Текст книги "Западня, или Исповедь девственницы"
Автор книги: Ксения Васильева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Светлана тоже сидела у постели дочери. Та лежала и живая и неживая – сомнамбула… Она ничего не знала и не помнила о том, что произошло. Сознание ее остановилось на безумных пьяных глазах Санька и его мерзком дыхании и на том, что с нее рвут одежду, она обнажена, ей холодно и сейчас с ней произойдет то, что произошло много-много лет назад, и она от этого умрет.
Светлана не плакала. Она будто бы заморозилась там, в саду, на белом снегу, вдали от огней прекрасной рождественской ели, и не могла согреться. Ни слез, ни чувств, ни страха, ни боли – пустота. Что этот мужик оказался тем Саньком, Марининым братом, отцом Сандрика. Светлана запретила себе думать дальше, а продолжала поглаживать руку Наташи, лежащую безвольно на одеяле. Игорь не разрешил переодевать Наташу, сбрасывать с нее шубу, только покрыть одеялом и к ногам – грелки, в рот по нескольку капель коньяка. Наташа так и лежала в розовом, совсем недавно шикарном, а теперь разодранном и грязном платье – не платье даже, а в лохмотьях. Игорь спросил Светлану, что она видела, и Светлана честно ответила – все. Тогда Игорь (он крепко взял все дело в свои руки, и все постепенно отходили от шока, слыша его вдруг ставший снова сильным голос и резкие четкие указания) сказал ей, глядя прямо в глаза: – Но вы же понимаете, Светлана Кузьминична, что это несчастный – на сто тысяч один – случай?
Светлана кивнула – да, она понимает…
– Тогда вы не должны ничего знать. Вы выскочили из дома, когда Алек бил мерзавца, закричали и пытались Алека оторвать… Все. Вы поняли меня? Потом мы можем обо всем поговорить в своей семье, но сейчас, когда придет милиция, вы должны держаться. – Светлана снова кивнула, а сама замерла от ужаса – милиция! Игорь заметил ее некоторое колебание и сказал: – Конечно, я ни на чем не настаиваю… Говорите, что хотите… – и повернулся, чтобы уйти (он знал, как действовать), но Светлана вдруг жалобно вслед ему произнесла:
– Я ничего не скажу, Игорь, ничего. Верьте мне…
Игорь ушел, уверенный на сто процентов, что Светлана скажет так, как он ей велел.
«Какой же он…» – подумала Светлана и даже не могла подобрать должного эпитета для этого моложавого бывшего посла, человека железной хватки и воли.
И Светлана снова стала гладить руку дочери, не удивляясь, что нет врача, что никто не приходит, что она сидит одна в этом чужом доме и даже не знает, как ей увезти Наташу домой, в Москву…
Когда Наташа открыла глаза, то удивилась, что она вовсе не в саду. Она вспомнила праздник, маски, уныние, охватившее ее, и чей-то шепот, что ее ждут в саду… Она повернула голову – голова была тяжелой, и все перевернулось у нее перед глазами, но все-таки она увидела маму, сидящую у кровати с каким-то скорбным видом.
Светлана видела, как меняется Наташин взгляд, она тут же вскочила и попыталась дать ей успокоительное, но та оттолкнула ее руку:
– Зачем мне это? Что произошло? Мама! Скажи немедленно!
Светлана совала лекарство и умоляла Наташу выпить. Наташа, чтобы не расстраивать маму и не зная, что произошло, послушалась и приняла эту гадость…
Светлана задрожала. Надо звать на помощь! Она не справится с Наташей, когда та вспомнит все… Надо бежать за кем-нибудь! Светлана бросилась в переднюю и, глянув на Наташу и увидев, что та закрыла глаза, – сейчас она все вспомнит!
Но на пороге уже появилась Алиса, вполне в нормальном виде, может, чуть бледновата и растрепана.
Светлана бросилась к ней и забормотала:
– Господи, спасибо, Алиса, дорогая, идемте, она пришла в себя и пока ничего не помнит… Но я боюсь… Она вспомнит… Она…
Алиса перебила ее:
– Светлана, говорить буду я. Я знаю все. Игорь мне рассказал. Что надо говорить, что нет.
Наташа лежала, повернув голову к двери, с закрытыми глазами, но как только они вошли в комнату, глаза ее раскрылись, и она осмысленно и испытующе посмотрела на них.
– Ну, наша больная бедняжка, как дела? – бодрым «врачебным» голосом спросила Алиса.
Наташа пропустила ее вопрос и задала свой:
– Алиса Николаевна, я умоляю, скажите, что со мной произошло? Я помню сад… Я вышла посмотреть на ель…
Алиса прочно, будто навсегда, уселась в кресло. Светлана примостилась на стуле. Алиса начала рассказывать:
– Вы, дорогая моя, вышли в сад… Только, Наташенька, милая, если вы будете волноваться, я ничего не скажу. – Она увидела, как Наташа сжалась и глаза ее напряглись. Алиса погладила Наташу по руке.
И тут Алиса решила не тянуть, она просто изнемогала под грузом этой беседы.
– Дорогая, на вас в саду напал пьяный наш работник, которого я взяла с сотней рекомендаций (Алиса мельком глянула на Светлану, и та опустила голову). Платье ваше порвано, вы видите. (Наташа кивнула. Боже! Она стала вспоминать… Да, да, рука, тяжелая рука на плече, холод снега на руках и мерзостная вонь изо рта, и это Саньково лицо, не лицо – омерзительная харя, и руки, которые хватают ее, лезут, рвут…)
Слезы потекли у нее из глаз, на крик не хватало силы.
– Но он не успел напакостить. (Светлана вздрогнула – успел! Давно! Двадцать лет назад. Об этом же подумала и Наташа. Но Алиса-то ничего не знала!) Ваш сын (все-таки Сандрик был! Как хорошо! Наташа была готова расцеловать эту надутую Алису), ваш сын, – повторила Алиса, – успел его оторвать и ударить. Но он, этот тип, был с ножом. (Наташа охнула! Боже… Неужели?.. У Алисы стал какой-то скорбно-торжественный вид! Она не вынесет, если…)
Алиса заметила, что взгляд у Наташи изменился и в нем появился ужас. Она струсила и сказала, почти что улыбаясь:
– Не волнуйтесь… Вы крикнули, и шум достиг террасы, где мы все сидели, и Алек бросился в сад. Он вышиб нож у мерзавца и избил его так, что он еле жив остался…
– А Сандрик?.. – спросила Наташа, желая знать правду и только правду.
– Сандрик? – повторила Алиса. – Он, дорогая моя, немного ранен. Все-таки его задел этот… Не знаю даже, как назвать его! Сандрика отвезли в ближайшую нашу больницу, рана небольшая, но сильно кровоточила.
После этого Алиса, видя, что самый пик пройден, стала рассказывать, как все высыпали в сад, какой это был ужас и как мужественно вел себя Алек…
Светлана молчала – ни звука, ни слезы, ни слова.
– А Сандрик? – снова спросила Наташа.
Алиса, уже войдя в роль (ибо никто не знал, жив Сандрик или нет), сказала:
– Ну что Сандрик, дорогая? Он потерял немало крови. Его увезла «скорая»…
Но тут ей помогла Светлана, которая сказала:
– Мы, наверное, скоро уедем. Да, Наташа? Ты сможешь?
– Да, мы скоро поедем, – ответила Наташа и попросила: – Алиса Николаевна, вы скажете мне номер больницы, куда увезли Сандрика?..
– Конечно, конечно, дорогая, я спрошу у Игоря. Я была в таком состоянии, что абсолютно всем распоряжались мои мужчины. На самом деле этим даже никто не поинтересовался, кроме Лизки, конечно, которая все в том же «голом» платье выскочила на улицу и умоляла врача, чтобы ей разрешили ехать в больницу. На что врач ответил: «Там реанимация, вас туда все равно не пустят…» Но зато Лизка теперь точно знала, куда повезли Сандрика.
Наташа прикрыла глаза – утомила ее Алиса! Ушла бы поскорее, с мамой можно и помолчать… Какая-то тяжелая дрема напала на нее, и она тихо закрыла глаза, утомившись, как никогда.
Алиса моргнула Светлане – выйдем…
Они вышли даже из дома, чтобы Наташа не услышала, и Алиса сказала:
– Надо дать ей либо в кофе, либо в воде пару таблеток отличного снотворного, у меня есть такое, она заснет, и мы ее отвезем в Москву… Так и скажете ей, что она уснула в дороге и вы ее не смогли разбудить. У нее билет на завтра? Надо ее отправлять! Неизвестно, как еще все здесь закончится…
Алиса собралась уходить, но остановилась и спросила, не в силах уже сдерживать свое недовольство:
– Скажите, Светочка, зачем вам понадобилось уговаривать меня приглашать на работу этих двух?.. Никак не пойму.
Светлана ждала этого вопроса давно, но сейчас растерялась и никак не могла сформулировать четко ответ и забормотала:
– Я просто не знаю, как это произошло… Марья позвонила мне и попросила за двух своих родственников. Я и предположить не могла… Мне кажется, он просто напился и, возможно… Водка просто в голову ударила…
Алисе стало ее жалко:
– Ну ладно, что вы, Светочка, я думала, может быть, вы их знали…
Из сада послышались голоса, мужские, незнакомые… Милиция!
Алиса подхватила полы шубы и скоренько сказала:
– Ну, мы еще поговорим, Светочка, а сейчас я слышу – идут…
– Кто? – шепотом спросила Светлана.
– Как – кто? Милиция! – ответила Алиса раздраженно и вышла из дома.
Игорь бодро открывал калитку… За ней скромно стояли два молодых человека в осенних пальто – один в кожаном, другой в простеньком, и в больших меховых шапках.
Игорь, подобрался и широко распахнул калитку и придал лицу сурово-горькое выражение.
– Проходите, прошу, – сказал он, и молодые сняли шапки и гуськом тихо прошли в сад. Они знали уже, что приехали на дачу к известному человеку, бывшему послу, представлявшему страну во многих государствах. Они также знали, что его бывшая невестка – сейчас посол России в европейской стране, и кто-то подсказал им, что нынче она в гостях у своего бывшего свекра. Посол им понравился – солидный, седой, моложавый, подтянутый, с суровым красивым лицом.
Перед таким и заробеешь!
С милицией все уладилось. Все прошло именно так, как рассчитал Игорь. Молодые люди с кем-то переговорили по рации. Игорь понял, что они распорядились – «работника» определить в санчасть следственного изолятора.
В большой даче наступила относительная тишина, то есть тишина внешняя была полной, никто не кричал, не плакал, не взывал, не болтал – все молчали. Тишины не было внутри каждого.
Алису сейчас тревожила одна мысль – получится ли теперь с назначением Алека? Может, все пошло прахом? Только бы Алек там задержался, когда отвезет Наталью. Чтобы она очнулась и он сумел поговорить с ней… Тут Алиса тяжело вздохнула – не станет он ничего говорить. Умчится в одну минуту, ясно, как божий день!
Катьку Ирина забрала к себе, напоила чаем и решила, что теперь можно приступить с расспросами. Что-то соседи скрывают! Естественно, кто захочет раскрывать неприглядные семейные тайны, а что тайны неприглядные, Ирина была уверена. Но Катька отмалчивалась, а потом запросилась где-нибудь поспать.
– Я хочу, чтобы ты осталась у нас, – сказала Ирина. Работы немного – убрать, постирать, летом ухаживать за садом, я научу тебя… Готовлю я сама – люблю это…
Она еще что-то говорила, будучи совершенно уверена, что девчонка – сирота и что деваться ей некуда.
Катька поняла из всего этого то, что ее хотят здесь оставить насовсем и она больше не увидит ни мамку, ни Натаху, ни Витька… Про папаню она старалась не думать. Ей надо отсюда бежать.
Деньги у нее есть, баушка Марья дала много тысяч и еще сто зеленых, как говорит папка. Это все надо отвезти мамке, чтобы она пошла за папку хлопотать. А сейчас надо бежать от этой старой красивой тетеньки, у нее глаза так и прожигают. Катька спросила:
– А где мне можно полежать?
Ирина разложила на своей огромной современной кухне раскладушку возле кафельной печи, в которой проходили теплые трубы, постелила и сказала:
– Вот, ложись, отдыхай, и я пойду отдохну – такая ужасная ночь!..
Ирина ушла наверх, в свою спальню, а Катька тихо лежала и ждала, когда все затихнет.
Когда наступила полная тишина, она тихо встала с раскладушки, накинула куртенку и бесшумно вышла во двор, – двери не закрывают, надо же!
Как она добралась до Супонево, сама не помнит. Еле плелась по кочковатому смерзшемуся снегу на поле, брела такой же кочковатой дорогой, и наконец – вот он, родной дом! Зеленая крашеная дверка, свет на терраске: не надо ей ничего, ни дач ихних, ни еды, ничего!
– Мамка! – Она дернула ручку – закрыто. Послышался голос Татьяны:
– Щас открою! – Голос веселый. (Татьяна так и решила, что приехали гулены, уж долго их нету.) Когда она увидела одну Катьку – веселье сошло у нее с лица, как смыло водой, и Катька заревела. Танька втащила дочь в комнату и стала трясти: – Не ори ты, дурасина! Чего случилось? Запил? С Леркой этой? Рассказывай! Слышишь? Не утаивай от матери-то! Все самое плохое рассказывай. Денег, поди, не дали? Да наподдали?
– Мамка!!! – заорала тут Катька и, захлебываясь слезами, рассказала все или почти все, что знала, что видела, чего надумала…
Татьяна как схватилась рукой с платком наплечным за лицо, рот, так и сидела, чтоб не заорать, как Катька.
Танька поняла только одно – Санька увезли сильно раненного, в беспамятстве, обвиняют чуть ли не в убийстве, и неизвестно, где он – то ли в тюрьме, то ли в больнице, а может, и выкинули куда – мертвого-то…
Все-таки Танька завыла. Она представила себе жизнь без своего пьяницы-мужа, даже такого, но мужика в доме…
Танька опять завыла:
– Чего ж мы делать-то будем без отца-то?! О-ох, говорила я, не ездий ты туда! – И уже спокойно, но зло сказала: – Дак нет – он умней всех! С Леркой этой спутался! Злыдень! Теперя вот в тюрьме сидит! И сколь просидит?
– Мамк, надо в Москву ехать, спасать папаньку!
– А как его теперь спасешь? Ты подумала? Думаешь, тех денег, что ты дала, хватит? Никуда я не поеду. А что? Много мы его видим? То сидит, то пьянехонький валяется. Пошел он! Твой папаня! Без него проживем! Ты вон какая разумница стала, больша-ая… Со мной на ферму пойдешь.
На том закончилась для Катьки вся история с «братиком» Сандриком и папаниной виной, ничего она так и не выплакала мамке на груди, о чем мечтала всю дорогу.
Стали жить, как жили.
Алек, когда привез Наташу и Светлану в Москву, не стал задерживаться. Тем более что она так и продолжала то ли спать, то ли пребывать вне сознательной жизни. Ему тягостно было быть здесь.
Ведь это он, он!.. ранил?.. Убил?..
Светлана настойчиво оставляла его попить с ней чаю или кофе или еще чего-нибудь, но он отказался. «До свидания», – и ушел. Светлане очень хотелось, чтобы Алек побыл здесь, но… Как будто оборвались вообще все связи с жизнью.
Наташа очнулась в полной тьме и по инерции нащупала кнопку настольной лампы… Оказалось, она дома! В Москве, в своей квартире. Но как?.. Она вспомнила очень быстро. Но почему, почему они не разбудили, не растолкали ее перед отъездом с дачи!
Они по дороге могли бы заехать к Сандрику в больницу! Вез, конечно, Алек, он бы звука не сказал и проехал лишних 15–20 километров!
– Мама, – позвала она, – мамочка, проснись, пожалуйста… Я жутко хочу есть, прямо умираю.
Светлана вскочила с диванчика, взяла из шкафа теплый махровый халат и дала Наташе. Та с наслаждением закуталась в него и протянула совсем по-детски:
– Как хорошо до-ома-а…
Они вместе прошли на кухню, Светлана поставила чайник, они присели к столу, закурили, и Наташа стала спрашивать: о том, почему они не разбудили ее, почему не проехали к Сандрику, хотя бы узнать, как он, что было на даче после, забрали ли в милицию Санька… Перед «Саньком» Наташа сделала паузу и спросила мать:
– Ты знаешь, что это он, тот?.. – Светлана кивнула.
Закипел чайник, и она со всех ног бросилась заваривать кофе, чтобы хоть на мгновение оттянуть дальнейшее.
– Мама, – сказала она, – надо позвонить Алисе и узнать адрес больницы.
Светлана кивнула:
– Не надо. Я уже звонила… – и тихо добавила: – Наташа, милая, никуда ехать не надо. Он в реанимации, в тяжелом состоянии… Ему сделали операцию, и пока ничего неизвестно. Я добилась разговора с врачом…
Наташа на секунду потеряла сознание, и когда пришла в себя, первое, что подумала: она догадывалась…
– Зачем вы мне врали?
– А ты бы выдержала? Сама полуживая. Скажи тебе тогда – и оказалась бы в той же реанимации. Наташенька, но ведь врач ничего не утверждал… Надо всегда надеяться…
Наташа сидела как каменная.
– Это я во всем виновата, – сказала она вдруг как бы спокойным тоном (Светлана вскинулась и смотрела на нее во все глаза, что с ней? Что может сейчас произойти?!), – я. Еще тогда, когда не сказала тебе, а бросила его, как котенка… Как котенка, – повторила она и вдруг зарыдала в голос, на крик.
Светлана подскочила к ней, прижала ее голову к груди, стала уговаривать, что она виновата, да, но то, что произошло, случайность… Говорила это Светлана неубедительно, потому что знала – Наташка права – виновны все они.
Тут Наташа сквозь рыдания (которые, как ни странно, что-то сбросили с ее души, сердца, какой-то тяжеленный камень) спросила:
– Но как, как появился этот подонок там, на даче? Как? Вот что я не могу взять в толк.
Светлана посмотрела на нее и произнесла отчужденно:
– Я не знаю, почему и как, но в этом изначально виновата Марья…
– Марья? – поразилась Наташа. Слезы высохли у нее на лице, остались лишь бороздки, и сейчас Светлана даже была рада, что решается другая проблема: кто виноват в том, что… Наташа на какие-то мгновения не забыла о Сандрике, нет! – просто отдалилась от этих мыслей.
Светлана коротко рассказала о задуманном Алисой празднике, о звонке Марьи, о ее, Светланиных, размышлениях, но потом согласии. Так появился Санек, которого она вначале и не замечала, только уже там, в саду, как удар током, – понимание всего…
Наташа помолчала, прикурив сигарету от сигареты, и твердо сказала:
– Я завтра улечу. У меня неотложные дела. Мама! Я умоляю тебя съездить в больницу! Пусть делают, что хотят, но он должен жить…
Она замолчала снова и удержала слезы, поднявшиеся откуда-то из горла, и даже издала какой-то полувой. Светлана с тревогой посмотрела на нее.
Наташа вспомнила Динара, Проскурникова, Аннелоре, Фрайбаха, Обермайера – врагов и друзей, которых оставила там и за это время ни разу не вспомнила. Теперь она никого не боится!
– Нет, мама, – сказала она, – я должна лететь! А сейчас я позвоню Марье и все из нее вытрясу! Не знаю, что с ней произошло? Маразм? Вроде бы не было… Что ей вступило? Напугали? Как? Нашли ее? Я не успокоюсь, пока не узнаю!
В квартире Марьи на звонок Наташи ответил чужой женский голос:
– Видите ли, Марья Павловна в больнице… У нее сложнейший перелом ноги… Ее должны выписать, но, – женщина замялась, – я не знаю, к кому обратиться… Сын, видимо, в отъезде… – Наташа мгновенно просчитала все: они ждут, кому спихнуть Марью, потому что ту держать в больнице уже не хотят…
Значит, она, Наташа, так ничего и не узнает? В душе метнулось – взять Марью и поселить с мамой?.. Маме, больной, одинокой и слабой, на шею? А самой улетучиться? Куда она обязана лететь, чтобы доказать, доказать!..
– Нет, я просто дальняя знакомая, извините, – ответила Наташа и положила трубку. Она тут ничем не может помочь!..
* * *
Наташа сидела в самолете и смотрела в иллюминатор на уходящую снежную Россию и думала о том, что всякий раз она летит со странным настроением, а теперь вот с такой болью… и неизвестностью… вся надежда на маму! Опять?!
Что она будет делать там, она не знала, но чувствовала, что эта боль в груди толкает ее на что-то очень важное… Решение придет само. Она это знала. Точно.
«Боинг» пересек границу России. Снега ее уплыли вдаль. Все осталось там…
НАТАЛИ. БАЛ ОКОНЧЕН…
Первые дни после Наташиного отлета в Москву Аннелоре не находила себе места. Она целый день сидела на своем «наблюдательном» посту, напрягая весь свой слуховой аппарат на апартаменты Динара, не дай бог она что-нибудь упустит, и тогда произойдет катастрофа – Анне это понимала.
Но первый день прошел на удивление тихо. Видимо, «друзья» занимались какими-то делами вне дома, и это опять-таки пугало Аннелоре. Но сделать она ничего не могла.
В Рождество Анне еще утром рано приготовила индейку, сама не зная зачем, потому что звать ей было некого. Позвонила днем Рихарду, но Сол лишь передал ей ответное поздравление барона: тот не слишком хорошо себя чувствует…
Слезы капали из глаз Анне на индейку, в бокал превосходного вина, которое она купила еще давно, думая, что хоть час или два проведет Рождество с Натали, Рихардом…
Глупые мечты.
Так окончательно и не поев ничего, Анне заснула, и даже у спящей из глаз текли слезы.
Но следующий день дал немало новостей. Новостей, которые привели Анне в полное замешательство и ужас.
Она вязала, когда тишину соседней комнаты нарушил звонок телефона. Проскурников, чертыхаясь, снял трубку. Ему что-то долго говорили – что, Анне, естественно, слышать не могла, а он лишь бросал отдельные «да», «нет» и только одно слово сказал: «Завтра» – и в конце разговора по-военному произнес:
– Понял. – Он даже не попрощался с тем, кто ему звонил. И Анне почувствовала, что звонок очень важный, серьезный, потому что отвечал Проскурников четко, быстро и собранно.
– В чем дело? Кто звонил? – спросил Динар.
– А ты не понял, кто?
– Неужели?.. – как-то скис Динар.
– Да. Вот тебе «неужели?». Сведения гнуснейшие. Ранен ее сын. В рождественскую ночь. На даче.
Анне еще раз похвалила себя за то, что каждый раз брала на свой пункт наблюдения не только вязание, но и блокнот с ручкой. Она стала лихорадочно записывать все словами, полусловами, значками.
– Наташкин? – почти закричал Динар.
– Да, – раздраженно ответил Проскурников. – Какой-то хмырь, работник, но что-то там не то. Вроде бы случайный… А стрелял…
– Но все же можно узнать! – снова повысил голос Динар.
– Можно-то можно, но к делу прилепили двух сопляков, из честных… Они загребли это дело и никого не допускают…
Немного подумав, Динар сказал:
– Завтра прилетает Наташка. Сразу она в присутствие не пойдет, там нечего делать, каникулы… Надо не упустить момент, когда она явится, и сразу же прийти с сочувствиями.
Не дай бог загнется! В общем, надо действовать резко и быстро. План не отменяется.
Аннелоре еле держалась на стуле; был момент, когда ей казалось, что она сейчас упадет и они, услышав грохот, прибегут сюда и ее убьют. Она ни секунды не сомневалась, что эти двое так и сделают. Разве могла она предположить, что услышит такое! Анне еще не могла до конца уяснить себе этот разговор. Что он был ужасен и пах убийством, это она поняла. И что в нем была угроза Рихарду. И Натали! И, конечно, ей, потому что если эти – боже! – что-то совершат, то они – как это? уберут всех свидетелей!
Закончив переписывать заметки, Анне подумала, что вдвоем с Натали – она и Анне – они ничего не смогут. Куда-то они хотят «засылать» Натали. Куда? К Рихарду? Но как? Если он даже ее, Анне, не принимает? Эти двое схватят Натали в железные щупальца, и ей придется их слушаться…
Шофер поставил вещи в холле и удалился. Наташа, сбросив шубу на пол, вошла в гостиную. Свет зажигать не хотелось. Она присела на диван и тяжко задумалась. Обо всем. И в частности, знают ли в посольстве?.. В какую историю она попала на Рождество в России? Наверное – да, потому что везде есть шпионы. Но завтра придется поехать туда, хотя и каникулы. Но она должна послать факс в министерство по поводу Алека и позвонить ему, чтобы он быстро поменял паспорт, взяв фамилию Инки.
Это надо сделать обязательно… Для него… Маме звонить не было сил и желания: она была уверена – услышит самое страшное… Бедный, бедный Сандрик!
Тут она услышала легкий шорох за спиной – вздрогнула непроизвольно. И обернулась лицом к тому, кто стоял у нее за спиной…
А там стояла Анне, милая седенькая дамочка! Воробышек Аннелоре! Она сказала:
– Мадам… Натали, я позволила себе войти… дверь была открыта… мне надо сказать вам…
Наташа перебила ее:
– Анне… Боже, как я рада вас видеть! – Она притянула к себе Аннелоре, усадила ее рядом и поцеловала в щеку.
Анне смутилась и была счастлива! Но тем не менее настойчиво сказала:
– Нет, Натали, вы должны выслушать меня! Это так важно! Ведь вы здесь? И куда вы денетесь ото всех проблем? Я так ждала вас и так скучала…
Наташа встала и взяла из бара бутылку виски.
– Давайте выпьем, Анне, хорошо? Я потом, потом вам расскажу… Не сейчас. Сейчас я не могу…
Анне молчала, она не хотела давать понять, что знает… Пусть Наташа все сама прочтет в ее записях, и она молча вытащила из сумки тетрадку и передала ее Натали.
– Прочтите, там немного… Это не мои опусы… – добавила Анне, поняв вдруг, что, возможно, Натали решила, что Анне – такая дурочка, что пишет рождественские стихи! – Это документ.
Тогда Наташа взяла тетрадку, раскрыла ее и стала читать. Наташа прочла быстро, и сразу же ее охватила лихорадка деятельности, злобы, ненависти, желания убить, загрызть, уничтожить этих людей!.. Судьба добивает ее… Она вовлечена в эту игру, простительно ли так назвать это?.. Но Анне! Анне!! Она посмотрела на Анне, и слезы выступили у нее на глазах. Она бросилась Анне на грудь и заплакала, тихо и безнадежно. Потом резко прекратила и неожиданно твердо сказала:
– Анне, все, я пришла в себя и готова действовать! Но как?
Тут стукнул дверной молоток. Они!
– Анне, идите наверх и будьте там. Я, надеюсь, выпровожу их быстро…
Наташа открыла дверь. Перед ней в скорбных позах стояли два приятеля – Динар и Проскурников Александр Евгеньевич. Они поклонились, вошли в холл и тут уже поцеловали ей ручки. Она улыбнулась им, чему они удивились, так как не ожидали встретить ее в полном спокойствии.
Она улыбнулась и пошла в гостиную, пригласив их следовать за нею.
– Выпьем немного? – спросила она. Они кивнули.
Подняв рюмку, Динар произнес:
– Наташа, дорогая, мы знаем, каково вам досталось в жизни!
– Вы быстро узнали, – заметила Наташа небрежно.
Динар усмехнулся.
…Так. Отличная игра, прекрасные актеры! Ну, она тоже не сегодня родилась – посоревнуемся, господа! Она уже все решила и вдруг от этого своего решения стала совершенно свободной и почти счастливой!..
Наташа так ушла в свои мысли, что не слышала, что говорит Динар, а он говорил о том, что Наташа должна форсировать отношения с бароном. Она должна выйти за него замуж… Тут Наташа пришла в себя и услышала эту фразу.
– За кого? – спросила она удивленно. – За Проскурникова? – И она с улыбкой посмотрела на молчащего все это время Евгеньича. Тот рассмеялся. Обстановка перестала быть напряженной.
«…А может, ей наплевать на этого Сандрика? – подумал Динар. – Ну, ранен, ну, может быть, выживет… Надо, кстати, подольше держать ее в неведении». Хотя ничего определенного у Динара пока нет, но знал: Сандрик пришел в себя, его переводят в институт Склифосовского и появилась надежда. Но Наташке это знать нельзя!
– За барона, дорогая, за нашего любимого Фрайбаха! И чем скорее – тем быстрее, как говорят. А там уж он и картины вам подарит, я уверен!
– Бросьте вы с картинками морочить мне голову. Картинки – само собой. Но вам нужно больше, гораздо больше, Динар!
Динар переглянулся с Евгеньичем: откуда этакие выхлопы? От кого?
– Я вас не морочу, мадам Натали, – сказал, приосанясь, Динар, – да, есть задачи, но не те, которые вы себе надумали или кто-то вам нашептал, простите… Нам нужно ваше присутствие в замке, чтобы держать под контролем этого престарелого дурня. Он ведь очень не любит нас, русских, а человек он, как ни странно, влиятельный и нам нужно его, как говорится по-простому, переманить! Так, Евгеньич?
Проскурников подтвердил: так, точно так, пусть Наташа не волнуется. Она же знает, как он, Проскурников, к ней относится? Разве может она подумать, что он позволит втянуть ее в авантюру, дурно пахнущую?
Наташа хотела было сказать, что она все понимает, тем более что для задуманного ею она должна быть с ними в полном согласии и дружбе, и она кивнула истово – да, если она и не доверяет абсолютно Динару, то уж Александру Евгеньевичу – всецело!
Вдруг Наташа встала и попросила тост.
– Я не отниму много времени, но сказать мне это необходимо. Я с вами! – Глаза у Наташи сверкали, она была как натянутая струна (Динар даже залюбовался ею). Проскурников был менее доволен. Как всякий способный сыщик, он в прямых действиях и словах всегда улавливал второй смысл, а то и третий. И ему казалось, что тут что-то не так, хотя Наташа казалась искренней и ни капли фальши не чувствовалось в ее заявлении…
Динар встал и торжественно поцеловал Наташу троекратно, по-русски. Облобызал ее и Проскурников, он удивился, что кожа у нее горела огнем, а с виду заметно не было, и это тоже ему не нравилось.
Пошли тосты-речи. Следом за Наташей встал Динар. Было так, будто происходит большой официальный, но свой прием, на котором надо сказать что-то важное и значительное.
Динар сказал:
– Я долго ждал этого часа. Были у нас с Наташей прекрасные времена, были и трудные: недопонимание, какая-то неприязнь, подозрительность и прочее, не буду вспоминать. Наташенька! Я рад!
– Хотите сюрприз? – крикнула Наташа. – Я его прибе-рега-ала!.. А что вы скажете на это? Меня сегодня, сейчас, ждет у себя барон, а? Каково? Аннелоре договорилась. Она мне звонила утром, и я ее попросила: мол, у меня жутко на душе, я не могу находиться одна, и единственный человек, который мог бы меня утешить, успокоить, – барон. Сработало! Ждет! Хотите – поедем вместе? Вы увидите, как я войду в ворота, а вы на моей машине отправитесь куда вам угодно! А я скажу, что тайно приехала на такси, и такого там наведу!
– Ну, Наташа, ну умница, – твердил Динар, покачивая головой. Повернулся к Проскурникову: – Как тебе идейка? Сверкает? Едем немедля. Проверка боем! Если войдет – значит точка!
– Ты что, Динар, не веришь? – возмутилась Наташа. – Едем. Увидишь! Ладно, я пошла переодеться, не так же мне ехать к нему!
Наташа вышла. Проскурников уже сам ничего не понимал. Зачем они поедут? Хочет ехать, договорилась? Пусть едет. Завтра расскажет.
Но Динар не принимал в расчет никакие его поучения и доводы – он считал, что ехать надо. Тут все и откроется – правду она говорит или нет.
Вышла Наташа. В свитере, джинсах, с сумочкой на плече…
Сели в машину – Наташа за руль. Динар угнездился рядом, Проскурников сзади.
Тронулись. Наташа взяла сразу такой разгон, что Проскурников заорал:
– Э-э! Ты что, на гонках?
Наташа обернулась, вовсе отвернувшись от дороги:
– А что? Я всегда так езжу…
Они выехали из города и неслись теперь по аллее среди старых дубов, сквозь которые просвечивали горы. Фонари ярко горели, и асфальт светился, – прошел дождь.
Проскурников вдруг понял, что поворот к замку они проскочили.
– Ты что! – крикнул он Наташке. – Замок проехали!..
Наташа обернулась и весело сообщила:
– Ну, просмотрела! Ну, завернем обратно! – И она крутанула руль так, что у Проскурникова помутилось в голове – никогда он не сядет больше к ней в машину – бешеная! Дура!
«Хоть дороги здесь и…» Додумать Проскурников не успел: Наташа, крутанув еще раз, газанула, и машина, перепрыгнув через бордюр, врезалась прямо в огромный дуб, росший поодаль…
Тут же, из какого-то малозаметного проулка появился юркий «Нисан»…
Наташа открыла глаза и тут же закрыла – все двоилось, убегало, рассеивалось… Она в комнате с убегающим ввысь потолком и необъятной постелью, на которой она и лежит, и в огромное выпуклое окно видна одинокая сосна… Это не больница… Это чей-то дом.
