бы первый, – рванула бы сейчас Мариша-дура, только бы её и видели...

А Марья стояла, – веселая, радостная, – с ней Сандрик, за ручку, в курточке, в руке у Марьи пакетик небольшой, наверное, с детским. – Ну, вот, – сказала Марья, улыбаясь (она все время улыбалась), – мы и готовы к "бабушке-тете" ехать. Заберете, и отлично! У мальчика будет настоящая родная семья!

Дак я с Украины... – Прохрипела Марина, – я здесь у знако-мых... Куда я его?

Ах, да, вы с Украины! Только говор у вас не украинский! А вполне московский, – и вдруг она быстрым движением стянула с Ма-рины парик, очки упали и захохотала. – А я тебя, милочка, узна-ла! Шлялась тут по нашему скверику, у меня глаза острые! Ну как, давай, забирай Сандрика, – мне некогда. На Украину? Давай на Украину!

Марина после того, как Марья, чуть не выдрав её волосы, сор – вала парик и и забросила его себе за спину, стала медленно прод – вигаться к двери: черт её знает, психопатку, что она надумает.

Марья шипела, как змея.

Что ж не забираешь младенца? Твой? Подкинула, а теперь деньги тянуть собралась? Проститутка поганая! Что ж ребеночка не заби-раешь? Вот, запомни, если ты ещё раз появишься – мало тебе не будет! Паричок твой и очки у меня! Найдем! Я всех на ноги подни-му, а узнаю, откуда ты! А теперь, чтоб духу твоего не было! Де-нег ей легких захотелось! Не на ту нарвалась!

Так, ругаясь, Марья теснила Марину к двери, а приперев, быст – ро дверь открыла и, залепив Марине затрещину, фактически выбро – сила её из квартиры. Марина споткнулась о тряпку перед дверью и упала, больно ударившись локтем о каменный пол.

Дверь захлопнулась и было слышно, как ржала там, в квартире, эта старуха-сволочь!

Марина поднялась, машинально отряхнула платье, поняла, что забыла ридикюль и плащ, но тут же дверь приоткрылась и её вещи вылетели на лестницу.

И Марина зарыдала, но сдержала вой, и потащилась к автобусу.

Она-то думала, что обратно королевой поедет, на такси, может, даже сразу к Лерке, с ней рассчитается, выпьют они как следует.

А теперь как побитая собака, да что "как"! – побитая и есть.

В квартиру свою она ввалилась без сил. Было и облегчение от того, что наконец дома, и страшное чувство унижения, которое она испытала, и безысходность. А когда стала стаскивать платье, чуть не лишилась чувств от резкой боли в локте. Она хотела опустить руку, но снова взвыла. Осторожно она опустила руку, так и не сняв платья. Что это? Да ведь она упала и ударилась локтем о ка – менный пол площадки! Но как же она ехала и не чувствовала? Так говорят, бывает, если человек не в себе...

Она сломала руку. Это однозначно. Рука болела невыносимо. Осторожненько дошла до серванта, достала, плача настоящими слезами от боли, бутылку водки, большой стакан и выпила сразу?? Захорошело! Боль утихла, "наркоз" стал действовать, настроение исправилось, показалось, что все ещё наладится, что Марью надо продолжать раскачивать и она не выдержит, – даст деньги! Куда она денется! Зато Марина уж отомстит, так отомстит!

Позвонила Лерке, та торчала дома и сразу же завопила, что Ма-рина её накалывает, с деньгами куда-то делась, хоть бы позвони-ла, а то она, Лера. сидит как дура, и ждет у моря погоды! Что, денежки собралась себе прикарманить?

Лерка несла и несла – Марина слова не могла вставить. Но в какой-то момент заорала.

Нету никаких денег! Помолчишь ты или нет? На что Лерка отбри-да.

Деньги, конечно, есть, только ты их мне отдать не хочешь, вот и все дела. – И наконец замолчала.

Марина довольно спокойно рассказала, что Марья оказалась штучка тертая, что права была она, Марина, когда говорила, что не надо спешить, а все продумать до подробностей, а то получи – лось, что Марья ей сопляка сунула, одетого, обутого, и сказала, что, слава Богу, – нашлись родственники, а то он ей надоел хуже горькой редьки (про Украину, парик, пощечину и прочее она и не упомянула), что Марина растерялась и ушла, сказав, что придет с матерью сопляка, что на себя ответственность и не собиралась брать, пришла только предупредить, – и дунула от Марьи, а на улице, прямо у подъезда, поскользнулась на какой-то дряни и, на – верное, сломала руку в локте, болит невыносимо! А не звонила от злости и боли.

Лерка слушала тихо, наверное, прикидывая: врет – не врет.

Ршила, – не врет, и предложила: давай я тебя в травмпункт прово – жу, как ты пойдешь-то?

Марина подумала и согласилась на Леркину помощь. Как она поп летется, когда рука вся раздулась и сейчас не болит, потому что под наркозом!

Они договорились с Леркой на утро и ещё поговорили о Марье, какая она тварь.

Наутро следующего дня Марина собралась с силами и с помощью

Лерки добрела до травмопункта. Там сделали рентген и сказали, что трещина, но в плохом месте, наложили лангетку и велели прий – ти через месяц.

Так закончилась их, – казавшаяся такой клевой, – авантюра с

"сукой-Марьей".

* * *

А как живет Наташа, в то время когда вокруг её сына разыгры – ваются страсти и спектакли? Сына, которого она ни разу не виде – ла...

Хорошо жила. Спокойно, весело. Все её любили, а муж Алек осо – бенно, – звонил ей как только возможно и даже когда – невозмож – но.

Любили Наташу и на даче, и вокруг нее. Любаня привязалась к ней, как к родной. А Сашки дневали и ночевали на даче Чернико – вых. Кололи и пилили дрова, привозили из Москвы продукты и все, что нужно.

Малыш Гарик подрастал, и Наташа, глядя на него, думала, что оба её сына, – этот, которого она видит ежедневно и к которому испытывает нежность, и ТОТ, которого она видела считанные мину – ты, соединились, и у неё появился как бы один сын, в двух ипос – тасях.

Так ей казалось, так она думала, так ей хотелось, чтобы не испытывать порой тягостной тоски по ТОМУ. Какой ОН? Похож ли на

Гарика? Она смотрела на сына, темнокудрого, с восточным разрезом глаз, с родинкой на щеке. "Красавчик будет!" думала она с грустью. Потому что уже представляла его сексуальное созревание, это хотение, которое будет заметно ей, его первую женщину... Как она к этому отнесется? Страшно думать об этом! Но это не скоро.

А пока малыш принадлежит только ей. А ТОТ? Где ОН? Какой ОН?

Шло время. Встретили Новый год в своем лесу. Нарядили вы – сокую елку. Наташа радовалась, как в детстве, даже больше.

Накатывала весна и надо было подумывать об отъезде за грани – цу. Алек звонил, иногда Наташе казалось, что пьяноватый, – а что ему оставалось делать одному? Надо ехать. Нельзя мучать чело – века только потому, что ей и без него хорошо!

Она обязана ему, – ведь все, что она теперь имеет, это все дал ей он. Что бы она была без него? И где?..

Наташа позвонила маме и сказала, что, видимо, скоро улетит в

Европу и хорошо бы мама побыла с Гариком на даче. Таскать ребен – ка туда-сюда...

Мама тут же согласилась. А Наташа, повесив трубку и закурив, подумала, что её отпуск кончился. Навсегда.

СНОВА ЗАГРАНИЦА.

Алека она увидела в аэропорту не сразу, была слегка навеселе. в самолете все время прихлебывала виски, – единственная из ле-тевших дам, и после своего лесного рая растерялась, и стояла, слегка покачиваясь, под лучами майского, крепкого уже здесь солнца.

Алек налетел на неё как вихрь. С букетом потрясающих цветов, она даже не разобрала, – каких, улыбающийся, счастливый...

Поцеловал её, обнял, повел к машине, она шла несколько затор моженно, и он, присмотревшись, засмеялся.

А женка у меня пьяненькая!

Да мы ещё по дороге с Сашкой черным выпили, – сообщила она. – И в самолете.

Вот я Сашке врежу, как приеду, небось ухаживал за тобой, него-дяй?

Ухаживал, – подтвердила Наташа, пока ещё пребывая в бла-годушии от коньяка. – Но ты же меня знаешь? Я никого никогда не полюблю. Только тебя.

Полюбишь? – пошутил Алек, прицепившись к неправильному оборо-ту. – А пока ещё нет? Замечательная у нас с тобой беседа получа-ется, Не успели встретиться...

Наташа не нашлась, что ответить, да, собственно, и не хоте – лось отвечать – начинать ложь? Пусть ещё несколько минут прод – лится очарование свободы, которое утекает, как вода, с каждой минутой.

Квартира была "вылизана", на столе разложены всякие вкуснос-ти, стоят бутылки с шикарными винами, кругом цветы и посередине стола – изумительной красоты цепочка венецианского плетения, – дорогая, наверное, до ужаса. И все это – ей! А она, как парши-вая помоечная кошка, нос воротит. Молчи. Стисни зубы. Привык-нешь. Тебя не пытать будут, в конце-то концов! Так она уговари-вала себя.