Текст книги "Забытая ночь (СИ)"
Автор книги: Ксения Суханова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава 38
Анна
– Аня! – стоящая на крыльце женщина нежно улыбается, переминаясь на месте. – Я рада, что ты решилась. – крепко обнимает меня, целуя в щеку.
– Будто у меня был выбор. – бурчу себе под нос и беру под локоть бабушку. Мы с ней сегодня выглядим почти одинаково: на ней легкое платье нежно-розового цвета на запах, закрытые черные туфли на низком каблуке и небольшая черная сумка. Я сегодня тоже выбрала платье на запах, только красного цвета и в мелкий горошек. Черные босоножки на невысокой танкетке и сумка через плечо, в цвет обуви.
– А где Злата?
Я уже предвижу бурную реакцию на свой ответ. Она видела, в каком я была состоянии на протяжении двух недель.
– С Демьяном.
– Он здесь? – бабушка останавливается и дергает меня за руку, привлекая внимание. – Ань, зачем тебе эти проблемы и переживания?
– Я не могу без него... Уже не могу. – тихо отвечаю и отворачиваюсь, рассматривая яркую вывеску "РЕГИСТРАЦИЯ"
– Ой, милая... – неодобрительно цокает и несколько раз хлопает меня по плечу. – Пойдем.
Это все? Я ожидала упреков, а не этого... Надо сказать, я удивлена.
Минуя стойку регистрации, мы поднялись на третий этаж и, в полной тишине, приблизились к нужной палате. У отца была кома второй степени, насколько я поняла из рассказа бабушки. Надежда на восстановление есть и очень большая. Весь процесс может занять до года, если учитывать все травмы, полученные при столкновении с другим автомобилем. Черепно-мозговая травма, множественные переломы...
Нормально ли, что я не чувствую сострадания к этому человеку?
– Ты планируешь заходить? – я стою перед дверью с номером девять и не могу заставить себя схватиться за потертую дверную ручку.
Сердце колотится также сильно, как в ту самую ночь, когда я сбежала из дома. Я до паники боюсь увидеть знакомые глаза, которые раньше причиняли только боль, загоняли в клетку, измывались.
– Ты первая, пожалуйста. – хриплым голосом произношу и делаю несколько шагов назад, пропуская женщину.
– Я вчера при матери твоей не стала устраивать скандал, а надо было... – дергает плечами и дергает дверь на себя. – Дал же Бог родственников...
Секунда и я уже в палате. От резкого запаха лекарств меня начинает мутить. Я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не выбежать прочь из этого места. Палата расчитана на двоих пациентов, но сейчас в ней находится только отец и мать, сидящая ко мне спиной. Мама что-то тихо говорит, не обращая на нас внимания и держит отца за руку.
От вида огромного количества медицинских аппаратов, трубок и бинтов мне становится еще хуже. Я уже не могу сдерживать дрожь в теле, поэтому убираю руки за спину и крепко сжимаю зубы.
Не надо было поддаваться уговорам бабушки.
– Как Вы тут? – начинает она разговор, медленно приближаясь к белоснежной кровати с постельным бельём такого же цвета.
Первой поворачивается мама и слегка улыбается бабушке, затем, какой-то крякающий звук издает отец и хрипло произносит:
– Привет.
Я не вижу его лица, но инстинктивно делаю шаг назад, чем привлекаю внимание матери и бабушки. Вторая берет меня за руку и ободряюще улыбается, а первая... Мама, кажется, сначала и не узнает меня: хмурится, разглядывая моё лицо, а потом внезапно охает, прикрывая рот ладонями.
– Марианна?! – она поднимается с места и делает шаг на встречу, а я – еще один назад.
Ненавижу это имя.
– Не подходи. – хрипло бросаю и сжимаю ладонь бабушки, ища поддержки.
Не думала, что я настолько слаба, когда рядом родители. В их присутствии я снова начинаю ощущать себя маленькой девочкой, которую били шнуром от кипятильника, а потом запирали до утра в комнате.
Чтобы подумала над своим поведением.
Чтобы забыла, что такое "противоречие".
– Ты все такая же грубиянка. – усмехается родительница и возвращается на место рядом с отцом. – Андрей, как тебе сюрприз?
Я все эти минуты и не пыталась увидеть его лицо. Боялась. А теперь... Теперь мне интересно, как отреагирует отец.
Назовет дрянью, шлюхой или просто выставит за дверь?
Интересно и очень страшно.
– Вижу, ты вернулась... – я перевожу взгляд на отца и замираю. Всё лицо похоже на огромную гематому: губы разбиты, голова в перевязках, плавно переходящих на левое ухо. Но глаза остались неизменными.
Холодными. Чужими.
– Рабочие обстоятельства... Я скоро уеду. – зачем-то оправдываюсь, смотря в леденящие сердце океаны. Снова появляется раздражающее чувство неполноценности и жалости к самой себе. Ну, почему сейчас? – Как так получилось? – киваю на конечности в бинтах и гипсе.
– Если бы ты не выбрала жизнь распутницы, то, определённо знала бы, что случилось. – презрительно фыркает мама и поворачивается к отцу, нежно проводя по травмированной щеке ладонью.
Не понимаю, как можно принижать своего ребёнка и, в тот же момент, жалеть мужа? Откуда такое неравенство?
– Арина, ты переходишь границы! – подает голос бабушка. – Она впервые за столько лет вернулась домой, а вы сразу накинулись на девочку, как пираньи.
– Не лезь не в своё дело. – зло бросает мужчина и переводит взгляд на меня: – Это касается только нас, родителей, и ребёнка.
– Не стоит. – я опережаю бабушку и печально качаю головой. – У этих... Родителей, одно дерьмо в головах. Зря я приехала. – разворачиваюсь и направляюсь к дверям.
Сдерживать слёзы становится просто невозможно. Я снова та девочка, которая тонет в необоснованной ненависти собственных родителей.
Я ничего им не сделала! Я всегда старалась быть лучшей! Любимой!
– Снова сбегаешь? – голос матери останавливает меня в шаге от заветной цели.
– А ты хотя бы задумывалась, почему я это делаю, мама? – прикрываю глаза, пытаясь прогнать непрошенные слезы, но, вместо этого, ощущаю, как солёные капли начинают стекать по щекам.
– Трусиха ты. Вот, почему. – конечно, всегда виновата только я.
– Знаешь, надо было не в столицу бежать, а в полицию. – вытираю влагу с лица, оборачиваясь. – На вас только по статье за жестокое обращение с детьми можно дело открывать. Но, ещё было столько всего интересного, да, пап? – я подхожу к кровати и усмехаюсь, как сумасшедшая. – Может, расскажем, чего таить то?
– Заткнись, тварь. – выплевывает эта мразь. – Угрожать вздумала?
– О чём речь, Андрей? – хмурится мать, сжимая его руку.
– Боишься, что мама не поймет? – я перевожу взгляд на мать. – Прежде чем называть меня трусихой и тварью, сначала попытайся узнать своего мужа. Я была ребёнком, искавшим поддержку, а он – взрослым мужиком. Вы всю мою жизнь только и делали, что тешили своё больное самолюбие, унижая меня. Кто из нас жалок, мам? – не знаю, откуда во мне эта смелость, но я не могу остановиться. – Ты хоть раз спросила себя, почему твой ребёнок сбежал из дома? – печально усмехаюсь.
– Если бы ты была нормальным ребёнком, то никаких проблем бы не возникало. – она и вправду считает, что поступала и продолжает поступать правильно? – Чтобы не сделал твой отец, я уверена, ты этого заслужила.
Последнее предложение выдергивает почву из под моих ног.
Я этого заслужила...
Больнее быть уже не может, да? Так я себя убеждала до этого момента. Оказывается, возможно все.
Глава 39
Анна
Я не помню, как оказалась в коридоре, захлебываясь собственными слезами. Помню, как бабушка начала кричать, заступаться за меня, а потом...
Прошло, наверное, около двух часов с момента моего побега, когда я пришла в себя. Я сидела на одной из нескольких лавочек на территории больницы и рассматривала бескрайние небеса.
– Ты все ещё здесь? – вздрагиваю и оборачиваюсь в сторону говорившей.
– Забыла кинуть ещё одно оскорбление мне в след? – равнодушно спрашиваю, снова отворачиваюсь, возвращаюсь к разглядыванию редких облаков на ярко-голубом небе.
Как же странно... Я не чувствую сейчас никакой неприязни к матери, хотя совсем недавно была готова на все. Пугающая опустошенность и равнодушие... Хотела бы я всегда иметь такое хладнокровие.
Женщина ничего не отвечает, но садится на вторую половину скамьи. Мы долго сидели молча. Мне нечего было сказать человеку, который так легко вычеркнул меня из своей жизни, а она... Я не знаю, зачем она явилась.
– Знаешь, я никогда не хотела детей. – спокойно начинает свой рассказ. – А твой отец... Мы познакомились на вечеринке и оба очень сильно напились. Как итог: обременяющая беременность. Он уговорил меня сохранить ребёнка и выйти за него. Я согласилась, но... Любви с моей стороны не было. Ни к нему, ни к тебе. Я любила другого мужчину, но бросить вас не позволила общественность. – усмехается, дергая плечом. – Со временем, я привязалась к Андрею и, даже смогла полюбить, а вот тебя – нет. Я знала, что обязана была обеспечивать и обучать свою дочь, но на что-то большее не была готова.
– Зачем ты мне об этом говоришь? – я смотрю на нее, следя за каждым движением. Теперь мне хоть что-то понятно. Мать не хотела детей, а отец... Думаю, он хотел привязать её к себе, а я была лишь предметом для достижения целей.
– Не знаю. – пожимает плечами. – Просто... Так должно быть.
– Лучше бы ты сделала аборт.
Это единственное правильное решение в данной ситуации. Я бы не портила жизнь двум людям своим присутствием, а сама... Мне не пришлось бы переживать все, что со мной происходило.
– Да... – мы как двое когда-то знакомых людей, неловко переминающихся с ноги на ногу и не знающих, как вести себя. И это правда: мы никогда не разговаривали на такие темы. Были только крики, ссоры и слёзы. – А ты... Ты же не сделала аборт тогда?
– Нет. Та беременность стала для меня спасательным кругом. – а эта... Камнем, тянущим на дно.
– Кто родился?
– Девочка. Златослава.
– Значит, внучка. – снова усмехается, разглядывая меня. – Красивое имя.
Нет у тебя внучки. Как и дочери. В твоем сердце есть место только для насильника и собственных амбиций, мама. Я бы хотела ответить именно так, но, вместо этого, произношу:
– Спасибо.
– Вы вместе приехали? – осторожно киваю. – С кем ты её оставила?
– С отцом.
Зачем я об этом рассказываю? Какое ей дело, если в итоге все равно окажется, что жизнь своего ребёнка – пыль под ногами?
– Ты же не знала, кто... – начинает женщина, но я её грубо перебиваю:
– Какая разница, знала ли я отца Златы? Вы отправили меня на аборт. Не хотели слушать. Смысл сейчас об этом говорить, спустя столько лет?
– Марианна...
– Анна. – перебиваю родительницу и поднимаюсь со скамьи. – Меня зовут Анна.
Я не могу находиться в её обществе. Трудно спокойно разговаривать с человеком, который раньше только и делал, что смотрел на тебя с презрением или, еще того хуже, проявлял агрессию.
Почему она вообще решила сесть рядом? Возможно, увидела меня через окно или из далека... Зачем? Чтобы поделиться своей душещипательной историей?
Не понимаю я этого...
Я с самого начала знала, что сегодняшний день принесет много боли, но все равно пришла в больницу... Наивная дура. Кстати, а где бабушка?
До клиники, находившейся в десяти минутах ходьбы от текущего местоположения добралась за полчаса. Я шла, думая о том, как важно женщине самой распоряжаться своим телом, своей жизнью. Моя мать боялась осуждения общества, повелась на уговоры отца и сохранила беременность. И к чему это привело?
В нашей семье была только холодная ненависть и агрессия. Меня же, наоборот, они пытались отправить на аборт. Это было их решение, не мое. Возможно, мать видела во мне себя. Но... Наши ситуации совершенно разные. Где я и где она?
До моего приема оставалось еще около сорока минут. Неторопясь привела себя в порядок в уборной и присела напротив кабинета. На стенах было много информационных плакатов для будущих мам. Мне сразу вспомнились коридоры женской консультации когда я ходила беременная Златой.
Вот от чего, а от них меня тошнило. Нет, тошнило меня не от плакатов, а от общего настроения в учреждении. Меня буквально отправляли на аборт, пытаясь убедить, что ребенок в таком возрасте будет лишь помехой и несет в себе угрозу для моего организма.
Угрозу нес в себе персонал, а не мой ребёнок.
– Ворошилова? – из кабинета выглядывает приятная женщина лет сорока и улыбается. – Проходите, у меня окно образовалось. Приму Вас раньше.
Киваю и прохожу в кабинет. Что в коридорах, что в кабинете отсутствует тот противный запах хлорки из прошлого, здесь приятно пахнет чем-то ненавязчивым, приятным. Больницы вообще ассоциировались у меня только с болью и страхом.
Первым делом мы заполнили пропуски в медицинской карте, которую тут же мне и завели.
– С чем пожаловали, Анна Андреевна? – откладывает в сторону ручку и снова улыбается мне. От улыбки на её щеках образовываются ямочки, а под серыми глазами появляются еле заметные морщинки. Блондинистые волнистые волосы убраны в высокую прическу на затылки, придавая ей строгости.
– Хотела бы подтвердить беременность, сдать все необходимые анализы и... – я опускаю глаза к коленям и сжимаю кулаки.
Думать об этом было проще, нежели произносить в слух.
– Аборт, да? – понятливо кивает и вздыхает. – Это Ваше решение, Анна. Я не буду отговаривать, если все уже решено, но, сделаю все, чтобы возникло как можно меньше осложнений.
Глава 40
Демьян
Эта девочка заняла все моё время, но, как бы мне не хотелось, пришлось брать её в охапку и ехать на встречу с Золотовым. Вчера ночью выяснилось, что он имеет не плохие связи в местных правоохранительных органах. Не могу сказать, что я в тупике, но лишняя помощь не навредит.
К месту встречи мы с Златой приехали с небольшим опозданием. Она категорически отказывалась выходить из отеля, пока не найдет юбку.
Юбку!
В итоге, мы её нашли. Но! Юбку необходимо было погладить, а в номере не было ничего, что помогло бы мне в этой ситуации... Что-то я уже сомневаюсь в своем решении на счёт детей.
– Как ты? – старый знакомый поднимается из-за стола, когда я и Злата останавливаемся рядом.
– Голова с утра трещала так, что хотелось... – бросаю взгляд на девочку и качаю головой. – В общем, хорошо отметили встречу. – я усмехаюсь и пожимаю протянутую руку Золотова.
– Твоя? – кивает, указывая головой на Злату.
Я помогаю девочке сесть и протягиваю ей меню, которое тут же подносит шустрый официант. С удивлением рассматриваю ламинированные листы бумаги с яркими картинками.
А я и не знал, что в ресторанах есть отдельное меню для детей. Не, наверное, слышал пару раз о таком, но никогда в живую не видел.
– Можно и так сказать. – объяснять, кто такая Злата и почему она со мной... – Злат, это Дима – мой старый друг.
Она поднимает голову и начинает пристально рассматривать Димыча, от чего тот непонимающе поднимает брови и бросает на меня вопросительный взгляд.
А я что? Я не могу понять, что в голове у семьи Ворошиловых, поэтому ничем не могу помочь.
– Вы не похожи на старого человека. – выдает, спустя несколько минут пристального разглядывания друга.
– Спасибо. – удивлённо произносит Димыч и начинает смеяться. – Рад знакомству, Злата. Ты не против, если мы с твоим папой поговорим на взрослые и скучные для тебя, темы?
– Папой? – теперь сосредоточенный взгляд синих глаз перемещается на меня. От такого неожиданного внимания я дергаюсь. Что за херню несет Золотов? – Не против.
Все. Интерес ко мне потерян. Злата отворачивается от меня и начинает листать меню, разглядывая картинки с едой.
Меня сейчас одобрили или сделали одолжение?
Рядом с Златой я чувствую себя придурком, который вообще ничего не знает и не понимает в этом мире. Как Анюте удаётся найти подход к ребёнку?
– Смотри, Власов. – друг в миг превращается в хмурого мужика. Вот. Вот с таким Золотовым я привык работать. – Я немного пошаманил и достал кое-что для тебя. – он протягивает мне прозрачную папку с несколькими листами и откидывается на спинку стула, начиная разглядывать нас со Златой. – Извиняюсь, что вытащил тебя раньше запланированного времени, но на вечер у меня возникли неотложные дела.
– Забей. – бумага пожелтела, словно её долгое время держали на солнце, стала шершавой. – Что тут?
– Я сегодня утром съездил к мужикам, поговорил с ними и дал фамилии тех девчонок, которые ты прислал. Я кратко описал им всю ситуацию и попросил найти что-то из того, что ты бы не смог найти самостоятельно.
– И почему я не смог бы это найти?
– Этого нет в сети. Мы, знаешь ли, не в столице и до нас прогресс доходит несколько... – усмехается Димыч и делает заказ.
Даже интересно посмотреть на реакцию Самойлова, когда я расскажу ему о том, что Золотов смог достать информацию за несколько часов, а ему, для этого, требуется в несколько раз больше времени.
– Я тебя понял.
Официант быстро принимает у нас всех заказ, уделяя больше времени Злате: он описывал ей каждое блюдо и уточнял у меня, есть ли у нее на что-то аллергия. А я как дебил смотрел то на девчонку, то на щуплого пацана. Аллергия?
И откуда я должен знать об этом?
В остальном обед прошел спокойно. Я читал отчёты, написанные то от руки, то на компьютере и недоумевал. Ну не верю я, что техническая часть настолько плоха. Это было всего лишь восемь-десять лет назад.
Не двадцать.
– Понял, в чем весь прикол? – наконец, спрашивает мой собеседник, когда я отвлекаюсь от документов. Я киваю. – Все девочки-подростки ходили в одну школу дополнительных занятий. Но следаки, почему-то, не учли это.
– А еще, я только сейчас понял то, что Ника выбивается из всей этой кучи жертв. Им было 15-17. – поворачиваюсь к дочери Анюты и хмурюсь. – Все несовершеннолетние. Кроме моей сестры.
Это нормально, что мы при ребёнке обсуждаем такое?
Златослава все это время сидит и играет в какую-то бродилку на моем телефоне, совершенно не обращая на нас внимания. Но она же слышит и понимает, да?
Аня разрешает ей так долго сидеть в телефоне или нет? Скоро она составит нам всем компанию. И, надеюсь, я не услышу упреков в свой адрес.
Сегодня я понял, что ничерта не знаю о детях. Мне с псинами Старого легче работать, чем понять, чего хочет ребёнок и что с ним вообще делать.
– Но связь есть. Она же у тебя учила французский, да? – киваю. – Надо бы наведаться в ту школу. – еще раз киваю и поворачиваюсь к другу.
Получается, все эти года я копал совершенно в другом направлении от правды. Все, как и говорил Некрасов: его подставили, а тот, кто все это сделал, водит нас кругами.
– Я бы ещё хотел узнать, почему моя сестра стала постоянной клиенткой в Бархате. – не верю, что Ника могла подсесть на дурь, здесь что-то другое.
Связана ли школа с этим притоном? Что именно стало причиной её изчезновения?
Семь лет назад мне пришло сообщение на электронную почту. Там было несколько фотографий и одно видео. На фото сестра была в бессознательном состоянии и привязанной к столбу. Все в точности так, как и у остальных жертв. Синяки, порезы, кровь... И идеальное, расслабленное лицо. Отличительная черта ублюдка в том, что он уродует все, кроме лица.
Но, то видео... На нем Ника жива. Да, в ужасном состоянии, но она жива. Сестра сидит на земле, вокруг валяются куски веревок, что её удерживали. Она плачет. Звука на записи нет, но я смог прочувствовать всю её боль через экран компьютера.
Соль в том, что никому из родственников остальных жертв не присылали ничего, связанного с их дочерьми. Девочек находили работники ферм, туристы и простые зеваки на окрытых местностях, а Ника... Её тело так и не было найдено.
Если все это было простым фарсом, попыткой запугать меня, то почему не последовало никаких требований? Деньги, люди, жизнь... Я был готов отдать все, чтобы найти сестру.
Возможно, она все ещё жива.
– Это трудно сделать, ты сам знаешь.
– Да, знаю.
И дело не в том, что никто не станет рассказывать о том, что мне нужно. Вероятней всего, половины из посетителей тех годов уже нет в живых. Наркота, дурость... Причин много, но сути это не меняет. А те, что ещё живы... Их мозг уже настолько атрофировался, что вряд-ли кто-то вспомнит рыжую девчонку из бара.
Есть, конечно, те, кто может помнить сестру, но шансов мало.
– Я все же попытаю удачу и схожу в Бархат. – закрываю папку с бумагами и протягиваю их Золотову.
– Злата, убери телефон из рук. – мы все поворачиваемся на мелодичный голос и, наверное, только я замираю. Она плакала? – Надеюсь, я не помешала чему-то важному. – она легко улыбается и садится на единственное свободное место. Рядом с Димычем.
Меня сразу начинает одолевать дикая ревность. Захотелось открутить голову старому другу только за то, какие он бросал на девушку взгляды.
– Мам, ну совсем немного осталось!
От тихой Златы не осталось и следа. Внезапно включается режим хитрого лисёнка: она начинает строить глазки матери, и пытаться убедить её в том, что игра сейчас очень важна. Но, на Анюту это не действует, она качает головой и забирает у ребёнка телефон, а потом протягивает его мне.
– Убери его подальше. – я забираю смартфон и запихиваю его в передний карман брюк. – Ты что-то кроме блинов ела, Злата? – кивает на тарелку с нарезанными на ней блинами, которые буквально утопали в сгущёнке.
– Она ела суп с какими-то шариками. – отвечаю вместо девочки. – Отстань от ребёнка, Ань.
– Настоящая семейная драма, кто бы мог подумать, Власов. – Димыч молча наблюдал за тем, как мы переглядывались с Анютой, а потом решил вставить свой комментарий. Куда же без него! – Дмитрий, очень приятно.
– Анна. – девчонка дёргается и натягивает на лицо широкую улыбку, поворачиваясь к Золотову. – Рада знакомству.
– И я, рад, Анна. – он внимательно рассматривает её. Сканирует, я бы сказал.
Я знаю этот взгляд.
И это выводит меня из себя.
– Золотов, не смей. – тихо рычу, смотря на друга. Пока еще, друга.