Текст книги "Западня, или Исповедь девственницы"

Автор книги: Ксения Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Наташа только и сказала:

– У тебя есть чего-нибудь выпить?

– Есть, есть, – заспешила Светлана и достала бутылку виски (Алиса всем ставила в комнаты спиртное и какую-нибудь легкую закуску – орешки, сухарики, вяленые фрукты…), налила Наташе. – Ты что, расстроилась? Тебе не нравится Лизка? Ты знаешь, она девочка неплохая, взбалмошная только, современная чуть больше, чем надо, но и романтическая – ты бы слышала их…

Наташа перебила ее:

– Мама, мне совершенно неинтересно, что там они говорили друг другу. Сандрик – взрослый, и я решать за него ничего не буду. Пусть разбирается сам. А Лиза еще маленькая девочка для такого, как он… Не надо повторений… – Наташа выразительно посмотрела на Светлану, будто это она, Светлана, толкнула когда-то свою дочь… Светлана даже в мыслях не хотела продолжать. Все-таки характер у Наташки ужасный: всех вокруг обвинит, а сама как бы и ни при чем…

Наташа медленно встала с кресла, сняла платье, надела халат, этим она давала понять, что хочет остаться одна. Ладно, Светлана уйдет, пусть сидит одна!

– Мама, извинись за меня, но у меня жутко болит голова – в самолете еще разболелась и никак не проходит… Я на ужин не приду. Залягу сейчас спать – приму таблетку… – и она улыбнулась матери – ласково и добро (как это ей далось?).

Светлана тут же подхватила:

– Конечно, конечно, отдыхай! А то они насядут! Одна Алиса чего стоит! Лежи спи.

Светлана ушла. И в общем успокоилась. Ничего страшного. Обойдется. Поспит, а завтра – праздник, развеселится ее Наташка!

А Наташа? А Наташа была разбита на сотню мелких осколков, которые невозможно было собрать и склеить… Разумом она понимала, что это давно должно было случиться. Сандрик – нормальный мужчина. И конечно, у него есть женщины и будут… Это-то ее не волновало. Но вот молоденькая девчонка, пылкая, хорошенькая, романтическая и вместе с тем дерзкая. Такая девочка, как Лизка, может сильно увлечь и надолго. Наташа чувствовала, как холод подбирается к затылку, озноб уже трясет. Она выпила виски. Но тут вдруг вылез второй голос, который что-то давненько не проявлялся. Он спросил: «Пьешь? Пей, пей! Как же – у тебя горе! Твой сын целовался в этой комнате с девочкой, которая понравилась ему – за долгое время! Так ты как мать должна бы радоваться! Верно? Но ты ведешь себя, как любовница, готова эту девочку сгноить. Признайся, что ты его любишь. Это будет, по крайней мере, честно». Не для свидания ли с Сандриком прибыла она сюда? Конечно. Ну, сначала охи, сопротивления, взывания о грехе, а потом – сдача полностью, на милость победителя… А потом? Потом, пожалуй, самое сладостное ощущение – тебя обожают, любят, превозносят, а ты рыдаешь о греховности и отталкиваешь его.

Наташа схватилась за голову – сейчас она свихнется!

Она заглотнула какой-то транквилизатор и упала на постель. Нет, нет! Так не будет! Она выдержит все! Она не сломается! Она благословит их, Лизку и Сандрика… И уйдет в сторону.

И Наташа, вдруг успокоившись и подумав – будь что будет, заснула.

Ужин без Наташи прошел довольно скучно, и даже на лото не разговелись – неинтересно. Разбрелись кто куда.

Инка решила глаз не спускать с Лизки, не дай бог при матери Сандрика устроит что-нибудь, она может! Лизка же спать не собиралась, но не собиралась и тревожить Сандрика – просто она не будет спать.

Светлана хотела заглянуть к Наташке, но света у той в комнате не было, и она, вздохнув огорченно, пошла спать.

Ночь. Тиха и божественна ночь. Когда неслышимо падает таинственный снег и не светят звезды, и в этой тиши каждый малый звук звучит почти набатом.

Сандрик не спал. Каждый мускул его был напряжен, каждый нерв натянут – рядом, за стенкой, в комнате была Наташа… Он давно забыл, что она его мать, да и не думал как-то об этом серьезно никогда. Он ждал, когда погаснут все огоньки в даче, наступит полная тьма, и тогда он пойдет к ней! Если она прогонит его, он не уйдет. И заставит ее решить дальнейшее, которое он видел только с ней.

Он посмотрел на часы. Половина второго… Все, конечно, утихомирились.

На голое тело он надел шелковый халат и босиком прошел по коридору. Не скрипнула ни одна половица – это он умел! Дверь в комнату была приоткрыта, и он прислушался… Даже дыхания не было слышно… Он вошел. Свет от белого снега, идущего с небес, освещал комнату Наташу, которая спала, подложив обе руки под щеку, едва прикрытая одеялом. Смутно поблескивало гладкое плечо, светилась стриженая головка с каплей серьги в ухе… Сандрик остановился и наслаждался всем этим – тишью, светом, спящей Наташей…

Он подошел к постели и положил свою горячую руку на прохладное плечо Наташи. Она проснулась не сразу, видимо, только когда жар от руки проник в нее. Она узнала Сандрика, но подумала, что он ей снится, и сказала расслабленно и нежно:

– Сандрик… Это ты? Я так ждала тебя… – Во сне она могла позволить себе любить его, не разбираясь, кем он ей приходится… Но Сандрик не исчез и тогда, когда она приподнялась на локте, совсем проснулась и даже протерла глаза. Он сидел рядом с ней – сжимая руками ее плечи так, что больно дышать. Тут она испугалась и чуть не крикнула – пусти! – но вовремя вспомнила, где она и сколько людей может ее услышать.

Она знала, что пройдет еще секунда-другая, и тогда…

– Нет! Нет! – закричала Наташа, забыв о том, что кто-то может услышать ее. Дрожа, как в малярии, села, натянув на себя простыню. Она не могла говорить.

– Что ты делаешь, Наташа… – с тоской прошептал Сандрик, – зачем?

Она, закуривая – вдруг дико захотелось курить, сказала:

– Нельзя. Мы не должны… Не надо, Сандрик. Уйди.

Он отнял руки от лица – оно было сейчас спокойно и совершенно лишено выражения. Он тоже закурил и как-то с трудом выдавил, придавая голосу насмешливый тон:

– Так ты меня совсем не любишь?

Наташа сжалась. «Неужели он не берет в расчет ничего?»

– Сандрик, – сказала она, – разве в этом дело? Ты знаешь все. Ты знаешь, что я испытываю к тебе. Ты же знаешь, Сандрик!

Она говорила с надрывом, и в голосе ее звучали слезы, не слезы даже, а подступающие рыдания.

Он поднялся, сел на постели, надел халат, замял сигарету и сказал:

– Прости. Наверное, так нельзя было… Я сошел с ума, когда увидел тебя в аэропорту… И ждал этой ночной минуты, как… – Он не продолжил, а, поцеловав ее легонько в щеку, встал и ушел не оглянувшись. Она хотела сказать еще, что все не так и он должен понять. Ей нужно было его присутствие, их разговор, их сближение после долгой разлуки… Она не хотела определять – чего же она хочет?.. Она хотела, чтобы он был рядом, но…

И вдруг на пороге балкона появился Алек. В пижаме и махровом толстом халате…

Наташа же сидела почти голая – простыня лишь прикрывала грудь. Она заметалась и накинула на плечи свитер. Одеяло валялось на полу.

Алек поднял одеяло, положил на постель и сел рядом в кресло.

– Не волнуйся так, – сказал он насмешливо, – я тебя не буду насиловать. (Боже! Неужели он все слышал? Что ей делать?) Я хочу с тобой поговорить, наконец, откровенно. Этого так и не произошло у нас за всю нашу долгую семейную жизнь… Ведь так?

Но Алек как будто и не ждал от нее подтверждений или каких-либо слов. Он сказал:

– Я просто хочу знать всю правду. Меня мучит, что я был обманут как последний сопляк. И кем? Девочкой, приличной и скромной! Кто этот Сандрик? Кто он? И зачем он здесь? Мать рассказала мне печальную повесть о твоей юности… Но я этому не верю ни на грош! Ты не могла быть матерью тогда. Ты была слишком невинна, да, это так… Этот Сандрик – твой любовник! Скажи мне честно, и все встанет на свои места. Мне до фени твои любовники! Развлекайся как хочешь! Но не у меня на глазах и без вранья насчет сыновей, брошенных детей и прочей мути.

Наташа заплакала. Она не притворялась, она плакала по-настоящему… О чем? Обо всем. И об Алеке, у которого тоже не сложилось ничего из-за нее… Наташе вдруг стало совестно перед ним, перед Алисой, перед Игорем и даже перед Инкой. Она всех скрутила, всех обоврала, а теперь хочет выйти гладенькой и отмытой добела из пены вод.

– Алек, – сказала она мягко, – послушай внимательно, помолчи и поверь. Я буду говорить тебе правду. Впрочем, ты ее уже знаешь. Да, со мной случилась страшная беда в ранней юности. Да, она меня сломала и сделала такой, какой ты меня знал. И я не изменилась. Я по-прежнему отношусь к мужчинам с полнейшим равнодушием и… я до сих пор боюсь… секса. Все, что рассказала моя мама твоей, – правда. Чистая правда. И мне нечего добавить. Я, живя с тобой, все время мучилась тем, что не рассказала тебе о… том, что со мной случилось. Сколько раз я уже была готова к разговору, но пугалась – вдруг ты не поверишь. Не поймешь. Или разозлишься. Я говорила тогда тебе правду – я любила тебя, по-своему, как умела. И когда ты ушел к Инне – мне было очень больно, но я понимала, что так надо, что так ты будешь счастлив, а ты этого заслуживаешь. – Наташа протянула руку и погладила Алека по голове – такая жалость к нему охватила ее – бывшему мужу, с которым, может быть, и смогла бы у нее состояться жизнь. Если бы она не была такой трусливой душой.

И Алек сломался. Он заплакал. И заплакала она. Они плакали о неудавшейся жизни – каждый о своей. Сквозь слезы Наташа сказала:

– Поверь, Сандрик – мой сын.

И Алек заговорил, сквозь слезы:

– Наташка, я верю… Теперь – верю… Наташка, Наташка, ведь я всегда любил тебя и люблю сейчас… («А вот этого не надо», – подумала Наташа и убрала руку с его головы – она поглаживала его еще густые, черные с проседью волосы.) – Не получилось у нас с Инкой… Был секс. Кончился. И оказалось – ничего больше нет. Есть, конечно, Лизка… Но мы с ней как-то не очень контачим… А может, нам все начать сначала? Дети взрослые. Проживут уже без нас… Инка? Что – Инка? Мне кажется, она с радостью сбежала бы отсюда («но прихватив тебя», – подумала Наташа прозорливо), знаешь ведь, какой у маман характер? Она Инку заездила, и та уже, по-моему, всех нас ненавидит… А, Наташка?.. – И ждал ответа.

Наташа заметалась. Конечно, она откажет, потому что уже давно не любит Алека, абсолютно равнодушна к нему… Сейчас вот что-то накатило. Но отказать надо так, чтобы он не обиделся, ей не хотелось его обижать! И тут она вспомнила, что у нее все еще нет секретаря! Она возьмет Алека! Как она раньше об этом не подумала! Он защитит ее от Динара и его козней! Он будет рядом – верный и преданный, кто никогда не предаст ее!

Сверкнув глазами, уже совсем другая, чем минуту назад, Наташа таинственно приказала:

– Налей выпить!

Алек поднялся, подошел к холодильнику, достал бутылку вина, бокалы, налил, непонимающе глядя на нее. Он ждал.

Они чокнулись, и Наташа сказала:

– У меня свободно место второго секретаря, и я как-то никого туда не хотела – мне предлагали многих… Я вспомнила о тебе, но ты сам знаешь, какие у нас сложились последнее время отношения… А теперь… Теперь я подумала, что если бы ты согласился, я была бы так рада!..

И это было сказано честно.

У Алека голова пошла кругом. Он никак не мог подумать, что их личный разговор повернется таким боком… Первый момент он отринул это предложение – под началом у нее? С тем грузом, что был у них? Что из этого получится?.. Неизвестно. Ехать с Инкой и Лизкой? Заваривать какую-то странную кашу, потому что сегодня, особенно сейчас, Алек почувствовал, что Наташка по-прежнему волнует его, будоражит, что он, возможно даже, как-то влюбился в нее по-новому. Он должен подумать. И конечно, не должен отказывать окончательно. Он вдруг воспылал мужской гордостью – она ведь оттолкнула его! А взамен предлагает службу! У нее под началом!

Он пробурчал:

– Не знаю, Наташ, не знаю… Как-то это все странно… Давай отложим решение. И не до завтра. А – подольше. Подумаешь еще – действительно ли я нужен тебе там…

– Нужен! – закричала Наташа, и это тоже было правдой.

– Ладно, Наташка, я подумаю…

И вдруг им обоим стало понятно, что все сказано. Дальше – либо постель, которая, как уяснил Алек, была невозможна, либо надо расставаться. И Алек ушел.

Наташа наконец осталась одна, зажгла верхний свет и стала читать – сегодня она больше не заснет. Приходить, правда, уже некому. Надо надеяться, что мама ничего не слышала.

Но Светлана слышала. Конечно, не все. Но то, что кто-то к кому-то пришел, она поняла – то ли Сандрик к Наташе, то ли Наташа к нему… Это ее ничуть не обеспокоило – просто интересно, что мальчик хочет сказать? О Лизке?.. Неужели это так серьезно и она, Светлана, окажется права – они породнятся снова? Неисповедимы пути… Но это неплохо.

Партия для Сандрика хорошая.

Она было уже стала засыпать – завтра спросит Наташу, о чем с сыном говорили, как вдруг раздался Наташкин вскрик – громкий, почти отчаянный: «НЕТ! НЕТ!» – все затихло, а вскоре раздались тихие шаги и легкий скрип двери – Сандрик ушел.

Что такое случилось, что она так завопила «нет»?.. По поводу Лизы? Наташа не хочет, чтобы он женился?.. Что-то он ей сказал такое. Но что? Нет, это не о Лизке… Наташа не стала бы так орать. Это что-то другое… Светлана ощущала, что это может быть только какое-то из ряда вон выходящее событие.

В общем так, решила она: завтра она будет подглядывать, подслушивать – вести слежку и постараться что-нибудь понять.

Светлану уже клонило в сон, когда она услышала звук открываемой балконной двери, и ее прямо-таки подбросило на постели. Кто?! И тут Светлана поняла, что в неведении она оставаться не может! И, надев халат и тапки, отправилась наверх. Она тихо стояла у двери и слушала разговор Алека и Наташи. Конечно, она не все разбирала от волнения, гулкого биения своего сердца и от того, что в комнате говорили достаточно тихо… Основное она поняла – Алек хочет снова быть с Наташкой, но та ни в какую… И конечно, она смутно услышала о назначении… Так же тихо спустилась вниз, уже более спокойная. Все-таки Наташка – приличная!

Утро. Раннее. Даже не утро вовсе, а ночь, продолжение ее. Только время говорит о том, что оно, утро, пришло.

Катька, не спавшая всю ночь, взяла свой рюкзачок, прежде накорябав записку, что уезжает к мамке, Наташке и Витьку, никем, естественно, не замеченная, ушла с проклятущей дачи, села в автобус и только тогда заплакала и проплакала всю дорогу. И в слезах этих вдруг решила, что поедет не домой – там, поди, ждут не дождутся их, и чего ей говорить? – а к баушке Мане.

Алиса тоже проснулась рано – она волновалась из-за разговора с Наташей, который обязана провести. Не о Наташином первом сыне – нет! Другое Алису тревожило – успеть поговорить об Алеке. Нельзя же, чтобы он, такой красивый и способный, с языками, пропадал каким-то охранником!

Поэтому Алиса, одевшись для прогулки, пошла в сад как бы осматривать елку, а сама зорко следила, не зажжется ли свет в окнах маленькой дачи… И Алиса, напевая нечто, прогуливалась с фонариком.

Наташа проснулась от собственного стона. Открыла глаза и через секунду вспомнила ночные приключения. Двое любят ее, и двоим она отказала… Но причины слишком веские – одного она не любит, а другого любить нельзя. Она вспомнила, что обещала с утра положить под ель подарки. Надо это сделать. Подарки были дорогие и нужные – не просто ради «галочки»! А настроение – мрачнее некуда.

Выпила кофе и вышла в сад, где тотчас же столкнулась с Алисой.

Они обе обрадовались встрече. Как никогда. После взаимных приветствий и разговоров об ужасной погоде и следствии этого – бессоннице – обе замолчали. Наташа стала раскладывать подарки, Алиса смотрела и решала, как начать разговор об Алеке. А Наташа тоже не знала, как начать. Но вдруг решилась и сказала:

– Знаете, Алиса Николаевна (Алиса забормотала, что можно уже без отчества – они так давно знают друг друга), я хочу, чтобы Алек работал вместе со мной…

Алиса еле удержалась, чтобы не плюхнуться в снег или чтобы с рыданиями не броситься Наташе на шею, но понимала старая дипломатша, что держаться надо достойно. Поэтому она радостно откликнулась:

– Замечательно! Это то, что ему нужно!

А Наташа продолжила:

– Я ему вчера сказала, но он… – Наташа помедлила, как бы не напортить излишней честностью, – но он отнесся без энтузиазма – так скажем. («Господи, – подумала Алиса, – когда же мой сын поумнеет?! Такое предложение! И главное – просить не надо!» Алиса помолчала). И если у него нет каких-либо других, более интересных предложений…

– Нет, нет, – не выдержала Алиса, – конечно же нет! Откуда?

– Ну, если нет, тогда повлияйте на него. – Наташа стала раскладывать подарки и не смотрела на Алису. – Но так, чтобы он не узнал о нашем с вами разговоре… – Алиса сложила руки, как в молитве:

– Ну конечно, Наташа! Конечно! Я сегодня же поговорю. И ничего ему не скажу, естественно! Я найду форму!

– Я завтра улетаю. Дела… Так что знать я должна сегодня вечером.

– Наташа! – почти завопила Алиса. – Я сегодня же поговорю! Это для него такой шанс! – Она уже готова была произнести слова благодарности, но вовремя остановила себя – не надо так уж увлекаться, показывать, что она счастлива до мокрых порток. И, что-то пробормотав о забытом чае, пошла в дом, уже на пути вспомнив, что не пригласила Наташу. Алиса обернулась и крикнула:

– Жду на чай! Через десять минут! – и увидела, что из маленькой дачи выползает Светлана. Вот уж с ней Алисе чай пить не хотелось – нудная она все же – Светочка!

Наташа тоже увидела мать и тоже не обрадовалась. Вид у мамы был, как говорят, аховый: бледная, отекшая, с потухшими глазами.

Светлана шла к Наташе, еще не зная, что скажет, но сказать она должна: пусть дочь поостережется, так и врагов можно нажить, если принимать мужиков полную ночь – сына и бывшего мужа…

– Как спала? – беззаботно спросила она Наташу, хотя беззаботность и ее нынешнее лицо были несовместимы.

– Отлично! – с подобной же беззаботностью ответила Наташа.

Светлана подумала: «Как была ее дочь врушкой, такой и осталась!»

– А я слышала, ты кричала… – сказала Светлана, зорко глядя в глаза дочери. – Так отчаянно: «Нет! Нет!»

Наташа ответила:

– Да, приснилось, наверное, что-нибудь…

– К тебе Сандрик заходил?! – будто спросила Светлана, а на самом деле утверждая.

– Заходил, – спокойно сказала Наташа, – зажигалка у него сломалась. Поболтали немножко… Я его хотела спросить про Лизку, но как-то постеснялась – он ведь совсем взрослый, не привык к подобной опеке. И не сказала.

– А-а, – протянула Светлана. («Значит, зажигалка, – подумала она. – А может быть, и так… Но кричала-то Наташка не во сне, пусть не врет!») – Но ты правильно сделала, что ничего не сказала. Пусть сами решают…

Они шли по аллейке, по бокам которой каждое лето в июне вставали пышные кусты пионов – розовых и белых… Наташа закурила, выпустила дым, посмотрела, есть ли колечки, что всегда значило удачу, – их не было, и сказала:

– Знаешь, ко мне Алек заходил… Начал плакаться, говорил, что нам надо вернуться к прежнему – семейной жизни, я довольно резко ему ответила. Чуть не поссорились. Кстати, тут я почти завопила: «Нет, никогда!» – потому что не хочу рушить то, что у него есть, да и… – Наташа замолчала, опустила голову, и вид у нее был такой печальный, что Светлана в который уже раз пожалела дочь и в который уже раз поверила ей, потому что хотела поверить. – Но я, – продолжала Наташа, – предложила ему работу. У себя…

Светлана так была благодарна дочери за ее откровенность! Конечно, так оно и было! И это Алеку она вопила «нет»! Светлана перепутала все. Приходил Сандрик, скоро ушел… А затем пришел Алек… Все-таки прав был ее Сашка, который говорил, что она сама себе придумывает проблемы… Господи, как хорошо, что все объяснилось – и ведь про Алека Наташка сказала сама! И день начинался прекрасно – снег перестал идти, небо будто поднялось и стало белым, казалось, прозрачным. «Хорошо здесь, – подумала Светлана, – и хорошо, что мы тоже здесь домик имеем, правда, благодаря Гарьке… Но все же…»

Санек проснулся не рано – с головной болью и сухой жаждой в глотке. Как всегда. Ничего нового. Он крикнул, не глядя на раскладушку:

– Катюх, дай отцу водки, в холодильнике стоит, и огурчик соленый! – Получилось заискивающе, как всегда по утрам, когда не мог подняться с койки. Но никто не ответил. Тогда он с трудом повернул голову – раскладушка стояла у стены, а белье – подушка, одеяло, простыни – было стопкой сложено на стуле. Катьки не было!

Санек, превозмогая тупую, стукающую по темечку боль и всеобщую слабость, поднялся, еле дотащился до холодильника, достал водку, выпил прямо из горла и тут же запил рассолом. И только тогда смог подойти к столу, где приютился клочок бумаги, большими буквами на нем было ясно написано, что Катька уехала к мамке в деревню и подпись.

Санек бухнулся на стул. Вот-те на! Сдулась девка, только и видели!

По Саньку – лучше, что Катька домой оттянулась. Ну ее! Но Лерке сказать надо. И у Санька засвербело, засосало в животе – сегодня же он должен говорить с гребаным Сандриком! И на хрен он, Санек, повелся на это дело! Но похмел уже давал знать, и он взбодрился – ладно, поговорит он, пусть у Сандрика юшка потечет!

На виду у Наташи Алиса шла медленно и достойно, но как только ее не стало видно с аллеи, перешла на рысь. Примчалась в дом, скинула куртку и быстро, как могла, поднялась наверх. Стукнула в дверь «молодых» – относительно, конечно, но по привычке так называла Инку и Алека.

– Алек, выйди, мне нужно с тобой поговорить…

Он вышел в халате, с сигаретой. Алиса сразу рассердилась:

– Ты проспишь все в своей жизни! Мне нужно серьезно поговорить с тобой, а сегодня больше времени не будет! Сам прекрасно понимаешь!

Алек вздохнул и сдался: когда маман в таком настрое – лучше не возражать и выслушать, что она скажет!

Они спустились вниз и сели на маленькой террасе. Алиса сказала:

– Алек! Ты должен с ней поговорить…

…Та-ак, маман начала атаку… Не хотелось ему говорить, что Наташка уже предложила сама… А ответить он не готов.

– Я просить ничего у нее не буду! Не хватало мне еще просить бывшую жену!

Алиса разозлилась. Не хочет просить! Значит, не желает ехать туда, а желает валяться здесь по диванам! Не-ет, шалишь, мальчик! И я, твоя мать, тебе этого не позволю!

И она сказала, как бы заканчивая разговор:

– Хорошо. Ты – гордый. А я – нет. Поговорю тогда я.

Алек не знал, что делать. Если маман станет просить… Наташка подумает, что он совсем дурак, а в каком положении будет мать? Делать нечего – надо сознаваться…

– Да не вскакивай ты, ма, как газель, – сказал он недовольно, – сядь. Я тебе все объясню… – И он сказал ей, что вчера, после чая, Наташа начала сама разговор, и так далее… Но что он пока ей не дал ответа и потому не хотел говорить Алисе… Что-то не тянет его под начало Наташки.

– Конечно, вахтером быть лучше! – вспылила Алиса. – Превратиться через пару лет в старика! Вон на кого ты стал похож! Ужас! Толстый! Лысеешь! Алек, опомнись! Такой шанс редко выпадает.

Алек призадумался, – возможно, мать и права…

Алиса ждала, что он скажет. Она смотрела на него, и ей становилось его жалко – был красивый, веселый, перспективный мальчик, а что сталось?! Ей не хотелось признаваться сейчас себе в том, что виновата в этом Наташа… Но сейчас Наташа хочет исправить хоть что-то, и надо на это идти! Другого случая не представится!

Алек вдруг спросил:

– Так что, думаешь, соглашаться?

Алиса завопила:

– Не думаю! Уверена!

Алек усмехнулся:

– Ладно, уговорила, речистая… Пойду скажу Инке.

Алиса остановила его:

– Мальчик мой, а вот этого пока делать не надо! Ты знаешь Инну, она надумает сто верст до небес и все лесом! Может быть, даже сначала поехать одному… Лизе пока устроиться на курсы – как Наташа когда-то, и уж потом ехать им. Ну, прошу тебя, не надо, подожди… Хотя бы отъезда Наташи.

– Хорошо, – сказал он, – я пока не скажу ей.

Так закончился их разговор, и будто начала потихоньку вырисовываться карьера Алека.

…Санек вышел на крылечко. Потянулся и только собрался нырнуть в калитку, как из-за поворота аллеи показался собственной персоной его сынок Сандрик!

Сандрик шел прямо на него, но его не видел, смотрел куда-то поверх. Санек забоялся до одури. «Может, потом, – подумал он, – вот с Леркой переговорю, тогда… Никуда он не денется… А ну как денется? Нет – надо. Ну, Санек, давай!»

И Санек униженно поклонился Сандрику, сказав тихо:

– Здравствуйте… – Он и сам не ожидал, что так получится, чуть даже не сказал – хозяин… – такой был вид у сынка.

Сандрик поравнялся с ним, и Санек должен был уступить ему дорогу – тропка здесь совсем узкая, но Санек, наоборот, заступил дорогу Сандрику и сказал (голос чего-то у него никак не прорезался – тихий, не его, Санька!):

– Поговорить надо…

Сандрик даже вздрогнул, настолько далеко бродили его мысли, и удивился – чего хочет от него этот дядька?

– Что, денег на бутылку не хватает? – спросил он добродушно.

Встреча эта, как ни странно, немного развлекла его, потому что настроение было препоганое после вчерашнего разговора с Наташей.

Сандрик достал деньги из кармана, Санек опешил – ну и ну! Так вот, запросто, дает стольник! Да не какой-нибудь, а «зеленый»! Ну сынок… А может, ничего про то дело не говорить, а попросить больше? Он даст… Что этот стольник?! Лерка засмеет. И Санек, насупившись, сказал:

– Не, мне переговорить надо.

– Ну, говори, – разрешил снисходительно Сандрик.

Санек понимал, что здесь нельзя – увидят, не дай бог! Наташка тут! Гнать будут до станции палками!

– Зайдемте в дом, – попросил он Сандрика и обозлился – чего эта сопля его, отца, на «ты», а он ему «выкает»?! Но вот так получалось.

Сандрик пожал плечами, но не отказался, а молча пошел за Саньком. Они вошли, и Сандрик, ни на что не обращая внимания, присел в кресло.

Санек достал из холодильника бутылку водки – «Столичной», хорошей, колбасу, огурцы – пусть не думает сынок, что отец не знает, как угостить!

Сандрик с изумлением смотрел на эти приготовления – с чего это? Но настроение было такое, что он даже обрадовался, что выпьет сейчас с этим мужиком водочки, покалякает с ним, как обычно выпивающие мужики, и ему станет легче.

– Звать меня Александр, как и тебя, – вдруг осмелел Санек и назвал сынка на «ты», – а по отчеству я Иванович, а ты соответственно Александр Александрович, а вот кличка у тебя Сандрик, так?

– Так, – ответил Сандрик, все больше удивляясь и мужику, и разговору, и как-то внезапно увидел, что мужик не молод, вид у него потертый и бедный, и назвал вдруг мужика на «вы» – они поменялись ролями: – А откуда вы меня знаете?

– Оттуда, – загадочно ответил Санек, ощутив перемену в Сандрике, и перестало Санька трясти от страха.

Он налил две стопки и поднял свою. Сандрик смотрел на него с интересом.

– За первую нашу встречу, сынок, – с нажимом сказал Санек и добавил: – Я ведь тебе отец родный…

– Что? Какой вы мне отец? Сан Ваныч, опомнись! Напился уже? Ну ты даешь! – И Сандрик рассмеялся, хотя смеяться ему не хотелось. Явный шантаж. Кто-то что-то сказал, а этот подслушал, услышал и вот решил денежек потрясти!

Санек обиделся – чтоб он с такой малости захмелел?

– Это не я даю, а твоя мамаша, Наталья батьковна, мне дала в молодых годах, понял? Ты и появился на свет. Да подбросила она тебя Марье-старушке… Ну как?

Сандрик похолодел. Что-то стало приобретать реальные очертания. Откуда он знает маму Марию? Откуда Наташу? А ведь ему, Сандрику, никогда не говорили об отце, мама рассказала ему слезную историю, а отец в ней был какой-то мальчик-студент… А это что?

Это мурло спало с Наташей?! Сандрик почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу и ему становится физически плохо.

Он налил водки, выпил и сказал уже своим тоном, холодно и спокойно:

– Допустим, ты – мой отец, ну и что дальше? Давай обнимемся, папа? Так? – и Сандрик усмехнулся своей кривоватой усмешкой, которой боялись многие.

Но Санек закусил удила:

– А хоть и обнимемся! Ты – мне сын! Вон и сестра твоя тут была, да уехала к матери, надоело ей на вас смотреть.

Сандрик вдруг припомнил деревенского вида девчонку с туповатым и вместе с тем каким-то восторженным взглядом.

А Санек продолжал бубнить:

– Меня твоя мать приемная, баушка Маня, сюда послала…

«Как? Мама? Зачем? Чего она хотела?.. – Сандрик почувствовал, что слезы подкатывают к горлу. – Это предательство! А Наташа! Красавица, холодная и недоступная! Валялась когда-то с таким мудаком?!» Сандрик почувствовал, что любовь к ней куда-то уходит, уходит, уходит, остается внезапно возникшая брезгливость, жалость и… пустота.

– Да ты слышишь? У тебя еще родинка за ухом есть, черная, бабочка навроде, покажь! – донеслось сквозь пелену.

Сандрик резко ответил:

– Ничего я тебе показывать не буду, понял? А кто, когда и с кем… – мне наплевать. Ты мне не отец, уяснил? И никогда я тебя не признаю, даже если это и так. Но думаю, что ты просто врешь! – Сандрик шел ва-банк. Ему вдруг действительно стало наплевать, кто его отец. Да не все ли равно? У него есть родители – отец, правда, уже умер… – был. Но осталась мама. Мама… Но почему она послала сюда этого?.. Наверное, разжалобил ее. Она такая! Кажется суровой, современной, все понимающей, а разжалобить и обвести вокруг пальца ее может каждый.

– Нет, не вру я, не вру! – закричал со слезой Санек. – А хочешь, Наташка здесь, позови ее, пусть она скажет! Она мне в горло вцепится, вот и поймешь…

Сандрик усмехнулся, а Санек струхнул – с чего это он ляпнул, что Наташка в горло ему вцепится?.. Не надо бы… Но что надо, он уже понимал слабо.

– Не вцепится, не бойся. Но звать я никого не стану. Давай прямо, Иваныч, – сказал Сандрик по-деловому, – денег хочешь? Так? С чего это ты меня разыскал? Ну, давай, давай колись. Хватит лапшу на уши вешать. Я ведь не посмотрю, что ты старый и больной. От водки, – уточнил он.

И Санек крикнул:

– Не на твои, щенок, пью, на свои, заработанные!

Вся история вдруг покатилась в тартарары – это Санек понял. Чего-то он не скумекал, а вот чего? И чего говорить? Мол, да, денег… Вспомнилась и Лерка – она говорила, что, мол, поплачься, он и отвалит. Но как плакаться, когда Санек вон уже куда полез – Наташку призвать! Щенком обозвал! Дурак он все-таки! Ох и напортачил ты, Санек… И он стих. Опустил голову, помолчал, а потом тихонько так сказал:

– Да не надо мне твоих денег! Тебя я хотел посмотреть! Да Катюха все просилась…

– Так не надо денег? – спросил Сандрик с лукавством. – Ну ладно. Повидал меня? Отлично. А это вот, – он вынул из кармана зеленый стольник, – моей сестре Катюхе, – насмешливо подчеркнул он имя, – на подарок. От меня. Рождественский. Думаю, хватит?

Санек одеревенел. Чего ж делать-то? Чего надумать?..

– Мне твоих денег, – сказал, – не надо. Пошел ты с ними! – Саньку терять уже было нечего.

У Сандрика раздулись ноздри и взгляд стал бешеный. Он поднялся с кресла и сказал, пряча в карман несчастный этот стольник: